Ниро Вульф (№14) - Умолкнувший оратор

— Докладывайте! — нетерпеливо приказа Кремер. — Что у вас?

— Шарф, который вы видите, находился в правом кармане вот этого пальто. На шарфе обнаружены частицы того самого вещества, что покрывает орудие преступления. Таков наш вывод, а дальнейшие лабораторные исследования…

— Иначе и быть не могло! — Кремер с удовлетворением потер руки. — Продолжайте исследования. Кстати, вы уверены в правильности выводов, могу я сейчас же начинать действовать?

— Да, сэр, уверены.

— Чье это пальто?

— Судя по ярлыку, Элджера Кэйтса.

— Да, да, — подтвердил я. — Это пальто Кэйтса.

21

Даже при наличии такой неотразимой улики, как шарф в кармане, требуется немалое искусство, чтобы заставить подозреваемого признаться.

Готовый затянуться спор прервал Травис из ФБР.

— Я нахожусь тут, так сказать, в частном порядке, — начал он, — и в присутствии столь авторитетных представителей местных властей просто не решаюсь выступить с предложением…

— Что у вас? — резко спросил прокурор.

— Я предложил бы поручить дело Кэйтса мистеру Вулфу. Мне доводилось видеть, как он действует, и не стыжусь признать, что мне до него далеко.

— Не возражаю, — сразу согласился Кремер.

Остальные двое взглянули друг на друга и промолчали.

— Вот и хорошо, — поспешно сказал Кремер. — Значит, решено… Вулф, что вы предлагаете?

Вулф слегка приоткрыл глаза.

— Как зовут этого человека? — поинтересовался он.

— Этого? Ах, да! Познакомьтесь: мистер Филиппс — мистер Вулф.

— Мистер Филиппс, передайте пальто мистеру Гудвину, а ты, Арчи, положи его на кушетку под подушки. Шарф дайте мне.

Филиппс без колебаний вручил мне пальто, но с шарфом помедлил и вопросительно взглянул на Кремера.

— Это очень важная улика, сэр, и если стряхнуть обнаруженные на нем частицы…

— Вы что, считаете меня идиотом? — вспылил Вулф.

— Отдайте, отдайте шарф, Филиппс! — торопливо сказал Кремер.

— Благодарю. А теперь, мистер Кремер, прошу привести Кэйтса.

Пока Кэйтс усаживался в указанное Кремером кресло, лицом к Вулфу, мы все не спускали с него глаз, но я бы не сказал, что наши взгляды смущали его.

— Мистер Кэйтс, — начал Вулф, — сейчас я правда, лишь на короткий срок выступаю в качестве официального лица, так как находящиеся тут представители власти поручили мне поговорить с вами. Надеюсь, вы понимаете, что вас-то никто не обязывает терпеть мои вопросы. Вот если бы вы попытались сейчас без разрешения уйти отсюда, вас бы немедленно задержали как очень важного свидетеля и отправили в положенное место, но принуждать вас к нежелательному разговору боже упаси! Что вы на это скажете? Начнем нашу беседу?

— Я слушаю.

— Вы согласны. А почему?

— Потому что, если я откажусь, сейчас же последует вывод, будто я чего-то боюсь и, следовательно, пытаюсь что-то скрыть.

— Резонно. Кажется, мы понимаем друг друга. — Вулф сказал это с таким видом, словно Кэйтс уже сделал важное признание. Он неторопливо вынул из-под стола руку с шарфом, положил шарф перед собой и задумчиво уставился на него, как бы размышляя, с чего начать. Я видел Кэйтса только в профиль и потому не могу сказать, бросил ли он на шарф хотя бы мимолетный взгляд, но что он не вздрогнул и не побледнел, могу утверждать определенно.

— Дважды, когда мистер Гудвин посетил дом на Пятьдесят пятой улице, чтобы повидать мисс Гантер, он заставал там вас. Вы что, были ее близким другом?

— Ну, слово «близкий» едва ли подходит. Однако последние шесть месяцев, занимаясь конфиденциальной работой непосредственно под руководством мистера Буна, я, естественно, часто встречался с мисс Гантер.

