Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Фокусник

ModernLib.Net / Триллеры / Стейн Сол / Фокусник - Чтение (стр. 1)
Автор: Стейн Сол
Жанр: Триллеры

 

 


Сол Стейн

Фокусник

1

Снег шел с самого Рождества. Почти месяц, каждый день после школы, мальчишки выходили с лопатами и чистили дорожки. По ночам оранжевые снегоочистительные машины, освещая фарами падающие белые хлопья, старательно скребли асфальт улиц Оссининга. Вдоль дорог выросли сугробы высотой в десять, а то и пятнадцать футов. Казалось невероятным, что придет весна и превратит эти серые холмы в журчащие ручейки. Оссининг раньше назывался Синг-Синг, по имени индейского племени, жившего в этих местах. Но после того как с легкой руки Голливуда тюрьма Синг-Синг стала известна всему миру, местные жители решили отмежеваться от заключенных и переименовали городок в Оссининг. Власти вскоре последовали их примеру, назвав тюрьму Исправительным учреждением Оссининга, а у горожан не хватило силы воли вновь изменить название города.

В тот январский день шестнадцатилетний Эдвард Джафет стоял перед большим зеркалом в спальне родителей, оттачивая свое мастерство фокусника. Он увлекся фокусами три года назад, начав с карт, наперстков и упругих каучуковых шариков. В шестнадцать лет благодаря исключительной пластичности кистей и умению отвлечь внимание зрителей он уже считался искусным фокусником.

Отец Эдварда, Теренс Джафет, преподавал в школе биологию. Другие учителя уважали, но не любили Теренса. В школе он держался особняком, вероятно, потому, что разочаровался в выбранной профессии. Его детство прошло во времена Великой депрессии, и с ранних лет он убедился в том, что учитель теряет работу последним. И лишь гораздо позже Теренс Джафет понял, что его призвание – в исследовательской работе и, возможно, даже не в биологии. Он говорил себе, что стал жертвой экономической необходимости, в душе сознавая, что лжет самому себе. В действительности Теренс Джафет не обладал той предприимчивостью и настойчивостью в достижении цели, которые восхищали его в других. И, как многие мужчины, он поощрял в сыне те качества, которых не находил в себе.

Когда Эду пошел второй год и он только начал ходить, мистер Джафет наблюдал, как тот, ковыляя через комнату, не мог повернуться, не усевшись на пол, после чего вставал и шел в противоположном направлении.

– Какой он шустрый! – восхищалась миссис Джафет.

– Дело не в шустрости, а в голове, – поправлял ее мистер Джафет. – Он только что додумался, как справиться с возникшей перед ним проблемой.

Годом позже мистер Джафет заметил кусок картона, засунутый между дверью и косяком черного хода. Эта дверь, ведущая во двор, запиралась только на ночь, но Эдди не хватало сил, чтобы повернуть тугую дверную ручку. Поэтому, когда утром мистер Джафет шел в гараж, чтобы прогреть мотор, Эдди ждал его у двери и подкладывал кусочек картона, когда отец закрывал дверь. После этого ему оставалось лишь тихонько толкнуть ее, чтобы выйти погулять. Мистер Джафет, который полагал, что детей можно научить вежливости, лишь проявляя ее по отношению к ним, вставлял под дверь картон до тех пор, пока несколько месяцев спустя Эдди не справился с тугой ручкой.

Как и все дети, Эдди обожал задавать вопросы, и мистер Джафет старался, чтобы на каждый из них сын получал обстоятельный ответ. Когда четырехлетний Эдди спрашивал, почему идет снег, отец объяснял ему про замерзший дождь. Когда Эдди интересовался, почему идет дождь, мистер Джафет не жалел времени, чтобы сын понял, что к чему.

Ко времени, когда Эдди пошел в детский сад, он уже умел читать и составлять простые предложения. Теперь Эдди мог, пусть и корявыми печатными буквами, записывать свои вопросы и получать ответы не на бегу, а перед обедом, в спокойной, располагающей к беседе обстановке.

К пятнадцати годам Эдди проштудировал библиотеку отца, так же как школьную и городскую, и вопросов к мистеру Джафету стало гораздо меньше. Мальчика интересовало, необходима ли семья, не слишком ли велика зависимость американцев от электричества, в чем разница между законом и справедливостью, и обсуждение этих вопросов выливалось в жаркие споры за обеденным столом.

– Мне кажется, Эдди ждет блестящее будущее, – заметила как-то раз миссис Джафет.

– Боюсь, мы научили его, как наживать себе неприятности, – после короткого раздумья ответил мистер Джафет.

Как выяснилось, он оказался прав.

* * *

КОММЕНТАРИЙ ЕГО ОТЦА, Теренса Джафета, сорока шести лет, учителя:

Я преподаю в школе Оссининга четырнадцать лет. Разумеется, у учителя возникают определенные трудности, если в школе учится его сын. Когда мы встречаемся в коридоре, мне приходится говорить: "Привет, Эд", хотя мы виделись за завтраком. Он обычно машет рукой, но не говорит: "Привет, папа", хотя все друзья Эда знают, что я его отец.

Я не присутствовал на самом представлении и слышал о том, что произошло, от учителей, школьников, самого Эда. И их версии во многом разнятся. Люди часто спрашивают меня, как он делает свои фокусы. Я ничего об этом не знаю. Он увлекся фокусами в двенадцать лет, что-то выписывал по почте, что-то мастерил в моей мастерской в подвале, затем начал ездить на встречи фокусников в Нью-Йорк. Фокусы захватили Эда. Он занимается ими каждый день, особенно много по уик-эндам.

Но я не могу поверить, что происшедшее с Эдом – простая случайность. В мире, зараженном эгалитаризмом, самое страшное – привлечь к себе внимание.

* * *

КОММЕНТАРИЙ ЕГО ПОДРУГИ, Лайлы Херст, шестнадцати лет, учащейся:

Люди уверены, что девушка первым делом замечает внешний вид. Ну, вы знаете, как выглядит Эд: высокого роста, светлые волосы и все такое, приятное лицо, хотя правое ухо оттопырено у него больше, чем левое, и сейчас у многих приятные лица. Мне кажется, что вначале я обратила внимание на его манеру держаться. В шестнадцать лет большинство юношей – одни углы и колени, они даже не могут стоять, выпрямив спину, а Эд стоит и ходит, как король, хотя я знаю, что он не так уж уверен в себе, за исключением тех моментов, когда показывает фокусы.

Мы начали встречаться, нам нравилось бывать вместе. Почему-то взрослые думают, что, оставшись вдвоем, мы можем только обниматься да целоваться. Как будто нам не о чем поговорить! Естественно, после того представления все изменилось. И зачем он только выступил в школе?!

* * *

КОММЕНТАРИЙ ДОКТОРА ГЮНТЕРА КОХА, манхэттенского психиатра, пятидесяти семи лет:

С тех пор как умерла моя жена, я прихожу по утрам на кухню, наливаю большой стакан апельсинового сока, выпиваю его маленькими глотками, в отличие от большинства американцев, проглатывающих сок залпом, и просматриваю "Нью-Йорк таймс", пока не закипит вода для кофе. Затем с чашечкой кофе я иду в гостиную, сажусь в мое любимое кресло и долистываю газету.

Читать ее от корки до корки – занятие утомительное, тем более что всю информацию можно получить из заголовков, в крайнем случае из первого абзаца. Меня привлекают в основном маленькие заметки о простых людях на последних страницах. О матери, которая оставила четверых детей, чтобы сходить в магазин на углу, а вернулась в горящую квартиру. О водителе такси, второй раз за месяц подвергнувшемся ограблению, который монтировкой сломал грабителю руку, а затем проломил череп. О докторе, которого я встречал на симпозиумах. Его обвиняли в том, что он сделал более двух тысяч абортов. Все эти городские сплетни помогали мне найти в себе силы одеться, побриться и с одиннадцати утра до семи вечера выслушивать моих пациентов.

В понедельник утром, прочитав об Эдварде Джафете, я вырезал заметку из газеты и, думая о нем, забыл побриться. Так и проходил весь день с щетиной на щеках. Судя по всему, мальчик не нуждался в моей помощи, но этот случай привлек мое внимание. Возможно, потому, что я всегда интересовался фокусами.

Впервые у меня возникло желание совершить неэтичный, с профессиональной точки зрения, поступок – расспросить пациента о случившемся. Впрочем, я не знал, соответствуют ли действительности приведенные в заметке факты. Разумеется, слава мальчика нарушала душевное равновесие его отца ничуть не меньше, чем события того вечера. Я хотел бы знать о его взаимоотношениях с матерью.

И я подумал, не следует ли мне более тщательно разобраться в том, что произошло. Возможно, мне удалось бы написать статью о психологии детей, выбравших фокусы в качестве хобби.

2

Лишь узкие полоски лунного света, проникающие сквозь венецианские жалюзи, освещали темную комнату. Эд Джафет, во фраке, взятом напрокат специально для выступления в школе, закрыв глаза, лежал на кровати. Еще час – и он выйдет на сцену. Он приказал мышцам расслабиться. Каждой мышце в отдельности, как поступали перед представлениями многие великие фокусники.

Его тело отдыхало, но перед мысленным взором прокручивалась непрерывная череда фокусов. Сколько раз повторил он каждый из них перед большим зеркалом в родительской спальне, оттачивая жесты, отвлекающие внимание зрителей в критический момент фокуса!

Во время школьных каникул, когда ему шел тринадцатый год, Эд обнаружил в библиотеке целую полку книг, которых раньше почему-то не замечал. Он узнал, что слово "маг" пришло к нам из древнего Вавилона и означало "внушающий благоговейный страх". У персов маги являлись хранителями святилищ. Эти мудрые люди пользовались непререкаемым авторитетом.

Эд читал о борьбе знания и невежества, света и тьмы, добра и зла, о том, как всемогущие маги становились странствующими предсказателями судьбы и знахарями, шулерами и фокусниками и, вместо того чтобы помогать королям и принцам решать важные государственные проблемы, развлекали или обманывали народ.

Он уговорил библиотекаря разрешить ему взять книги домой, хотя многие из них предназначались лишь для читального зала, и набросился на них, как обжора на стол с яствами. Он не смог закончить реферат по истории, так как теперь Томас Джефферсон представлялся ему магом, а современные американские политиканы – водевильными артистами, в тысячный раз выступающими со своим номером. Эду были безразличны фокусники, которых он видел в школе и на эстраде. Они не могли никого удивить, руки этих халтурщиков висели как плети, а болтовня навевала скуку. Фокусник, думал Эд, должен верить, что в каждом фокусе заключается частица волшебства, так же как в это верили зрители. Фокус должен быть непредсказуем, как сама жизнь.

Отец Эда на цыпочках вошел в комнату и зажег настольную лампу, чтобы не потревожить сына.

– Я думал, ты спишь.

– Нет, – ответил Эд. – Просто отдыхаю.

– Знаешь, Эд, я хотел бы увидеть твое выступление.

– Ты уже видел все фокусы.

– На сцене все выглядит иначе. – Мистер Джафет внимательно рассматривал свои ногти. – Я хочу сказать, что если бы ты играл в футбол, то не стал бы возражать против моего присутствия на трибуне.

– Тут совсем другое дело.

– Почему?

– Игрок видит перед собой лишь толпу. Показывая фокусы, я вижу лица людей. Более того, я сосредоточиваюсь на одном или двух зрителях и говорю именно с ними. Если ты будешь в зале, я увижу тебя и начну нервничать.

– А присутствие Лайлы тебя не волнует?

– Она сядет в последних рядах.

– Я могу сесть там же.

– Послушай, папа, это представление для учащихся, а не для родителей.

Мистер Джафет потер переносицу, будто ему натерли очки.

– Ладно, я отвезу тебя к школе и заберу после выступления.

"Родители не должны так обижаться, – подумал Эд. – Иначе им будет сложно воспитывать детей".

Спасение пришло в образе матери, появившейся на пороге.

– Ты помнешь фрак! Эд тут же встал и повернулся к ней спиной.

