Начать сначала

— На здоровье, Дельта-Дельта, — поддразнил он, следуя по пятам за капитаном Квинном к расчищенному месту. Там повсюду валялись инструменты и снаряжение, возились люди и, стоило взглянуть себе под ноги, обнаруживались крошечные отверстия — на первый взгляд недостаточно широкие даже для ребенка.

— Господи, а это что? — Ральф, похоже, удивился, когда, опустившись на четвереньки, заглянул в одну из дыр. Обычно они оставались замаскированными и никто их не замечал, но капитан Квинн и его ребята откупорили все ходы, какие смогли найти, так что теперь удавалось получше разглядеть внутренность туннеля и даже увидеть бамбуковые трубы, которые вьетнамцы использовали как воздухопровод, когда поселялись там. — Полагаю, со временем они становятся шире?

Однако Билл Квинн покачал головой:

— Не всегда. Поразительно хитрые малыши. — Он произнес это с уважением и почти что добродушно. — Провозились шесть дней, пока выкурили этих лидеров. Упорный народ.

— Да, — кивнул Ральф, — всегда отличались упорством.

Билл Квинн принялся показывать им местность, и Пакстон спросила, нельзя ли ей войти внутрь хоть на пару футов, чтобы что-нибудь разглядеть. Большинство американцев не смогли бы даже пролезть в дыру, слишком они полнотелые, широкоплечие, однако Пакстон была узкокостной, щуплой, и она очень хотела посмотреть, что происходит под землей. Она позаимствовала у Ива камеру с блицем и последовала за одним из худых и жилистых ребят Квинна, «подземной крысой». Через несколько минут Пакстон уже задыхалась, на поверхность она вынырнула побледневшая, с ног до головы покрытая грязью. Она слегка запыхалась да и перепугалась не на шутку: там, внизу, все еще пахло смертью, человек, сопровождавший Пакстон, пояснил, что «еще не всех повытаскивали». Ужасно было представлять себе, что где-то под ногами разлагаются сейчас убитые вьетконговцы. Но все вокруг производило такое же впечатление. Нхатранг казался не менее страшным, даже страшнее, там стреляли и ранило стольких людей, хотя командир заверил их, что уже все туннели очищены и внизу оставались разве что мертвые вьетконговцы.

— А собак вы используете? — спросила Пакстон все еще под впечатлением только что пережитого опыта. Она понравилась ему, первая американка, решившаяся заглянуть в туннель. Даже Ив, фотограф Ральфа, не проявил ни малейшего энтузиазма. А эта юная, бойкая интересовалась всем, в этом заключалось особое обаяние, к тому же, когда из-под шлема хлынула волна золотистых волос, капитан заметил, что девушка очень красива. Еще как красива. И ему почудилось, что он уже целую вечность торчит в Кучи.

— Да, мы используем собак, — откликнулся он, — но, черт возьми, они почти все погибают, так что лучше этого не делать. Мы охотнее посылаем мужчин, те могут стрелять в глубь туннеля, а собачки-то не могут. У наших ребят есть хоть какой-то шанс. — Судя по всему, не слишком-то большой. Ей сделалось страшно при одной мысли об этом, Пакстон почувствовала, как холодок бежит вдоль позвоночника, покуда они продвигались дальше и подошли к очередному отверстию, окруженному бамбуковым воздуховодом.

— Здесь сидела отличная команда, — продолжал Квинн, — семеро мужчин и одна женщина. Мы так прикинули, они продержались тут не меньше года, а то и дольше.

Прямо под носом у американцев. Он пояснил, что по ночам партизаны выбирались на поверхность и причиняли лагерю всевозможный ущерб, оставляли мины, пластиковые бомбы, швыряли гранаты, стреляли из-за угла.

— Чертова уйма хлопот с ними.

Он ничуть не преувеличивал. Пакстон только раскрыла блокнот, как к Квинну подошел сержант и предупредил его, что впереди замечен снайпер. Он глянул на Пакстон, потом снова на Квинна.