— Она по приезде остановилась у вас?

— Ваши люди уже разговаривали со мной на эту тему раз двенадцать, — повернулся Кэйтс к Кремеру.

— Ничего, ничего, сынок, — ответил инспектор. — Это будет тринадцатый раз, только и всего.

— Сейчас очень трудно, а то просто невозможно получить номер в гостинице, — снова обратился Кэйтс к Вулфу. — Конечно, используя свое положение и связи, мисс Гантер могла бы снять номер, но, во-первых, это означало бы нарушение инструкций, которых обязаны придерживаться работники Бюро регулирования цен, а во-вторых, мисс Гантер из принципиальных соображений не прибегала к таким методам. Один из моих приятелей разрешил мне воспользоваться его квартирой, а мисс Гантер я предложил остановиться у меня, тем более, что жена в это время отсутствовала.

— А вообще-то мисс Гантер бывала у вас?

— Нет.

— Вы говорили, что часто с ней встречались в течение последних шести месяцев. Какое у вас сложилось мнение о ней?

— Хорошее.

— Она вам нравилась?

— Да… Как коллега.

— Она со вкусом одевалась?

— Никогда не обращал внимания… Хотя нет… — У Кэйтса перехватило дыхание, но он справился с собой. — Я должен ответить иначе, если вы считаете подобные вопросы существенными и хотите получить исчерпывающие ответы. Мисс Гантер обладала исключительно интересной внешностью и очень красивой фигурой. Я считал, что для женщины, занимающей такое положение, она одевалась очень хорошо, чтобы не сказать больше.

«Если бы Фиби могла слышать его! — подумал я. — Она бы обязательно сказала, что он разговаривает, как персонаж старомодного романа…»

— Следовательно, — продолжал Вулф, — вы должны были замечать, что именно она надевала. Скажите, когда вы последний раз видели на ней вот этот шарф?

Кэйтс наклонился и некоторое время рассматривал шарф.

— Я вообще не помню, чтобы когда-нибудь видел его, — ответил он наконец. — Да, совершенно верно: я никогда не видел на ней этого шарфа.

— Странно, — нахмурился Вулф. — Для нас это важно, мистер Кэйтс. Вы не ошибаетесь?

— Позвольте, я взгляну еще раз. — Кэйтс протянул руку за шарфом.

— Нет, нет! — остановил его Вулф. — Он будет фигурировать в суде по делу об убийстве как вещественное доказательство и требует осторожного обращения. — Не позволяя брать шарф в руки, Вулф дал возможность Кэйтсу рассмотреть его поближе.

Через некоторое время Кэйтс откинулся на спинку стула и покачал головой:

— Я никогда не видел этого шарфа ни на мисс Гантер, ни на ком другом.

— Жаль, очень жаль, — сказал Вулф. — Но не исключено, что вы видели его при недостаточно ярком свете и потому сейчас не можете узнать. Например, вечером на моем крыльце. Нет, нет, это не категорическое утверждение, а всего лишь предположение. Дело в том, что на шарфе обнаружены частицы краски и ржавчины с трубы, которой была убита мисс Гантер. Преступник обернул им конец трубы, чтобы не оставить отпечатков пальцев. Шарф обнаружен в кармане вашего пальто.

— Чьего пальто? — часто мигая, переспросил Кэйтс.

— Вашего. Арчи, покажи-ка.

Я взял пальто за воротник и подошел к Кэйтсу.

— Пальто ваше, не так ли? — спросил Вулф.

Кэйтс долго смотрел на пальто, потом вскочил и закричал:

— Мистер Декстер! Мистер Декстер! Сюда!

— Перестаньте! — Кремер схватил его за руку. — Перестаньте орать! Зачем вам нужен Декстер?

— Позовите сюда мистера Декстера! Если хотите, чтоб я замолчал, позовите мистера Декстера! — Голос Кэйтса дрожал, — Я так и знал, что тут произойдет нечто подобное! Я же говорил Фиби, что с Вулфом связываться не следует! Я говорил ей, что сегодня сюда лучше не приходить!.. Я же…

— Когда это вы успели сказать ей, чтобы она не приходила сюда? — набросился на него Кремер. — Ну? Когда?

