Ниро Вульф (№26) - Одна пуля — для одного

— Я не уйду. Нынче совсем не то, что тогда утром, Вик. Есть свидетель.

Талботт предпринял два быстрых шага, ногой отодвинул массивный эбеновый стул от стола; он не дотянулся до Поулова горла, но заполучив взамен его галстук, рванул этого типа на себя. Поул подался вперед, пытаясь одновременно привстать, по Талботт быстрым движением протащил его вокруг стола.

И вдруг Талботт рухнул на пол, спиной книзу, держа в воздетой руке кусок галстука. Поул, не слишком шустрый даже для своего возраста, на сей раз показал наилучшие бойцовские качества. Кое-как поднявшись на ноги, он начал вопить: «На помощь! Полиция! На помощь!»; в крике своем он брал высочайшие ноты, хватаясь при этом за стул, на котором я только что сидел, и поднимая его над собой. Он замыслил обрушить стул на распростертого врага, и мои ноги каждой мышцей приготовились к прыжку, но Талботт, вскочив, сам отклонил удар.

Взывая о помощи, Поул прогалопировал поперек комнаты, к столу, загроможденному всяческой утварью, схватил электрический утюг и метнул его. Пролетев мимо Талботта, который успел увернуться, утюг обрушился на эбеновый стол и сшиб телефон на пол. Он стал мишенью для утюга? Эта мысль, очевидно, разъярила Талботта. Когда он вновь добрался до Поула, то уже не пытался ухватиться за что-нибудь более существенное, чем галстук, а размахнулся и двинул Поула в челюсть, хотя я предупреждал вчера, что этого не следует делать.

— А ну-ка прекратите! — прогудел новый голос.

Сделав равнение направо, я заметил враз две вещи: во-первых, Дороти, сидевшая в кресле, даже не развела скрещенные ноги; во-вторых, власть, представленная на сей раз слегка знакомым мне сыщиком, могла начать действовать.

Он направился к гладиаторам.

— Не надо так себя вести, — объявил он. И тотчас Дороти очутилась рядом с ним.

— Этому человеку, — говорила она, указывая на Поула, — было предложено удалиться, а он не пожелал. Я здесь хозяйка, а ему нечего делать под этой крышей. Я напишу иск о вторжении или о нарушении спокойствия. Он хотел убить стулом мистера Талботта — а потом еще и утюгом.

Телефон я поднял с пола, поставил на место и теперь блуждал вокруг, представитель закона зыркнул на меня:

— А с чего бы это, Гудвин, ты подобрал когти?

— Безо всякого злого умысла, просто, — ответил я уважительно, — чтоб на них не наступили.

Теперь Талботт и Поул заговорили в два голоса.

— Понимаю, понимаю, — твердил ошеломленный сыщик. — С такими людьми, как вы, надо, по-моему посидеть, поговорить, обсудить проблемы, но после того что случилось с Кейсом, это обычное дело… — Он воззвал к Дороти: — Вы предъявляете ему обвинение, мисс Кейс?

— Разумеется.

— Тогда так! Следуйте за мной, мистер Поул!

— Никуда я не пойду, — проговорил все еще отдувавшийся Поул. — Я здесь по праву и никуда не пойду!

— Пойдете, пойдете! Слышали, что сказала эта леди.

— Ее-то я слышал, да вы ведь меня не выслушали. На меня нападают, меня же обвиняют. Тогда и я обвиняю. Я мирно сидел в кресле, даже пальцем не пошевелил, а Талботт хотел меня придушить, ударил меня — да вы видели, что он меня ударил?

— В порядке самообороны, — заявила Дороти, — Когда вы бросили в него утюг…

— Чтоб спасти себе жизнь. Он напал…

— Хватит, — оборвал его представитель закона. — Вы оба пойдете со мною, оба — понятно?!

И они-таки пошли; сперва поизрасходовали силы на воздух, на крики да жесты, а потом пошли.

У меня появилась возможность потрудиться на пользу порядка: я поднял стул, на котором только что восседал Поул, подобрал и вернул на место утюг.

— А вы, оказывается, трус, не так ли? — поинтересовалась Дороти.

