Гимн Рождества

– Кэр. – Лицо у Ника было мокрое, хотя дождя не было. – Кэр, зачем ты это сделала? Лучше бы это был я. Как мне жить без тебя?

Она все так же не могла дышать, и боль в груди не проходила. Горячая, липкая жидкость текла откуда-то слева, но она не могла сунуть руку под плащ и узнать, что это такое.

– Ник. – Как трудно говорить. Лицо Ника расплывается… она уже видела это однажды… очень давно.

– Кэр, любимая. – Голос Ника звучал так надрывно и безнадежно, что ей захотелось обнять его и сказать, что все будет хорошо. Но она не могла пошевельнуться. – Кэр, не уходи!

– Я люблю тебя. – Кэрол не была уверена, слышит ли он. Вокруг стоял грохот, заглушающий человеческие голоса, и ее обволакивал тошнотворный мрак.

Кэрол почувствовала, что ее будто тащат куда-то, но она не слышала, как Ник приказывает перенести ее. А боль… никогда она не испытывала такой дикой, пронзительной боли.

Боль она вынесет. Боль не будет продолжаться долго, а Ник и Пен живы. Это действительно важно, а не ее временные неудобства. Ее легкие жаждали воздуха, которого она не могла им дать. Изо всех сил старалась она вздохнуть – и не могла.

Сгущающаяся чернота придвинулась к ней, стала тяжелее, давила на нее, гнала жизнь из ее охваченного болью тела. Последнее, что она услышала, был стон Ника – стон мучительной потери, ибо его сон о любви стал явью более убийственной, чем любой мыслимый кошмар.

– Кэр! Нет!

ЧАСТЬ 5

НОЭЛЬ

Глава 17

Лондон, 1993

– Осторожно, – предупредила леди Августа, – споткнешься и упадешь.

– Где?.. Что? – Кэрол уставилась в густой туман. Вокруг фонарей были бледные ореолы, а лампочки на рождественской елке сияли призрачными разноцветными огнями. – Я еще на площади? Но здесь все спокойно. А где стрельба? И где все?

– Твои товарищи остались в своем времени. – Слова появлялись из темноты. Кэрол видела леди Августу всего лишь как немного более четкую тень в бесформенном клубящемся тумане.

– Ник! – воскликнула она. – Пен! И все остальные – что с ними сталось? – Она начинала понимать, что жива, хотя и добровольно пожертвовала жизнью. Вместо этого она вернулась в тот мир, которому принадлежала. Перемена была так внезапна, что она не могла перестать думать о тех, кого она оставила. Или оставит? Она запуталась и не находила разумный ответ, а ответ леди Августы только увеличил ее растерянность.

– Ты хочешь знать, что с ними станется? Ты уверена, что хочешь?

– Конечно хочу! Я их люблю! Хватит трюков, скажите хоть раз правду!

– Если хочешь, смотри, какое будущее их ждет.

– Да. Покажите мне. – Кэрол положила руку себе на грудь, где была роковая рана. Раны не было, и кровь не текла. И плащ цел. И все же сердце у нее под рукой билось тревожно и быстро, и ужасная боль еще не прошла – она чувствовалась, как чувствуется страшная потеря.

– Раз ты желаешь этого с таким упорством, я соизволю явить тебе одно последнее видение. Приготовься, Кэрол.

В тумане произошло какое-то движение, и Кэрол опять погрузилась в головокружительный пустой мрак. Она была не совсем одна в этом мраке. Она ощущала присутствие леди Августы, хотя и не видела свою призрачную проводницу.

– Где я?

– Смотри. – Бесплотный голос исходил из темноты, окружающей Кэрол. – Смотри. Это твой последний урок.

Постепенно из темноты проступил светлый круг. Кэрол смотрела как бы в объектив телескопа. Хотя все, что она видела, казалось очень отдаленным, она различила стену из серого камня, три деревянных столба перед ней и нескольких человек в коричневой форме народных гвардейцев. Во главе их стоял Командир Драмм, ожидая чего-то в белесом и холодном рассветном сумраке.

