Повесть о футболе

В городе после игры возник стихийный карнавал, который разливался, шумел, гремел, звенел по всем улицам столицы. Бесконечное количество машин с множеством людей мчалось по городу. Народ облепил кузовы, подножки, крыши. На маленьком «фольксвагене» мы насчитали двадцать человек. В центре толпы пешеходов запрудили главные городские артерии. Люди использовали все средства, которые только существуют для того, чтобы как можно громче, звонче, сильнее звучал гром этого торжества. На вооружение были взяты тазы, сковородки, жестянки, ведра, трубы, барабаны, трещотки. Городской транспорт приостановил движение. Все кричали, пели, плясали, неистово скандировали: «Мехико – ра-ра-ра!!!» На эти три такта изо всех сил перекликались автомобильные сирены. Какофония звуков была столь сильна, что разговора соседа на улице не была слышно. Симонян, Парамонов и я, наблюдавшие эту массовую истерию на углу 30-километровой по длине улицы Инсургентов, объяснялись жестами. Люди голые по пояс, люди в национальных костюмах, не люди – хиппи бросались под машины, ложились поперек улицы, ползли, садились на асфальт, взявшись за руки, чтобы затормозить движение и вместе с проезжающими, в полном исступлении проскандировать потерявший человеческий смысл призыв – «ра-ра-ра!!!»

Глядя на это безбрежное половодье эмоций, меня в свою очередь потрясла мысль, что все это вызвал маленький кожаный мячик, залетевший в сетку ворот на стадионе «Ацтека». Поистине, какая страшная взрывная сила таится в этом волшебном кожаном снаряде!

Насмотревшись вдоволь, мы отправились в «Эскаргот», куда приглушенный шум с улицы Инсургентов доносился как отдаленное рокотание грома. Однако взбудораженные участники карнавала не забыли и про нас. Отдельные группы на машинах подкатывали к отелю, и наша тихая улица наполнялась грохотом тазов, барабанов, трещоток и неистовым скандированием оглушающего «ра-ра-ра!» – в честь мексиканского футбола и «Селекцион Русо».

К утру страсти на улицах поулеглись. И корреспонденты газет направились в полицейские участки уточнять потери после карнавала. В газетах появились сообщения. Итоги печальные – двое праздновавших победу сорвались с крыши многоэтажного дома, а у четырехсот человек зафиксированы серьезные ранения.

Однако главное внимание у мексиканских болельщиков сосредоточилось не на итогах ночного праздника, а на предстоящей жеребьевке. Пресса на все лады перебирает возможности мексиканцев заполучить право игры на «Ацтека». Кто-то из журналистов уже сообщал, что русские дали согласие без жребия играть в Толуке. Но никто такого согласия не давал, да и дать не мог. Согласие играть в Толуке с итальянцами означало бы добровольное признание того, что мы в своей подгруппе остались на втором месте.

Конечно, такого шанса давать было нельзя. Мы набрали из шести возможных пять очков и имели разницу в забитых мячах – плюс пять. Столько же по обоим показателям имели и мексиканцы.

Они обратились к нам с просьбой уступить право игры на «Ацтека», мотивируя просьбу тем, что столичный стадион в четыре раза вместительней толукского. Он обещал рекордную сумму сбора. Для оргкомитета чемпионата это имело большое финансовое значение. Для рядового же болельщика финансовых выгод этот случай не сулил, но давал возможность столичным жителям попасть на стадион и, как говорится, живьем, а не по телевизору посмотреть на своих любимцев. Ведь к этому времени все разочарования, что им приносила сборная команда в период подготовки, были забыты: команда вышла в 1/4 финала и доктор психиатр со своими опытами на мышах был всенародно посрамлен.