— Не лучше ли им вернуться назад в лагерь? — Судя по всему, его раздражало присутствие журналистов, и взгляд, который он бросил на них, никак нельзя было назвать теплым или дружелюбным. Билла Квинна, однако, это нисколько не волновало. Глянув на часы, он буркнул что-то в переговорное устройство, проверяя, не нарушена ли связь с теми ребятами, что прочесывали еще не расчищенные до конца заросли.

— Нет, им и тут хорошо, — возразил Билл Квинн сержанту и продолжал беседу по рации, а затем объяснил Ральфу, что там впереди засел снайпер, а может, и двое, и есть все основания полагать, что дальше обнаружится очередной туннель.

— Если вам повезет, увидите, как мы их выкуриваем, — с беззаботной улыбкой предупредил он Пакстон. Она еще не знала, что капитан Квинн славился на весь Вьетнам. Он и его парни обнаружили и расчистили больше туннелей, чем кто-либо другой за всю историю этой войны, он неоднократно сам спускался под землю, четырежды его ранили, дважды представляли к награде, все его подчиненные обожали своего командира.

— Чтобы сделаться «подземной крысой», нужна чуточка безумия, — говаривал он и именно этого требовал от своих людей.

Отчаянная отвага, доходящая до исступления, и все же достаточно владения собой, чтобы выполнить именно то, что приказано. Его люди добровольно шли на смерть в узкой яме, где они и повернуться-то не могли. Как раз готовность, с какой Пакстон спустилась вниз посмотреть, и привлекла капитана, однако она не произвела ни малейшего впечатления на сержанта. Он еще больше обозлился, получив сообщение о втором снайпере.

— Давайте я отведу их назад, сэр!

— Не стоит, сержант, — решительно возразил Квинн, — полагаю, они проделали весь этот путь не для того, чтобы закусить вместе с нами. Думаю, они приехали специально, чтобы все увидеть.

Как и их водитель Ковбой, капитан родился на северо-западе и сохранил медлительность, беззаботную с виду, однако его люди знали, что он может двигаться со скоростью гремучей змеи, наносящей удар.

— Хотите что-нибудь выпить? — предложил он, оборачиваясь к Пакстон.

Она умирала от жажды и с благодарностью приняла заледеневший стаканчик кока-колы, таинственным образом материализовавшийся из ящичка со льдом. Нашлась выпивка и для Ральфа с Ивом, и вскоре все они вернулись в палатку, которую капитан именовал штабом. Он охотно отвечал на все вопросы, не прекращая переговоров по радио. После очередных двух сообщений он нахмурился и сказал, что ему надо пойти самому. Ему не по вкусу пришлись последние известия насчет снайперов.

Он казался озабоченным, когда они продвигались вперед, на этот раз он сам велел Пакстон и Ральфу держаться позади. Ив ползком пробирался в кустах, снимая с помощью сильного объектива то, что привлекало его внимание. Не прошло, казалось, и мгновения с тех пор, как они вышли из палатки, как вдруг в кустарнике поднялось какое-то движение, чуть впереди послышался артиллерийский огонь, и все, включая Пакстон, рухнули на землю.

Билл Квинн пополз вперед, мальчик-радист отчаянно пытался связаться хоть с кем-нибудь.

— Ну же, Одинокий Рейнджер, это Тонто… Рейнджер, Рейнджер, ты меня слышишь? Что там у вас?

В ответ послышался высокий торопливый голос, радист поспешно доложил сержанту: там, впереди, два снайпера и еще шесть вьетконговцев вынырнули Бог знает откуда. Билл Квинн верно предсказывал, у них есть еще один туннель.

Ральф оглянулся на Пакстон, покуда оба они прижимались к земле, и она мысленно поблагодарила его за совет остаться в шлеме и бронежилете.

— Хорошенький денек мы выбрали для прогулки, — сокрушенно произнес Ральф.

— Не соскучишься, — улыбнулась она в ответ, стараясь скрыть свой страх.

— Ты уже долго пробыла здесь. — Голос Ральфа перекрыл шум. — Ты чересчур закалилась — Едва он вымолвил это, как сержант вновь появился возле них, бросая злобные взгляды на Пакстон.

