История русской журналистики начала XX века

С. Я. Махонина

История русской журналистики начала XX века

Предисловие

Настоящее пособие посвящается истории русской журналистики начала XX в. Это период с 1900 по 1918 г.

До сих пор в рамках указанного времени обстоятельно изучалась преимущественно социал-демократическая, большевистская печать: «Искра», «Социал-демократ», «Новая жизнь», «Правда» и др. Основная масса периодических изданий общедемократического, либерально-буржуазного и монархического характера не исследовалась, хотя на рубеже веков издавалось несколько тысяч газет и журналов. Известное высказывание В. И. Ленина о том, что после 1895 г. в истории освободительного движения демократизм русской интеллигенции уступил место пролетарскому демократизму привело к однобокому, тенденциозному изучению истории русской журналистики 1900–1917 гг.

Несколько оживилось внимание ко всему богатому спектру печати начала XX в. в 1980-е годы в связи с повышением интереса историков, филологов к гражданской истории и культуре России предреволюционных десятилетий, появились работы представителей смежных с историей русской журналистики дисциплин: истории России, истории литературы, театроведения.

Предлагаемое учебное пособие впервые систематизирована излагает историю русской журналистики в предоктябрьский период. В его основу положен курс лекций «История русской журналистики начала XX в.», который читается на факультете журналистики МГУ с 1992 г. Курс создавался в соответствии с программой по истории русской журналистики XVIII–XX вв. и опирается на материал, излагаемый в лекциях по истории русской журналистики XVIII и XIX вв., а также и в лекциях по истории России.

Способ изложения материала в данном пособии несколько отличается от принятого в предыдущих курсах. В учебниках по истории журналистики XVIII–XIX вв. конкретный материал чаще всего сгруппирован по историческому принципу: он либо распределен по десятилетиям, либо сконцентрирован вокруг важнейших исторических событий. В этой книге историческая панорама охватывает короткий период – всего около 20 лет. Они наполнены войнами и революциями, события сменяют друг друга в невероятно быстром темпе. Поэтому рассказ о связи журналистики с историческими реалиями начала XX в. вынесен в отдельный раздел «Время и пресса», а анализ отдельных периодических органов, учитывая их чрезвычайное обилие, включен в раздел о типологических группах изданий, существовавших в это время в русской прессе.

Одна из основных задач учебного пособия – показать количественное богатство, типологическое разнообразие журналистики предреволюционного времени. Если для XIX в. самыми распространенными типами изданий были толстый ежемесячный журнал и большая качественная газета, получившая распространение в 80-е годы, то для журналистики начала XX в. характерно развитие многочисленных типов изданий, имевших в то же время и разнообразные подтипы. Кроме традиционных толстых ежемесячников, преимущественную роль начинают играть еженедельники самых разных видов – для семейного чтения, научно-популярные, для самообразования, сатирические, женские, детские. Широкое распространение получают на рубеже веков и в первые годы XX в. массовые и бульварные газеты. Появляются журналы-манифесты, развиваются разные типы отраслевой прессы, и самое главное – в 1905 г. впервые формируется легальная многопартийная пресса.

Раскрытие своеобразия различных типов изданий дает возможность понять систему печати, внутреннюю структуру отдельного органа периодики, охарактеризовать каждый не только как место публикации тех или иных статей, но и показать, как сам тип влияет на характер публикации, ее стиль, систему доказательств и прочее.

В разделах, посвященных различным типам изданий, в качестве примера приведены самые яркие, в наибольшей степени соответствующие данному типу, влиятельные и известные органы прессы. Их перечень может быть продолжен, типологические группы дополнены другими газетами и журналами подобного типа. Таким образом, учебное пособие носит открытый характер, предполагает расширение количества рассматриваемых изданий, позволяет классифицировать новые периодические органы, попавшие в поле зрения исследователя, преподавателя или учащегося.

При описании того или иного органа периодики основное внимание уделяется истории его создания, а также тем журналистам или общественным деятелям, которые принимали в нем активное участие. К сожалению, многие талантливые журналисты, публицисты, издатели начала XX в. оказались несправедливо забытыми. Имена некоторых из них читатель найдет на страницах данного пособия (А. И. Богданович, Л. З. Слонимский и др.).

Готовя книгу, автор опирался на те публикации газет и журналов 1900–1917 гг., которые посвящены теоретическим проблемам развития русской журналистики и тоже незаслуженно забыты в последующие десятилетия, на дневники, мемуары и воспоминания, большая часть которых вышла в свет еще в 20-х годах. Их список постоянно пополняется в последние годы.

Использованы в работе и последние исследования таких спорных фигур русской журналистики начала XX в., как А. С. Суворин и И. Д. Сытин[1] и др.

Учебное пособие предназначено для студентов факультетов и отделений журналистики, а также для всех интересующихся историей прессы начала истекшего века.

В конце книги дан список литературы, знакомство с которой поможет глубже понять отдельные вопросы или темы курса, выполнить письменные работы по данному периоду.

Б.И. Есин, зав. кафедрой истории русской журналистики и литературы факультета журналистики МГУ

ВРЕМЯ И ПРЕССА (1890-е—1918 гг.)

«Путь среди революций», по справедливому замечанию «трагического тенора эпохи» А. Блока, прошла Россия за первые 17 лет XX в. Вместе со страной этот путь преодолела и русская журналистика.

Революция 1905–1907 гг. потрясла основы самодержавного государства. Впервые за всю историю России в Манифесте 17 октября 1905 г. были провозглашены демократические свободы, в том числе свобода слова, разрешена организация легальных партий. Во время противостояния правительства и восставших журналистика, также впервые за 200-летнюю историю своего существования, осознала себя в качестве третьей силы, выполняющей свои специфические задачи: информировать население о происходящих событиях, отражать настроения общества, а не только участвовать в революции на стороне одной из борющихся сил.

