Привал странников

      Было желание у Жеки ответить, но не ответил. Не простившись, Смирнов стал спускаться по лестнице.
      На стоянке Смирнов забрался в "Ниву". Жарковато было, но куртку не снимешь - положение обязывало: дура под мышкой. Раскрутил все окна и поехал в Москву.
      У Рижского вокзала сделал разворот к рынку, с трудом пристроился на стоянке и пошел гулять по выставке-продаже плодов индивидуальной трудовой деятельности. Штаны, рубашки, леденцы, наклейки, значки, зимние шапки, детское исподнее, майки с надписями на иностранном языке, съедобная вата, бижутерия, игрушки, хрустящие трубочки с кремом... Задорно кричат, смеются, уговаривают друг друга. Забавно, весело, свободно. Хочешь покупай, а хочешь - не покупай. Хоть здесь право выбора.
      Смирнов искал целенаправленно. Он подходил только к торговавшим штанами и задушевно задавал как бы интимный вопрос:
      - А Веня где?
      Первые трое опрошенных тупо и однообразно отвечали вопросом на вопрос:
      - А кто такой Веня?
      И только у самого роскошного прилавка с богатым ассортиментом "вареных" джинсов на любой вкус элегантный услужливый молодой человек откликнулся соответствующе:
      - Был, был здесь. Но уехал минут сорок назад.
      - А куда он уехал, не подскажете? Я - его старый знакомый, он мне очень нужен.
      - Наш Веня нужен всем, - мягко улыбнулся молодой человек и уже серьезно: - Он поехал в наш цех за товаром. В ближайшие полчаса должен быть.
      Молодого человека отвлек покупатель. Молодой человек еще раз извинительно - улыбнулся Смирнову и занялся делом, а Смирнов продолжил прогулку по рынку - на полчаса. Такое уж сыскное дело - ждать, всегда ждать.
      Еще недавно король московского подпольного джинсового самопала, а ныне солидный кооператор Вениамин Беленький обрадовался Смирнову, как отцу родному:
      - А я-то голову ломаю: кто это меня ищет? А это Александр Иванович собственной персоной! - Веня распростер руки как бы для объятия, но Смирнов обниматься не стал, просто пожал Венину правую. Веня оценил смирновский жест и, слегка обняв его левой за плечи, осведомился доверительно: - Чем могу быть полезен?
      - Пошептаться надо, Веня.
      - А почему же не пошептаться? Еще как пошепчемся! - возликовал Веня, и они отправились погулять по Крестовскому мосту.
      Дураков переходить мост пешком, естественно, почти не было. Они прогуливались в одиночестве, поглядывая вниз на постукивавшие на медленном ходу электрички.
      - Процветаешь? - поинтересовался Смирнов.
      - Живу, Александр Иванович, - поправил его Веня. - Не прячусь, не ловчу, работаю и живу!
      - Ты, понятное дело, в порядке. А Лешка Борзов как?
      - Значит, вам Леша нужен, - все понял догадливый Веня. - Леша-то как? Присматривается пока. К настоящему делу еще не приступил, так, иногда комбинирует по привычке.
      - Где мне его найти?
      - Прямо не знаю, что и сказать...
      - Ты не опасайся, Веня, свидание со мной ему во вред не будет.
      - Да я понимаю, Александр Иванович, если бы во вред, вы бы его без моей помощи искали... Просто он мелькает. То в Москве, то в своем городке распрекрасном.
      - В Москве у него постоянное место жительства имеется?
      - Да пока вроде нет. По знакомым, по гостиницам. А скорее всего вы его в собственной резиденции застать можете. В городишке его родном.
      - Адрес, Веня.
      Адрес Веня дал легко: Смирнову верил. Смирнов записывать адрес не стал, запомнил:
      - Спасибо тебе, Вениамин. На всякий случай имей в виду: кто бы ни интересовался нашим с тобой разговором, один ответ - Смирнов заказывал себе штаны. Стой на этом, и точка. Так и для тебя, и для меня безопаснее будет.
      Веня тихо присвистнул:
      - Дела. - Но все-таки хорошего его настроения никто и ничто отнять не могли: - А что, Александр Иванович, может, и вправду штанцы вам построим?