— Будьте так любезны, командир просил вас держаться подальше, — объявил он голосом лифтера в правительственном здании. Его манеры производили отталкивающее впечатление и на Пакстон, и на Ральфа.

— По какой причине вы отстраняете представителей прессы? — резко спросил Ральф, оглядываясь на Ива, который по-прежнему что-то снимал с телеобъективом и, кажется, весьма радовался тому, что у него получается.

— Как же, мистер, у нас есть на то вполне разумная причина, — фыркнул юный сержант, — вы притащили с собой женщину, и мы предпочли бы, чтобы никого из вас не подстрелили по ошибке — с вашего разрешения, разумеется. — У него был чисто нью-йоркский выговор и манеры горожанина. — Достаточно разумный довод или как?

— Честно говоря, не очень — Ральф посмотрел ему прямо в глаза. Пакстон наблюдала за ними. — Полагаю, пол не имеет никакого отношения к профессии журналиста. Если она готова рискнуть, будь так добр, приятель, предоставь ей ее шанс. — Он вовсе не был жесток, напротив, он проявлял уважение к Пакстон, и ей это нравилось. Он считал: раз уж она попала во Вьетнам, она должна делать свое дело. Именно так считала и Пакстон, и она испытывала живейшую благодарность Ральфу.

— Возьмете на себя ответственность, если ее пришьют? — прорычал сержант, родившийся в Нью-Йорке. Полоска с именем на его форме гласила: «Кампобелло».

— Нет, не возьму, — искренне отвечал Ральф, — она сама взяла на себя всю ответственность, когда принялась за эту работу. Она отвечает только за себя, как и я, как и вы, сержант.

— На здоровьице. — Повернувшись, сержант начал продираться сквозь кустарник. Секунду спустя Пакстон, вслед за Ральфом, переместилась поближе к основному месту действия.

Шаг за шагом они продвигались вперед, радист успел вызвать пару ребят, занятых вырубкой, чтобы они осмотрели местность, вьетконговцы теперь обстреливали лесорубов.

— Одинокий Рейнджер, — вновь позвал радист. — Что там у вас?

На том конце послышался радостный вопль.

— Эй, привет, Тонто. У меня тут пара краснокожих, один ранен, все замечательно, спасибо за помощь, не забывайте, пишите письма.

Затем они услышали более агрессивный звук. Заработал автомат, взорвалась пара ручных гранат, и внезапно, прежде чем Пакетов успела осознать, что происходит, кто-то схватил ее. Взметнулась сильная рука, обхватила ее за плечи, и Пакстон почувствовала, как ее увлекает прочь настолько мощная сила, что она даже не сразу поняла, кто это. Лишь упав на землю, она почувствовала дрожь и услышала грохот взрыва. Вьетконговцы принялись бросать гранаты, и одна из них только что просвистела рядом с ней. Радист оставил свой пост, и Ральф нырнул в кусты, чуть ли не в объятия сержанта, а вот Пакстон не разминулась бы с осколком, если б Билл Квинн не сгреб ее и не бросился бежать со всех ног, ради нее рискуя собственной жизнью. Она лежала ничком в грязи, его длинные ноги и руки прижимали Пакстон к земле, и потребовалось еще мгновение, прежде чем она осознала, что произошло.

— Я сделал вам больно? — Он озабоченно следил, как она качает головой и несколько неуклюже поворачивается, однако велел ей вновь пригнуть голову, хотя отряд уже и двинулся на вьетконговцев и звуки выстрелов переместились дальше.

— Нет, со мной все в порядке. — И все же он едва не вышиб из нее дух и перемазал ей все лицо в грязи. Квинн усмехнулся:

— Вы точь-в-точь несмышленыш, который только что свалился в лужу.

— Я чувствую себя несмышленышем, которому только что спасли жизнь. — Она внимательно посмотрела на него. — Спасибо, Билл.

С виду похвала ничуть не тронула и не взволновала Квинна, именно такими поступками он славился, за них его так любили. Он способен был сделать для своих ребят все что угодно и любой ценой, он никогда не приказывал другим сделать то, на что бы он сам не решился. Поэтому его так любили и доверяли ему.