Мы на эту жертву не пошли. И конечно, никакой ошибки не сделали. С мексиканцами у нас установились довольно дружественные отношения. Я уже говорил, что наши футболисты до чемпионата мира четыре раза побывали у них в гостях. Но при всех добрых взаимоотношениях и понимании их заинтересованности провести игру именно в Мехико, мы уступить поле «Ацтека» не смогли. В случае неудачной игры против итальянцев в Толуке, да еще при добровольном отказе от встречи с уругвайской командой, всеми рассматривавшейся как один из аутсайдеров (в этом и была губительная ошибка!), мы бы не нашли вразумительных оправданий.

Одним словом, жеребьевка во мнении многих как бы предопределяла, что счастливчик, то есть тот, кто вытянет жребий играть на «Ацтека» со сборной командой Уругвая, чуть ли не безусловный полуфиналист.

А ведь на самом деле это не так. Жизнь многократно учила, что в спортивном деле подбирать себе противника – чревато последствиями. Не всегда определишь правильно, который сильнее. А если и определишь без ошибки, что достался послабее, то добра не жди: размагнитишься от одного сознания, что тебе повезло.

В данном случае итальянцы пугали Ривой, Домингини, Риверой, Маццолой и другими звездами международного класса. Уругвайцы таким созвездием не располагали. У них был великолепный Роча, но он выбыл из-за травмы. Из знатных остался один Кубила.

Однако то, что уругвайцам стены роднее и климат привычнее, не принималось во внимание. Позабыли и о том, что уругвайцы дважды были чемпионами мира, что в последнем мировом чемпионате англичане не смогли на «Уэмбли» в день открытия выиграть у футболистов Уругвая, с трудом сведя игру к нулевой ничьей.

Одним словом, опытная команда с самой знатной родословной, без должного обоснования была отнесена к разряду более слабому, чем итальянская.

Зато в памяти хорошо сохранилось, что мы выигрывали у уругвайцев и в Монтевидео, и в Москве, правда, в товарищеских встречах. На первенстве мира в Арике мы тоже у них выиграли в групповом турнире со счетом два-один. Но это был труднейший матч. Тогда южноамериканские футболисты жаждали реванша за поражение в Москве со счетом пять-ноль и были чрезвычайно раздосадованы неудачей. Помню, вратарь Coca в припадке нервного раздражения после игры ударом своего огромного кулака высадил филенку из толстенной двери в раздевалку и, не стараясь скрыть боль разочарования, заливался горькими слезами.

Не с большим трудом мы выигрывали у сборной команды Италии в официальном матче на первенство Европы в Москве и дважды играли вничью в Неаполе и Риме.

Но, так или иначе, а в «Эскарготе» большинство обитателей считало, что счастливчик будет тот, кто вытянет первый номер.

В разговорах о предстоящей жеребьевке, только и слышно было: «Эх бы вытянуть Уругвай! Эх бы вытянуть „Ацтека“!..» Никогда нельзя переоценивать решку или орла. Другое дело, когда Альберт Шестернев тянул жребий в Неаполе. Там была дуэль: кто идет вверх, а кто – вниз. Конечно, жребий приобретал решающее значение. Здесь же дуэлянты разыгрывали только позицию и противника. Кому где встать и с кем стреляться. Все остальное решаться должно было на поле.

И у нас были основания с большим душевным равновесием отнестись к любому результату жеребьевки. Мы располагали достаточным количеством квалифицированных игроков, чтобы составить из них боевой коллектив, способный успешно выступить против и уругвайцев и итальянцев.

Состав команды вырисовывался из наблюдений за тренировками, с учетом, так сказать, мобилизационной готовности каждого отдельного игрока к данному матчу.

Кавазашвили представлялся неоспоримым претендентом. Некоторая неуравновешенность характера в отдельных играх, казалось, уступит место сосредоточенному спокойствию, которое не покидает его, когда Анзор в порядке. В таком состоянии он неуязвим и в воротах и на выходах ошибок не делает и только диву даешься, наблюдая его молниеносную реакцию на удар, казалось бы, несущий неизбежный гол: глядь, а мяч отбит! Вот такой удар он парировал в матче с мексиканцами, когда сердце болельщика на трибунах не выдержало разочарования.

