Клиентура на нарах

Как будто не знаете, что именно закон не позволяет вам войти сюда. Если вы уже готовы произвести арест, скажите мне, кого надо задержать, и я позабочусь, чтобы он, или она, не ускользнул. В конце концов, у вас нет на них монополии. Они были в вашем распоряжении целую неделю, а Вулф провел с ними меньше часа, и вам уже невмоготу! Кстати, никто из них не уклоняется от беседы с вами, так что не вздумайте предъявлять им такое обвинение. Они просто не знают, что вы здесь. Мистер Вулф просил не тревожить его. Но я подслащу вам пилюлю: он ещё не раскрыл преступление, и, вероятно, не раскроет раньше полуночи. Вы поможете сберечь время, если назовете мне имена...
      - Замолчите! - прокаркал Крамер. - Я пришел к вам по-приятельски. Закон не запрещает Вулфу принимать людей в своем кабинете. Но и мне он не запрещает присутствовать там.
      - Это верно, - искренне согласился я. - Но лишь в том случае, если вам удастся войти. Как быть с дверью? Перед вами дверь, которая находится под защитой закона. По одну сторону двери стоит человек, который не может её открыть, а по другую - человек, который не хочет её открывать. И по закону...
      - Арчи! - донесся из кабинета сердитый зов. Так громко Вулф вопит в очень редких случаях. Послышались ещё какие-то звуки, затем зов повторился: - Арчи!
      - Извините, - поспешно пробормотал я, захлопнул дверь, бегом пересек прихожую и заглянул в кабинет.
      Серьезных причин для тревоги не было. Вулф по-прежнему восседал за своим столом. Стул, который я принес Тэлботту, был опрокинут. Дороти стояла спиной к столу Вулфа, брови её вознеслись на рекордную высоту. Одри Руни забилась в угол возле большого глобуса, прижав кулачки к щекам и вытаращив глаза. Пол и Бродайк тоже были на ногах и смотрели на середину комнаты, где, судя по их застывшим физиономиям, разворачивалось некое завораживающее действо. Но на самом деле в кабинете шел заурядный кулачный бой. Когда я входил, Тэлботт достал шею Сэффорда хуком правой. Я закрыл дверь, и в этот миг Сэффорд ответил мощным прямым левой, который угодил Тэлботту по почкам. Кроме шума битвы, тишину в кабинете нарушало только взволнованное бормотание Одри Руни:
      - Дай ему, Уэйн... Дай ему, Уэйн...
      - Много ли я пропустил? - сердито осведомился я.
      - Останови их! - велел мне Вулф.
      Правый кулак Тэлботта скользнул по щеке Сэффорда, который, в свою очередь, опять съездил противнику по почкам. Потасовка велась безупречно и по всем правилам, но, поскольку Вулф был моим начальником и терпеть не мог сумятицы в своем кабинете, я сделал шаг вперед, ухватил Тэлботта за шиворот и рванул с такой силой, что он упал, налетев на стул. Затем я проворно преградил путь Сэффорду, который уже занес руку для удара. Я даже подумал, что сейчас он врежет мне, но все обошлось.
      - Чего это вы вдруг? - спросил я.
      Одри схватила меня за рукав и злобно затараторила:
      - Зачем вы ему помешали? Уэйн точно свалил бы его! Это уже бывало!
      Судя по её голосу, Одри была вскормлена не молоком матери, а кровью врагов.
      - Тэлботт отпустил замечание в адрес мисс Руни, - по собственному почину объяснил мне Бродайк.
      - Выпроводи его вон! - гаркнул Вулф.
      - Которого из них? - уточнил я, глядя одним глазом на Тэлботта, а другим - на Сэффорда.
      - Мистера Тэлботта!
      Дороти тем временем нахваливала его:
      - Ты прекрасно дрался, Вик! Эти глаза, горящие азартом битвы! Ты был так красив! - Она прижала ладони к щекам Вика, заставила его наклониться и, вытянув шею, чмокнула в губы. - А вот и награда!
      - Вик уходит, - сообщил я ей. - Идемте, Тэлботт, я выпущу вас на улицу.
