Институт экспериментальной истории (№7) - Чего стоит Париж?

Шкипер негромко, но заученно четко давал счет, командуя нашей, в сущности, неумелой командой, при каждой возможности чуть слышно ругаясь себе под нос. За бортом, по берегам реки, мелькали спящие твердыни парижской крепости, ощетинившийся шпилями, точно дикобраз, многопушечный Турнель, Польский отель, хранящий память о страстных принцессах вместе с любовниками, с детским восторгом наблюдающих ненасытное пламя костров, пожирающее гордого старца де Мале и его собратьев тамплиеров. Проклятию великого магистра суждено было сбыться, и, как поговаривали суеверные злословы, по сей день тяжкий груз его предсмертных слов лежал на судьбе королевского дома.

Проплыл мимо и остался за бортом каменный корабль Ситэ, привязанный к берегам мостами, запертыми на ночь замками Пти-Шатле и Гран-Шатле. Мелькнул, вырвавшись из тени королевских садов, насаженных на западной оконечности Ситэ, островок Коровьего перевоза. С него вяло окликнули шкипера стражи Гревского порта, но, должно быть, услышав знакомый голос в ответ, утратили всякий интерес к баркасу. Вот и порт, вернее, порты – винный, зерновой, угольный – остались позади. Пожалуй, здесь да еще в Сен-Поле в этот час имелось столько стражи. От самого берега, от всех этих многочисленных понтонов до Гревской площади тянулись бесчисленные дворы, к радости и достатку хозяев превращенные в склады. Даже колоннада ратуши была заставлена бочками виноторговцев… Дальше, за небольшой, давно уже ставшей бесполезной, крепостью времен Карла V – Барбо, потянулись стены монастыря целестинцев и, наконец, фруктовые сады, подступающие вплотную к Сен-Полю.

Вот замаячили впереди величественные особняки Жуй и Сане, точно верные телохранители, стерегущие покой королевской резиденции, и чуждые их королевскому величию несколько чудом зацепившихся за береговую кромку лачуг перед ними. Туда сейчас и лежал наш путь. Еще несколько минут – и вся моя крошечная армия была на берегу. Теперь осталось лишь ненадежнее замаскировать «флот» и начинать «победоносное наступление». Дай бог, чтобы противник подольше его не замечал!

Когда бы Жуй и Сане могли сдвинуться с места, чтобы закрыть собой замок, над которым нависла угроза гасконского нашествия, возможно, они бы не преминули это сделать, но судьба им была стоять неподвижно, безучастно наблюдая за походом невиданного войска. Зубчатая стена Сен-Поля, возвышаясь над рощицами раскидистых деревьев королевского сада, тянулась на полтора с лишним лье – загадочным многоугольником, казалось, лишенным какой-либо четкой оборонительной системы. Так, словно фортификатор, возводивший замок, в задумчивости исчеркал пергамент соединенными между собой линиями, а его подручные взяли да и приняли плод задумчивости мастера за руководство к действию. Но как бы то ни было, в прежние времена здесь хватало места для двух десятков принцев с их дворами для многочисленной челяди и дюжины львов, проживающих в специальном Львином Дворце.

Сейчас замок спал. Как обычно, главный мажордом, проверив, зажжены ли факелы во всех залах, переходах, углах дворца и на ступенях замка, в присутствии главного камергера, прево Парижа, прево замка и иных вельмож, вместе с пожеланием спокойного сна, передал Его Величеству ключи от ворот дворца, тем самым гарантируя его обитателей от внезапного вторжения. Ключи ночуют под подушкой, но для начальника дворцовой стражи, обходящего со своими людьми округу и строго надзирающему, чтобы никакой шум и беспорядок не тревожил высокородную публику, обитающую в Сен-Поле, в воротах существует калитка. Для нас она тоже вполне подходила.

Тяжелая дверка задрожала под ударами. Должно быть, стук в неурочное время отвлек стражника от любимого занятия. Ждать пришлось довольно долго, но вот в зарешеченном окошке показалась недовольная физиономия с нахмуренными бровями над недобрыми глазами.

