Война (Книга 1)

      Все факты и события, занимавшие его сейчас, давно уже в своей причинной связи подвергались разносторонним анализам, рассматривались в дискуссиях на Политбюро. Но сейчас Сталину надо было еще раз все обдумать, чтобы принять единственно правильное решение. И он продолжал снова и снова разгадывать причинные связи всего происходящего.
      - Элементарная логика свидетельствует о том, что англичане не отказались от своей старой тактики - раздавить нас руками Германии. Но зачем же тогда они предупреждают нас?.. И далее... Мы правильно обратили внимание на то, что в тот день, когда перелетел Гесс, Германия прекратила воздушные налеты на Великобританию. И опять загадка... С одной стороны, Черчилль шлет мне личное послание, в котором предупреждает об агрессивных намерениях Гитлера, поступают шифровки из Лондона от посла Майского о его беседах с Кадоганом и Иденом, они тоже предупреждают об опасности; Антони Иден даже обещает военную и экономическую помощь... А с другой стороны, англичане принимают у себя Гесса, несомненно, доверенного Гитлера, и ведут через него сговор с Германией... Какой же все-таки вывод? Посылая нам предупреждение, господин Черчилль наверняка надеется, что у Советского правительства нервы не выдержат и мы приведем в движение весь наш военный механизм. Тогда у Адольфа Гитлера будет прямой и оправданный повод начать против СССР превентивный поход... Но готов ли Гитлер к такому походу? Пусть даже если Англия дает ему гарантии безопасности с запада... Или англичане надеются, что к Гитлеру присоединятся буржуазные страны Европы и Америка?.. Может, я чего-то не учитываю, но думаю, что Гитлер, нависнув над нашими границами всей ударной силой своей армии, намерен предъявить какие-то претензии, вплоть до территориальных... - Сталин умолк, устремив взгляд в окно, будто споткнулся на этой мысли. Потом заговорил опять: Есть серьезное основание полагать, что так и будет... Значит, надо втянуть Германию в переговоры, надо во что бы то ни стало выиграть хотя бы два-три месяца... Любой ценой!.. А если бы год!.. Мы бы успели завершить многое из того, что наметили и что уже делаем...
      Он подошел к открытому окну и, сдвинув легкую штору из белого шелка, долго всматривался куда-то ввысь. Может, виделся ему Урал с дымящими трубами заводов? Может, перед мысленным взором проходили тяжелые железнодорожные составы с новыми танками, самолетами, пушками, минометами, снарядами, автоматами? Ведь только-только пошли первые эшелоны, только стал налаживаться поток... Сколько раз заседало Политбюро ЦК, обсуждая задачи обороны страны и проблемы перевооружения армии! Сколько раз на этот длинный стол выкладывали самые различные образцы стрелкового оружия! Сколько перебывало здесь наркомов, конструкторов, оружейников, директоров предприятий! И сколько споров, сомнений, огорчений, радостей... Вот совсем недавно в кабинете звучал голос наркома черной металлургии Тевосяна. Кипуче-деятельный, способный привлекать людей, заряжать их верой и энергией... Державного масштаба человек. Сумел обеспечить оборонную промышленность металлами высочайшего качества. Способные, деловые люди сделают свое дело. Талантом конструкторов Кошкина, Морозова и Кучеренко людей неусыпного поиска - создан танк Т-34, лучшая боевая машина... А чародей броневой защиты профессор Емельянов внедрил литье танковых башен... Создано еще невиданное оружие - реактивные минометные установки... А энергия людей, их удивительный организаторский дар!.. Много их, поднявшихся после Октября из народных недр и сейчас засверкавших самобытными дарованиями, готовых отдать все свои силы для укрепления первого в мире государства рабочих и крестьян. Ученые-артиллеристы Грабин, Иванов, Шавырин, Петров, авиаконструкторы Поликарпов, Петляков, Яковлев, Лавочкин... Только-только явственно обозначились успехи, раздвинулись горизонты, наметились перспективы мирного и безопасного существования государства, как уже туча войны застилает солнце... Или, может, туча развеется?