Вне сомнений была кандидатура Шестернева. Авторитет капитана в команде был непререкаем. Природа наделила его завидными данными для спорта. Недаром в юношестве, как легкоатлет, он подавал большие надежды в спринтерском беге. Однако мяч сделал доброе дело для нашего футбола, утащив юного спортсмена с гаревой дорожки на зеленое футбольное поле.

Еще когда он обучался в юношеской группе, его тренер Константин Бесков заманивал меня посмотреть на будущего стоппера сборной, которому едва исполнилось шестнадцать.

Тренер не ошибался, талант Альберта пышно расцвел, и он сделался основой оборонительного фундамента и в армейской клубной и в сборной командах. Мне не приходилось видеть, чтобы самый быстроногий форвард выиграл у Шестернева хотя бы один сантиметр пространства при попытке прорваться к воротам – несбыточная мечта!

На все остальные места были равноценные дублеры.

С правого фланга защиты могли выступать Реваз Дзодзуашвили и Геннадий Логофет, единые в своих противоположностях. У обоих вдруг может возникнуть срыв в совершенно ничем не угрожаемой позиции для их же ворот.

У Резо это случается от чрезмерного темперамента. Я уже говорил, что он был удален в Эквадоре с поля за то, что «скальпировал» противника, который ничем в этот момент не грозил нашим воротам. Нападающий всего лишь и хотел принять на голову высоко летящий мяч, уходивший возле средней линии поля за боковую линию. Но, где там «принять», – Резо взвился вверх выше Эльбруса и, по-селински вытянув в воздухе ногу, отбил мяч, заодно «причесав» металлическими шипами негустую шевелюру эквадорца, рухнувшего наземь в шоковом состоянии. Резо долго недоумевал, за что судья его удаляет с поля.

У Геннадия Логофета «сюрпризы» возникают от творческой, так сказать, фантазии. Он незаурядно технически одарен, и ему скучно играть без выдумки. Мне такие исполнители импонируют, если в своем творческом порыве они не теряют чувства меры. Но я остался в абсолютном меньшинстве, когда защищал Логофета после матча с мексиканцами. Тогда он на центре поля заложил таких два финта, что они нашли самый горячий отклик на трибунах у эстетов футбола. Но так как обе попытки закончились потерей мяча, то наш солист подвергся жесткой критике за свои вольности, несмотря на то что никаких угроз в данном случае неудачное его творчество для наших ворот не повлекло: дело происходило за центром поля, где наш защитник хотел хитроумными финтами выйти во главу атаки.

Приверженность же к замысловатым импровизациям таит возможность срыва у Логофета потому, что он свои экспромты практикует в опасной зоне у своих ворот. Конечно, творческий, красивый футбол без риска не бывает, но и риск должен быть оправданным.

На место левого защитника также два кандидата – Валентин Афонин и Евгений Ловчев. У них десятилетний разрыв в возрасте. Мужественной поступи в игре опытного Афонина, сумевшего обезопасить в товарищеском матче на «Маракана» самого «короля футбола» – Пеле, противостояли достоинства молодого Ловчева, легкого, быстрого, порхающего по полю футболиста.

В дополнение к Шестерневу оставалось еще два стоппера – Муртаз Хурцилава и Владимир Капличный.

Грузный по телосложению, Муртаз удивляет легкостью взлета в борьбе за верхние мячи и стартовой скоростью в момент, когда нужно атаковать противника. Боевой темперамент увлекает его иногда на штурм ворот противника, и тогда у противостоящих вратарей пробегает холодок по спине, потому что его дальнобойные удары не раз приносили победный результат.