– Ну, чего надо?! – рявкнул служака.

– Болван! Ты что, не видишь, кто перед тобой?! – в тон ему прорычал я, откидывая капюшон плаща.

Лицо за решеткой сместилось чуть в сторону, уступая место фонарю с тремя свечными огарками внутри.

– О Мадонна! – с итальянским акцентом выдохнул привратник. – Клянусь мощами Господними! Наваррец!!!

В каждом глазу хранителя входа и выхода блеснуло по двадцать пять тысяч ливров, и звон монет произнесенной в уме суммы вознаграждения заглушил в голове солдата и слова приказа, и вялые доводы рассудка. Недаром же слово «солдат» происходит от наименования монеты – сольдо. Он уже видел меня за решеткой! Оставалось лишь протянуть руку!

– Передай своему командиру, что таким недоношенным ублюдкам козы и лангуста, как вы, никогда не поймать меня! – Надменно произнеся заготовленный монолог, я прицельно плюнул в лицо стражника и, развернувшись, зашагал прочь от калитки.

Наверняка, будь на месте этого стражника швейцарец, он бы, флегматично выругавшись и стерев с лица плевок, побрел докладывать своему командиру о случившемся, оставив незадачливым заговорщикам измышлять иные способы проникновения в замок. А вслед за этим швейцарцы вышли бы немалым числом и прочесали весь сад вдоль и поперек, чтобы найти злого обидчика. И, вероятнее всего, нашли бы. Однако после истории с Лувром спрос на услуги этих неспешных, но по-медвежьи упорных вояк заметно упал. Теперь, как всегда, подозрительная Черная Вдова поручила охрану замка своему троюродному брату, известному тосканскому кондотьеру Джиованни Сальвиати, потомку богатого банкирского дома, ставшему в «гостеприимной» Франции маркизом д'Аржи и генерал-лейтенантом королевской пехоты. Сформированный им из пьемонтцев, савояров и католиков Прованса легион [19] , быть может, и отличался особой верностью королеве Екатерине, но для нас эти наследники славы Цезарей были ценны совсем другим. Они так же вспыхивали в ответ на оскорбления, как и гасконцы, и так же отличались от остальных чернотой волос и смуглостью кожи, как и мои гвардейцы. Когда наши разведчики, вернувшись, принесли мне эту радостную весть, я счел ее весьма добрым предзнаменованием. И, судя по лязгу отодвигаемых за моей спиной засовов, не ошибся.

Королям не подобает бегать, но никто не может помешать им быстро ходить. Очень быстро. Еще быстрее! Позади меня послышался звон сотрясающегося железа. Легионеры маркиза д'Аржи прыжками неслись вслед за уходящим вдаль монархом, мысленно, должно быть, уже деля на троих сумму причитающегося за мою голову вознаграждения. Еще один их сотоварищ, продолжавший оставаться на боевом посту, чуть замешкался у открытой калитки, созерцая погоню, и… вероятно, именно эту картину увидел в его глазах святой Петр, открывая раннему гостю ворота. Клинок де Батца вонзился ему в горло, рассекая аорту и лишая несчастного возможности поднять тревогу.

Все это время Мано и еще трое гасконцев стояли, прижавшись к стене у самой калитки, ожидая, когда алчность и негодование заставят горе-стражников оставить свой пост. Теперь вход в крепость был в наших руках, остальное зависело от быстроты и слаженности действий.

«В сад! Все в сад!» – пробормотал я, скрываясь между деревьями. Преследователи устремились за мной. Как и было задумано. Военная судьба всегда норовит подставить ножку тем, кто видит в очевидном лишь очевидное. Девять шпаг стальным кольцом сомкнулись вокруг легионеров, обещая жизнь в обмен на молчание. Приемлемое условие. Особенно для тех, кто получает гонорар за свою службу.

Через пять минут раздетые и связанные италийцы были доставлены для допроса.

– Сколько солдат в замке? – негромко спросил я так, словно действительно намеревался штурмовать Сен-Поль своей крошечной армией.

– Триста пятьдесят в стенах, – люто глядя на меня, ответил мой давешний собеседник. – Столько же в округе. Вам не уйти!