      - Ну, хорошо, - нарушил тишину Молотов. - Давай, товарищ Сталин, отбросив все прочее, будем опираться на наши собственные сведения... Не доверять им у нас нет никаких оснований. Да еще не только это молчание немцев в ответ на наше сообщение ТАСС, а и нежелание принять нашу вербальную ноту...
      Сталин опустил глаза и, пройдя за письменный стол, уселся в жесткое кресло. Молча снял трубку телефона, набрал номер. И сразу же услышал знакомый голос генерал-майора Дронова - одного из руководителей разведывательного управления:
      - Слушаю вас, товарищ Сталин.
      Сталин заговорил, больше утверждая, чем спрашивая:
      - Если мне не изменяет память, Гитлер намечал более десятка сроков нападения на Францию... И отменял нападение, как сообщала разведка, в последнюю минуту.
      - Да, Браухич запугивал Гитлера погодой, - срывающимся голосом подтвердил генерал Дронов. - Первый срок был на двенадцатое ноября тридцать девятого, а вторжение началось после многих новых сроков в мае прошлого года.
      - А подготовленная высадка в Англию? Сколько раз намечалась?
      - Много... На конец августа, затем на конец сентября, а по последним данным, должна была уже осуществляться этой весной.
      - Чем же объяснить такое поведение Гитлера? - Сталин, положив телефоннуую трубку, вопросительно посмотрел на Молотова. Нерешительностью или осторожностью?
      - Мы давно догадываемся, да и имеем кой-какие факты, что Гитлер ищет пути к примирению с Англией... А насчет сроков нападения на СССР, Молотов присел к столу и притронулся рукой к откидному календарю, - то военные из нашего посольства в Берлине, как помнишь, сообщали уже две даты: четырнадцатое мая, а потом пятнадцатое июня... Наш военный атташе во Франции передал, что война начнется в последней декаде мая. Я не говорю об остальных шифровках... Теперь донесения о завтрашнем дне, весьма убедительные.
      - Гитлер напоминает мне трусливого купальщика, которому и хочется нырнуть в холодную воду, и страшно. То ногой ее попробует, то рукой. Но наступает момент, и все-таки ныряет. - Сталин помолчал, потом, медленно чеканя слова, продолжил: - Гитлер, конечно, нырнет, но в кипяток... Войны нам не избежать. А к войне у нас еще не все готово. Нам еще многое надо сделать. Может, поэтому Гитлер и спешит?
      Да, эти догадки были близки к истине. Еще год назад Гитлер настаивал начать войну против СССР осенью 1940 года. Но Кейтель и Йодль доказали ему, что германские вооруженные силы к этому сроку не успеют подготовиться. На следующем совещании, 31 июля 1940 года, начало войны было намечено на весну 1941 года.
      - Больше откладывать нельзя, - заявил потом Гитлер, обсуждая план "Барбаросса". - Время работает на противника. В сорок первом году вермахт должен решить все континентальные проблемы в Европе, так как после сорок второго уже будет поздно.
      Но догадки еще не сама истина. И Сталин все размышлял.
      - А раз мы не готовы к войне, - говорил он, - значит, надо как можно дольше держать себя так, чтобы у Гитлера были связаны руки... Ну, допустим, что он вероломно нарушит подписанный с нами пакт. Допустим... Но как тогда Германия будет выглядеть в глазах мирового общественного мнения? - Знакомый грузинский акцент Сталина усилился. - Как отнесутся к такому вероломству те же Япония, Италия, Румыния, Болгария, с которыми Германия заключила договоры? Какая тогда цена и всем соглашениям с ними?.. Я полагаю, как уже не раз говорил, что Гитлер сделает все возможное, чтобы спровоцировать нас, чтобы не Германия, а Советский Союз предстал перед всем миром как агрессор. Вот тогда он, возможно, двинет свои армии на Восток... Но мы постараемся не поддаться на провокации. На сей счет, как ты знаешь, маршал Тимошенко и наш Генштаб получили указания.