Кэйтс промолчал и, видимо, только теперь сообразив, что Кремер держит его за руку, крикнул:

— Пустите!

Кремер выпустил его руку. Кэйтс отошел, сел на стул у стены и крепко сжал губы, всем своим видом показывая, что не желает больше иметь с нами дела.

— Я присутствовал, когда его допрашивал Роуклифф, если вас это интересует, — обратился я к Кремеру. — На такой же вопрос он ответил, что был у своего приятеля на Одиннадцатой улице, куда ему позвонила мисс Гантер. Она сказала, что ей только что предложили приехать к Вулфу, и ей хочется знать, не получил ли он такого же предложения. Кэйтс ответил утвердительно, но заявил, что не поедет, и пытался ее отговорить, а когда она сказала, что все-таки поедет, он решил последовать ее примеру… Я знаю, дел у вас по горло, но все же советую читать отчеты своих подчиненных.

Далее я обратился ко всем присутствующим.

— Если хотите знать мое мнение, причем совершенно бесплатно, — шарф не принадлежит мисс Гантер. Он абсолютно не в ее стиле, она никогда не стала бы носить подобную вещь. Но он не принадлежит и Кэйтсу. Вы только взгляните на него: серый костюм, серое пальто. Я всегда видел его только в сером. Жаль, Кэйтс не хочет разговаривать с нами, а то вы могли бы кое о чем спросить у него.

Кремер подошел к двери в гостиную, приоткрыл ее и крикнул:

— Стеббинс!

Пэрли в мгновение ока вырос на пороге.

— Проводите Кэйтса в столовую и начинайте по одному вводить сюда остальных. Как только мы будем заканчивать с очередным, отправляйте его тоже в столовую.

Стеббинс увел Кэйтса, чему тот вовсе не противился. Почти сразу же другой детектив ввел миссис Бун. Кремер даже не предложил ей сесть встретил в центре комнаты, показал шарф, попросил внимательно, но не дотрагиваясь, осмотреть и сказать, видела ли она его раньше. Миссис Бун ответила, что не видела, и на этом разговор с ней закончился. После ее ухода ввели Фрэнка Томаса Эрскина, и сцена повторилась с тем же результатом. Когда в кабинете еще четырежды прозвучало «нет», наступила очередь Уинтерхофа.

— Мистер Уинтерхоф, взгляните, пожалуйста, на этот… — заговорил было Кремер, но Уинтерхоф тут же перебил инспектора.

— Где вы его взяли? — спросил он, протягивая руку к шарфу. Это же мой шарф!

— Ваш?! — Кремер даже попятился от неожиданности. — Сегодня вечером он был на вас или вы принесли его в кармане пальто?

— Ни то, ни другое. У меня украли его еще на прошлой неделе.

— Где?

— Вот здесь же, когда я приходил сюда в пятницу вечером.

— Сюда, к Вулфу?

— Да.

— Кому вы жаловались на пропажу?

— Никому не жаловался, а пропажу обнаружил только у себя дома. Если…

— И вы никому не сказали?

— Здесь нет. Я не знал, когда был здесь, что шарф исчез. А дома… Дома я сказал, наверное, жене… Да, да, определенно припоминаю: жене я говорил о пропаже. Но у меня…

— И вы не позвонили сюда на следующий день, чтобы справиться, не найдена ли ваша вещь?

— Нет, не звонил. Зачем? У меня еще штук двадцать шарфов. Я настаиваю…

— Настаивайте сколько угодно, — холодно оборвал его Кремер. — Но так как шарф принадлежит вам, считаю необходимым сообщить следующее: мы располагаем важными доказательствами, что именно вашим шарфом был обмотан отрезок трубы, которым была убита мисс Гантер.

Лицо Уинтерхофа покрылось обильным потом, он от изумления выпучил глаза.

— Какие доказательства? — наконец спросил он, собравшись с силами.

— На шарфе обнаружены микроскопические частицы краски и ржавчины с трубы, причем в довольно значительном количестве.