На ключевую позицию центрального полузащитника выдвинулся Кахи Асатиани. Монументальный, спокойный в жизни, он и на поле ведет невозмутимо уверенную игру. Превосходный техник, Кахи, может быть, немного грешит, передерживая мяч, но он готовит момент так изысканно по мастерству, что подкупает зрителя высококлассным исполнением и тактические погрешности ему в счет не ставятся. Недаром, посмотрев его игру Альф Рамсей сказал, что о своем будущем советский футбол может не беспокоиться, если в нем рождаются игроки класса Асатиани.

В перерыве игры с бельгийцами, Кахи с лицом мученика, с заострившимся носом и ввалившимися глазами, будучи, казалось, в полном измождении, обратившись ко мне, сказал: «Они на пределе, надо немного прибавить, и мы их побьем»…

Он нашел в себе сил «прибавить», чтобы резко пройти по левому флангу к воротам бельгийцев и в высоком классе забить второй гол, предопределивший исход этого трудного поединка.

На эту же роль у нас мог претендовать Владимир Мунтян, набравший хорошую физическую форму. Он так на тренировках бил по воротам, что стоявший со мной рядом бразильский журналист, допуская возможность нашей встречи с бразильцами на уровне полуфинала, хватался руками за голову и с гримасой комического ужаса без конца повторял: «Бедный Феликс!.. Бедный Феликс!..» – он имел в виду бразильского вратаря.

В линию полузащиты могли быть введены Виктор Серебрянников и Николай Киселев. У этих футболистов тоже большая разница в возрасте. Серебрянников заканчивал футбольную карьеру, а Кисилев только начинал. В игре их роднила огромная трудоспособность. Про таких футболистов говорят, что у них по два сердца. В самом деле объем работы, проделанной за футбольный матч, и у москвича и у киевлянина поразительный. Однако мексиканский климат сильно уменьшал их преимущества: на высоте с мячом много не набегаешь.

К этому времени «проблемы» Бышовца уже не существовало. Анатолий твердо закрепился в основном составе в роли центрального нападающего. За свои игры на «Ацтека» «главный голеадор» команды получил широкое признание в прессе, и его партнер по клубной команде Анатолий Пузач рассматривался лишь как достойный дублер или как кандидат в основной состав на место крайнего нападающего.

Но там мы располагали большим набором природных крайних форвардов: Слава Метревели, Геннадий Еврюжихин, Виталий Хмельницкий, Гиви Нодия и Валерий Паркуян.

Кто из них был лучше – сказать трудно. Значит, и ошибки большой возникнуть не могло. За долгие годы пребывания в футболе, я убедился, что гипноз больших имен нередко создает у нас иллюзорные представления о силе команды. Бывает, что беззвездная команда сыграет так на волевых усилиях, как команде «созвездий» и не приснится. Поэтому я не очень волновался за состав команды на четвертьфинальную игру. Выбор был из двадцати двух довольно равноценных конкурентов. Конечно, лучше избежать даже минимальных просчетов. Но где та электронно-вычислительная машина, которая без ошибки скажет, кого ставить: Славу Метревели или Геннадия Еврюжихина – точно подытожит, что не подведет огромный опыт и высокая техника Метревели или, наоборот, выше оценит скоростную работоспособность Еврюжихина.

Мы с Качалиным практиковали узнавать мнение самих футболистов по поводу состава. Раздавали бюллетени каждому, чтобы тайным голосованием выявить абсолютно объективное суждение по каждому члену коллектива со стороны партнеров по игре. Открытое голосование не всегда верно отражает фактический взгляд на игрока. Ложная этика дружеских отношений, принадлежность к одному клубу, возрастные различия, уводят голосующих поднятием руки от истины. Поэтому бюллетени давали иногда совершенно неожиданные результаты.

Сейчас прибегать к тайному голосованию не было нужды. Большинство мест сомнений почти не вызывало, а в случае обнаружившегося в ходе игры просчета можно было внести поправки: замены допускались.