      Молотов поднялся, подошел к столу, за которым сидел ссутулившись, словно под тяжестью, Сталин, и тихо спросил:
      - Ты полагаешь, что германская армия не посмеет нарушить нашу границу?
      - Нет, я так не полагаю, - после тягостной паузы с чуть заметным раздражением ответил Сталин. - Я просто не убежден до конца, что Гитлер отважится на прямую агрессию. - Он снова замолчал, сунув в рот трубку. Энергично пососал ее, выдохнул струю дыма, нервически шевельнув при этом усами. - Давай еще вот над чем подумаем... Мы только два месяца назад подписали пакт о нейтралитете с Японией. Япония - друг Германии и партнер по разбою. Зачем ей было заключать с нами пакт, если Гитлер собирается так скоро напасть на СССР? Разве Гитлеру, коль он собирается идти на нас войной, не выгодно, чтобы и на Востоке висел над нами меч?
      - Да, но когда Гитлер предложил нам подписать пакт о ненападении, он тоже не советовался с Японией. И ты помнишь, чем это кончилось ухудшением отношений между ними и уходом японского правительства в отставку.
      - Однако это не помешало Японии тоже подписать с нами соглашение. Сталин засмеялся и погладил крупной ладонью свои жесткие рыжеватые усы. Но я опять о том, о чем уже говорил: противоположность социальных систем все-таки не исключает наличия минимума моральных норм в отношениях между государствами. Согласно этим нормам государства должны выполнять свои договорные обязательства, иначе многоликое международное общество существовать не сможет. Нападение на нас Германии без малейшего повода с нашей стороны явится одновременно и наглым вызовом международному общественному мнению... Так неужели Гитлер настолько циничен и глуп, чтобы начать агрессию, не позаботившись о мотивах, которые можно выставить в свое оправдание перед другими народами?
      - Гитлер - зарвавшийся авантюрист! - сказал Молотов. - От него можно ждать всего.
      - Тем не менее нам сейчас очень важно знать, как будет реагировать германское правительство на наше последнее заявление.
      - Приглашение Шуленбургу прибыть в Кремль уже послано.
      - Надо поставить перед ним вопросы напрямик, помимо того, что написано в вербальной ноте. И потребовать, чтобы он по своим каналам срочно связался с Риббентропом.
      - Да, я так и мыслил нашу встречу, - ответил Молотов.
      К заблуждению ведет много дорог, а к истине только одна. Надо было найти единственно правильную...
      10
      Нарком иностранных дел в своем кабинете перечитывал вербальную ноту, адресованную германскому правительству, которую советское посольство в Берлине до сих пор не может передать Риббентропу и с содержанием которой надо как можно быстрее познакомить германского посла в Москве графа Шуленбурга. На отдельной странице были выписаны вопросы, которые Молотов намеревался поставить перед Фридрихом Шуленбургом.
      Это, кажется, был первый случай в практике наркома иностранных дел СССР, когда он с таким напряженным нетерпением дожидался приезда посла чужого государства. Поступили новые сведения, что война не сегодня завтра... Удастся ли завязать переговоры с германским правительством и в ходе их еще раз попытаться предупредить или хотя бы отсрочить нападение германских армий?.. Надо использовать все возможности.
      Графа Фридриха Шуленбурга ни в посольстве, ни на квартире не оказалось: изволят отдыхать где-то на природе... Но сможет ли сделать что-либо германский посол, если Гитлер стянул огромные силы к нашим границам с решительными намерениями и действительно отважился начать войну?..