— Спорный вопрос, — сказал я, — Скажем, на городском празднике авиации против безоружного лилипута я отважен как лев. Или с женщиной. Попробуйте ущипнуть меня. Но, конечно, против…

Задребезжал звонок.

— Телефон, — сказала Дороти.

Я подтянул к себе аппарат, снял трубку.

— Мисс Кейс там?

— Ага, — сказал я. — Она заседает. Что-нибудь передать ей?

— Скажите, что мистер Дональдсон пришел к ней.

Я исполнил эту просьбу, и впервые за время нашего знакомства лицо Дороти на сто процентов усвоило общечеловеческую мимику. Едва прозвучало имя Дональдсон, как испарились малейшие признаки игры с воздеваемыми бровями, лицо напряглось и побледнело. Так или иначе, Дороти, была вконец перепугана… Мне надоело ждать, и я повторил:

— Мистер Дональдсон пришел к вам.

— Я… — она облизала пересохшие губы. Потом непроизвольно сглотнула. Потом встала и произнесла отнюдь не мягким тоном:

— Скажите, чтоб послали его в кабинет Талботта.

Я передал это распоряжение, попросил «город» и набрал все тот же номер. Мои часы показывали пять минут четвертого, и я на секунду опешил, услышав голос все того же Орри.

— Арчи, — коротко представился я. — Дай-ка мне Сола.

— Сола? Его нет пока. Уже несколько часов.

— Мне казалось, он на прогулке. Тогда — Вулфа.

— Да, Арчи, — пророкотал Вулф.

— Я в конторе Кейса, за его столом. Один-одинешенек. Наших клиентов истребили. Бродайка прихватили за скупку краденого — дизайны, что брал у Талботта, Поула — за нарушение спокойствия, а Талботта — за оскорбление действием. Кроме того, мисс Кейс только что чуть не отдала с перепугу Богу душу.

— О чем ты говоришь? Что произошли?

Я объяснил. А поскольку делать ему было нечего: знай сиди себе и отвечай на звонки, то мой рассказ вышел в свет без купюр. Исчерпав факты, я внес предложение принять такой — думаю, неплохой — план действий: я узнаю, что там есть у этого Дональдсона, почему женщины бледнеют, заслышав это имя.

— Нет, думаю, это излишне, — сказал Вулф. — Разве что, он портной. Просто разузнай, не портной ли он — причем потихоньку. Поосторожней с утечкой информации. Если портной, установи его адрес. Найди мисс Руни. Войди к ней в доверие. Пускай даст волю своему язычку…

— Какую цель я преследую?.. Да нет, какую цель я преследую, мне известно. А вот вы — какую?

— Не знаю. Черт побери, ты ведь знаешь, чем кончаются такие дела и какие опасности в себе таят: сплошные пробы и ошибки.

Краешком глаза я уловил какое-то шевеление у входа и тотчас направил свое внимание туда. Кто-то вошел и двинулся ко мне.

— О'кей, — сказал я Вулфу, — тут даже и слухов о ее местонахождении нет, но я найду ее, даже если на это придется потратить весь день и всю ночь. — Я повесил трубку и произнес приветствие: — Алло, мисс Руни! Не меня ли ищете?

На Анни Руни красовалось новое шерстяное платье, но она была далека от довольства собой — или кем-нибудь еще. Просто невообразимо: такая розовая кожа — и такая кислая мина на лице. Она начала с вопроса:

— А как повидать человека, которого арестовали?

— Смотря кого, — ответил я. — И не напирайте на меня с таким апломбом. — Я его не арестовывал. И вообще, кто он? Кого вам надо повидать? Бродайка?

— Нет! — она рухнула в кресло с таким видом, точно ей вот-вот потребуется помощь. — Вейна Саффорда.

— За что его арестовали?

— Не знаю. Чуть пораньше я позвонила Люси, моей здешней подруге, а она мне и сообщает: был, мол, тут разговор о Вике Талботте, будто он продавал эти дизайны Бродайку, вот я и пришла разузнать что к чему. Когда услышала, что Талботт и Поул взяты под стражу, то позвонила Вейну — рассказать об этом, а там какой-то мужчина берет трубку и говорит, что полицейский увел Вейна.