– Увидим, – пожал плечами я. – Где апартаменты короля?

– В самом дворце Сен-Поль, – резво отозвался пленник. Судя по тону, он был бы весьма рад, если бы мы сунулись туда. Должно быть, в бесчисленных подсобных мезонинах дворца квартировали собратья говоруна.

– Где находится королева?

– В особняке Пти-Мюс. – Тон ответчика опять угас.

– Отлично. Это все, что я хотел от тебя услышать. Если ты хоть слово солгал, вы втроем умрете страшной смертью. Заткнуть им рты, – скомандовал я, поворачиваясь к ждущим приказа пистольерам. – И привяжите к ветвям. Повыше. Прощайте, сеньоры, и молитесь за нас. Ибо, если мы не вернемся, до октября вас вряд ли найдут.

Мано уже ждал в караулке. Еще несколько пленных, надежно связанных и явно обескураженных подобным поворотом дел, недоуменно мигали, сваленные точно поленья в дальнем углу комнаты. Плащи легионеров, их алебарды и морионы уже были аккуратно разложены на полу. Де Батц знал свое дело. Еще мгновенье – и банда мятежников, разыскиваемых во всех уголках Франции, превратилась в заурядный ночной патруль замка Сен-Поль.

Десять человек, соблюдая строй колонны, двигались по территории замка. Неспешно, заглядывая для очистки совести во все темные углы двора. Алебарды привычно лежали на их плечах. Восемь алебардиров и офицер. Из Львиного Дворца слышалось сдавленное рычание плененных царей животных. Из Сен-Поля то и дело доносилось тявканье собак, собачек и собачулек Генриха Валуа, имеющих прав здесь едва ли не на самую малость меньше, чем сам король. Предвещая недоброе, ухали совы в полуразрушенной башне особняка Этамп, а ночной патруль шел себе, равнодушно меряя шагами расстояние от занятой Гасконскими Пистольерами караулки до дворца Пти-Мюс, где в заботах о королевстве обреталась сама Черная Вдова и, вероятнее всего, красавицы «Летучего эскадрона». Так было в Лувре, в Шенонсо. Вероятно, и здесь радетельница за чистоту христианских нравов не оставила обольстительниц без своего присмотра.

Девять «легионеров» все ближе и ближе подходили к особняку Пти-Мюс, окруженному по периметру крыши изящной каменной балюстрадой, за которой так удобно размещать стрелков. еще трое двигались сзади и чуть с боков, прикрывая «армию» от внезапного столкновения с противником. Шаг. Еще шаг…

– Стой! Кто идет?! Отзовись! Пароль?! – раздалось с высокого крыльца.

– Мантуя! – крикнул в ответ де Батц.

– Милан! – прокричал со своего поста в ответ скрытый виноградным навесом стражник.

Еще десять шагов, и мы поравнялись с крыльцом.

– Стойте! – вновь подал голос стражник. – Вам нельзя сюда подниматься!

Он был прав. Приближаться к постовому имел право лишь начальник караула да сам король. Конечно, Франции, а не Наварры. Однако нам необходимо было войти!

– Успокойся! – переходя на пьемонтский диалект итальянского языка, крикнул я, сам удивляясь произошедшему. Никогда прежде не думал, что говорю по-итальянски. – Д'Аржи приказал усилить караул! Есть сведения, что ожидается нападение наваррцев, – выдал я первую пришедшую мне в голову версию и, сделав Мано знак следовать за мной, а остальным оставаться на местах, начал восхождение.

Стражник выступил из тени, поднимая перед собой руку с фонарем, чтобы лучше разглядеть приближающихся «соратников». Он что-то хотел спросить, но вдруг дернулся, точно от удара бичом, и подался назад, пытаясь закрыться светильней. Поздно! Одним прыжком преодолев несколько ступенек, де Батц уже был в шаге от него, занося для удара руку с кинжалом.

– М-да, – тихо промолвил я, глядя на очередного мертвеца, преграждающего путь моему лейтенанту к покоям его Прекрасной Дамы. – Его можно было оглушить.