— Думаю, Тони прав… мне следовало выждать еще несколько дней, прежде чем приглашать вас всех сюда. Я не знал, что Ральф привезет с собой кого-то еще. — Он виновато посмотрел на нее и осторожно помог ей подняться.

— Я рада, что мы приехали. Туннели просто потрясающие Он улыбнулся в ответ, радуясь ее отваге, польщенный ее восторгами по поводу подземелья. Квинн привязался к этой работе, он давно уже делал ее. Подлинное приключение, тайна, огромная опасность, и пришлось научиться мыслить так же, как вьетконговцы, иначе их не поймать.

— Мне нравится моя работа. — Он тихонько усмехнулся, и Пакстон страшно захотелось написать о нем, однако она боялась задавать вопросы. Эта территория принадлежала Ральфу, а не ей, Пакстон не хотела как-нибудь задеть Квинна или наступить кому-нибудь на мозоль от избытка усердия. Сержант достаточно ясно дал понять, что все они здесь незваные гости, и теперь, когда положение еще усложнилось, она остерегалась раздражать военных — Вы должны будете приехать снова, когда мы разделаемся с этим туннелем. Вы и представить себе не можете, что вы там увидите.

Она еще не забыла, какая вонь стояла в том туннеле, в который она едва заглянула.

— Я имею в виду оружие. Большая часть оружия, которое используют вьетконговцы, украдена или захвачена у Джи Ай, — пояснил он, — вплоть до пушек. А еще советская одежда, китайские инструменты и лекарства, даже учебники… Начинаешь кое-что понимать. — Похоже, он воспринимал подземную войну как интереснейший поединок, но Пакстон уже больше волновал сам этот человек, чем его подвиги. Каков же он, если исследует целый подземный мир, разыскивая неприятеля, которого никто не мог обнаружить, но чье присутствие все ощущали. Что за человек способен выиграть подобную войну или умереть, пытаясь достичь победы?

— Вы надолго приехали во Вьетнам? — негромко спросил он, оглядываясь на Ральфа и Ива. Сражение ушло далеко вперед, сержант держал на всем руку, командуя рубщиками зарослей. — На пару недель?

— На шесть месяцев, — улыбнулась Пакстон. Ей почудилось, будто она уже провела здесь весь этот длинный срок, а ведь с момента ее приезда не прошло и недели.

— Вы чересчур молоды, чтобы ехать так далеко, чтобы писать о такой войне.

Она казалась отважной девчонкой, и ему это нравилось. По правде говоря, ему все в ней пришлось по душе. Ее внешность и ее мозги, ее отвага, с какой она, не раздумывая, сунулась в туннель. Он до сих пор не встречал подобных женщин. — Еще не пожалели, что приехали?

— Нет. — Она выдержала его взгляд. — Напротив, я рада.

Она была и рада, и опечалена, и испугана, но порой даже счастлива. Она знала, что попала в нужное место в нужный час, а это уже немало.

Он хотел уже признаться, что восхищен ею, но тут откуда ни возьмись вынырнул сержант Кампобелло и объявил, что ребята срочно вызывают командира. Обоих снайперов удалось ранить и захватить в плен, из остальных шести вьетконговцев двое убиты, а остальные бежали, наверное, вновь укрылись в своем туннеле, однако, если снайперы заговорят, удастся установить точное расположение подземного хода.

— Пора возвращаться на работу, — все с той же тихой улыбкой произнес он, — я еще увижу вас до вашего отъезда. — И он ушел вместе с сержантом Кампобелло, а Пакстон отправилась искать Ральфа и Ива. Она по уши вымазалась в грязи и внешне уже ничуть не отличалась от мужчин.

— Это уже звоночек. — Ральф сердито оглядел ее. — Следует проявлять куда большую осторожность, не то тебе скоро вышибут мозги. — Его ничуть не устраивало и то, что она спускалась в туннель.

— Будь благоразумнее, Дельта-Дельта. Эти ребята не пользуются холостыми патронами.

