Астральное тело-2, Изида или Врата Святилища (Как стать магом - 2)

      - Вы не волнуйтесь, Юрий Сергеевич, - сказал Дубинин, изучая документ, но краешком глаза все-таки посматривая за директором, - мне нужно кое-что сверить.
      - А-а, я понял, вы насчет художника, - подытожил Божив.
      - Правильно говорите, меня интересуют его точные рабочие и отпускные дни, - определился участковый и возвратил табель директору. - А что, копию с этого табеля можно сделать?
      - Хорошо, я сделаю копию, когда она вам нужна?
      - Сегодня вечером завезете ко мне в участок, но только заверенную, Юрий Сергеевич, вашей подписью.
      А что, если...
      - Папочка, ну чего они не звонят? Уже который час? поинтересовалась Викина дочь Оксанка у Божива.
      - О-о, вот те раз, у меня часы стали, - огорчился Юра, глянув на свои наручные часы. - Оксанка, - позвал он.
      - Что, папочка?
      - Посмотри в зале на будильник, а я пока яичницу дожарю.
      Девочка выбежала из кухни, с минуту ее не было.
      - Ну, что там? - крикнул Божив, перекладывая глазунью со сковородки на тарелки. Прошла еще минута, девочка вернулась на кухню, она держала в руках будильник и была чем-то огорчена.
      - Ты что насупилась, дочка?
      - Будильник тоже стоит, мы его вчера забыли завести, наверно, я его трясла, трясла, ничего не выходит, не тикает.
      - Да что же его трясти, надо было завести, - улыбнулся Божив.
      - Я завела, папочка, сейчас вот завела, но он все равно не работает.
      - Дай-ка посмотрю. - Божив встряхнул будильник и преложил его к уху, раз, другой. - Да, - сказал он, действительно молчит, но не беда, я его в мастерскую отнесу.
      - Папа!
      - Что?
      - А мы сегодня будем без времени жить?
      - Отчего же без времени? Сходи к соседке Марии Федоровне, обиженно подсказала библиотекарша. из квартиры.
      "Надо же, - подумал Божив, - и мои часы, и будильник остановились ровно в десять утра... но что же они-то и в самом деле не звонят?"_ заволновался он, пошел в прихожую, взял телефонный аппарат, возвратился с ним на кухню и установил посередине кухонного стола. И только Юра отошел к окну, как раздался телефонный звонок, остановивший его ожидание. Божив метнулся к аппарату, подхватил трубку.
      - Алло, - нетерпеливо сказал он, - я слушаю.
      - Алло, это квартира Николаевых?
      - Да, - тут же подтвердил Божив.
      - Это вас беспокоят из роддома.
      - Я ждал вашего звонка, кто у меня?.. Родился?
      - Вы муж Николаевой?
      - Да-да, я муж.
      - Простите, как вас зовут?
      - Юрий Сергеевич.
      - Так вот, Юрий Сергеевич... - Божив насторожился, Бог весть какие только мысли промелькнули у него в голове.
      - У меня что-то плохо? - погрустневши, спросил он, ожидая услышать неприятное.
      - Но если вы считаете, что рождение сына это плохо, тогда мы вам его не выпишем.
      - У меня сын?! - заорал в трубку Божив и так подскочил на месте, что чуть не свалил телефон с кухонного стола.
      - Вы что там, обезумели? - проговорили на том конце провода.
      - Сколько? - тут же вопросил Божив.
      - Три пятьсот.
      - Высокий?
      - Пятьдесят три.
      - А во сколько, во сколько родила?
      - В десять утра.
      - Спасибо. Конфеты за мной. А когда можно прийти посмотреть? - но в трубке уже звучали короткие сигналы. Вернулась Оксанка, она не спеша присела за кухонный стол, косясь на телефонный аппарат, как будто обижаясь на него.
      - Двенадцать, - сказал она. Божив сидел напротив нее и весело уплетал яичницу.
      - Ну чего ты радуешься, папочка, они не звонят, а ты радуешься?
      - Уже по-зво-ни-ли, - по слогам, с выразительной игривостью снова восторжествовал Божив.
