Я – вор в законе (№3) - На зоне

– Давайте договоримся, мой друг, не задавать вопросов, на которые нет ответа. Скажу вам только: у меня много преданных друзей. Вот, например, Майкл… – Старик сделал паузу, наблюдая за тем, какое действие возымела на собеседника последняя информация. – Итак, что мне нужно от вас. Совсем немногого. Я думаю, вы знаете русского бизнесмена Владислава Игнатова?

– Ах вот вы о чем? Разумеется!

– Так вот. Я бы посоветовал вам беречь здоровье и жизнь мистера Игнатова, как зеницу ока. Я надеюсь, у него в тюрьме нет неприятелей? Камера со всеми удобствами? Кормят хорошо? Обслуживание на уровне?

Сначала Фрэнки Галлахер подумал, что старик насмехается над ним, но, внимательно всмотревшись, увидел в его глубоко запавших холодных глазах скрытую угрозу. Ему стало не по себе. Если не сказать, что умудренного опытом Фрэнки Галлахера охватил животный страх.

– Вы хотите добиться его освобождения под залог? – спросил он дрогнувшим голосом.

Старик усмехнулся.

– Я хочу добиться его выхода из тюрьмы за отсутствием состава преступления. Вам знаком такой юридический термин? Мистер Игнатов ведь ни в чем не виноват. Правда?!

Фрэнки Галлахер пожал плечами.

– Но это же невозможно? Во всяком случае, лично я не имею полномочий отдать такое распоряжение.

Старик недовольно поднял руку.

– Это будет решаться в Вашингтоне. Вам позвонят и все расскажут. От вас сейчас требуется лишь одно – обеспечить мистеру Игнатову личную безопасность и нормальные условия пребывания в тюрьме, на те несколько десятков часов, которые ему осталось там провести. Вам это по силам, я знаю. А в знак моего доверия к вам я, пожалуй, отдам вам этот пакет. Чтобы вы могли вспомнить Романтические приключения двадцатилетней давности!

У Фрэнки Галлахера нестерпимо заломило в висках. Кровь прилила к лицу.

– Мне бы потом хотелось получить негативы этих пленок.

– Обязательно. Вы их получите. После освобождения Владислава Игнатова.

– Можно мне вам задать еще несколько вопросов?

Старик кивнул:

– Я вас слушаю.

– Валентина работала в КГБ? Вы тоже оттуда?

Нестеренко внимательно посмотрел на американца. Он, конечно, мог бы ему рассказать, что в России существуют организации не менее мощные, но гораздо более законспирированные, чем КГБ, ФСБ и так далее.

Нестеренко мог бы также рассказать Фрэнки, что кроме него у Валентины в тот год было еще четыре клиента, перед которыми она так же лихо оголяла сиськи: начальник владимирской тюрьмы, два генерала из управления МВД и пожилой полковник из госбезопасности. Молоденький американский лейтенант был для нее всего лишь одним из многих. Однако Валентина обладала удивительным даром, который свойствен только очень тонким и чувствительным натурам: оставаясь с мужчиной наедине, она была способна внушить себе, что он ее единственный избранник. Возможно, в эти минуты она и сама верила в созданный ею миф. Да, подумал Нестеренко, в Валентине скрывалась актриса потрясающего дарования…

– Она не работала на КГБ, – спокойным голосом произнес Нестеренко. – И я тем более не оттуда.

Он увидел, что этот короткий ответ вполне устроил мистера Галлахера. Лицо американца просветлело, озарившись надеждой и решимостью сделать все, о чем его попросил этот опасный старец.