      Прежде чем удалиться, Тэлботт заключил Дороти в объятия. Я взглянул на Сэффорда, думая, что он тоже не оплошает и облапит Одри, но Уэйн стоял столбом, со сжатыми кулаками. Я погнал Тэлботта к двери. Пока он нахлобучивал шляпу и натягивал пальто, я посмотрел сквозь зеркальное стекло, увидел, что на крыльце никого нет, и открыл дверь. Когда Вик переступил порог, я сказал ему:
      - Вы слишком увлекаетесь ударами в голову. Эдак недолго и руку сломать.
      Кто-то уже навел порядок в кабинете, расставив кресла и стулья, и посетители расселись по местам. Похоже, Дороти не собиралась последовать за своим рыцарем. Я занял привычное кресло у стола, и Вулф сказал:
      - Нас прервали, мисс Руни. Как я уже говорил, вы наиболее уязвимы, потому что были на месте преступления. Не соблаговолите ли пересесть поближе ко мне, вот в это кресло? Доставай блокнот, Арчи!
      6
      Наутро, без пяти одиннадцать, я снова сидел в кабинете и ждал Вулфа, который был в оранжерее на крыше. У него там десять тысяч орхидей и множество разновидностей другой растительности. Я же был занят игрой в пинокль с Солом Пензером и Орри Кэтером, которых Вулф вызвал по телефону на подмогу. На голове Сола, как обычно, была старая коричневая кепка, которую он никогда не снимал. Ростом он не вышел, но от него веяло домашним уютом, чему немало способствовал громадный нос. Сол был нашим лучшим оперативником, и никто не мог сделать работу так, как он, если для её выполнения не требовалось облачаться в обеденный фрак. Орри, который, похоже, несколько лет не брал в руки расческу, в подметки не годился Солу, но неплохо действовал на подхвате.
      Без пяти одиннадцать я уже проиграл три доллара.
      В ящике моего стола лежали два убористо исписанных блокнота. Вулф не стал держать клиентов всю ночь напролет, но отпустил их только под утро, когда от ночи мало что осталось. Зато теперь мы знали о каждом из них гораздо больше, чем было напечатано в газетах. В некоторых отношениях наши клиенты ничем не отличались один от другого. Во всяком случае, так они утверждали. Все заявили, что не убивали Зигмунда Кейса, но никого, даже родную дочь, не опечалила его гибель. Ни у кого не было револьвера. Никто толком не умел стрелять. Никто не мог представить доказательств виновности Тэлботта и улик, достаточных для его ареста. Ни у кого не было надежного алиби. И у каждого был мотив. Может быть, не самый лучший в мире, как у Тэлботта, но вполне заслуживающий внимания.
      Так они говорили.
      Фердинанд Пол беспрерывно возмущался и не мог уразуметь, с какой стати мы тратим на них время, когда наша единственная цель - разрушить алиби Тэлботта и изобличить его. И все-таки Пол внес свой вклад в копилку фактов. Десять лет назад он дал Зигмунду Кейсу сто тысяч долларов на обустройство помещения, достойного фирмы, возглавляемой крупнейшим промышленным дизайнером. За последние два года прибыли Кейса достигли заоблачных высот, и Полу хотелось, чтобы Кейс отдал ему половину этих прибылей. Но Кейс не отдал. Он выплачивал Полу жалких пять процентов годовых, причем не с прибылей, а с доли самого Пола. Получалось по пять тысяч долларов в год, хотя доходы фирмы были по крайней мере в двадцать раз больше. Пол не мог предложить Кейсу классический выбор: выкупи мою долю или продай мне свою. Он просчитался, пытаясь провернуть несколько других проектов, и сидел по уши в долгах. Прибегнуть к помощи закона он тоже не мог, потому что в партнерском соглашении было черным по белому написано: пять процентов. А прибыли Кейс проводил через бухгалтерию как зарплату, заявляя, что фирма получает доходы исключительно благодаря его талантам. По словам Пола, он ошибся в Кейсе. Типичный случай. Теперь, когда Кейс мертв, все изменилось. У фирмы много контрактов, а по некоторым договорам она будет получать отчисления в течение двадцати лет. Если Полу и Дороти, наследнице Кейса, не удастся договориться, они разделят фирму по суду, и тогда Полу, как он полагал, достанется не менее двухсот тысяч долларов, а возможно, и много больше.