      - Мамочка родила? - всплеснула руками девочка и прижала ладошки к щекам.
      - И как ты думаешь, кого?
      - Ой, папочка, только не девочку.
      - Радуйся, Оксанка, твоя взяла - мальчик.
      - Братик! - тоже восторжествовала девочка. И Божив, и Оксанка вскочили из-за стола, крепко схватились за руки и стали прыгать на месте.
      - Братик, братик! - подкрикивала дочка.
      - Братик, братик! - подзадоривал ее папа.
      Они перестали прыгать, оба тяжело и радостно дышали.
      - Братик, - заманчиво призадумавшись, снова проговорила Оксанка. - Во - класс! - подытожила она... Вскоре Наташа весело шагала в ногу с Юрой Боживым и его приемной дочерью Оксанкой по дороге в роддом навестить Вику - теперь уже маму двоих детей. Всю дорогу Оксанка, держась за руку папочки, вприпрыжку рассматривала прохожих, глазела по сторонам, ей было отчетливо радостно, и она заглядывала в глаза прохожим, выискивая в них ответное настроение, словно весь мир знал о ее счастье. Она не мешала папочке разговаривать с тетей Наташей, да она и не слышала их разговора.
      - Я очень рада за вас обоих, Юра.
      - Спасибо, Наташа, ты не можешь себе представить, какое у меня величественное вдохновение сейчас.
      - Я бы тоже хотела второго ребенка. - И Божив слегка придержал свой восторг, перестал выказывать его так ярко, он понимал, что радостью тоже можно убить, ибо радость, что и горе, слепы и безжалостны.
      - Наташа, я не могу тебе много сказать, но я верю, я знаю, что Сережа обязательно вернется.
      Наташа оживилась и подозрительно посмотрела на Божива.
      - В каком смысле понимать твои слова, Юра? - с налетевшим волнением заговорила она.
      - Сергей жив, - сказал Божив.
      - Я это знаю.
      - Да нет, ты не все знаешь, Наташа.
      - Нет, я знаю, Сережа - там... - и Юра насторожился.
      - Где... там? - исподволь поинтересовался он.
      - Ты все равно не поймешь, Юра, он там, откуда пришла я.
      - Ты пришла из Астрала?
      - Я не знаю, как называется этот мир, я вообще ничего не понимаю, что происходит. Я никогда об этом никому не говорила, Юра, ведь я когда-то умерла, меня похоронили.
      - Да, ну это понятно, - определился Юра, - всех нас когда-то похоронили, в прошлой жизни, если брать за основу теорию инкарнации.
      - Нет, уж лучше молчать и дальше. Прав был Сережа, написав стихотворение "Молчание - золото", - сказал Наташа и обратилась к Боживу, - хочешь, прочту?
      - Да, конечно, мне всегда были близки и понятны Сережины стихи. "Молчание - золото", говоришь, я не встречал это стихотворение у Сергея.
      - "Однажды умный, - заговорила Наташа, - просто не за грош продал себя, он выразился так: "Молчи, дурак, за умного сойдешь!" Поверил в это искренне дурак... и светлым днем, особенно в ночи - дурак молчит, его целы бока... Дурак одернул умного: "Молчи, тогда и ты сойдешь за дурака". Дальше они шли молча. Юра терялся в догадках.
      В роддом их не пустили, но они целых два часа простояли под окнами - Вика лежала в палате второго этажа. Выглядывая в открытое окно, она радостно разговаривала со своими посетителями, но все это время Юру ни на минуту не оставляли безответные размышления. Ненароком он посматривал на Наташу и анализировал неожиданные свои домыслы. Ему весьма не терпелось уточнить до объяснимости и, может быть, даже открыться Наташе, если такое позволят обстоятельства разговора, на неминуемость которого он все-таки надеялся, разговора откровенного, который поставит все на свои места. Юра надеялся на подробное общение по недосказанной теме с Наташей на обратной дороге из роддома. Но случилось другое, на что Божив никак не мог рассчитывать: может, Наташа не захотела продолжать бесе-ду и потому решила поступить именно так, а может, уж таковы были судьбиные обстоятельства, но, как бы то ни было, Наташа в одну минуту попрощалась с Юрой, Оксанкой и Викой и уехала куда-то по делам.
