Все только хорошее

Берни совершенно искренне пытался убедить клиентов в том, что магазин способен создать серьезную конкуренцию «Блумингдейлу», на что клиенты обычно отвечали улыбками. «Вольфу» это было не по силам. Так считал клиент. Но Пол Берман, владелец магазина, считал иначе. Докладная Бернарда крайне заинтересовала его. Покупателю, который пришел с жалобой на продавца из мужского отдела, он пообещал выгнать Берни в два счета, хотя подлинные намерения Пола Бермана были совершенно иными. Он давно искал молодого человека с интересными идеями. Пол Берман не единожды приглашал Берни на обед, каждый раз поражаясь в нем забавной смеси дерзкой напористости и какой-то изысканной утонченности. Узнав, что Берни собирается преподавать русскую литературу и по этой причине посещает по вечерам Колумбийский университет, Берман долго смеялся.

— Да на это же надо потратить чертову уйму времени! Последнее замечание несколько шокировало Берни, хотя Берман в общем-то нравился ему. Внешне спокойный и элегантный, он был хватким бизнесменом, внимательно прислушивающимся ко всем возможным мнениям. Бергман приходился легендарному Вольфу родным внуком.

— Русская литература — это моя специализация, сэр, — почтительно произнес Берни.

— Надо было идти в школу бизнеса. Берни улыбнулся:

— Вы считаете так же, как моя мама.

— А кем работает твой отец?

— Он — врач. Хирург-отоларинголог. Лично я всегда ненавидел медицину. Мне от одной мысли обо всех этих делах становится дурно.

Берман согласно закивал. Он прекрасно понимал Берни.

— У меня шурин доктор. Меня тоже от этого мутит. — Он нахмурился и посмотрел в глаза Бернарду Фаину. — Ну, а ты сам? Чем ты собираешься заниматься в этой жизни?

Берни говорил все как есть. Он чувствовал, что иначе нельзя. Дела магазина были небезразличны ему, иначе бы он не написал докладную, приведшую его сюда. Он любил «Вольф». Это было совершенно замечательное место. Он мог проработать здесь какое-то время, но настоящее его призвание заключалось в ином…

— В будущем году я уже буду иметь степень. Это позволит мне получить работу в каком-нибудь закрытом учебном заведении.

Он заулыбался и от этого стал выглядеть еще моложе. Его наивность трогала, по крайней мере, Полу Берману она пришлась по душе.

— А ты не боишься, что прежде тебя в армию заграбастают?

Берни назвал свой квалификационный разряд.

— Ну, парень! Даты прямо счастливчик! Все эти вьетнамские дела, того и гляди, вот-вот обернутся большими неприятностями. Вспомни, что там с французами произошло. Все потеряли! Нам то же самое грозить будет, если вовремя не остановимся.

Берни согласился.

— Слушай, почему бы тебе не оставить свои вечерние занятия?

— И что тогда?

— Я хочу кое-что предложить. Весь следующий год ты проведешь в магазине. Мы попробуем поднатаскать тебя в самых разных сферах, чтобы ты почувствовал вкус к этой работе, и тогда, если, конечно, ты будешь достоин этого и будешь иметь на то желание, отправим тебя в школу бизнеса. Одновременно ты будешь иметь возможность практиковаться на работе. Как тебе это нравится?

Никогда и никому они не предлагали ничего подобного, но уж очень ему понравился этот парень с широко раскрытыми честными зелеными глазами и интеллигентным лицом. Не какой-нибудь там смазливый мальчик, но привлекательный молодой человек с открытым добрым лицом. Берни было предложено подумать над этим день-другой, да только чересчур не обольщаться и излишне не пугаться. Решение ему предстояло принять по-настоящему серьезное. Ему не очень-то хотелось учиться в школе бизнеса, трудно было расставаться и с мечтой о тихой школе в каком-нибудь сонном городишке, где не слышали ни о Толстом, ни о Достоевском… Впрочем, это была только мечта, не более… Сейчас она не казалась ему такой уж сладостной.