— За что?

— Тот мужчина ничего не знал. Тогда я позвонила вам в офис, мне ответили, что вы здесь. Как же повидать его?

— Думаю, никак.

— Но мне очень нужно.

— Вы считаете, что вам очень нужно, и тоже считаю, что вам очень нужно, а копы так не считают. Все зависит от формулы приглашения. Если они просто хотят проконсультировать у него взмыленную лошадь, он может оказаться дома через час. А если они подцепили его на крючок, один Господь ведает, когда. Вы не адвокат и не родственница.

Она сидела и смотрела на меня, и мина на ее лице стала кислее, чем была. Потом вскочила, обогнула стол, заполучила в свое распоряжение телефон и проговорила в трубку:

— Элен, это я, Одри. Достань мне… Или ладно, не надо…

Повесила трубку, уселась на край стола, ссудила мне еще один ледяной взгляд.

— Это все я! — провозгласила она.

— Что именно?

— Вся суматоха. Где я, там всегда суматоха…

— Что ж, на свете ее до чертиков. Там, где есть хоть кто-нибудь, там обязательно суматоха. А вам лезут в голову шалые мысли. Вчера вы перепугались, что на вас собираются повесить убийство, хотя никто даже и намека на это не сделал. Не заблуждаетесь ли вы опять?

— Вовсе нет! — голос ее был мрачен. — Вспомните про похищение дизайнов. Меня невозможно с ней связать — так нет же, они связали! А теперь вдруг все разъясняется: конечно же я ни при чем. Казалось бы, кончено, я чиста — и что же? Тут же Вейна обвиняют в убийстве. На очереди…

— Мне казалось, вы не знаете, за что его взяли.

— Ну, не знаю. Но посудите сами: он был тогда со мной. — Она соскользнула со стола, распрямилась. — Вот что: я уверена… Я должна повидать Дороти Кейс.

— Она занята, у нее посетитель.

— Знаю. Но он мог уйти.

— Некто Дональдсон — никак не пойму, что он за птица. У меня подозрение, что Дороти затевает небольшую сыскную операцию на свой страх и риск. Может, случайно знаете, этот Дональдсон не детектив?

— Знаю: не детектив. Он адвокат, друг мистера Кейса. Я видела его здесь несколько раз. А вы…

Нас прервали: в дверях появился человек, знакомый мне уже десятилетиями.

— Мы заняты, — сообщил я ему категорично.

Мне давно следовало бросить свои шуточки по адресу сержанта Пэрли Стеббинса: они ведь всегда рикошетом ударяли по мне самому.

— Значит, ты тут, — проницательно заметил он.

— Да-с… Мисс Руни, знакомьтесь: сержант…

— О, мы с ним уже встречались.

— Ага, встречались, — согласился Пэрли. — А я вас искал, мисс Руни.

— О, Боже, опять вопросы?!

— Все те же. Исключительно ради контроля. Вы, помните, подписали такое показание, что во вторник утром находились в лошадиной академии с Саффордом от пяти сорока пяти до семи тридцати, причем все эти время — вместе.

— Конечно, помню!

— Нет ли у вас планов изменить эти показания?

— Разумеется, нет! Зачем?

— Как же вы тогда объясните следующий факт: вас видели в парке верхом именно в данный промежуток времени, а Саффорд на другой лошади вам сопутствовал, причем Саффорд это признает?

— Сосчитайте до десяти, прежде чем отвечать, — выпалил я. — А еще лучше — до сот…

— Заткнись! — рыкнул Пэрли. — Как вы объясните это, мисс Руни?

Одри вновь покинула свой насест, встав лицом к лицу со своим преследователем.

— Может быть, у кого-то подвели глаза? — предположила она. — Тех, кто утверждает, что видел пас?

— О'кей, — Пэрли выудил из кармана бумаженцию и развернул ее. — Мы всегда держимся начеку в тех делах, куда твой жирный шеф успел сунуть нос. — Он предъявил бумагу Одри. — Это ордер на ваш арест в качестве свидетеля. Ваш друг Саффорд пожелал прочитать свой от начала до конца. А вы?