— Я очень даже осторожна, — фыркнула она в ответ, — они швырнули чертову гранату в мою сторону. Что же мне оставалось делать, посидеть на стоянке автомобилей, пока ты соберешь материал для статьи? — Она почти что орала на него, и Ральф внезапно расхохотался. Она так походила на него самого в юности, ей нужно было всюду проникнуть, и всюду сунуть нос, и раздобыть самую великолепную, самую интересную, самую страшную историю.

— Ладно, малышка, давай-давай. Только не прибегай ко мне жаловаться, если подстрелят.

— И не собираюсь, — проворчала она, в очередной раз отряхиваясь, а он все посмеивался над ней.

— До чего ж ты скверно выглядишь, представляешь себе?

Тут она тоже рассмеялась, день выдался насыщенный, и ей очень понравился Билл Квинн, пожалуй, даже чересчур понравился.

Немного спустя, когда им уже пора было уезжать, капитан вновь подошел к ним и поблагодарил за то, что они посетили Кучи.

Он обещал в следующий раз провести Пакстон по всему лагерю, а теперь ему пришлось спешить. Надо допрашивать пленных.

— Увидимся в Сайгоне, Ральф. Может быть, на следующей неделе удастся поужинать вместе.

Ральф кивнул. Квинн помахал им, когда машина тронулась.

Сержанта они больше не видели, и Пакстон почувствовала облегчение. Он прямо-таки возненавидел их и совершенно не собирался сотрудничать с прессой. Впрочем, это не имело никакого значения.

Они немало успели за день, оба они, и Пакстон и Ральф, раздобыли достаточно материала, а Ив утверждал, что ему отлично удались снимки, один просто замечательный, как раз тот момент, когда подстрелили снайпера. В здешних местах снимок тем лучше, чем он страшнее. Двое убитых мужчин и одна раненая девушка — это великолепный кадр, прекрасная статья, кто знает, возможно, даже журналистская премия. Странно, но можно получить премию за то, что наблюдаешь, как умирают тут люди.

Однако, пока они ехали домой в Сайгон, Пакстон могла думать только о Билле Квинне, о том, как он накрыл ее тело своим в тот миг, когда разорвалась граната, о его силе и мощи, защитивших ее, о том взгляде, который она подметила, перевернувшись на спину. Она испытывала некоторую вину за эти мысли. Билл был женатым человеком, а Питера убили всего лишь пару месяцев назад, но в этом человеке таилось нечто неоспоримое, неукротимая энергия, электрический разряд, который притягивал Пакстон. Квинн казался ей неотразимым.

Глава 14

Следующую неделю Пакстон держалась поближе к Сайгону. Она написала статью о событиях в Кучи и еще одну статью, полностью посвященную подземным туннелям. Газета публиковала ее заметки с шапкой: «Пакстон Эндрюз. Вьетнамские репортажи». Пока что все ее материалы вышли в свет, и «Сан» готов был уступить их для перепечатки. Это означало, что они могут появиться даже в Саванне, к радости мамы и брата. Эд Вильсон позвонил Пакстон, похвалил ее проницательность и несомненное мужество.

— Надеюсь, ты сама не совалась в эти туннели, Пакс? — Она посмеивалась, слушая его, но на глазах у нее выступили слезы. Эд теперь так далеко.

— Я в полном порядке, — вот и все, что она сказала в ответ на его расспросы, и просила передать маме, что дела идут превосходно. У Пакс до сих пор не нашлось времени написать матери, хотя она понимала, что сделать это необходимо. Она передала привет Габби, Мэттью и миссис Вильсон и после того, как поговорила с Эдом, целый день тосковала по дому. Однако она уже погрузилась в новую работу. Пакстон арендовала машину и сама поехала в Бьенхоа, чувствуя себя необычайно отважной и независимой. В двадцать два года она отправилась на другой край света и столкнулась здесь с такими вещами, о которых прежде и понятия не имела.

Ее очень заинтересовал черный рынок, так что в один из дней она поехала на базу Тан Сон Нхат, с которой начинался ее путь, чтобы поговорить кое с кем из тамошних людей насчет массового воровства со складов, о вещах, в том числе форме и оружии, которые прямиком попадали на черный рынок. Когда Пакстон медленно проходила па закате по базе Тан Сон Нхат, ее внимание привлек высокий человек в полевой форме, находившийся далеко впереди. Он шел вперевалочку, и что-то в его походке показалось знакомым. Однако солнце било Пакстон в глаза, и она не могла разглядеть, кто это. К тому же она пока знала в Сайгоне столь немногих людей, что ей не верилось, будто она и впрямь знакома с этим человеком. Минутой спустя он остановился и повернулся, чтобы поговорить с кем-то. В следующий момент он оглянулся на Пакстон и медленно направился к ней. Это был капитан Уильям Квинн из Кучи, он казался немыслимо красивым, когда вот так подходил к ней, и, вопреки ее воле, сердце Пакстон сильно забилось.

— Эй, привет, — заговорил он, глядя на Пакстон сверху вниз с таким выражением, словно ее-то он и поджидал. Его неторопливая улыбка; подтверждала, что спешить он не любит.

Он всегда выглядел очень спокойным, беззаботным, и лишь глубоко внутри можно было угадать постоянное, почти что наэлектризованное возбуждение. — С чем пожаловали? — Тут он усмехнулся. — Сегодня вы выглядите куда более чистенькой, чем когда я вас видел в последний раз.

В тот раз у нее все лицо было вымазано грязью, после того как Квинн бросил ее на землю, спасая от гранаты, а сегодня она явилась в белом ситцевом платьице, с цветами в волосах и ярко-красных сандалиях.

— Спасибо. Я хочу написать о воровстве со склада, о тех предметах, которые таинственным образом всплывают на черном рынке.

— Вот как? — Он явно заинтересовался. — Если вам удастся что-нибудь прояснить, вас надо будет представить к награде. Однако я полагаю, что большинство здесь вовсе не заинтересовано в этом. Речь идет об очень больших деньгах.

— Это я уже поняла. А вы ненадолго отлучились из Кучи?

Он небрежно пожал плечами.

— Так, краткое свидание с генералом. Мне предстоит вернуться уже сегодня. — Он смолк, и она, сама не зная почему, затаила дыхание, ожидая дальнейших слов. Она не хотела так зависеть от Билла, но уже ничего не могла с собой поделать, он так сильно притягивал ее, что девушка едва могла сохранять в его присутствии здравый рассудок; она чувствовала себя при нем такой нелепо юной, что в других обстоятельствах сочла бы себя просто дурочкой.

— Я понимаю, что следовало бы договориться заранее, — негромко продолжал он, — но может быть, вы согласились бы перекусить вместе со мной, прежде чем я поеду назад? Я не так уж и спешу. — Билл глубоко заглянул ей в глаза, и Пакстон едва не дрогнула под натиском его мощи. В нем так странно и трогательно сочетались сила и мягкость.

Сердце Пакстон пропустило один удар.

— С удовольствием.

Он явно обрадовался ее ответу, а потом на минутку призадумался:

— Вам покажется очень глупым, если я приглашу вас в офицерский клуб, здесь, на базе, на гамбургер с молочным коктейлем? Я мечтаю об этой снеди вот уже целую неделю, — по-мальчишески признался он, и Пакстон рассмеялась.

Он повел ее по территории базы, и они беззаботно болтали о Сайгоне и «Каравелле», той гостинице, где остановилась Пакстон, и о колледже, в котором она училась. Он сказал, что в Вест-Пойнте много играл в футбол, и Пакстон охотно поверила в это после того броска, который он продемонстрировал несколько дней назад, вынося ее из-под разрыва. Когда они вошли в клуб, как раз поставили пластинку «Битлз» и многие начали танцевать. Здесь ощущался легкий, домашний аромат Америки, и во второй раз с момента своего приезда Пакстон внезапно ощутила тоску по дому. В первый раз это случилось, когда отец Питера позвонил ей из Сан-Франциско.

