Майк Хаммер (№11) - Шанс выжить — ноль

— Конечно, это мне будет разрешено сделать, поскольку не имеет никакой связи с моими ограничениями. Правда, они не учли, что у меня могут быть вот такие встречи в мужских туалетах.

* * *

Цезарь Марио Таллей не показывался, и никто не мог мне сказать, где он находится.

Маленький Джо уже собирался отправиться к месту своего ночлега, когда я спросил его о Цезаре.

— А ты спрашивал о нем у Лео?

— Они не видели его с утра.

— А как насчет Тэсси... ты ведь знаешь ее, это Тереза Миллер, привлекательная маленькая проститутка?

— Она видела его только после обеда. Послушай, Джо. Он говорил мне, что собирается навестить приятеля. Ты не знаешь, случайно, кто бы это мог быть?

— Майк, я видел его несколько раз с разными людьми, но, пожалуй, ни на ком не могу остановить свой выбор. Ведь каждый из нас работает на своем участке, и я особенно не приглядывался к его приятелям. А послушай, почему бы тебе не поговорить с Остином Тауэром? Долговязый малый, который всегда околачивается у газетного киоска в соседнем квартале. Уж он-то наверняка что-нибудь знает.

Я поблагодарил Джо и наградил его очередной пятеркой.

— Я никогда не отказываюсь от денег, — засмеялся тот.

Остин Тауэр не был расположен к разговору, но все же отложил пачки газет, которые помогал разгружать, и отошел со мной к дверям закрытого обувного магазина.

— Я буду говорить только с адвокатом, — заявил он, еще не спрашивая, в чем дело.

Все, что мне оставалось делать, это внимательно на него смотреть.

— Послушайте, мистер... — наконец произнес он.

Я показал ему свой 45-й, распахнув немного пальто, и это привело его в еще больший испуг.

Я резко задал ему вопрос:

— Где мне найти Цезаря?

Он немного побледнел и стал говорить еще более неуверенно:

— Но ведь он ничего не сделал...

— Ты видел его сегодня?

— Да, конечно. Около четырех часов. Они покупали какую-то еду, он и его приятель...

Теперь он говорил бодрее, убедившись, что мой интерес не относится к нему.

— Где он?

— Его приятель обычно торчит на Сорок седьмой улице, возле продуктового магазина или внутри его.

— Покажи мне.

— Но, мистер...

Я повторил просьбу еще раз, более резко и настойчиво.

И он показал мне это место. Небольшой, всего в две комнаты, подвал был пропитан дымом марихуаны. Цезарь Марио Таллей и его приятель были уже невменяемы.

Мне ничего не оставалось, как выругаться.

— А когда они смогут прийти в себя? — спросил я у своего провожатого.

— Как я могу это знать, мистер...

Я смотрел на него так пристально, что голова его стала погружаться в плечи.

— Ведь это ты продал им дерьмо, и ты знаешь, сколько у них его было. А теперь проверь, сколько осталось, и сообрази, когда они очухаются. Иначе я сломаю тебе шею!

Он не возражал на этот раз. Одного взгляда на меня ему хватило, чтобы понять, что я не шучу. Он подошел к лежавшей на полу парочке, профессионально проверил их карманы и со знанием дела заявил, что это произойдет через три или четыре часа.

В этот момент я улыбнулся той самой улыбкой, которая приводила в чувство и не таких слюнтяев, как этот подонок.

— Думаю, если тебе повезет, они придут в чувство и через час. Поэтому оставайся здесь и занимайся ими, пока не добьешься успеха. Это твой бизнес, и ты должен знать все способы. Ты начнешь работать с ними без промедления. И не пытайся сбежать отсюда. Запомни, у тебя есть только один час!

— Но, мистер, вы не знаете этот товар!

— Я не знаю, но ты очень хорошо его знаешь, — это было все, что я сказал ему на прощание.