Нет, дело было не в составе. Внутреннее беспокойство накапливалось по другим соображениям. Теперь, когда возникла необходимость жеребьевки со всеми ненужными перепевами – кто лучше, а кто хуже: уругвайцы или итальянцы – с поздним раздражением вспоминалось, что ничего этого не возникло бы, не забей нам бельгийцы четвертый гол. А забит он был по явной небрежности: крупно выигрывали и рано расслабились. Собственно, не рано, а просто расслабились, потому что в игре никогда расслабляться нельзя. Неряшливость и небрежность при счете четыре-ноль привели к тому, что мяч оказался в сетке ворот Кавазашвили.

Да и с Сальвадором мы не сумели сделать всего, что могли. И вот теперь, после того как судья в матче мексиканцев и бельгийцев засчитал неправомерный гол, дело обернулось жеребьевкой. Возникла дополнительная процедура, неприятная тем, что ей придали почти решающее значение. Займи мы даже второе место, настроение было бы более спокойное. Все бы знали своего противника и с пониманием его достоинств готовились бы к встрече, не уповая на счастье жребия.

Утром в день жеребьевки к нам в номер зашел руководитель делегации Г. М. Рогульский и сказал, что ребята самым счастливым называют Паркуяна. Гавриил Дмитриевич, рассмеявшись суеверным настроениям ребят, возражать не стал, – ну раз ребята считают, пусть, мол, едет и тащит. Ни Парамонов, ни я тоже резонов против Паркуяна не нашли.

За завтраком под общий гул одобрения было объявлено, что жребий тащить отправится Паркуян. Тут же выяснилось, что он действительно неоднократно удачно выступал на жеребьевках, представляя свою клубную команду.

– Паркуша, – весело напутствовали его ребята, – обязательно пробей в девятку!

Вся делегация отправилась провести активный отдых накануне игры в горную местность по дороге на Чальму, километров в 30 от Мехико, а мы с Паркушей отправились на жеребьевку.

В городе стояла в этот день удушающая жара. Но и она не помешала собраться многотысячной толпе болельщиков вокруг отеля «Бель Элизабет», в котором заседал исполком ФИФА.

Мы с трудом протискались через плотную людскую стену к дверям отеля, под молитвенные причитания толпы: «Хотим „Ацтека“!.. Хотим „Ацтека“!.. Дайте нам „Ацтека“!..»

После бурного веселья карнавальной ночи, когда мексиканская столица исторгала в мажорном тоне громогласные звуки радости, сейчас мольбы об «Ацтека» звучали так, словно весь народ просил о пощаде, о спасении жизней. Что-то религиозно-мистическое слышалось в этом несмолкаемом вопле.

Через переполненные холлы поднялись мы на этаж, где заседал исполком, на ходу не успевая отвечать на вопросы наседавших со всех сторон журналистов. Отель кишел фотокорреспондентами, обозревателями, всевозможными околофутбольными деятелями.

Нас пропустили за тяжелые двери в зал, где Стэнли Роуз вел заседание. Процедура, объявленная председателем, не нуждалась в поправках. Сначала в ведерко для охлаждения шампанского были положены два билетика. Затем ведерко с выразительностью фокусника президент ФИФА накрыл белоснежной салфеткой. На каждом билетике было написано по одной фамилии председателя национальной федерации заинтересованных сторон. Стэнли Роуз вежливо испросил доверия вытащить билетик собственноручно. Все происходило в высшей степени внушительно и торжественно. Члены исполкома молча с большим интересом к церемонии сосредоточили внимание на розовощеком, с белой головой высоком председателе, в знак уважения к процедуре вставшем с ведерком в руках.

Гранаткин и Канэда, соседствуя, сидели от него справа. Сэр Роуз опустил руку в ведерко и вытащил билетик, на котором было написано: «Гранаткин».