      - Давай, - вдруг загорелся Смирнов. - Но не такие, чтоб уж очень "вареные". Там, темно-серые какие-нибудь. И не бананы ваши дурацкие, а нормальные.
      - Пятьдесят второй, пятый рост, - деловито прикинул Веня.
      - Пятьдесят четвертый, - поправил Смирнов.
      - Между, - решил Веня и официально объявил: - Жду вас через два дня.
      Возвращались к рынку. Тянуло кооперативным шашлыком.
      - По шашлычку? - предложил Веня.
      - Некогда, - с сожалением отказался Смирнов.
      С проспекта Мира свернул направо к бензоколонке, заправился под завязку, и по Самотеке, по Цветному, по Неглинной - через центр на ту сторону Москвы-реки, а там попроще - на трассу и до Окружной. После Окружной дал скорость. Хорошо бежала "Нива", нешумно, приемисто. Смирнов смотрел на дорогу, поглядывал в зеркало заднего обзора, по сторонам, отвлекаясь только на изменения в пейзаже, происшедшие за его почти двухлетнее отсутствие. Ни с того ни с сего запел вдруг. Робко и дребезжаще:
      Мы ушли от проклятой погони.
      Перестань, моя крошка, рыдать.
      Нас не выдадут черные кони,
      Вороных никому не догнать.
      Услышал свое пение, застеснялся его немузыкальности и замолк. Мелькали сороковые уже верстовые столбы. Где-то на пятидесятом километре замаячил впереди и справа загородный ресторан. Смирнов свернул к нему.
      На площадке для автомобилей - одинокий старенький "Москвич". Пусто, значит, в ресторане - день, не ресторанное еще время. Смирнов затормозил и глянул на часы. Было четверть четвертого. Запер "Ниву" и направил неровные стопы в точку общественного питания.
      В самом деле, пусто. За одним столиком обедало семейство из "Москвича", в углу пятеро мужиков, надо полагать, местных, дули пиво. Их стол был заставлен темно-зелеными пустыми бутылками. Смирнов сел за столик у окна и стал ждать. Пришла наконец грузная тетя в переднике с кружевами.
      - Окрошка есть? - спросил Смирнов.
      - Есть, - ответила тетя и чиркнула карандашиком в блокноте. Класс явно невысок.
      - Что же на второе? - поразмышлял вслух Смирнов и вдруг вспомнил запах у Рижского рынка: - И шашлык, если можно.
      Управился с обедом Смирнов довольно быстро, за полчаса. Спустился вниз, заглянул в бар. Там гремела музыка - и никого, совсем никого, даже бармена не было. Зашел в сортир и закрылся в кабинке на задвижку. Извлек из-под мышки парабеллум, из кармана - глушитель, соединил их, а затем пистолет с глушителем засунул за пояс и застегнул куртку на "молнию".
      На площадке рядом с "Москвичом" появился "шестой" "Жигуленок".
      Смирнов забрался в "Ниву" и включил мотор. Сделал вперед - назад. Все нормально с тормозами. Он расстегнул "молнию" на куртке, вывернул "Ниву" от бровки и медленно покатил.
      У "Жигуленка" притормозил. Двое в салоне почти одновременно пригнулись, скорее всего искали что-то на полу. Смирнов сказал им:
      - Устал я от вас за день, ох устал!
      И выстрелил два раза. В два колеса, в баллоны. Не выстрелы - так, несильно ударили палкой по подушке. "Шестерка" заметно на глаз стала оседать направо, а "Нива", застонав от предельного усилия, бешено рванула с места.
      Теперь дай бог ноги. "Нива" выскочила на шоссе, опасно нарушая, пересекла сплошную осевую линию и помчалась к Москве, - вот он, замеченный еще по дороге сюда проселок через густой лиственный лес. Даже если у них переговорник "йока-токи", они не успели его, Смирнова, передать.
      Смирнов долго петлял и проверялся; убедившись, что никто его не видит, выбрался на бетонку и по ней рванул к Минскому шоссе. Только почувствовав под собой полотно хорошей трассы, позволил себе еще один куплет из той песни:
      Начинаются дни золотые
      Воровской безоглядной любви.