      Магический совет
      - Алло! Иван, ты?
      - Да, это я. А кто это звонит?
      - Как тебе сказать... ну, в общем-то это я - Сергей... Истина.
      - Сергей? - в трубке установилось молчание.
      - Иван, ты меня слышишь?
      - Да. Это я озадачился: что-то голос у тебя изменился. Ты проснулся?
      - Нет. И голосом я говорю не своим, но все-таки своим.
      - Около тебя кто-то есть и ты не можешь говорить?
      - Да нет, все нормально, я стою здесь один, в телефонной будке.
      - Откуда ты звонишь?
      - Я недалеко от Центрального рынка, напротив храма.
      - Я имею в виду - отсюда или оттуда.
      - А, да нет, отсюда.
      - Ясно, а что так стараешься не своим голосом говорить?
      - Понимаешь, я тут не один, вернее, один, но не полностью. Этот тип смылся.
      - Ты что, влез куда-то?
      - Да, в председателя кооператива.
      - Понятно. И что собираешься делать?
      - Да есть кое-какие соображения.
      - А что Эзоповым языком заговорил?
      - Страхуюсь на всякий случай, откуда я знаю, как у тебя дела.
      - Да нет, все нормально, можешь говорить напрямую.
      - Хорошо, - сказал я и немного задумался: "Стоит ли все-таки Ивана привлекать, вмешивать в эти обстоятельства? Не должно бы мне поступать так слабо и подчеркивать в себе незадачливого ученика. И для меня медвежья услуга, и для Ивана - слабинка учителя".
      - Ты что замолчал?
      - Думаю, что сказать.
      - Слушай, тебя что, заблокировали или сам играешь?
      - Заблокировали.
      - Ну это пустяк. Помочь?
      - Думаю, что не надо. Это мое недоразумение, мне и расхлебывать.
      - Ну, смотри, тебе виднее.
      - Слушай, ты меня, Иван, извини, в случае чего я тебе позвоню, хорошо?
      - Ладно.
      - Как у тебя дела, Иван? Как живешь? Работаешь?
      - Дела по-старому, правда, диссертацию успел защитить по медицине. Занятия продолжаю.
      - Не женился?
      - Женился, не так давно.
      - Папкой скоро будешь?
      - Да, эта проблема намечается.
      - Поздравляю, - с грустноватым оттенком сказал я и тут же решил закончить разговор:
      - Ну, ладно, Иван, я заканчиваю, пойду потихоньку.
      - Ну ладно, пока, звони.
      - Пока, Иван, - подытожил я и уверенно повесил трубку на автомат, и душа у меня заныла немного, вспомнились былые времена, когда я работал директором кинотеатра. Я вышел из телефонной будки в слегка расстроенных чувствах, но с твердой уверенностью продолжать борьбу, хотя моя устремленная позиция и находилась в расплывчатом состоянии, пока я длительно присутствовал в Астрале, но здесь, на Земле, на физическом плане, среди вороха страстей телесного преобладания я снова захотел обладать своим земным телом, и мне даже порою уже бывало не то чтобы трудно, скорее грустновато в минуты необходимости покидать земное тело Гриши, ибо немало я уже в него вживался, и каждый раз, с ним расставаясь, я хотел возвращения. Я привыкал к нему, словно к одежде, без него я начинал себя чувствовать голым и даже, в какой-то мере, несовершенным, лишиться его для меня все больше начинало означать потерю любимой вещи, старого, удобного костюма, таким образом, я все больше привязывался к Гришиному физическому телу, и я еще не имел подобного опыта инородного вживления души на столь продолжительный срок, и потому не мог предвидеть, во что это все выльется, ведь не исключена была возможность, что моя инородная душа, насильственно вживленная в тело председателя кооператива, примет его, как благодатную почву, и пустит корни, но чувственные корешки уже появились, как очертания моей теперешней грусти. "Вот так, - подумал я, могу остаться Гришей".