– Кажется, все в порядке, – сказала миссис Джафет после тщательной инспекции. – Жаль, что я не смогу присутствовать на твоем выступлении. Ты поедешь, Теренс?

– За порядком будут следить несколько учителей, но я не вхожу в их число.

– Но ты отвезешь Эда, не так ли?

– Я вожу его шестнадцать лет, – ответил мистер Джафет, выходя из комнаты. – Сейчас уже поздно что-то менять.

– Он сегодня не в настроении, – сухо отметила миссис Джафет. – Впрочем, это не важно. Ты готов?

Эд кивнул и взглянул на часы. До выступления оставалось не так уж много времени.

Отец помог Эду отнести в машину два тяжелых чемодана с необходимым реквизитом. Сам Эд нес коричневую сумку с большим кувшином – единственной вещью, которая могла легко разбиться. Брюки он заправил в сапоги, чтобы не замочить снегом.

Остывший двигатель завелся не сразу. Наконец они выехали на дорогу. Эд напомнил отцу, что надо свернуть на Холбрук-роуд и забрать Лайлу. Она ждала у окна и, как только машина остановилась, выбежала из дома. Эд вышел из кабины, и Лайла села рядом с его отцом.

– Здравствуйте, мистер Джафет. Как хорошо, что вы заехали за мной.

Мистер Джафет кивнул. Эд подумал, что тот мог хоть что-нибудь ответить. Он залез в машину, и "додж" медленно тронулся с места.

Последнюю четверть мили им пришлось ползти в потоке машин, направляющихся к ярко освещенному зданию школы. Эд поминутно поглядывал на часы. Вдали показалась фигура полисмена, пытающегося ускорить движение автомобилей, подвозящих гостей.

Наконец "додж" остановился у тротуара. Лайла побежала в школу. Мистер Джафет помог Эду вытащить чемоданы. Сзади раздались нетерпеливые гудки. Мистер Джафет вновь сел за руль, махнув на прощание Эду. Тот уже спешил к двери, сгибаясь под тяжестью чемоданов.

Кто-то придержал дверь, дав ему пройти, вероятно гадая о содержимом чемоданов. Ну, скоро зрители все увидят сами. Повернув из холла в коридор, Эд опустил чемоданы на пол, взглянул на ладони, будто ожидая увидеть трудовые мозоли, а не легкую красноту, и стряхнул с плеч и рукавов пушистые снежинки. Внезапно перед ним возникла Лайла и быстро поцеловала в губы.

– Удачи тебе, – прошептала она.

Эд подхватил чемоданы, посоветовал ей занять место получше, но подальше от середины и поспешил за кулисы.

Там его встретил мистер Фредерикс, один из немногих учителей, оставшихся на представление.

– Мистер Фредерикс, я бы хотел, чтобы мне никто не мешал, – попросил Эд. – Я хочу сказать, чтобы сюда не заходили зрители.

– Конечно, конечно, – понимающе кивнул мистер Фредерикс и показал Эду на два стола, необходимые для выступления.

– Перед тем как я выйду на сцену, вот этот, первый стол надо поставить слева. И он не должен шататься, так как на нем будет стоять кувшин молока. К сожалению, я не могу вынести его сам. Зрители не должны меня видеть.

Мистер Фредерикс сухо улыбнулся.

– Второй стол должен стоять в глубине сцены, чтобы, подходя к нему, я поворачивался к аудитории спиной. Это очень важно.

– Разумеется, – согласился мистер Фредерикс. – Я вынесу их сам.

– О, я не хотел бы затруднять вас...

– Пустяки. Это совсем нетрудно.

Эд едва успел разложить содержимое чемоданов на столах. На один он поставил литровый кувшин молока, положил сложенную газету, веревку, большие ножницы и бумажный пакет. На втором разместилось все необходимое для его главного фокуса.

Подошел мистер Фредерикс, чтобы сказать, что в зале потушен свет. Эд слышал скрип складных стульев, которые уберут после его выступления, чтобы освободить место для танцев.

– Все готово? – спросил учитель. – Я иду представлять Роберту. Ее номер займет три с половиной минуты.

Роберта Кардикс всегда выступала первой, создавая в зале нужный настрой.