«Медовым месяцем свободы печати» называли современники короткий период между 17 октября, когда был принят Манифест, до 24 ноября 1905 г., когда появились «Временные правила о печати», регулировавшие положение прессы рамками закона.

За неполных два десятка лет русские газеты и журналы пережили революцию 1905 г., годы реакции, когда административные кары, приостановки и аресты сыпались, как из рога изобилия, общественный подъем 1910–1912 гг., начавшуюся в 1914 г. Первую мировую войну, Февральскую революцию 1917 г., положившую конец самодержавию в России, и, наконец, большевистский переворот 25 октября 1917 г., после которого в течение года были закрыты практически все старые русские периодические издания.

• Развитие марксизма. «Легальный марксизм».

• Религиозный ренессанс рубежа XIX и XX вв.

• Журналистика в 90-е годы XIX в.

• П.Б. Струве, H. A. Бердяев, С. Н. Булгаков. Пересмотр идеи марксизма.

• Самый шумный скандал в журналистике начала XX в.

• Русско-японская война и начало первой русской революции.

• Революция и журналистика.

• Манифест 17 октября 1905 г.

• Легальная пресса и восставшие рабочие.

• Политические партии и печать в 1905–1907 гг.

• Переворот 3 июня 1907 г. и пресса.

• Переоценка революционных событий. Сборник «Вехи».

• Первая мировая война и печать.

• Последний год истории дооктябрьской журналистики.

Хронологические рамки периода истории русской журналистики, носящего название начала XX века, – 1900–1918 гг. Но практически все работы об историческом и культурном развитии России этого времени уделяют значительное внимание процессам, происходящим в стране в 90-е годы XIX в. Капитальные многотомные труды Института мировой литературы АН, посвященные «серебряному веку», начинаются с рассмотрения литературного процесса 90-х годов. Две книги, объединенные общим названием «Литературный процесс и русская журналистика конца XIX – начала XX в.», имеют подзаголовок: 1890–1904.

Действительно, предпосылки многих событий начала XX в. вызревают в 1890-х, когда кризис народнических идей вызвал пересмотр старых представлений во многих областях политической, духовной и культурной жизни, когда начался общественный подъем, приведший к революции 1905–1907 гг. Все это не могло не влиять на журналистику начала XX в. Поэтому при анализе прессы этого времени особое внимание необходимо уделить характеристике процессов, начавшихся в 90-е годы XIX в.

Последняя дата – 1918 г. – определяется тем, что именно в этот год были закрыты практически все основные общественно-политические органы периодики дореволюционной России, и система журналистики самодержавного государства перестала существовать.

В 1890-е годы страна вступила на капиталистический путь развития и быстро шла по этому пути, догоняя Западную Европу. Противоречия между новым способом производства и устаревшими формами управления усложняли социальные проблемы, порождали все более резкие столкновения внутри страны. Усилившееся во второй половине 90-х годов рабочее стачечное движение создавало почву для распространения революционных идей, идеологии марксизма, для создания социал-демократического движения. Идеология народничества, привлекавшая в прежние десятилетия умы передовой русской интеллигенции, себя исчерпала, политический террор не принес ожидаемых результатов. После убийства Александра II в 1881 г. лучшие представители «Народной воли» погибли, революционное движение народников было обескровлено. Позднее народничество так и не смогло вернуть себе былое влияние в обществе. В поисках нового мировоззрения часть русской интеллигенции обратились к учению К. Маркса, которое было известно в России с 1870-х годов. В 90-е годы труды К. Маркса изучали в рабочих кружках, его идеи положили в основу своей деятельности соратники Г. В. Плеханова и В. И. Ленина, возглавившие лагерь «революционных марксистов».

Обратили внимание на учение К. Маркса и наиболее прогрессивные представители русской интеллигенции, которые видели, что вопреки утверждениям народников о самобытном пути России, о возможности миновать капиталистический этап развития, Россия уже вступила на этот путь. В трудах К. Маркса об экономических формациях они пытались увидеть картину будущего страны, но прийти к этому будущему хотели не революционным, а иным путем. Этих людей тогда называли «легальными марксистами». Среди них были экономисты, философы, публицисты, снискавшие впоследствии мировую известность, такие, как П. Б. Струве, Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, М. И. Туган-Барановский и др. Все они активно сотрудничали в российской журналистике. Особенно активно работал П. Б. Струве, не только как публицист, но и как издатель и редактор.

П. Б. СТРУВЕ (1870–1944) – политический деятель, экономист, философ и публицист в 90-е годы редактировал журналы «Новое слово» и «Начало», которые вошли в историю прессы как издания «легального марксизма», активно сотрудничал в журналах «Жизнь» и «Мир божий». В 1902 г. П. Б. Струве создал заграничный журнал «Освобождение», вокруг которого объединились будущие конституционные демократы (кадеты), в декабре 1905-го выпустил новый для России тип политического еженедельника «Полярная звезда», с 1908-го стоял во главе солидного толстого ежемесячника «Русская мысль», издавать который продолжал в эмиграции до 1924 г. Во время Гражданской войны являлся членом Особого совещания при генерале А. И. Деникине, издавал одну из газет Белой армии. В эмиграции выпускал известный журнал «Возрождение». Струве, Бердяев и Булгаков прошли сложный путь осознания смысла происходящих в России революционных событий: от признания революционного пути как возможного, к созданию новой национальной идеи – необходимости поддержки правительства активными силами русской интеллигенции, к неприятию Октября 1917 г. Все эти мыслители, по мнению многих современных исследователей, полнее других олицетворявшие духовный ренессанс начала XX в., активно участвовали в деятельности русской прессы и всегда оказывали большое влияние на развитие общественной мысли.