      При воспоминании об Адольфе Гитлере Молотов словно ощутил в своей руке его вялую, потную руку и увидел его самого, зловеще-неприметного и обманчивого, как трясина под мхом. Нездоровая серость лица Гитлера, вздувшиеся веки над горящими от скрытого возбуждения глазами - весь его изменчивый облик: увертливый или тупо-упрямый взгляд, порывистые движения, вспышки азарта или вдруг наплывающая на лицо апатия, - будто таил в себе какую-то пустоту, угрожающую тем, что она способна внезапно заполняться самыми неожиданными, сумасбродно броскими, на коварных подпорках устремлениями, идеями, мыслями.
      Их встреча с Адольфом Гитлером состоялась в ноябре прошлого года в Берлине, в имперской канцелярии. Гитлер, стремительно выйдя на середину своего огромного кабинета, пожимал руку главе Советского правительства Молотову, напряженно всматриваясь в его лицо.
      Не всегда легко в государственной политике сопоставлять явления и факты с теоретическими положениями и вскрывать причинно-следственные связи явлений. Но еще более непросто взвешивать целесообразность уже сделанного и намечаемого, когда зримо надвигающиеся события вдруг кричаще противоречат добытому в тщательном анализе опыту и в зеркале глубоко выверенной теории отражаются в совершенно неправдоподобном и нежелательном виде. Как же во множестве неожиданно нависших фактов и признаков вовремя успеть найти зерна, заключающие в себе истину? Как сейчас, на пороге кромешной неизвестности, успеть постигнуть все, если это не удалось сделать в относительно спокойном течении межгосударственных отношений на протяжении хотя бы года?
      Впрочем, о каком спокойствии может идти речь? Советское правительство жило многими тревогами в еще предшествовавшие прошлогодним берлинским переговорам времена. Уже тогда было известно, что вопреки условиям пакта о ненападении Германия без консультаций с Советским правительством начала группировать военные силы близ наших границ, в том числе в Румынии и в Финляндии, стала оказывать дипломатическое давление на Болгарию, нарушала договорные сроки поставок оборудования в СССР.
      Сталин с особой пристальностью всматривался во все, что происходило не только в Германии, но и в воюющей с ней Англии. Он был убежден, что ключ к разгадке дальнейшего поведения Германии хранится в Лондоне. Этой же точки зрения придерживались все члены Политбюро. Казалось, нетрудно было постигнуть тайные надежды Черчилля. Но действительно ли тревожные признаки приготовлений Германии на нашей западной границе - результат упований Лондона?.. Значит, новый военно-политический курс Гитлера?..
      В прошлом году на одном из заседаний Политбюро мучительно искали ответы на эти и многие другие вопросы. Тем более что никогда не забывали: благоразумная недоверчивость - мать безопасности. Крайне нужна была встреча сторон на самом высоком уровне.
      - Но Москва не осквернит свою землю тем, чтобы на нее ступил Гитлер и чтобы на ней ему оказывали какие бы то ни было почести, - сказал тогда Сталин. - Советское правительство также не унизится до того, чтобы просить Гитлера принять нашу делегацию в Берлине.
      - Надо заставить их, чтобы они сами добивались встречи, - сказал кто-то.
      - Верно, - согласился Сталин. - Раз Гитлер предложил нам пакт о ненападении, он пойдет на это, если хоть немного понимает, что в политике надо уметь уступать необходимости.
      И вскоре германское посольство в Москве ощутило вокруг себя холодок отчужденности, стало испытывать некоторые затруднения в сборе информации о проблемах, интересующих Германию. В то же время зарубежная пресса все чаще начала публиковать такие сообщения своих московских корреспондентов о советско-германских отношениях, которые не могли не насторожить Гитлера, тем более, как потом стало известно, что Германия имела и другие основания опасаться недовольства СССР, ибо тайно готовилась вступить в тройственный союз с Японией и Италией.
      За несколько дней до того как мир должен был узнать о заключении военного пакта между Германией, Италией и Японией, на прием к главе Советского правительства попросился поверенный в делах Германии Вернер фон Типпельскирх, заменявший в Москве во второй половине лета прошлого, тысяча девятьсот сорокового, года германского посла графа фон Шуленбурга, который уехал на лечение. Советское правительство уже ждало этого запоздалого визита.