* * *

Фрэнки Галлахер попал в переплет. Старик русский взял его за горло – отказать ему было никак невозможно. Потому что если бы даже сейчас, через двадцать лет, в Вашингтоне узнали о его московских похождениях, ему – каюк! Мало того, что он вылетел бы из ФБР, так его могли еще начать «разматывать» по линии министерства обороны и ЦРУ и копать, копать, копать – выведывая, не сболтнул ли он тогда лишнего, не взяли ли его под свое крыло ушлые кэгэбэшники и не была ли его мимолетная связь с русской красоткой тонкой операцией вербовки…

Но и вытащить Игнатова из петли сейчас тоже было совершенно невозможно: приказ на уничтожение был отдан давно, еще неделю назад, маховик, как обычно, раскрутился, и остановить его теперь уже не мог никто. Даже адвокат Игнатова все просек – смылся. Во всяком случае, то, что он, Фрэнки Галлахер, не сможет остановить машину уничтожения, так это уж точно. К тому же за последнюю неделю делом Игнатова занялся окружной прокурор Джек Хант – дотошный, въедливый, педантичный человек, да к тому же и упрямый борец с «русской мафией». Он готов был годы потратить на то, чтобы нарыть на Владислава Игнатова обвинительный материал и засадить русского лет на восемьдесят. Вот только умник Хант не ведал, что Игнатову не суждено было дожить даже до предварительного слушания в окружном суде…

Что же это за фрукт такой, мистер Игнатов? Как все с ног сбились из-за него. Фрэнки знал, что русского арестовали чуть ли не на месте преступления: был убит босс калифорнийской мафии дон Монтиссори. Игнатова также взяли по подозрению в убийстве старого итальянца Барбарелли. Русского посадили в блок предварительного заключения без права выхода под залог. Об этом рассказал и Ховански, который регулярно докладывал ему о всех вновь поступивших заключенных, не подозревая, что очень часто они направлялись к нему в тюрьму с ведома Фрэнки. Так. Потом к делу Игнатова подключили Джека Ханта. И это означало только одно: дядя Сэм намеревался устроить показательный суд и упрятать русского за решетку до седых волос. Джек Хант был знаменит тем, что почти все до единого его обвинительные заключения – а за многие годы практики у него их набралось больше трех сотен – были поддержаны в судах. Обвиняемые получали по полной программе. И вдруг из штаб-квартиры ФБР пришла шифровка, состоящая только из двух слов: «Медвежья охота». Это был смертный приговор Игнатову (русские клиенты в секретном шифре ФБР проходили как «медведи»). Непонятно только, кому понадобилась такая спешка? Кому нужно убрать русского прямо в тюрьме? Ведь участие в деле прокурора Джека Ханта служило гарантией того, что Игнатову дадут не меньше «четвертака». Выходит, в Вашингтоне разыгрывалась какая-то очень сложная многоходовая партия, и ставкой в ней была жизнь таинственного русского бизнесмена. Во всяком случае, ясно одно: Майкл играл явно не на стороне тех, кто хотел убрать Игнатова…

Итак, что же теперь делать. Надо каким-то образом дать отбой Стиву. Надо отменить казнь. Фрэнки уже потянулся было к телефону, как раздалась трель переговорника. Он нажал клавишу:

– Да, Мэри?

– Вас спрашивает Майкл из Вашингтона. Будете говорить?

О Боже! Она еще спрашивает! Конечно буду! Только этого разговора и жду. Взяв себя в руки, Фрэнки наигранно спокойно ответил секретарше:

– Соедините.

Это было спасение. Майкл должен помочь! фрэнки схватил телефонную трубку.

– Хелло, Майкл! Как погода в Вашингтоне?

– Здравствуй, Фрэнки! – голос Майкла был строг. – Скажи мне лучше, как там обстоят дела с твоим подопечным? С ним все в порядке?

Фрэнки не понял вопроса. Теперь он уже вообще ничего не понимал. О чем спрашивает Майкл? «В порядке» – в смысле жив или убит? Но отвечать надо было одновременно четко и туманно, так как Фрэнки не знал наверняка, не прослушивается ли его линия.

– Насколько я знаю, он пока в добром здравии, – ответил Фрэнки и порадовался за свою сообразительность. – Майкл, ты можешь перезвонить мне по известному тебе телефону минут через десять? Это срочно.