      И тут произошло вот уж совсем неожиданное: среди туманной суеты прохожих, среди хаотичного их движения, в густоте уличного шума промелькнуло поодаль от меня, как некий знакомый сгусток, напряжение, и оно обозначилось, активизировалось в моей памяти раньше, чем я это смог проанализировать, мне ничего не оставалось, как ринуться за своей импульсивностью, что за маленьким ребенком-шалуном, и стеснительно оправдывать ее поведение
      - Золотов! - не успев подумать, окликнул я человека в старом подранном костюме, совершенно обвисшем на его довольно упитанном теле. Он стоял и крикливо рекламировал газету.
      - Самая клеветническая газетенка! - подкрякивал он голосисто, потрясая пачкой газет у себя над головой. - Берите, покупайте, самая дешевая газетенка в городе!
      Некоторые из прохожих неохотно, но останавливались: кто-то поглазеть на газетчика, а кто-то и вступить в перерекания с ним, подбросить ему какое-нибудь испачканное слово, другой останавливался, чтобы купить.
      Золотов, продолжая выкрикивать и одновременно на ходу реализовывать свой товар, впился в меня глазами, лишь на мгновение отводя их, присматривая за публикой.
      - Что-то я вас не припомню, - озадаченно говорнул он в мою сторону между рекламным слововоротом, - откуда мы знакомы?
      - Я пристально слежу за молодой литературой, и с вашими стихами я тоже немного знаком, - начал оправдываться я, но уже понимая, что эта встреча мне не помешает, а наоборот, есть еще одна возможность укоротить астральную волю Магистра - Остапа Моисеевича, ибо я тут же припомнил обстоятельства, некогда столкнувшие меня с этим газетчиком.
      - Вы читали мои стихи в сборнике? - как-то особенно сладко произнеся слово "сборник", поинтересовался Золотов, видимо, до сих пор это был его единственный наиболее весомый выход в печать.
      - Да, - тут же соврал я, потому что знаком я был со стихами газетчика только по одному тому злополучному четверостишию, изуродованному на астральном экране опечатками, хорошо продуманными астральной шайкой, дабы остановить стихотворца в развитии и направить его образ жизни, наполнить творческим опустошением, деградацией и печальной запущенностью в окружении необъяснимых, неведомо откуда сгущающихся невзгод.
      В прошлый раз Золотов улизнул от меня, его судьба отшарахнулась от помощи, а мы бы могли помочь друг другу еще тогда, но теперь я не собирался упустить возникший случай поправить это дело.
      - А правда, хороший сборник, - подбодрился Золотов, снова обращаясь ко мне, - целых шесть стихотворений моих! Вам понравились?
      - Еще бы, - заискивающе поддакнул я, - вы настоящий поэт.
      - Вы мои мысли читаете, - обрадовался газетчик, - тут недавно ко мне подходил мой знакомый, роман, говорит, издал, я ему так и сказал, как его там звали... фамилия у него дурацкая, а, Палецкий, так вот я ему так и сказал: "Ну, роман каждый Палецкий может написать, а вот шесть Стихотворений, выразительно подчеркнул слово "стихотворений" Золотов, - не каждый может опубликовать".
      - Да, это точно, вы правы, - быстренько подтвердил я и принял серьезный вид, боясь, что Золотов усечет мою неискренность, потому что глаза у него были очень прожорливые по отношению к своей славе, а значит могли не упустить, подсмотреть мимолетные штрихи моего лица, означающие мое истинное отношение к так называемой поэзии этого газетчика.
      Хотя астральная шайка вряд ли могла ошибиться в оправданности выбора своей жертвы, но мне все-таки не думалось, что этот тип Золотов и в самом деле может составить в перспективе авангард литературы.
      "Но он же сейчас остановлен, уничтожен", - отвечал я себе, чтобы не столь уж поддаваться своим столь чувствительным взглядам на этого человека в предоставленной мне данности. Но жизнь, она гораздо неожиданнее, чем предполагаем мы, и если смахнуть со стола "крошки", то обнаружится, на первый взгляд, замысловатая, но если присмотреться, логичная ее структура, клеенчатый рисунок.