      По мнению Пола, это нельзя было считать мотивом. Не такой он человек, чтобы убивать из-за денег. Да и вообще об этом глупо говорить, потому что в день убийства, в 7:28 утра, он сел в поезд на Ларчмонт и отправился кататься на яхте. Где именно он сел в поезд - на Центральном вокзале или на углу Сотой и Двадцать пятой улиц? На Центральном, - ответил Пол. Он был один? Да. Он вышел из своего дома на Восточной восемьдесят четвертой улице ровно в семь часов и доехал до вокзала на метро. Часто ли он пользуется подземкой? Да, довольно часто, но не в часы "пик".
      И так далее в том же духе. Четырнадцать страниц. Как подозреваемый, Пол тянул только на тройку с минусом, особенно если учесть, что поезд, которым он добирался до Ларчмонта, делает остановку на углу Сотой и Двадцать пятой через десять минут после отхода от перрона Центрального вокзала, в 7:38.
      Что касается Дороти Кейс, то возникал большой вопрос: какая доля папашиных доходов доставалась ей? Судя по речи Дороти, иногда её отец сорил деньгами, но два-три оброненных ею замечания наводили на мысль, что он держался за свое богатство, как годовалый малыш - за чужую игрушку. Эта двойственность вносила некоторую неразбериху, усугублявшуюся тем обстоятельством, что Дороти ни бельмеса не смыслила в цифири. В конце концов я пришел к заключению, что размер её ежегодных "кормовых" колебался от пятисот до двадцати тысяч долларов. "Вилка", как вы понимаете, не маленькая. Труднее всего было понять, в каком положении ей лучше - при живом отце или при мертвом. Живой зарабатывал уйму денег и щедро осыпал ими дочь. После его смерти Дороти доставалось все, кроме доли Пола. Она это прекрасно понимала, и такой расклад ни капельки не шокировал её. К этому выводу я пришел, заметив, что Дороти даже не потрудилась вскинуть брови, когда речь зашла о её благосостоянии.
      Если она лицедействовала, то чертовски хорошо. Дороти не стала в позу моралистки и не заявила, что дочери не убивают отцов. Защиту свою она построила на тезисе, что в такую несусветную рань не смогла бы убить даже муху. Она никогда не вставала с постели до одиннадцати часов утра, ну, разве что в каких-то чрезвычайных случаях. В тот вторник, например, ей сообщили о гибели отца между девятью и десятью часами, и она, разумеется, поднялась. Дороти жила вместе с отцом в квартире на Южной Сентрал-Парк-авеню. Слуги? Две горничных. Вулф спросил, могла ли она незаметно покинуть дом и вернуться до семи утра. Нет, ответила Дороти, разве что её окатили бы водой из шланга, чтобы разбудить. Если добиться этой цели, все остальное вполне осуществимо, хотя наверняка она не знает: никогда не пробовала.
      Ей я не выставил никакой оценки, потому что был предубежден и не мог полагаться на свое суждение.
      Интереснее всего было с Фрэнком Бродайком. Он горячо поддержал точку зрения Тэлботта, заявив, что, если бы решился на убийство, то прикончил бы Вика, а не Кейса, поскольку Кейс был обязан успехом и славой оборотистости Тэлботта, а вовсе не собственным талантам. Это утверждение так понравилось Бродайку, что он то и дело повторял его на все лады. Бродайк признал, что его дела разладились как раз тогда, когда Кейс пошел в гору. Признал он и справедливость высказывания Дороти, заявившей, что всего за три дня до гибели Кейс вчинил Бродайку судебный иск на сто тысяч долларов в возмещение убытков и обвинил его в краже чертежей, благодаря которым Бродайк получил заказы на оформление бетономешалки и стиральной машины. Но какого черта? Если уж убивать, то Вика Тэлботта, который оказался напористым парнем, пустил в ход обаяние и захватил почти весь рынок. Спросите любого уважаемого промышленного художника. Все скажут, что Кейс был посредственностью и изобретателем броских на вид безделушек, не понимавшим сложного и таинственного соотношения функциональности и красоты. Просматривая свои записи, я заметил, что Бродайк повторил эту характеристику четыре раза.
