Подходящий муж

Неоспоримо одно: она сидит рядом с Лукасом и едет к нему домой.

Ах, разве не благосклонна к ней судьба? Жермена не только видит Лукаса сейчас, в эту самую минуту, но увидит его снова и завтра. Разве может быть у влюбленной Рождество лучше этого?

Они одновременно повернули головы и посмотрели друг на друга.

— Повеселела? — спросил Лукас.

Жермена не могла говорить из-за переполнявших ее чувств. Она кивнула, а потом улыбнулась. Лукас сказал, чтобы она ему верила, — она это и делает.

Глава ВОСЬМАЯ

Эш и Эдвина вышли на дорожку, увидев, что подъехала машина Лукаса. Но они стояли не рядом, а на некотором расстоянии друг от друга, и у Жермены создалось впечатление, что их отношения весьма далеки от дружеских.

Эш направился к машине, как только она остановилась.

— Жермена! Какой сюрприз! — воскликнул он и совсем не удивился, увидев, как Лукас вынимает из машины ее сумку.

Эдвина мило улыбнулась, когда Жермена подошла к ней, но от Жермены не укрылось жесткое выражение в глазах сестры, которая, вес еще улыбаясь, прошипела:

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Как твоя спинка? — любезно спросила Жермена и получила в ответ уничтожающий взгляд.

Все четверо отправились в дом, но Жермена почувствовала, что очень скоро еще услышит свою сестру. Надо было заранее подумать о том, как будет реагировать Эдвина на ее неожиданный приезд.

Само собой разумелось, конечно, что это ей не понравится. Но Жермена была слишком поглощена счастливой возможностью быть рядом с Лукасом, поэтому ни на секунду не задумалась о том, какова будет реакция ее сестры на то, что Лукас уехал один, а вернулся с пассажиркой.

— Чаю? — предложил Лукас.

И вдруг Жермену охватило неожиданное смущение. Она признавала, что это глупо. Но ведь с тех пор, как Амур выпустил свою могущественную стрелу, она пережила разные сокрушительные эмоции, которые до сих пор были ей совершенно неведомы.

— Думаю, мне нужно отнести сумку, и…

— Я отнесу ее, — вызвался Эш.

Жермена посмотрела на Лукаса — он улыбался, и у нее гулко забилось сердце. Она улыбнулась в ответ, и тут Эдвина воспользовалась моментом и дружески предложила:

— Я пойду и помогу тебе распаковать вещи, Жермена.

Жермена удивленно уставилась на свою сестру, которая мило улыбалась ей. Очевидно, Эдвине не терпелось поскорее выяснить, зачем она приехала.

Эш пошел в ту же самую спальню, где Жермена останавливалась раньше. В ней пахло чистотой и мастикой, а кровать, которую она разобрала, когда уезжала в последний раз, была застлана свежим бельем. Видимо, миссис Добсон любила, чтобы гостевые комнаты были проветрены и убраны. После того, как Эш доставил сумку Жермены, он сразу же ушел, одновременно исчезло и подобие приятного выражения с лица Эдвины.

— Что это за дурацкие улыбочки? — враждебно спросила она, как только дверь за Эшем закрылась.

— Дурацкие улыбочки? — повторила за ней Жермена.

— Две минуты тому назад ты смотрела на Лукаса с обожанием!

Господи, неужели это так заметно? Что подумает Лукас?

— Ну, тебе виднее, у тебя такая практика!

Видя, что Жермена не поддается нападкам, Эдвина пошла по другому пути:

— А как все-таки ты встретилась с Лукасом?

— Он заехал к родителям…

— К родителям! — возмутилась Эдвина.

— Он был поблизости и…

— Зачем?

— Не знаю, зачем! Я не спрашивала.

— Ну конечно! — презрительно усмехнулась Эдвина. — Зря ты сюда приехала. Наверняка сама напросилась. Положила на него глаз, верно? Ну, вряд ли тебе повезет, Жермена. Он даже имени твоего не упоминал вчера вечером, когда мы…

— Сама все заварила! — резко ответила Жермена. Вечно Эдвина встает на ее дороге! — И я не напрашивалась сюда — это сделал папа.