– Хорошо! – коротко бросил Майкл. Фрэнки Галлахер вышел в приемную и, стараясь говорить спокойным, безразличным тоном, сообщил секретарше:

– Мэри, я выйду на угол куплю сигарет. Если кто будет звонить, скажи, что я вернусь через полчаса.

Он спустился на лифте в вестибюль и вышел на улицу. Холодный ветер с залива резко дохнул ему в лицо. Конец декабря в Сан-Франциско в этом году был необычайно суровым. Холода обещали продержаться до нового года. Фрэнки поежился и поднял воротник пальто. Быстрым шагом он дошел До телефонных будок на углу и вошел во вторую справа. Это был его «связной» телефон-автомат, куда ему звонили секретные агенты, платные осведомители и – Майкл. Он постоял несколько минут, Напряженно оглядывая никелированные бока телефона. В начищенном до блеска металле отражалось его лицо. Наконец раздалась переливчатая трель звонка. Чуть дрожащей рукой он снял трубку. Это был Майкл.

– Ну что там у тебя стряслось? Гостя встретил? – голос теперь звучал насмешливо.

– Да, – ответил Фрэнки и похолодел: Майкл все знает! – Ты в курсе, значит? Но каким образом… Хотя это уже неважно. Что же мне теперь делать? Как отыграть все назад?

– Я не знаю. От тебя сейчас требуется только одно – отменить приказ. Ты понял меня? Остальное – моя забота.

– Но как я смогу… – начал Фрэнки.

– Езжай туда немедленно! – резко оборвал его суровый голос из Вашингтона. – Как хочешь, а этот парень должен быть цел и невредим. Завтра он выйдет оттуда и в сопровождении наших людей будет отправлен в аэропорт к ближайшему рейсу на Москву. Нужно, чтобы Ховански или ты, или оба, – не знаю, разберись на месте, – от имени правительства Соединенных Штатов принесли ему свои извинения. На него ничего нет. Его арест был ошибкой. Ясно? Все.

У Фрэнки от волнения закружилась голова. Он облизал пересохшие губы языком и пробормотал срывающимся голосом:

– Но ведь он оформлен по всем правилам. Есть протокол задержания. Рапорты полицейских. Свидетельские показания. Прокурор Джек Хант развернул бурную деятельность – он кричит, что напал на доказательства каких-то совместных тайных дел калифорнийской мафии с этим Игна… парнем. Он ведь так просто от этого не отвяжется! И журналисты не отстанут. Это же свора голодных и жадных до информации псов.

В трубке на мгновение повисла тишина.

– Эта моя забота, Фрэнки. Не бери в голову Делай что я тебе сказал. И поторапливайся – время не терпит!

Фрэнки не хотел задавать Майклу еще одного вопроса. Но не смог удержаться.

– Скажи, Майкл. Очень тебя прошу – ответь, для меня это очень важно. Этот старик… Ну, с которым я сегодня встречался… Он… Ему про меня действительно что-то известно?

– Да. Все.

– А кто он? Твой… друг?

– Он не просто мой друг, Фрэнки. Он мой добрый старый друг. И что самое главное – человек порядочный. Ему можно доверять. Я ясно выразился?

– То есть ты хочешь сказать, – заторопился Фрэнки и почувствовал, как его лоб покрылся крупными каплями пота, – что если он… обещает, то его обещанию можно верить?

На другом конце провода раздался иронический смешок.

– Можно, Фрэнки. А тебе советую всегда вначале думать, а потом уже… расстегивать ширинку. Понял?

Фрэнки Галлахер на ватных ногах вышел из телефонной будки и медленно побрел по заснеженной улице. Он едва не забыл купить в газетном киоске пачку сигарет «Кул-ментол».