Они заказали гамбургеры и жареную картошку, Пакстон пила колу, а Билл предпочел пиво, оба они наблюдали, как люди танцуют, и слушали музыку. После «Битлз» поставили «I Can't Get No Satisfaction», любимую всеми песенку, а потом «Proud Man», которая Пакстон нравилась еще со времен Беркли.

— Так когда вы закончили университет? — задал он светский вопрос, покуда они слушали музыку и болтали. Здесь Квинн выглядел моложе, словно напряжение отпустило и он мог расслабиться. Пакстон даже не чувствовала сейчас этот его электрический заряд. Она рассмеялась в ответ на его вопрос.

— Я и не заканчивала, — печально призналась она, — мне следовало защитить диплом в июне, а я все бросила.

— Это же чудесно, — рассмеялся он, — так соответствует духу поколения. — Он явно поддразнивал Пакс, ему это не казалось столь уж важным, и Пакстон, сидя с ним рядом, тоже перестала воспринимать свое исключение как драму. Какая разница, будет у нее ученая степень или нет?

— Все это вроде как обрушилось на меня весной, и я… не знаю, как сказать… я почувствовала разочарование.

— А как теперь? — Квинн поглядел ей прямо в глаза. Ему и впрямь все равно, чем она занималась в колледже. Пакс привлекала его по-взрослому. Она попала во взрослый мир подлинной жизни, реальной ответственности, здесь смерть настигала внезапно и тех, кто учился в университете, и тех, кто ничего не заканчивал.

— Теперь это уже не важно.

— Вот что делает с человеком Вьетнам, — загадочно произнес капитан, отхлебывая пиво, а Пакстон старалась не замечать, как он красив. В конце концов, он ведь женат. — Все то, что казалось самым важным, утрачивает значение, и дом, и автомобиль, и все чертовы мелочи, на которые уходило столько сил.

А вещи, которые вроде как сами собой разумелись, оказываются гораздо сложнее… здесь начинаешь думать о людях… ради них и пытаешься остаться в живых. — Он ни на миг не отводил глаз от девушки. — Дом уже так далеко, а ведь предполагается, что мы сражаемся именно за свой домашний очаг.

— Вы тоже сражаетесь за свой дом? — тихо спросила она.

— Теперь я уже не уверен в этом. Если вам так уж хочется знать правду, я вообще не знаю, за что мы тут бьемся. Я уже четвертый срок отбываю во Вьетнаме и, честное слово, понятия не имею, зачем я это делаю. Болтают, будто мы должны завоевать умы и сердца здешнего народа, но это все вздор, Пакс. Ни фига мы не завоюем. Они видят только одно: мы убиваем их соплеменников и разоряем их страну. Они совершенно правы: именно этим мы и заняты.

— Тогда почему вы остались? — с грустью спросила она.

Ей все хотелось понять, как это люди добровольно отправляются во Вьетнам. Никто словно бы и не помнил, как попал сюда, кроме забритых мальчиков. Все остальные уже не знали, а если когда-то знали, давно позабыли.

— Я остаюсь потому, что здесь убивают американских парней. Пока я здесь, я могу хоть кого-то из них защитить. Возможно, я делаю свою работу уже достаточно давно, чтобы научиться исполнять ее чуточку лучше, чем другие. А может, и нет, — проговорил он со вздохом, приканчивая пиво, — может быть, никакой разницы, ни черта.

Эта мысль лишала мужества, но так все думали и говорили в какие-то моменты. Каждый порой замечал, что все совершавшееся напрасно.

— Вы храбрая девушка, — похвалил он, припомнив готовность, с какой она спустилась в туннель. — Пока еще никто из гостей лагеря не делал этого, а уж тем более женщины. Даже мужчины обычно пугаются до смерти, хотя и стараются это скрыть. — Его глаза ярко засверкали от восхищения.

— Спасибо. Наверное, я просто глупа.

— Все мы, должно быть, глупы, — ласково возразил он. На следующий день после ее отъезда он потерял еще двоих, в том числе и молоденького радиста, выбравшего себе позывные «Тонто».

Он не стал говорить об этом девушке. Ни время, ни место не подходили для такого разговора, да и какое это имело значение.

