Тинкер - Волк который правит (неофиц.перевод)

      Тинкер могла только смотреть на нее, чувствуя себя преданной.
      — Ох, не смотри на меня такими больными глазами. Я всегда была рядом с тобой, и любила тебя так сильно, как вообще возможно для человека. Какая разница, называла ли ты меня Лейн или тетя Лейн? Я всегда заботилась о тебе так, как заботилась бы о своей племяннице, не важно, знала ли об этом ты или кто-либо другой. — Лейн фыркнула от раздражения. — Я всегда думала, что Эсме была результатом чрезмерной родительской заботы, пока не появилась ты… сейчас я с удивлением обнаружила, что это генетические черты.
      — Это больно, — резко сказала Тинкер.
      — Что именно?
      — Что ты смотрела на меня, видела мою мать, и никогда не делилась этим со мной.
      — Ничего, касающегося твоего рождения и жизни не было спланировано заранее. Я предполагаю, что поэтому я не была удивлена, когда ты — как гром среди ясного неба — изменила свою расовую принадлежность.
      Тинкер помимо воли всхлипнула, и Лейн подошла и обняла ее.
      — Ох, божья коровка, извини меня, но я сделала все, что смогла.
      — Мы можем выйти отсюда и поговорить? Здесь страшно и холодно.
      — Ох, милая. — Лейн вздохнула и похлопала Тинкер по спине. — Сейчас единственное время, когда я смогу сделать то, что делаю.
      Тинкер высвободилась из ее рук. — А чем ты занимаешься, что это так чертовски важно?
      — Я оправдываю проделанную тобой трудную работу по сохранению этого дерева. — Лейн посмотрела на нее строгим взглядом, который означал, что она не одобряла действия Тинкер. — Я изучаю структуру живых ветвей, прежде чем эта штука проснется.
      — А это что? — Тинкер взяла одну из банок. Внутри были лопнувшие красновато-коричневые капсулы, выпустившие наружу ворсистых зеленых существ, похожих на семена, но извивающихся подобно червям.
      — Это его семена, — сказала Лейн. — Возможно, что Призрачные земли каким-то образом вытянули из дерева всю магию, и сделали его неактивным. Оно не набрало ее достаточно, чтобы проснуться, но семена нуждаются в меньшем количестве магии.
      — Семена… это плоды, не так ли?
      — Да дорогая. — Лейн сфокусировалась на ветвях.
      «Окей, у меня есть плоды. Теперь что?» Тинкер посмотрела на семена, как они извиваются. — Я думаю…
      — Да?
      — Я думаю… Эсме сведет меня с ума.
      — О, это у вас семейное.
      Тинкер пихнула банку Пони, чтобы сохранить, пока продолжила свои слова. — Почему ты мне не сказала? Почему ты и дедушка скрывали это? Почему Эсме? Она что, любила моего отца?
      — Я никогда не понимала, почему Эсме делала то, что делала. И уж точно, она никогда не объясняла свои поступки. Я не думаю, что она вообще знала твоего отца. Я не думала, что она знала твоего деда, однако — каким-то образом — они договорились произвести на свет тебя. Она позвонила мне с дорожного телефона, как раз перед тем, как покинула Землю. Она сказала, что спрятала ключи от своего величайшего сокровища в моем доме в последний раз, когда была здесь, но больше ничего не сказала. Она повторила несколько раз «империя зла может подслушать, а я не хочу, чтобы оно им досталось», как будто была кем-то вроде шпиона повстанцев.
      — Мм? — Тинкер почувствовала, что разговор зашел в тупик. — Какая империя зла?
      — Так мы называли нашу семью — империя зла. Нашего отчима мы называли Минг Безжалостный, его сына — Кронпринцем Поцелуй Меня в Зад, а наши сводные братья были Летающие Обезьяны Четыре и Пять.
      Тинкер сделала усилие, чтобы проигнорировать внезапное вторжение в разговор образов из «Волшебника из страны Оз».
      — Я была ее величайшим сокровищем?