Расстегнув сумку, Жермена достала подарок, который привезла сестре, и протянула его ей.

Не поблагодарив, Эдвина схватила завернутый в яркую бумагу флакон своих любимых духов.

— Папа! — резко воскликнула она. — Как? Он…

— Он все еще беспокоится о твоей спине. И хоть я накануне сказала, что здесь есть миссис Добсон, папа считает, что тебе плохо без моей помощи. — Жермена без улыбки посмотрела на сестру. — Это только показывает, как мало он знает тебя на самом деле, — язвительно закончила она.

Увидев, как сузились глаза Эдвины, Жермена поняла, что рано или поздно получит свое. Когда Эдвина, в сердцах хлопнув дверью, вышла из комнаты, Жермена без сил опустилась на кровать.

«Вчера вечером, когда мы…» А что делали вчера вечером Лукас и Эдвина? Прекрати! — приказала себе Жермена. Ты знаешь сестру. Она всегда умела врать напропалую, без всякого зазрения совести. Если они провели романтический вечер, зачем ему было оставлять сегодня Эдвину, пусть даже с Эшем, и заниматься каким-то делом вне дома?

Жермена разобрала вещи, пытаясь воскресить в памяти те счастливые минуты с Лукасом в снегу. Он не особенно-то стремился вернуться к Эдвине! — напомнила себе Жермена.

Почему-то ей расхотелось идти в гостиную. Однако нужно было чем-то заняться. Не находя себе места, Жермена решила заглянуть в кухню к миссис Добсон, но потом передумала. В такое время экономка по уши завалена делами.

Если бы не темнота, Жермена уступила бы желанию навестить то чудесное место у ручья — может быть, и на нее опустился бы мир и покой. Но зимой темнеет рано. Чтобы как-то унять беспокойство, которое внесла Эдвина своим упоминанием о себе и Лукасе вчера вечером, Жермена встала под душ, очень сожалея, что поддалась на уговоры Лукаса приехать сюда.

Но, выходя из комнаты, Жермена почувствовала, что настроение у нее стало улучшаться. Он назвал ее «дорогая»! О, Лукас!

А вот и он. Стоит у основания лестницы, как будто поджидая ее. Жермена изо всех сил постаралась не улыбаться: яд Эдвины все еще действовал. Но в ней запоздало проснулось чувство, что не следует всерьез принимать полунамеки сестры. Господи, она же выросла, постоянно слушая выдумки Эдвины, которые той были выгодны.

— Ты все не спускалась, — укорял Лукас, когда Жермена подошла к нему.

Сердце у нее затрепетало, а мысли об Эдвине отодвинулись на задний план. Лукас говорил так, как будто с нетерпением ждал ее.

— Я… вот я и здесь, — смогла выговорить Жермена.

Лукас обнял ее и поцеловал. И с неохотой отпустил.

— Наверное, ты любишь, когда на Рождество много омелы? — тихо спросил он.

Жермена громко рассмеялась, потому что, хотя холл и украшало большое количество остролиста, нигде не было и веточки омелы.

Она все еще смеялась, когда Лукас взял ее за руку и повел в гостиную. Эдвина была уже там, украшая один из диванов.

Глаза Эдвины сразу же приковались к их переплетенным рукам. От Жермены не ускользнуло, как сжался рот у сестры. Но Эдвина быстро состроила детскую наивную улыбку и поинтересовалась:

— Нравятся красивые выходы, Жермена?

Интересно, подумала Жермена, одна ли она заметила под улыбкой жало?

— Что хочешь выпить, Эдвина? — спросил Лукас, отпустив руку Жермены. — А ты, Жермена?

Вечер пошел своим чередом. Эш сел рядом с Эдвиной и мило болтал с ней, пока не настало время идти в столовую. К счастью, трапеза прошла без каких-либо других язвительных замечаний Эдвины. Хотя Жермена заметила тяжелый взгляд Эдвины, который та не успела сразу спрятать, когда не она стала объектом внимания Лукаса, а Жермена.