На авансцене политической борьбы 1890-х годов выступали «революционные» и «легальные» марксисты, и в это же время появились еще немногочисленные представители русской философии, культуры и литературы, которые, пытаясь найти пути обновления и оздоровления жизни, обратились к духовному миру человека, к нравственным основам бытия. В начале 90-х годов возросло внимание интеллигенции к религиозным проблемам. Атеизм и материализм просветителей 60–70-х годов, имена которых были святы для оппозиционно настроенных молодых людей рубежа веков, подверглись пересмотру в первую очередь.

Одним из первых, кто начал разговор о необходимости переосмысления наследства шестидесятников, был философ, писатель и публицист В. В. Розанов.

В. В. РОЗАНОВ (1856–1919) публиковался в русских газетах и журналах самого разного толка. По данным «Словаря псевдонимов» И. Ф. Масанова, он печатался под 47-ю псевдонимами, самый известный среди них – В. Варварин. «Сотрудничал я, – вспоминал В. В. Розанов, – в очень многих газетах и журналах, – всегда без малейшего внимания к тому, какого они направления и кто их издает. Всегда относились ко мне очень хорошо. Только консерваторы не платили гонорара или задерживали его на долгие месяцы… Сотрудничая, я чуть-чуть приноравливал свои статьи к журналу, единственно, чтобы „проходили“ они, но существенно никогда не подавался в себе. Но от этого я любил одновременно во многих органах сотрудничать. Мне ужасно надо было, существенно надо протиснуть „часть души“ в журналах радикальных: и в консервативнейший свой период, когда, оказывается, все либералы были возмущены мною, я попросил у Михайловского участия в „Русском богатстве“. Я бы им написал действительно отличнейшие статьи о бюрократии и пролетариях (сам пролетарий, я их всегда любил). Михайловский отказал, сославшись: „Читатели бы очень удивились, увидев меня вместе с вами в журнале“. Мне же из этого ничего не приходило в голову. Материально я чрезвычайно обязан Суворину: ни разу он не навязал мне ни одной мысли, ни разу не внушил ни одной статьи, не делал и попытки к этому шагу…».[2]

В. В. Розанов одним из первых в русской журналистике нарушил принцип, строго соблюдавшийся в XIX в., – писатель или публицист сотрудничал в одном, близком ему по направлению органе прессы, переход в другой журнал или иную газету означал смену идейной ориентации автора. В XX в. этот принцип потерял свою актуальность и повсеместность.

В июле 1891 г. В. В. Розанов написал для газеты «Московские ведомости», имевшей в это время репутацию самого реакционного органа России, четыре воскресных фельетона, которые он называл «важнейшими» и «принципиальными». Первые два, опубликованные 7 и 14 июля, назывались: «Почему мы отказываемся от „наследства 60–70-х годов“?» и «В чем главный недостаток „наследства 60–70-х годов“?» В этих статьях Розанов утверждал, что поколение 60-х годов растеряло вечные идеалы, которые «с отдельными поколениями не исчезают». Что же это за идеалы?

«В сфере умственной – любить одну истину – это не есть ли идеал? В сфере нравственной – относиться ко всем равно, ни в каком человеке не переставать видеть человека – не есть ли для нас долг? И если мы видели, что опять и опять человек рассматривается только как средство, если мы с отвращением заметили, что таким же средством становится и сама истина, могли ли мы не отвратиться от поколения, которое все это сделало».[3]

По мнению Розанова, основная ошибка «отцов» в том, что они хотели строить и перестраивать жизнь человеческую «по грубым потребностям человека». Они потеряли «живую человеческую душу», «мир поэзии, религии и нравственности остался навсегда закрытым» для людей 60–70-х годов. Именно этот мир надлежало открыть «детям» – поколению рубежа веков.

Большой общественный резонанс статьи Розанова вызвали позже, в самом конце XIX в. С философом яростно спорили Н. К. Михайловский и В. В. Ленин, написавший статью «От какого наследства мы отказываемся?». Но розановские идеи оказались созвучны поиску смысла жизни, предпринятому тогда немногочисленными философами, писателями, создателями нового для России литературного движения – модернизма.

В. С. Соловьев, позже Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков и другие представители русского религиозного ренессанса создавали свои религиозно-философские концепции, пытались найти новые пути совершенствования мира и человека.

В 1892 г. заявили о себе русские символисты. Д. С. Мережковский в манифесте «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» обосновал философские и эстетические принципы нового искусства, чуть позже В. Я. Брюсов в сборниках «Русские символисты» продемонстрировал поэтические образцы творчества поэтов-символистов.

В начале XX в. модернизм в литературе, живописи, архитектуре, театре занял прочное место, оказал большое влияние на уникальную творческую и духовную атмосферу этого периода, который получил название «серебряного века» русской культуры.

Для развития русской журналистики 90-е годы XIX в. тоже период знаменательный. Ведущую роль в системе прессы начинают играть газеты, количество которых стремительно растет. Если рубеж XVIII–XIX вв. пережили только две газеты, то в 1891 г. издавалось 70 ежедневных и 226 не ежедневных газет. К 1912 г. ежедневных стало 417, из них 10 выходили два раза в день. В прессе заговорили о смерти толстого ежемесячного журнала, основного для журналистики XIX в. типа издания, господствовавшего на протяжении почти ста лет.

Но толстый журнал не умер: вынужденный уйти с первых позиций в системе печати, он сохранил свое влияние на читателей. Кроме уже существовавших журналов, в 90-е годы появляются новые, которым суждено было сыграть значительную роль в XX в., в том числе «Мир божий», вышедший к 1904 г. на первое место среди толстых изданий по тиражу.