      — Да. — Лейн продолжила разглядывать ветки. — Хотя я поражена, что она оказалось достаточно зрелой, чтобы это понять. Я ожидала что-то более тривиальное, вроде ее дневника или облигаций на предъявителя, которые она украла у нашего отчима. Но нет, это была копия вот этой справки, и адрес твоего деда, и записка, которая гласила «Присмотри за моим ребенком. Не проговорись империи зла — или даже другой мир не будет достаточно далеким расстоянием от них» Ни «пожалуйста», ни «спасибо» ни объяснения, почему она это сделала.
      — Так ты не рада, что я появилась на свет?
      — Не представляй это, как что-то личное. Я думала, — и до сих пор думаю, — что это было до ужаса эгоистично и безответственно с ее стороны, как будто ребенок не нуждается в заботе больше чем… семя одуванчика. Брось его на ветер и надейся на лучшее. — Лейн раздраженно фыркнула. — Это так похоже на Эсме.
      — Я все еще не понимаю, почему ты мне не сказала?
      — Я не считала, что будет разумным доверить такую тайну ребенку. Ты бы смогла сохранить ее от Масленки?
      — Он бы никому не сказал?
      — А Тулу?
      Тинкер отвела взгляд. Да она могла бы довериться Тулу, но кто знал, что Тулу сделала бы с этими сведениями. Просто посмотри, что эта полуэльфийка делает сейчас — распространяет слухи, что она не замужем. — Ты могла бы сказать мне, когда умер дедушка.
      — Да, могла бы, но не сказала. — Лейн нашла еще одни извивающийся узелок и бросила его в банку для образцов. — Моя семья — захватчики. Если есть что-то, что они хотят иметь, у них есть деньги и власть достаточные, чтобы этим завладеть. Уже очень долго никто не может им противостоять. Они идут поверх, вокруг, а иногда и через людей, чтобы получить то, что они хотят.
      — Но… но… что общего это имеет с тем, что ты не говорила мне об Эсме?
      — Я не думаю, что ты бы смогла вообще понять нашу семью, пока ты не встретила Ветроволка и не увидела объем власти, которым располагает он. Одно слово не тому человеку, и они бы выкрали тебя обратно на Землю и ни ты, ни твой дедушка, ни даже я не смогли бы сделать ничего, чтобы их остановить.

Глава 14: РАСПУТЬЕ

      Тинкер выбежала из пронизывающего холода холодильника «Рейнольдса» и натолкнулась на палящую жару летнего вечера. О боги, может ли ее жизнь стать еще более ебанутой? Все, кого, как она думала, она знала, превратились в полных чужаков. Тулу говорит всем, что она не замужем, Лейн оказалась ее тетей, а ее дедушка лгал, лгал и лгал. Он всегда говорил ей, что ее мать была мертва ко времени ее зачатия, и что ее яйцеклетка хранилась в том же банке спермы, где и сперма ее отца. Он утверждал, что он случайно выбрал яйцеклетку из большого списка анонимных доноров. Он унес правду в могилу, ни слова не сказав, что у нее есть живой родственник, да еще настолько близкий, как Лейн. Он умер, и им с Масленкой не к кому было обратиться. Она почти сошла с ума от страха и горя, а он лгал им обо всем, а затем оставил их одних.
      —  Доми, куда мы идем? — тихо спросил Пони, шагая рядом.
      Она моргнула и впервые обратила внимание, где они находятся. Они шагали по проспекту Огайо, и были на полпути до моста Маккис-Рокс. За ней медленно ехали два Роллс-Ройса, полностью блокируя движение — хотя… вечером на этом пустынном участке дороги вообще не было машин. — Я не знаю. Как, черт возьми, я должна это знать. Какой сегодня день недели? Я уже больше не знаю, какой сегодня день. Ты знаешь, сколько времени прошло с тех пор, когда я последний раз видела календарь? В четверг я уничтожила мир и в пятницу я спала. В субботу мы переехали в анклав, и я опять спала. В воскресенье дракон использовал меня в качестве коврика для вытирания лап. В понедельник я появилась на первой полосе газеты. Во вторник я согласилась принять еще одного человека, чтобы он следовал за мной и задавал мне вопросы, на которые нет ответов, и еще я видела сон о моей матери — которая может быть мертва, а может быть и нет — и о об этой странной личности, Черной женщине. Среда. Сегодня среда.