И снова чувства Жермены были в полном смятении. Ей казалось, что, когда она одна с Лукасом, можно забыть обо всем и просто наслаждаться его обществом. Даже не надо беспокоиться о том, куда идут их отношения, — пусть они вообще стоят на месте. Ей было достаточно находиться рядом с ним. Но при Эдвине Жермена чувствовала себя неестественно, неловко, как будто нужно следить за каждым словом. Как будто в любую секунду Эдвина может все испортить.

Жермена раздумывала, кажется ли ей, или Лукас на самом деле смотрит в ее сторону вес чаще и чаще? Как если бы ему было трудно оторвать от нее взгляд.

Воображение! — насмехалось ее переполненное любовью сердце. Правда, Эдвина все видела, и любому, кто знал ее так же хорошо, как Жермена, было бы ясно, что старшая из сестер терпит фиаско.

После кофе все вернулись в гостиную.

— Не хочешь чего-нибудь выпить? — спросил Лукас Эдвину.

Та изобразила, будто не знает, что ей выбрать, и поэтому подошла к бару вместе с Лукасом. Эш тут же сел рядом с Жерменой.

— У меня не было возможности поговорить с тобой наедине.

— Доволен, как прошло Рождество? — улыбнулась она, хотя ее настроение упало, потому что Эдвина с увлечением прислушивалась к словам Лукаса.

— Мы можем остаться друзьями, Жермена? — задал Эш свой вопрос вместо того, чтобы ответить ей.

Жермена внимательно посмотрела на него.

— Ты так говоришь, как будто это важно для тебя, — заметила она.

Эш серьезно посмотрел на нее.

— В действительности так и есть. Хотя я не стал бы винить тебя, если бы, после того как я обошелся с тобой, ты бы меня отшила.

— Что было, то прошло, — снова улыбнулась Жермена. Она не питала к Эшу зла и на самом деле могла остаться с ним в хороших отношениях, поэтому искренне согласилась: — Друзья.

Хотела протянуть ему руку, но Эш расплылся в улыбке и поцеловал ее — в знак дружбы.

— Не позавтракаешь со мной как-нибудь на следующей неделе? — предложил он, но ответа не получил, потому что рядом с ними оказался Лукас.

— А что ты выпьешь, Жермена? — резко вмешался он, и его голос прозвучал весьма агрессивно.

Если Лукас спрашивает ее таким тоном, то она лучше умрет от жажды.

— Спасибо, ничего, — вежливо ответила Жермена, поднимаясь. — Если никто не возражает, я пойду спать.

— Ты уверена? — вскинул брови Эш.

— Уверена, — улыбнулась она.

— У меня нет носового платка, я поднимусь за ним наверх, — заверещала Эдвина и вышла с Жерменой в холл. — Развлекаешься? — спросила она, когда они стали подниматься по лестнице. На этот раз она, кажется, пребывала в хорошем расположении духа.

В Жермене зашевелились подозрения. Весь вечер ее сестра бросала ей тайком недовольные взгляды. И вдруг, когда рядом нет свидетелей, она решила облагодетельствовать ее и показать свою радужную сторону?

— Что так развеселило тебя? — поинтересовалась Жермена.

— Разве не чудесно? — вздохнула Эдвина. — Лукас предложил мне оставаться в «Хайфилде», сколько я захочу. — Эдвина, с трудом сдерживая себя и улыбаясь хитрой улыбкой Жермене, добавила: — Разве это не прогресс?

К счастью, они уже дошли до верхнего этажа. Эдвина, подмигнув сестре, направилась к своей комнате.

Жермена чувствовала, что готова расплакаться, но она не станет этого делать! Ах, как она сожалела, что приехала! Катание на санках в снегу, смех, поцелуи Лукаса в тот день — вдруг все это показалось таким далеким. Его поведение по отношению к ней минуту назад — холодное и агрессивное — было огромным контрастом.

Сначала он очаровывал ее, а потом переключился на Эдвину! Жермена все больше распалялась. Что он возомнил о себе, чтобы так играть ее чувствами? Конечно, Лукас не знает о ее чувствах. Да она и не особенно хотела, чтобы он знал. Но все же Лукас, вероятно, догадывается, что хоть немного нравится ей — иначе почему она согласилась приехать сюда сегодня?