— Где вы его нашли?

— В кармане пальто.

— Чьего?

— А вот это не ваше дело, — отрезал Кремер. — Я бы хотел попросить вас никому ничего не говорить, но, к сожалению, это бесполезно… Отведите его в столовую, — приказал он детективу, который привел Уинтерхофа. — И скажите Стеббинсу, пусть никого больше не присылает.

22

Наступило долгое молчание. Я взглянул на большие настенные часы они показывали без двух минут четыре. Все, кто был в кабинете, казалось в высшей степени обескураженными…

— И все же этот Уинтерхоф лжец, будь он проклят! — заговорил начальник полиции. — Не видел он никакого человека, который якобы сбежал с крыльца этого дома. Выдумка!

— Черт побери, ну и что? — взорвался прокурор. — Мы не лжеца ищем, а убийцу!

— А я хочу спать, — угрюмо заявил Вулф. — Сейчас уже четыре часа, и вы зашли в тупик.

— Да что вы говорите! — саркастически воскликнул Кремер. — Мы зашли в тупик… А вы?

— А я нет, мистер Кремер. Совсем нет. Но сейчас я устал, и меня одолевает сон.

— А ведь нам придется отпустить всех опрошенных, — заметил начальник полиции.

— Несомненно, сэр, — кивнул Кремер. — Арчи, ведите всех сюда.

Вот в каком состоянии находился Кремер! Направляясь выполнять его распоряжение, я пытался вспомнить, когда еще за время нашего знакомства он называл меня по имени, но вспомнить не мог…

Доставленные мною гости расселись.

— Мы отпускаем вас по домам, — начал Кремер. — Но перед вашим уходом я хочу обрисовать обстановку. Обследование рук ничего не выявило. Однако при изучении шарфа, обнаруженного в кармане одного пальто, на нем найдена ржавчина и краска от трубы, с помощью которой совершено убийство. Нет сомнений, что убийца использовал шарф, чтобы не оставить отпечатков пальцев. Поэтому…

— Чье это пальто? — прервал Бреслоу.

— Не буду говорить, чье пальто и чей шарф, и, по-моему, их владельцу тоже надо держать язык за зубами: если газетчики что-нибудь пронюхают…

— Ну уж нет! — вскинулся Элджер Кэйтс. — И вас, и Ниро Вулфа, и Национальную ассоциацию промышленников это, конечно, устроило бы, но мне вы рот и заткнете! Пальто мое, а шарф я никогда и в глаза не видел. Возможно…

— Кэйтс, довольно! — прикрикнул на него Соломон Декстер.

— Таким образом, — как ни в чем не бывало продолжал Кремер, — шарф обнаружен в пальто мистера Кэйтса, но он утверждает, что раньше никогда его не видел. Это…

— Шарф мой, — сказал Уинтерхоф. — Он был украден у меня здесь в пятницу вечером, и с тех пор я его не видел. Поскольку вы позволили Кэйтсу недостойный выпад в адрес Ассоциации промышленников, я…

— Хватит! — стукнул кулаком по столу Кремер. — Можете ссориться в другом месте. Я же хочу повторить то, что уже говорил тут несколько часов назад: один из вас убил мисс Гантер. Теперь это бесспорный факт. Мы могли бы сейчас задержать вас, но что толку? Люди вы богатые и тут же добьетесь освобождения под залог. Именно поэтому я вынужден вас отпустить, в том числе и пока не известного мне убийцу. Но мы его все равно найдем. Не исключено, что нам потребуется навестить вас или вызвать в любое время суток. Без нашего разрешения вы не имеете права уезжать из города ни на час. По всей вероятности, мы будем держать вас под наблюдением, и тут вам не помогут никакие протесты.

Кремер обвел взглядом присутствующих и добавил:

— Сейчас полицейские машины развезут вас по домам, а пока выслушайте на прощание еще несколько слов. Я прекрасно понимаю, что все это крайне неприятно, но ничего не поделаешь, придется потерпеть, пока мы не найдем убийцу. Если кто-нибудь располагает ценными для следствия сведениями, худшее, что он — или она — может придумать, — это утаить их от нас. Я настоятельно рекомендую этому человеку задержаться и передать сведения нам. Кроме меня, тут находятся и начальник полиции, и прокурор, и вы можете переговорить с любым из нас.