      - Послушайте, вы мне нравитесь! Я здесь недалеко живу, пойдемте ко мне, выпьем по чашечке кофе, - предложил Золотов мне.
      - А что, я не против, - сразу же согласился я, логика жизни начинала оправдывать себя, подтверждать свое незримое существование.
      - Все, - сказал Золотов, - ну их на хер, эти газеты. И он нагнулся к своим ногам, подхватил черный обтрепанный портфель и ловко метнул в его нутро остаток нереализованного товара, затем он защелкнул портфель, подхватил его под мышку, ибо ручек не было, и добавил: - Ну что, идем? - Я готов, оживился и я, и мы задорно зашагали в гости к Золотову. Дорога была мне знакома, тогда, в Астрале, следуя за Золотовым по пятам в надежде быть понятым, я хорошо запомнил ее.
      Газетчик жил в нескольких минутах хотьбы от Центрального рынка, не доходя до Братского переулка, и мы с ним действительно шагали в ногу, как братья.
      Дома Золотов предложил мне присесть на все тот же диван, ведомый мне по Астралу, с кулачищами выпрыгивающих пружин под шелушащейся обивкой, и предложил чаю, ибо кофе не оказалось: Золотов много перетряс банок и, наконец, из одной из них, хотя они все были из-под кофе, просыпались чайные крошки, и по всей комнате теперь валялись пустые разноцветные банки.
      - А я недавно женился, - осведомил меня стихотворец, замечательная баба, правда, немножко горбатая, но я не смотрю на это, у нее душа прямая, - расхохотался Золотов. - Мы не расписывались, но все равно живем, не убегаем друг от друга, скоро она явится, и вы познакомитесь, только, пожалуйста, перешел на шепот Золотов, - вы с ней поаккуратнее.
      - А что? - тоже прошептал я, недоумевая.
      - Ведьма, - сказал Золотов и добавил, - страшная.
      - В каком смысле ведьма?
      - В самом прямом.
      - Да ну?
      - Я вам говорю!.. С мертвецами, - негромко сказал стихотворец и огляделся по сторонам, - общается.
      - Да уж, у вас не только стихи необычные, но и окружение тоже, - хвалебно сказал я, и Золотову это понравилось.
      - А вы как думали, иначе я бы никогда не написал эти шесть стихотворений, правда,в последнее время мне что-то не пишется, - погрустневши, определился он и протянул мне чай в замусоленной чашке без блюдца. - Сахара нет, - добавил газетчик, - вчера кончился. Может, сейчас Ветистова притащит.
      - А Ветистова это кто? - переспросил я, гадливо пригубливая чай, но делая это незаметно, чтобы не насторожить хозяина, не оттолкнуть его расположенность ко мне. Роль откровенного почитателя всегда сложнее роли критика.
      - Как, вы не знаете, кто такая Ветистова?
      - Нет, - отрицательно покачал я головой.
      - Да это же она самая.
      - Кто?
      - Моя жена, а я разве вам не сказал об этом?
      - Нет. То, что у вас есть жена, вы упомянули, но что именно она Ветистова, об этом ни слова.
      - Странно, ну да ладно, хотите, я вам свои первые стихи почитаю, они, правда, не вошли в сборник "Счастливый сон", Золотов рылся в шкафу. - Но, сами понимаете, редактура у нас "без слуха", так сказать, да и потом, разве можно вместить всю мою открытую душу... печатные площади ограничены, - надменно произнес стихотворец, и развел руками, и важно оттопырил нижнюю губу, в одной руке у него уже находилась тетрадка, такая же замусоленная, как и предложенная мне кружка с чаем. Теперь Золотов присел со мной рядышком, разлистнул эту тетрадь и сказал: - Вот, оно открылось - его и прочту, напоминаю, это из первых моих стихов.
      - Да-да, - подтвердил я и принял внимательный вид, читайте.
      И Золотов нараспев задекламировал:
      Найти бы
      пятновыводитель,
      Что с неба выведет
      Луну!
      Померк бы
      мой руководитель,
      И я ко тьме бы лишь
      прильнул!
      Хранитель мой - не обижайся!
      Мне жаль усердие твое...
      Ты мне вещаешь:
      "Возвращайся!"
      К тебе тянусь,
      но на своем!
      Я в телесах, я в низшем ранге,
      под светом
      извергаю
      лай...
      Меня ты мучаешь,
      мой ангел:
      оставь меня,
      не оставляй!
      - Да! - сказал я, когда Золотов прочел стихотворение.
      - Я прочту еще одно, - заторопился он и бегло отмусолил пару страниц в тетрадке, приплевывая на пальцы. - "Дождь", таинственно произнес он название следующего стихотворения.
      Вокруг: стоят
      дома многоэтажные.
      Вокруг:
      деревья
      взмокшие
      сутулятся
      враскач,
      как дирижеры очень
      важные.
      И дождь лишь
      аплодирует
      распутице!
      Вокруг дома жилые,
      ну и что же!
      А в них почти пусты
      балконов ложи!..
      Роятся на асфальте в лужах
      капли,
      да телевышка мокнет словно
      цапля,
      да дождь живой шумит...
      Как за кулисами:
      Зонты
      и шелестят плащи расхожие.
      На цыпочках торопятся
      прохожие
      скорей увидеть дождь
      по телевизору...
      - И вот, еще совсем крохотное, - не делая никакой паузы после отзвучавшего стихотворения, засуетился, заерзав на месте, стихотворец.
      Блудник
      К новой бабе мчит на "ладе",
      Затемненные очки...
      Красны, как в губной помаде,
      Поворотов колпачки!
      Наступило молчание. Я выдержал паузу, в которую постарался вложить свое многозначительно одобрение, а Золотов тем временем настороженно смотрел куда-то на пол, словно прислушиваясь к нарастанию моего восторга, а мне, признаться, и в самом деле показались его последние стихи довольно симпатичными, неплохими, но, конечно же, вызвать страстное восхваление, которого ожидал Золотов, они не могли. Мне ничего не оставалось делать, как прибегнуть к почитательской гиперболе: размашисто воскликнуть: - Вы - гений, Золотов! Да, это не каждому дано.
      "А он действительно молодец", - добавил я про себя.
      Золотов торжествовал.
      - В наше время нелегко, - театрально проговорил он, встретить ценителя поэзии - истинного, - добавил он.
      - Вы меня явно переоцениваете, - отозвался я на встречную похвалу, - А вы знаете, у меня к вам дело, и непростое, оно касается непосредственно вас, - определился я.
      - Дело? Вы мне еще больше начинаете нравиться, - Золотов развалилися на стуле напротив меня. - Говорите, я весь внимание, - уважительно потребовал он.
      - Пожалуй, начну с того, что представлюсь вам: я должен перед вами извиниться, даже, скорее, немного огорчить, но не одна ваша супруга Ветистова - ведьма, в данном случае.
      - Что? Вы тоже?
      - Нет, я не колдун, как вы решили подумать. Я сенсетив, энергетический интуит, так сказать.
      - Обалдеть! А что это такое? - воскликнул Золотов и хлопнул ладонями себя по коленям.
      - Понимаете, - слегка призадумался я, - э-э, м-да, сейчас объясню: природа меня одарила способностью воспринимать в какой-то мере некоторые структурные связи между прошлым и будущим, другими словами, определять причинно-следственную связь.
      - Как это? - озадачился стихотворец, продолжая не понимать меня.
      - Ну вот, собственно говоря, мы и подошли к делу, на примере которого вам станет определенно ясно, что же такое причинно-следственная связь, но как я ее вижу, вам предстоит убедиться чуть позже, когда вы проследуете по результатам моего совета.
      - Все, я готов слушать, - сказал Золотов, но глянул на часы. - А-а, - отмахнулся он, - хрен с ними, не пойду сегодня больше горланить, говорите... как вас?..
      - Меня зовут Гриша, - подсказал я.
      - Ага, - кивнул стихотворец, - говорите, Гриша.
      - Так вот, постольку поскольку я неравнодушен к вашему творчеству, - заговорил я и подумал: "Не слишком ли деловито и поучительски я изъясняюсь, может, стоит и попроще, а то заподозрит что-нибудь Золотов, не поверит, мало ли что ему на ум взбредет". - Так вот, - повторился я после непродолжительного раздумья, - я ведь, Игорь, знаю, отчего у вас жизнь теперь наперекосяк пошла.