Жермена обнаружила, что не может все время злиться на Лукаса, ее гнев так же быстро улетучился, как и возник. Но, снова ощутив беспокойство, она в четвертый раз за день приняла душ, раздумывая, правду ли сказала Эдвина?

Факт заключался в том, что ее сестра, казалось, обдумывала каждое слово, которое Лукас произносил у бара. Но Эдвина все и всегда видит в выгодном ей свете. А если так, могла ли она из чего-то незначительного, сказанного Лукасом, вытянуть маленькую ниточку и сплести еще более изощренную выдумку?

Жермена вспомнила, как Лукас обнял и поцеловал ее, когда она раньше выходила из комнаты. Вспомнила также тс моменты за обедом, когда он посматривал на нее и, казалось, радовался ее присутствию.

Она лежала в ночной рубашке в кровати и спрашивала себя, стоит ли ей доверять своей интуиции. Ведь недаром что-то подсказывало ей, что она все же нравится Лукасу.

Стоп! Не так давно она поверила его брату Эшу. Жермена спустилась на землю. Чудесно! Осознав, что она, вероятно, просто дубина и что братья Тэвинор просто флиртовали и развлекались, используя ее, она уже была готова выскочить из кровати, одеться и тут же убраться отсюда.

В этот момент в дверь легонько постучали. Жермена посмотрела на часы — было еще сравнительно рано, около половины одиннадцатого. Подумав, что вряд ли кто-нибудь еще ушел спать вечером в День подарков, она встала с кровати. Быстро завязав на ходу поясок халата, подошла к двери. Это не могла быть Эдвина: та не стала бы стучать, а сразу бы вошла. А если это один из Тэвиноров, что ж, она готова встретить его достойно.

Жермена сердито распахнула дверь — и ее странное сердце задрожало. Ну за какие грехи она вынуждена стоять и терпеть, как он разглядывает ее?

— Знаю, что расстроил тебя, — тихо сказал Лукас.

— Подумаешь! — небрежно выдохнула она.

Лукас, улыбаясь, заглянул в ее мятежные фиалковые глаза.

— Как говорила моя старая няня, нельзя ложиться спать, не помирившись.

— Мы не ссорились! — напомнила ему Жермена. Она не желала видеть его улыбку; это расслабляло ее.

— Не хочешь, чтобы я извинился? — спросил он, и она еще больше расслабилась.

— Не стоит об этом говорить, — упрямо повторила Жермена и уже собралась закрыть дверь, как Лукас резко напомнил ей:

— Ты поцеловала моего брата!

— Когда? — испугалась она.

— Совсем недавно — в гостиной.

Она уставилась на него. Он стал агрессивен и холоден к ней — из-за этого поцелуя?

— Не я поцеловала его, а он меня.

— Уж не собираешься ли ты пойти с ним позавтракать на следующей неделе?

Жермену вдруг поразила невероятная мысль.

— Неужели ты… — она едва осмелилась вымолвить следующее слово, — ревнуешь?

— Я? — усмехнулся Лукас. — Только из-за того, что мой брат сидел и болтал с тобою, из-за того, что он поцеловал тебя?

Он действительно ревновал! Сердце Жермены громко застучало, а вся злость растаяла.

— Он… Эш… хочет, чтобы мы были друзьями, — проговорила Жермена. Испытав на себе муки ревности, она не хотела причинять боль человеку, которого любила.

— Вот как! — воскликнул Лукас, как будто это все объясняло.

Нет, подумала девушка, не может быть и речи о том, что Лукас может ревновать ее. Ей стало неловко.

— Тогда спокойной ночи, — пожелала она ему и снова собралась закрыть дверь, но его слова остановили ее.

— А ты не хочешь увидеть свой рождественский подарок? — спросил Лукас. Потом наклонился к той стороне двери, которая была ей не видна, и поднял прямоугольный плоский сверток. — Счастливого Рождества, Жермена, — нежно пожелал он ей и протянул завернутый в золотую бумагу сверток.

— Ах, Лукас! — запричитала Жермена. — Я ничего тебе не приготовила!