– Так вернее, – без тени сомнения в голосе ответил мне боевой товарищ, усаживая тело легионера средь виноградных лоз и придавая ему «спящий» вид. – Вперед!

– И все же, Мано, постарайся сегодня больше никого не убивать.

Лейтенант посмотрел на меня с плохо скрытым недоумением и, пожав плечами, открыл дверь:

– Прошу вас, сир!

Пти-Мюс куда как меньше Лувра, и все же искать комнаты, отведенные одной из девушек «Летучего эскадрона», не зная доподлинно, где они находятся, – задача не из легких. А уж так, как мы, засчитанные минуты, и подавно. Прелестница, конечно, не принц крови, и одиннадцати покоев со службами ей не положено, но две-три, а то и четыре – пожалуйста. Пойди сыщи!

– Надо у кого-нибудь спросить, – высматривая комнаты пороскошней, резонно заметил я. – Иначе придется переворошить весь третий этаж.

– У кого, мой капитан?

– У того, кто может знать. Скажем, вот этого. На дверце, указанной мной, красовалась надпись мелом «pour monsenier de Boshage». Такое вот «pour» стоило весьма дорого. Его расторопные пажи малевали по команде главного мажордома, распределявшего покои для вельмож. Это невзрачное словечко обладало воистину магическим свойством. Оно равняло счастливого обладателя его с принцами крови, кардиналами и иностранными князьями. Словом, мсье де Бушаж, обитавший за облагодетельствованной вожделенной надписью дверью, был немалой фигурой при дворе вдовствующей королевы и вполне мог знать ответ на интересовавший нас вопрос.

* * *

– Ай!!! Что вы себе позволяете!! Я де Бушаж, главный гардеробмейстер Ее Величества! – вскричал оскорбленный в своих лучших чувствах вельможа, согласившийся проснуться лишь после того, как Мано наотмашь огрел его плашмя клинком по вырисовывающимся под стеганым шелковым одеялом ягодицам. – Подите прочь! Я позову стражу!

– Говорите тише, – жестко перебил его я. – Не мешайте людям спать. Если вдруг вы меня не узнали, я – Генрих Бурбон, король Наварры. Я ищу девушку. Ее имя Конфьянс де Пейрак. Надеюсь, вы поможете нам ее найти. Если нет, если вдруг вы не знаете, о ком я говорю, или вам неизвестно, где она находится… Мне придется извиниться перед вами за нарушенный сон. Но вот господин де Батц – он не оставляет после себя живых свидетелей. Тогда ваш сон уже ничто не нарушит.

– Что вы, что вы, – пролепетал царедворец. – Я знаю, конечно, знаю.

– Вот и славно. Полагаю, вам не составит труда провести нас в ее покои. Только, мсье, бога ради, накиньте что-нибудь на себя. Иначе вы навсегда отобьете у юной девушки интерес к мужскому полу.

Глава 7

Грехи, совершаемые ради нас, не могут быть тяжкими.

Лешек Кумор

Дрожь господина де Бушажа, суматошно пытающегося попасть руками в парчовый шлафрок, немало удивила моего друга, не привыкшего к такому проявлению человеческих эмоций.

– Чего это он? – недоуменно пробормотал де Батц, глядя на вибрирующего придворного.

– Не привык еще, – пояснил я, – Вот если ты к нему так каждую ночь приходить будешь – тогда другое дело!

– Пожалуйста! Пусть пропуск выпишет.

– Побыстрее, мсье, – заторопил я начальника королевских платьев и генерала подвязок Ее Величества. Если мы не заберем госпожу де Пейрак в ближайшие минуты, то вернемся к вам завтра. А если надо будет – то и послезавтра.

Конечно, мои слова были чистейшей воды гасконским бахвальством. Прямо говоря, даже наш выход из дворца все еще был под большим вопросом. Но откуда было знать об этом главному распорядителю траурных накидок Черной Вдовы. Он-то, поди, представлял, что Сен-Поль постигла судьба Лувра и двор полон невесть откуда взявшихся гасконцев, гугенотов, ландскнехтов и чудом оживших норманн герцога Ролло.