      Ой, вы кони мои вороные,
      Черны вороны кони мои!
      За памятником героической девушке сделал поворот налево и нешироким шоссе, сквозь бесконечный осинник, повел "Ниву" к цели - маленькому городку за осинником. Конец неблизкий - километров двадцать. Если бы не изредка на яростной скорости набегавшие грузовики - кончился рабочий день, водилы рвались домой, - можно было заснуть от одурманивающего однообразия частых, как забор-штакетник, оливковых стволов и тусклой выцветшей зелени неопрятно-густой листвы.
      Дорога круто пошла вверх, осинник сменился березняком, и "Нива", миновав водораздел, покатила вниз, к игрушечной реченьке, которая своими извивами живо напоминала змеевик самогонного аппарата. Мостик, и опять холм, на котором пристроились полудеревенские дома: начинался город.
      Старинный городок был когда-то уездным, потом районным центром, но лет пятнадцать-двадцать назад столицей района стал бойко развивающийся поселок, где построили химкомбинат, и городок этот стал дряхлеть и ветшать, как все заштатное.
      Открылась центральная площадь с забавными и уже сильно разрушенными торговыми рядами, с монументальным обшарпанным собором, на колокольне которого столь крикливо совещались галки, что было слышно и в двигающемся автомобиле. Смирнов затормозил.
      - Не подскажете, где Вторая Социалистическая улица? - спросил он у стоящего в раздумье посреди площади аборигена. Был одет абориген не по сезону: в тяжелом пиджаке, в кирзовых сапогах и в довершение - в шапке-ушанке.
      - Так за церковью сразу Интернациональная будет. Поедешь по ней. Первая направо - Первая Социалистическая, а вторая - Вторая... А ты к кому?
      - Борзов мне нужен, Алексей.
      - А-а-а, американец! - обрадовался абориген тому, что знает, кого разыскивает Смирнов. - Дома, дома, я сегодня его в магазине видел, он хлеб брал.
      Первая Социалистическая, Вторая Социалистическая, поворот - и вот он, дом номер семь. За фигурным, непривычно разреженным забором были разросшаяся трава, неухоженные деревья и щеголеватый, обитый вагонкой дом-коттедж. Посреди участка на двух столбах висел шикарный заграничный гамак, в котором, еле заметно покачиваясь, возлежал с книгой в руках Лешка Борзов. На звук подъехавшей машины он поднял от книги розовое в вечернем свете лицо и вопросительно смотрел на "Ниву" до тех пор, пока из нее устало и неловко не выбрался Смирнов. Вопрос на лице сменился усмешечкой.
      - Вас ли я вижу, полковник? - жеманно воскликнул Леша.
      - Меня, меня, - подтвердил Смирнов, разминаясь.
      Леша спустил ноги, почесал грудь под расстегнутой рубахой, не торопясь, освободился от гамака и пошел к калитке встречать незваного гостя.
      - Полковник, вы прекрасно выглядите, я бы даже сказал - помолодели. Алексей открыл калитку и ждал, когда Смирнов протянет ему руку. Смирнов протянул. Протянул и Алексей. Поздоровались.
      - Я уже не полковник, - поправил его Смирнов. - Я - пенсионер.
      - А какое это имеет значение? Ну, если хотите, буду звать вас Александром Ивановичем. Александр Иванович, прошу в дом!
      И внутри дом был с иголочки. Паркет, паровое отопление, камин.
      - Мне бы умыться, - попросился Смирнов.
      - Сей момент. Вы курточку снимите, Александр Иванович. И удобнее, и прохладнее будет. Жарковато сегодня не в меру.
      - У меня машинка под мышкой, - признался Смирнов.
      - И сбрую снимайте. Не бойтесь, у меня ничего не пропадет.
      Повесив курточку на спинку стула и кинув сбрую на кресло, Смирнов в сопровождении Алексея направился в ванную комнату, выложенную черным кафелем.
      - Действуйте, - предложил Алексей и удалился. Смирной снял рубашку, вымылся по пояс, растерся оранжевым махровым полотенцем с рельефной надписью "Merelin", причесался и посмотрелся в зеркало. И впрямь неплох.