— Не огорчайся. Тебе понравится мой подарок.

— Можно развернуть?

Лукас кивнул, и в его серых глазах зажегся теплый свет. Жермене пришлось отвернуться от него. Она не хотела, чтобы он заглянул ей в глаза и увидел ее душу. Девушка вошла в комнату, теребя пальцами золоченую обертку. Сняла первый слой и увидела, что подарок завернут в еще одну защитную обертку. А когда сняла и эту, издала возглас настоящего изумления.

— Лукас! — вскрикнула Жермена и устремила на него сверкающий взор. — Ты… — выдохнула она, но так и не могла найти слов.

Он продвинулся внутрь комнаты и закрыл дверь.

— Тебе нравится?

По ее виду Лукас понял, что «нравится» — слабо сказано. Жермена перевела фиалковые глаза с него на картину, которую он ей подарил.

— Это «Мальчик с тележкой!», — сообщила она ему то, что он и без нее прекрасно знал. — Мы видели ее на той художественной выставке… — Ее голос замер. — Я не могу принять этого! — вдруг воскликнула она.

— Она тебе не нравится?

— Ах, Лукас, ты же знаешь, что она мне очень нравится. Это самый замечательный рождественский подарок, который я когда-нибудь получала, — честно ответила она, а потом добавила хриплым голосом: — Но она, должно быть, дорогая, и я не могу…

— Можешь, моя прекрасная девочка, можешь, — мягко перебил ее Лукас, — Доставь мне удовольствие увидеть, как ты наслаждаешься своей картиной.

Глаза Жермены стали мечтательными. Это прозвучало так сокровенно. Как будто каждый раз, глядя на картину, Лукас вспоминал о ней, о Жермене.

— Честно говоря, она не такая уж дорогая, — продолжал уверять ее Лукас. И, нанося сокрушительный удар, добавил: — Ты должна знать, милая Жермена, что я просто не мог допустить, чтобы ее купил кто-нибудь другой.

— Ах, Лукас! — дрожа, воскликнула она.

— Уж не собираешься ли ты заплакать? — спросил он с искренним беспокойством.

Жермена рассмеялась:

— Я собираюсь расцеловать тебя!

— Из двух предположений это мне больше подходит, — улыбнулся Лукас и протянул к ней руки.

Задрожав всем телом, она шагнула к Лукасу. Ощущение его губ стало тем бальзамом, который был нужен ей, чтобы забыть о прежних горестях. В его объятиях все ее беспокойство исчезло.

За первым поцелуем последовал второй, третий… Лукас прижимал Жермену к своей груди, но ей хотелось быть еще ближе к нему. Она чувствовала жар его тела через тонкую ткань халата, чувствовала его руки у себя на талии, на изгибах спины, на ягодицах.

— Лукас! — прошептала она, и ее тело пронзил доселе неиспытанный ею восторг.

Лукас отстранился, чтобы заглянуть в раскрасневшееся лицо Жермены. Его серые глаза искрились от желания.

— Остановиться? — гортанно спросил он.

Жермена с трудом сглотнула. Она не хотела останавливаться. Хотела получить еще больше поцелуев, еще больше прикосновений.

— А… нужно?

— Любимая! — выдохнул он.

У Жермены подпрыгнуло сердце. Она знала, что готова пойти за ним, куда бы он ни повел. Улыбнулась, взглянув на него, и поцеловала. Лукас поднял ее, понес к кровати и нежно опустил на нее. Жермена закрыла глаза и почувствовала, как дрогнула кровать, когда Лукас лег рядом с нею. Снова открыв глаза, Жермена увидела, что он сбросил пиджак. Лукас обнял ее, и они прильнули друг к другу. Это было блаженство, настоящее блаженство — быть рядом, ощущать жар его тела.

Они целовались снова и снова. Его ищущие руки нежно продвигались к ее груди, но внезапно Лукас замер, услышав неровное дыхание Жермены.

— Ты боишься, славная моя? — спросил он.

— Нет, — прошептала Жермена. — Нет, — повторила она, опасаясь, что он не услышал в первый раз и сейчас уйдет. — Просто, думаю, мне немного… неловко.