ГЛАВА 12

Аэропорт Сан-Франциско гудел как потревоженный улей. Возбужденные туристы, нагруженные яркими баулами и чемоданами, и похожие друг на друга как две капли воды деловитые командированные с портпледами через плечо толпились у стоек регистрации, баров, журнальных киосков. Под высоким потолком международного терминала то и дело гулко раздавались объявления о прибытии очередного рейса. В этой шумной толчее никто не обращал внимания на компанию четырех мужчин, решительно разрезавших толпу пассажиров. На первый взгляд могло показаться, что эти четверо – небольшая официальная делегация. Подчеркнуто строго держались трое двухметровых молодцев, аккуратно, с трех сторон, оберегавшие от неосторожных авиапассажиров четвертого – крепкого мужчину с колючим настороженным взглядом. Четверка, искусно лавируя между стайками туристов, миновала мужской туалет и комнату службы безопасности аэропорта, подошла к узкой стальной двери без вывески и, мягко толкнув ее внутрь, исчезла в черном зеве коридора. Дверь бесшумно затворилась…

Егор Сергеевич не спеша извлек из сумки бинокль и поднес его к глазам. Мощные окуляры многократно приблизили к себе стоящие в ряд самолеты. Нестеренко перевел бинокль на группу пассажиров у трапа российского «ИЛ-96». Рассекая взлетное поле, к самолету подъехал черный джип, из которого вышло четыре человека. Нестеренко разглядел Варяга в окружении троих мужчин. Коротко постриженные затылки, уверенные взгляды, подтянутость и независимость, с которой они держались среди пассажиров, указывали на то, что это люди из ФБР. Нестеренко посмотрел на руки Варяга. Конечно, этого следовало ожидать: на правом запястье он рассмотрел наручники, которые крепко сцепили его с левой рукой одного из сопровождающих.

Они остановились у трапа, пропуская вперед всех пассажиров, о чем-то недолго посовещались и потом стали подниматься по ступенькам. Варяг ничем не отличался от троих охранников и был одет так же строго: неброская дубленка поверх серого костюма в полоску. Вот только выглядел он несколько устало, даже гладко выбритое лицо не сумело скрыть отпечаток пережитого.

Наконец они поднялись на площадку, где их встречала молоденькая стюардесса. В ее лице было столько ласки, как будто к ней одновременно пожаловало четверо любовников. Варяг повернулся лицом в сторону стеклянного купола аэровокзала и поднял вверх свободную руку, а потом, увлекаемый фэбээровцем, шагнул в салон.

Самолет заглотил четверку последних пассажиров.

Когда люк закрылся, Нестеренко упаковал бинокль в футляр и достал из кармана маленький ключик.

– Возьмите, это вам. Здесь, в аэропорту. Камера хранения. Ячейка 1794.

Фрэнки Галлахер задержал на старике строгий взгляд и спросил:

– Негативы тоже?

– Разумеется, – вяло отреагировал Нестеренко. Он уже потерял интерес к Фрэнки – через два часа из этого же аэропорта вылетал самолет, который должен будет доставить его в Париж. Академик Нестеренко летел на конгресс по международному праву. Его доклад – о борьбе с международным терроризмом – был в числе первых. – Я не привык обманывать людей. – И, едва улыбнувшись, добавил: – Даже если где-то и затерялся один-единственный кадр, то он уже не сможет повредить вашей репутации. Я вам обещаю.

Фрэнки сунул ключ в карман и облегченно вздохнул:

– Я на это очень надеюсь.

– Знаете, Фрэнки, у меня останутся самые приятные воспоминания о нашем сотрудничестве.

Егор Сергеевич снова посмотрел на «ИЛ-96». Трап уже отъехал в сторону. Через несколько минут Варяг станет недосягаем.

– Я не могу ответить вам тем же и рассчитываю на то, что это последняя наша встреча.

– В этом вы можете не сомневаться.

– Боюсь, как бы пресса не разнюхала раньше времени об отъезде вашего друга и не подняла вой.

– Вам не стоит об этом беспокоиться, мистер Галлахер. Вы читали сегодняшние газеты?

– Нет, а что, собственно, произошло?