– Быстрее! Быстрее! – торопил его я.

Послушный царедворец, на ходу подпоясываясь кушаком с, тяжелыми кистями, засеменил вперед, мимо замерших в ужасе пажей и лакеев, ночевавшие, по обычаю, в его апартаментах.

Ждавшие у дверей его покоев пистольеры подтвердили худшие опасения нашего проводника. Сен-Поль был захвачен!

– Вперед, господин гардеробмейстер. И постарайтесь не шуметь! Коридор, лестница, еще коридор, поворот.

– Что вы здесь делаете, сеньор? – Итальянский акцент вопроса не оставлял сомнений в профессиональной принадлежности вопрошающего.

Вряд ли герцог Гонзаго, принц Гонди, маркиз д'Аржи, или еще кто из родственников королевы скрашивал часы бессонницы прогулкой по коридорам особняка Пти-Мюс.

– Показывает мне достопримечательности Сен-Поля, – появляясь из-за поворота и отбрасывая де Бушажа в угол, проговорил я.

Пять стражников во главе с сержантом, в соответствии с заведенным порядком обходившие залы и коридоры резиденции, опешили от такой наглости, давая мне время выхватить из-под плаща пистоли. Еще через секунду с двумя из них было покончено. Со скрытностью нашего нападения тоже.

– Тревога! – заорал один из стражников, пускаясь во всю прыть вдаль по коридору. Оставшиеся трое его товарищей, ощетинившись алебардами, начали, по-рачьи пятясь, отступать, прикрывая своего громогласного гонца. Пуля де Батца догнала его, прервав крик на полуслове. Но и без воплей все уже было ясно. Алебардиры, держа строй, отступали, низко опустив увенчанные шлемами головы, чтобы уменьшить поражаемую Поверхность. С минуты на минуту к ним должна была подойти взбудораженная нашими выстрелами подмога. Тогда все будет кончено, едва начавшись. Легионеры отходили в полном порядке, преграждая нам путь к вожделенной цели, и никакого иного способа пройти мимо них, кроме очередных метких выстрелов, не было. Три опытных бойца с алебардами могут долго удерживать такой вот коридор против превосходящих сил противника. Залп пистольеров лишил их этой возможности.

– Мано! – крикнул я. – Хватай де Бушажа и бегом за девушкой! А мы тут позаботимся об отходе.

Побледневший вельможа с перекошенным от ужаса лицом сидел, вжавшись в угол, похоже, всерьез решив лишиться чувств. Но утробный рык и пара увесистых оплеух де Батца напрочь лишили господина гардеробмейстера этой завидной возможности.

– Бегом! – ревел Мано, рывком поднимая полуобморочного хранителя панталон королевы-матери и пинком направляя его вперед.

– Перезарядить пистолеты! – командовал я. – Тащите сюда мебель, устраивайте завалы посреди коридора, высаживайте рамы! Мано! Я жду тебя на крыше!

Теперь вся надежда была на арьергард – ту часть нашего отряда, которая была оставлена прикрывать тыл на случай такой вот «неприятности». Царедворцы – особая порода людей: проявляющие чудеса отваги на глазах у государя, они отнюдь не блещут ею во всех остальных случаях. Так было в Лувре, так было и здесь. Я был более чем уверен, что за многими дверьми сейчас притаились молодые крепкие дворяне со шпагами в руках, причем вполне недурственно управляющиеся с этим прелестным элементом своего костюма. Я видел, как приоткрылись несколько выходящих в коридор дверей, но, различив сквозь висящий в воздухе пороховой дым кирасы и шлемы моих усачей, любопытствующие спешили вернуться в спальни, оставив боевые действия легионерам д'Аржи.

Понятно, в наши планы не входило принимать последний бой у альковных порогов первых красавиц королевства, но хоть чуть-чуть задержать переполошившихся стражей замка было необходимо. Раз уж мы все равно вломились сюда, перебили столько народу, разбудили мадам Екатерину и ее свиту, должен же был Мано в конце концов отыскать предмет своей высокой страсти!