Появились другие гвардейцы, поддерживающие нечто похожее на три тюка тряпок. Тюки передвигались мелкими неровными шагами, и Кэрол поняла, что это люди – или то, что осталось от людей после немыслимых пыток. Она поняла, для чего эти три столба. Жалкие создания, которых тащили гвардейцы, не могли стоять, и их нужно было привязать к этим опорам.

– Зачем вы мне это показываете?

– Ты настаивала. Это последний акт, последняя сцена, – прозвучал скорбный ответ.

Со всевозрастающим ужасом Кэрол поняла, что это за ржаво-коричневые пятна на стене позади столбов. Когда заключенных привязали к столбам, к ним подошел Командир Драмм с повязками в руке.

– Не нужно повязки, – произнес разбитым голосом человек, привязанный к центральному столбу.

– Ник! – вырвалось у Кэрол. – Нет, этого не может быть!

– Нет. – Женщина слева от Ника тоже отрицательно качнула головой, отказываясь от повязки, как и ее брат, когда Командир Драмм хотел завязать ей глаза.

– Пен! Леди Августа, остановите! Заставьте Драмма остановиться!

– Я не властна это изменить. Такова участь этих людей – если настоящее и будущее останутся без изменений. А изменить что-то можешь только ты, Кэрол.

– Полагаю, ты такой же храбрый дурень, как твои приятели? И так же хочешь смотреть смерти в лицо? – спросил Драмм у человека справа от Ника.

Эта исковерканная тень могла только выдохнуть:

– Д-д-да. – Это было произнесено с такими муками, что Кэрол решила – у человека повреждена гортань. Но он, как и его друзья, пытался стоять прямо, несмотря на то что был чудовищно изувечен.

– Бэс! – крикнула Кэрол, плача от жалости. БЭС хотел ее спасти, когда Командир Драмм целился в нее, и, конечно, тот позаботился, чтобы Бэса истязали особенно страшно, поскольку он осмелился поднять станнер на самого начальника народных гвардейцев.

– Обойдемся без последних слов, – резко бросил Командир Драмм, отойдя от заключенных и присоединяясь к остальным гвардейцам. – Никто не услышит, что вы там скажете, кроме меня и моих людей, а нам на это плевать.

Ник попытался стать прямее, хотя веревки ему мешали, поднял голову и гордо посмотрел на своих мучителей. Несмотря на хладнокровное заявление Командира Драмма, Ник говорил с таким вызовом, которого никак нельзя было ожидать от человека в таких чудовищных обстоятельствах.

– Мы не умираем, – заговорил Ник, мешая слова с затрудненными выдохами, – мы любим… надеемся… по-прежнему мечтаем… о лучшем мире. Мы будем жить.

– Очаровательная теория, – фыркнул Драмм, – но боюсь, логика хромает. Когда мы вас прикончим, вам придет конец.

– Нет, – Ник задыхался, – не… не конец.

– О Боже! – закричала Кэрол. – Помоги им! Кто-нибудь, помогите!

– Гвардейцы, готовься, – приказал Командир Драмм с усталым спокойствием, показавшимся Кэрол омерзительным. – На прицел. Огонь.

– Нет! Стой! – Отчаянные мольбы Кэрол никак не действовали на происходящее. В ушах у нее резко зажужжали пули. Люди, привязанные к столбам, дернулись, а потом замерли без движения.

– Ты видела то, что хотела. – Голос леди Августы звучал как торжественный шелест в мертвой тишине, наставшей после расстрела. – Запомни это как следует.

Круг света перед глазами Кэрол уменьшался и уменьшался, пока не исчез совсем, и опять все вокруг было темно.

А в груди Кэрол, под рукой, которую она все еще прижимала к тому месту, где кровоточила рана, которую она когда-то получила за свою самоотверженность, ее сердце тихо разбилось на бесконечное количество маленьких, мучительно острых и болезненных осколков.

Глава 18

Кэрол была одна, леди Августа исчезла, оставив ее посреди площади. Сначала стояла полная тишина. Потом постепенно стали возвращаться звуки. Первое, что услышала Кэрол, был гудок автомобиля, внезапный плач ребенка и уговаривающий голос матери.

Кэрол в замешательстве озиралась. Туман поднимался. Горят фонари. Лампочки на елке сверкают разноцветно и празднично. Площадь окружают старинные дома, целые и ухоженные. Многие двери украшены венками, а в окнах яркий свет. Прямо перед ней Марлоу-Хаус. Все его четыре этажа и крыша прочные, в полном порядке, не поврежденные ни войной, ни временем.

Протянув руку к рождественской елке, Кэрол коснулась с неведомым ранее восторгом ее колючих иголок и ощутила тепло, исходящее от лампочек.

– Ты настоящая, – сказала она деревцу, – не металлическая. Тебя не выдумало равнодушное Правительство. В тебе есть смысл. Благодарю Господа Бога за Рождество!

Она не стала входить через вход для прислуги. Она знала, что Нелл, скорее всего, на кухне с мисс Маркс и Хетти, и пока ей не хотелось ни с кем разговаривать. Потом будет время для разговоров, когда она осмыслит все, что случилось.

Ключ она нашла в сумке, все еще висящей у нее на плече, и, поднявшись по ступеням, вошла через парадную дверь. В холле она задержалась на минутку, глядя на чистый черно-белый мраморный пол и панели, которые Нелл с таким усердием начищала до блеска. В холле было пусто. Крэмптон, вероятно, на кухне с женщинами. Кэрол направилась к гостиной и открыла створку двустворчатой двери.

Со дня похорон комнатой не пользовались, и она ничуть не изменилась. Стены по-прежнему были обиты бледно-желтым шелком, резные панели выделены белой и золотой краской.

Поскольку чувство времени у Кэрол было разрушено из-за сверхъестественных событий, пришлось посчитать дни по пальцам. Сколько же дней прошло с тех пор, как в этой гостиной во время приема после похорон леди Августы она грубо отказалась пожертвовать что-нибудь «Щедрому столу» при церкви святого Фиакра? Оказывается, три дня. И только вчера ночью – нет, через 175 лет, – они с Ником танцевали в маленькой, отгороженной части этой комнаты, перед тем как упасть на кровать и отдаться страстным жгучим ласкам. А утром они ушли из этой комнаты, чтобы бороться и умирать.

Кэрол прошла по обюссоновским коврам, мимо золоченых стульев и столиков эпохи Регентства в дальний конец длинной узкой гостиной. Там она остановилась, заметив, что то окно, которое со временем будет единственным окном в маленькой спальне Ника, не забито досками из соображений безопасности, а украшено драпировкой из тяжелого желтого шелка и золоченой бахромы.

– О Ник, – прошептала она срывающимся голосом. Она ласково прикоснулась к подоконнику, а потом к тому месту на стене, где когда-нибудь окажется изголовье его кровати. – Нет, я не могу этого допустить. Будущее будет другим. Я сделаю, что смогу, чтобы спасти тебя от этой ужасной смерти. И Пен, и Бэса. И всех вас.

– Добрый вечер, мисс Симмонс. – В дверях стоял Крэмптон. – Я услышал, что вы пришли. – Кэрол не ответила. Ком в горле не давал ей говорить. – Вы не откажетесь от позднего ужина, мисс?

– Позднего? А какое сейчас время? – И подумала: интересный вопрос. А в метафизическом смысле на него и не ответишь.

– Уже больше девяти, мисс.

– Ах вот как. Недавно я подкрепилась чашкой чая, так что, пожалуй, не буду ужинать. Я пойду лягу. Наверное, можно все запирать.

– Да, мисс. – Крэмптон не выразил ни малейшего удивления, услышав, что она пила чай где-то вне дома, хотя всегда ела у себя в комнате. Крэмптон вообще редко показывал свои чувства.

Впервые за почти шестилетнее пребывание в Марлоу-Хаус Кэрол задалась мыслью – о чем думает лакей? О покойной хозяйке? О Марлоу-Хаус? Об окончании своей профессиональной деятельности? Ибо ясно, что они с мисс Маркс удалятся от дел, когда Марлоу-Хаус будет заперт после разбора бумаг леди Августы. Выходя из комнаты, она прошла мимо него, посмотрев на него с любопытством, но Крэмптон закрывал за ней двустворчатую дверь и, очевидно, не заметил ее интереса.

В коридорах верхних этажей в настенных канделябрах горело несколько лампочек. Пустота и густые тени не тревожили Кэрол. После недавних событий она уже ничего не боялась. Даже смерть не пугала ее теперь. Открыв дверь в свою комнату, она нашарила выключатель и зажгла свет. Ожили лампы у кровати и у каминного кресла, осветив знакомую комнату, которая сейчас показалась Кэрол совсем чужой.

Гостья ожидала ее. Наискосок от камина, на своем невидимом диване сидела леди Августа.

– Закрой дверь и сними плащ, Кэрол. Нам нужно многое обсудить.

– А я-то думала, когда вы опять появитесь. – Кэрол затягивала время, расстегивая пуговицы и пояс плаща и вешая его в шкаф.

Ей нужны были эти минуты, чтобы собраться с мыслями. Она вовсе не была так спокойна и безучастна после последних событий, как делала вид. Она очень боялась, что леди Августа поймет это и воспользуется ее слабостью.

– Сядь, Кэрол, ты теряешь время.

– Я думала, что в вашем распоряжении вечность.

– Конечно нет. Я объяснила тебе во время моего первого появления, что у меня есть время только до Двенадцатой ночи, чтобы убедить тебя изменить твои взгляды. Сядь же!

Кэрол не хотелось сидеть, но леди Августа не дала ей времени на размышление. Молодая женщина почувствовала, что ее ведут к креслу, что она сгибается, незримая сила давит на нее, и вот она сидит в кресле так, как ей предлагали, и тогда незримая сила оставила ее в покое.

– Очень ловко, – сказала Кэрол, глядя на гостью. Потом посмотрела на гостью повнимательней. Седые волосы старой леди уже не висели вдоль лица распущенными прядями. Они были уложены в обыкновенный пучок. Она по-прежнему была одета в серо-черное одеяние, которое носила во время пребывания в будущем, но с одеждой произошли некоторые перемены. Она уже не была такой тяжелой, и длинные полотнища темной ткани уже не напоминали лохмотья, но выглядели изящными драпировками, напоминающими шифон цвета темного дыма или густого клубящегося тумана. Одеяние постоянно было в движении: юбка, длинные рукава и плащ на плечах, которого не было раньше, – все вздымалось и раздувалось от несуществующего ветерка, потом опадало, а через миг вздымалось опять. Это производило впечатление призрачное и сбивающее с толку. Кэрол подумала, что именно этого и добивалась леди Августа.

– Как ты себя чувствуешь?

– А как вы думаете? Я даже не знаю, жива я или мертва. – Леди Августа ничего не ответила на это явно провокационное сообщение, она наблюдала за Кэрол, и через пару минут та добавила:

– Скажите, что мне сделать, чтобы предотвратить трагические события, которые я недавно видела?

– Насколько я припоминаю, в этих трагических событиях ты принимала добровольное участие. Ты отдала свою жизнь, чтобы спасти тех, кого любила.

– Люблю, – поправила ее Кэрол. – Я их люблю и сейчас, и буду любить до самой… хотя это ведь уже произошло, да? Я уже умерла? Нечего сказать, много толку от моей жертвы. Вы видели их конец. Его-то я и хочу изменить, а вы скажете, как это сделать.

– Ты получила все уроки, которые я собиралась тебе дать. – Леди Августа пошевелилась, взметнув вокруг своей особы волны прозрачной черной и серой ткани. Кэрол казалось, что эти цвета сменяются более светлыми, пока она созерцает свою гостью, тогда как ее надежды постепенно рушились. Следующие слова леди Августы отнюдь не прояснили, есть ли хоть какая-то возможность изменить это будущее. – Все остальное зависит от тебя. Нужно только все время прислушиваться к своему сердцу. Там ты найдешь все, что хочешь узнать.

– Я хочу, чтобы Ник остался жив, – воскликнула Кэрол, – и Пен, и БЭС, и Джо, и Эл, и Лин – все мои друзья, которых я встретила в двадцать втором веке.

– Тогда нужно сейчас же приступать к делу. Ибо время движется по направлению к этим событиям, и если ты не изменишь настоящее, Ник и его друзья погибнут в этом неудачном восстании или их казнят после его подавления. Только ты можешь изменить будущее, которое ты видела сегодня вечером. Если ты захочешь, Ник и его друзья будут жить при демократическом, представительном правительстве. Никаких восстаний не понадобится, потому что не будет никаких репрессий. Города не будут лежать в развалинах, и климат не изменится от применения чудовищного оружия, и будут праздновать Рождество и все другие праздники. Все это зависит от тебя, Кэрол.

– Вы ошибаетесь, – возразила Кэрол, все больше впадая в безнадежность, – один человек не может уладить все мировые проблемы.

– Этого от тебя и не ждут. А ждут только одного – заботы о тех, кого ты знаешь и кому можешь помочь. Начни со своих ближних и продолжай и все время делай все, что можешь. Малейшее изменение сейчас может привести к гораздо большим изменениям в будущем, чем ты представляешь себе.

– Все, что могу, – задумчиво повторила Кэрол. – Раньше я не делала все, что могла, да?

– Так делай теперь. Начать никогда не поздно. – Леди Августа поднялась, одеяние развевалось вокруг нее. – А теперь ложись спать. Боль от этого вторичного расставания с любимым утихнет, особенно если учесть, что у тебя есть возможность спасти его в другой раз. И спасти Кэр.

– Вы хотите сказать, что Кэр будет существовать? – Кэрол широко раскрыла глаза. – Настоящая Кэр?

– Думаю, ты и была настоящей Кэр. – Склонив голову набок, леди Августа посмотрела на нее острым взглядом. – Разве Ник не объяснил все это, когда ты появилась в этом варианте будущего? Конечно же, он рассказал тебе о своих снах, предсказавших вашу встречу?

– Да, – вспомнив об этом, Кэрол вздохнула, – я слушала его прекрасные слова, но до этой минуты не понимала их по-настоящему. Значит, это правда? В будущем мы с ним встретимся и будем жить после тех дней, что я провела там? И Пен, и все остальные?

– От тебя зависит, станет ли эта возможность реальностью. – Леди Августа подняла руку, и Кэрол охватила дремота. Единственное, что она могла сделать, – это не закрывать глаза. Она зевнула, но ей даже не удалось поднять руку, чтобы прикрыть рот, так она устала.

– Сон залечит твое горе, – сказала леди Августа.

– Не уходите. Мы еще увидимся? Ведь вы сказали… – Кэрол была такая сонная, что даже не могла припомнить, что сказала леди Августа.

– Меня трогает твое желание побыть в моем обществе, а ведь было время, когда ты его презирала. – В затихающем голосе леди Августы слышалось удовольствие, и доброта, и тепло, которых прежде Кэрол в нем не замечала. – Я появлюсь еще раз. Сейчас мне нужно быть в другом месте. У тебя есть время до Двенадцатой ночи, Кэрол. Сделай все возможное, дитя мое. Помни, что я завишу от тебя.

Голос все слабел и слабел, и последние слова Кэрол едва расслышала. Она вздохнула, повернулась и уютно укуталась в одеяло. В голове у нее проплывали разные вопросы, но она слишком устала, чтобы отвечать на них. Скоро наступит завтра. А сейчас у нее есть мягкая подушка, теплая постель и фланелевая ночная рубашка.

Подушка? Ночная рубашка? Разве она не сидела только что у огня?

Глава 19

Двадцать седьмой день рождения Кэрол приходился на рождественский сочельник. Она встала рано и мельком отметила этот факт. Кончив умываться, она внимательно посмотрела на себя в зеркало над раковиной, ожидая увидеть на своем лице следы огромных перемен, которые с ней произошли. Но за исключением легкого намека на улыбку, появившегося у обычно опущенных уголков рта, лицо было таким же, как всегда.

– После того, что я пережила, – тихо сказала Кэрол сама себе, – у меня должны быть красные глаза, потому что я плакала всю ночь. Но я спала лучше, чем когда-либо за все эти годы, и я не вижу внешних признаков сильного душевного потрясения. Почему?

Она довольно быстро докопалась до ответа. Как бы ни были реальны ужасы будущего, на самом деле они еще не произошли, поэтому и не могли сказаться на ней. Ник еще не родился, а значит, и не погиб по приказу Командира Драмма. Ник, его сестра и его друзья могут никогда не оказаться перед лицом ужасной смерти, свидетелем которой была Кэрол. Она может так сделать.

– И сделаю, – сказала Кэрол своему мокрому отражению. – У меня есть власть влиять на будущее. Так сказала леди Августа, и я ей верю. Вопрос в том, с чего начать.

К тому времени, когда она подкрасилась и оделась, план был готов. Час ранний. Каждое утро в 7.30 Нелл приносит ей завтрак, но сегодня Кэрол не будет ждать, пока ее обслужат. Она быстро спустилась в кухню.

– Ах, мисс, – воскликнула Нелл, увидев ее, – а я как раз ставлю все на поднос.

– Не нужно вам подниматься по всем этим лестницам. Я поем прямо здесь, за кухонным столом. Я не помешаю вам, мисс Маркс? Вы, кажется, очень заняты.

– Завтракайте, где вам нравится, – ответила та довольно нелюбезно.

– Спасибо, тогда здесь. Мне бы надо с вами поговорить, мисс Маркс. И с вами, Нелл.

– О чем? – спросила кухарка, с грохотом поставив на стол два противня со свежим хлебом.

– Во-первых, если ваше приглашение остается в силе, я буду счастлива присоединиться к вашему рождественскому обеду.

– А я думала, у вас другие планы. – Мисс Маркс выкладывала на доску горячие хлебы, чтобы дать им остыть, но остановилась и бросила на Кэрол резкий взгляд.

– Да, но мои планы… они… они провалились. И потом, будет очень славно, если весь персонал разделит общую трапезу – ведь это почти наверняка наше последнее Рождество в Марлоу-Хаус.

– Ой, да, – сказала Нелл, – ой, это будет так мило, правда же, мисс Маркс?

– Если хотите пообедать с нами, – сказала мисс Маркс, – милости просим. В конце концов, это Рождество. Но все-таки не понимаю, зачем это вам.

– Она же сказала зачем, – воскликнула Нелл.

– Нет, не сказала. – Кухарка, нахмурившись, посмотрела на Кэрол, а та вдруг улыбнулась ей. Мисс Маркс вытаращила глаза и от удивления потеряла дар речи.

Кэрол только что вспомнила старое изречение: если хочешь, чтобы человек стал твоим другом, не делай ему одолжений. Пусть он сделает одолжение тебе.

И Кэрол заявила:

– Мисс Маркс, я хочу попросить вас о большом одолжении.

– Так я и знала. – И мисс Маркс опять сурово посмотрела на Кэрол.

– Да. – Кэрол все еще улыбалась, – вы знаете «Щедрый стол» при церкви святого Фиакра?

– В нашем квартале все его знают. Преподобный мистер Кинсэйд с супругой делают людям много добра.

– Я с вами согласна. – Кэрол улыбалась теперь не только кухарке, но и Нелл, и Хетти, и Крэмптону, которые вошли, пока она говорила, и очень удивились, увидев ее сидящей за столом. – Думаю, мы должны помочь Люциусу Кинсэйду и его жене в их попытках накормить бедных. Я уверена, что им не помешает лишняя еда, и лишним рукам найдется работа – помочь приготовить угощение на этот вечер.

– Помочь им? – Во взгляде мисс Маркс было сомнение. – Ну не знаю. У меня еще столько дел с нашим обедом.

– Не говорите глупостей, – вмешалась Нелл, – всего-то с полчаса, как вы похвалялись, что управились, что вам уж и делать-то нечего до завтрашнего утра. И подумайте, сколько вы всего напекли. Мы впятером этого не съедим, и все зачерствеет. Вот что хорошо подарить святому Фиакру, а они уж это оценят.

Когда Нелл остановилась перевести дух, Крэмптон прочистил горло и сказал:

– Если я могу сделать дополнительные предположения, то мне кажется – в подобных учреждениях всегда приемлют консервы. Если их не используют для сегодняшнего угощения, их легко сохранить на будущее. Люди хотят есть не только по праздникам, а «Щедрый стол» кормит бедных круглый год. Так вот, в погребах под кухней полно продуктов, которые не будут использованы, если Марлоу-Хаус вскоре запрут. Душеприказчикам леди Августы придется изыскать способы и как-то распорядиться этими консервами. Можно отнести некоторое количество банок в «Щедрый стол».

– Считаю, что леди Августа не одобрила бы вашу идею, Крэмптон, – заявила мисс Маркс строгим голосом.

– Поверьте мне, – вмешалась Кэрол, – та леди Августа, которую я знаю, от всего сердца поддержала бы Крэмптона.

– Вы действительно так думаете? – Мисс Маркс, кажется, была озадачена уверенным голосом Кэрол, но спустя мгновение кивнула, признавая, что, видимо, леди Августа была щедрее, чем представляла себе ее кухарка.

– Что ж, в таком случае, раз сейчас праздники, я испеку еще хлеба и пошлю его в церковь.

– Спасибо. – Кэрол помолчала, а потом спросила:

– Если я куплю индейку, чтобы внести свою лепту, сможете ли вы приготовить ее, чтобы отнести туда к вечеру? Я точно не знаю, когда начнется обед. Честно говоря, я не умею жарить птицу.

– Понимаете, я как-то сомневаюсь, – начала мисс Маркс, вторично озадаченная и несколько огорченная таким количеством предложений.

– Двери «Щедрого стола» открываются сегодня в пять часов, – сообщила Хетти. – Ой, мисс Маркс, давайте сделаем все это! Я знаю, леди Августа была не такая, чтобы помогать бедным, но м-р Кинсэйд всегда ко мне добрый. Я в церковь хожу каждое воскресенье, – призналась она Кэрол.

– Я считаю, что мы можем внести свой вклад – ну вот о чем мы говорим, помочь им, раз теперь Рождество. – Мисс Маркс посмотрела на простую булочку на тарелке Кэрол и на чашку чая, которую ей налила Нелл. – Маловато для завтрака. Я приготовлю пару яиц, если хотите.

– Очень хочу. – Кэрол откинулась на спинку стула. Она была вполне удовлетворена реакцией прислуги на первую часть ее плана, направленного на изменение будущего. – Если можно, болтунью из двух яиц. И большое вам спасибо, мисс Маркс.

Утро прошло в суматохе последних рождественских покупок. Первой в списке стояла индейка. Кэрол купила самую большую птицу и сама отнесла ее в Марлоу-Хаус.

– Я хотела, чтобы вы успели приготовить ее, – сказала она кухарке, – поэтому не стала связываться с доставкой на дом.

– Ха! По крайней мере вы знаете, что купить на уйму ртов. – Мисс Маркс с удовлетворением оглядела индейку. – Этим можно многих накормить. Я развела огонь в большой печке. Мы всегда ее использовали, когда жарили на целую толпу, – это еще когда отец леди Августы был жив и принимал гостей. А вы что же, уходите? Я думала, вы нам поможете. – Это последнее восклицание было адресовано спине Кэрол.

– Меня никогда не учили готовить, – ответила она, держа руку на дверной ручке, – это я оставляю на такого специалиста, как вы, мисс Маркс. Мне еще нужно кое-что купить. Я вернусь, когда нужно будет помочь отнести все в церковь.

Она не сказала, что нервничает все сильнее из-за своих благотворительных планов и что ее успокаивает возможность прийти в церковь вместе со слугами и не встречаться с Кинсэйдами наедине.