      В гостиной на столе стояли фужеры, бутылки с боржоми и пепси.
      - Комфортно живешь, Леша. Не тьмутаракань российская, а прямо-таки бунгало в Лонг-бич, - оценил среду обитания Борзова Смирнов. Оценил, налил боржоми в фужер, выпил с наслаждением.
      - Не понимаю, я россиянин, Александр Иванович! Мне по здешним ценам пробить артезиан, провести водопровод, отопление и сделать локальную канализацию стоило полторы тысячи рублей. Я, конечно, не говорю о внешнем оформлении. Но в принципе за полторы тысячи можно жить в культурных условиях. Полторы тысячи рублей любое местное семейство пропивает за год. Ощетинься, напрягись - и затем живи по-человечески! Нет, всю жизнь орлом в скворечнике сидеть будет, за версту с ведрами за водой бегать. Эх, Россия, Россия! - Алексей тоже выпил водички.
      - Переживаешь, следовательно, за Россию?
      - А кто за нее нынче не переживает?
      - И кто за нее только не переживал! - вздохнул Смирнов.
      - Ну, хватит о России. Давайте пообедаем, - предложил Леша.
      - Я не хочу, Леша. По пути к тебе плотно перекусил.
      - Что ж, тогда поговорим о деле. Вы ведь по делу приехали.
      - О деле пока повременим говорить. Пойдем на волю, воздухом подышим. А то я одурел в машине. Весь день за баранкой.
      Благодать! И солнышко вечернее не печет, и легкий ветерок норовит под рубашку забраться, чтобы человеку удовольствие доставить, и куры квохчут у соседей успокаивающе, и острые стрижи, мелькая над головой, визжат от радости жизни. Смирнов, постанывая от желания как можно скорее сделать это, осторожно рухнул в высокую, в пол человеческого роста, уже колосящуюся траву.
      - Может, в гамаке устроитесь, Александр Иванович?
      - Да нет, мне на земле хочется, - Смирнов со спины перевернулся на бок и вдруг понял, что его беспокоит. - Алексей, а почему у тебя участок такой запущенный? Ни грядок, ни дорожек, ни сада настоящего. Лень руки приложить? Это я в продолжение разговора о россиянах.
      - Я не рукастый, я - головастый, - отшутился Алексей. - А если серьезно, то мне так больше нравится. У матери за домом и грядки, и деревья фруктовые.
      - Чем же ты здесь целыми днями занимаешься?
      - Думаю.
      - Ишь ты! И что надумал?
      - К сожалению, пока ничего.
      - Твое время пришло, Леша. Кооперативы, индивидуально-трудовая деятельность, аренда.
      - Не доверяю я пока еще нашему государству. Сегодня разрешило, завтра запретило. По горячке в кооперативном ажиотаже рвать куш как можно больше и тут же линять бесследно - противно. Строчить портки модные, как Венька, скучно. Кстати, вы у Веньки мой адресок раздобыли?
      - У него, - подтвердил из травы Смирнов. Алексей же продолжил:
      - Вот говорят, социализм создает условия для развития всех способностей человека. А предпринимательство? Разве это не человеческая способность? Я ведь знаю, что я могу, что умею сделать такое, к чему из тысячи не способен ни один. Я - предприниматель. Дайте мне на откуп, допустим, ремонт радиои телеаппаратуры, положите какой угодно, в меру разумного, конечно, процент отчисления в казну, но только не душите инструкциями и проверками, и я вам такой сервис организую, что и Япония ахнет.
      - Кто тебе мешает телеателье открыть?
      - Мелочовка. Мне масштаб нужен. - Алексей присел рядом со Смирновым. - Что вы душу мотаете, Александр Иванович! Давайте о деле.
      Смирнов достал из кармана фотографию и протянул Алексею.
      - Мастер спорта по дзюдо Андрей Глотов, - только глянув, определил Алексей. - Ныне бомбардир из дорогих. Кличка Живоглот. Только и всего, Александр Иванович?
      - Мне сегодня один пьяный фразочку сказал. А звучит эта фразочка так: "Мы и мертвыми возвращаемся". Напомнила мне эта фразочка тот давний разговор с тобой.