Никто из присутствующих не ухватился за любезное предложение Кремера, и вскоре все разъехались.

— Будут указания на утро, сэр? — спросил я Вулфа.

— Да, будут! — рявкнул он. — Оставить меня в покое…

23

Начиная с этой ночи мне стало казаться, что меня не посвящают в ход расследования. Позже, правда, выяснилось, что это не совсем так, однако кое-какие основания для сомнений у меня были.

Во вторник утром Вулф заявил, что теперь я должен буду передавать ему пакеты от Баскома, не вскрывая их. Дил Баском был руководителем детективного агентства.

— Его отчеты? Значит, расследование расширяется?

— Да, — поморщившись, ответил Вулф. — Уже работают двадцать человек. Может, хоть один из них что-нибудь раздобудет.

— Не перебраться ли мне на жительство куда-нибудь в гостиницу? — спросил я. — Чтобы ненароком не услышать что-либо такое, чего мне не положено слышать.

Вулф не потрудился ответить. Когда это возможно, он старается не нервничать перед едой.

Несколько позже выяснилось, что, по мнению Вулфа, я еще могу на что-то сгодиться. В шесть вечера он появился в кабинете, позвонил, чтобы ему принесли нива, посидел молча минут пятнадцать и вдруг изрек:

— Арчи!

Его обращение застало меня как раз в тот момент, когда я открыл рот, собираясь зевнуть.

— А-а-а, — протянул я.

— Ты уже порядочно работаешь у меня, — хмурясь, заявил Вулф.

— Ага. Прикажете подать заявление об уходе по собственному желанию?

— Я изучил тебя, вероятно, значительно лучше, чем ты думаешь, — пропуская мои слова мимо ушей, продолжал Вулф. — Ты наделен острой наблюдательностью, не дурак, не трус, тебя невозможно подбить на измену, поскольку ты слишком высокого мнения о собственной персоне.

— Я просто душка! Вы должны прибавить мне жалованье: цены на все растут, и…

— У тебя тут и еда, и крыша над головой, но по молодости и тщеславию ты тратишь кучу денег на наряды. — Он погрозил мне пальцем. — Впрочем, обо всем этом мы поговорим в следующий раз. А сейчас я хочу сказать другое. Я имею в виду одно из твоих качеств, которого не понимаю, но которое тебе безусловно присуще. Это твое качество почему-то заставляет молодых женщин охотно проводить время в твоем обществе.

— Так я же употребляю одеколон «Холостяк на вечер»! — Я с подозрением взглянул на Вулфа. — Послушайте, вы явно к чему-то клоните! Может, хватит? Говорите прямо.

— Прямо так прямо. Скажи, сумеешь ты быстренько улестить мисс Бун?

Я ошалело уставился на Вулфа.

— АЙ-яй-яй! — приходя в себя, с укоризной воскликнул я. — Вот уж не ожидал, что вы способны держать в голове такие постыдные замыслы! Улестить мисс Бун! Каково, а? Нет уж если вы допускаете подобные мысли, — улещайте ее сами.

— О чем ты? — ледяным тоном осведомился Вулф. — Я же говорю о необходимости заручиться ее доверием, чтобы облегчить нам дальнейшее расследование.

— Но это еще хуже! — вскипел я. — Давайте попробуем смягчить формулировки. Вы хотите, чтобы я втерся в доверие к мисс Бун и добился от нее признания, что она отправила на тот свет дядюшку и мисс Гантер? Нет уж, благодарствую!

— Чушь! Тебе прекрасно известно, чего я хочу.

— На всякий случай все же разъясните.

— Мне нужны следующие сведения поддерживала ли она личный, деловой или какой-нибудь другой контакт с кем-либо из Ассоциации промышленников особенно с теми, кто был здесь вчера вечером. То же самое в отношении ее тетки, миссис Бун. Необходимо установить, насколько были близки между собой мисс Бун и мисс Гантер, что они думали друг о друге, часто ли встречались на прошлой неделе. Для начала достаточно. Если обстановка позволит, можешь перейти к конкретному делу. Кстати, почему бы не позвонить ей сейчас же?