Это означало, что мы получили право тянуть жребий первыми. В ведерко положили новые билеты, и к делу, приступил Паркуян. Впоследствии Валерий не сознавался, что его охватило сильное волнение. Но я-то видел, стоя рядом с ним, что выражение лица его было таким, каким оно бывает у футболиста бьющего пенальти, от которого зависит судьба ответственного матча.

Так или иначе, но подойдя к столу он довольно уверенно запустил руку под салфетку и, сделав кистью какие-то кругообразные движения, извлек билетик. На билете была единица. Это означало, что мы выиграли первое место в подгруппе и получили право выступать на «Ацтека». Противником нашим определился Уругвай.

Улыбка глубокого разочарования промелькнула на побледневшем лице Гильермо Канэды. Но в прошлом популярный мексиканский матадор на арене испытывал не меньшие переживания. Он быстро взял себя в руки и, как истый джентльмен, поздравил Гранаткина с победой.

Теперь мы с еще большим трудом пробивались через группы осаждающих Паркуяна репортеров. Представители Уругвая, обманувшиеся в надеждах играть волею жребия с мексиканцами, не скрывая своего разочарования, подошли поздравить нас с первым местом. И тут же присутствующие наши тренеры-наблюдатели, не скрывая радости, приветствовали «снайперский удар» Паркуяна, горячо пожимая руку виновнику торжества.

Когда служители отеля вынесли на улицу щит с надписью – «Толука», то огромная масса мексиканцев единым вздохом исторгла стон отчаяния. И только отдельные, робкие в своей безнадежности возгласы «Но… Но… Но…» звучали полным трагизма протестом.

Через пять минут площадь и все прилегающие к отелю переулки опустели: надежды мексиканских болельщиков не сбылись.

Когда мы приехали к месту отдыха команды, Паркуян был встречен с триумфом. Ребята его лихо качнули. Радости у всех было столько как будто мы разгромили уругвайцев с двухзначным счетом. Небо над «Селекцион Русо» было в этот час безоблачным. Но от чрезмерной радости по поводу дележки неубитого медведя невидимые еще тучи над горизонтом сгущались. Где-то далеко, далеко погромыхивало. Но в радостном шуме голосов, приветствовавших попадание Паркуяна в «девятку», этого погромыхивания никто не слышал.

Баловень жребия сделался самым популярным футболистом мирового чемпионата. Досужие журналисты быстро подсчитали, что, вытащив счастливый жребий Валерий нанес ущерб ФИФА и Оргкомитету чемпионата на сумму около двух миллионов песо. Газеты написали, что он стал самым дорогим футболистом чемпионата, потому что причиненный им убыток превышает рекордную сумму, предлагаемую за Риву. При этом его именуют сеньором «Почему», так как его фамилия в переводе на испанский язык созвучна этому слову.

Все шло на лад в этот день. Паркуша стал в коллективе героем дня. По возвращении в «Эскаргот» нас приветствовал весь персонал отеля. Группу возглавляли супруги Дальвади с букетами цветов. Цукки на своем собачьем языке пролаял приветственную речь в честь одержанной нами победы. Даже Чикука, встал выше своих болельщицких настроений в пользу Мексиканской команды и дружелюбно приветствовал самого «дорогого» футболиста чемпионата, пробившего на поле отеля «Бель Элизабет» в самую «девятку».

Подоспела приветственная телеграмма в адрес команды с борта космического корабля «Союз-9». Летчики-космонавты Андриян Николаев и Виталий Севастьянов писали, что они позволяют себе болеть в космосе единственной болезнью – футболом и слали сборной команде самые добрые пожелания.

До позднего вечера продолжался «праздник Паркуяна». С точки зрения требований психологической подготовки он полностью снял предстартовое напряжение. Страхи, сомнения за исход предстоящего матча рассеялись как дым. Если они и остались у ребят, то очень глубоко в подсознании.