      Молотов прекрасно понимал, что каждая произнесенная им фраза на этой встрече со всей интонационно-эмоциональной окраской будет подробно передана Гитлеру. С холодной непроницаемостью выслушал он сообщение фон Типпельскирха о том, что Германия вступает в военный тройственный союз с Японией и Италией. Сквозь словесную вязь временного поверенного в делах Германии явственно проступало желание успокоить Советское правительство тем, что новый военный блок, рождение которого на днях закрепится подписанием соглашений, направлен якобы против США, а не против СССР, и, более того, при желании Советского правительства ось Берлин - Рим - Токио может пройти... через Москву.
      Молотов не выразил ни удивления, ни возмущения. Спокойно, с нотками назидания сказал, что этим своим шагом Германия грубо попирает советско-германский пакт, согласно одной из статей которого Берлин обязан з а б л а г о в р е м е н н о знакомить Советское правительство с текстом любых заключаемых Германией международных соглашений.
      - Вы правы, господин премьер, - смятенно ответил фон Типпельскирх. Но мой фюрер, учитывая то, что Германия находится в состоянии войны, не нашел возможным... Поверьте, в таких условиях не всегда удается придерживаться норм протокола...
      - Есть и другие прецеденты, - снова заговорил Молотов, видя замешательство фон Теппельскирха, - не менее глубоко затрагивающие интересы Советского Союза... Я имею в виду сохраненное от нас в тайне соглашение вашего правительства с правительством Финляндии относительно размещения германских войск на финской территории. - Молотов глянул в лежавшую на его столе бумагу и назвал финские порты и точное количество германских войск, выгрузившихся там. - Нам также неизвестны задачи вашей военной миссии в Румынии.
      Типпельскирх беспомощно пожал плечами, вытер платком вдруг вспотевший лоб и ответил, что не готов к разговору о проблеме, затронутой господином премьером.
      - Избегать ссор легче, нежели прекращать их, - бесстрастно напутствовал уходящего Типпельскирха Молотов. - Поддерживать же добрые отношения между государствами, не устранив взаимного недоверия, все равно что строить пирамиду вершиной вниз.
      Как и следовало ожидать, вскоре Гитлер обратился к Сталину с просьбой, чтобы лично он или глава правительства приехал в Берлин.
      Делегацию в Берлин было поручено возглавить Председателю Совета Народных Комиссаров СССР Молотову. Уже по одному этому германское правительство могло судить о серьезности, с которой Москва отнеслась к предстоящим переговорам. В Кремле еще не знали, какие "сюрпризы" готовит германская столица посланцам Москвы, но перед делегацией уже стояла четко сформулированная задача: в переговорах с Гитлером и его приближенными разгадать их тайные упования, заглянуть под маску их лицемерия и рассмотреть истинное лицо политики сегодняшней Германии. Короче говоря, надо было приложить максимум усилий, чтобы обеспечить Советскому Союзу хотя бы несколько лет мирной жизни... Трудная это была задача, имея в виду, что Гитлер, сочетающий в политике насилие с коварством и хитростью, умел прятать истину за отвлечения.
      И вот дымное, моросливое утро 12 ноября 1940 года. Дипломатический поезд прибыл на Ангальтский вокзал Берлина. Долговязый Иоахим фон Риббентроп, имперский министр иностранных дел, обратился к советской делегации с напыщенными словами приветствия. А Молотову при всей серьезности и ответственности его миссии было если не смешно, то, во всяком случае, его будоражило забавное воспоминание, всплывшее при виде Риббентропа. Никто не мог бы догадаться, чем была вызвана на Ангальтском вокзале чуть заметная под рыжеватыми усами улыбка советского посланца. Вслушиваясь в чеканные слова Риббентропа и глядя в его рыхловатое лицо, он на какое-то мгновение мысленно увидел свой кабинет в Кремле, где они втроем - Сталин, Молотов и Риббентроп - вели одну из бесед после подписания пакта о ненападении. Беседа в общем-то была уже беспредметной, ибо Риббентроп нес откровенную ересь, говоря о том, что залог безопасности Советского Союза не в крепости Коминтерна, а в дружбе с нацистской Германией, что подписание германо-советского пакта - только начало великих свершений, перед которыми склонят голову государства всего мира.