      — Как скажешь, — пробормотал Пони.
      — Завтра четверг. В четверг я обычно сдаю железный лом на сталелитейный комбинат. Они выписывают мне чек. Я еду в деловой район города, кладу все деньги с чека на депозит, за исключением пятидесяти долларов. Затем я останавливаюсь у булочной Дженни Ли на Рыночной площади и покупаю дюжину шоколадных печений с джемом. В этот день они свежие. Я возвращаюсь к работе и несколько часов провожу, оплачивая счета и заполняя ордера. Я заполняю зарплатный чек Масленки и отдаю его ему, чтобы он мог зайти в банк до того, как он закроется. Мы проводим время вместе с Натаном, Боуманом и другими полицейскими у Церковной Пивоваренной фабрики в районе Стрипа. Я покупаю вареники, или пиццу, или «крылышки баффало» — мне нравится разнообразие — и пробую дорогое пиво. Мне нравилось пиво. А сейчас оно на вкус, как моча.
      Как будто в ответ на вызов, слегка впереди нее на другой стороне дороги остановилась патрульная машина Питтсбургской полиции и из нее вышел Натан.
      — Тинкер? — он пересек четыре полосы дороги и подошел к ней. — Какого черта ты делаешь?
      — А какого черта я должна это знать? Я никогда раньше не была эльфом. Я никогда никем не командовала. Люди не мешали мне жить. Я могла целыми днями не видеть никого кроме Масленки или тебя. Я сама готовила себе еду. Стирала свою одежду. И не было ощущения, что я каждый день взрываю миры.
      Натан шагнул назад, встав в нескольких футах впереди нее, и разглядывая ее телохранителей и Роллс-Ройсы. — Ты хочешь, — тихо спросил он, — попасть домой?
      — Я не знаю, — и это было действительно так. Она была рядом с перекрестком, откуда она могла продолжать идти по бульвару Огайо, или пересечь мост Маккис Рокс, или пойти к дому Лейн — правда ее не было дома — однако на самом деле, она не имела представления, куда она собиралась идти… хотя ей начало казаться, что лучше пойти прямо, шагать по бульвару Огайо, пока он не упрется в Край.
      — Ты хочешь, чтобы я отвез тебя домой? Или к Масленке? К Лейн? К Тулу? Я могу отвезти тебя в убежище для женщин, пострадавших от насилия, если ты захочешь. Я полицейский; ты можешь доверять мне, я помогу, если тебе нужна помощь.
      Она презрительно фыркнула. — Откуда ты знаешь, кому ты можешь доверять? Откуда ты знаешь, что люди говорят тебе правду?
      — Тинкер, мне жаль, что… я знаю, это нельзя простить… но мне очень жаль. Я правда думал, что ты что-то чувствуешь ко мне. Я подумал, что именно поэтому ты сказала, что ты хочешь пойти со мной на свидание. Но это было, как предложить ребенку конфету; я заговорил о свидании и, конечно, тебе было любопытно. Я должен был знать, как ты относишься к чему-то новому. Ты не останавливаешься, пока не узнаешь все.
      Тинкер дошла до перекрестка и ей придется принять решение. Она почти пошла прямо, но затем осознала, что уже становится темно, и в том направлении не было работающих уличных фонарей. Она свернула налево, почти решив пересечь мост, однако поняла, что если пойдет к себе на чердак, ей опять станет тоскливо, а с Тулу разговаривать она не хотела, поскольку сейчас она вполне могла удушить сумасшедшую полуэльфийку. Она продолжила поворачивать налево. Натан подал хорошую мысль; ей следует поговорить с Масленкой. Но это казалось глупым, поскольку самой короткой дорогой к дому Масленки была та, по которой она шла. Из четырех направлений перекрестка оставалась только дорога к дому Лейн, а туда она тоже идти не хотела.
      Она продолжила движение, уже ясно завершая круг в центре дороги. Роллс-Ройсы остановились на перекрестке; серебряные призраки в сумерках. Пони вышел на остановке рядом с ней, смотря на нее с легким беспокойством.
      — Тинкер, с тобой все в порядке? — спросил Натан.
      — А похоже, что со мной все в порядке? Правда? Я так не думаю. Что-то точно пошло не так. А могут они выяснить, что не так? Не-а. Не могут.
      — Тинк. — Натан схватил ее за запястье. — Если ты плохо себя чувствуешь, бродить ночью по улице не поможет решить проблему. Позволь мне отвезти тебя к Лейн.
      — Нет! — она попыталась выдернуть руку. — Я не желаю ее видеть. Она лгала мне!
      Натан игнорировал ее попытки освободиться и тянул ее к своей патрульной машине. — Тогда давай я отвезу тебя к твоему кузену.
      — Пони! — закричала Тинкер, повернувшись к секаша.
      Она увидела вспышку клинка ejae, и успела только понять, что мелькнуло у нее перед глазами, когда на ее лицо брызнула кровь Натана. Его рука на мгновение сжалась у нее на запястье, затем пальцы ослабли. Она ошеломленно смотрела, как рука разжалась, и тело Натана с глухим шумом рухнуло на землю.
      С силой черной дыры его тело притянуло к себе взгляд Тинкер. Он лежал на боку, широкие плечи были наклонены назад, и она видела мощную колонну его шеи. Кожа до разреза от меча была абсолютно белой, а дальше шея резко заканчивалась ровным срезом мышц, кости и открытых дыхательных путей. Из рассеченной артерии все еще ритмично бил фонтанчик крови.
      Она открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Тинкер рухнула на колени рядом с Натаном и коснулась его… ощутила теплоту и твердость его тела. Его сердце все еще билось, дико и яростно, выплескивая кровь наружу, однако биения постепенно слабели, пока не прекратились совсем.
      «Что только что произошло? Натан не может быть мертв,… он же только что со мной разговаривал».
      Она посмотрела на Пони и увидела, что он держит в руках обнаженный меч. С меча капала кровь. Тинкер всхлипнула, поняв, что она позвала Пони, и он отреагировал так, как был обучен. Она вызвала смерть Натана.
      Ее внимание привлек странной формы предмет, лежавший на земле позади Пони, с минуту она, озадаченная, смотрела на него, пока не поняла, что это была задняя часть отрубленной головы Натана.
      Она убила Натана.
      Из ее груди рвался крик. Она поднесла ладонь ко рту, чтобы сдержать его и почувствовала на лице липкую влагу. Тинкер отдернула руку от лица, взглянула на покрывавшую ладонь кровь, и громкий бессловесный крик вырвался из нее. Начавшись, он не мог остановиться. Она стояла на коленях, причитая, а ее окровавленные руки бесцельно двигались, как бы пытаясь убежать из этой внезапно ставшей жестокой реальности.
      —  Доми. — Пони присел рядом с ней и прижал к себе. — Тинкер доми.
      Она дергалась в его руках, кричала, и не отрывала взгляда от крови на своих руках. Страдание, темное и бурное, как паводковые воды, хлынуло в нее.
      Пони поднял ее на руки. Слезы ослепляли ее, и рассудок Тинкер полностью затопило страдание, изгнав все чувства, кроме вины и горя. Когда она не смогла заставить себя успокоиться, в нее начал заползать страх, как будто ее тело уже не подчинялось ей, поглощенное горем. От открытой паники ее удержало только теплое, сильное присутствие Пони. Постепенно до нее дошло, что он отнес ее в Роллс, и они вернулись в анклав. Из темноты, в которой она, казалось, заперта, доносились голоса Лимонного Семечка и других из Дома Ветроволка.
      Когда Пони посадил ее и выпустил из рук, Тинкер вскрикнула и слепо дернулась к нему.
      — Я здесь, доми, — он тесно прижался к ней, когда ласково смывал кровь с ее лица. — Я тебя не оставлю. Ничто не сможет забрать меня от тебя.
      Они находились в ванной комнате ее покоев в анклаве Маковой Лужайки. Он снял свою колючую виверновую броню. Тинкер обхватила его руками и ногами, цепляясь за него.
      —  Доми, доми, — тихо и мягко сказал Пони. — Пожалуйста, доми, не плачь.
      Она пыталась выдавить слова, но выходили только придушенные рыдания.
      —  Доми, пожалуйста. — Пони отнес ее в спальню и посадил на край кровати. — Чтобы я тебя понимал, тебе надо говорить по-эльфийски.
      — Я пытаюсь! — выкрикнула она и выдавила, как огромные камни, слова: — Я… я… х-х-хочу Ветроволка! — Он нужен был ей здесь, сейчас, чтобы поддержать ее, утешить, заняться с ней любовью, прогнать из нее боль.
      —  Доми, Штормовая Песня его ищет. — Пони вытер с ее лица слезы. — Мы не знаем, сможет ли он прийти, — мысль о том, что она одна, грозила опять вызвать душевную боль. — О, доми, пожалуйста, не плачь.
      Она спрятала лицо в волосах Пони и вдыхала его пряный мускусный запах, согретая его телом. Тинкер чувствовала движение его мускулов под хлопковой рубашкой. Желание, чудовищное по силе, внезапно нахлынуло на нее. На этот раз она даже не пыталась сопротивляться, в ужасе оттого, что опять вернется темная грызущая боль. Она уступила своим желаниям и поцеловала Пони.
      Он поднял голову, отвечая на поцелуй. Его губы имели вкус корицы. Тинкер затеребила его одежду, отчаянно желая почувствовать его тело, чтобы хоть как-то удержать себя в этой реальности. Рубашка поддалась ее отчаянным рывкам, расходясь в стороны и открывая четкие линии его тела. Он снял разорванную ткань, открывая путь к своей теплой коже и твердым мышцам.
      Когда они были в плену у Они, Тинкер была такой пай-девочкой, держа на коротком поводке свои глаза и руки. Сейчас она двигалась вниз по его телу с тем же упорством, с каким сопротивлялась раньше, ища те его части, которые раньше видела только мельком. Пони застонал, когда она освободила его от одежды и ощутила языком бархатистую твердость.
      Он потянулся к ней, привлек ее к себе и нежно поцеловал. Они перекатились на кровати, так что Тинкер оказалась снизу. Его тело заслонило весь мир, вытеснив все остальное, так, что она смогла думать только о нем. О его широких плечах, двинувшихся вниз. О сильных твердых руках, потянувших вверх ее платье. О мягких как шелк волосах из его расплетенной косы, рассыпавшихся по ее животу. О его губах на ее теле, приносящих удовольствие.
      Она крепко прижала его к себе, когда оргазм застиг ее. Он выжег всепоглощающие горе и боль, стремившиеся затопить ее сознание. Выпустив Пони, Тинкер рухнула на простыни, чувствуя себя пустой и хрупкой, как яичная скорлупа.
      Беспокойство наполнило темные глаза Пони, когда он двинулся вверх и перегнулся через нее. Его напряженный член прижимался к ней, ища вход. Однако в голове звучал тихий голос, шепча, что пора остановиться, что она и так зашла слишком далеко.
      — Пони, — прошептала она.
      Он замер. — Доми?
      Она сглотнула и дрожащей рукой погладила его по щеке. — Я не думаю, — прошептала она, — что будет разумным продолжать.
      — Я никогда не считал, что это разумно, — он скользнул в сторону, отодвинувшись от ее устья.
      Тинкер рассмеялась, но ее смех на середине оборвался, превратившись во всхлип. — О, Пони, он любил меня, а я убила его.
      — Пожалуйста, доми, не плачь.
      — Мне это нужно. Если я попытаюсь удержать все внутри, я просто опять утону, — боль осталась, но уже не была захлестывающим потоком страдания.
      Она все еще плакала, когда дверь открылась, и в спальню вошел Ветроволк.
      — Ветроволк! — Тинкер толкнула Пони, чтобы встать.
      Глаза Ветроволка расширились, когда он увидел ее на кровати с Пони. Он прокричал команду, призывая магию ветра. Магия потекла в комнату, светясь потенциалом на самой границе видения ее плачущих глаз.