* * *

Вельда позвонила еще раз. Она все еще занималась розысками, но следов Бивера ей не удалось пока обнаружить. Она собиралась позвонить через час, когда проверит еще один вариант. Это давало мне почти сорок шесть минут работы без ее указаний.

Такси доставило меня на угол Колумбус-авеню и Сто десятой улицы, и, когда я вышел, на меня нахлынули воспоминания детства. Здесь многое изменилось, но некоторые детали остались такими же, как и прежде. Окружающие люди уже не знали меня, но все равно принимали за своего. Я был частью этой жизни, которая по своему внутреннему содержанию мало изменилась.

Я показывал фотографию Бивера в барах, маленьких магазинах и кондитерских.

Водитель такси, чем-то напоминающий цыгана, долго смотрел на фотографию, потягивая кофе, а потом сказал, что определенно видел здесь этого типа, но не может вспомнить ни место, ни время. Он посоветовал мне поговорить с Джеки, рыжей проституткой, которая зарабатывала деньги, чтобы поступить в колледж. Джеки знала почти всех.

Она знала и Бивера, с которым встречалась пару недель назад. По ее мнению, он жил не в этом районе, а здесь навещал своего приятеля. Кто этот приятель, она не имеет представления. Здесь кругом столько всяких людей, что трудно представить, к кому он мог приезжать.

Мои дальнейшие расспросы о соседних домах тоже ни к чему не привели. Я медленно шел вдоль улицы, разглядывая дома и постройки на пустырях. В середине квартала меня привлек кирпичный дом, в подвальном помещении которого расположился дешевый магазин одежды. Я толкнул дверь, на которой висела табличка: «Открыто», и вошел внутрь.

Зигмунд Кац был похож на маленького гнома, на кончике носа которого висели очки, а лысая голова блестела под светом единственной лампочки. Его глаза имели водянисто-голубой оттенок, очевидно усиливаемый толстыми стеклами очков, а на лице была слабая, но дружеская улыбка. В его голосе явно чувствовался европейский акцент.

Когда я показал ему фотографию, ничего нового он мне не сказал.

— Нет, этого человека я не видел, — заявил он вполне определенно.

— А вы, наверное, знаете здесь очень многих?

— Молодой человек, я сижу на этом месте почти шестьдесят лет. — Он помолчал и внимательно посмотрел на меня. — А что, вас интересует только он?

На его лице застыло выражение ожидания.

— И другие тоже.

— Я почувствовал это. И они... они не очень порядочные люди?

— Да, они очень плохие люди, мистер Кац.

— Но по их внешнему виду этого не скажешь, — заметил он.

— Кого вы имеете в виду?

— Они выглядели достаточно молодо и были хорошо одеты, но ведь это не говорит о том, что люди эти хорошие...

Я описал ему Карла и Сэмми, и он кивнул.

— Да, именно эти молодые люди.

— Когда они вышли от вас, куда направились?

Старик улыбнулся, потом покачал головой и стал заниматься своим делом.

— Нет, боюсь, что я не знаю этого. Очень давно я усвоил главный урок — не вмешиваться в чужие дела.

Я сделал глубокий вдох, но, прежде чем я собрался уходить, он добавил:

— Скажите мне, молодой человек, вы выглядите почти как они, но вы совсем другой. Вы хороший человек?

— Во всяком случае, я не из той компании.

Я напряженно ожидал, стараясь угадать, что последует за этим.

— Но все-таки вы порядочный человек?

— Возможно, для некоторых людей это будет именно так.

— Этого вполне достаточно для меня. Я скажу вам кое-что еще. В доме миссис Стоун... Там не только двое, там гораздо больше незнакомых людей. Сначала их пришло трое, а через несколько минут появилась еще пара. Так что будьте осторожны, молодой человек. Это, как мне кажется, не очень хорошее дело.

ТЕПЕРЬ СОБЫТИЯ СТАЛИ ПРИОБРЕТАТЬ НОРМАЛЬНЫЙ ХОД.

Я снова выбежал под дождь, перебежал через улицу и нашел дом с разбитой входной лестницей. Стараясь наступать на сохранившиеся ступеньки и сжав в руке свой 45-й, я начал быстро подниматься вверх.

Входная дверь была только слегка приоткрыта, так что не являлась преградой для меня. Я быстро распахнул ее и стал вглядываться в чернильную темноту вестибюля. Понадобилось несколько секунд, чтобы глаза адаптировались и я смог продвигаться вперед.

И В ЭТОТ МОМЕНТ ВРЕМЯ СДВИНУЛОСЬ С МЕРТВОЙ ТОЧКИ.

Со второго этажа раздались звуки разламывающегося дерева, хриплый крик и приглушенные звуки выстрелов из крупнокалиберного револьвера. Кто-то застонал, послышались ругательства. Теперь мне не нужно было скрывать свое присутствие. Я преодолел лестничный марш, перепрыгивая через две ступеньки, увидел новые вспышки выстрелов, и на меня рухнула громадная фигура с безжизненно болтающимися руками. Со страшным грохотом мы свалились в лестничный проем на старый чугунный радиатор, от столкновения с которым у меня засверкало в глазах.

Глава 11

Вельда продолжала кричать, впадая в ярость. Я отчетливо слышал ее голос:

— Черт возьми, Майк! Ты в полном порядке?! Отвечай мне, Майк!..

Моя голова была словно расколотой на две половинки. Свет карманного фонаря, который она направила в темноту, резко ударил мне по глазам, и некоторое время я был словно загипнотизирован.

— Майк?!!

— Я не ранен, — ответил я вяло.

— Черт возьми, почему ты не подождал? Почему ты не позвонил?..

— Успокойся. — Я встал на ноги и, взяв из ее руки фонарь, направил его на тело. Это был Сэмми. Его голова была в крови, а глаза уже остекленели. Он тоже получит свой земельный участок.

На улице уже собирался народ, и с минуты на минуту можно было услышать звуки сирен.

Вместе с Вельдой я поднялся вверх по лестнице. Карл с разбитым лицом лежал на полу кухни, рядом с ним на стуле сидел парень в старой спортивной куртке, потертых джинсах и с дыркой в голове, как раз над самым ухом; Вуди Баллингер находился в более приличном виде: казалось, что он устроился отдыхать на диване, прижав одну руку к груди и изображая из себя патриотически настроенного гражданина, ожидающего подъема флага. Правда, рука его прикрывала огромную рану, из которой вытекала кровь.

Бивера среди них не было.

Я обошел все кругом и обратил внимание на разбитый стул рядом со столом, на котором болтались остатки веревок. Кто-то еще был здесь. Сзади стула было разбитое окно, выходящее к пожарной лестнице.

Я взглянул на стол и понял, почему Вуди так хотел добраться до Бивера. На столе лежал лист бумаги, на котором были переписаны все члены организации, которую так тщательно оберегал Вуди. И хотя записи были соответствующим образом закодированы, мне все стало понятно. Лист бумаги имел следы сгибов, соответствующих размеру мужского бумажника.

ВОТ ЗАЧЕМ ЕМУ БЫЛ НУЖЕН ВИВЕР. НО КОМУ ЖЕ БЫЛ НУЖЕН ВУДИ?

Моя голова была готова развалиться на куски. Через несколько минут весь дом будет заполнен полицейскими, а Бивер, который так нужен мне, скрывается где-то в неизвестном для меня месте.

Я спрятал пистолет и повернулся к Вельде.

— Ты останешься здесь со всем этим хозяйством, котеночек. Рассказывай им столько, сколько знаешь, но только дай мне возможность выиграть время.

— Майк...

— Это была только первая остановка на маршруте Бивера.

Он направился еще куда-то, но куда, мы не знаем. — Я подошел к окну и просунул в него ногу. — А как ты узнала об этом месте?

— Один из людей Энтони Вирелли видел здесь автомобиль Вуди. Он и сказал об этом.

— Ты не заметила, кто-нибудь выходил из здания?

— Я не знаю... не уверена. Я искала только тебя.

— Ну хорошо, детка. Задержи их. Они уже поднимаются. Остин Тауэр получил гораздо больше времени, чем я ему обещал. Цезарь и его приятель сидели на холодном полу, прижимаясь друг к другу. Их глаза еще имели странный блеск, который обычно сопровождал их увлекательное времяпрепровождение.

Когда Тауэр услышал, что я пришел, он встал рядом со своими пациентами, будто желая получить благодарность за их вид. Цезарь повернулся в мою сторону и выдавил болезненную улыбку.

— Хе, Майк. Убери... убери эту сволочь отсюда.

Я взглянул на Остина и спросил:

— Как их состояние?

— Мистер, я попытался сделать все, что только мог. Я думаю, что они уже вполне готовы.

— Хорошо, а теперь сматывайся отсюда, и чтобы я не видел за тобой таких дел!

Ему не нужно было повторять это дважды. Цезарь все время пытался подняться на ноги.

— Спасибо тебе, Майк. Этот парень мог отравить нас.

— Послушай, Цезарь, это и есть твой приятель, про которого ты мне говорил? — спросил я, разглядывая лежащего на полу. — Это тот парень, к которому ты собирался по поводу Бивера?

— Точно, Майк. Мы и встретились с ним, как я обещал.

— Ты собирался встретиться еще и со мной, Цезарь! Его лицо приняло скорбное выражение.

— Мне очень жаль, Майк. Но ведь это же не конец света, чтобы так спешить?

— Эй, мистер. Я вспомнил, о чем меня спрашивал мой приятель Цезарь. Он спрашивал про этого парня в красной рубашке, где он бывает.

— Так где же?

— Кармин сказал мне, что видел его в отеле «Стентон». Они жили на одном этаже.

— Он описывал его?

— Высокий. Худой. Неприятный характер. Этот парень бывал там не всегда, но оплачивал счет постоянно.

— Что еще?

— Главное, он всегда был в красной рубашке. Никогда не расставался с ней, как будто это был у него главный талисман.

Я уже собрался уходить, когда он спросил:

— Мистер, у вас не будет четвертака? Я совершенно больной.

Я положил пять долларов на стул и посоветовал ему чаще смотреться в зеркало после подобных светских приемов.

* * *

Остановив такси на Восьмой авеню, я дал водителю адрес отеля «Стентон». На рубеже веков это был первоклассный отель с вполне установившимися традициями и избранной клиентурой, но со временем все это было утрачено, здание пришло в упадок, и знаменитый когда-то отель превратился в отель для транзитных пассажиров и обиталище для отбросов общества.

Время приближалось к десяти часам вечера. Вполне возможно, что Бивер сделал еще один прыжок, и здесь его уже не будет.

Я положил деньги на сиденье и, не дожидаясь сдачи, выбежал из машины. Вновь дождь ударил мне в лицо, а ветер сбивал с ног.

Я вошел в холл и направился прямо к дежурному клерку, который, даже не взглянув на меня, бросил в воздух:

— Комнат нет.

Он разгадывал кроссворд с таким увлечением, что, видимо, забыл о сигарете, прилипшей к углу рта.

Я сбросил журнал с кроссвордом на пол и выбил изо рта сигарету. Он попытался принять угрожающую позу, но быстро увял, взглянув на мое лицо.

— У меня очень плохие манеры, приятель, — произнес я спокойно.

— Если вы ищете неприятности...

— Я и есть самая большая неприятность, мальчик. — Я позволил ему посмотреть на себя еще несколько секунд, пока он не опустил глаза и не вытер себе губы. Затем достал из кармана фотографию (их теперь почему-то было только две, а где я мог потерять третью, уже не приходило в голову) и показал ему.

— Узнаешь его?

Ему не хотелось говорить, но он не знал, что будет, если промолчит. Наконец он кивнул:

— Комната 417.

— Где он сейчас?

— Недавно пришел. Его лицо было разбито, он был весь в крови. Что он сделал?

— Ничего, что могло бы тебя заинтересовать.

— Послушай, приятель... нам не хотелось бы здесь шума, у нас вполне приличное заведение. Этот парень никогда не причинял нам хлопот, поэтому уж вы, парни...

Я схватил его за руку.

— Почему «парни»?

— Потому что был еще один. Другой коп. Он тоже интересовался им.

— Коп?

— Конечно. У него была такая же фотография.

Пат мог получить такую карточку. В конце концов, они же обмениваются информацией между отделами, и такой вариант не вызывал у меня подозрений.

— Ты видел, как они выходили?

— Нет, я не следил за этим. Ты думаешь, я поступил неправильно?

— Я не думаю этого. Еще одна просьба... Оставайся около телефона.

После этого я прошел в лифт и нажал на кнопку четвертого этажа.

Возле 417-го номера я остановился и приложил ухо к двери. Но там не было слышно ни единого звука. Я вытащил свой 45-й, снял с предохранителя и два раза постучал в дверь. Никто не ответил. Я проделал это еще раз с тем же успехом. Затем я проверил замок. Дверь была заперта, но для взлома такого замка не нужно было тратить много времени. Когда дверь наконец открылась, я вошел в темную комнату, освещенную только светом уличных фонарей, падающим через окно.

Я подождал, прислушиваясь, затем включил свет и тут же упал на пол. Ничего не произошло.

Я поднялся, убрал пистолет на место и закрыл дверь. По-прежнему кругом было тихо и не чувствовалось никаких признаков жизни.

Бивер лежал на полу в луже собственной крови. Он был мертв, так мертв, как только мог себе это позволить. Его живот был разделан, как на бойне, а в груди торчал нож. Губы стягивала прозрачная липкая лента.

Эта ситуация отличалась от той, которую я застал в компании Вуди и от которой Биверу удалось сбежать. Это было совсем иначе.

НЕТ, ЭТО БЫЛО ТОЧНО ТАК ЖЕ! ЭТО УЖЕ СЛУЧИЛОСЬ РАНЬШЕ. С ЛИППИ САЛЛИВЕНОМ.

Я оглядел комнату, стараясь обнаружить возможное отсутствие в ней характерных предметов, которые могли служить причиной этого нападения.

У Бивера было очень мало вещей. Два костюма и две спортивные куртки. Все карманы были вывернуты наружу. На дне шкафа валялись окровавленные брюки и красная рубашка.

Я провел в комнате еще около двадцати минут, пытаясь убедиться, что ничего не пропустил, после чего сел на угол кровати и закурил.

Глядя на тело Бивера, лежащее на полу, я подумал, что даже красная рубашка не уберегла его от печального конца.

Затем я неожиданно для себя стал тихо смеяться. Я подошел к шкафу, где лежала груда одежды. Бивер снял ее и бросил вместе с остальными вещами, когда менял свою окровавленную. Она была столь малозначительна для убийцы, что он даже не обратил на нее должного внимания, так как на ней не было ни одного кармана.

НО ЭТО БЫЛ ТАЛИСМАН ВИВЕРА. И, КРОМЕ ТОГО, ЭТО БЫЛО МЕСТО, ГДЕ ОН ПРЯТАЛ СВОЮ ГЛАВНУЮ ЦЕННОСТЬ: ЧТО-ТО ТАКОЕ. С ЧЕМ ОН НИКОГДА НЕ РАССТАВАЛСЯ.

Я нашел место, где кончался шов рукава, и потянул что-то из шва. Листок тонкой бумаги, скрученный в небольшой комок, выпал оттуда. Я развернул его, медленно просмотрел, а затем подошел к телефону и позвонил Эдди.

Тот сообщил мне, что ему очень трудно отделаться от своих опекунов, но если он это и сделает, то ему придется расстаться с работой репортера. Он хотел знать, стоит ли овчинка выделки.

Я сказал ему, что стоит.

Глава 12

Я помог ему освободиться от рвоты и отправить его ужин в городскую канализацию, подождал, пока он умывался холодной водой и растирался полотенцем в ванной. Он вернулся в гостиную, стараясь не смотреть в угол, но его глаза постоянно как будто притягивались к трупу.

— Послушай, Майк, ты оторвал мой зад от стула только затем, чтобы показать эту мерзость?

Я закурил и кивнул головой.

— Именно так.

Он очень медленно повернулся в мою сторону и попытался что-то сказать, с трудом подбирая слова:

— Ты... ты...

— Нет, я не убивал его.

Удивление на его лице сменилось страхом, и он нервно произнес:

— Кто же тогда?

— Не знаю. — Это было все, что я мог сказать.

— Дерьмо!

Я подошел к нему со стаканом воды и подождал, пока он сделает несколько глотков.

Эдди стал понемногу успокаиваться, к нему вернулась способность рассуждать.

— Осталось всего несколько дней, Майк. Так что, какая разница, кто это сделал. Мне только жаль, что я так и не успел сделать репортажа об этом деле. Через несколько дней мы все перестанем думать обо всем на свете.

Я продолжал смотреть в окно на непрекращающийся дождь и улавливал лишь отдельные слова из его монолога.

— Я думаю, этого не произойдет, — прервал я его излияния.

Он рассмеялся нервным, напряженным смехом, переходящим в истерику.

— Майк, ты просто мерзавец!

Я взглянул на него и поднял трубку телефона. Через некоторое время мне разыскали капитана Чамберса, которому я сказал:

— Тебе обязательно нужно встретиться со мной, приятель. Это не займет у тебя много времени.

— О чем ты говоришь, Майк?

— Ты можешь покупать календарь на следующий год, Пат. Он тебе будет просто необходим.

Пауза длилась почти десять секунд, так что я даже стал сомневаться в исправности линии. Он прекрасно понял, о чем я говорю. Его голос возник с совершенно новой интонацией: я сначала даже не узнал его.

— Майк...

Но прежде чем он продолжил, я объяснил ему, где я нахожусь, и положил трубку. Эдди наблюдал за мной, как за сумасшедшим. Я молча протянул ему листок из тонкой бумаги.

— Что это?

— Точные места расположения каждого из этих двадцати контейнеров. У тебя есть реальный шанс сделать недостающий тебе скачок в карьере.

Я вынул из кармана две оставшиеся фотографии и положил их рядом с телом. Мне они были больше не нужны. Я сделал еще один звонок по телефону, но моего абонента не было дома, о чем я уже догадывался раньше.

Спад Генри не знал, как проще объяснить мне сложившуюся ситуацию, так как грубая ложь была противна его натуре. Наконец он сказал:

— О, Майк, черт побери. Я только что получил указания по внутреннему телефону. Никого не пускать наверх. Там происходит очень важное совещание.

— Сколько человек там собралось?

— Я думаю, человек шесть.

— А когда появился последний?

— О, последний был около часа назад. Это было почти в тот момент, когда я получил приказ. Больше не было никого.

— Послушай, Спад...

— Майк, ничего не могу поделать. Тебе будет все равно, пропущу я тебя или нет. Они блокировали лифты на своем этаже. Есть, правда, пожарный выход, но он запирается изнутри. При всем моем уважении, Майк, ничего нельзя сделать.

— Очень жаль, Спад.

— Это моя работа, Майк. И ты держишь ее в своих руках.

— Все будет выглядеть иначе, если ты вдруг не заметишь меня...

— Но, Майк, здесь это невозможно, чтобы я не заметил тебя! Посмотри, вот стоят четыре телекамеры, контролирующие каждый вход и выход. Как я смогу объяснить твое появление там?

— Не беспокойся, Спад, я постараюсь не причинить тебе неприятностей.

— Но ведь даже обезьяна не сможет проникнуть сейчас туда!

* * *

Лифт остановился на самом верху. Фойе было отделано скульптурными барельефами, хорошо сочетающимися с бледно-голубым цветом стен. В конце вестибюля была единственная дверь, которая оказалась запертой. Мои попытки воспользоваться звонком ни к чему не привели, так как, скорее всего, дежурное помещение верхнего этажа уже не работало. Мне не оставалось ничего другого, как воспользоваться пистолетом для дальнейшего продвижения. Три выстрела в замок сделали свое дело, и путь был свободен. Я не очень беспокоился о звуках выстрелов. В таком помещении они не могли распространиться далеко.

Я прошел через коридор в боковое крыло здания, чтобы добраться до пожарной лестницы. Несколько минут у меня ушло на возню с металлической фурнитурой пожарного окна, прежде чем я начал спускаться по железным ступеням к нужному мне этажу. Там было очередное окно, ведущее к пожарному выходу. Осторожно выдавив стекло, я просунул в образовавшееся отверстие руку и добрался до замка двери. Когда она открылась достаточно широко, до меня стали доноситься приглушенные звуки разговора. Я находился в небольшом кабинете, отделанном в современном стиле делового учреждения.

Осторожно подойдя к двери, ведущей в другое помещение, я слегка приоткрыл ее. Секретарша, дежурившая в приемной, видимо, услышала шорохи через открывшуюся часть дверного проема, но увидеть меня у нее уже не было времени. Она без звука опустилась на пол от удара вдоль челюсти, который я незамедлительно нанес. Я осторожно перенес ее в кабинет и закрыл дверь. Теперь голоса раздавались из-за второй двери, которая была в той же приемной. К этой двери я и направился.

Один из говоривших резко стукнул рукой по столу и перешел почти на крик:

— Сколько раз я буду повторять? Там ничего не было! Я обыскал все углы!

— Оно должно быть там! — Я сразу узнал этот голос.

— Мне лучше знать! Там ничего не было, в этой комнате. Возможно, у него были еще какие-то места, а скорее всего, у него и не было ничего вообще. Что мог значить для него этот листок бумаги с какими-то названиями мест. Почему он должен был его сохранить?

В разговор вступил новый участник, голос которого мне также был знаком. Холодный, жесткий, он мог быть мягким и дружелюбным в иной ситуации.

— Конечно, он не знал, что это означает. Бумажка досталась ему из бумажника. Но он принадлежал человеку с высоким положением, а такие люди, как правило, занимаются только важными делами. Как иначе объяснить, что он несколько раз звонил по телефону? Мне иногда кажется, что было бы гораздо легче заплатить ему ту цену, которую он назвал.

Другой человек возразил, правда, не очень настойчиво:

— Шантажист мог сделать с нее несколько копий. Это могло прийти ему в голову. А копии он мог продавать направо и налево, и в первую очередь газетчикам и телерепортерам!

— Я боюсь, что наш шанс мы уже упустили, — заявил скучный, монотонный голос. — У нас нет иного выхода, как сидеть и ждать. Если документ спрятан или уничтожен, то он таким и останется, поскольку уже нет времени, чтобы пустить его в дело. Я думаю, лучше позвонить секретарше, чтобы она приготовила нам выпить.

Раздался звонок, потом еще, а потом голос, который я хорошо знал, произнес:

— Стенли, посмотрите, почему она задерживается?

Я быстро отошел от двери и укрылся за выступающим шкафом. Дверь открылась, и я увидел лицо человека, все еще разгоряченного спором. Это лицо должно было быть мне знакомо, так как я видел его в толпе посетителей отеля «Стентон», а еще раньше я мог бы застать его в разрушенном доме на Сто десятой улице, если бы добрался туда немного быстрее. Этот же человек посетил в свое время и Липпи Салливена.

Между тем человек по имени Стенли пересек комнату и открыл дверь в небольшое помещение, видимо служившее кухней. Не найдя там никого, он резко повернулся и увидел меня. Эта встреча вызвала у него большое удивление, поскольку он знал меня и знал, почему я здесь. Но прежде чем он выхватил из-за пояса нож, я со всей силы ударил его в лицо, и брызнувшая кровь попала на нас обоих.