Резкая поляризация взглядов и политических симпатий, характерная для первых лет XX в., предшествовавших первой русской революции, ярко отражалась в журналистике. Для читателей русские газеты и журналы этого времени отличались друг от друга, в первую очередь, своим направлением или системой взглядов, пропагандируемых на их страницах. Определенность и однородность направления, как и в прежние десятилетия, являлись основной характеристикой издания.

Периодические издания 90-х годов по своим направлениям распределялись следующим образом. На крайнем правом фланге стояли газета «Московские ведомости» («хранительница дворянских интересов», по определению журнала «Вестник Европы»), и после смерти своего издателя М. Н. Каткова сохранившая репутацию консервативного, охранительного органа, и газета князя В. П. Мещерского «Гражданин», который хотел во что бы то ни стало, если не быть, то слыть органом дворянства, привилегированным истолкователем «идеалов преданий и заветов». Эти газеты не имели никакой популярности ни среди интеллигенции, ни среди дворянства. В январе 1902 г. во время празднования 30-летия со дня основания «Гражданина» появились два письма от представителей русского дворянства, широко цитировавшихся в прессе. В одном из них говорилось: «Негодование и протест вызывала не только в передовых его (дворянства) представителях, но и в громадном его большинстве ваша проповедь узкосословных тенденций, ваша апология дореформенных порядков в виде розги и административного произвола, ваша защита не духовных интересов дворянства, как вы ошибочно полагаете, а низменных побуждений кастового эгоизма».[4]

В той или иной степени поддерживали идеи монархии и порядка газеты «Свет», «Новое время», журнал «Русский вестник». Умеренно оппозиционная пресса была представлена журналами «Вестник Европы», «Русская мысль», газетой «Биржевые ведомости». Самым популярным оппозиционным изданием была московская газета «Русские ведомости» – «орган русской интеллигенции», по мнению современников. Заметным оппозиционным изданием на рубеже веков стал московский «Курьер» – одна из первых городских демократических газет. В «Курьере» сотрудничали известные русские журналисты и писатели: Л. Андреев, А. Серафимович, B. Гольцев, Н. Ашешов и др.[5]

Самым левым, «анархическим» изданием рубежа веков председатель Кабинета министров в 1905 г. С. Ю. Витте считал журнал «Русское богатство», в котором сотрудничали видные деятели позднего народничества во главе с Н. К. Михайловским.

Издания «легальных марксистов», журналы «Новое слово», «Начало», «Жизнь», очень быстро были закрыты правительством. Только «Мир божий», в котором печатались последователи марксизма в его легальном варианте – П. Б. Струве, Н. А. Бердяев, C. Н. Булгаков и другие, издавался достаточно долго, до 1906 г.

В 1900 г. социал-демократами и эсерами были предприняты успешные действия по созданию политических партий. Запрещенные в России партии возникали нелегально за границей. Первыми политическую работу по созданию своих организаций начали самые крайние левые группы – «революционные марксисты» и социал-революционеры (эсеры). И те и другие организацию своих партий начали с постановки нелегальных заграничных печатных органов. «Строительными лесами» социал-демократической партии считал В. И. Ленин газету «Искра», которая начала выходить в Лейпциге в 1900 г., затем типография была перенесена в Мюнхен, Лондон, Женеву. «Искра» выполнила свою задачу, и в 1903 г. со второй попытки, была создана Российская социал-демократическая рабочая партия (РСДРП).

С конца 1900 г. начали выпускать свое печатное издание эсеры, сначала в России, а с 1902 г. в Женеве. Центральный орган партии «Революционная Россия» был, по определению лидера эсеров В. Чернова, «ни газета, ни журнал».

С 1902 г. под руководством П. Б. Струве начинает издаваться журнал «Освобождение», сначала в Штутгарте, потом в Париже. Вокруг него группируются те силы русской интеллигенции, которые в 1905–1906 гг. оформятся в партию кадетов (конституционных демократов).[6]

В России рубеж веков ознаменовался переориентацией взглядов известных мыслителей. В 1901 г. в журнале «Мир божий», известном как один из органов «легальных марксистов», с рядом статей выступил Н. А. Бердяев. Уже в первой, имевшей название «Борьба за идеализм», он заявил об отказе от марксизма и о переходе на позиции идеалистической философии.

Н. А. БЕРДЯЕВ (1874–1948) – религиозный философ, публицист, по мнению современных западных исследователей, являлся мыслителем, полнее других олицетворявшим идеи русского духовного ренессанса начала XX в. Н. А. Бердяев и С. Н. Булгаков, первыми начавшие переоценку марксистских взглядов, подчеркивали в своих статьях, появившихся в самом начале столетия, что в вопросе о социально-экономическом развитии России они продолжают оставаться на марксистской точке зрения, но хотят дополнить экономическое учение К. Маркса, где практически игнорируются интересы отдельной личности, проблемами этики. По словам С. Н. Булгакова, кризис, переживаемый марксизмом (имелась в виду критика учения К. Маркса, усилившаяся в западной науке), имеет не экономический, не политический, а моральный характер. Основную мысль русских критиков марксизма Л. З. Слонимский – автор журнала «Вестник Европы», известный своими выступлениями против идей К. Маркса и их последователей, сформулировал так: «Нужно человеком быть и свое право на образ и подобие Божества нельзя уступить ни за какие блага мира, ни за счастье и довольство свое или хотя бы всего мира, ни за власть и успех в жизни».[7]

Считая, что марксизм воодушевляет своих сторонников верой в близкий и закономерный приход иного, совершенного общества и поэтому он силен не научными, а утопическими взглядами, Бердяев и Булгаков предлагали марксистам заменить их веру другой – христианской, или мистико-идеалистической. Таким образом, разными путями представители русской философской и творческой мысли приходили к идее христианства, обновленного, оплодотворенного современной философской мыслью.