— Ну, ничего плохого в этом пока не вижу, если не разбираться, что вы имеете в виду под «конкретным делом», поскольку данное выражение допускает самое широкое толкование… Между прочим, вы действительно думаете, что преступник — один из этих фруктов из Ассоциации промышленников?

— А почему бы и нет?

— Но это же слишком очевидно! Каждый из этих типов должен понимать, что подозрение падет прежде всего на кого-то из них.

— Чепуха! Ничто само по себе не очевидно. Очевидность — дело сугубо субъективное. Очевидности всегда можно избежать, противопоставляя ей тонкость ума… Ты знаешь номер телефона мисс Бун?

Я набрал коммутатор гостиницы «Уолдорф» и попросил соединить меня с мисс Бун. Ответил мужской голос. Я назвал себя и попросил к телефону мисс Бун. Мне показалось, что она медлила больше, чем следовало бы.

— Нина Бун слушает. Вы Арчи Гудвин? Я не ошибаюсь?

— Так точно. Спасибо, что ответили на мой звонок.

— Что вы, пожалуйста! Вы хотели что-нибудь…

— Разумеется. Но речь пойдет не обо мне. Я звоню вам вовсе не потому, что чего-то хочу, или хотел, или мог бы хотеть. Я звоню по поручению одного человека, который действительно чего-то хочет, но он, но моему глубокому убеждению, самый натуральный псих. Вы понимаете мое положение? Сам-то я не решился бы позвонить вам, назвать себя, сказать, что я сию минуту взял из банка некоторую сумму и хочу спросить, как вы относитесь к предложению пообедать вдвоем в бразильском ресторанчике на Пятьдесят второй улице. А если я не могу на это решиться, то какое значение имеет для вас, чего я хочу?.. Я не отрываю вас от какого-нибудь важного занятия?

— Нет… У меня есть несколько свободных минут. Так что же нужно вашему «одному человеку»?

— Всему свой черед. А пока скажу: здравствуйте, говорит Арчи Гудвин, и в данную минуту он, по поручению Национальной ассоциации промышленников, сует свой нос во всякие разные дела. Мне бы хотелось истратить часть полученных от ассоциации денег и пообедать с вами вдвоем в бразильском ресторане на Пятьдесят второй улице, причем заранее ставлю в известность, что это будет деловая встреча с человеком, которому нельзя доверять… Ваши свободные минуты уже истекли?

— А вы, кажется, действительно опасный человек… Послушайте, а может, таинственный Некто того и хочет, чтобы вы, с помощью вашего игривого тона, уговорили меня пообедать с вами?

— Что вы! Затею с обедом придумал я сам, как только снова услышал ваш голос, пусть и по телефону. Что же касается моего Некто… Ну, вы же должны понимать, что в процессе этого расследования мне приходится общаться с различными людьми, а не только с Ниро Вулфом, который… ну, в общем, таков уж он есть. Так вот, я вынужден общаться и кое с кем из полиции, и из ФБР, и из прокуратуры. Что бы вы, например, сказали, если бы узнали, что один из них поручил мне позвонить вам и спросить, где Эд Эрскин?

— Эд Эрскин? — поразилась мисс Бун. — Вам поручили спросить у меня, где Эд Эрскин?

— Да, да.

— Я бы сказала, что человек, давший вам такое поручение, ненормальный.

— И я так думаю. Значит, с этим вопросом покончено. Но, прежде чем мы подведем черту под нашим разговором, вы, быть может, ответите на мое предложение относительно бразильского ресторана? Как вы обычно отказываете? В резкой форме или прибегаете к дипломатическим формулировкам?

— Вообще, я человек резкий.

— В таком случае, чуточку подождите, дайте собраться с силами… Ну вот. Начинайте!

— Как бы вы ни хитрили, я не могу встретиться с вами — сегодня я обедаю с теткой у нее в номере.