В ту же ночь Берни переговорил с родителями. Поражен был даже его отец. Перед Берни открывались замечательные перспективы. Год стажировки в магазине мог позволить ему определиться в своем отношении к «Вольфу». При этом решение считалось чем-то само собой разумеющимся — отец поздравлял сына с успехом, мать интересовалась тем, сколько детей у Бермана… есть ли у него дочери… и так далее. Она уже представляла себе своего сына женатым на одной из них!

— Оставь его, Руфь!

Отец увел ее, и она в конце концов успокоилась. Уже на следующий день Берни дал ответ мистеру Берману. Тот был чрезвычайно рад его решению и тут же посоветовал Берни подать заявления сразу в несколько школ бизнеса. Он назвал Колумбийский и Нью-Йоркский университеты, поскольку те находились в городе, а также Уортон и Гарвард, поскольку те были именно тем, чем они были. Результаты должны были стать известны еще не скоро, пока же ему нужно было поднапрячься.

Год стажировки пролетел незаметно. Он был принят в три школы бизнеса. Отказ пришел только из Уортона, при этом говорилось, что он может быть принят туда через год, что его, конечно же, не устраивало. Он остановил выбор на Колумбийском университете и приступил к занятиям, работая в магазине по несколько часов в неделю. Он стремился познакомиться с деятельностью самого разного рода, но вскоре понял, что больше всего его интересуют вопросы, связанные с моделированием мужской одежды. Первая его работа, посвященная этой теме, не только получила высокие оценки, но и имела некое практическое воплощение: Берман позволил ему немного поэкспериментировать. Успешно закончив школу бизнеса, Берни с полгода работал в магазине, затем вновь занялся мужской, а впоследствии и женской одеждой. С его подачи в магазине появилась масса нововведений. Со времени поступления в «Вольф» прошло пять лет. Все шло как нельзя лучше, но тут… В один прекрасный весенний денек Пол Берман вызвал Берни к себе и объявил ему, что его на два года переводят в Чикаго. Это прозвучало для Берни как гром среди ясного неба.

— Но почему?

Чикаго для него ничем не отличался от Сибири. Он совершенно не хотел куда-то ехать. Он любил Нью-Йорк и прекрасно справлялся со своей работой.

— Во-первых, ты знаком со Средним Западом. — Берман вздохнул и закурил сигару. — Во-вторых, ты нужен нам там. Дела у нашей фирмы идут не так хорошо, как бы нам того хотелось. Нашим чикагским коллегам нужно придать некий импульс, и этим импульсом станешь ты!

Он, улыбаясь, посмотрел на своего юного друга. Берман относился к нему с уважением, и Берни надеялся сыграть на этом, но у него так ничего и не вышло. Берман настоял на своем, и через два месяца Берни улетел в Чикаго, а еще через год стал управляющим, что задержало его еще на два года, хотя самому Берни этого, естественно, не хотелось. Город вгонял его в тоску, а уж погода — и подавно.

Родители часто навещали его, явно считая, что их сыну есть чем гордиться. Быть в тридцать лет управляющим чикагского «Вольфа» — достижение немалое, им мог тяготиться только такой чудак, как Берни. Домой он вернулся в тридцать один год. По этому случаю мать закатила настоящий пир, а Берман позволил ему обзавестись собственной визиткой. Тем не менее с предложением Берни поднять уровень женской моды Берман соглашаться не спешил. Берни хотел представить разом дюжину направлений высокой моды, вернув «Вольфу» славу всеамериканского законодателя.

— Ты знаешь, во что нам обойдутся эти твои платьица? Берман казался расстроенным, Берни же продолжал улыбаться.

— Да. Но для нас могут сделать небольшую скидку. На деле-то одежда будет классом пониже.

— В любом случае стоить она будет практически столько же! Кто придет к нам за такими платьями?

С одной стороны, Берман был поражен безрассудностью Берни, с другой — он был явно заинтригован.