      Он всячески стремился отвоевать утраченные позиции. Когда-то Бродайк был "жаворонком", и восход солнца вдохновлял его. На утренней заре ему хорошо работалось, и все свои блистательные победы прошлых лет он одержал в часы, когда под сенью деревьев на траве ещё лежала роса. Зато после обеда и по вечерам Бродайк превращался в тупицу. Со временем, однако, он стал ленив и безразличен ко всему, начал поздно ложиться и поздно вставать. Тогда-то и поблекла его звезда. Недавно он решил вновь возжечь свой огонь и месяц назад начал приходить на службу в семь утра, а то и раньше, за три часа до начала рабочего дня. К его великой радости, это уже приносило плоды, и он снова ощущал проблески вдохновения. Утром во вторник, когда убили Кейса, Бродайк пришел в контору, дождался подчиненных и похвастался революционной разработкой - эскизом обворожительно красивой взбивалки для яиц. Вулф спросил, был ли Бродайк в конторе один в миг рождения этого шедевра. Скажем, с половины седьмого до восьми утра. Да, он был один.
      Итак, что касается алиби, Бродайк был почти гол. Дела у него обстояли куда хуже, чем у Дороти и Пола.
      Поскольку Одри Руни пришлась мне по душе, и я хоть сейчас женился бы на ней, кабы не страх заполучить в благоверные слишком уж знаменитую личность, фотография которой висит на стене забегаловки, меня немного обескуражило известие о том, что когда-то её звали Энни. Так нарекли эту девушку её родители, жившие в Вермонте, но потом она сменила имя. Что ж, ладно. Возможно, ей не нравилось словосочетание Энни Руни, но, бог мой, почему Одри? Одри! Ей явно не хватало вкуса.
      Разумеется, само по себе это ещё не значило, что она убийца, но история, которую рассказала нам Одри, возбуждала подозрение. Девица служила в фирме Кейса на должности секретарши Вика Тэлботта, но месяц назад Кейс уволил её, заподозрив в краже эскизов и продаже их Бродайку. Когда Одри потребовала доказательств, а Кейс не смог их предъявить, она впала в бешенство и учинила скандал. В это я охотно верил. Одри так часто врывалась в личные покои Кейса в конторе, что в конце концов ему пришлось нанять плечистого охранника. Она норовила подбить штат фирмы, общим счетом сорок человек, на забастовку, и ей это почти удалось. Потом Одри заявилась к Кейсу домой, но там ей дали от ворот поворот. За восемь дней до своей гибели, в понедельник утром, Кейс застал Одри в школе верховой езды, где она поджидала его. Лишь с помощью конюха по имени Уэйн Сэффорд Кейсу удалось кое-как взгромоздиться в седло и ускакать от Одри.
      Но на следующее утро она объявилась снова. И через день тоже. Одри объяснила Вулфу, что обиднее всего было тупое нежелание Кейса слушать её. Похоже, он и не собирался этого делать, но Одри-Энни считала, что обязана высказаться. Она умолчала о второй причине своих хождений в школу верховой езды, но я и сам догадался: конюх. Уэйн Сэффорд отнесся к ней весьма благосклонно. На четвертое утро, в четверг, в школу прибыл и Вик Тэлботт, готовый сопровождать Кейса. Кейс со злости ткнул Одри в живот своим бичом, и тогда Сэффорд толкнул его, да так, что промышленный дизайнер споткнулся и упал. Тэлботт, разумеется, вмешался и попытался ударить Уэйна, но тот угостил его прямым в челюсть, и заведующий отделом сбыта рухнул в свободное стойло, которое ещё не успели вычистить.
      Мне подумалось, что у нас в кабинете, в окружении изящной мебели, на кемраньском ковре, Уэйн дрался вполсилы. А ещё я подумал, что на месте Кейса сделал бы себе электрическую лошадь и катался на ней. Но на пятое утро он опять пришел за Казановой и выслушал немало едких замечаний Одри. Спустя три дня, в понедельник, все повторилось. Тэлботт в эти дни в школе не появлялся.
