Папарацци - Папарацци (сборник)

Фотографии легко рассортировались на две стопки. На одних толстячок занимался сексом с рыжеволосой женщиной крупных форм. Здесь он занимал активную позицию, то есть был сверху и, судя по эмоциям, отраженным на его лице, очень старался. На другой группе фотографий старикан, по-видимому, устал и перешел к «активному отдыху». Сменив пышнотелую партнершу на худенькую черноволосую нимфетку и посадив ее сверху, он лежал на спине с закрытыми глазами и блаженной улыбкой на устах.

Я не могла понять, почему именно этот мужчина особенно приглянулся фотографу – с эстетической точки зрения любовные игры с его участием были не слишком привлекательны. Куда выигрышнее смотрелся более молодой и, судя по снимкам, более изобретательный худощавый брюнет в паре с крашеной блондинкой.

Итак, внимательно рассмотрев все имеющиеся в моем распоряжении фотографии, я решила, что пора делать выводы. Их было несколько.

Фотографии, лежащие у меня на постели, являлись компроматом, и компрометировали скорее всего того самого лысого толстяка.

Совершенно ясно, что люди, преследовавшие на моих глазах парня в джинсовой куртке, не пугали его стрельбой в воздух, а всерьез хотели убить.

Не вызывал сомнения и тот факт, что целью их было добыть те фотографии, которые теперь находились у меня в руках.

Судя по всему, сегодняшний беглец и являлся фотографом, сделавшим эти снимки. Последний вывод вдруг совершенно неожиданно вызвал в моем сознании сцену двухмесячной давности.

В тот день, ранним утром, когда мы с Ириной стояли на остановке в ожидании автобуса, к нам стал клеиться невысокий светловолосый парень, одетый в белую рубашку с короткими рукавами, черные джинсы и кроссовки. Не помню, что он тогда говорил, обычный бессодержательный треп заигрывающего кавалера. Вообще-то такое случалось не раз, как-никак мы с Иркой не самые последние уродины в городе. Но этот парень запомнился мне тем, что на плече у него висела большая квадратная кожаная сумка, с которыми обычно ходят профессиональные фотографы. Его жидкие, коротко постриженные волосы торчали ежиком. Мы вместе влезли в автобус, где в давке его оттеснили от нас, после чего мы потеряли его из виду и даже не узнали, на какой остановке он сошел.

Теперь я была совершенно уверена в том, что парень, сбивший меня сегодня у подъезда, и кадривший нас два месяца назад на остановке фотограф – одно и то же лицо. Мне тут же приспичило рвануть в комнату к Ирке и сообщить ей о своем открытии. Но я спохватилась, бросив взгляд на разложенные фотографии – почему-то не хотелось показывать их Ирке, по крайней мере сейчас.

Я быстро собрала фотографии и положила их обратно в черный конверт. Спрятав его под матрас, встала и отправилась в комнату Иринки. Открыв без стука ее дверь, я просунула голову и тихо позвала:

– Ир…

Но Ирина не ответила. В комнате лишь оглушительно бубнил телевизор.

– Ира, – позвала я ее громче и, подойдя к телевизору, убавила звук. Моя подружка, лежа на боку, тихо посапывала, но, когда я окликнула ее в третий раз еще громче, зашевелилась и, не отрывая лица от подушки, сонно пробормотала:

– Чего тебе?

– Ир, я вспомнила того парня! – радостным голосом объявила я и начала излагать подробности своего экскурса в историю.

Ирка не сразу «въехала», о чем идет речь, а когда до нее дошло, она издала протяжный тоскливый вой и, взмахнув рукой, перевернулась на спину.

– Слушай, – завопила она, – ты достала меня за сегодняшний вечер своими рассказами! На кой черт мне сдался твой фотограф?! Чего ты вообще от меня хочешь?!

Ирка села на кровати.

– Ворвалась, понимаешь, к спящему человеку и загружаешь его всяким бредом.

– Откуда я знала, что ты спишь, – обиделась я. – У тебя телевизор так орет, что скоро все соседи придут жаловаться.