— Я думаю, у нас от посетителей отбоя не будет. Пол. Особенно в таких городах, как Чикаго, Бостон, Вашингтон и даже Лос-Анджелес, где нет всех этих нью-йоркских магазинов. Мы — а не кто-то другой — будем для них Парижем и Миланом!

— Ох, не оказаться бы нам в богадельне… Берман был уже не столь категоричным — Берни почувствовал это мгновенно. Идея казалась заманчивой. Перейти к продаже по-настоящему дорогих товаров, продавать платья за пять, шесть, семь тысяч долларов, продолжая торговать готовой одеждой, модели которой, однако, должны разрабатываться лучшими модельерами, — вот в чем она состояла.

— Нам не нужно покупать все! Зачем брать лишнее? Мы устроим показ работ каждого модельера, и женщины сами выберут, что им больше нравится. Это оправдано и экономически!

Берман боялся пошелохнуться. Идея действительно была замечательной.

— Возможно, Бернард, ты и прав…

— Тем не менее начать надо с перестройки здания. Надо, чтобы демонстрационный зал выглядел по-европейски.

На обсуждение идеи у них ушел не один час. Когда же круг стоявших перед ними задач был очерчен и разговор подошел к концу, Берман удивленно покачал головой. За последние годы Бернард серьезно вырос. Он превратился в зрелого, уверенного в себе человека, отличающегося здравостью суждений в сферах, имеющих отношение к бизнесу. Он и выглядел теперь как взрослый — Берман поспешил сказать ему об этом, указывая на бородку, которую Берни отпустил еще в Чикаго. Ему был тридцать один год. Всего лишь тридцать один.

— И как это ты все смог продумать! — Мужчины обменялись улыбками. Оба были в прекрасном настроении. «Вольф» должен стать иным. — И с чего же ты хочешь начать?

— На этой неделе я переговорю с архитекторами — пусть они представят вам свои предложения. После этого я хочу слетать в Париж. Надо понять, как к этой идее отнесутся модельеры.

— Думаешь, откажутся? Берни нахмурился, но решительно замотал головой:

— Не должны. Они могут на этом хорошо подзаработать.

Берни не ошибся. Модельеры отказываться не стали. Они тут же уловили суть идеи и без лишних слов заключили с Берни контракты. Всего их было двадцать. Берни ехал в Париж, не слишком-то надеясь на успех своего предприятия, когда же через три недели он вернулся в Нью-Йорк, он чувствовал себя победителем. На подготовку новой программы должно было уйти девять месяцев, фантастическая же серия показов, на которых дамы могли заказать себе осенние гардеробы, начиналась в июне. Для дам все это мало чем отличалось от поездки в Париж к тамошним знаменитостям. Все должно было начаться с приема, во время которого Берни планировал провести головокружительный показ, где были бы представлены все модельеры. Этот непродажный показ должен был стать своеобразной затравкой, предваряющей серию рабочих показов. Все манекенщицы и все модельеры, кроме троих, выписывались из Парижа. Берни с головой ушел в работу. Теперь он был первым вице-президентом фирмы. Ему было всего тридцать два.

Никому из присутствовавших на первом торжественном показе еще никогда не доводилось видеть ничего столь прекрасного. Наряды были просто потрясающими — аудитория непрестанно ахала, охала и разражалась аплодисментами. Все чувствовали, что здесь, в этом зале, творится история моды. Берни чудесным образом удалось увязать четкие законы торговли и прихотливость изменчивой моды в единое целое. Он чувствовал моду нутром. «Вольф» разом оставил позади все магазины Нью-Йорка и Америки. Берни сидел на самом последнем ряду, вполглаза наблюдая за происходящим на сцене и в зале и чувствуя себя едва ли не властелином мира. Мимо проплыл счастливый Пол Берман. В те дни счастливы были все. Берни успокоился и, расслабившись, стал следить за манекенщицами, демонстрировавшими вечерние платья. Его вниманием завладела хрупкая блондинка — прекрасное, похожее на кошечку создание с точеными чертами лица и огромными голубыми глазами. Казалось, она не идет, а парит… Берни ожил и с появлением каждой новой коллекции начинал искать глазами блондинку, зная, что показ рано или поздно закончится и она исчезнет навеки.