В 1901 г. по инициативе петербургских литераторов-символистов Д. С. Мережковского, З. Н. Гиппиус, Н. М. Минского, философа В. В. Розанова, издателя «Журнала для всех» В. С. Миролюбова, редактора «Мира искусства» художника А. Бенуа и других в Петербурге начинаются заседания религиозно-философских собраний, в которых принимают участие и наиболее прогрессивные представители православной церкви: преподаватели Петербургской духовной академии А. Карташев и В. Успенский, чиновник Святейшего синода В. Тернавцев, редактор журнала «Миссионерское обозрение» В. Скворцов и др. На заседаниях, отчеты о которых печатались в 1903 г. в журнале «Новый путь», обсуждались проблемы свободы совести и веротерпимости, общественной роли церкви и ее взаимоотношений с государством, религиозные основы брака, семьи и так далее. Разрешенные сначала К. Победоносцевым, в 1904 г. собрания были запрещены, так как не все то, о чем там говорилось, соответствовало догматам ортодоксальной церкви. Они еще раз ненадолго возобновились, но гораздо позже.

В 1902 г. вышел из печати сборник философских статей, где были опубликованы работы Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, С. Л. Франка – известных в России философов-идеалистов и др. Несмотря на сугубо научный характер и название «Проблемы идеализма» сборник вызвал большой общественный резонанс. Именно в статьях этой книги произошла окончательная переоценка и марксизма и материализма, на ее страницах Н. А. Бердяев обосновал «этический принцип личности как самоцели и абсолютной ценности». «Нравственность, – писали авторы сборника во введении – есть безусловное признание в каждом человеке его духовного „я“ и безусловное уважение к его правам».[8]

13 января 1902 г. разразился один из самых шумных скандалов в русской журналистике. В этот день газета «Россия», известная публике благодаря знаменитым фельетонам В. М. Дорошевича и A. В. Амфитеатрова, опубликовала фельетон последнего «Господа Обмановы», содержавший незавуалированные намеки на царствующий дом. Впоследствии свидетели рассказывали, что первым прочитал фельетон духовник царя Янышев и поспешил с докладом к Николаю II. В господах Обмановых, в их сыне Нике-Милуше (это прозвище надолго осталось за российским императором) царь безошибочно узнал отца, деда и себя самого. Газета была приостановлена и больше не возобновилась. А. В. Амфитеатров, как выяснилось позднее, был отправлен в Минусинск, да так поспешно, что вынужден был уехать в осеннем пальто, потому что шуба была заложена.[9] Все более или менее причастные к журналистике долго гадали, на что надеялся Амфитеатров, публикуя «Господ Обмановых», и читали ли фельетон перед публикацией редактор Г. П. Сазонов и B. М. Дорошевич. Возможно, Амфитеатров надеялся, что царь промолчит, чтобы не раздувать скандала. Так или иначе, фельетон стал основной сенсацией на долгое время.

При всей неясности мотивов Амфитеатрова, сделавшего подобный выпад против царствующей династии, само появление такого фельетона – факт очень симптоматичный для России начала 900-х годов, когда в преддверии первой русской революции в обществе резко усилились антисамодержавные настроения.

В 1903 г. отмечалось 200-летие русской журналистики. Почти все газеты и журналы публиковали статьи о ведущих органах прессы, начиная с «Ведомостей», учрежденных Петром I и появившихся в начале 1703 г. К юбилею был подготовлен «Сборник статей по истории и статистике русской периодической печати в 1703–1903 гг.», но в основном празднование вылилось в разговор о бесправном, угнетенном положении прессы в России. Много писали о цензурных запретах, административных преследованиях, полном отсутствии права на свободное слово.

Результатом этого обсуждения проблем свободы печати явилась вышедшая в 1905 г. книга сотрудников газеты «Русские ведомости» Вл. Розенберга и В. Якушина «Русская печать и цензура в прошлом и настоящем».

В 1904 г. началась русско-японская война. Она была крайне непопулярна в России, виновниками считались придворные круги, у которых были разногласия с Японией из-за лесных концессий на Дальнем Востоке. Поражение в войне, растущее недовольство политикой правительства накалили общественную атмосферу, заставили самодержавие пойти на некоторые послабления режима.

В августе 1904 г. министром внутренних дел стал П. Д. Святополк-Мирский, который провозгласил «эпоху доверия» правительства обществу, слегка ослабил цензуру, разрешил съезды земских деятелей и т. д. Осенью началась, по выражению А. С. Суворина, «правительственная весна», давшая возможность открыто обсуждать такие проблемы, о которых раньше запрещалось даже упоминать.

9 января 1905 г. разразилась первая русская революция. Расстрел мирной демонстрации, которую священник Григорий Гапон вел к Зимнему дворцу с петициями и просьбами к царю, потряс всю Россию. Правда, в истории расстрела есть непонятные моменты: судя по дневникам Николая II, царя не было в этот момент не только во дворце, но и вообще в Петербурге. Знал ли об этом Гапон? Наверное знал, не мог не знать. В трудах историков последних лет появился тезис о том, что события 9 января – провокация, направленная не только против рабочих, но и против Николая II.

О готовящемся расстреле некоторые общественные деятели знали еще накануне. 8 января в редакции одной из самых влиятельных газет Петербурга «Наши дни» собрались писатели, адвокаты, ученые, журналисты. Было решено послать к Святополк-Мирскому депутацию. В нее вошли А. М. Горький, член редколлегии журнала «Русское богатство» Н. Ф. Анненский, активные сотрудники этого журнала А. В. Пешехонов, В. А. Мякотин, политический обозреватель «Вестника Европы» К. К. Арсеньев, редактор газеты «Право» И. В. Гессен, известные историки Н. И. Кареев, В. И. Семевский и др. Пытаясь остановить расстрел, участники депутации разговаривали с С. Ю. Витте, но никаких результатов этот разговор не дал. После Кровавого воскресенья все члены депутации были арестованы, А. М. Горький на целый месяц был отправлен в Петропавловскую крепость.