      Пони отбросило от нее и швырнуло через всю комнату. Его щиты вспыхнули за секунду до того, как он с грохотом ударился о стену — изящная мозаичная панель треснула под ним. Он приземлился на пол, свернувшись для броска, с одним из своих мечей, непонятным образом появившимся в его руке.
      — Нет! — Тинкер прыгнула между Ветроволком и Пони. Не считая меча, она догадывалась, кто из двоих был более опасен. — Прекрати, Ветроволк! Не трогай его! Он ничего не делал.
      — Для меня это не выглядит как «ничего». — Ветроволк с яростью посмотрел на секаша. — Он обидел тебя?
      — Нет!
      — Тогда почему ты плачешь?
      — Я убила Натана!
      Ветроволк замер в молчании, глядя на нее. — Правда? — спросил он, наконец.
      — Да, — ответила Тинкер.
      — Нет, она этого не делала, — пробормотал Пони. — Я убил его, и это мое право.
      — Он только сделал то, что я приказала ему сделать! — крикнула она, и осознала, что похожим образом Пони занялся любовью с ней. Он понимал, что это неразумно, но сделал то, что она попросила.
      О боги, она занималась любовью с Пони.
      — Вот, дерьмо, — она шмыгнула носом. — Похоже, мне опять хочется плакать. Прости, Ветроволк. Я не понимала, что Пони сделает все, что я прикажу ему. Все, что угодно. Что он верит, что я… поступаю разумно… а не глупо. Это моя вина.
      Ветроволк вздохнул и мельком взглянул на Пони. — Оставь нас.
      —  Домнае. — Пони использовал обращение, означающее отсутствие владения, слегка поклонившись Ветроволку, но больше не двинулся.
      — Пони, — прошептала Тинкер на эльфийском языке. — Иди, мне надо поговорить с Волком Который Правит, наедине.
      Пони спрятал меч в ножны и с поклоном покинул комнату.
      Оставив ее наедине с мужем, замершим в молчании.
      Он потянулся к ней, и она дернулась назад.
      — Я никогда не ударю тебя, — хрипло сказал он, не опуская руку.
      Тинкер подошла к нему и позволила обнять себя. — Извини. Мне было больно и тяжело. Слишком много случилось за эти дни. Ты знаешь, что вышел электронный альбом с моими фотографиями в пеньюаре? Что, когда на меня напали, это вышло на первую полосу газеты? Что женщины кричат, когда видят меня?
      Несколько минут он молчал, затем прошептал в ее волосы: — Ты несчастлива, из-за того, что ты — моя доми?
      Тогда она обняла его, внезапно испугавшись его потерять. — Я просто… просто… — она всхлипнула. — Когда люди вступают в брак, всегда есть кольца, и церковь, и люди посыпают тебя рисом, и в газетах появляется фотография, и их только двое, вместе, все время, и никто не появляется между ними и не сбивает их с толку. И рядом нет никаких Они, принцев, драконов, или фотографий в обнаженном виде!
      — Любимая, — после минуты молчания сказал Ветроволк. — Я не совсем понял, это «да» или «нет».
      — Вот именно!
      Он подумал еще минуту, затем поднял Тинкер на руки и отнес на кровать.
      — Извини, — заплакала она. — Извини. Я испортила все.
      — Ты не испортила ничего. — Ветроволк уложил ее на постель и осторожно лег рядом с ней. — Тебе больно и нужна помощь — вот и все.

* * *

      Тинкер пыталась написать на песке в саду анклава свое полное эльфийское имя. Она знала руны, но каждый раз, когда она хотела их начертить, буквы причудливо расплывались и расползались.
      — Ты спишь, — рядом с ней стояла Штормовая Песня; призрак небесного цвета. — Это не сработает. Часть твоего разума, которая управляет этим, спит. Тебе нужны руны сновидений. Я могу написать то, что ты хочешь.
      — Нет, нет, я должна сделать это. Я единственная, кто может это сделать.
      — Ты уверена?
      — Да, уверена.
      Что-то двигалось во тьме сада вокруг них. Штормовая песня активировала щиты, и они окружили их обоих, сверкая, как бриллиант, бледной голубизной. — Уходите. Вам здесь не место.