Когда действо закончилось, он, однако, не отправился в свой кабинет, а, с минуту помедлив, скользнул за кулисы, с тем чтобы поздравить заведующую отделом, француженку, которая прежде работала у Диора.

— Прекрасная работа, Марианна.

Он улыбнулся ей, она же ответила ему голодным призывным взглядом. Ей было далеко за сорок, одета она была безупречно — вкус никогда не подводил ее. Стоило Марианне появиться в «Вольфе», как она тут же положила глаз на Берни.

— Показ прошел неплохо… Ты согласен с этим, Бернард?

Она произнесла его имя на французский манер. Она влекла к себе и в то же время казалась совершенно холодной. Пламя и лед… Впрочем, Берни смотрел совсем не на нее. Мимо пробегали девушки в синих джинсах и простеньких повседневных нарядах, меж ними метались продавщицы, собиравшие драгоценные платья, чтобы посетители могли заказать желаемое, — словом, все шло своим чередом. И тут Бернард увидел блондинку — та держала в руках свадебное платье, в котором выходила в конце показа.

— Марианна, что это за девушка? Она из наших или мы нанимали ее на стороне?

Марианна проследила за его взглядом, сразу почувствовав, что вопрос задан неспроста. Девушке было не больше двадцати одного, и она была прехорошенькая.

— Время от времени она с нами сотрудничает. Она француженка.

Больше можно было ничего не говорить. Девушка посмотрела на Бернарда, затем перевела взгляд на Марианну и направилась прямо к ним. Она спросила по-французски, что ей делать с платьем, и Марианна стала объяснять ей, кому его надо отдать. Все это время Берни смотрел на блондинку едва ли не разинув рот. Заведующая отделом тут же сообразила, что от нее требуется.

Она представила Берни девушке, сказав не только о его должности, но и о том, что новая концепция изобретена им. Ей страшно не хотелось делать этого, но у нее не было выбора. Обычно равнодушные глаза Берни внезапно ожили. Она знала, что ему нравятся девушки, но серьезных увлечений у него нет и не было, по крайней мере так говорили в магазине. Если в товаре он ценил качество, то в женщинах скорее количество, или, как говорят в торговле, «объем». Теперь, кажется, этому пришел конец…

Ее звали Изабель Мартен, и ей было двадцать четыре года. Она выросла на юге Франции и в восемнадцать лет приехала в Париж. Сначала Изабель работала у Сен-Лорана, затем перешла к Живанши. Она идеально подходила для своей роли и пользовалась в Париже грандиозным успехом. Поэтому она нисколько не удивилась, когда ей предложили поехать в Штаты. Здесь, в Нью-Йорке, она прожила уже четыре года. Единственное, чего Берни не мог понять, так это того, почему он не встречался с Изабель раньше.

— Обычно я работаю с фотографами, мсье Фаин. — Ее акцент совершенно очаровал его. — Когда же я услышала о вашем шоу…

Она улыбнулась так, что теперь ради нее он был готов на все. И тут он вспомнил, где видел это лицо. Это были обложки журналов — «Вог», «Базар» и прочие — просто в жизни она была куда красивее. Манекенщицы редко работают как в зале, так и с фотографами, Изабель же это удавалось — и удавалось с блеском. Берни стал рассыпаться в похвалах:

— Это было удивительно! Совершенно замечательно, мисс… ммм… мисс…

Он совершенно не помнил ее имени.

— Изабель, — напомнила блондинка, улыбнувшись.