Очередные преследователи возникли из-за того самого угла, из-за которого всего несколько минут тому назад появились мы сами. Шум их суматошного бега был слышен издалека. И потому появление легионеров было ознаменовано очередным залпом моего войска. Клубы черного едкого дыма заволокли коридор. В ответ по нам ударило несколько выстрелов из аркебуз. Добротная мебель приняла причитающиеся нам пули, Осыпав укрывшихся за баррикадой гасконцев дождем позолоченных полированных щепок. Увидеть что-либо сквозь дымовую завесу стало и вовсе не возможно. Пользуясь этим, стража вновь попыталась пойти на штурм, однако второй залп моих пистольеров, похоже, тоже не пропал даром. Крики раненых свидетельствовали о том, что часть выстрелов достигла цели.

Долгожданный свист Мано оповестил, что заветная опочивальня обнаружена и самое время подумать о душе, вернее, о ее спасении. Как говаривал Лис: «Дорогие гости, не надоели ли вам ваши хозяева?»

Лис? Опять Лис?! Да кто это, черт возьми, такой? Аркебузная пуля ударила в высокий гребень мориона, заставляя голову дернуться резко в сторону.

– Что-то мы здесь засиделись, – процедил я, доставая из сапога свой третий, последний, пистолет и взводя курок. – Уходим! К окнам!

На наше счастье, особняк Пти-Мюс от фундамента до самой балюстрады был увит лозами дикого винограда, аккуратно подстригаемого придворными садовниками, чтобы листья и гроздья не затеняли дворцовых окон. Туда-то, на виноградные лозы, и лежал наш путь. Откуда-то издалека, должно быть, от королевской резиденции, донесся тревожный звук ротного рожка.

– Быстрее, быстрее! – торопил я гасконцев, цеплявшихся за резные каменные карнизы и перескакивавших под покров виноградных лоз.

Уроженцы Беарна и Нерака, привыкшие рассматривать мир скорее ввысь, чем вширь, с младых ногтей осваивают искусство лазания по отвесным скалам, цепляясь за каждый камешек, за каждый пробившийся сквозь гранитную толщу кустик. Декоративная же поросль особняка Пти-Мюс была для них не менее удобна, чем добротная веревочная лестница. Мы находились ярдах в десяти над землей, однако путь наш лежал вверх; начни мы сейчас спускаться – непременно бы столкнулись с легионерами д'Аржи, спешащими на помощь ночной страже особняка.

Дорога к спасению вела на крышу, где за обвитой виноградом каменной балюстрадой можно было, оставаясь невидимыми с земли, обойти дворец по периметру и спуститься с противоположной стороны, полагаясь на удачу, трофейные плащи и шлемы легионеров и собственное ратное искусство. Именно в таком порядке.

Де Батц уже ожидал нас на крыше. В одной руке он держал шпагу, в другой – очаровательное юное создание, босоногое, но в красном, перевитом черной шнуровкой платье, явно второпях накинутом на едва проснувшуюся прелестницу. Огромные черные глаза, черные брови, черные, воронова крыла, волосы, тонкие черты лица и удивительно белая кожа – таков вкратце был портрет красавицы, лишившей сна моего лейтенанта, а с его помощью и весь замок Сен-Поль.

– Это она? – спросил я, спохватываясь нелепости вопроса.

– О да, сир!

– У тебя отменный вкус, Мано!

Глаза девушки округлились и стали еще больше.

– А я вас знаю. Вы – Генрих Бурбон, король Наварры.

– Очень верное замечание, сударыня, – поклонился я. – Однако самое время покинуть эту очаровательную крышу.

– Где они?! Где?! – доносилось снизу.

– Гляди-ка, вон они! Лови, они убегают!

Я с удовольствием погладил усы. Мои гасконцы, оставленные для прикрытия внизу, прекрасно справлялись со своей ролью. Толпа легионеров сорвалась с места и, громыхая железом, помчалась в направлении особняка Этамп.

– Да нет! Это не они! Они повернули! Вон они побежали! Лови их, лови!