      Сталин и Молотов, слушая болтовню Риббентропа, только выразительно переглядывались и снисходительно посмеивались, понимая, что никакая дискуссия сейчас неуместна.
      Потом Риббентроп спросил, позволительно ли ему будет прямо из кабинета Молотова поговорить по телефону с рейхсканцлером. Через несколько минут Берлин был на проводе. И тут же Риббентроп дал им повод развеселиться всерьез: имперский министр восторженно начал объяснять Гитлеру, что находится в Кремле в л и ч н о м кабинете главы Советского правительства, говорит по его л и ч н о м у телефону и сидит за его л и ч н ы м столом в обществе Иосифа Сталина и что беседа проходит при полном взаимопонимании и открывает великие перспективы на будущее.
      Когда Риббентроп закончил разговор с Гитлером и, замешкавшись в кресле, посмотрел на Сталина счастливыми от избытка чувств глазами, тот с откровенной иронией сказал ему:
      - Господин министр, мы обеспокоены вашими словами, которые услышал Берлин, что вы сидите в кресле главы Советского правительства и за его столом... Вдруг Западная Европа зашумит завтра на весь мир, что вы захватили власть в Кремле?.. Такого удара Коминтерн не перенесет.
      Риббентроп, не уловив иронии, вскочил с кресла, выбежал из-за стола и начал горячо уверять, что, если в Берлин пожалует господин Сталин или господин Молотов, он обязательно сделает так, что они поговорят по телефону с Москвой, сидя в наивысочайшем кресле Германии - кресле самого рейхсканцлера Адольфа Гитлера, в кабинете его имперской канцелярии.
      - Ну, если так, тогда другое дело. - Сталин сдержанно засмеялся и бросил на Молотова уже не веселый, а недоуменный взгляд, который как бы вопрошал: "Неужели такой уровень мышления, такая мелкость духа у главного гитлеровского дипломата?"
      Как ни странно, но этот эпизод утвердил в Молотове непреходящее ироническое отношение к Риббентропу, который был главной персоной среди высших чинов нацистского рейха, встречавших советскую делегацию.
      Впрочем, впереди встреча с Гитлером. Что сулит она?.. Удастся ли угадать истинные планы этого откровенного авантюриста, взявшего на себя смелость распоряжаться судьбами народов Западной и Юго-Восточной Европы, питая к ним недоверие, презрение, а то и лютую ненависть? Удастся ли обуздать его хоть на какое-то время?..
      Удивляло и настораживало все происходившее после церемониала на привокзальной площади. Уже во дворце Бельвю, где поместили советскую делегацию, все до смешного напоминало пародию на чинное театральное представление... За завтраком седовласый церемониймейстер-метрдотель с золотой цепью на черном фраке, лакеи и официанты в расшитых золотом ливреях и белых перчатках словно не прислуживали гостям, а играли хорошо отрепетированную пантомиму... Таким был и выход из дворца для поездки в имперскую канцелярию: советскую делегацию встретила дробь многочисленных барабанов, не умолкавшая даже тогда, когда черные лимузины уже мчались по длинной липовой аллее...