– Так, – сказала Ирка, хлопнув руками по коленям, – какого хрена тебе от меня надо? Что ты хочешь, чтобы я сделала? Узнала что-нибудь про этого фотографа?

– Ну, в общем, это было бы… – неопределенно начала я.

– Хорошо, – оборвала меня Ирка, – если он местный, это не проблема. Завтра мы с тобой пойдем к дяде Пете платить за квартиру. Если этот парень снимал квартиру в нашем подъезде, дядя Петя скажет нам, кто он и где его можно найти. А если его таки грохнули сегодня вечером, то мы узнаем об этом еще раньше – утром в новостях по кабельному телевидению.

Ирка бросила на меня взгляд снизу вверх и спросила:

– Все? Вопр-росы есть? Если нет, то выключай телевизор и шагом марш к себе в комнату!

Произнеся это, Ирка перекатилась на бок и натянула на себя одеяло, давая понять, что разговор окончен.

Я давно утвердилась в мысли, что выйти замуж за офицера для Ирки самое то – из нее вышла бы кондовая генеральша. Во всяком случае, общение с женихами-курсантами сильно милитаризировало ее словарный запас. Но, как всегда, Ирка сумела повернуть ситуацию так, что мне оставалось только подчиниться.

Я выключила телевизор и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью – маленькая месть этой грубиянке за понесенные мной моральные потери. Утром Ирка отправилась звонить своему курсанту. Я же, расположившись на застланной кровати подруги, смотрела новости по местному кабельному телевидению.

Кабельное телевидение было одним из немногих достижений цивилизации в области сервиса, которое коснулось микрорайона «Солнечный». Местный кабельный видеоканал так и назывался «Солнечный» и был настолько солидным, что даже имел свою программу новостей, правда, довольно скучных. Но блок криминальных сообщений в них был достаточно подробным. По крайней мере, в нем сообщалось о всех наиболее значимых происшествиях на территории района за последние сутки. Я просмотрела весь блок новостей – никаких сообщений об убийствах не было. Перечислялись кражи, драки, мелкие хулиганства, но ни одного «мокрого дела». У меня немного полегчало на душе, и я отправилась готовить завтрак.

Однако завтракала я в одиночестве – Ирка вернулась лишь к обеду. Полдня ей понадобилось, чтобы позвонить с центрального телеграфа и заодно заглянуть в парикмахерскую, где ее постригли и превратили из жгучей брюнетки в даму с волосами неопределенного цвета.

Неопределенного, по крайней мере, на мой непросвещенный взгляд: одни пряди остались черными, другие приобрели русо-пепельный оттенок.

Я сразу выразила свой скепсис по поводу этого макаронного эффекта на голове, но Ирка заявила, что я ничего не понимаю и что этот тип окраски волос – последний писк моды. Я не стала спорить, на сей раз у меня имелась на то причина: Ирка должна была выполнить для меня то, что обещала вчера вечером.

За обедом Ирка спросила:

– Новости смотрела? Что там?

Я кивнула.

– Никаких убийств. Когда идем к дяде Пете?

– Сегодня суббота, – напомнила мне Ирка, – значит, пойдем часа в четыре: они уже точно не работают, но еще не в жопу пьяные.

Так мы и поступили.

Около четырех часов дня мы с Иркой вошли в подъезд пятиэтажной «хрущевки» на окраине 6-го квартала и стали подниматься на пятый этаж.

– А ты уверена, что они здесь? – спросила я Ирку.

– Здесь-здесь, где им еще быть, – уверенно ответила она.

– Странное место для офиса, – заметила я.

– А это не совсем офис, – уточнила Ирина, – это у них что-то вроде комнаты отдыха. Между прочим, новая явка. От старой пришлось отказаться, так как «доброжелатели» засветили ее перед их женами.

– А ты про нее откуда в таком случае знаешь?

Ирка усмехнулась:

– Мне они доверяют, как человеку нейтральному.

Мы поднялись на пятый этаж, и Ирка позвонила в одну из дверей.