Она проигнорировала его великодушное предложение.

— Что это значит? — вопросила она,

— Это значит, что вам придется последовать за мной в нижнюю часть города.

— Это значит также… — вмешался я.

— Заткнись? — Пэрли шагнул вперед. Рука его потянулась к ее локтю, но промахнулась, ибо Одри рванула прочь. Он последовал за ней по пятам. Наконец, она решила, что обрела способ повидать своего Вейна.

Я покачал головой, имея в виду общее положение вещей, а не какой-нибудь конкретный факт. Потянулся к телефону, попросил город и вновь набрал номер.

Послышался голос Вулфа.

— Где же Орри? — спросил я. — Почивает на моей кровати?

— А ты где? — поинтересовался Вулф.

— По-прежнему в конторе Кейса. Тут все то же самое, но большими порциями. Еще двоих забрали.

— Кого и куда?

— Клиентов. Туда. Наши акции катастрофически падают…

— Кого конкретно и почему?

— Вейна Саффорда и Одри Руни, — и я рассказал ему обо всем, что происходило, не обеспокоившись сообщить о приходе Одри еще до окончания нашей прошлой телефонной беседы. Потом я добавил: — Стало быть, четверых из пяти упекли, включая Талботта. На свободе в нашем распоряжении только единичка — Дороти Кейс, и меня не удивит, если она последует за прочими, во всяком случае выражение ее лица, когда она услыхала, кто… Минуточку! — Меня прервало появление очередного посетителя. Это была Дороти Кейс. Я бросил в трубку: — Перезвоню! — После чего отодвинул телефон и встал с кресла.

Дороти подошла ко мне. Она все еще выглядела по-человечески, даже больше, чем обычно. Былой задор — или задир — с нее слетел, цветовая гамма кожного покрова, того, что на виду, свелась к водянисто-серому колеру, а из глаз смотрела тревога.

— Ушел мистер Дональдсон? — спросил я.

— Да.

— Дряной день, куда ни обернись. Только что арестовали мисс Руни и Саффорда. Полиции кажется, что она проморгала какую-то важную деталь… Я как раз пересказывал Вулфу, когда вы вошли…

— Мне надо его повидать, — сказала она.

— У вас это сейчас не получится, — вразумлял я ее. — Конечно, вы можете помчаться к нему на такси, но с тем же успехом можете подождать, пока я доберусь до Шестьдесят пятой улицы и прихвачу свой автомобиль: ведь уже перевалило за четыре, значит, он наверху, со своими орхидеями, и вам не повидать его до шести, несмотря даже на то, что вы к настоящему моменту единственный его клиент, не угодивший и тюрьму.

— Но дело наисрочнейшее…

— Не для него. До шести. Разве что вы хотите исповедаться передо мной — я ведь вхож наверх. Ну?

— Нет!

— Тогда, быть может, подогнать машину?

— Да.

В шесть часов три минуты Вулф, расставшийся со своей оранжереей, примкнул к нам. За то время, что мы с Дороти провели в конторе, она вполне вразумительно дала мне понять, что со мной ей делиться нечем. Когда же Вулф разместил свою тушу в кресле за письменным столом, она первым делом сказала:

— Мне бы с глазу на глаз.

Вулф в знак отрицания покачал головой.

— Мистер Гудвин мой доверенный помощник — допустим, он не услышит эту историю из ваших уст, что ж, вскоре он узнает ее от меня. Итак, о чем речь.

— Мне не к кому обратиться, кроме вас, — Дороти сидела в одном из желтых кресел, лицом и всем корпусом — к нему. — Я не знаю, как быть, — а мне надо все-таки знать. Один тип хочет донести полиции, будто я подделала отцовскую подпись на чеке.

— А это так? — спросил Вулф.

— Что так? Подделала ли? Подделала.

— Расскажите подробней, — сказал Вулф.

Она рассказала подробней, и сюжет не показался мне чересчур замысловатым. Отец давал ей меньше денег, чем того требовала стильная жизнь, на которую она нацелилась. Год назад она подделала чек на три тысячи долларов; отец, естественно, ее накрыл, после чего заставил пообещать: такое больше не повторится. Недавно она подделала еще один чек, теперь на пять тысяч, отцу это очень не понравилось, но, разумеется, ему и в голову не приходило упрятывать свою дочь под арест.