— Тогда, может, поужинаем позже? Или позавтракаем? Что вы скажете о ленче завтра в час?

— А что собой представляет этот бразильский ресторан? — спросила мисс Бун.

— Вполне приличное заведение с хорошей кухней.

— Но ведь… как только я пойду куда-нибудь…

— Понимаю, понимаю. Сделаем так: выходите из гостиницы на Сорок девятую улицу, я буду ждать вас там в темно-синей машине, начиная с двенадцати пятидесяти. Я не опоздаю ни на минуту за это могу ручаться, а вот за все последующее…

— Возможно, немного опоздаю я.

— Не сомневаюсь. Это свойственно всем нормальным женщинам, а вас я считаю совершенно нормальной. И, пожалуйста, не вздумайте лет этак через пять — десять сказать мне, будто я утверждал, что вы показались мне… ну, так себе, обычной. Я не говорил «обычная», я сказал «нормальная». Итак, до завтра.

Отодвигая от себя телефон, я подумал, что в глазах у меня, наверное, еще не погас огонек самодовольства, и поэтому, не поворачиваясь к Вулфу, сделал вид, что рассматриваю какие-то бумаги. Однако он тут же довольно громко пробормотал:

— А все равно сегодня вечером было бы лучше!

По-прежнему не поворачиваясь к нему, я сосчитал про себя до десяти и только тогда спокойно и внятно ответил:

— Дорогой сэр! Попытайтесь-ка сами уговорить эту женщину встретить вас, скажем, в каком-нибудь фешенебельном ателье, чтоб примерить самый шикарный туалет.

До меня донеслось нечто похожее на смех. Я гордо прошествовал к себе в комнату и до ужина приводил ее в порядок — работы хватило.

После ужина я вдруг почувствовал такую смертельную усталость и мне так захотелось спать, что, когда раздался звонок в дверь, я испытал огромный соблазн сделать вид, будто никакого звонка не слышу. Меня так и подмывало повернуть специальный выключатель и отсоединить звонок. Но я не сделал этого, а вышел в переднюю и распахнул дверь.

24

— Добрый вечер! — поздоровался со мной какой то тип, стоявший на крыльце. — Мне хотелось бы повидать мистера Вулфа.

Я раньше не встречал этого человека. Он был лет пятидесяти, среднего роста и телосложения, с тонкими прямыми губами и с глазами, в которых ничего нельзя было прочесть. Я было подумал, что это один из людей Баскома, однако одежда посетителя исключала подобное предположение. Его пальто и костюм из дорогого материала явно вышли из рук первоклассного портного.

— Сейчас узнаю. Ваше имя?

— Джон Смит.

— По какому делу вы хотели бы его видеть, мистер… мистер Джоунс?

— По частному и очень срочному.

— А нельзя ли поконкретнее?

— Можно, но только с ним лично.

— Превосходно. Присядьте и почитайте какой-нибудь журнал.

Я оставил его на крыльце, захлопнул дверь у него перед носом и пошел в кабинет к Вулфу.

— Посетитель назвался первым пришедшим на ум именем: «Джон Смит», Выглядит как банкир, который если и одолжит вам какую-нибудь мелочь, то потребует в залог пригоршню бриллиантов. Я оставил его на крыльце, но не думайте, что он обиделся, у таких людей отсутствуют обычные человеческие чувства. И, пожалуйста, не поручайте мне узнать, что ему надо, сил моих на это не хватит.

— Приведи его.

Я так и сделал. Посетитель мне не нравился, тем более что помешал нам вовремя лечь спать, но все же я предложил ему кресло, обитое красной кожей, сидя в нем, он оказывался лицом к нам обоим. Выпрямившись как палка, он положил руки на колени, сплел пальцы и взглянул на Вулфа.

— Я назвался Джоном Смитом потому, что подлинная фамилия не имеет значения, — начал он. — В данном случае я выступаю в роли мальчика на побегушках… Наш разговор должен носить конфиденциальный характер, поэтому хотелось бы остаться с вами с глазу на глаз.

Вулф отрицательно покачал головой.