Дверь была металлическая, и в дверной глазок пробивался узкий лучик света, видимо, от лампочки, горевшей в прихожей. Через некоторое время за дверью раздался шорох, и лучик в глазке исчез: похоже, нас изучали. Еще через несколько секунд послышался голос:

– Кто там?

Я скептически посмотрела на Ирку, которая только что говорила мне о безграничном доверии родственников. Мою подругу это явно задело, и она со злостью в голосе произнесла:

– Девочки по вызову! Витька, ты кончишь придуряться? Открывай давай!

– Ирк, ты, что ли? – раздалось за дверью.

– А что, в глазок не видно? Или ты не в тот смотрел?

Загрохотал замок, дверь отворилась, и на лестничную площадку вышел племянник и компаньон дяди Пети Виктор.

«Вот он, «новый русский» на отдыхе», – подумала я, оглядывая его с ног до головы.

Рост средний, волосы вихрастые, словно только что поднял голову с подушки, большое довольное лицо. Взгляд прямой, немигающий, с застывшим в нем вечным вопросом российского бизнесмена, адресованным любому собеседнику: «Когда отдашь деньги?» Свежая белая майка, правда, уже слегка заляпанная чем-то, похожим на губную помаду, обтягивала плотный торс. Дорогие, но тоже чем-то заляпанные брюки. Волосатые руки по локоть засунуты в карманы.

– Ты что, не узнал, что ли – полчаса в глазок таращился? – спросила Ирка.

– Я смотрю, ты не одна, с какой-то незнакомкой, – начал оправдываться Виктор.

– Это Ольга, моя подруга, мы с ней вместе у вас квартиру арендуем.

– Да, а чё пришли-то?

– Деньги за сентябрь отдать, да и дело одно есть. Дядя Петя дома?

– Здесь он, здесь. Но если у вас к нему дело, это стремно, наверное, придется отложить. Он уже того – не в рабочем состоянии. Ладно, проходите, сами увидите…

Мы миновали маленькую прихожую и вошли в большую, хотя и проходную, залу двухкомнатной квартиры. Посередине стояли рядом диван и стол. На столе были холодные закуски – порезанная телятина и колбаса на тарелках, вскрытые банки рыбных консервов. Все это было мало тронуто, а вот многочисленные бутылки горячительного изрядно початы. Две уже пустые бутылки из-под водки стояли на полу. К концу подходила литровая бутыль джина. Похоже, или Ирка ошиблась в расчетах, или родственник начал сегодня раньше.

На диване сидел сам король квартирного бизнеса, дядя Петя. Это был крепкий рослый мужчина лет пятидесяти с небольшим от роду. Крупная голова с обширными залысинами покоилась на многоскладчатом, словно мехи гармошки, подбородке. Раскинув руки по спинке дивана, дядюшка смотрел на нас тусклыми глазами без всякого выражения.

Однако все же до него дошло, что явились особи женского пола. Взгляд его слегка потеплел, и он покосился на Виктора:

– Вить, а ты что, еще телок вызвал?

– Какие телки, совсем сбрендил, старый дурень?! – бесцеремонно ответил ему Витек. – Это племянница твоя пришла, Ирка, с подругой.

– А… то-то я смотрю, что-то знакомое, – протянул дядюшка, уставившись на меня.

Однако, так и не найдя во мне черт своей любимой племянницы, он задал еще один вопрос все тому же Витьку:

– А зачем они пришли?

– Дело у них к тебе есть, – сказал Виктор, усаживаясь на табуретку. Руки он вынул наконец из карманов и положил перед собой на стол ладонями вниз.

– Дело? – переспросил дядюшка и, вздохнув, закрыл глаза. Видимо, от этого слова его клонило в сон.

– Дядь Петь, – заговорила Ирка и подсела к дядюшке на диван. Дядюшка тут же открыл глаза и автоматически обнял Ирку.

– Ира, это ты? – спросил он, уставившись на нее. Виктор воздержался от комментариев, лишь устало покачав головой.

– Да я, я, – созналась Ирка. – Дядь Петь, у меня к тебе дело.