Через два дня после того, как он столкнулся с повторной проделкой дочери, произошло убийство. По завещанию отец все оставил ей. Исполнителем своей воли назначил адвоката Дональдсона, не подозревая, что Дональдсон — как говорит Дороти — ее ненавидит. Теперь Дональдсон обнаружил среди бумаг Кейса липовый чек и записку Кейса; побывав сегодня у Дороти, он сообщил ей, что почитает своим долгом гражданина и блюстителя законности передать эти факты полиции.

Получив ответы на каждый свой вопрос, Вулф откинулся в кресле и тяжело вздохнул:

— Понимаю, что вас раздирала потребность всучить эту схему другому. Допустим, я перехватил ее у вас: что дальше?

— Я не знаю, — голос Дороти излучал растерянность, как и она сама.

— А потом, — продолжал Вулф, — чего вы опасаетесь? Вся собственность, включая банковскую, принадлежит теперь вам. Прокуратура только зря затратила бы время и средства, настаивая на передаче дела в суд — да оно и принято бы не было. Ежели мистер Дональдсон не идиот, он должен это понимать. Так ему и скажите. И еще скажите ему, что он полный болван, — Вулф устремил на нее свой перст. — Или же он думает, что вы убили отца, и хочет усадить вас на электрический стул. Неужто он вас настолько ненавидит?

— Он ненавидит меня всем нутром, — хрипло проговорила Дороти.

— Почему?

— Однажды я намекнула ему, что не прочь выйти за него замуж, потом передумала. Этот человек весьма чувствителен. Прежде он страстно любил меня, а ныне столь же страстно ненавидит. Он сделает все, чтоб испортить мне жизнь.

— Тогда вам ни за что не остановить его — да и мне тоже. Подделанный чек и записка вашего отца находятся в его распоряжении на законных основаниях. Что помешает ему обратиться в полицию?

— Что ж, прекрасно! — сказала Дороти с полной безнадежностью и встала. — Я думала, вы умный! — Она пошла к двери, но остановилась на пороге. — А вы обыкновенный сапожник, как и все! Ничего, я управлюсь с этой грязной крысой сама!

Я вскочил и отправился в прихожую, чтоб захлопнуть за Дороти дверь. Вернувшись в контору, я сел, упрятал свой блокнот в ящик письменного стола и заметил:

— Теперь мы все при ярлычках. Я — трус. Вы — сапожник. Распорядитель наследства — крыса. Ей-богу, она нуждается в свежих впечатлениях.

Вулф только крякнул. Крякнул на добродушный лад, ибо обеденный час был близок, а он никогда не позволял себе раздражаться перед едой.

— Итак, — сказал я, — если она не предпримет что-нибудь из ряда вон выходящее, ее заберут к завтрашнему полудню, а она — последняя. Надеюсь, Солу и Орри везет больше, чем нам. У меня вечером свидание и билеты на двоих. Но если долг велит…

— На этот вечер ты свободен. Я сам проконтролирую ситуацию.

Знаю, как он проконтролирует. Он будет торчать здесь — читать книги, пить пиво и при каждом звонке приказывать Фрицу, чтоб отвечал просителям: Вулф занят. Уж не впервые на моей памяти он решал: овчинка выделки не стоит. В таких случаях моя миссия была проста: проследить, чтоб он вернулся на круги своя. Но на сей раз я посчитал: если Орри Кэтер провел полдня в моем кресле, он вполне дорос до исполнения моих обязанностей. И я поднялся к себе в комнату, дабы преобразиться для вечерних развлечений.

Вечер получился отменным во всех смыслах. Пускай стандарты, к коим приучил мое небо Фриц, перекрыты быть не могут, ужин у Лили Роуэн всегда замечателен. Шоу — тоже заслуживало всяческих похвал, как и джаз-банд в клубе «Фламинго», куда мы направились, чтоб поближе узнать друг друга: я ведь встречаюсь с нею всего только семь лет. Одно, другое, пятое, десятое — в результате я вернулся домой к трем часам. По привычке заглянул в кабинет: погладить ручку сейфа да и вообще оглядеться вокруг. Имея для меня информацию, Вулф обычно оставлял записку на столе под пресс-папье. Вот и сейчас там лежал листок из его блокнота с маленькими аккуратными буковками — ну впрямь печатный текст.