Мягко и нежно Лукас прикоснулся губами к ее губам.

— Любимая! — Медленно, чтобы не торопить то важное, что происходит с ней, руки Лукаса подобрались к поясу ее халата. — Можно? — Он вес еще давал ей время отступить.

— Да, — ответила она, позволяя ему осторожно снять с себя халат.

Ночная рубашка задралась, и у Жермены запылало лицо, когда она почувствовала руку Лукаса на своем обнаженном бедре.

— Лукас! — дрожа, прошептала она.

Его рука замерла, но в чутких серых глазах были лишь нежность и понимание.

— Ты еще не совсем уверена? — спросил он, глядя в ее прекрасные фиалковые глаза и на залитое краской лицо.

— Уверена, — проговорила она как можно тверже. — Просто… все это… так ново…

— Знаю, любимая, — откликнулся он. — Все будет хорошо. Доверься мне.

Жермена с чувством поцеловала Лукаса и больше нисколько не возражала, когда его замершая рука снова двинулась под рубашкой и, поразив ее восторгом своего прикосновения, теплая и ищущая, прошлась по животу и поднялась выше, чтобы обхватить полушарие ее груди.

— Ах! — выдохнула Жермена.

— Ты не боишься?

— С тобой — нет, — смущенно ответила она.

— Любимая! — ликуя, воскликнул Лукас.

Когда он осторожно снял с нее ночную рубашку — последнюю прикрывающую наготу одежду, — Жермена испытала не только естественное смущение, но и настоящий восторг.

— Ты прекрасна, любовь моя, — хрипло пробормотал Лукас, залюбовавшись ее грудью с розовыми сосками.

Жермена ощутила еще большее блаженство, когда он снова склонился к ней. В то время, как рукой Лукас ласкал ее правую грудь, левую он ласкал губами, доводя неискушенную девушку до полного изнеможения.

Потом они опять целовались, объятия сменялись ласками… И вдруг, словно вынырнув из своего блаженного забытья, Жермена увидела, что Лукас снял одежду и лежит рядом полностью обнаженный.

— Лукас! — слабо вскрикнула она, инстинктивно отодвигаясь.

— Ты шокирована?

— Нет, нет. Я… — Она не знала, как ей поступать и что говорить. — Помоги мне!

— Ты хочешь заняться со мною любовью, маленькая моя?

— Д-да, — ответила она тоненьким голоском.

— Но тебе что-то мешает?

— Нет, ничего. — Сглотнула, Жермена попросила: — Поцелуи меня, пожалуйста!

— Любовь моя, — пробормотал Лукас и склонился, чтобы поцеловать ее. Их тела снова соприкоснулись. Жермена прижалась к нему; физическое ощущение его тела рядом с ее собственным горячим телом требовало мгновения, чтобы привыкнуть. Школьные уроки биологии так и не подготовили ее к тому моменту, когда так близко ощущаешь мужчину.

— Лукас, — прошептала она его имя.

Но тут где-то хлопнула дверь. Это было настолько неуместно в момент глубокой и чувственной любви, что Жермена подскочила. И сразу же Лукас принял решение. Он быстро сел, отодвинувшись от нее. Пока она силилась понять, что происходит, Лукас начал торопливо натягивать нижнее белье и брюки — так торопливо, как будто боялся передумать.

— Что? — спросила, тоже садясь, Жермена.

— Это неправильно, любовь моя, — заключил Лукас; его взгляд скользнул по ее груди, но он быстро отвел его.

— Неправильно?

У Лукаса на щеке задергалась жилка.

— Мне казалось… Я думал, мы… Но здесь слишком людно. Нам надо быть где-нибудь совсем одним, где я смогу… — Он осекся и стал взглядом искать ее глаза. — Ты любишь меня?

Жермена хотела сказать, что обожает его, но тут до нее дошло, что она лежит перед ним совершенно обнаженная, и ею овладело смущение.