– Да, – едва слышно ответил Эд. От волнения у него перехватило дыхание.

Роберта спела новую песню и сошла со сцены, сопровождаемая громом аплодисментов. Мистер Фредерикс вынес столы. Шум в зале стих.

3.

Эд вышел на сцену, слегка поклонился мистеру Фредериксу и коснулся рукой лба, приветствуя зрителей.

– Дамы... господа... коллеги учащиеся, будущие выпускники, члены антиалкогольного общества, сейчас вас ждет встреча с простыми чудесами, понять которые не составит труда любому из вас.

Все захлопали, а он еще и не приступил к фокусам.

– Вот тут у меня обычная газета с рекламными объявлениями, карикатурами, программой телевидения и статьями, в которых так мало правды.

Эд свернул газету в кулек и, держа его левой рукой, правой поднял кувшин, заполненный до краев белой жидкостью.

– Этот кувшин, как вы уже догадались, наполнен молоком человеческой доброты.

Он наклонил кувшин, и молоко тонкой струйкой полилось в кулек. Несколько капель упали на пол из вершины кулька. Эд поставил кувшин на стол, покрепче свернул вершину кулька, чтобы не капало, и, подняв кувшин, вновь стал наливать молоко в газетный кулек.

– Я научился этому фокусу у моей первой молочницы, миссис Теренс Джафет.

Под всеобщий смех Эд опорожнил кувшин, поставил его на стол и, бережно поддерживая кулек, подошел к краю сцены.

И, неожиданно для всех, быстрым движением махнул кульком в сторону девушек, сидящих в первом ряду. Те завизжали, но кулек оказался пустым. Под топот ног восхищенных зрителей Эд смял кулек и поднял руку, призывая к тишине.

– Как уже ясно каждому школьнику, молоко человеческой доброты полностью исчезло.

Тут он заметил Урека и трех его дружков, сидевших в первом ряду с девушками.

* * *

КОММЕНТАРИЙ ФРЕНКА ТЕННЕНТА, приятеля Эда:

Урек и его банда правит школой, как мафия некоторыми районами Соединенных Штатов. Я видел, как школьник подошел к автомату жевательной резинки и хотел бросить в прорезь десятицентовик, но Урек стукнул его по руке, монета упала на пол, и ее подобрал кто-то из его дружков.

А потом он стал требовать четверть доллара в месяц за охрану шкафчика в раздевалке спортзала. Если хозяин шкафчика платил дань, все было в порядке, если нет – они ломали замок и уносили все содержимое, а установка нового стоит полтора доллара. Я говорил Эду, что конфликтовать с Уреком экономически невыгодно. Но Эд заплатил пять долларов семьдесят пять центов за специальный замок, который, как обещал продавец, не брала ножовка. Действительно замок оказался отличным, но можно представить, о чем думали Урек и его дружки, проходя мимо шкафчика Эда, Я платил двадцать пять центов. Это дешевле. Эд и я ходим домой вместе, мы живем в одном квартале, но, если они перехватят его по дороге, я тут же смоюсь.

Я не считаю себя его лучшим другом. Он на класс моложе меня. Просто в нашем квартале нет больше подростков такого возраста, если не считать одной девушки. Я играю в футбол, а он вообще не любит спорт. Когда я ухожу на игру, он говорит: "Ну, теперь ты станешь настоящим американцем" – или что-то в этом роде. Пусть он ссорится с Уреком, если ему так хочется, но не впутывает меня в это дело. Я так и сказал ему, а он ответил: "Хорошо, только позвони в полицию". Но вы прекрасно знаете, что полиция ничего не может поделать с такими, как Урек. Везде действуют банды, что в школе, что в бизнесе. Об этом можно прочесть в любой газете, не так ли?