– Никаких дел на сегодня, – решительно сказал дядя Петя и, потянувшись к столу, свободной от объятий рукой налил себе еще джину. – Сейчас Витек сбегает еще за водкой, потом позвонит в агентство «Кристина» и вызовет нам девочек.

– Водки у нас – залейся, – тут же возразил Виктор. – А баб мы уже вызвали. Они в соседней комнате сейчас, уже два часа дрыхнут.

– Да? – снова переспросил дядя. – А почему? Я их что, так утомил?

Дядюшка уже начал было раздуваться от гордости за свершенные им сексуальные подвиги.

– Нет, утомил их я! Обеих! – с довольным видом осадил его Виктор. – А ты их просто достал своей половой несостоятельностью и назойливым трепом.

– Да? – уже с грустью переспросил дядюшка и поднес наполненный почти до краев стакан к лицу.

– Дядь Петь, может, ты не будешь пить? – предложила сидящая с ним в обнимку Ирка.

Дядюшка задумчиво смотрел на прозрачную жидкость в стакане, потом слегка плаксивым голосом заговорил:

– А может быть, я хочу напиться и… и…

Дядюшка медлил и не решался произнести это роковое слово. За него докончил Витька:

– И обдуться! Знаем, плавали. Всю обшивку у дивана пришлось сменить.

Дядюшка посмотрел на своего помощника и грустно сказал:

– Злой ты, Витек. Нехороший. Выгоню я тебя.

– Ну да, «выгоню». А кто, в натуре, вместо тебя, когда ты в запое, работать будет?

Дядюшка не ответил и начал медленно, но уверенно и не морщась поглощать содержимое своего стакана.

В этот момент Ирка поняла, что от дядюшки сегодня уже действительно толку не добиться, и обратилась к Виктору:

– Вить, раз такое дело, нам с тобой поговорить надо.

– О чем поговорить?

– Вопрос один есть. Может быть, ты нам поможешь.

– Ну, пошли, поговорим. – Виктор встал, опять засунул руки в карманы и заорал: – Ленка!

Из соседней комнаты вышла высокая светловолосая девица в мужской рубашке, наброшенной на голое тело.

– Ну чего? – лениво спросила она, облокотившись на дверной косяк.

– Займи их сиятельство.

Труженица на ниве любви перевела взгляд на дядюшку и уныло спросила:

– Чё делать-то?

– Что хочешь, лишь бы он не скучал.

Девица плюхнулась на диван рядом с дядей Петей. Тот тут же машинально обнял ее, как только что Ирку, и положил голову на ее пышную грудь.

Мы втроем вышли на кухню, Виктор закрыл дверь и спросил:

– Ну, что у вас там? Выкладывайте…

– Во-первых, на тебе двести рублей за сентябрь.

Виктор вынул правую руку из кармана и тут же засунул ее обратно вместе с деньгами.

– Чё еще? – спросил он.

– Вить, в подъезде, где мы живем, у вас есть еще какие-нибудь хаты, которые вы в аренду сдаете?

Виктор несколько секунд размышлял, потом ответил:

– Наших нет, но недавно я одной тетке из однокомнатной на втором этаже нашел жильца, она просила. Сама у дочери живет, квартира стоит пустая. Вот она и обратилась ко мне, помоги, мол, только чтобы приличный человек был…

– А кто этот жилец? – спросила я.

– Вам-то он на хрена сдался?

– Да понимаешь, вчера Ольгу какой-то мудила у самого подъезда с ног сшиб. Бежал как оглашенный, а за ним еще два урода. Мы ему хотим иск вчинить за порванный плащ и колготки и за моральный ущерб, – соврала Ирка, не моргнув и глазом.

– Знаете, невысокий такой, толстенький, волосы ежиком, – начала я описывать внешность фотографа.

– Похож на Андрюху, – кивнул Витька.

– Он, по-моему, фотографом работает. Я его раньше с сумкой для аппаратуры встречала.

– Точно, он! – подтвердил Виктор. – Он и хату-то снял для того, чтобы фотолабораторию иметь. Дома у него условий нету.

– А где его можно найти?