      - Так, значит, Живоглот в лагере строгого режима помер?
      - Помер, а потом ожил. И жил до тех пор, пока я его, не хотя этого, кончил. Насовсем.
      Алексей еще раз посмотрел на фотографию:
      - Спи спокойно, Живоглот. Вас интересует, каким образом он помер, а потом опять ожил? Выкупиться он, конечно, не мог. Не было у него таких денег, да и быть не могло.
      - А какие деньги на это нужны?
      - Миллион, - легко назвал сумму Алексей.
      - Не смеши меня, Леша.
      - Вот и тогда смеялись, Александр Иванович, когда я вам сказал, что заключение для очень богатого человека - не наказание, что богатые в лагере умирают для того, чтобы ожить на свободе. Назвали все это блатной легендой. Что же касается Живоглота, то его, видимо, в команду присмотрели.
      - Что за команда?
      - Есть, говорят, такая команда на Москве, которая никого не боится.
      - А кто все это делает? С лагерем?
      - Кто - не знаю, а через кого - знаю.
      - Ну, хотя бы через кого?
      - Через самого богатого человека в Москве. Вот и все, что могу сказать.
      - Я тебя очень прошу, Леша.
      - Я, Александр Иванович, вам по гроб жизни благодарен за то, что отрубили меня тогда от вонючей уголовщины. Хотя, как я понимаю, могли прицепить к делу. И выглядело бы эффектно: как же, известный комбинатор-махинатор заодно с грабителями. Вы - справедливый и добрый человек. Но ничем не могу вам помочь.
      Смирнов молча поднялся и направился в дом. Нацепил сбрую, влез в куртку. Алексей наблюдал за ним от дверей. Смирнов прошел мимо него, как мимо столба, буркнул на ходу:
      - Будь здоров. - И похромал к калитке.
      Пастухи пригнали коров с луга. Неторопливо вышагивая, коровы двигались по Второй Социалистической, глухо звеня жестяными цилиндрическими колокольцами и заглядывая за заборы. К машине не подойдешь. Смирнов стоял, ждал. Неслышно подошел Алексей, спросил сзади:
      - Вы что, опять служите?
      - На общественных началах.
      - Мой совет: не лезьте в это дело, Александр Иванович.
      - Уже влез, - ответил Смирнов и шагнул за калитку - коровы прошли.
      Кончался день, и дороги опустели. В такое время за рулем - одно удовольствие. Держишь спокойные восемьдесят, посматриваешь по сторонам, неторопливо думаешь о мелочах. Насвистываешь самому непонятное - есть в жизни милые радости.
      К Москве Смирнов подъезжал, когда уже изрядно стемнело. По необходимости включил подфарники и приборную доску. Доска засветилась домашним светом, и в салоне "Нивы" стало уютно, как дома. От поздних сумерек, от уюта пришла усталость. Окончательная, за целый день, требующая ночного отдыха.
      Домой, домой. К расслабке, к креслу, к крепкому чаю. Триумфальная арка, гостиница "Украина", Новый Арбат, "Прага", Суворовский бульвар.
      Стемнело окончательно. Смирнов поставил "Ниву" за казаряновской "восьмеркой", выбрался из машины, и, закрывая ее, услышал сверху сказанное всерьез. Всерьез, со злостью и скрытым облегчением:
      - Вот он, мерзавец.
      Ему молча открыли. Он прошел в столовую, на ходу снимая куртку и сбрую. Кинул куртку и сбрую на диван, сам упал в кресло и противоестественно бойко задекламировал Лермонтова:
      - Уж был денек! Сквозь дым летучий французы двигались, как тучи...
      - ...И все на наш редут, - докончил за него Казарян, усаживаясь на диван. Алик театрально плюнул в сторону Смирнова и исчез на кухне.
      - Чайку бы! - крикнул ему вслед Смирнов.
      Тем временем Казарян извлек из сбруи пистолет, выкинул из рукояти обойму. По одному выщелкнул из обоймы патроны, пересчитал их и поинтересовался вкрадчиво:
      - Куда делись две?
      - Потерял, наверное.
      - Перестань паясничать! - гавкнул на него Казарян.