Он тут же предложил ей провести вечер в «Каравелле». Все посетители смотрели только на нее. После этого они пошли танцевать в «Рафлз». Он боялся потерять, боялся отпустить ее. Наверное, впервые в жизни он по-настоящему потерял голову. Броня, в которую Берни одел себя после ухода Шилы, растаяла в руках Изабель как воск. Ее волосы были почти белыми, и, что поразительно, это был естественный их цвет. Она казалась Берни самым красивым существом на всем белом свете, и с этим трудно было не согласиться.

Лето этого года они провели в Истгемптоне. Он снял небольшой домик, и каждый уик-энд Изабель приезжала к нему. Оказавшись в Штатах, она тут же увлеклась известным фотографом, работавшим в журналах мод, через пару лет место фотографа занял земельный магнат. Однако с появлением Берни обо всех остальных мужчинах Изабель словно забыла. Это было волшебное время: он брал ее с собой повсюду, она участвовала в показах и позировала для фотографа, он танцевал с ней до утра…

Однажды Берни пригласил на обед мать. Тогда же, за обедом, та спросила его:

— Ты не думаешь, что для тебя она… дороговата? ;

— Что ты хочешь этим сказать?

— Да она же из этих новоявленных штучек! Как ты будешь выходить из положения?

— Ты герой где угодно, но только не в своем родном городе — так, кажется, говорят? Должен признаться, не очень-то это вдохновляет.

Его восхищал синий костюм от Диора, в который была одета мать. Он купил его во время своей последней поездки за границу. На матери костюм сидел великолепно. Говорить же с ней об Изабель ему не хотелось. Он не знакомил и не собирался знакомить с Изабель своих родителей. Встреча двух этих миров не привела бы ни к чему хорошему, хотя отцу — Берни в этом не сомневался — Изабель должна была понравиться. Она понравилась бы любому мужчине.

— Скажи хотя бы, какая она?

Мать, как это бывало и всегда, не сдавалась.

— Она очень приятная девушка, мама.

Мать усмехнулась:

— Надо выражаться точнее. Она, вне всяких сомнений, красавица.

Фотографии Изабель она видела буквально всюду, она любила говорить о ней со своими подругами. Например, у парикмахера — «вы видите эту девушку?., нет, нет — на обложке… ее постоянно видят с моим сыном…»

— Ты что — любишь ее?

Мать спросила об этом без тени смущения, Берни же вдруг замялся. Он не был готов к такому вопросу, хотя безумно любил Изабель. Уж слишком памятным оказался для него Мичиган… Ему вспомнилось обручальное кольцо, подаренное им Шиле в День святого Валентина, которое она швырнула ему в лицо… Его планы, его мечты… То, как она ушла из его жизни, унося в своей дорожной сумке его сердце… Оказаться в таком же положении еще раз ему ох как не хотелось, и потому он всеми силами пытался защитить себя. Впрочем, Изабель Мартен была исключением…

— Мы очень дружны.

Ничего другого в голову Берни не пришло. Мать изумленно уставилась на него.

— Надеюсь, вас связывают не только дружеские отношения?

Глядя на мать, можно было подумать, что она подозревает сына в гомосексуальных наклонностях. Берни рассмеялся:

— Ну хорошо… Не только дружеские… Но это не означает, что мы собираемся пожениться. Все понятно? Теперь довольна? Тогда скажи — что мы будем заказывать?

Он заказал бифштекс для себя и рыбное филе для матери. Все остальное время они говорили исключительно о его работе. Они стали почти друзьями, хотя он виделся с родителями куда реже, чем после своего возвращения в Нью-Йорк. Свободного времени у него практически не было, с появлением же в его жизни Изабель времени этого не стало вообще.

Осенью Берни отправился в деловую поездку по Европе в сопровождении Изабель — куда бы они ни приезжали, их появление тут же становилось сенсацией. Они были неразлучны. Перед Рождеством Изабель переехала к Берни, и тому не оставалось ничего иного, как познакомить ее со своими родителями, хотя этого визита в Скарсдейл он по понятным причинам опасался. С его родителями Изабель вела себя крайне любезно, но откровенничать с ними явно не хотела. И вообще, ей вряд ли хотелось встречаться с ними вновь — она не скрывала этого от Берни.