– Не знаю, – пожал плечами Виктор, – наверное, в этой квартире и можно, что в вашем подъезде. А кто, ты говоришь, за ним гнался?

– Кабы мы знали, – вздохнула Ирка. – Так ты говоришь, второй этаж, номер-то квартиры какой?

– Пятый.

– Ну, ясненько. Раз ты о нем больше ничего не знаешь, тогда мы пошли.

– Ну, вообще-то адрес, где он прописан, у меня есть, – нерешительно протянул Виктор, – но, по-моему, он там не живет. Так, во всяком случае, мне сказал, а там кто его знает…

Виктор достал из заднего кармана брюк записную книжку и, полистав ее, сказал:

– А, вот он. Андрей Канарейкин, Буровая, 15.

– Спасибо, Витя, – поблагодарила его Ирка.

Мы вышли из кухни и через залу отправились в прихожую. На диване царила идиллия: дядя Петя, словно большой младенец, посапывал на груди у девицы, она же, в свою очередь, прикорнула, уткнув лицо в его обширную лысину.

Глава третья

Когда мы с Иркой подходили к своему подъезду, у меня родилась идея.

– Ирк, давай поднимемся на второй этаж и навестим фотографа в его жилище, – озвучила я мысль подруге.

– Да его там наверняка нет, – отмахнулась Ирка.

– Ну и что, – не отставала я, – попробовать-то можно.

С этими словами я направилась по лестничному маршу на второй этаж.

– Вот, черт. Сдался он тебе, – устало произнесла Ирка, но все-таки пошла вслед за мной.

Остановившись у квартиры номер 5, я коротко позвонила. Подождала несколько секунд, потом повторила попытку. За дверью царила тишина.

– Ну, что? Убедилась? Пошли домой, – сказала Ирка и подошла к лифту с намерением его вызвать. Я на всякий случай еще раз нажала на кнопку звонка и в некотором раздражении слегка ткнула ногой дверь.

К моему и Иркиному удивлению, дверь оказалась не заперта, а лишь плотно прикрыта. От моего пинка она медленно распахнулась, издав омерзительный, протяжный скрип, который оборвал лишь тупой удар створки о стену прихожей.

Перед нами открылся коридор обычной однокомнатной квартиры. Голые обшарпанные стены, старенькая, видавшая виды дверь санузла. В общем, ничего особенного. Однако меня охватила какая-то странная нервная дрожь. Нечто подобное, видимо, происходило с моей подругой. Она немигающим взглядом уставилась в открытую дверь.

Я решила воспользоваться случаем, пока Ирка не спохватилась и не запричитала, что пора домой, и переступила порог квартиры. Ирка машинально и, слава богу, молча последовала за мной.

Я закрыла за нами дверь и прошла в комнату. Это была обычная комната, сдаваемая в аренду жильцам. Минимум мебели, минимум уюта. Обои не менялись уже лет десять, с потолка кусками осыпалась побелка. Но даже то небольшое количество мебели и вещей, которое присутствовало в комнате, было буквально перевернуто вверх дном. Матрас, подушка и одеяло, скинутые с кровати, валялись на полу, причем матрас был вспорот. Из старого комода вытряхнули все имеющиеся в нем ящики, двери пустого шкафа были распахнуты настежь. Посреди комнаты валялся перевернутый стул, рядом с которым лежал кусок бечевки.

Любой дилетант в криминальных делах, попавший в подобную обстановку, без труда сделал бы вывод, что в этой комнате происходили борьба, обыск, захват заложника. Располагая дополнительным объемом информации, я могла сделать вывод, что, видимо, бечевкой фотограф был связан, но ему удалось каким-то образом освободиться и бежать. Причем последнее было неожиданностью для его стражей, поскольку фора, имевшаяся у беглеца перед преследователями, была значительной.

Что искали бандиты в квартире фотографа – мне было ясно, поскольку волею случая искомое находилось теперь у меня. Однако я забыла о немаловажной вещи: были ведь негативы, с которых делались снимки. О них я вспомнила, когда осматривала ванную комнату, на полу которой валялись несколько проявленных и высушенных фотопленок. Я просмотрела все их, но той, с которой были сделаны имеющиеся у меня фотографии, среди них не было. Или эту пленку унес с собой фотограф, или ее забрали бандиты.