Нестеренко достал из сумки сложенную «Лос-Анджелес таймc», аккуратно расправил ее широкой ладонью и протянул Фрэнки.

– Вот взгляните сюда… Сейчас об этом деле будет писать вся пресса Америки. Так что у нас с вами не будет повода для беспокойства.

Фрэнки взял в руки газету. Заголовок на первой полосе вопил огромными буквами: «Двойное убийство, или Почему застрелился окружной прокурор». На крупной фотографии, которая занимала чуть ли не половину газетной страницы, он увидел распластанное на полу тело Джека Ханта. Голова его была неестественно запрокинута назад, правый висок измазан запекшейся кровью, а в шаге от него валялся крошечный пистолет. На мертвом лице застыло задумчивое выражение, и лишь в широко открытых остекленевших глазах пряталась невысказанная тоска. Оказывается, Джек мог быть и таким. Ниже Фрэнки прочитал: «Сегодня в Сан-Франциско, в своем доме на бульваре Гири, застрелился окружной прокурор Джек Хант. Но прежде чем сделать роковой выстрел, он застрелил жену. Мотивы этого ужасного инцидента не известны, так как самоубийца не оставил предсмертной записки. Джек Хант был одним из самых влиятельных юристов Америки, и в Белом доме серьезно рассматривали его кандидатуру на пост генерального прокурора Соединенных Штатов. Эта трагедия никак не увязывается с тем, что известно о нем. Джек Хант блестяще закончил два колледжа – экономический и юридический. Одно время он занимался адвокатской практикой, и в число его клиентов входили самые влиятельные люди не только штата, но и всей Америки – среди его клиентов числился мэр Сан-Франциско и сам губернатор. Представители Белого дома также частенько обращались к нему за помощью. Тем более странным было его желание прервать адвокатскую деятельность и перейти на государственную службу. В подробностях этой загадочной трагедии предстоит разобраться полиции, нам же остается только недоумевать, какие обстоятельства заставили Джека Ханта прервать свою стремительную карьеру. У окружного прокурора осталось двое детей – старший сын Роберт учится на первом курсе юридического Колледжа в Гарварде, младшая дочь Ребекка в этом году заканчивает школу».

– Да… Теперь журналистам будет действительно не до господина Игнатова, – в задумчивости пробормотал Фрэнки, возвращая газету.

– Вы его знали?

Фрэнки Галлахер внимательно посмотрел на русского старика. Он уже успел убедиться в том, что его простоватый вид очень обманчив и даже сейчас он наверняка знает больше, чем хочет показать.

– Так, немного… не больше, чем другие.

– Ну что ж, мне пора, – старик взялся за свою сумку, – желаю вам успехов в борьбе с преступностью. – Глаза у старика оставались серьезными: создавалось впечатление, что он улыбался только тогда, когда хотел ткнуть в лицо кукиш. – Если будете опять в Москве, позвоните, буду рад встрече, – и он неторопливо направился к эскалатору.

Фрэнки Галлахер проводил взглядом старика, чью загадку ему так и не суждено было разгадать, и быстрым шагом направился к камерам хранения.

…А Егор Сергеевич, взглянув на часы, вошел в кабинку таксофона. Набрав номер, он долго слушал протяжные гудки. Потом вздохнул, повесил трубку и направился к очереди на регистрацию.

– Мистер Нестеренко?

Негромкий женский голос заставил Егора Сергеевича вздрогнуть. Он обернулся. Перед ним стояла симпатичная темноволосая девушка в потертых голубых джинсах. Мягко улыбаясь, она протягивала ему конверт.

– Ваш друг Майкл просил передать вам это, – сообщила она, глядя ему прямо в глаза.

– Благодарю. – Нестеренко взял конверт, с интересом разглядывая неожиданную собеседницу.