А между тем приехавшие с просмотра уругвайской игры Симонян и Парамонов дали нашему противнику высокую оценку. Во всяком случае, по их мнению, которое совпадало с подавляющим мнением обозревателей, команда Уругвая выглядела убедительнее, чем в Англии в 1966 году.

Да и мы с Качалиным были убеждены в этом. Одновременно с нами уругвайцы выступали весной этого года в Перу. Нам представилась возможность посмотреть их игру. Достаточно сказать, что они там закончили выступления успешнее нас и получили высокую оценку в прессе.

Все это мы понимали, понимали и со счетов не сбрасывали. Взвешивая накануне игры вечером сложившуюся ситуацию и Качалин, и Парамонов, и Яшин, ставший больше одним из руководителей, чем игроком, видели необходимость переориентации в настроении и во взглядах игроков на предстоящего противника. Радостям на смену от счастливого жребия должна прийти трезвая оценка трудности предстоящего матча.

Выслушав сообщения Симоняна и Парамонова о манере игры уругвайцев в Мексике, взвесив отзывы прессы и вспомнив все предыдущие встречи с ними, все пришла к единому мнению. В основном оно сводилось к тому, что нельзя дать противнику увести себя с торной дороги темповой игры в болотную трясину медлительной позиционной борьбы. В держании мяча они великие мастера, неторопливое движение и высокое техническое мастерство позволяют им подолгу держать мяч в ногах, передавая его друг другу с точностью баскетболистов. Десять – двенадцать передач для них норма, которую они очень часто перевыполняют. Другое дело, что продвижение вперед незначительное, потому что добрая половина пасов направляется поперек поля и назад, но все же, по-видимому, рассуждают они, мяч-то у нас, попробуй, дескать, только ошибись в выборе позиции, тут-то мы тебя и накажем.

Нудная игра. Зритель ее не любит, в особенности потому, что при потере мяча, переходя к обороне, уругвайские игроки резко изменяют характер своих действий. На помощь как средство борьбы с быстрым противником призывается тактика мелкого фола.

Качалин резюмировал – играть будем в атакующем стиле, маневренно, на самых больших скоростях. «Мы их должны задавить темпом и напором, сил у нас для этого достаточно», – говорил он. С ним нельзя было не согласиться.

Качалин хорошо знал, о чем говорил. Мы с ним на опыте убедились, что такое запас сил. Я вспомнил, как мы накапливали и сберегали каждую крупицу энергии у ребят, готовясь к решающему броску на финишной прямой Кубка Европы в 1960 году.

Сразу же после окончания розыгрыша первенства мира по футболу в Швеции все сошлись в одном: бразильская команда – лучший чемпион всех времен! Но когда заходил разговор о причинах успеха бразильцев, начиналась разноголосица. Одни говорили: виртуозная техника принесла южноамериканцам победу. Другие славили их тактику. Однако и тактика расценивалась по-разному. Кто-то усматривал в ней ярко выраженный «оборонительный вариант», кто-то самым категорическим образом утверждал, что эта самая выразительная из атакующих тактик. Так и не удалось до конца разобраться, кто был прав.

В самом деле как тут разберешься, если левый крайний бразильцев Загало, только что отбивший головой мяч, направленный в верхний угол ворот его команды, через несколько секунд забивает гол в ворота противника. А защитники Джальма и Нильтон Сантосы, самоотверженно оборонявшие свои рубежи от стремительных рейдов крайних нападающих шведов, то и дело появляются на подступах к воротам противника вместе с прославленными нападающими. В тактике бразильцев значительное место отводилось оборонительным и наступательным действиям, чем, кстати говоря, она и хороша.

Однако не только тактика и высокая техника решали дело. Важнейшую роль в их победе сыграла физическая подготовка. За четыре года, прошедшие после предыдущего чемпионата, они так отработали скоростную выносливость, что когда в Швеции закончилась изнурительная борьба за золотые медали, то чемпионы выглядели так, будто только что начали соревнование. Вот почему, отдавая должное их техническому и тактическому мастерству, и я и Качалин тогда понимали, как важно накапливать и сохранять крупицы энергии для решающих встреч. Известно, что для того, чтобы обрести, как говорят спортсмены, форму, нужны недели и месяцы, а потерять ее можно в течение одного дня.