* * *

КОММЕНТАРИЙ МИСТЕРА ЧАДВИКА, директора школы:

Да, мне известно, что делается в раздевалке, но я не знаю, как пресечь это безобразие. Если я издам еще один приказ, толку от него будет не больше, чем от первого. То есть никакого. Мы не видим, как они берут деньги у школьников. Никто не поймал их с ножовкой в руках, когда они пилили замки, но все говорят об этом. Я не могу допустить полицию на территорию школы. Да и что они смогут сделать? Они не способны остановить поднимающийся вал преступности. Чуть ли не треть учащихся курит марихуану. Как нам справиться с этим бедствием? Что бы вы сделали на моем месте? Слава Богу, мне осталось два года до пенсии. В этом мое спасение.

* * *

Для второго фокуса Эд Джафет взял веревку длиной чуть больше двух ярдов.

– Как мне разрезать эту веревку, чтобы получить две равные части? – спросил он зрителей.

– Посередине, – послышался голос из задних рядов.

– А как найти середину? – спросил Эд у неизвестного голоса.

– Измерить веревку! – последовал ответ.

– Ну, мне нечем измерять ее длину, и, кроме того, у меня мало времени. А что, если сделать так?

Эд сложил концы веревки, поднял их в одной руке, другой взялся за провисшую середину и отпустил концы. При виде столь очевидного решения зрители одобрительно загудели.

– А теперь я попрошу того учащегося, что отвечал на мои вопросы – надеюсь, это был не преподаватель, – подняться на сцену и этими ножницами разрезать веревку на две равные части.

Эд узнал неуклюжего полного подростка, подходящего к сцене. Они вместе занимались физкультурой, и тот не мог подтянуться больше одного раза. Зато он всегда много говорил.

Подросток взял со стола ножницы и резким движением разрезал веревку посередине.

Когда Эд опустил разрезанные концы, оказалось, что одна часть веревки по меньшей мере на два дюйма короче другой. Зрители смеялись, а толстяк, понурив голову, поплелся к своему месту. Эд связал разрезанные концы в узел, покрутил над ним ножницами и на мгновение застыл. Затем осторожно положил ножницы на стол, взялся за конец веревки и, дождавшись абсолютной тишины, взмахнул рукой. Узел исчез. Под грохот аплодисментов Эд швырнул веревку в зал, чтобы каждый мог убедиться в ее целости.

– Как тебе это удалось, Эд? – крикнул кто-то.

– Нельзя ли так же чинить лопнувшие струны на гитаре? – донеслось из глубины зала.

Эд поднял руки, требуя тишины.

– Друзья, девушки, учителя, – сказал он, глядя на маленькую группку преподавателей. – Мне нужен доброволец, взрослый мужчина.

Взгляд Эда скользил с одного лица на другое. Он понимал, что никто из них не хочет выходить на сцену.

Выдержи паузу, говорил он себе. Она не менее важна, чем сам фокус.

Эд приложил ладонь к глазам, будто для того, чтобы получше рассмотреть лица учителей.

– Есть ли тут взрослые?

Школьники покатывались со смеху.

Никто из учителей не пошевельнулся.

Не спеши, напомнил себе Эд.

В этот момент Джерри Самуэльсон, издатель школьной газеты и, несмотря на юный возраст, внештатный корреспондент "Нью-Йорк таймс", где однажды уже появилась его заметка, достал из кармана блокнот и ручку. Интуиция подсказывала ему, что из событий этого вечера можно сделать отличную статью. В журналистике Джерри ждало блестящее будущее. Еще в школе он понял, что любой человек может написать о сенсации, но большая часть газетных полос отводится под статьи, в которых благодаря мастерству репортера самое заурядное событие становится сенсационным. Самуэльсон написал об исчезнувшем молоке и неразрезаемой веревке и теперь следил за попытками Эда расшевелить учителей.

– Леди и джентльмены, пожалуйста, не затопчите друг друга, торопясь на сцену, – он ожидал встретить сопротивление и теперь даже старался усилить его. Тем более что он уже наметил свою жертву. – Мистер Фредерикс, я так рад, что вы решили вызваться добровольцем.

Лицо мистера Фредерикса побагровело. Эд даже пожалел, что выбрал именно его. Все-таки учитель помог ему расставить столы.

– Пожалуйста, подходите сюда.

Мистер Фредерикс, поощряемый коллегами, облегченно вздохнувшими, что выбор пал не на них, подошел к сцене.

– Позвольте мне помочь вам, – Эд протянул руку.