Журналистика в годы первой русской революции прошла очень своеобразный, сложный путь: за короткое время она пережила и «медовый месяц свободы», по выражению современников, и ожесточенный административный нажим со стороны власти, и попытки восставших рабочих взять ее под свой контроль. Журналистике пришлось самоопределиться, осознать собственную, только прессе присущую роль в период общественных бурь и катаклизмов.

Уже в конце 1904 г. печать «явочным порядком» расширила те жесткие цензурные рамки, в которые она была поставлена Александром III в 1880-е годы. Председатель Кабинета министров С. Ю. Витте в своих воспоминаниях писал: «Пресса начала разнуздываться еще со времени войны; по мере наших поражений на востоке пресса все смелела и смелела».[10] Очень интересную запись сделал 16 ноября 1904 г. в своем дневнике А. С. Суворин, известный публицист, редактор-издатель одной из самых влиятельных газет «Новое время»: «Вот она, „весна“, которую я провозгласил 3 ноября 1903 года. „Право“ и „Наша жизнь“ в либерализме всех превзошли, затмили „Русские ведомости“. Одни „Московские ведомости“ защищают самодержавие, в них печатаются письма с выражением сочувствия самодержавию. Вчера в Москве в Дворянском собрании во время концерта Собинова шикали гимну одни, другие аплодировали, а с хор падали прокламации. В земских собраниях не мудрено, что станут кричать „долой самодержавие“».[11]

Это свидетельство человека отнюдь не революционно настроенного, оно показывает всю напряженность общественной жизни страны в предреволюционные и революционные дни.

Газеты, о которых писал Суворин, – «Право», «Наши дни», «Наша жизнь», «Товарищ», «Сын Отечества» – были самыми популярными легальными изданиями 1905 г., они выходили в Петербурге, их издавали и читали представители оппозиционно настроенной интеллигенции. Эти газеты быстро исчезали под ударами цензуры, но те же редакции выпускали их снова уже под другими названиями.

После трагических событий 9 января 1905 г. русская печать была лишена возможности опубликовать какие-либо материалы, кроме официального сообщения. Многие уже набранные материалы были конфискованы полицией, делавшей обыски в помещениях редакций. Тогда газеты и журналы начали своеобразную забастовку. 9 января собрание представителей газет «Русь», «Новости», «Новое время», «Биржевые ведомости», «Слово», «Право», «Наборщик» приняло заявление, где говорилось, что эти газеты «не находят возможным считаться с цензурными запретами» печатать сообщения о событиях общественной жизни.[12] Следует заметить, что среди этих газет были не только самые радикальные, но и достаточно умеренные органы прессы, такие как «Санкт-Петербургские ведомости» и «Новое время». Но то, что газеты должны информировать читателя о происходящем в охваченной революцией стране, понимали все деятели русской прессы, и левые, и правые.

Почти все издания начали печатать в начале номера: «Выходит без цензуры». Цензура была устранена «явочным порядком». Пресса стала помещать такие материалы, которые раньше никогда бы не увидели света. Например, в первой половине 1905 г. широко обсуждался «Проект русской Конституции», изданный весной редакцией журнала «Освобождение». Публиковались материалы о многочисленных съездах, которые проходили в это время в России: съездах земцев, промышленников, торговцев и многое другое.

Вспоминая осенние месяцы до Манифеста 17 октября 1905 г., С. Ю. Витте писал: «Вся пресса превратилась в революционную в том или другом направлении, но с тождественным мотивом – „долой подлое или бездарное правительство, или бюрократию, или существующий режим, доведший Россию до такого позора“. Петербургская пресса, дававшая и поныне, хотя и в меньшей степени, дающая тон всей прессе России, совершенно эмансипировалась от цензуры и составила союз, обязавшийся не подчиняться цензурным требованиям. В этом союзе участвовали почти все газеты и в том числе консервативные, а также „Новое время“».[13]

Председателя Кабинета министров особенно возмущало поведение правой прессы, которая «совсем поджала хвост». Действительно, правая печать растерялась до такой степени, что даже оплот самодержавия – «Гражданин» князя В. П. Мещерского в 1905 г. перестал выходить, его заменили личные дневники издателя.

Положение русской журналистики в первый революционный год было очень сложным. С одной стороны, правительство, во всем видевшее революционные настроения, усиливало административное и цензурное давление на журналистику, с другой – восставшие рабочие, особенно наборщики, от которых зависела техническая сторона издания газет, прекращали работу типографий, не допускали выхода газет из-за их недостаточной революционности. Не выходили газеты во время всеобщих забастовок. Так, 8 января 1905 г., кроме «Ведомостей Петербургского градоначальства», не увидела свет ни одна газета. Депутат Государственной думы трех созывов В. В. Шульгин – сын редактора газеты «Киевлянин», сменивший впоследствии отца на этом посту, рассказывал в книге воспоминаний «Дни» о революционных событиях в Киеве и о рабочих своей газеты: «Однажды, когда я вернулся, меня встретила во дворе группа наборщиков. Они, видимо, были взволнованы. Я понял, что они только что вышли от Дмитрия Ивановича (Пихно, редактор „Киевлянина“. – С.М.). „Невозможно, Василий Витальевич, мы бы сами хотели, да никак. Эти проклятые у нас были. Кто? Да от забастовщиков, от „комитета“. Грозятся: „Вы тут под охраной работаете, так мы ваши семьи вырежем“. Ну что же тут делать?! Мы сказали Дмитрию Ивановичу: хотим работать и никаких этих „требований“ не предъявляем, но, – но боимся.“ Я понял, что эти люди искренно хотели бы „не уступать“, но. страшно. И вправду, есть ли что нибудь страшнее толпы?..»[14] Таким образом, не везде и не всегда приостановка всех изданий, кроме рабочих, была выражением воли всего восставшего пролетариата, часто в этом проявлялся диктат новых органов власти – Советов рабочих и крестьянских депутатов, создаваемых восставшими параллельно со старыми органами власти.