— Идея была не очень хорошая, — признал Лукас с кривой ухмылкой. И, крепко держа ее за руки, продолжил: — Находиться рядом с тобой и вести светские беседы — невыносимо. Я не могу даже трезво мыслить. — Решительно встав, он подошел к двери. — Если я тебе небезразличен, любовь моя, встретимся завтра, но не в этой комнате… — Он помолчал, потом улыбнулся: — Буду ждать тебя у нашей скамейки. Ты знаешь, что я имею в виду?

— У мостика, у ручья?

— Ровно в девять, — назначил Лукас, но потом передумал: — Нет, я не могу ждать так долго. В восемь тридцать?

— В половине девятого, — согласилась Жермена.

— О, моя дорогая, — застонал Лукас, как будто заключил из ее согласия, что она действительно любит его. — Ты просто необыкновенная!

И с этими словами он быстро вышел из комнаты.

Глава ДЕВЯТАЯ

В ту ночь Жермена почти не спала. Но даже и без сна ей казалось, что она грезит. «Наша скамейка», — сказал Лукас. Их скамейка. Если ей это снится, то это чудесный, изумительный сон.

Снова и снова вспоминала она ласковые слова, которыми он называл ее. Неужели она — его дорогая, любимая, милая девочка? Ах, как ей хотелось быть таковой.

Жермена старалась мыслить логически, не верить тому, чему хотела верить. Конечно, она очень мало знает о любовных играх, но разве мужчины не способны сказать что угодно в пылу страсти? Однако ей не хотелось слушать доводы логики. Лукас, несомненно, желал ее, но был очень искренним. Кроме того, она инстинктивно понимала, что, даже если бы плотское желание и взяло над ним верх, он никогда не сказал бы того, чего не чувствовал.

Если Лукас называл Жермену ласковыми именами или спрашивал, любит ли она его, значит, он в свою очередь тоже любит ее. Зачем же тогда Лукас захотел встретиться с ней вне дома?

«Здесь слишком людно», — сказал он. Следовательно, Лукас хочет поговорить с ней наедине, без свидетелей. Поговорить? А может, заняться любовью? Жермена улыбнулась при этой мысли. Вряд ли Лукас будет в любовном настроении, сидя на холодной скамейке и окруженный сугробами.

Дальше голова отказывалась думать, размышлять, надеяться.

У Жермены все дрожало внутри, и она больше не могла оставаться в постели. К семи часам она давно была уже на ногах. Приняла душ, оделась, нанесла легкую косметику, но до встречи с Лукасом оставалось еще полтора часа.

Однако к половине восьмого в ней безнадежно перепутались разные чувства. Жермена не могла спокойно сидеть, не могла спокойно стоять. Принялась разглядывать картину, которую подарил ей Лукас, но была так взволнована, что не сумела сосредоточиться и увидеть в ней больше, чем уже увидела. Какой чудесный подарок. Жермена не имела представления, когда Лукас купил картину, но, конечно, это случилось до вчерашнего вечера. На выставке он увидел, как понравилась картина Жермснс, и приобрел ее в подарок ей. Означает ли это, что Лукас тоже любит ее? Или она слишком глупая?

В восемь часов Жермена почувствовала, что больше не может ходить взад-вперед по комнате, причесывая волосы, проверяя косметику, споласкивая руки и задерживаясь около картины.

Вот уже десять минут девятого. К этому времени девушка была так возбуждена, что больше ни одной секунды не могла оставаться в своей комнате. Но ей не хотелось показывать, будто она очень торопится, и бежать к той скамейке на двадцать минут раньше.

Жермена решила заглянуть в кухню и немного поболтать с миссис Добсон. Вспомнив, как вчера вечером хлопнула дверь, она приложила все усилия, чтобы не перебудить всех в доме. Тихо, едва дыша, Жермена вышла из комнаты и беззвучно закрыла дверь. Она хорошо знала, что ее сестра никогда не появляется до девяти, поэтому очень удивилась, когда увидела, что дверь комнаты Эдвины широко открыта.

Раздумывая, стоит ли вернуться обратно в свою спальню, чтобы избежать ссор с Эдвиной, если та что-то задумала и ждет ее появления, Жермена почти повернула назад. Но она уже достаточно измерила шагами комнату. Может быть, Эдвина не заметит ее? Однако Эдвина заметила — посмотрела прямо на нее сквозь полузакрытые глаза. Потом губы Эдвины дрогнули в самодовольной ухмылке, она закрыла глаза и приняла мечтательное выражение.