Потом они вышли в теплую ночь и немного прогулялись. В лагере по крайней мере они почти что в безопасности, кроме тех моментов, когда дают себя знать бомбы и снайперы.

— Я хотел бы как-нибудь показать вам страну. Она очень красива, даже сейчас. — Об этой стране он часто думал с искренней любовью.

— С удовольствием. На прошлой неделе я ездила в Бьенхоа. Мне бы хотелось увидеть как можно больше, но я пока не разобралась, куда надо ехать.

— Я могу все вам показать, — тихо повторил он, а затем обернулся к ней. — Не знаю, что мне делать с вами, — с растерянным видом проговорил он. — Я… я никогда не встречал никого, похожего на вас. — Она была польщена и почувствовала, как ее тянет к нему. Она не знала, что ему ответить.

— Как же твоя жена? — Она решила быть с ним совершенно откровенной и желала, чтобы он был полностью искренен с ней, казалось, что и он хочет того же.

— Мы провели в браке десять лет, с той поры как я окончил Вест-Пойнт. Народили троих детей. Трех девчонок, как это ни смешно, — он усмехнулся. — Я-то всегда думал, у меня будут только сыновья. Ее уже тошнит от армии. Она из военной семьи, как и я сам, я думал, она понимает, на что идет, но она этого не сознавала, а может быть, и догадывалась, но не верила, что так устанет от всего этого. Теперь она требует, чтобы я возвращался домой, а я — я попросту не могу.

— Ты любишь ее? — Пакстон прямо глядела ему в глаза, она хотела знать, на что решился этот человек, и он готов был все высказать ей.

— Раньше любил. Теперь не знаю. Мы встречаемся пару раз в году в Токио или Гонконге и спорим о нашем будущем. Она хочет, чтобы я нашел себе гражданскую работу, а я вовсе не уверен, что способен на это. Мне тридцать два года, что я могу предложить? Умение ползать по вьетконговским туннелям — стаж четыре года? Ловкость, благодаря которой мне удалось не наступить на мины? Ответственность за своих ребят? Ну и куда годится весь этот опыт? Стать руководителем бойскаутов, что ли? Понятия не имею. Этому я учился. Думаю, в этом все дело, — печально заключил он, — я попросту профессиональный убийца.

— А скольких людей ты спас за время службы? — тихо возразила Пакстон. — Ведь именно это ты и умеешь делать. Ты стараешься, чтобы твоих людей не убивали.

— Должно быть, так. — Она оказалась очень чуткой, и ему это нравилось, ему нравилось, как она сообразительна и честна, отважна и красива. В ней он видел все, чего недоставало Дебби. Его жена только и делала, что ныла и жаловалась, то насчет детей, то насчет дома, в котором они жили, и насчет его родителей и своих, и насчет Вьетнама и жалованья, и так далее, пока он не удирал. Он испытывал потребность в чем-то более существенном, только до сих пор не понимал в чем, до той минуты, неделю назад, пока не повстречал Пакстон.

— Я хочу кое-что сказать тебе. — Он хотел поведать ей всю правду. — У меня были связи с несколькими женщинами.

Ничего особенного. Пара медсестер… одна офицерша в Лонгбине… как-то раз девушка из Сан-Франциско, но это все на разок.

Все они знали, что я женат, и отношения у нас складывались простые и недолгие. Но… я ведь даже не знаю, нравлюсь ли я тебе… это совсем по-другому… мне никогда не встречалась женщина, подобная тебе. — Он хотел, чтобы она поняла это.

Девушка улыбнулась, стоя в луче света. Не задумываясь, Пакстон приподнялась на цыпочки и коснулась его щеки.

— Спасибо.

Этот маленький жест растрогал его до слез. Никто не прикасался к нему с нежностью уже столь давно, что он забыл, что такое ласка"

— Похоже, я влюбился в тебя. Возможно ли, чтобы взрослый человек полюбил девочку, да еще в таких местах, и из этого вышло бы что-нибудь путное? — В их положении была особая острота, которую Билл едва угадывал. Казалось, что жизнь дана им лишь на краткий миг.