— Мы так редко бываем одни…

Она мило надула губки. Более изысканной женщины Берни видеть не доводилось — порой он просто застывал, глядя, как она красит свое лицо, сушит волосы или идет со своей папкой под мышкой. Она словно гипнотизировала — хотелось смотреть на нее до бесконечности.

После той памятной встречи мать чувствовала себя подавленной. Изабель обладала странным качеством: люди, хоть как-то соприкасавшиеся с ней, казались себе до смешного жалкими. Единственным исключением был сам Берни, чувствовавший себя с ней настоящим мужчиной. Их отношения строились скорее на страсти, чем на любви. Они могли заниматься любовью всюду — в ванне, под душем, на полу, на заднем сиденье его автомобиля. Однажды они было занялись тем же в кабине лифта, но вовремя опомнились, сообразив, что двери вот-вот должны открыться. Весной он вновь взял ее во Францию, затем они снова поехали в Истгемптон, но на сей раз круг их знакомых был куда шире. Во время одной из вечеринок, проходивших на пляже в Коге, вниманием Изабель завладел некий кинорежиссер. На следующий же день Берни потерял Изабель. После непродолжительных поисков он, однако, обнаружил ее: Изабель занималась любовью с режиссером из Голливуда, и происходило это на палубе стоявшей неподалеку от берега яхты. Берни прослезился и поспешил прочь, испытывая невероятное смятение. Изабель была для него не просто любовницей, он действительно любил ее…

— Понимаешь, Бернар, мне как-то не хочется провести остаток жизни в клетке… Я должна иметь возможность… летать…

Все это он уже слышал в другой жизни. Там были походные ботинки и дорожная сумка, здесь — платье от Пуччи, туфельки от Шанель и чемодан от Луи Вюиттона.

— Под клеткой ты имеешь в виду меня?

Он смотрел на нее холодно. Он не собирался прощать ей все на свете. Его угнетала та легкость, с которой Изабель отдалась другому мужчине; скорее всего нечто подобное происходило и прежде, просто он ни о чем не догадывался.

— Мой хороший, какая ж ты клетка? Ты просто замечательный человек… Но понимаешь, когда люди живут вдвоем… и живут долго…

С тех пор как она переехала к нему, прошло едва ли восемь месяцев.

— Боюсь, что наши отношения я оценивал не правильно, — пробормотал Берни.

Она кивнула и улыбнулась своей обворожительной улыбкой.

— Совершенно верно, Бернар. — И тут же ножом в сердце:

— Я хочу поехать в Калифорнию. — Она ничего не скрывала. — Дик хочет сделать на студии пару проб. Если бы мне удалось сняться у него, я была бы очень рада.

Она говорила с тем же акцентом, который некогда растопил его сердце.

— Все с тобой понятно. — Берни закурил, что бывало крайне редко. — Ты никогда об этом со мной не говорила.

Сказанное имело смысл. Такое личико грех не показывать в кино. Обложек журналов для нее мало.

— Зачем бы я говорила об этом с тобой?

— Ну да! Ты ведь что-то могла поиметь и от «Вольфа». Эти слова звучали подло, и он тут же пожалел о том, что произнес их вслух. Сильнее всего его задевало, что она больше не нуждается в нем.

— Прости, Изабель… — Он стоял посреди комнаты, глядя на нее сквозь дымную завесу. — И все же я бы на твоем месте не спешил.

Просить ее о чем-то было бессмысленно. Для себя она уже все решила.

— На той неделе я еду в Лос-Анджелес.

Он кивнул и направился к окну, за которым виднелось море. С минуту помолчав, он вновь повернулся к Изабель и, горько усмехнувшись, сказал:

— Прямо какое-то заколдованное место. Рано или поздно все они отправляются на Запад.

Он вновь вспомнил Шилу. Когда-то, давным-давно, он рассказывал о ней Изабель.