Жермену как будто ударила молния. Потому что Эдвина была не одна!

Чувствуя себя совершенно уничтоженной, Жермена не могла поверить своим глазам. В комнате, держа на руках ее сестру, стоял тот, с кем у Жермены было назначено свидание через двадцать минут!

Полностью сраженная, Жермена не могла двинуться с места и поэтому стояла и смотрела, как мужчина, который менее двенадцати часов назад держал ее на руках, нес Эдвину к ее кровати! От потрясения закружилась голова, и только мысль о том, что вчера у нее, вероятно, было такое же выражение лица, как сейчас у Эдвины, вернула Жермену к жизни.

Через десять минут Жермена, очнувшись от шока, поняла, что находится в своей комнате и успела — совершенно неосознанно! — побросать свои вещи в сумку.

Глаза остановились на картине, той самой, которую, как она по-идиотски поверила, Лукас купил для нее, потому что был расположен к ней. Жермену поразила почти физическая боль. Отвернувшись от картины и выглянув в окно, она рассеянно увидела, как Эш ставит свою машину перед домом.

Он вышел из машины и стал протирать стекла каким-то средством против льда. Жермена вдруг вышла из своего полубессознательного состояния и начала действовать.

Она вышла из комнаты, оставив картину. Ей не хотелось думать — это было слишком больно. Но и не думая, она знала, что не может взять с собой картину, которая значила так много для нее и так мало для него.

Дверь в комнату Эдвины теперь была закрыта. Жермена пробежала мимо, сдерживая рыдание. Он еще там? И они вместе смеются при мысли, что глупая девственница мерзнет на скамье в снегу? А они тем временем нежатся в теплой постельке…

Эш уселся за руль и собрался выезжать, когда Жермена выскочила из входной двери. Она была в такой ярости, что даже не замечала тяжести сумки, которую тащила в руке.

— Жермена! — воскликнул, вылезая из машины, Эш, когда увидел ее белое, страдальческое лицо. — Что…

— Не довезешь меня до ближайшей станции? — оборвала она дальнейшие расспросы.

— Но, дорогая…

— Я дойду пешком, — резко бросила она.

Эш быстро подошел и взял у нее сумку.

— Залезай, — пригласил он и, обойдя машину, открыл ей дверцу. — Что… — начал он.

— Если ты действительно друг мне, то отвези без всяких вопросов! — заявила ему она и только тогда перевела дух, когда Эш завел машину и с полмили отъехал от «Хайфилда».

Минут пять спустя Эш посмотрел на нее и проговорил:

— Поверь мне, Жермена, я не хочу лезть не в свое дело. Но ты расстроена. Могу я узнать, почему тебе нужно на станцию?

— Я еду домой, — резко сказала она.

— К родителям?

О боже. Если она вернется туда, отец будет снова и снова твердить о том, что она бросила несчастную Эдвину. Находясь в таком состоянии, Жермена вряд ли сможет устоять и не сообщить ему несколько горьких фактов о папиной гордости и радости — о его старшей дочке.

— К себе домой, в свою квартиру, — ответила она и поняла, что Эш говорил правду, называя себя ее другом, когда он настоял, что отвезет ее в Лондон.

— После праздников поезда еще могут ходить не по расписанию, — заключил он. Но подумав секунду-другую, добавил: — Правда, мне сначала нужно залить бензин.

В голове у Жермены крутился Лукас и его измена, и она была очень благодарна Эшу за то, что увез ее из «Хайфилда», от этого бессердечного чудовища.

Было уже девять часов, когда Эш наконец нашел заправочную станцию, которая была открыта.

— Я скоро вернусь, — сказал он, залив бензин и указав на контору, куда направлялся, чтобы заплатить. К глазам Жермены вдруг подступили слезы, и она отвернулась. Проснувшаяся гордость диктовала, что никто не должен видеть, что сделал с ней Лукас Тэвинор.