      - Так-так, - оживился он и наклонился поближе ко мне, умный вы человек, я чувствую.
      - Что Бог дал, то и мое, я всегда говорю - лишнего у Бога не возьмешь, лишнее не потеряешь.
      - Классно сказано! - изумился мой собеседник.
      - Ведь я не зря сегодня подошел к вам на улице, когда я прочел вашу подборку стихов в коллективном поэтическом сборнике...
      - "Счастливый сон", шесть стихотворений, - вставил Золотов, - ну-ну, и что?
      - Я прочел эту подборку и сразу же все понял - вам специально сделано, чтобы вы были несчастны.
      - Вот гады! Это точно, - засуетился Золотов, - Вы знаете, это точно! Сто процентов правды, а я думаю, что же такое, не пишется мне и невезуха с ножом к горлу каждый день. А как же они, сволочи, сделали?
      - Очень просто, вы помните свое стихотворение о памяти друга?
      - Третье, - подсказал стихотворец, - третье по счету в подборке.
      - Именно в этом стихотворении вам все и сделано.
      - Стоп, - остановил меня Золотов, - сейчас я достану сборник. - Стихотворец кинулся к ближайшей книжной полке и вертуозно извлек оттуда небольшой целлофановый пакет, в котором аккуратно был завернут в газетку его поэтический сборник. Он снова уселся напротив меня на стул и заперелистывал эту книжицу. - Вот, - остановил он страницу, - мой титульный лист, все шесть стихотворений здесь.
      - Но нам нужно третье, - ненавязчиво подсказал я.
      - Да, третье, - словно получивши установку, подытожил Золотов и аккуратно стал отлистывать первую страницу, - раз, два, три, - вот оно, - отсчитал он и драгоценно подал сборник мне в руки, - только я вас прошу, страницу не загибайте, озаботился он.
      - Да нет, что вы, я отношусь к поэзии с прилежанием, особенно к хорошей поэзии, - и Золотов приготовился растаять в удовольствии, когда я вздохнул полной грудью, чтобы прочесть стихи:
      Передам дыхание по кругу
      Но жалко, что не все, и в том беда... - продекламировал я с выражением, Золотов блаженствовал.
      - В этих строках и зарыта собака, - уверенно сказал я.
      Золотов скривился, словно ему прищемили палец.
      - Опечатка, - оправдался он, - редактор гад, верстки не дал вычитать, там по-другому:
      Передаем дыхание по кругу,
      Но жалко, что не все, и в том беда...
      Это так я выразился о смерти своего друга, - осведомил меня стихотворец, - а они все испоганили, через опечатку эти строки от моего лица прозвучали, ну и где же тут сделано, как?
      - Я не буду вдаваться в подробности энергетического мира, но скажу вам одно... Но тут, огрызнулась замочная задвижка в прихожей, и в следующее же мгновение послышался торопливый голос: "Игоре-ок, Игорь Владимирови-ич!"
      - Ветистова, это она, - шушукнул мне на ухо Золотов, точно почуяла, что вы здесь.
      - О-о, у нас гости? - все еще из прохожей раздавался голос среди какой-то неопределенной возни. - Игорек, у нас гости? - вопросил голос еще раз.
      - Да, Ветистова, у нас сенсетив, - отозвался стихотворец. - Потом договорим, - снова шепнул он мне, - она скоро уйдет, у нее в это время вечно дела.
      - Ой, вы меня извините, - бегло заговорила Ветистова, вошедши к нам в комнату, - я так избегалась, столько дел, и везде я нужна. Вам Игорек не рассказывал, чем я занимаюсь, извините, как вас зовут, а я занимаюсь мертвецами, это вы и представить себе не можете, насколько это опасно и сложно, мы разыскиваем мертвецов по фотографии, но, правда, не всегда и мертвецов: бывает, и просто пропавших без вести.
      - Меня зовут... - попытался я вставить фразу.