      — Оставь ее нам, — во тьме бродила Эсме. Ее фигура была цвета высохшей крови. Черная женщина, плача, стояла у деревьев, со своей стаей ворон, необычно молчаливых — в ночи было слышно только хлопанье крыльев. — Она нужна нам. Мы убили время и сейчас всегда шесть часов.
      — Нет. Я не позволю тебе добраться до нее.
      — Ты нас не остановишь. — Эсме нажала темной рукой на сияющую границу щита Штормовой Песни, лучи света пробивались через ее раскинутые пальцы, как твердые копья. — Ты могла бы удержать их, но не меня.
      — Ты причиняешь ей вред! — в голосе Штормовой Песни послышался страх. — Оставь ее в покое.
      Эсме двинулась вокруг них против часовой стрелки, ведя рукой по светящемуся щиту; темное пятно на сияющей поверхности. — Есть опасность слишком много потерять, чтобы волноваться о том, чтобы причинить ей вред.
      — Уходи. — Прорычала Штормовая Песня.
      Эсме завершила круг, проверяя границы защиты Песни. Они стояли, как странные зеркальные отражения друг друга — короткие волосы торчком — темно-красные, почти черные, и голубые, выцветшие почти до белого.
      — Я не позволю тебе пройти, — заявила Штормовая Песня.
      — У нас нет на это времени! — Эсме сжала свою руку в кулак темноты и ударила по свечению.
      Щиты погасли, словно задутая свеча. Тинкер окружила тьма.
      — …сосредоточься, сосредоточься, сосредоточься… — шептала она в темноте.
      Вокруг нее возникло изображение, но она не обратила на это внимание, сосредоточившись на панели управления перед ней. Она набрала команду на пульте, автоматически выполняя действия, которые до боли в руках отрабатывала на тренировках. Но даже когда она ввела коды, и почувствовала, как все резко дернулось вправо, сигналы тревоги продолжали звучать.
      Она нажала кнопку внутренней связи. — Все аварийные группы, готовность! Готовность! — крикнула она, зная, что произойдет. — Приготовиться к столкновению!
      Она посмотрела вверх и обнаружила, что не видела полной картины. Вместо одного колонизационного корабля, маячившего в черноте космоса, передние камеры показывали несколько кораблей, сталкивающихся вместе — сминаясь, корежась, и разрушаясь. Секунду, она, замерев, могла только смотреть. Отсеки кораблей сминались, как консервные банки — атмосфера выходила из них фонтанами мгновенно замерзающего пара.
      Она не могла это остановить. Это должно случиться в любом случае.
      — Столкновение неизбежно! Столкновение неизбежно! — Алан Воекс прокричал те ненавистные слова, которые месяцами преследовали ее в ночных кошмарах.
      Что-то приближалось к ним, крутясь в тумане замерзшего воздуха. Когда объект увеличился, она поняла, что это была женщина — без скафандра. Она успела узнать ее — Николь Пиндер с «Ане Хао» — прежде чем тело ударилось о камеру. Изображение с переднего экрана превратилось в сетку помех…

* * *

      Тинкер вырвалась из своего сна. Она тяжело дышала из-за кошмара, ее обнимала Штормовая Песня. — О боги! О боги!
      — Все закончилось, — Песня успокаивающе погладила ее по спине. — С нами ты в безопасности.
      — Что-то пошло не так, — крикнула Тинкер. — Вот что они пытались мне сказать. Что-то пошло не так.
      — Ну? — спросил Ветроволк, стоявший у подножия кровати.
      Тинкер села и обнаружила, что комната была полна людей, молча смотревших, как она спит. Кроме Ветроволка и Пони, здесь были Призрачная Стрела и Укус Клинка. — Какого черта?
      — Это другие провидцы, — сказала Штормовая Песня, как бы отвечая на вопрос, который не задала Тинкер. — Одна, похоже, мать доми. Другие бы, возможно, не смогли сами к ней пробиться, но кровная связь с матерью дает им возможность достать доми. Ее мать очень сильна, но не тренирована и с моральными устоями как у змеи; ее не волнует то, что она причиняет вред доми. Они вторгаются в сны доми, не давая ей возможность справиться с собственными кошмарами.