В ванной комнате на тумбочке стояла уже знакомая мне кожаная сумка фотографа. Она была раскрыта. Осмотрев ее содержимое, я пришла к выводу, что все вооружение фотографа на месте, по крайней мере, с моей непрофессиональной точки зрения. Фотоаппарат был не заряжен, задняя крышка открыта. В специальных гнездах покоились фотовспышка и аккумуляторные батареи. Тут же находился сменный фотообъектив для дальней съемки. Вся аппаратура была дорогой. Почему же фотограф за ней не явился ни вчера, ни сегодня, хотя никакой засады в квартире не было?

С моей точки зрения, это означало лишь одно: убежать фотографу не удалось. Его или убили, скрыв тело, или снова взяли в плен.

Тут наконец опомнилась молча ходившая за мной по пятам Ирка.

– Оль, – взяла она меня за локоть, – пошли отсюда.

– Да, – согласилась я, – пожалуй, можно уже уходить. Все, что можно было узнать от посещения этой берлоги, я уже узнала.

Мы молча двинулись к выходу.

Выйдя вслед за Иркой на лестничную клетку, я аккуратно прикрыла дверь, и мы поднялись пешком на свой пятый этаж. Когда за нами закрылась дверь, Ирка, видимо, почувствовав себя на своей территории, вновь осмелела.

– Ну, и скажи мне на милость, какого хрена мы поперлись в эту конуру на втором этаже?

– Мы узнали очень важную вещь, – буркнула я в ответ, снимая туфли, и, сунув ноги в тапочки, сразу же отправилась в свою комнату. Настроение у меня было далеко не самое лучшее, и мне хотелось побыть одной. Но Ирка не собиралась оставлять меня в одиночестве.

Уже через минуту она появилась в моей комнате, застегивая на ходу халат.

– Ну, позволь узнать, какую же важную информацию ты получила, роясь в сумке этого, как его, Канарейкина?

Я молча натянула домашние шорты и, сняв лифчик, надела легкую футболку. Убрав вещи в шкаф, я решила, что довольно тянуть паузу, и ответила уже начавшей терять терпение подруге.

– Он в плену или убит, – коротко и категорично констатировала я.

– С чего это вдруг ты делаешь такие выводы? – несколько опешила Ирка.

– С того, что будь он на свободе или жив, он вернулся бы за своей аппаратурой.

– Но ведь тела не обнаружили, – парировала Ирка, – сама говорила.

– Тело могли скрыть, но давай думать, что он жив. По крайней мере, мне так комфортнее, – сказала я.

– А зачем ему возвращаться из-за какой-то аппаратуры? – не унималась Ирка. – Здесь же могла быть засада!

– Он мог прийти сюда вместе с ментами, наврав им что-нибудь. А аппаратура, насколько я понимаю, у него дорогая. Один фотоаппарат «Nikon» несколько тысяч стоит.

– Откуда это ты все знаешь? – недоверчиво спросила Ирка.

– В школе фотографией увлекалась, даже в фотокружок ходила в восьмом-девятом классах.

Ирка несколько секунд размышляла над моими словами, после чего круто сменила тему:

– В общем, так: я устала от этих бесконечных базаров о фотографе. Я есть хочу, а сегодня, между прочим, твоя очередь готовить.

Вечером мы ужинали в зале за просмотром какого-то скучного детектива. На ужин я пожарила картошки и вскрыла последнюю банку маминых малосольных огурцов. Мать, зная о моей любви к соленьям, постоянно тащила с собой эти тяжелые банки, когда приезжала навестить меня. Я пыталась протестовать, просила маму больше не надрываться, но в душе всегда была очень рада этим подаркам.

Ирка же, равнодушная к соленому, налегала больше на картошку. Поэтому я, не стесняясь, съела и ее порцию малосольных огурчиков.