— Может, в конце концов и меня туда занесет? Изабель улыбнулась:

— Ты принадлежишь Нью-Йорку, Бернар. Ты живешь тем, чем живет этот город.

Берни грустно покачал головой:

— А вот тебе этого мало… Их взгляды встретились.

— Понимаешь… Это не ты… Дело вовсе не в тебе… Если бы я искала что-то… серьезное, если бы я хотела выйти замуж… Ты бы очень меня устроил. Правда.

— Я никогда не предлагал тебе ничего подобного. И все же рано или поздно так должно было случиться — это понимали оба. Просто он не мог иначе, таким уж он был человеком, пусть порой о том и жалел. Был бы он посвободней… поразвязней… умел бы он снимать фильмы…

— Я себя в этой роли не представляю, Бернар. Понимаешь?

Еще бы! Она представляла себя только в роли кинозвезды. Через три дня после того, как они вернулись в Нью-Йорк из Истгемптона, Изабель уехала со своим режиссером. Она уложила свои вещи куда аккуратней, чем это сделала Шила, не забыв прихватить при этом и те замечательные платья, что подарил ей Берни. Она доверху набила свои чемоданы от Луи Вюиттона и напоследок оставила ему записку. Четыре тысячи долларов наличными, которые Берни прятал в ящике стола, она тоже взяла с собой, написав, что «занимает их и надеется, что он поймет все как надо». Съемки прошли успешно, и уже через год Изабель появилась на экранах. К этому времени Берни было уже наплевать на нее. И не только на нее. Женщин у него хватало. Манекенщицы, секретарши, администраторы, миланская стюардесса, актриса, политик… Но все это было так — как бы между прочим. Сердце его вновь обратилось в камень.

Когда кто-то заводил речь об Изабель, Берни чувствовал себя круглым идиотом. Та, конечно же, не вернула ему ни денег, ни часов «Пиаже», пропажи которых он сразу не заметил. Она не прислала ему и рождественской открытки. Изабель использовала Берни и сменила его на другого мужчину, то же самое наверняка произошло и с его предшественниками. В Голливуде она тоже не теряла времени зря: снявшись в первом фильме, тут же нашла себе режиссера поименитей. Изабель Мартен могла пойти далеко, в этом Берни не сомневался. Родители вскоре поняли, что говорить с ним о ней не стоит: после какой-то неосторожно произнесенной ими фразы он покинул Скарсдейл вне себя от ярости и вернулся туда только через два месяца. Тема эта с той поры была запретной.

Он пришел в себя только через полтора года после исчезновения Изабель. В женщинах недостатка не было, дела шли прекрасно, магазин процветал. Проснувшись и увидев бушующий за окном буран, Берни все-таки решил отправиться на работу. Он хотел поговорить с Полом Берманом о летних планах магазина и разобраться с текущими делами. Ему в голову пришло несколько замечательных идей. Берни, одетый в тяжелое английское пальто и русскую меховую шапку, сошел на углу Шестьдесят третьей улицы и поспешил нырнуть в здание магазина. Оказавшись в торговом зале, он гордо огляделся. Он был женат на «Вольфе», иных привязанностей у него не было. Берни вошел в лифт и, нажав кнопку восьмого этажа, принялся отряхивать пальто от снега.

— Доброе утро, господин Фаин, — сказал чей-то голос за мгновение до того, как двери закрылись. Берни улыбнулся и прикрыл глаза, обдумывая свой разговор с Полом. Если бы он знал, какой сюрприз тот готовит ему!

Глава 2

Пол Берман стоял у окна, задумчиво глядя на снежные вихри и думая о том, что эту ночь ему тоже придется провести в городе. В любом случае вернуться в Коннектикут теперь было невозможно. Прошлую ночь он провел в «Пьере», жене же пообещал ни в коем случае не завалиться в снег.

— Ну и денек. В магазине кто-нибудь есть? Пола больше всего на свете поражали объемы выручки в ненастные дни. Для него оставалось загадкой, как люди могут тратить такие деньги.