      — Почему сейчас? — спросил Ветроволк. — Прошло восемнадцать лет.
      — Возможно, то, что домистала эльфом, пробудило ее скрытые способности, — ответила Штормовая Песня. — Или что-то случилось, когда дракон вытянул из нее магию, у границы Призрачных земель. Я не могу их остановить. Вместе они слишком сильны. Но что-то необходимо сделать, или они сведут домис ума.
      — Может ли сайджинпомочь? — спросил Ветроволк.
      — Пожалуйста, только не он, — жалобно попросила Тинкер. — Ненавижу эту штуку. Онииспользовали его на мне.
      Ветроволк с болью посмотрел на нее.
      — Нет, сайджинсделает все только хуже, — сказала Штормовая Песня. — Сейчас она может проснуться, прекратив кошмар. Под воздействием наркотика она будет заперта в своих снах.
      — О, пожалуйста, только не это, — заплакала Тинкер.
      — Есть определенные лекарства, — продолжила Штормовая Песня, — которые она может принимать некоторое время, чтобы совсем не видеть снов. Кто-то более обученный и одаренный в искусстве ясновидения, возможно, сможет лучше сказать, что делать.
      — Мне нравится идея не видеть сны. — Тинкер передвинулась по кровати к Ветроволку, который посадил ее на колени.
      — Тебе нужно видеть сны, — сказала Песня. — Сны позволяют твоему разуму излечиться от эмоциональной травмы. Онисильно подавляли себя, но каждую ночь ты излечивала себя, и оставалась сильной. Твоя мать насилует твою сущность. Она уничтожит твой разум, если мы не прекратим это.
      — Не могла бы ты использовать другой термин? — попросила Тинкер. — Что-то не связанное с сексом? Мы говорим о моей матери. Блин.
      — Найдите то, что ей требуется сейчас, — приказал Ветроволк. — А я пошлю за провидцем.

Глава 15: ПАЛКИ И КАМНИ

      На следующее утро Волк нашел время, чтобы помолиться у молельни анклава. Прошлой ночью он приказал доставить из больницы лекарства для Тинкер и направил сообщение в касту intanyei seyosaв Восточных землях, но теперь ничего больше для своей домион сделать не мог, кроме как помолиться. Его переполняла бессильная ярость из-за того, что те, кто мучил ее, были вне пределов его досягаемости. Раньше он думал, то время, которое он провел раненый и беспомощный под заботой Тинкер, было самой сильной из возможных пыток, но эта ситуация оказалась намного, намного хуже. Даже когда она была пленницей, он, по крайней мере, мог что-то сделать, создать иллюзию разницы. Сейчас он мог только наблюдать, как женщина, которую он любит, медленно сходит с ума.
      Хуже того, он даже не мог остаться с ней и утешить ее. Ему нужно было присутствовать на официальных переговорах между кланами. Ради блага всех, кто рассчитывал на него, он должен быть сосредоточенным и спокойным, как раз тогда, когда он хотел выпустить свою ярость на вселенную. По крайней мере, его успокаивало то, что о его домизаботятся Маленькая Лошадь и Дискорд, которые оба любили ее, и их поддерживал весь его Дом. Он молился богам, чтобы они тоже помогли его доми.

* * *

      Когда Волк направился на aumani, за воротами анклава он обнаружил ожидающего его Мейнарда.
      — Нам надо поговорить, — заявил Мейнард вместо приветствия.
      — У меня нет времени. — Волк пошел по улице в сторону анклава Имбирного Вина. До прибытия клана Камня было решено, что официальный обеденный зал ее анклава будет использован в качестве нейтральной территории для трех кланов. В то время ему понравилась мысль сохранить неприкосновенность анклава Маковой Лужайки — а сейчас он хотел бы быть рядом с Тинкер, хотя та еще спала.
      — На проспекте Огайо был обнаружен обезглавленный полицейский, — продолжил Мейнард по-английски, шагая рядом с Волком. — И люди говорят, что до его смерти в том месте видели много секаша. Скажи мне, что это не то, на что это похоже. Население достаточно напугано и без того, чтобы твои люди начали убивать полицейских.