Он что-то почувствовал в ней, интуиция подсказывала ему, что девушка – не простой посыльный. Его не могли обмануть ни мягкая улыбка, ни приветливый простодушный взгляд, ни точеная фигурка. Опытный глаз Нестеренко сразу уловил какую-то неестественность в ее поведении.

Он мельком взглянул на голубой конверт, который держал в руках, а когда поднял глаза, девица уже удалялась, направляясь к выходу из аэровокзала. Нестеренко хмыкнул и распечатал письмо. Пробежав его глазами, он замер, задумчиво глядя перед собой. Его лицо как будто окаменело. Он спрятал письмо в карман и решительно зашагал к стойке регистрации рейса «Эр Франс» на Париж.

ГЛАВА 13

Неприметный мужчина в сером шерстяном пальто сидел за стойкой открытого бара аэровокзала и неторопливо листал журнал «Ньюсуик». Перед ним стоял недопитый бокал пива. На полу у его ног лежал пухлый темно-синий портплед. Время от времени мужчина клал журнал на стойку и, чуть обернувшись на толпу пассажиров, обводил людей скучающим взглядом. Он явно никого не ждал и никого не высматривал в толпе. И никому не могло прийти в голову, что объектом его самого пристального интереса был благообразный высокий старик, чинно стоящий в очереди к стойке регистрации рейса «Эр Франс» в Париж.

Мужчина в сером пальто снова вспомнил о своем недопитом пиве, взял бокал и неторопливо осушил его до дна. Поставил бокал на стойку и опять как бы невзначай бросил взгляд на старика. Тот уже поставил свой чемодан на багажный транспортер и о чем-то разговаривал с девушкой, оформлявшей ему билет. Мужчина в сером пальто усмехнулся: старик наверняка, как всегда, просил себе место в салоне для некурящих. Когда старик прошел мимо ограждения в зону паспортного и таможенного контроля, наблюдавший за ним мужчина резво соскочил с высокого табурета, подхватил пухлый портплед и стремительно зашагал к информационному бюро.

Наклонившись к окошку, он широко улыбнулся девушке-информатору:

– Мисс, окажите мне услугу, пожалуйста. Я должен встретиться тут с женой. Мы улетаем в Европу. Что-то она опаздывает, и я боюсь, как бы она что-нибудь не перепутала. Не могли бы вы сейчас объявить, что мистер Локхид ожидает миссис Локхид у открытого бара рядом со стойкой регистрации рейса «Эр Франс» на Париж?

– Конечно, сэр, – улыбнулась девушка в ответ и, придвинув к губам микрофон, заученно-томным голосом попросила миссис Локхид подойти к стойке регистрации парижского рейса «Эр Франс», где ее ожидает муж.

Мужчина в сером пальто поблагодарил девушку и отошел от информационного бюро. Подойдя к заметно укоротившейся очереди на рейс «Эр Франс», он встал в нескольких шагах от бара, где недавно сидел и пил пиво. Через несколько минут его легко ткнули в спину:

– Привет, муженек!

Он обернулся. Перед ним стоял улыбающийся толстяк в красной пуховой куртке. В руках у него был точно такой же темно-синий портплед, что и у мужчины в сером пальто. Мистер Локхид кивнул ему в знак приветствия, но не улыбнулся. Он поставил портплед на пол, рядом с колонной. Толстяк в красном пуховике сделал то же самое.

– Билет, паспорт не забыл? – тихо спросил мистер Локхид. – В Париже встретишься с Патриком, передашь товар, потом можешь пару дней пошляться в городе и – назад. Как вернешься, сразу дай мне знать. – Мистер Локхид запустил правую руку во внутренний карман пальто и вытащил толстый конверт. – Здесь пять штук. Приедешь – получишь еще столько же. Как всегда.

Он смотрел, как улыбающийся толстяк засовывает конверт с деньгами в карман пуховика.

– Не потеряешь? – спросил насмешливо.

– Я-то? За кого ты меня принимаешь, Бэзил? – Толстяк посерьезнел. – В этом месяце еще будет?

Мистер Локхид печально посмотрел на наркокурьера. Он работал с ним недавно, месяца три. Толстяк Вилли был жадный болван, но обладал каким-то удивительным даром отводить от себя опасности. Хотя постоянно ходил по лезвию бритвы, доставляя героин в Европу в портпледе, который он сдавал в багаж. Правда, Вилли был гениальным химиком. Он пробил этот дерзкий вариант транспортировки наркотиков, потому что предложил заворачивать пакеты с героином в ткань с особой пропиткой. Такую «куклу» не могли распознать ни рентгеновские просветки таможенников, ни «наркоохотничьи» собаки.

Да, Вилли был гением, и терять его было жалко. Но игра шла по-крупному, и надо было делать то, что велено. Мистер Локхид небрежно подхватил синий портплед Вилли, а Вилли взял его портплед.

– В махровой простыне, как всегда? – весело осведомился Вилли.

Мистер Локхид кивнул.

– Как всегда. Среди рубашек, носков и журналов…

– Ну, ладно. – Вилли махнул рукой и двинулся к стойке регистрации парижского рейса.

Мужчина в сером пальто внимательно смотрел, как он предъявил паспорт и билет, поставил портплед на ленту транспортера. Портплед медленно двинулся вниз, в черные недра багажного отделения аэропорта. Там егос тысячами чемоданов пропустят через короткий тоннель рентгеноскопа, и на белом экране высветятся невинные носки, рубашки и свернутый махровый халат…

Вилли прошел за турникет и бодро направился к окнам паспортного контроля.

Итак, этот тоже на месте, подумал мужчина в сером пальто. Он пошел в дальний конец аэровокзала, вошел в телефон-автомат и набрал номер.

Соединение произошло не сразу – он звонил далеко. Наконец на другом конце провода сняли трубку и послышалось отрывистое: «Да».

Мужчина в сером пальто приложил ладонь к микрофону и тихо заговорил по-русски:

– Валентин Семенович! Это Василий из Сан-Франциско. Передайте, что старик благополучно прошел регистрацию. Мой человек с подарком – тоже. Рейс «Эр Франс» 2345, Сан-Франциско – Париж. Это должно случиться над северной Канадой. Слушайте радио. Смотрите телевизор. Передайте немедленно.

Он, не прощаясь, повесил трубку и глубоко вздохнул. Вилли жалко. Толковый был курьер. Таких сейчас днем с огнем не сыщешь.

* * *

У Валентина Семеновича дрожали руки. Этот звонок из Сан-Франциско совершенно выбил его из колеи. Он встал из-за стола и нервно прошелся по кабинету. Подошел к окну и встал за тюлевой занавеской, точно опасался, что кто-нибудь снизу, с улицы, его заметит. Он смотрел на знакомую площадь с дурацкой клумбой посередине, где когда-то темнел гранитный памятник. Потом перевел взгляд на магазин детской игрушки. Огромная новогодняя елка сияла разноцветными огнями. От Нее к окнам тянулись гигантские гирлянды картонного лапника.

Он надеялся в глубине души, что этого звонка не будет, что там, в Америке, все сорвется. И от Него отстанут. Хотя бы сейчас, когда вообще ничего не понятно, не известно, «не прощупывается», как любил говорить его покойный босс. Сейчас, когда в Кремле все переполошились из-за болезни «Деда», все было настолько хрупко, неустойчиво, что на что-то надеяться, на что-то рассчитывать мог только идиот. Или человек, который стоял вплотную к невидимым нитям, контролировавшим все телодвижения московских марионеток. Валентин Семенович вспомнил, как мудро он поступил тогда, в 1991-м. Как он тихо отошел в сторонку, дав возможность другим кричать и принимать решения. Он остался в стороне и в октябре 1993-го. И, как кое-кто из дальновидных генералов, тоже сказал: «Мы вне политики». Потом ему это припомнили, но, во всяком случае, он не подрубил сук, на котором сидел, не сунул голову в самое пекло.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.