«А.Г. Твоя работа по делу Кейса вполне приемлема. Сейчас, когда оно раскрыто, ты можешь, действуя согласно договоренности, отправиться утром к мистеру Хьюитту за этими экземплярами. Теодор приготовит для тебя коробки. Не забудь о вентиляции Н.В.»

Я перечитал этот текст, заглянул на оборот: нет ли там какого продолжения. Увы, страница была девственно чиста.

В утренних газетах за четверг я не нашел ни строчки о деле Кейса, которая указывала бы, что кто-то продвинулся хоть на дюйм в головокружительной гонке за преступником.

Целый день, с десяти до шести, я потратил на Льюиса Хьюитта: добираясь к нему на Лонг-Айленд, возвращаясь под конец домой, а также помогая в отборе, чистке и упаковке десяти тысяч годовалых растений.

Когда я тащил последнюю коробку вверх по лестнице, случился сюрприз. Машина, кою я не раз видывал прежде, с буквами ДП, что означает департамент полиции, подкатила к обочине тротуара, остановилась сразу за седаном, и из нее вышел инспектор Кремер.

— Чем занят Вулф сейчас? — спросил он, восходя ко мне по ступеням.

— Дюжиной зиготпеталумов, — ответствовал я с прохладцей.

— Пропусти-ка! — сказал он грубо.

Так я и поступил.

А что мне еще оставалось делать, коль скоро я теперь больше смахивал на мальчишку рассыльного, чем на сыщика. Стиснув зубы, я помогал Теодору доставлять орхидеи в оранжерею, когда послышался из конторы Вулфов рык:

— Арчи!

Я вошел. Кремер сидел в красном кожаном кресле, меж зубов — незажженая сигара торчком к потолку. Вулф хмуро взирал на него, поджав губы, что свидетельствовало об одном: черпает кайф в своем подспудном клокочущем негодовании.

— Я занят важным делом, — заметил я лаконично.

— Оно подождет. Дозвонись до мистера Скиннера.

Я мог бы сказать куда больше, не будь там Кремера. А так я просто фыркнул и сел за телефон.

— Прекрати! — свирепо гаркнул Кремер.

Я продолжал накручивать диск.

— Ладно, хватит, Арчи, — сказал Вулф.

Расставшись с телефоном, я обнаружил: он хоть и не перестал хмуриться, но губы подраспустил, готовясь начать речь:

— Я не вижу ничего для вас лучшего, мистер Кремер, нежели принять предлагаемый мною выбор. Как я уже сказал вам по телефону: дайте мне слово, что будете со мной сотрудничать на моих условиях, и я тотчас же изложу вам все дело до мельчайших подробностей, включая их обоснование. Вы можете отказать мне в своем слове, и тогда я узнаю у мистера Скиннера, не пойдет ли на кооперацию со мной окружная прокуратура. Единственная моя гарантия: никакого ущерба дело не понесет. Мои ожидания простираются еще дальше: надеюсь, оно будет закрыто. По-моему, все справедливо?

Кремер урчал.

— Не понимаю, — провозгласил наконец Вулф, — какого черта я трачу время на вас, Скиннер просто ухватится за предложение.

Урчание Кремера приняло словесную форму.

— На когда это намечено, на вечер, что ли?

— Я сказал вам, узнаете подробности после того, как дадите мне обещание; это произойдет завтра рано поутру, когда прибудет пакет, который, как я рассчитываю… Кстати, Арчи, ты еще не поставил машину в гараж?

— Нет, сэр.

— Отлично. Тебе придется попозже, возможно около полуночи, встретить самолет. Все зависит от самолета, мистер Кремер. Если он прилетит завтра, а не сегодня, нам придется отложить развязку на субботнее утро.

— А где? У вас в конторе?