Под громкий смех мистер Фредерикс поднялся на сцену.

– Могу я попросить вас об одном одолжении? – продолжал Эд. – Расстегните, пожалуйста... пиджак. – Снова смех, и мистер Фредерикс медленно расстегнул четыре пуговицы. – Какой у вас чудесный галстук, – Эд указал на широкий серый галстук мистера Фредерикса.

Наступил самый важный момент. Стоя левым боком к залу, Эд левой рукой взялся за кончик галстука и неуловимым движением правой, в которой были ножницы, укоротил галстук на четыре дюйма.

Аудитория ахнула. Мистеру Фредериксу удалось подавить мгновенную вспышку ярости, и он попытался улыбнуться, давая понять, что ему понравилась эта шутка. Тут Эд отрезал от галстука еще один кусок.

Школьники отбили ладоши, выражая свой восторг. Даже учителя не могли удержаться от смеха.

– Мистер Фредерикс, – прокричал Эд, перекрывая шум зала, – снимите, пожалуйста, галстук.

Тот поднял руки, чтобы развязать узел.

– Разрешите, я помогу вам, – и ножницы рассекли галстук около узла.

Джерри Самуэльсон склонился над блокнотом. В заднем ряду Лайла, как и все остальные, смеялась до слез, наблюдая, как Эд ваял со стола бумажный пакет, положил в него обрезки галстука бедного мистера Фредерикса, надул пакет, зажал его левой рукой, поднял над головой и ударил по дну правой. С громким треском пакет лопнул, и из него вылетел целехонький галстук мистера Фредерикса.

Учитель наклонился, поднял галстук с пола, отряхнул от пыли, осмотрел со всех сторон и недоуменно покачал головой. Галстук действительно был цел, и он не мог понять, как Эд это сделал. Как, впрочем, и остальные зрители. Они все еще хлопали, когда мистер Фредерикс, надев галстук и застегнув пиджак, направился к лесенке, ведущей в зал.

– Одну минуту, сэр, – остановил его Эд. – Не могли бы вы помочь мне с заключительным номером нашей программы?

Аудитория одобрительно зашумела. Фредерикс взглянул в темный зал, затем на каменное лицо Эда и тяжело вздохнул. Ему ничего не оставалось, как согласиться. Представление должно продолжаться.

На втором столе, к которому подошел Эд, стояла миниатюрная модель гильотины.

Размеры промежутка между ножом и плитой гильотины не позволяли всунуть туда голову, но большое яблоко разместилось там без всяких хлопот.

Эд не отрывал взгляда от лица мистера Фредерикса, когда нож полетел вниз, разрубив яблоко на две части.

В плите имелась глубокая продольная канавка, в которую Эд положил длинную морковку и тоже разрубил ее пополам.

Тут мистер Фредерикс инстинктивно подался назад, предчувствуя, что последует дальше. Что, если у Джафета дрогнет рука, что, если нож... Нет, он избегал самолетов, садился за руль автомобиля лишь в самом крайнем случае, никогда не ходил по льду, если его не посыпали песком, держался подальше от открытых окон. Так с какой стати ему рисковать...

Эд за руку подвел его к столу и поставил лицом к зрителям. Из кармана он достал чистый носовой платок и обмотал им запястье мистера Фредерикса.

– Чтобы не забрызгать все кровью, – объяснил он аудитории.

– Вы уверены, что знаете, как это делается? – дрогнувшим голосом прошептал мистер Фредерикс.

– В этой жизни ни за что нельзя поручиться на сто процентов, – громко ответил Эд, вызвав всеобщий хохот. – Будьте добры, – продолжал он, обращаясь к мистеру Фредериксу, – пожалуйста, если вас не затруднит, просуньте руку под нож гильотины.

Мистер Фредерикс лихорадочно пытался вспомнить, что же он читал об этом фокусе.

– Пожалуйста, – повторил Эд, дергая его за руку.

Мистер Фредерикс горько сожалел о том, что согласился пойти на этот вечер. Ему не нравилось, что на него смотрит так много смеющихся глаз.