К 17 октября в Петербурге Совет рабочих депутатов представлял значительную силу, и столичная пресса вынуждена была считаться с его решениями. Все типографии были в руках рабочих-наборщиков, от них зависела судьба газет, и, как раздраженно заявлял Витте, «по карманным соображениям все газеты революционизировали». Конечно, частная газета должна была учитывать материальные потери от постоянных приостановок, но редакторы и сотрудники понимали, что в революционные дни необходимо информировать население о происходящем, и старались сохранить жизнь своего издания любой ценой. Кроме того, общее недовольство российскими порядками, стремление их изменить, романтика революционного подъема увлекали журналистов, давали возможность писать острые обличительные материалы.

В начале октября в Петербурге возник Союз в защиту печати. Инициатором его создания выступила газета «Наша жизнь», в ее помещении проходили первые заседания, потом они были перенесены в более просторную редакцию «Нового времени».

Основной вопрос, стоявший в центре внимания членов Союза, – вопрос о свободе печати. Ослабления цензурного гнета требовали все: и правые, и левые, и журналисты, и издатели. Но каждая группа изданий свободу печати понимала по-своему, поэтому обсуждение конкретных мер по ее обеспечению продвигалось медленно.

В сборнике статей «Свобода печати при обновленном строе», вышедшем в 1912 г., один из известных издателей Н. Ганфман в статье «Явочный период свободы столичной печати» рассказал о заседаниях Союза накануне Манифеста. В заседании участвовали представители газет «Биржевые ведомости», «Наша жизнь», «Неделя», «Новое время», «Новости», «Право», «Русская газета», «Русь», «Свет», «Слово», «Сын Отечества», «Юрист». Назвав имена присутствующих на заседании, автор распределил их по определенным группам, как принято было тогда среди деятелей прессы. Во-первых, группа «нововременцев» как символ правой печати, затем «радикальная пресса» – «Новая жизнь», «Право», «Русская газета», «Русь», «Сын Отечества». Отдельно указаны члены редакций журналов «Русское богатство», «Журнал для всех» и «Мир божий», представлявших левое крыло русских ежемесячников. В таком составе «комитет действия», как его называли, обязался следить за осуществлением свободы печати «явочным порядком», т. е. выпускать новые номера журналов и газет, не представляя их в цензуру.

Считалось, что подписать Манифест 17 октября 1905 г. Николая II заставил С. Ю. Витте. На самом деле таких людей было трое. Кроме Витте, это – беспартийный адвокат Г. Хрусталев-Носарь, возглавлявший Совет рабочих депутатов, и дядя царя Николай Николаевич.

Хрусталев-Носарь организовал всеобщую забастовку, начавшуюся с забастовки транспортников. Таким образом была парализована жизнь Петербурга. Одновременно с этим группа придворных требовала диктатуры, на роль диктатора выдвигали дядю царя Николая Николаевича, но тот, угрожая застрелиться на глазах у всех, потребовал подписания Манифеста, проект которого подготовил Витте.

Манифест 17 октября «Об усовершенствовании государственного порядка» обещал Конституцию, наделял законодательными функциями Государственную думу, провозглашал свободу слова, собраний, союзов, обещал неприкосновенность личности. Но Манифест был провозглашен без всякой подготовки. Страна растерялась, растерялись армия и полиция. Так как в Манифесте не было сказано о равноправии населявших Россию народов, во многих городах начались еврейские погромы, стреляли не только погромщики, но и боевые дружины самообороны, организуемые в еврейских кварталах. Армия начала делать свое дело – наводить порядок.

В 1905 г. трон был спасен, потому что часть народа еще стояла за монархию и защищала царя.

Либерально настроенная русская интеллигенция истолковала Манифест как долгожданную Конституцию, объявила революцию законченной.

17 октября в редакции «Слова» с нетерпением ждали царский Манифест, который был доставлен вечером. Сотрудник «Нового времени» А. А. Пиленко встал на возвышение и торжественно его прочитал. «Каждое из основных положений, устанавливающее начала конституционализма, было встречено горячими рукоплесканиями и криками восторга. Да, это Конституция – таков был единогласный и радостный отклик всех представителей печати без различия направлений».[15]

Союз в защиту печати заседал 17 октября еще два раза, основным в повестке дня был вопрос о скорейшем выходе газет, приостановленных во время всеобщей стачки. Но переговоры с рабочим стачечным комитетом закончились неудачей, и газетам не удалось опубликовать даже текст Манифеста. Его опубликовал только «Правительственный вестник», а «Новому времени» пришлось отпечатать текст на машинке и вывесить в окне редакции. В Москве «Русское слово» И. Д. Сытина тоже было приостановлено по приказу Совета. И хотя рабочие сытинских типографий в забастовке не участвовали, в помещении газетной типографии был отключен свет, и станки не работали. Издание «Русского слова» было перенесено в книжную типографию, снабженную автономным энергоснабжением. Газета смогла опубликовать Манифест и выйти в свет, но газетным полосам пришлось придать книжный формат.[16]

19 октября к Витте отправились представители петербургских газет. От имени прессы говорил С. М. Проппер – издатель «Биржевых ведомостей». Он требовал удалить генерал-губернатора Петербурга Трепова – виновника расстрела 9 января, вывести из Петербурга войска, а охрану города поручить городской милиции. «Мы правительству вообще не верим», – заявил Проппер. До 22 октября, когда снова был разрешен выход газет, пресса сохраняла антиправительственные настроения.