Карусель погони во всю свою разухабистую прыть закрутилась по дворам, паркам и лужайкам замка Сен-Поль. Дождь закончился, но день, обещая ясную погоду, покрыл все густым предрассветным туманом, скрывая от глаз преследователей не то что искомую жертву, но даже спину соседа.

– Спускаемся! – скомандовал я.

– Ваше Величество! – раздался из тумана голос настолько тоскливый, что его можно было принять за стенания баньши [20] . – А я? Что мне делать?

– Де Бушаж? Как вы здесь очутились? – искренне удивился я.

– Ваш неистовый лейтенант загнал меня сюда своей чертовой шпагой.

– Мано! – Я повернулся к другу. – Зачем?

– Я не мог отпустить пленника без вашего приказа, – ничтоже сумняшеся ответил гасконец.

– Это ты зря! Возвращаю вам свободу, де Бушаж! – гордо провозгласил я. – Да, и вот еще что! Передайте королеве Екатерине, что я не убивал ее сына и докажу это! И еще: когда вас отсюда снимут, прошу вас, не забудьте передать страже, что на деревьях, вблизи калитки, у дворца Сансе, висят три легионера. Их хорошо бы освободить. Прощайте, мсье. – Я чуть поклонился и исчез в тумане, оставляя полуголого вельможу в одиночестве на мокрой крыше. По возвращении в свои покои его еще ожидало немалое разочарование в жизни. Пока мы с де Батцем вели с ним подобающие случаю переговоры, рачительные гасконцы со всей возможной тщательностью очистили комнаты главного гардеробмейстера от всех сколь-нибудь ценных вещей, попавшихся им на глаза. Включая золотые с рубинами пуговицы на платье, заготовленном к церемонии утреннего подъема королевы.

Наконец наш отряд был на земле. Де Батц нес на руках свою драгоценную ношу, сияя точно кормовой фонарь флагманского линейного корабля. Обратный путь был выверен нами до шага. Вряд ли обезумевшая стража, носящаяся по территории замка, точно щенок, ловящий свой хвост, могла помешать нам сейчас добраться до берега. Но на всякий случай у нас был заготовлен для нее еще один сюрприз.

– Пожар! Сбивайте пламя! Пожар! – услышал я удовлетворенно. Вот теперь-то уж точно страже будет не до нас. Ярким пламенем, прорезая утренний туман, пылал особняк парижского прево. Полагаю, к рассвету меж четырех резных башен, окружавших его, должна была остаться лишь груда обугленных развалин.

– Быстрее к реке! – скомандовал я. – Нам необходимо вернуться, пока туман не рассеялся.

* * *

Баркас со всей возможной скоростью двигался вверх по реке. Теперь идти было тяжелее. Течение, бывшее до того на нашей стороне, сейчас старалось замедлить ход суденышка, а то и вернуть его к месту отплытия так, словно сама Черная Вдова была в союзе с духами речных вод. Однако бесчувственные к этому сговору гасконцы, радуясь победе и тому, что все они так весело встречают утро следующего дня, гребли точно заведенные. Только сейчас некоторые из них заметили ранения, полученные во время перестрелки в коридоре. Впрочем, по большей части легкие, вроде глубоких царапин от отколовшихся после аркебузных выстрелов щепок.

– Де Батц! – произнес я, с некоторой завистью глядя на своего лейтенанта, сидевшего под навесом у ног прелестной Конфьянс и держащего в своей руке ее тоненькие пальчики. – Какой сегодня день недели?

– Пятница, сир, – не сводя глаз с девушки, бросил Мано.

– Прекрасно. Проведение, похоже, на нашей стороне. Это день смерти Генриха II, мужа Екатерины. В этот день она не собирает свой совет и ничего не начинает. Значит, именно сегодня нам нужно покинуть Париж.

Вот наконец в предрассветной дымке обозначились контуры пирса, и наш шкипер, велев всем сушить весла, взялся за лежавший дотоле на дне багор, чтобы аккуратно притянуть свое суденышко к причалу. Борт баркаса уткнулся в один из толстых соломенных жгутов, обвивших бревно, и кольцо с замком и цепью заняло свое прежнее место.