— Мистер Гудвин мой доверенный помощник. Его уши — мои уши Я вас слушаю.

— Ни в коем случае! — решительно заявил Смит. — Я обязан переговорить с вами наедине.

— Видите вон ту картину на стене? — спросил Вулф, показывая на изображение памятника Вашингтону. — В действительности это часть панели с замаскированным отверстием в ней. Если я удалю мистера Гудвина отсюда, он пройдет в специальное помещение за этой стеной и все равно будет слышать и видеть вас. Правда, там ему придется стоять. Так зачем же причинять моему помощнику такое неудобство, если он может слушать нас сидя?

Все с тем же бесстрастным видом Смит поднялся.

— В таком случае, нам придется перейти туда, где нет подобных приспособлений.

— Никуда мы с вами не пойдем. Арчи, подай мистеру Смиту пальто и шляпу.

Я встал и был уже на полпути к вешалке, когда Смит снова сел. Я вернулся на свое место.

— Да, сэр? — обратился к нему Вулф.

— Есть кое-кто, — начал Смит прежним высокомерным тоном, поскольку другим, видимо, никогда не говорил, — виновный в убийстве Буна и Гантер.

— Кое-кто?

Смит почесал нос, опустил руку и вновь сплел пальцы.

— Разумеется, смерть — всегда трагедия, — продолжал он. — И с этим ничего не поделаешь. Но смерть этих двоих поставила в тяжелое положение многих членов нашей организации и навлекла на них совершенно незаслуженное негодование. Все мы знаем, что у нас в стране есть люди, пытающиеся разрушить фундамент, на котором держится наше общество. Само существование демократической системы, становым хребтом которой являются наши граждане, проникнутые самыми высокими идеалами, и наши выдающиеся бизнесмены, благодаря которым живет и процветает эта система, находится ныне в крайней опасности. Первопричина ее — то событие, а теперь уже два события, которые подрывные элементы либо сами подготовили и осуществили, либо воспользовались ими для своих преступных целей. Убийства как таковые не угрожают, разумеется, общественному благополучию, но в данном…

— Извините, — прервал его Вулф. — Я и сам мастак на подобную демагогию. Насколько я понимаю, вы имеете в виду недовольство Национальной ассоциацией промышленников, широко распространившееся в стране из-за этих убийств?

— Да. Одно дело вообще совершить убийство и совершенно другое, когда оно наносит огромный ущерб…

— Одну минуту. Об этом вы уже говорили. Валяйте дальше, но сначала скажите: вы представляете Национальную ассоциацию промышленников?

— Я представляю, если хотите, великих людей — подлинных столпов нашего государства, я представляю жизненные интересы американского народа. Я…

— Хорошо, хорошо! Дальше.

Смит снова сплел пальцы — на этот раз у него возникла необходимость почесать подбородок, затем продолжил:

— Возникшее положение совершенно нетерпимо, оно, повторяю, создаст благоприятные условия для деятельности самых опасных элементов, пропаганды их теорий. Любое вознаграждение за ликвидацию нынешнего положения — немедленную ликвидацию! — не показалось бы чрезмерным. Родина будет благодарна тому, кто возьмется за это. Он заслужит великое спасибо своих сограждан.

— Иначе говоря, — высказал предположение Вулф, — такому человеку хорошо заплатят.

— Ему обязательно хорошо заплатят.

— Жаль, что я уже занят. Очень люблю, когда мне платят.

— Так в чем дело? Наши интересы совпадают.

— А знаете, мистер Смит, — нахмурился Вулф, — мне понравилось, как вы начали беседу. Короткой фразой вы сказали сразу все, за исключением кое-каких деталей. Кто вы и откуда?

— Странный вопрос! — воскликнул Смит. — Вы не настолько беспомощны, чтоб при желании не выяснить, кто я, если, разумеется, найдете нужным тратить на это время. Я не один. Есть еще семь уважаемых весьма уважаемых мужчин и женщин, с которыми сегодня после ужина я буду играть в бридж.

Смит снова сплел пальцы, но не нашел, что почесать, и достал из внутреннего кармана довольно объемистый сверток.