Вулф затряс головой.

— Опять вы хотите выведать информацию. Проклятье! Разве я непонятно говорю?!

— С вами не разберешься. Вы требуете, чтоб я дал слово. Ну, я и даю слово: либо приняться за работу, либо забыть то, что услышу.

— Нет… Арчи, звони Скиннеру!

Тут Кремер разразился выражениями, рассчитанными на мужской слух.

— Ох уж эти ваши забавы. Что это вы церемонитесь со мной? Прекрасно знаете, я вам не дам настучать в прокуратуру: ведь вы и всерьез можете знать разгадку. О'кей. На ваших условиях.

Вулф кивнул. Искорка в его глазах чуть не укрылась даже от меня.

— Твой блокнот, Арчи. Дело замысловатое; боюсь, нам не управиться до обеда.

— Охотно объясню, — сказал я офицеру Хеферану, — как только ты оставишь свою лошадь и снизойдешь до меня.

Хеферан покинул свою — довольно-таки крупную — лошадь и снизошел до меня. Мы расположились на макушке холмика в Центральном парке — того самого, куда он меня привел в день нашего знакомства.

— Все, что я делаю, — сказал Хеферан для полной ясности, — я делаю во исполнение приказа. Мне велели встретиться с тобой и выслушать тебя.

— И тебе на все наплевать, — подхватил я. — Мне тоже, упрямый ты казак. Но у меня есть аналогичный приказ. Диспозиция следующая, как тебе уже известно, там, внизу за рощей, — я показал пальцем, — там сарай, а за сараем оседланная и взнузданная лошадь Кейса под присмотром твоих коллег. В сарае находятся две дамы, одна — Кейс, вторая — Руни, и четверо мужчин: Поул, Талботт, Саффорд и Бродайк. При них состоит инспектор Кремер со своими людьми. Один из шестерки гражданских лиц — кто именно, определит жребий — в данную минуту надевает на себя ярко-желтые бриджи да синюю куртку — такие были тогда на Кейсе. Между нами, девочками, говоря, жребий подстроен инспектором Кремером. Одетый под Кейса избранник должен взобраться на лошадь Кейса, проехать этот отрезок тропы, отпустив поводья, заметить тебя и поднять кнут в знак приветствия… А тебя просят напомнить: вероятнее всего, твое внимание в тот раз было приковано к лошади, а не к всаднику, теперь же задай себе вопрос: ты на самом деле узнал тогда Кейса или только лошадь?

И я воззвал к нему:

— Ради Бога, не произноси ни слова. Мне ты никогда ни в чем не признаешься. Так что прибереги вдохновение для других слушателей, для своего начальства. Многое зависит от тебя — об этом можно лишь сожалеть, но сожалением делу не поможешь. Надеюсь, ты без обид примешь теоретическую трактовку преступления. А она такова: убийца, одетый под Кейса, выжидает в верхней части парка, среди кустарника около половины седьмого; тут Кейс выезжает на тропу; если бы он вышиб Кейса из седла с некой дистанции, пускай даже короткой, лошадь понесла бы. Значит, он выходит вперед, останавливает лошадь Кейса и даже берется за уздечку, прежде чем спустить курок. Одна пуля для одного… Потом он тащит тело в кустарник, чтоб с тропы никто ничего не заметил: ведь любой ранний наездник может появиться с минуты на минуту, скидывает плащ, прячет его под куртку, забирается на лошадь и едет по парку, применяясь к обычному графику Кейса. Через тридцать минут, приблизившись к этому месту, — я показал на тропу, выпрыгнувшую из кустов на обозрение, — он натыкается на тебя, а потом отправляется дальше, отсалютовав, как обычно, кнутом… Едва только скрывшись с глаз долой, он начинает спешить. Спрыгнув с лошади, понимая, что она сама найдет дорогу домой, испаряется либо на автобусе, либо на метро. Цель — наискорейшее алиби: ему ведь трудно определить, как скоро обнаружат лошадь и примутся за поиски Кейса.

— Наверное, в протоколах записано с моих слов, что я видел Кейса, — косноязычно проговорил Хеферан.