Время с 17 октября до 24 ноября современники называли «медовым месяцем свободы печати». Сотрудники большинства газет и журналов упивались долгожданной свободой слова, выпускали номера изданий без цензуры, обсуждали самые острые темы.

Однако в это время легальная печать осталась один на один с Советами, которые по-прежнему не допускали выхода газет не социал-демократического толка, особенно в периоды забастовок, следовавших одна за другой. В связи с началом Декабрьского вооруженного восстания Московский Совет рабочих депутатов с 7 декабря запретил издание всех городских газет и распространение петербургских. Это вызвало резкий протест Союза печати, и «общее собрание Союза печати почти единогласно (возражала одна социал-демократическая „Новая жизнь“ в лице ее редактора Н. М. Минского, вышедшего после этого из Союза) постановило, что интересы всего общества и самого освободительного движения требуют, чтобы забастовки не распространялись на периодическую печать, и ввиду того, что рабочие хотели допустить только выход своих изданий, подчеркнуло, что принцип свободы печати требует, чтобы направление издания не играло никакой роли при решении вопроса о выходе его в свет» (выделено мной. – С.М.).[17]

Таким образом, в 1905 г. деятели русской журналистики подчеркивали, что основная цель периодики – информировать читателей о происходящих событиях и свобода прессы означает, в первую очередь, свободу выхода в свет любых изданий вне зависимости от их направления.

В это время привычный для русской журналистики принцип оценки издания только по его направлению утрачивает свою обязательность и повсеместность. В переломные моменты истории информационная роль журналистики выходит на первый план, опережает требование последовательности и чистоты направления. Тем более что в момент общественного подъема, всеобщего увлечения революционными настроениями различные оттенки идеологий, политических пристрастий, программ становятся плохо различимыми на фоне общего недовольства существующими порядками. В такое время трудно строго различать направления газет и журналов, отличающихся друг от друга только оттенками, нюансами, не всегда имеющими принципиальный характер.

Зато необходимость в информации, даже по-разному, тенденциозно поданной, ощущалась всеми слоями общества. Эту информационную роль и должна была выполнять пресса, подвергавшаяся ударам и справа, и слева, и со стороны самодержавного государства, к чему все привыкли, и совершенно неожиданно, со стороны восставших, которых значительное число изданий поддерживало.

«Печати, освобожденной от правительственного гнета, грозит произвол, зарождающийся в собственной среде, – писал „Вестник Европы“ в январе 1906 г. – Если бы в нашей печати получили право гражданства приказы, идущие от рабочих, то положение ее стало бы худшим, чем при правительственной цензуре». Возражая против забастовок, парализующих деятельность прессы, журнал замечал: «Полная нецелесообразность газетных забастовок не может подлежать никакому сомнению. Успех забастовки создает настроение. Настроение, если не создает, то поддерживает на известной высоте всего сильнее газета – освещением событий и еще больше сообщением фактов. Поэтому первейшее средство понизить напряжение общественного настроения – прекратить газеты. Эти бесспорные соображения заставляли и в октябре, и в ноябре и теперь в декабре поголовно всех издателей, редакторов и сотрудников газет, особенно радикальных, добиваться возможности писать и печатать. Наборщики же, печатники и вообще все механические работники печати всякий раз отвечали решительным и упорным отказом».[18] Авторы этих строк – К. К. Арсеньев и В. Д. Кузьмин-Караваев – как бы уговаривают рабочих, пытаются доказать им, что пресса полезна и во время забастовок, и прекращение выхода газет недопустимо с точки зрения общественных интересов.

24 ноября 1905 г. правительство утвердило «Временные правила о печати», где многие обещанные свободы не получили законодательного подтверждения, но было узаконено основное достижение революционного года – явочный порядок выхода новых изданий.[19]

Существовавшую раннее систему выхода новых органов называли концессионной. Главное управление по делам печати давало разрешение на выход нового органа, только убедившись в благонадежности его будущих сотрудников. В правилах 24 ноября 1905 г. был узаконен явочный порядок выхода: достаточно было подать прошение и через две недели получить разрешение. Такой порядок давал возможность быстро заменять приостановленное издание другим при том же составе сотрудников. Он был более выгодным для деятелей русской прессы.

Примечания

1

См.: Динерштейн Е. А. A. C. Суворин. Человек, сделавший карьеру. М. 1998.

2

Розанов В. В. Сочинения. М., 1990. С. 14.

3

Там же. С. 131, 144.

4

См.: Вестник Европы. 1902. № 2. С. 804, 874–875.

5

См.: Родионова Т. С. Московская газета «Курьер». М., 1999.

6

Об «Освобождении» см.: Шацилло К. Ф. Русский либерализм накануне революции 1905 1907 гг. М., 1985.

7

Вестник и библиотека для самообразования. 1903. № 43. С. 1906.

8

Проблемы идеализма. СПб. Без года. С. 3.

9

См.: Суворин А. С. Дневник. М., 2000. С. 425.

10

Витте С. Ю. Воспоминания. М., 1960. Т. II. С. 546.

11

Суворин А. С. Дневник. М., 2000. С. 476–477.

12

См.: Бережной А. Ф. Царская цензура и борьба большевиков за свободу печати. Л., 1967. С. 193.

13

Витте С. Ю. Воспоминания. М., 1960. Т. II. С. 546.

14

Шульгин В. В. Годы дни 1920. М., 1990. С. 345.

15

Свобода печати при обновленном строе. СПб., 1912. С. 49.

16

Рууд Чарльз. Русский предприниматель, московский издатель Иван Сытин. М., 1996. С. 105.

17

Свобода печати при обновленном строе. С. 49.

18

Вестник Европы. 1906. № 1. С. 357–358.

19

См.: Смирнов С. В. Легальная печать в годы первой русской революции. Л., 1981. С. 12–13.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.