Фильм был абсолютно неинтересным. А может быть, выдуманная интрига не могла конкурировать с реальной, в которой я волей случая оказалась задействована. Мысли мои постоянно возвращались к бедолаге фотографу с такой смешной фамилией – Канарейкин, влипшему, отчасти из-за меня, по самые уши. Хотя для этого было не так уж много оснований, я все же переживала.

Ведь если предположить, что его поймали и требуют фотографий, бедняга понятия не имеет, где их искать. А от этого, может, зависит его жизнь.

Фильм закончился. Я так и не поняла чем, так как почти не смотрела его. Иринка встала, собрала посуду с остатками пищи и отправилась на кухню мыть ее. Я осталась сидеть у телевизора, медленно дожевывая последний огурец. И вдруг, неожиданно для самой себя, перестала жевать и переключила все свое внимание от невеселых мыслей, бродящих у меня в голове, на экран телевизора.

На экране после очередного рекламного ролика появился солидный мужчина возраста лет пятидесяти в сером твидовом костюме и дорогом, модном галстуке с золотой заколкой. Остатки седых волос были тщательно уложены, взгляд темных глаз излучал спокойствие и уверенность в себе. Под стать ему был и голос: ровный, с легкой хрипотцой.

Мужчина сидел в рабочем кабинете за обширным столом, удобно расположившись в большом кожаном кресле. До меня словно из далека донеслись его слова.

– Уважаемые избиратели! – говорил он своим ровным баритоном. – Я не сомневаюсь, что вы сделаете достойный выбор из предложенных вам кандидатур. Некоторые из кандидатов в депутаты, повинуясь законам предвыборной борьбы, стараются приукрасить в речах, на митингах и встречах с избирателями свои заслуги и щедро раздают обещания. Ничем подобным я заниматься не буду – заявляю это со всей ответственностью! Я не собираюсь скрывать свои доходы и менять образ жизни, который эти доходы позволяют мне вести. Я не собираюсь также сулить вам золотые горы и райские кущи. Не собираюсь и морочить вам голову, уверять, что, став депутатом, буду участвовать в принятии каких-либо законов, которые якобы улучшат вашу жизнь где-нибудь и когда-нибудь. – Мужчина выдержал театральную паузу и продолжал: – Моя программа четкая и реалистичная: все ее пункты – это конкретные мероприятия, связанные с вложением денег, которые я имею. Если эти пункты будут выполнены – а они обязательно будут выполнены в случае моего избрания, – округ, в котором я баллотируюсь, получит реальную пользу, выраженную материально: новый водопровод взамен изношенного, отремонтированную автодорогу, новый детский садик с льготами для детей малоимущих родителей и прочее по пунктам программы, которые изложены в моих листовках. Выбор за вами, господа избиратели! Или поддаться уговорам кликуш и лгунов, или получить в свое пользование конкретные материальные ценности! Не ошибитесь, господа! Спасибо за внимание, до свидания.

Картинка с мужиком исчезла, на экране появилась заставка, и голос диктора за кадром сообщил, что перед зрителями видеоканала «Солнечный» выступил кандидат в депутаты областной Думы по третьему избирательному округу Борисевич Семен Михайлович, президент банка «Агрессия».

– С ума сойти! – проговорила я вслух. – Кто бы мог подумать! Вот уж неожиданность – узнать в этом солидном и «конкретном» мужике, кандидате в депутаты и президенте банка, того старого, толстого и волосатого поклонника банного секса. Круто!

– О чем ты? – спросила меня входящая в комнату Ирка.

В этот момент на экране появился золотой пляж, омываемый лазурным морем – ролик с рекламой отдыха на Кипре. Ирка подумала, что речь идет о нем, и сказала:

– Да, действительно, красиво, – и поставила передо мной чашку с чаем.

Я не ответила ей, сидела молча, переваривая увиденное.

– Неплохо бы к следующему лету скопить деньжат и поехать куда-нибудь. Ну хотя бы в Анталию или на Кипр…

Я встала, не дослушав до конца Иркин мечтательный монолог, и отправилась в свою комнату.