– Мано! – прошептал я. – У де Бушажа в покоях было золото?

– Да! – с достоинством ответил мой хозяйственный помощник тоном гордым, точь-в-точь полководец, сообщающий государю о взятии крепости. – Парни обнаружили шкатулку. По виду в ней тысячи две ливров!

Я присвистнул. Учитывая, что издержки аристократа средней руки при дворе в месяц составляли порядка ста ливров, не считая стоимости одежды и украшений, мы нанесли незадачливому вельможе урон размером примерно в годовой его бюджет. А с иными трофеями и того больше. Можно было себе представить, какими словами помянет нас господин гардеробмейстер, обнаружив пропажу. Ей-богу, я вспоминал о нем исключительно с благодарностью.

– Отсчитай-ка лодочнику десяток монет.

Де Батц послушно исполнил мою волю.

– Держи, приятель. – Блестящие кругляши легли в задубевшую ладонь шкипера. – И послушай добрый совет. Если сегодня у тебя вдруг обнаружатся срочные дела вне Парижа – это будет весьма кстати и для тебя, и для нас.

Лодочник обвел пристальным взглядом компанию, сохранявшую итало-разбойничий вид, скривил губы в глумливой ухмылке и вновь протянул мне пустую ладонь. Конечно, это было откровенное вымогательство, но торговаться с соучастником было некогда. Да и не с руки. Легче всего выйти на нас можно было именно через него.

– Мано! Отсыпь ему еще десять! – распорядился я.

– Двадцать, – кратко, но непреклонно выдохнул гроза местных окуней.

Де Батц растерянно посмотрел на меня, кладя руку на эфес шпаги.

– Ладно, пятнадцать, – по достоинству оценив жест злостного плательщика, смилостивился лодочник.

– Мано! Выдай ему пятнадцать золотых. Но запомни, милейший, как только откроются ворота, ты должен исчезнуть из города минимум на месяц.

Рыбарь молча кивнул и, развернувшись, зашагал прочь. Должно быть, собирать вещи.

* * *

Возвращение в «Шишку» мы постарались обставить как можно более скрытно. Пистольеры остались в старом заброшенном доме на Пла д'Этэн, где прежде, по слухам, обитали привидения погубленных разбойниками хозяев. Однако, кроме нескольких нищих, возможно, потомков тех самых разбойников да голодных крыс, служивших им пропитанием, сейчас в доме никого не было. Нищие потеснились, а крысы вздохнули спокойнее, поскольку добросердечные везде, кроме схватки, гасконцы время от времени делились с убогими остатками провизии.

Пробравшись задними дворами к борделю милашки Жозефины, мы вздохнули с облегчением. Радость Мано была двойной. С одной стороны – мы добрались до убежища без приключений, а с другой – всю дорогу от пирса до «Шишки» де Батцу пришлось тащить босоногую Конфьянс вверх по холму, петляя по задворкам, карабкаясь через изгороди и перебегая улицы, чтобы случайно не попасться на глаза какому-нибудь не ко времени встрепенувшемуся стражнику. Впрочем, судя по лицу, ноша скорее радовала его, чем тяготила. Но вот мы были на месте. Воспользовавшись ключом от черного хода, наша компания тихо вошла в спящий бордель и, стараясь никого не будить, прокралась в «королевскую опочивальню». Ночь прошла весело, и самое время было отдохнуть. Конфьянс, удивленная и так до конца не пришедшая в себя, расположилась на единственной кровати, принадлежащей мне, а до того – Жози, я – на раскладной лежанке де Батца, а он сам, устроив мосластые ноги на подлокотниках – на сдвинутых креслах.

Спали мы, должно быть, недолго и проснулись от ужасающего грохота. Не открывая глаз, я сунул руку под подушку за пистолем, разомкнул веки и невольно присвистнул от нелепости представшей моему взору картины. На кровати, прикрывая наготу подушкой, восседала Конфьянс. На полу, под перевернутым креслом, недоуменно тараща глаза на весь белый свет, красовался Мано, пытаясь сфокусироваться на внушительной фигуре Жозефины, являющей собою живую аллегорию правосудия в действии.