Берни утвердительно кивнул:

— Посетителей, на удивление, много. Мы открыли два киоска, где продают чай, кофе и какао. Надо же хоть как-то вознаградить этих людей.

— Они пришли не случайно. Как приятно совершать покупки, когда в магазине практически нет людей. Лично мне это нравится.

Мужчины обменялись улыбками. Они были дружны вот уже двенадцать лет, и Бернард никогда не забывал, что всей своей карьерой он обязан Полу. Именно Пол направил его в школу бизнеса и открыл перед ним все двери «Вольфа». Более того, он доверял Берни и относился к нему как к сыну, тем более что своих детей у Бермана не было. Пол предложил Берни сигару.

— Что ты думаешь о делах нашего магазина? В такие дни только и делать, что разговаривать. Берни улыбнулся. Время от времени они с Полом устраивали такие неформальные обсуждения, в ходе которых родилось немало здравых идей, нашедших воплощение в нынешнем «Вольфе». Скажем, решение нанять нового руководителя в отдел моды возникло в ходе такого же разговора. Эта женщина, которую они сманили из «Сакса», уже успела принести магазину немалую прибыль.

— Я думаю, мы полностью контролируем ситуацию. А ты как считаешь, Пол?

Тот рассеянно кивнул, не зная, как лучше начать этот разговор. В любом случае от него было не уйти…

— Согласен. Именно по этой причине и у правления, и у меня возникла мысль о том, что мы должны совершить какой-то нестандартный ход.

— Да?

Берни занервничал. Пол Берман поминал правление лишь тогда, когда речь шла о чем-то действительно серьезном.

— Ты ведь знаешь, что в июне в Сан-Франциско должен открыться наш магазин, верно?

До июня оставалось еще добрых пять месяцев, и строительство шло полным ходом. Пол и Берни бывали на стройке уже несколько раз — пока все шло по плану.

— Возникает вопрос — кто же его может возглавить? Берни с облегчением вздохнул. Еще минуту назад он полагал, что Пол собирается говорить о нем. Он знал, что Пол очень рассчитывает на Сан-Франциско. Денег у тамошней публики хоть пруд пруди. Женщины покупают дорогущие образчики высокой моды так, словно это какие-нибудь крендели. Вне всяких сомнений, «Вольфу» следовало появиться и там. К тому времени они успели неплохо окопаться в Лос-Анджелесе, теперь можно было двинуть и на север.

— Думаю, Джейн Уилсон была бы там на месте, да только боюсь, она не захочет уезжать из Нью-Йорка.

Пол Берман нахмурился. Задача была куда более сложной, чем он полагал вначале.

— Не думаю, что она справится с такой задачей. Ей недостанет сил. Новому магазину нужен энергичный, хваткий хозяин, способный принимать самостоятельные решения и вырабатывать нестандартные идеи. Уилсон больше подходит для своей нынешней работы.

— Ну что ж, тогда придется начать все сначала. Что, если мы найдем кого-то на стороне? Скажем, в другом магазине?

Пришло время нанести решающий удар. Тянуть было нельзя. Пол посмотрел Берни в глаза.

— Мы хотим, чтобы это был ты, Бернард. Берни побледнел. Этого не может быть, наверное, Пол шутит… Боже… Он ведь свое уже отработал. Разве мало было тех трех лет в Чикаго?

— Пол, я не могу… Я не стану!.. Сан-Франциско! — Берни был в полуобморочном состоянии. — Но почему именно я?

— Потому, что ты обладаешь всеми названными качествами. Ты нужен нам там! Сколько бы мы ни искали, мы не найдем специалиста, равного тебе. Место же это для нас крайне важно. Ты понимаешь это и сам. Грандиозный рынок — очень чуткий, элитарный, модный… Малейшего просчета вначале достаточно для того, чтобы проиграть всю эту партию. Берни, — Пол посмотрел на него едва ли не заискивающе, — Берни, ты должен нас выручить.