      Утром во вторник, без четверти шесть, Одри снова была на посту. Она пришла пораньше, чтобы сварить кофе, пока Уэйн чистит лошадей. Парочка позавтракала булочками с корицей (услышав это, Вулф хмыкнул и брезгливо поморщился: он терпеть не может булочки с корицей). В начале седьмого позвонили из "Черчилля" и попросили не седлать лошадь Тэлботта и передать Кейсу, что Тэлботт не придет. В половине седьмого, как обычно, прибыл Кейс. В ответ на упреки Одри он лишь угрюмо поджал губы, сел на лошадь и ускакал. Одри пробыла в школе ещё час и в двадцать пять минут восьмого, когда Казанова прибрел в стойло под пустым седлом, все ещё оставалась там.
      А Уэйн Сэффорд? Да, они все время были вместе.
      Итак, у Одри и Уэйна все в порядке. Сэффорд полностью подтвердил показания Одри. По-моему, он был очень хорошо воспитанным конюхом. Уэйн тоже допустил оплошность, помянув булочки с корицей, но в общем и целом держался молодцом.
      В третьем часу ночи, когда клиенты ушли, я встал, потянулся и, протяжно зевнув, сказал Вулфу:
      - Пятеро отличных клиентов сразу.
      Вулф презрительно хмыкнул и, опираясь ладонями о край стола, поднялся на ноги.
      - За ночь я что-нибудь надумаю, если вы подскажете, что именно нужно надумать, - проговорил я. - Не подталкивайте меня к Тэлботту, в этом нет нужды. Во взглядах, исполненных обожания, я смыслю побольше вашего. Я видел, как он смотрел на Дороти. Парню совсем худо. Но что вы скажете о наших клиентах? Хотя бы о Поле?
      - Вероятно, он отчаянно нуждается в деньгах. Теперь он их получит.
      - Бродайк?
      - Его тщеславию была нанесена смертельная рана. Его дело чахло. По суду с него требовали крупную сумму.
      - Дороти?
      - Дочь. Женщина. Могла отомстить за что-то, случившееся в раннем детстве, или прихлопнуть за отказ в какой-нибудь пустячной прихоти.
      - Сэффорд?
      - Простак и романтик. На четвертый день знакомства с девушкой поедает в её обществе булочки с корицей в шесть часов утра. Дурак. Что скажешь о его влюбленных взглядах?
      Я кивнул.
      - Малый потерял голову.
      - А ведь он видел, как Кейс ударил девушку бичом.
      - Не ударил, а ткнул.
      - Это ещё унизительнее. Кроме того, Одри убедила его, что мистер Кейс поступил с ней чертовски несправедливо.
      - Хорошо, достаточно. А что сама Одри?
      - Женщина, которую либо обидели, либо поймали на неблаговидном поступке. Выбита из колеи.
      - И он ткнул её бичом.
      - Это ерунда, - ответил Вулф. - Женщина может ответить на насилие мужчины насилием только сгоряча и немедленно. Выжидать и убивать - это не по-женски. Женщина начала бы строить козни. - Он пошел к двери. - Я уже засыпаю.
      Шагая за Вулфом, я сообщил его широкой спине:
      - Одно я знаю точно: надо взять с них деньги вперед. Ума не приложу, почему Крамер захотел снова встретиться с ними. Ведь неделю общался! В том числе и с Тэлботтом. Почему он не сбросил эти карты и не прикупил пять других? Крамер зол как черт. Позвоним ему?
      - Нет. - Вулф подошел к лифту, на котором поднимался в свою спальню, и обернулся. - Чего он хотел?
      - Он не сказал, но догадаться нетрудно. Крамер в тупике, в лабиринте и в кромешной тьме, вот и пришел к вам за путеводной нитью.
      Я направился к лестнице, потому что площадь лифта - всего двадцать четыре квадратных фута, и, когда в лифте Вулф, втиснуться туда нет никакой возможности.
      7
      - Сорок козырных, - объявил Орри Кэтер без пяти одиннадцать утра в среду.
      Я уже поведал им, что на нас свалились дело об убийстве Кейса и пятеро клиентов (они же - подозреваемые). Вулф не счел нужным сообщить мне, какие задания я должен дать Солу и Орри, поэтому мы развлекались игрой в карты вместо того, чтобы вместе изучать записи в моих блокнотах. Ровно в одиннадцать игра кончилась, и мы с Орри, как обычно, выплатили Солу немалые деньги. Спустя несколько минут открылась дверь и вошел Вулф. Приветствовав наших наемников, он устроился за столом, позвонил в колокольчик, чтобы принесли пива, и спросил меня:
      - Разумеется, ты уже просветил Орри и Сола?
      - Конечно, нет, - ответил я. - Насколько мне известно, сведения не подлежат разглашению.
      Вулф хмыкнул и велел мне позвонить инспектору Крамеру. Я набрал номер и, прождав дольше обычного, наконец связался с инспектором. Я тотчас подал Вулфу знак и, поскольку он не потребовал, чтобы я положил трубку параллельного телефона, решил послушать.
      Но слушать было почти нечего. Разговор так и не склеился.
      - Мистер Крамер? Это Ниро Вулф.
      - Ну? Чего вы хотите?
      - Хочу принести извинения за вчерашний вечер. Я был очень занят. Всегда рад вас видеть. Я взялся за расследование гибели мистера Кейса и был бы признателен вам за сведения самого общего характера.
      - Какие сведения?
      - Ну, во-первых, я хотел бы знать имя и номер значка того конного полицейского, который видел мистера Кейса в парке тем утром десять минут восьмого. Я бы отправил Арчи...
      - Отправляйтесь сами. Ко всем чертям! - гаркнул крамер и бросил трубку.
      Вулф положил свою, взял принесенный Фрицем бокал пива и сказал мне:
      - Позвони мистеру Скиннеру в районную прокуратуру.
      Я сделал, как мне было велено, и Вулф снова взял трубку. В прошлом Вулф, бывало, доводил до белого каления и Скиннера, но, по крайней мере, накануне вечером никто не захлопывал дверь у него перед носом, поэтому у Скиннера не было оснований дуться на нас. Узнав, что Вулф копается в убийстве Кейса, он тотчас принялся выпытывать все, что только можно, но Вулф мягко окоротил его и вскоре получил необходимые сведения. Заручившись обещанием Вулфа, что мы будем держать его в курсе событий (оба понимали: обещание это - вранье, шитое белыми нитками), товарищ районного прокурора вызвался устроить мне встречу с конным полицейским. И устроил. Менее чем через десять минут позвонили из управления полиции и сказали, что офицер Хефферан будет ждать меня в 11.45 на углу Шестьдесят шестой улицы и Западной Сентрал-Парк-авеню.
      Менее чем за десять минут Вулф успел прикончить пиво, справиться у Сола, как поживают его домочадцы, и объяснил мне, о чем я должен расспрашивать полицейского. Его указания разозлили, но и заинтриговали меня. При расследовании дел у Вулфа иногда создавалось впечатление, что я пристрастен или имею личное мнение о ком-то из участников пьесы, а посему меня надо отправить куда-нибудь с второстепенным поручением. Мне это не нравилось, но я уже перестал злиться: что проку портить нервы? Но почему он поступает так сейчас? Я не поверил ни в одну из выслушанных версий, и голова моя была совершенно свободна от фантазий. Так с какой стати он отправляет меня точить лясы с легавым, а Сола и Орри оставляет при себе для более важных дел? Это было выше моего понимания. Я сердито зыркнул на Вулфа и уже собрался высказаться начистоту, но тут опять зазвонил телефон.
      Фердинанду Полу приспичило говорить с Вулфом. Я хотел положить свою трубку, коль скоро основной натиск придется отражать другим, но Вулф знаком велел мне слушать.
      - Я в кабинете Кейса, - объявил Пол. - Угол Сорок седьмой и Мэдисон. Вы можете немедленно прибыть сюда?
      - Разумеется, нет, - возмущенно проговорил Вулф. Он впадал в бешенство всякий раз, когда на Земле отыскивался человек, не знающий о том, что Вулф не выходит из дома по делам, да и вообще крайне редко покидает свое жилище. - Я работаю только дома. Что стряслось?