– Пока вас не будет, – Крэмптон появился в кухне до того, как Кэрол ушла, – я позвоню преподобному мистеру Кинсэйду и сообщу о наших намерениях. Лучше, чтобы он заранее о них знал, потому что тогда, с учетом наших добавлений к столу, он сможет пригласить больше голодных, чем обычно.

– Хорошая мысль, Крэмптон. Я рада, что вы об этом подумали.

Это предложение Кэрол восприняла с большим облегчением, чем Крэмптон мог предположить. Конечно, это трусость с ее стороны – предоставить ему выравнивать для нее дорожку к Кинсэйдам, но Кэрол боялась, что ректор с женой будут недовольны, увидев ее, – ведь она так нагрубила им в понедельник. Сейчас Кэрол казалось, что эпизод в гостиной после похорон произошел несколько лет тому назад, но для Кинсэйдов это было всего лишь несколько дней! Они, конечно, его не забыли. Молясь про себя, чтобы ей простили ее резкость и позволили сделать то, чем она может помочь этим славным людям из церкви св. Фиакра, Кэрол постаралась выскочить из кухни прежде, чем мисс Маркс придумает предлог и заставит ее помогать им. Теперь, когда индейка в умелых руках, Кэрол может приступить к выполнению остальных пунктов своего плана. Она направилась сначала на Бонд-стрит, а потом на Риджент-стрит.

Она быстро купила флакон туалетной воды и баночку крема для рук с таким же запахом для Нелл, руки у которой были красными и шершавыми от домашней работы и которая, как подозревала Кэрол, тосковала по всяким женским радостям, бывшим ей не по карману. Для Крэмптона Кэрол купила книгу об исторических зданиях Англии. Затем выбрала красивую блузку для мисс Маркс. Проблемой был подарок для Хетти, поскольку судомойка, кажется, не интересовалась ничем, кроме своей работы, а когда леди Августа показала Кэрол праздничный обед слуг, та узнала, что Хетти почти не умеет читать. Значит, книга не годится, но, вспомнив, что Хетти ходит в церковь каждое воскресенье, Кэрол наконец остановилась на фетровой шляпе, украшенной веселым красным пером.

Много лет она никому не покупала подарков, а в годы ранней юности рождественские покупки воспринимались ею как противная домашняя обязанность. Сегодня все иначе. Каждый подарок – в некотором смысле дар любви, и пожелания «Веселого Рождества», которых она наслушалась за это время, звучали для расцветшей души музыкой, почти такой же радостной, как рождественские песни, которые заводили в магазинах.

– Забавно, – сказала себе Кэрол удивленно, – никогда не думала, что беготня по магазинам за подарком может сделать меня счастливой.

Она знала, что была бы еще счастливей, если бы с ней был любимый человек, но решила не думать о своих желаниях. Она осуществляет свой план, согласно которому обеспечивает этому самому человеку долгую счастливую жизнь. И достаточно знать, что у нее все получается.

Нагруженная покупками, она остановилась у дверей кондитерской. Леди Пенелопа Хайд оценила бы весело украшенные и толково разложенные на витрине коробки с шоколадом и прочими сладостями. Пен, которая живет в далеком будущем, любит сладкое. Полагая, что Абигайль Пенелопа Кинсэйд тоже сладкоежка, Кэрол вошла в магазин и выбрала большую коробку конфет ассорти.

– Веселого вам Рождества, – сказал ей вслед продавец.

– Веселого Рождества, – ответила Кэрол, улыбаясь ему сияющей и совершенно искренней улыбкой.

Она задержалась на время у магазина, пытаясь уравновесить свои покупки, и, поняв, что не сможет их унести, взяла такси и вернулась в Марлоу-Хаус. Она прокралась через парадный ход, отнесла все в свою комнату и спрятала подарки в шкафу, на тот случай, если Нелл зачем-то войдет к ней. Опустив свертки на пол гардероба, она выпрямилась и оглядела свои туалеты. Маловато, и все такое коричнево-черно-серое.

– Безрадостное зрелище, – заметила она. – С этим надо что-то сделать. И еще мне нужны украшения для холла Святого Фиакра и для самой церкви. Хватит у меня денег?