      - Мне, как ящерице в минуту опасности, пришлось лишиться хвоста.
      - В баллоны, что ли, стрелял?
      - Ага.
      - Где был весь день и что делал?
      - Весь день, как Шурик из "Кавказской пленницы", искал песни, сказки, легенды...
      - Рассказывай.
      - За чаем расскажу.
      За чаем и рассказал.
      - Мрак и мерзость. Аж сердце заболело от отвращения, - признался Алик.
      - Кто-то проворачивает страшненькую комбинацию, Саня, - предложил Казарян.
      - Кто-то ее уже провернул, - поправил его Смирнов.
      - Что предпринять собираешься?
      - Завтра с утра с Леней Маховым "Привал" потрошить будем. А сейчас спать.
      - Тогда я - домой. - Казарян поднялся: - Алик, ни под каким видом не отпускай пенсионера до моего появления.
      На этот раз их разбудил не телефонный, а дверной звонок. Милиционер, похожий на артиста Абдулова, был свеж и румян, как персик:
      - Вы готовы, Александр Иванович?
      Не пожрамши, Смирнов спустился вниз. У ряда обгорелых домов стояла оперативная машина. Рядом с ней, ловя кайф минутного безделья, покуривали члены группы.
      - Я вызвал техника-смотрителя, - доложил Махов. - Приступим, Александр Иванович?
      Приступили. Оторвали доски и гурьбой вошли внутрь. Где ты, очарование приветливого гнездышка под старину? Пепел под ногами, сажа по стенам, мразь запустения.
      - Так, - сказал Смирнов. - Ну, это зал. А где же были подсобные помещения?
      Подсобные помещения Смирнова привели в полное изумление. Ни производственного холодильника, ни кухонных печей. Две обгоревшие газовые квартирные плиты, в рыжих подпалинах холодильник ЗИЛ - и все.
      - А где они готовили? - спросил Махов.
      - Они не готовили, Леня. Они хранили привезенное и разогревали. Липа, кругом липа!
      - И пожар - липа, Александр Иванович. Я вчера с мальчишками говорил, при которых пожар начался. Они утверждают, что не поджигали вовсе, что даже найденной зажигалкой чиркнуть не успели, как сваленная в углу бумага загорелась. И я им верю.
      - Нажимное устройство?
      - Вероятнее всего. Мы поищем, конечно, но надежды мало. Если не металл, то следов нет.
      - Так они тебе металл и предъявили! Не надейся, Леня, - развеял маховские иллюзии Смирнов. Обратился к технику-смотрителю: - Еще что покажете?
      - То, что под кафе сдано было, вы осмотрели, - мрачно констатировал тот.
      - А другие помещения в этом доме есть?
      - Были, - ответил не лишенный чувства юмора смотритель. - Пройдемте. Вот сюда.
      Группа прошла туда, куда указал техник-смотритель, а сам техник пошел на волю покурить. Смирнов оглядел потолок, стены, пол высокого, в два этажа, сараеобразного помещения. Пол заинтересовал его. Он подошел к границе, разделяющей пол на две части - кирпичной кладки и кладки бетонной, и наклонился над бетоном. Бетон был даже не уложен - просто залит.
      - Техник-смотритель! - заорал Смирнов.
      - Что надо? - осведомился тот, появляясь в дверях.
      - Что здесь было?
      - Склад игрушечной фабрики. Они здесь вату хранили. А перед капиталкой их выселили.
      - А что на бетонной подушке стояло? Иди сюда, смотри.
      Техник удосужился посмотреть на пол и удивился страшно:
      - Не было тут никогда никакого бетона. Подвал здесь был небольшой, и все.
      - Кто же подвал бетоном залил?
      - А я знаю?! - разозлился техник.
      Эксперт остался в "Привале", были у него там еще дела, а оперативники вышли на улицу, осмотрели себя, отряхнули и опять стали кружком у машины. Смирнов тоже был в этом кружке, как все, покуривал.
      - Я по собственной инициативе данные на Паленого запросил, - между прочим и вроде бы ни к кому не обращаясь, сказал Махов. - Любопытная деталь: до того, как его сактировали из-за несчастного случая на лесоповале, он некоторое время находился в одном лагере с Глотовым вашим.