      С не менее нелепой помпезностью была обставлена встреча с Гитлером. Перед самым кабинетом Гитлера большой круглый зал заполнили высокопоставленные чины рейха; теснясь в стороны, встретили делегацию поклонами и льстивыми улыбками. У высоких дверей кабинета стояли два рослых эсэсовца в черной парадной форме; по чьему-то таинственному сигналу они вдруг четко повернулись друг к другу лицом, сделали по шагу назад, объединенным толчком распахнули дверь в кабинет и, прильнув спинами к косякам, выбросили правые руки вверх, давая проход под сенью фашистского приветствия.
      В эти мгновения члены советской делегации всей глубиной мысли ощутили противоестественность происходящего. Не дурной ли это сон, что они вынуждены принимать почести фашистов, самых лютых врагов коммунизма, вынуждены будут пожимать руку их фюреру?.. И не являются ли все эти почести злой, утонченной насмешкой фашистов над высокими представителями коммунистического мира?.. Ну что ж! Они парламентеры во вражеском стане. Молотову вспомнились слова Сталина на заседании Политбюро, где обсуждались задачи этой поездки: "Товарищ Молотов, я тебе не завидую... Трудная миссия... Но история нас не осудит, если дипломатическими маневрами мы вырвем для советского народа несколько лет мира..."
      Кабинет Адольфа Гитлера был огромен, как танцевальный зал. В его конце и чуть в углу - большой, сверкающий полировкой стол. Сидевший за ним человек в костюме зеленовато-пепельного цвета, с Железным крестом на груди казался карликом. Он секунду-другую будто не замечал вошедших и неотрывно смотрел на какие-то бумаги, лежавшие перед ним, затем резко поднял голову и, словно не ожидал входа делегации, вскочил с суетливой поспешностью...
      Трудно было сдержать улыбку, так все здесь было театрально-фальшиво, рассчитано на внешний эффект. Но зачем? Удивить? Подавить мнимым величием? Продемонстрировать признаки устоявшейся государственности?
      Гитлер быстрыми шагами вышел из-за стола, на середине зала встретил вошедших и молча стал пожимать всем руки... В зале появились Риббентроп, личный переводчик Гитлера Шмидт и советник германского посольства в Москве Хильгер...
      Трижды встречалась делегация с Гитлером. Переговоры с ним представляются сейчас Молотову как одна бесконечно длинная и трудная дискуссия, в которой оппоненты заостряли внимание на совершенно противоположных проблемах. Гитлер долго и темпераментно разглагольствовал о том, что утвердившаяся на двух островах маленькая Англия завладела почти половиной мира и настал час, когда надо ликвидировать эту несправедливость... Молотов не высказывал своего отношения к этому. А Гитлер между тем продолжал: Англия вот-вот будет сокрушена Германией окончательно, и надо позаботиться о ее колониях, разбросанных по всей планете... Молотов молчал.
      - Исходя из этого, - развивал Гитлер свою мысль, - Советский Союз мог бы проявить заинтересованность к югу от своей государственной границы в направлении Индийского океана. Это открыло бы Советскому Союзу доступ к незамерзающим портам...
      Жгучая ирония клокотала в груди Молотова, и надо было напрячь силы, чтобы обуздать ее и не дать вырваться наружу саркастической улыбке. Внимательно вслушиваясь в лающий голос Гитлера и извилисто струящийся поток его слов, глядя в горящие глаза собеседника, он думал о том, что глаза деспота привлекают только рабов, подобно тому, как взгляды змеи чаруют птиц, делающихся их жертвой. Молотов угадывал в глазах Гитлера другие тайные надежды... Надо было распознать их суть, выверить истинность замыслов этого человека с обманчивой позой. И во что бы то ни стало не позволить втянуть себя в переговоры по поводу участия в разделе мира. Даже в разговоры!.. Возможно, только этого и добивался Гитлер. Возможно, ему всего и нужно было связать Советское правительство участием в переговорах о разделе сфер влияния с тем, чтобы потом, тайно или явно, сделав этот факт достоянием правительств других государств, оставить Советский Союз в полной изоляции.