      - А вы знаете, какой гениальный мой Игоречек, это восходящая звезда. Недавно целых шесть стихотворений опубликовали у него. Вы не читали?
      - Читал, Гриша меня зовут, - тут же вдогонку добавил я, боясь, что мне так и не дадут представиться.
      - Стоп... Гриша, - на мгновение Ветистова задумалась и приложила правую руку ладонью ко лбу, левую слегка отвела в сторону. - Так, - сказала она. - Гриша, Гриша, Гриша, ой, как же там, сейчас, одну минуточку, дайте сосредоточиться, все, мне все ясно, - снова оживилась она, - вы сенсетив.
      - Ну да, я об этом уже говорил Игорю, а Игорь...
      Но Ветистова снова перебила меня:
      - Вы сенсетив, и очень хороший, хотите я вам скажу, в какой области вы работаете? Так... - Ветистова стала перемещаться передо мною, держа свои руки вытянутыми вперед, и ее ладони смотрели мне в лицо. - ... Так-так... та-ак, приговаривала она, закатывая глаза под потолок, и это чем-то напоминало туземный танец. - Все! - воскликнула Ветистова. Мне все ясно, вы очень хорошо чувствуете время, так?
      - Ну, похоже, что вы приблизительно ответили, подтвердил я.
      - Чем вы занимаетесь? Я угадала, да?
      - Я умею видеть причинно-следственную связь.
      - Ну вот же, я и сказала, чувствуете время.
      Мне это начинало надоедать.
      - Ветистова, ты - ведьма, - восторженно и одухотворенно похвалил свою супругу Золотов.
      - Ой, какая же я ведьма, просто я действительно талантливый экстрасенс... Стоп, я прошу тысячу извинений, я совсем забыла, мне же позвонить надо сейчас, Львовна меня ждет, у нее клиентура по гороскопам наметилась, ей нужна моя консультация, я сейчас, мальчики, одну минутку, только три слова, и все.
      - Ну это действительно все, - шепнул мне Золотов, но я сидел непоколебимо, делая вид, что довольно серьезно отношусь к происходящему вокруг.
      - Алло... Алло!.. - снова выкрикнула в трубку Ветистова, после того как поспешно несколько раз передернула телефонный диск слева направо. - Светочка, это ты?... Ага, и я тоже только что пришла, ты адреса их записала?... Ой, ну а что же ты... Да... Понятно... Ну ты же пойми, Светочка... Светлана Львовна, не перебивай меня, я сейчас, мальчики, еще два слова, да нет, это я не тебе, это у нас гости... - Ветистова разговаривала по телефону с полчаса, не меньше, время от времени выкрикивая в мою с Игорем сторону: "Я сейчас, мальчики, еще два слова, три минутки, и все, очень важное дело!" И я все-таки почувствовал себя весьма счастливым, когда Ветистова в одно, действительно, прекрасное, мгновение наспех бросила телефонную трубку на аппарат и, окутанная ворохом совершенно непонятных объяснений в мою сторону, извиняясь через слово, медленно отступила в прихожую, и вскоре ее хохочущий голос будто захлопнула входная дверь в какой-то банке, и он перестал быть слышен, это Ветистова все-таки ушла из дома.
      - Дела, - сказал Игорь.
      - Суета, - добавил я.
      - Что? - не расслышавши моего слова, спросил Золотов.
      - Я говорю, замечательная у вас жена, Игорь.
      - Да, с женой мне повезло, у нее такой нюх на поэзию, она мои стихи сразу вычислила, ко лбу книжку приложила и тут же определила: "Самые лучшие стихи в сборнике твои, Игорь". А я верю ей, как себе, - похвалился Золотов, - ну, ладно, на чем мы там остановились?
      Я снова открыл сборник, отложенный на время в сторону, и сказал:
      - К сожалению, у меня очень мало времени, поэтому в подробности вдаваться не буду, но чтобы все ваши невзгоды рассеялись, Игорь, вам надлежит в первой строке третьего стихотворения в слове "передам" вписать перед последней буквой "м", только обязательно ручкой, от руки, букву "е", во второй строке букву "е" в слове "все" заменить на букву "е".