      - Здесь люди, с которыми вам следует побеседовать. Двое работников, показания которых помогут доказать, что Тэлботт украл эскизы и продал их Бродайку. А это означает, что Тэлботт убил Кейса. Из всей нашей пятерки всерьез можно подозревать только мисс Руни и этого конюха с их взаимоподтверждающими алиби. Но теперь мисс Руни вне подозрений, и конюх, разумеется, тоже.
      - Чепуха. Ничего подобного. Теперь ясно лишь, что её несправедливо обвинили в краже, а ложное обвинение куда обиднее правомерного. Но сейчас вы, по крайней мере, можете обвинить Тэлботта в воровстве. Я очень занят. Спасибо за звонок. Мне понадобится помощь всех участников дела.
      Пол хотел сказать ещё что-то, но Вулф распрощался с ним, выпил ещё пива и повернулся ко мне.
      - Ты должен быть на месте через двадцать минут, Арчи. И если вспомнить, что тебя то и дело задерживают за превышение скорости...
      За восемь лет меня оштрафовали всего однажды. Я пошел к двери и желчно бросил с порога:
      - Если вы думаете, что отправляете меня поиграть в песочнице, то черта с два. Кто последним видел живого Кейса? Легавый. Значит, легавый его и убил. Думаете, я сдам его вам? Нет, я сдам его инспектору Крамеру.
      8
      Октябрь выдался солнечный и теплый, и автомобильная прогулка могла бы доставить мне удовольствие, если бы не мысль о том, что меня просто спровадили. Поставив машину на Шестьдесят шестой улице, я вылез, обошел угол, прошагал один квартал на север и пересек Западную Сентрал-Парк-авеню. На углу стояли человек в полицейском мундире и лошадь. Человек в мундире поигрывал поводьями. Выполняя задания Вулфа, я встречал сонмища стражей покоя граждан, но этот мужлан с грубой рябой физиономией, сплющенным носом и здоровенными горящими зенками был мне не знаком. Я представился, показал удостоверение и поблагодарил легавого за согласие побеседовать со мной, несмотря на занятость. Это была ошибка, но, как я уже говорил, меня снедала досада.
      - Угу, - хмыкнул легавый. - Один из наших знаменитых шутников?
      Я предпочел прикинуться скромником и сказал:
      - Такой же знаменитый, как икринка в полной банке икры.
      - Икоркой, стало быть, питаетесь?
      - Черт возьми, - пробормотал я. - Давайте начнем сызнова.
      Я прошелся до фонарного столба, развернулся, приблизился к легавому и сказал:
      - Меня зовут Гудвин, и я работаю на Ниро Вулфа. В управлении говорят, что я могу задать вам несколько вопросов. Буду очень признателен за ответы.
      - Угу. Мне рассказывал о вас приятель из пятнадцатого участка. Из-за вас его однажды чуть не отправили отдыхать на болота.
      - Значит, вы предубеждены. Я тоже, хотя и не против вас. И даже не против вашей лошади. Кстати, о лошадях. Тем утром вы видели Кейса на лошади, и было это незадолго до его убийства. Во сколько точно?
      - Десять минут восьмого.
      - Плюс-минус минута-другая?
      - Никаких плюсов и минусов. Десять минут восьмого. Как вы верно заметили, я очень занят, а в восемь мне предстояло сменяться. Я думал, что Кейс проедет точно в срок, как всегда. Мне нравилось любоваться его лошадью. Светло-гнедая, с красивой пружинистой поступью.
      - А как выглядела лошадь? Здоровой и бодрой, как обычно? - Заметив выражение лица полицейского, я поспешно добавил: - Я дал обет не шутить до завтрашнего утра. Мне действительно надо знать, на своей ли лошади он ехал.
      - Конечно, на своей! В отличие от вас, я в лошадях разбираюсь.
      - Хорошо, хорошо. В детстве я тоже разбирался, когда помогал фермерам в Огайо, но последнее время мне не доводилось общаться с лошадьми. Как выглядел Кейс тем утром? Радовался, бесился, казался больным?
      - Выглядел как всегда.
      - Вы с ним разговаривали?
      - Нет.
      - Он был чисто выбрит?
      - Разумеется, - офицер Хефферан еле сдерживал себя. - Двумя лезвиями. Одно для правой щеки, другое - для левой. А чтобы узнать, которое из лезвий лучше бреет, он попросил меня погладить его по щекам и высказать свое мнение.
      - Почему же вы говорили, что не беседовали с ним?
      - Вот придурок.
      - Ну, ладно, хотите вражды, давайте враждовать. Не надо мне было спрашивать о бритье. Надо было сразу задать главный вопрос. На каком расстоянии от него вы находились?
      - Двести двадцать футов.
      - Рулеткой измеряли?
      - Шагами. Меня об этом спрашивали.
      - Не согласитесь ли показать мне это место? Где вы стояли и где он проезжал?
      - Не имею ни малейшего желания, но приказ есть приказ.
      Он мог бы из вежливости пойти пешком, ведя коня в поводу, но намеренно не сделал этого. Офицер взгромоздился на своего здоровенного гнедого жеребца и поехал в парк, а я поплелся следом. Более того, полагаю, что он подал лошади какой-то тайный сигнал. Я впервые видел, чтобы конь двигался шагом с такой быстротой. Полицейский явно хотел оторваться от меня, а потом меня же в этом и обвинить. Или, по меньшей мере, заставить меня бежать трусцой. Но я просто перешел на широкий шаг, каким не ходил уже много лет, согнул руки в локтях и запустил свою дыхалку на полную мощность. В итоге, когда легавый остановил лошадь на гребне небольшого подъема, я отставал от него всего на три десятка шагов. Справа тянулся склон, густо поросший всевозможными деревьями, слева виднелись кусты, но оттуда, где мы стояли, длинный отрезок дорожки для верховой езды был как на ладони. Она шла почти перпендикулярно нашему маршруту и делала поворот, до которого было не больше ста ярдов.
      Легавый не стал спешиваться. Если мечтаешь ощутить превосходство над собеседником, говори с ним, сидя в седле. Это самый простой на свете способ возвыситься над ближним.
      Стараясь сдержать одышку, я спросил:
      - Вы стояли здесь?
      - На этом самом месте.
      - Он ехал на север?
      - Ага, - легавый махнул рукой, - вон туда.
      - Вы его видели. А он вас?
      - Да. Он взмахнул бичом, приветствуя меня, и я помахал ему рукой. Так у нас было заведено.
      - Но он не остановился? Не повернулся к вам?
      - Никуда он не поворачивался. Он катался на лошади для собственного удовольствия. Слушай, братец, - судя по тону, всадник решил, что меня нельзя воспринимать серьезно, и ему хотелось поскорее распрощаться со мной, - я уже отвечал на все эти вопросы в отделе расследования убийств. Если тебя интересует, был ли это Кейс, то да, это был Кейс. На своей лошади. В своих ярко-желтых бриджах. Он тут единственный, кто одевается так цветасто. Голубой камзольчик, черное кепи. Сидел, по обыкновению, ссутулившись, и стремена были малость длинноваты. Кейс собственной персоной.
      - Хорошо. Можно похлопать вашу лошадь по холке?
      - Нет.
      - Ладно, не буду. Но, надеюсь, когда-нибудь мне выпадет случай потрепать за шкирку вас. Сегодня я ужинаю с инспектором и замолвлю словечко, а вот какое, не скажу.
      Я покинул парк и пошел по Шестьдесят шестой улице к Бродвею. Там я отыскал аптеку, в которой была телефонная будка, сел на скамеечку и набрал свой любимый номер. Мне ответил Орри Кэтер. Итак, он все ещё там и, вероятно, расселся за моим письменным столом. Должно быть, Вулф дал ему чертовски сложное поручение. Я попросил позвать Вулфа.
      - Ну, что там, Арчи?
      - Звоню, как было велено. Офицер Хефферан - гудвиноненавистник, но я смирил гордыню и выяснил, что он видел Кейса на том месте и в то время, о которых идет речь. Он готов присягнуть в этом. Полагаю, так оно и было, хотя изворотливый законник сумеет обставить его показания уймой оговорок типа "если" и "но".
      - С какой стати? Мистер Хефферан путался и запинался?
      - Нет, он знал, что говорил. Но расстояние было приличное.
      - Передай-ка мне ваш разговор слово-в-слово.