В четвертьфинальной игре на кубок Европы 1960 года нашим футболистам предстояло встретиться со сборной командой Испании. Но испанцы не приехали. Мы узнали об этом буквально накануне матча, к которому готовились изо всех сил. Ребята были обескуражены. Они разъезжались из подмосковного дома отдыха «Озеры», где находились на тренировочном сборе, раздосадованными. Не радовало даже сообщение, что команда сразу выходит в полуфинал, потому что выпала из плана самая сильная нагрузка, которая в значительной степени определяла дальнейший ход подготовки к финальным играм.

Вот почему, собравшись перед отъездом во Францию в те же «Озеры», все мы были несколько озабочены тем, сумеют ли ребята найти и сохранить нужную спортивную форму к началу финального турнира во Франции?

В Марсель мы прилетели за несколько дней до матча. Жара стояла невыносимая. На фешенебельной улице Канабьер, в самом центре города, немало разгуливало мужчин и женщин в шортах с босыми ногами, как на пляже. Спасала гостиница, в которой было относительно прохладно. Однако и здесь была своя напасть. Гостиница стояла на углу перекрестка. Мостовая, на которую выходили окна наших номеров, шла круто в гору. Рев моторов грузовиков на подъеме был настолько оглушающий, что не давал никакой возможности заснуть. Когда каждая крупица энергии расценивается на вес золота, бессонная ночь может дорого обойтись.

Мы перенесли тренировки на поздний вечер и до минимума сократили дневные прогулки. А на ночь закрывали окна наглухо и опускали железные ставни.

Наши противники – чехословацкие футболисты – разместились в гостинице неподалеку от нас. Утешало (пусть мне простят это признание наши друзья), что условия одинаковые. То же солнце, те же грузовики.

До матча оставалось два дня, когда мы получили от гостеприимных французов любезное предложение посетить бой быков. Все с удовольствием согласились посмотреть это необычное зрелище. Еще бы! Коррида была разрекламирована как сенсационное событие даже для видавших виды знатоков. На арене встречались всемирно прославленные испанские матадоры Домингес и Ордонес. Ребята шутили: ну, что, не удалось встретиться с испанскими футболистами, встретимся с испанскими матадорами.

Но в последний момент мы – руководители и тренеры – опомнились. А солнце! Как быть с солнцем?!

В самом деле: коррида проводилась в Арле, до которого езды часа три – три с половиной. Значит, чтобы посмотреть корриду, надо затратить целый день. И вместо запланированного отдыха получится изнурительная поездка.

Мне тяжело было объявить ребятам, что посещение корриды отменяется. Конечно, на их лицах я не увидел радости. И лишь один неугомонный весельчак, Валентин Бубукин, что-то безобидно проворчал по поводу «второго срыва встречи с испанскими спортсменами», теперь уже не по вине испанских властей.

Игроков мы не пустили. Но сами – В. А. Гранаткин, Г. Д. Качалин и я – поехали. «Надо посмотреть игру чехословацких футболистов», – объяснили мы наш отъезд. Чехословацкая команда действительно проводила в Арле тренировочную встречу.

Вмещающий до 15 тысяч зрителей Колизей Арля был забит до отказа. Пока мы добрались до своих мест, нам изрядно намяли бока. Только я успел подумать о счастливой участи наших ребят, избежавших такой парилки, как увидел пробивающихся к своим местам чехословацких футболистов. Я молча переглянулся с Гранаткиным и Качалиным. Они ответили мне понимающим взглядом. Наши друзья сочувственно раскланялись с нами и начали втискиваться на свои места неподалеку от нас.