      И Молотов спокойно и бесстрастно отвечал:
      - Мы не видим смысла обсуждать подобного рода комбинации. Советское правительство заинтересовано в обеспечении спокойствия и безопасности тех районов, которые непосредственно примыкают к границам Советского Союза.
      На второй день атмосфера переговоров еще более накалилась. Советский представитель без обиняков ставил перед Гитлером вопросы, связанные с безопасностью СССР, и требовал от германского правительства объяснения относительно его планов, касающихся Финляндии, Румынии, Болгарии, Греции. Гитлер изворачивался, его глаза горели, лицо покрывалось фиолетовыми пятнами, огромные ноздри угреватого носа раздувались, как у загнанной норовистой лошади. Он надеялся хитростью заполучить ключи от внешней политики СССР, но ничего не выходило.
      - Давайте лучше обратимся к кардинальным вопросам современности, убеждал Гитлер, стараясь продолжить разговор более мирно. - После того как Англия потерпит поражение, вся Британская империя превратится в гигантский аукцион в сорок миллионов квадратных километров! - Он помедлил, наблюдая, какое впечатление произвели на главу Советского правительства его слова. Здесь для России открывается путь к действительно теплому океану. До сих пор меньшинство в сорок миллионов англичан управляло шестьюстами миллионами жителей империи. Надо покончить с этой исторической несправедливостью. Государствам, которые могли бы проявить интерес к этому имуществу несостоятельного должника, не следует конфликтовать друг с другом по мелким, несущественным вопросам. Нужно без отлагательств заняться проблемой раздела Британской империи. Тут речь может идти прежде всего о Германии, Италии, России и Японии. Советскому Союзу не возбранялось бы присоединиться к нашему тройственному пакту...
      - Все это я уже слышал вчера, - сдержанно ответил Молотов и снова повел разговор о проблемах европейской безопасности.
      Гитлер был вне себя.
      11
      Ожидая приезда германского посла, Молотов думал о том, что, если немецкие войска готовы сейчас к нападению на Советский Союз, значит, уже тогда, в ноябре прошлого года, это решение было принято Гитлером. Значит, советская делегация не допустила просчетов, не дала возможности германским дипломатам изобразить Советский Союз перед всем миром как государство, якобы заинтересованное в чужих территориях. Значит, если действительно вот-вот начнется война с Германией, можно надеяться, что Советский Союз не окажется в одиночестве.
      Рядом тихо зазвенел внутренний телефон, и Молотов, вырываясь из вязкого плена воспоминаний, поднял трубку.
      - Что нового? - спрашивал Сталин.
      - В Берлине все так же, а Шуленбурга нет в городе, послали за ним.
      - Боюсь, что наши усилия уже не имеют смысла. - Голос Сталина прозвучал подавленно.
      Молотов промолчал, ощутив, что телефонная трубка в его руке словно похолодела.
      - Жуков сейчас звонил... - медлительно продолжил Сталин. - К пограничникам Киевского округа перебежал немецкий фельдфебель... Наступило молчание, и Молотов услышал, как Сталин будто с ожесточением пососал мундштук. Затем, шумно выдохнув табачный дым, сказал: - Если этот фельдфебель не подосланный провокатор, то завтра утром немцы начинают против нас военные действия.
      Молотов даже позабыл, что говорит по телефону, - с такой близкой явственностью звучал чуть сдавленный голос Сталина и слышалось его неспокойное дыхание.
      Сталин умолк. Молчал и Молотов. Потом, чуть запинаясь, спросил:
      - Что будем делать, товарищ Сталин?
      - Приходи на Политбюро. Сейчас прибудут Тимошенко с Жуковым.
      Поговорив по телефону с Молотовым, Сталин откинулся на спинку кресла и устремил взгляд в противоположный край своего кабинета. В открытые окна сквозь раздвинутые, ниспадающие от потолка до пола портьеры в кабинет вливалась вечерняя духота, неся в себе еле уловимые запахи разомлевших под солнцем кремлевских газонов и лужаек.