Я мог бы пристрелить его, но мне не хотелось слишком быстро завершать встречу, которую я так долго ждал. Он явно был профессионалом. Он сделал классическую стойку с ножом в правой руке. Все, что мне оставалось, это использовать свои руки. Мне удалось схватить его за волосы и резко дернуть его голову, опуская свой кулак на его ухо и уворачиваясь от ножа. Мне удалось блокировать руку с ножом с помощью колена, но в этот момент я почувствовал, как лезвие задело мне щеку. Я отпустил волосы и ухватил его за горло. Теперь он был уже подо мной почти без движений, а его нож вместе с рукой продвигался к его горлу. Еще одно усилие, и нож до конца вошел в его шею.

Я поднялся и привел себя: в порядок. Но мне надо было быть более внимательным. Столько лет напряженной работы — и забыть такую простую вещь! Конечно, они должны были выпустить еще одного!

Он стоял сзади меня с оружием в руках. Бесполезно пытаться вступать в борьбу с человеком, который переводит пистолет в исходную позицию. Поэтому мне пришлось использовать свой 45-й. Пуля попала в середину носа моего гостя. Он еще не успел свалиться на пол, как я перешагнул через него и был готов к приему следующего. Человек, появившийся в дверном проеме, не успел даже увидеть меня, как пуля заставила его присесть в крайнем удивлении, а парабеллум свалился к его ногам.

Я оттащил труп от двери и распахнул ее, чтобы посмотреть, что там происходит. В этот момент я увидел поднимающегося с пола мистера Кодака, всегда улыбающегося, исключительно вежливого и способного выжить при любом режиме. У него не было оружия, но зато у него были мозги; именно поэтому он был не менее опасен. Я выпустил из него мозги и, перепрыгивая через брошенные стулья, бросился в глубину комнаты, где виднелась еще одна дверь, которая захлопнулась прямо перед моим носом. Один выстрел из пистолета перевел замок в свободное состояние, и в следующее мгновение я уже стоял на пороге, направив пистолет на Уильяма Дорна, достававшего в этот момент оружие из ящика стола. Затем я перевел его на Рене Талмедж, которая стояла рядом с ним. Они никогда еще не видели меня с незаряженным револьвером в руках.

— Не двигайся, Уильям, — сказал я. — Брось оружие на середину комнаты.

В какой-то момент я подумал, что он может на что-то решиться, и знакомое напряжение появилось между лопаток. Но есть люди, исполняющие приказания, а есть те, кто отдает их. Он не мог спустить курок, поскольку это не было его привычным делом.

— Вы не должны были убивать постороннего человека, Уильям. Ваши люди, выследив карманника, могли начать с ним игру, а вместо этого они стали пускать в ход ножи. Они убили человека, который не имел никакого отношения к вашему делу, а после этого тот, другой, понял, что эта бумажка может стоить немалых денег, и начал собственную игру. Несчастье Бивера было в том, что он не знал, кто именно собирался его убить. Ему все было ясно только с Вуди.

Рене наблюдала за мной, не скрывая своей неприязни ее пальцы находились в непрерывном движении, в глазах были отчаяние и безысходность.

— А ты ловко провела меня, детка. Тот спектакль, который ты устроила, чтобы вытащить у меня фотографию Бивера, был просто великолепен. Ты передала ее своей прислуге, чтобы она отнесла ее Дорну, когда та собиралась якобы в аптеку. Но я должен сказать вам еще кое-что. Это, пожалуй будет самым интересным. Вам уже никогда не удастся завершить эту операцию. Я нашел, Уильям, этот ваш листок бумаги, где во всех подробностях были перечислены контейнеры и места их размещения. Сейчас они уже, видимо, извлечены и направлены на дезактивацию. Если вы не верите мне, я могу назвать некоторые места захоронений.

МНЕ ПРИШЛОСЬ НАЗВАТЬ ЧЕТЫРЕ, ПОКА ОН НЕ УБЕДИЛСЯ.