— Плюнь и забудь, — убеждал я его. — Пусть твоя память будет чистой доской, на которую… — здесь я оборвал себя, оставшись непогрешимым дипломатом, и глянул на часы — девять минут восьмого. — В то утро ты был на коне — или на ногах?

— Верхом.

— Тогда забирайся-ка ты лучше на коня, чтоб все было, как тогда. Давай уж соблюдем все до точки. Запрыгивай! Вот он!!!

Признаю: казаки умеют садиться в седло. Через мгновенье он уже красовался на лошади — в этакие сроки я и ногу в стремя не успел бы сунуть. Взор его был устремлен на тропу, выбегавшую из зарослей. Признаю также: гнедой смотрелся оттуда великолепно. Гордый изгиб шеи, легкий ход, как справедливо заметил Хеферан в прошлый раз. Я напрягся, пытаясь разглядеть лицо всадника, но безуспешно: на таком расстоянии у меня это не получилось. Синяя куртка — да, желтые бриджи — пожалуйста, ссутулившиеся плечи — ради Бога! Только не лицо.

Хеферан не проронил ни звука. Кода всадник преодолевал последние футы открытого пространства, я вновь сосредоточился на физиономии: сейчас все должно было случиться, за крутым поворотим его ждут четверо — конная полиция.

И оно случилось, но только не то «оно», какого я ожидал. Гнедой исчез за поворотом ровно на полсекунды и тотчас же был опять здесь, одним прыжком, причем шея его утратила свой гордый изгиб. Ему и его всаднику узенькая тропа, видать, надоела вконец. Десять скачков он выдал в сторону от поворота, потом кинулся влево, блистательным рывком вылетел на траву и, показав нам хвост, понесся напрямую к Пятой авеню. Тут же появилась четверка верховых копов — подобие кавалерийской атаки. Они по достоинству оцепили маневр гнедого, мигом лошади напряглись, прочертили футов десять по мягкому грунту, и вот уже они мчатся вослед гнедому.

Из-за рощицы с криками появились люди. Хеферан оставил меня. Лошадь его ринулась вниз по склону, чтоб влиться в погоню. С востока послышались выстрелы и это меня доконало. Я готов был отдать годовое жалование, все что угодно, вплоть до царства, за коня, но, не имея ничего, я все равно кинулся туда.

На спуске к тропе я перекрыл все рекорды, но дальше начался подъем, кроме того, пришлось продираться сквозь заросли, перелезать через заборы. Я шел по прямой на шум, доносившийся с востока, — там состоялся второй раунд стрельбы. Наконец завиднелись границы парка, но я не различал ни малейшего движения, хотя звуки, казалось, все приближаются, шум становится все громче. Прямо передо мной выросла каменная стена, ограждавшая парк; не зная, где искать ворота, я забрался на стену и, налаживая дыхание, огляделся.

Передо мной были Шестьдесят пятая улица и Пятая авеню. Кварталом выше, напротив входа в парк, авеню заклинила кутерьма. Автомобили, преимущественно такси, концентрировались по обе стороны перекрестка, а пешеходы продолжали надвигаться отовсюду. Над всем этим многообразием возвышались лошади. Кобылы — и гнедой. Он выглядел невредимым, чему я обрадовался. Обрадовался на бегу, пересекая мостовую. Седло гнедого пустовало.

Я продирался к эпицентру толпы, когда некто в мундире схватил меня за руку. Хеферан — не я буду! — форменным образов пропел: «А ну-ка разрешите! Это Гудвин, помощник Ниро Вулфа!» Я был рад сердечно отблагодарить его, да дыхания не хватало. Продолжая путь, я наконец удовлетворил свое любопытство.

Виктор Талботт, в синей куртке и желтых бриджах, по-видимому, столь же невредимый, как его конь, стоял, а на нем висели представители городских властей.

— Надеюсь, вам будет приятно узнать, что ни один из счетов, которые мы выписали нашим клиентам, не придется отправлять на тюремный адрес, — говорил я Вулфу вечером. — Это поставило бы нас в щекотливое положение.

Было чуть больше шести, он уже спустился вниз из оранжереи, и перед ним стояло пиво. А я выписывал счета.