      - Я об этом уже догадался, Леня. Сейчас не мешало бы другую справочку получить. О том, кто из заключенных за последние, допустим, десять лет умер в этом лагере.
      - Сегодня же запрошу. Где техник, дорогой наш смотритель? Что с "Привалом" будем делать?
      - Здесь я, - откликнулся техник, сидевший на ступенях входа в "Привал".
      - Скажи мне, техник, - велел ему Смирнов, - есть ли поблизости стройка, работающая круглосуточно?
      - Есть. Посольство тут неподалеку отстраивают. Очень, знать, торопят иностранцы.
      Смирнов отвел Махова в сторонку.
      - Кто у тебя из ребят пошустрее? - И кивнул на группу оперативников.
      - Сырцов, - без колебаний назвал кандидатуру Махов и тут же позвал: Сырцов!
      Подошел молодой веселый паренек:
      - Что, Леня?
      - Сейчас пойдешь на строительство посольства, узнаешь, какой цементный завод их обслуживает, а на заводе по путевкам определишь, кто из водителей бензовозов в последнее время на эту стройку возит бетон. Особенно в вечернюю и ночную смены. Я правильно излагаю, Александр Иванович? - осведомился Махов у Смирнова.
      - Абсолютно. Только давай еще более конкретизируем задание. Отыщи тех, кто работал в вечернюю двадцать первого и в ночь на двадцать второе. Особое внимание на любое отклонение от обычного, даже самое незначительное. Диспетчеров найди, которые дежурили в это время, расспроси ненавязчиво.
      - Тебе все ясно, Жора? - спросил Махов.
      - Все, - заверил Сырцов и поклянчил без надежды: - Машину дайте.
      - Не дам, бензина нет.
      - Ну, я пошел, - без энтузиазма сказал Сырцов и пошел.
      - На завтра дорожных рабочих надо вызвать с отбойными молотками, чтобы этот бетон расковыряли, - решил Махов.
      - А на сегодня нельзя? - с надеждой спросил Смирнов.
      - Совсем вы наши дела подзабыли, Александр Иванович. Знаете, сколько еще с бумажками бегать придется?
      - Да пошли кого-нибудь, пусть уже сейчас с бумажками бегают.
      - Демидов! - позвал Махов. Демидов подошел. - Демидов, срочно в управление МКХ и сделай им срочную заявку на двух рабочих с отбойными молотками. Дави на то, что, мол, сегодня позарез надо, может, на завтра дадут.
      - Маловероятно, - лениво предположил Демидов.
      - А ты постарайся! - разозлился Махов. - Руки в ноги, и действуй.
      Ушел и Демидов.
      - Я поеду, - сказал Махов. - Если что, буду звонить вам. Вы дома будете?
      - Первую половину дня, а скорее до вечера дома. Звони.
      Кто-то понял Смирнова буквально и тотчас позвонил: в машине раздался тихий зуммер оперативного телефона. Махов кинулся к автомобилю.
      - Да, - сказал он в трубку, вытянутую из салона. - Да. Да. - Положил трубку и повернулся к Смирнову.
      - Графиня изменившимся лицом бежит пруду, - отметил некоторое посерение личика у Махова Смирнов. И уже совсем серьезно: - Что случилось, Леня?
      - Сам шеф на ковер вызывает.
      Алик, готовивший завтрак, крикнул из кухни:
      - От Ларионова звонили! Просил быть у него не позднее часу!
      Смирнов прошел к нему, уселся за стол, и, внимательно глядя, как Алик сноровисто жарит свинину, слегка удивился вслух:
      - Сбор всех частей! Чевой-то Сережку разбирает? Махова срочно вызвал, меня приглашает...
      - Поедешь?
      - Ничего не соображаю: очень жрать хочу. Поедим, тогда и решу.
      Пригасив огонь и прикрыв скороварку крышкой, Алик стал накрывать стол. Любил, чтобы как в больших домах: закусочка в малой посуде, вилочки-ножички в полном наборе, твердые салфетки пирамидой. Оглядел дело рук своих и предложил:
      - Приступим?