– Куда это ты? – спросила Ирка, удивленная напавшим на меня приступом молчания и моим внезапным уходом. – Сейчас фильм будет эротический…

Через несколько секунд я вернулась и бросила на кровать рядом с Иркой черный конверт с фотографиями.

– У меня есть кое-что поинтереснее, причем на ту же тему.

Ирка недоуменно уставилась на конверт, лежащий на ее кровати, потом на меня и спросила:

– Что это?

– Порнуха, – коротко ответила я.

– Да-а, – изумленно протянула Ирина и быстро стала вынимать содержимое из конверта.

Как только Ирка увидела первые снимки, глаза ее заблестели, и она стала активно перебирать фотографии, то и дело охая и ахая.

Однако, когда Ирка пошла проглядывать снимки по второму кругу, восторгов резко поуменьшилось.

– Слушай, – сказала она наконец, уже машинально тасуя колоду фотокарточек. – Это, конечно, порнография, но какая-то не такая. Тетки – еще куда ни шло, есть на что посмотреть, а мужики какие-то старые, рыхловатые, никакого кайфа. И вообще похоже на любительскую съемку, когда по пьяни друг друга трахают и фотографируют. Откуда они у тебя?

– Это не любительская съемка, – ответила я ей. – Снимал профессиональный фотограф, но скрытой камерой. Отсюда такие неудачные ракурсы. И это на самом деле не порнография – это компромат на тех мужиков, которые здесь запечатлены. Ты хоть знаешь, что такое компромат?

Я взяла у Ирки фотографию.

– Теперь самый главный вопрос – откуда они у меня? Хотя могла бы и сама догадаться, – я многозначительно посмотрела на Ирку, та ответила мне непонимающим взглядом. – Эти фотографии, – продолжала я, – нес с собой фотограф, тот самый Канарейкин, убегая от своих преследователей. Когда он налетел на меня, конверт с фотографиями случайно выпал у него из кармана куртки. Он этого не заметил и побежал дальше. После чего его скорее всего поймали. Теперь ты понимаешь наконец, почем я так переживаю? Если его поймали и требуют с него фотографии – а как требуют бандиты, ты себе представить можешь, – так ведь он даже не знает, где эти фотографии. Он не может отдать их мучителям, а что он их потерял, все равно никто не поверит.

– А кто эти люди, изображенные на снимке, и зачем твой Канарейкин их фотографировал? – поинтересовалась Ирка.

– Зачем он их фотографировал – я точно не знаю. Могу только предполагать. Но все снимки были сделаны скорее всего ради одного человека – вот этого волосатого пузана, – я показала Ирке один из снимков. – Он банкир. Его зовут – Борисевич Семен Михайлович. Возглавляет банк «Агрессия».

– А это ты откуда знаешь?

– Оттуда, – я указала на телевизионный экран. – Этот толстый сексуальный гигант – кандидат в депутаты по третьему избирательному округу. Он только что выступал по телевизору со своей предвыборной программой.

– Банкир – это серьезно, – задумчиво произнесла Ирка, – и зачем этому Канарейкину понадобилось связываться с ним? Он что, дурак, что ли?

Мне стало жалко несчастного фотографа, попавшего в беду.

– Как ты можешь так говорить? – вступилась я за него. – Может, он проводил журналистское расследование, хотел показать истинное лицо этого будущего народного избранника, который на поверку оказался распутником и бабником!

– Ну и что? – спокойно пожала плечами Ирка. – Что же его теперь из-за этого избрать нельзя? Лично я его за это только уважаю. Нормальный мужик, любит выпить и погулять. А от депутатов все равно никакого толку.

– Ну знаешь, я тебя не понимаю, – произнесла я, но тут же осеклась, сообразив, что в чем в чем, а в этом Ирку мне не переубедить. – Хорошо, черт с ним, пусть избирается куда хочет, – зашла я с другой стороны, – но речь-то идет о конкретном человеке, который попал из-за меня в беду. (Тьфу ты, теперь и ко мне привязалось это дурацкое слово «конкретный»!) И это меня очень тревожит.