– Прошу вас, – Эд заставил его просунуть руку под нож. – Последнее рукопожатие, – Эд пожал руку мистеру Фредериксу с другой стороны гильотины и поставил на пол корзинку для использованной бумаги. – Для отрубленной руки. – Он подождал, пока стихнет смех, и положил морковку в канавку под рукой учителя. – Сейчас я отпущу нож гильотины, и он пройдет сквозь руку мистера Фредерикса и морковь. Морковь останется целой, а рука мистера Фредерикса... – (Зрители неистовствовали.) – Простите, я ошибся. Целой останется рука.

Мистер Фредерикс оставил попытки вспомнить секрет фокуса.

– Сэр, так как мой платок обвязан вокруг вашего запястья, не позволите ли вы воспользоваться вашим?

Брови мистера Фредерикса удивленно поползли вверх.

– Не беспокойтесь, я не собираюсь сморкаться в него.

Свободной рукой мистер Фредерикс достал платок из нагрудного кармана пиджака и передал его Эду. Тот вытер пот со лба учителя и поднял руки, призывая к тишине.

– Один, – считал он. – Два... Мистер Фредерикс, я рассказывал вам историю о том... – тут Эд взглянул в лицо своего добровольного помощника и понял, что надо заканчивать. – Один! – начал он снова. – Два! – И через секунду: – ТРИ!

В то же мгновение нож гильотины полетел вниз.

Приковавший взгляды всех зрителей, он прошел сквозь руку мистера Фредерикса и морковку, половинки которой вылетели из канавки и упали по обе стороны гильотины. У мистера Фредерикса подогнулись колени.

Тут же двое или трое школьников и учитель физкультуры взбежали на сцену и подхватили его под руки. Эд поднял нож и освободил запястье, на котором не оказалось ни единой царапинки. Это обстоятельство удивило мистера Фредерикса больше, чем кого-либо. Он не потерял сознания и теперь старался показать, что изобразил испуг для усиления драматического эффекта фокуса. Освободившись от поддерживающих его рук, он улыбнулся Эду и ревущей от восторга аудитории.

В этот момент Эд заметил, что Урек и его дружки вскочили с места и прыгнули на сцену.

– Дай мне взглянуть на нож! – потребовал Урек.

"Разумеется, я не могу показывать нож, – подумал Эд, – в нем же весь секрет". Но он опоздал. Урек схватил гильотину и пытался разломать ее.

– Отпусти гильотину! – крикнул Эд.

– Нож тупой, – сказал Урек, проведя пальцем по острию.

– Он разрубил яблоко! – возразил Эд. – И морковь!

Пришедший в себя мистер Фредерикс взял Урека за локоть.

– Вернись на свое место.

– Это фокус! – взревел Урек.

– Естественно, это фокус. – Эд старался отнять гильотину, не повредив ее.

– Расскажи мне, как ты это сделал.

– Он не обязан выдавать тебе свои секреты, – сказал мистер Фредерикс. – Вернись на свое место.

– Я сломаю гильотину, если ты не скажешь, как она действует.

На сцену поднялся Джерри Самуэльсон. Два или три года назад ему подарили маленькую гильотину, под нож которой он мог вставить палец или сигарету, но не яблоко или морковь. Но и он не понимал, что именно модифицировал Эд Джафет в знакомой ему конструкции гильотины.

– Что ты сделал с другим ножом? – спросил он Эда.

– С каким ножом? – вопросом ответил тот и тут же добавил, обращаясь к Уреку: – Положи руку на плиту.

– Зачем?

– Положи руку на плиту.

– И?

– Я отрежу ее. Вот так, – Эд вырвал гильотину, поставил на стол, подобрал с пола половинку яблока, положил ее на плиту гильотины и отпустил нож. Четвертинки разлетелись в разные стороны. – Теперь твоя рука, – сказал Эд Уреку. Зал затих. – Если это фокус, тебе нечего бояться.

– Кто боится?

– Положи руку под нож!

Урек оглядел зал.

– Я жду, – настаивал Эд.

– Иди ты к черту, – пробурчал Урек и спрыгнул со сцены.

Улюлюканье зрителей сменилось аплодисментами.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9