      Приступить не успели: долгим-долгим дребезжанием антикварного звонка Казарян требовал, чтобы его впустили. Его и впустили. Он, твердо зная, куда надо идти, ворвался на кухню, заиграл ноздрями чуткого армянского носа и определил:
      - Трефное мясо? - И решил для себя: - Пойдет!
      Уселись втроем и позавтракали основательно. За чаем Смирнов сообщил Казаряну:
      - Твой бывший напарник, а ныне большой начальник Сережа Ларионов меня к себе требует.
      - Пойдешь?
      - А куда деваться? Придется.
      - Я с тобой пойду.
      - А стоит? Я, Рома, один с ним разберусь.
      - Стоит, стоит. Давненько я не встречался со своим бывшим дружком. Вот и повидаемся.
      - Чего ты завелся? Может, он просто по-хорошему поговорить со мной хочет.
      - По-хорошему надо так: с бутылкой марочного коньяка и с букетом роз по вечерней прохладе, после работы - и в ноги учителю и старому другу: "Прости, что на вокзале не встретил!" И нечего придуриваться, Саня. Ты сам все понимаешь.
      - И я с вами поеду. В машине подожду, в "Эрмитаже" погуляю, - сказал Алик. - А в принципе не нравится мне этот вызов. Ни к чему он тебе сейчас, Саня.
      Подъехали на Петровку к двенадцати. Смирнову пропуск был уже заказан, а Казарян, сделав парочку звонков по местному телефону, обеспечил себя пропуском на две минуты позже. Поднялись на положенный этаж.
      - Давай-ка Махова навестим сначала, - вдруг осенило Смирнова.
      Нашли комнатенку Махова. Он сидел за столом, горестно обхватив голову руками.
      - Была клизма? - участливо осведомился Смирнов.
      - Нет еще. Выдерживает, садист, - доложил Махов. Вдруг опомнился: - А вы-то что здесь делаете, Александр Иванович?
      - Тебя вызвал, а меня пригласил. Такие вот пироги. Ты сиди, жди, а мы к нему пойдем.
      В приемной Смирнов сказал секретарше высокомерно:
      - Доложите. Смирнов ждет.
      Секретарша исчезла в дверях кабинета - в эдаком начальственном шкафу. Вернулась и сказала, глядя только на Смирнова:
      - Он вас просит зайти.
      Смирнов открыл дверь и шагнул в кабинет. Казарян вошел туда же без спроса.
      - Здравствуйте, - сказал, не выходя из-за стола, генерал. И персонально Казаряну: - А я не просил вас, товарищ Казарян, меня навещать.
      - Зато у меня такое желание возникло, - грубо отпарировал Казарян и решительно уселся на один из стульев, плотным рядом стоявших у стены. Во избежание скандала генерал достойно смирился:
      - Ну что ж, коли так... И вы присаживайтесь, Александр Иванович. Проследил взглядом за тем, как усаживается рядом с Казаряном Смирнов, затем добавил: - Прошу простить меня, на несколько минут отвлекусь на небольшое дельце. - Ткнул пальцем в кнопку и приказал в селектор: - Махова ко мне!
      Махов остановился посреди ковровой дорожки и доложил:
      - Капитан Махов прибыл по вашему указанию!
      - Кто позволил вам, капитан, нарушать служебные инструкции? - спросил Ларионов.
      - Я, наверное, чего-то не понимаю, товарищ генерал, но я ничего не нарушал...
      - По какому праву вы занимаетесь делами, не относящимися к порученному вам расследованию? - тихо, совсем тихо начал генерал. Постепенно его голос обретал оглушающую мощь: - По какому праву вы посвящаете в ход розыска посторонних людей?!!
      - Виноват, товарищ генерал, - обреченно признался Махов.
      - Идите. На вас будет наложено дисциплинарное взыскание, - устало закончил Ларионов и, подождав, пока выйдет Махов, обратился к Смирнову: Как дела, Александр Иванович?
      - Дела как сажа бела, Сережа, - ответил Смирнов, а Казарян взъярился:
      - Спектакли нам устраиваешь, да?
      На реплику Казаряна Ларионов никак не отреагировал. Он делами Смирнова был озабочен: