Астральное тело-1, Скоморох или Начало Магии (Как стать магом - 1)

      Наконец мое зрение полностью адаптировалось, и я разглядел пачку бумаг на Анином столе и какие-то карты с изображением человеческих фигур. В десяток секунд Аня что-то очень быстро дописала на обратной стороне одной из карт и ловко отодвинула гибкими руками все бумаги и карты в сторону, на подоконник.
      - Сейчас, - сказала она, - придет Корщиков. Надя пошла за ним.
      - Да, но мы с тобой даже не поздоровались, - шутливо возмутился я.
      - Конечно, - запротестовала Аня, - ввалился в комнату без приглашения!
      - Извини, действительно, сам не прав, здравствуй, Аня!
      - Это другое дело, здравствуй, Сережа!
      И тут дверь в комнату быстро открылась и закрылась. Ее движение произошло за какое-то неуловимое мгновение, по крайней мере, мне так почудилось, и в комнате оказался мужчина лет сорока, с неподвижно обвисшей правой рукой. Он прошел мимо меня и сел за стол Нади.
      - Саша, - обратилась Аня к нему, - познакомься, пожалуйста. Это Сережа, тот самый...
      Мужчина встал, и я тоже приподнялся из кресла, мы наклонились навстречу друг другу и мягко пожали руки, дружелюбно обменявшись улыбками.
      - Саша, Корщиков, - сказал мужчина.
      - Очень приятно, Сережа: Истина, - ответил я, и тут же обратил внимание, на лице у него крупные очки, одно стекло треснуто. Что-то беспокойное промелькнуло у меня в памяти. Мы снова сели на свои места: он за стол, я в кресло...
      - Здесь очень много света, - сказал я, улыбнувшись в сторону Ани и, снова посмотрев на Корщикова, добавил, - но потолок низкий!..
      - Низковат, - как-то двусмысленно подтвердил Корщиков.
      - А по мне так - норма! - сказала Аня, умиленно глядя на Сашу, как бы завязывая разговор между мною и Корщиковым.
      - Да, это интересно, - сказал я.
      - Есть люди, которым и Вселенная кажется подобной комнатой, - подытожил Корщиков.
      Аня поняла, что разговор начался, она уставилась в окно, то ли делая вид, то ли действительно что-то разглядывая там внизу, на улице. В общем, всем своим видом она показывала, что не мешает нам пообщаться.
      - Аня не давала вам почитать мою работу? - обратился Корщиков ко мне.
      - Нет, - сказал я, - кроме ваших рассказов я ничего не читал. А у вас есть своя научная работа?
      - Ну, как вы уже догадались, имеется, - сказал Саша.
      - И что, ее можно будет почитать?
      - Конечно, - засуетился Корщиков. Он полез в нижний ящик стола, извлек оттуда папку-скоросшиватель и протянул ее мне. Его правая рука продолжала висеть от плеча, и я понял, что она у него не работает.
      - Спасибо, - сказал я и принял папку.
      - Я думаю, что вам не мешало бы еще почитать Владимира Шмакова. У меня есть негативы его трактовки "Священной книги Тота".
      - А что это за книга? - поинтересовался я.
      - Вы знаете, я тороплюсь сейчас. Вы уж не обижайтесь на меня, - сказал Корщиков, - но в следующий раз я обязательно отвечу на ваш вопрос.
      - Ради Бога, извините, что я вас задерживаю, спохватился я, но все же спросил еще:
      - Совершенно последний вопрос, если можно?
      - Да, да, я слушаю, - остановился Корщиков у двери.
      - Когда я смогу получить негативы этой книги?
      - Если вы хотите побыстрее...
      - Если можно, то лучше - быстрее, - обрадовался я про себя такой близкой и действительной возможности прикоснуться к чему-то невероятному.
      - Меня две недели не будет на работе, - отгулы, сказал Корщиков. - Вы можете, если хотите, зайти ко мне домой, ну, хоть завтра.
      - Я согласен, - сказал я. - Как к вам добраться?
      - Улица Ленина, тридцать три, комната двадцать два. Это общежитие.
      Я бегло записал адрес в блокнот, попрощался с Корщиковым, и он ушел.
      - Это очень мужественный человек, - тихо и как-то особенно нежно произнесла Аня, и я понял, что Корщиков для нее много значит. Она грустно смотрела мне в глаза и продолжала говорить.
      - Он жил на Кавказе раньше. Как-то на "Жигулях" свалился в пропасть, получил несколько переломов позвоночника и прочие повреждения тела. Занялся Востоком. Сам себя выходил. Только вот рука осталась отпечатком той трагедии...
      - Ясно, - задумчиво произнес я.
      Аня предложила мне чаю. И тут меня словно осенило. Я вспомнил, что Вика приобрела книгу "Возрожден ли мистицизм?" у человека тоже в очках, одно стекло - треснутое... Хотя, успокоил я себя, мало ли на свете треснутых очков!
      * Часть третья И ВОТ *
      В гостях
      Дом 33 по улице Ленина... Я поднялся на второй этаж и тут же поморщился: нет ничего противнее запаха сырого белья, перемешанного с запахом борща! Общежитие...
      Изо всех щелей на меня обрушились стуки, крики, хохот. Вот и комната 22. Она оказалась в самом конце коридора. Я торопливо постучал в белую замусоленную дверь, мне хотелось поскорее скрыться за этой дверью. Я до ужаса ненавижу общежития! Я всегда избегаю долго в них находиться. Все общежития у меня ассоциируются с какой-то заразой, уж лучше снимать квартиру... Общежитие - это же унижение, уничтожение самостоятельности, творчества и человеческой личности! Здесь как нигде и никогда к тебе лезут изо всех щелей, и ты можешь лезть в каждую щель, и попробуй только закрой свою щель, не пусти! Ты станешь уже не общим, и тогда... Ты сам уйдешь из общежития... Но это еще полбеды! Из общежития можно уйти.. А вот если целая страна является общежитием?! Планета?
      Как назло, мне не открывали. Пришлось постучать еще и еще раз. Я прислушался: за дверью послышалось то ли шарканье, то ли возня... Я не выдержал и крикнул прямо в дверь:
      - Саша, Корщиков! Это я - Сережа Истина, вчерашний знакомый, - и я снова прислушался.
      Щелкнул замок, дверь приоткрылась, послышался голос Корщикова:
      - Заходите.
      - Что так долго? - спросил я. Мне хотелось спросить весело, но у меня вышло громко и грустно. Тяжело перестраивать свое настроение в единый момент, а надо бы научиться! В общежитии без этого - не выжить!
      - Т-с-с... Я задремал, - сказал Корщиков шепотом, сынишка еще спит, пожалуйста, тише...
      Я протиснулся в комнату. Саша оказался передо мной в одних плавках. Он осторожно прикрыл дверь и предложил:
      - Проходите сюда, э-э, нет, лучше туда, в кресло у окна. А я сейчас только умоюсь.
      Кресло слегка поскрипывало, я приютился в нем потихоньку и наконец-таки вдохнул свежего воздуха из открытого окна: на-дышавшись, огляделся по сторонам. За разноцветной шторой у входной двери шипела вода, а здесь, неподалеку от меня, на распахнутом диване спал мальчик лет четырех с очень крупной, как мне показалось, головой.
      Вскоре из-за шторы появился раскрасневшийся Корщиков. Он надел трико, порылся в книжном шкафу и, достав оттуда черный пакет, протянул его мне.
      - Вот, это Владимир Шмаков. Если не трудно, отпечатайте, пожалуйста, экземпляр и для Ани, - попросил он.
      - Конечно, отпечатаю, - сказал я и, приняв пакет, спросил. - Когда мне вернуть эти негативы?
      - Ну, я думаю, недели три хватит, чтобы все отпечатать?.. - то ли рассуждая вслух, то ли спрашивая, сказал Корщиков.
      - Постараюсь уложиться, - заинтересованно определил я и добавил, - хотя работы немало!.. Сколько всего страниц? заглядывая внутрь черного пакета, спросил я.
      - Чуть более пятисот, - ответил Саша и сел напротив меня на довольно расшатанный, жиденький, как этажерка, стул.
      Мы заговорили врастяжку, с паузами, будто на разных языках, как бы прислушиваясь к незримому переводчику, сидящему между нами. Таинственные паузы вкрадывались в наш диалог, эти паузы я тоже осмысливал, и даже, мне показалось, осмысливал не меньше, чем сами слова Корщикова.
      Я отложил черный пакет в сторону, на подоконник. Пауза продолжала висеть между мною и Сашей.
      - Отвратительное место общежитие, не правда ли? - сказал Корщиков.
      - Я бы сказал даже - мерзкое, - ответил я.
      - Да, но, как бы оно плохо ни было, а только чем ни хуже, тем лучше, - удивил меня Корщиков.
      - Вы сказали: чем ни хуже, тем лучше? - переспросил я.
      - Да, - подтвердил он.
      - Но, тогда, Саша, позвольте вас не понять!
      - Сосредоточиваться в безветрии, тишине и покое, - это хорошо! - сказал Корщиков. - Но это такое непрочное умение! От малейшего шороха может рассыпаться... Куда сложнее застолбить свое внимание на чем-либо среди отвлекающей тебя призрачности. Поверьте, в магии, например, это очень важное обстоятельство.
      - Ну, это в магии, а в жизни все, скорее, наоборот, возразил я. - Хотя, про себя, мне именно так и хотелось думать!
      - Одни говорят - магия, другие говорят - жизнь. В чем разница? Суть одна. Названия - разные, - пояснил Корщиков.
      - Ну, уж я не соглашусь с вами, что жизнь и магия - одно и то же.
      - Согласитесь или нет, от этого суть все равно не изменится, - сказал Корщиков. Он абсолютно уверенно посмотрел мне в глаза.
      Все-таки пауза великая вещь! Ничего на свете нельзя делать без пауз. А разговор без пауз - не разговор, а так, информативное общение, и только... Я молчал с полминуты.
      - Вы можете смело расспрашивать меня по своему усмотрению, - предложил Корщиков.
      - Вы знаете, - сказал я, - не люблю "вечера вопросов и ответов".
      - Понимаю, - кивнул Корщиков, - чувствуете напряженность? Ну, что ж...
      - Совершенно верно, чувствую!
      - Тогда... Спрошу я. Можно?
      - Спрашивайте.
      - Хорошо... Что побудило вас заинтересоваться Шмаковым, ну и так далее?
      - Э-э... Как вам сказать... Мне порою кажется, что тяга к необычному у меня в крови, она скорее неосознанная, чем направленная, и больше символична, чем рассудительна... Здесь и вера в Бога, и в приметы, ну и конечно же состояния восторга, радости, таинственности, если хотите, - даже страха!
      Корщиков улыбнулся, но как-то по-доброму, и эта улыбка меня ничуть не смутила.
      - Например, в детстве, - продолжал я, - каждое лето я проводил у своей бабушки в деревне. Напротив ее двора жила одинокая старая женщина - настоящая монашка! - баба Домна... Она никогда в жизни не была замужем! Я часто бегал к ней в гости, через дорогу, и подолгу засиживался за чтением Евангелия и других священных книг. А рассказывала баба Домна так интересно о жизни святых и Христа! Царство ей небесное, пусть ей земля пухом будет... - я приумолк.
      - Да... Впечатления детства, - медленно проговорил Корщиков, - но это, - предрасположенность души, а в чем же мелодика вашего интереса?
      - Мелодика?
      - Да, мелодика, - подтвердил Саша.
      - Не так давно, - сказал я, - я узнал, что мой двоюродный дед был колдун!
      - Аня рассказывала мне об этом, - остановил меня Корщиков.
      Снова наступила пауза. Я раздумывал: говорить о Наташе или не говорить?..
      - Говорите, говорите! - возник неожиданно голос Корщикова. Я удивленно посмотрел на Сашу:
      - У меня создается впечатление, что вы даже знаете, о чем я должен говорить! - сказал я.
      Корщиков промолчал...
      - Ну, хорошо... - решился я. - Понимаете, Саша, у меня есть девушка. Божественно красива, неземная душа... Я люблю ее... Мы познакомились во сне... А на другой день узнали друг друга наяву, как старые знакомые!.. В этой истории я так запутался.
      - Не переживайте... Если вам суждено, - разберетесь, сказал Корщиков, - все зависит от вас самих. А раз началось, значит - суждено!
      Он смотрел мне в глаза совершенно спокойно, уверенно, непоколебимо, а я только посматривал в его глаза, как бы заглядывая на мгновения...
      - У меня был друг, - продолжал я, - он давно умер, но он приходил ко мне во сне и показывал, как они живут. Там я и познакомился с Наташей.
      - Так ту девушку зовут Наташа? - спросил Корщиков.
      - Да. Ее зовут Наташа.
      - Что ж, такое бывает, - определил он, и тут же, как-то особенно оживившись, спросил: - Вы что-то хотели у меня спросить вчера в лаборатории?..
      - Да, я хотел попросить вас рассказать о Священной книге Тота, - ответил я.
      - О Священной книге Тота можно говорить часами, если не веками. Ведь это - самая древняя книга на Земле!
      Корщиков поднялся со стула, продолжая смотреть на меня. Его правая рука неподвижно висела от плеча. Потом он сделал несколько шагов от стула, постоял у книжного шкафа и снова вернулся и сел на стул. Я молча ожидал...
      - Мой экземпляр Священной книги Тота сегодня у приятеля, но это не беда! Я перескажу вам кое-какие соображения по поводу ее происхождения и значимости, основываясь на вступительном слове Владимира Шмакова.
      Саша помедлил еще несколько секунд... Я уловил в глазах Корщикова такую выразительную силу и надежность, что мне почудилось, будто эти глаза управляют его телом!.. И Корщиков заговорил.
      - Множество веков пронеслось над Землей. Но там, в бездонном океане времени, среди всего смертного находится один-единственный Памятник, великий Памятник!.. Кто поставил этот Памятник и откуда он родом?! - никто на Земле не знает и, возможно, не будет знать никогда... Все нити и дороги человеческого познания за всю нашу планетную жизнь начинались там, от этого памятника. В Европе этот Памятник известен под именем Священной книги Тота - Великих Арканов Таро...
      Корщиков говорил плавно, словно внушая мне каждое слово.
      - Владимир пишет в своем Предисловии, что десятки веков назад господствующая ныне Белая Раса на земле имеет этот Памятник Божественной Мудрости от своей предшественницы, и что это Божественное откровение определяет основу всех Посвящений. Его сущность усматривается в каждой религии. Поверьте, Сережа, что это так, - добавил Корщиков. Он опять поднялся со стула, порылся в каком-то чемодане, извлек оттуда общую тетрадь в зеленой обложке, снова сел на стул, немного полистал эту тетрадь... - Вот, - сказал он, - что говорит Елена Петровна Блаватская в своей работе "Тайная доктрина", - и он зачитал отрывок:
      "Говорят, что Таро "индийского происхождения", потому что оно восходит к первой подрасе Пятой Расы - Матери, до окончательного разрушения последнего остатка Атлантиды. Но если оно встречается у предков первобытных индусов, то это не значит, что оно впервые возникло в Индии. Его источник еще более древен и его след надо искать не здесь, а в Himaleh, в Снежных Цепях. Оно родилось в таинственной области, определить место нахождения которой никто не смеет и которая вызывает чувство безнадежности у географов и христианских теологов, области, в которой Браман поместил Свою Kallasa, гору Меру и Parvati Pamir, извращенный греками в Парапамиз" <$F"La Doctrine Secrete. Syntese de la science de la religion et de la philosophie" par H.P. Blavat'sky. Praduction francaise, 5-e volume, Miscellanees, pp. 105-106.>.
      - Так, - сказал Корщиков, - Блаватская попыталась опровергнуть цитату, которую она использовала в своей "Тайной Доктрине" с какого-то манускрипта о Таро - Священной книге Еноха. Если Вы не возражаете, то я зачитаю и саму цитату тоже! - обратился он ко мне.
      - Обязательно зачитайте, - отозвался я, - мне это очень интересно!
      - Итак, вот как звучит эта цитата:
      "Есть лишь единый Закон, единый Принцип, единый Агент, единая Истина и единое слово. То, что вверху, по аналогии подобно тому, что внизу. Все, что есть - результат количества и равновесий. Ключ затаенных вещей, ключ святилища! Это есть Священное слово, дающее адепту возвышенный разум оккультизма и его тайн. Это есть квинтэссенция философий и верований; это есть Альфа и Омега; это есть Свет, Жизнь и Мудрость Вселенские... Древность этой книги теряется в ночи времен. Она индийского происхождения и восходит до эпохи несравненно более древней, чем время Моисея. Она написана на отдельных листах, которые раньше были сделаны из чистейшего золота и таинственных священных металлов... она символична, и ее сочетания обнимают все чудеса духа. Старея с бегом веков, она, тем не менее, сохранилась - благодаря невежеству любопытных - без изменений в том, что касается ее характера и ее основной символики в наиболее существенных частях".
      Зачитав цитату, Корщиков продолжал молча перелистывать тетрадь.
      - Ну, пока хватит, - сказал он, захлопнув тетрадь и отложив на подоконник.
      - Честно говоря, - произнес я, - то ли мир сходит с ума, то ли еще что?! Но я все больше не распутываю, а наоборот, с каждым днем ввязываюсь крепче, ухожу во что-то такое невероятное.
      - То ли еще будет, Сережа, - хитро прищурился Корщиков.
      - Давайте начистоту?! - предложил я. - Что меня ожидает?
      - Вы забеспокоились об обратной дороге? - спросил Корщиков.
      - Да нет... Хотя, все-таки, мне кажется, я имею право знать, куда я иду?!
      - И не вернуться ли назад? - словно предложил от моего лица он.
      - Ну, если хотите, пусть это прозвучит именно так, согласился я.
      - Тогда, - сказал Саша, - я вас должен сразу предупредить: обратной дороги - нет!
      - Весьма крылатая фраза! - сказал я.
      - Да, но здесь она как никогда уместна, - подытожил Саша.
      - Ясно... - призадумался я, - и насколько это серьезно, я хотел сказать - опасно?
      - Смертельно... Может быть, и смертельно, - немного смягчил он.
      - Значит, степень опасности зависит от чего-то?
      - Да, зависит.
      - И вы мне можете сказать, от чего?
      - Это не секрет... Ну, вот скажите: сможете ли вы выдержать ряд испытаний?
      - Каких испытаний?
      - Скажем, вам будут угрожать - смертью, избиением, тюрьмой, над вами будут издеваться, насмехаться. Вам не будут верить, будут вкрадываться в вашу душу, выискивать в ней слабые места и потом соблазнять женщинами, деньгами, горем, потерями - опустошать. Пресыщать радостями и тут же отбирать их... и еще многое и многое другое... Даже пьянство будет подавать вам руку дружбы, хмельной откровенности. И в любом из того, что я перечислил, вы вполне сможете утонуть навсегда, кануть в иллюзию!
      - Я не отношусь к категории людей, которые берут время на обдумывание, - я согласен на любое из этих испытаний, сказал я.
      - Если бы вы решили обдумывать, то это значило бы, что это не ваш путь! - пояснил Саша.
      - Это мой путь, я его выбираю!
      - Хорошо... Но только учтите, что с такой же легкостью, с какой вы согласитесь пойти этим путем, вам не сойти с него. Вы сможете остановиться на каком-то этапе, чтобы потом снова продолжить свое движение, но не более того!
      - Потом, это когда? - спросил я.
      - В следующем рождении, - пояснил Корщиков.
      - А как надолго эти испытания?
      - Это может продолжаться неведомое количество времени.
      - Отчего же так?
      - Оттого что здесь отсчет идет не на количество, а на качество, - сказал Корщиков, и он добавил. - А еще, мне хотелось бы сказать вам вот о чем: не ищите во мне единственного учителя! Все зависит от вас самих, все содержится в вас самих! Вся жизнь, весь мир - ваш великий учитель!.. Вот, возьмите, хотя бы и нарочно, для начала, и с сегодняшнего дня начните прислушиваться ко всему на свете, всматриваться во все на свете, и, поверьте, если вы научитесь - воспринимать и оценивать... Этого уже будет немало!..
      - Ну, хорошо!.. Предположим, что я уже научился весьма совершенно воспринимать и оценивать, и что тогда?
      - Научиться воспринимать и оценивать - это первый этап, за которым следует овладеть собственной реакцией и отношением к воспринятому и оцененному, но и этого мало! Третий этап проявление реакции, вашего отношения вовне, в среду, можно сказать - обратная связь... Вот тут-то и подстерегают вас всевозможные испытания, о которых я уже упоминал...
      - Господи, тогда как же несовершенен простой смертный, не умеющий даже воспринимать и оценивать, я не говорю уже о его реакции - она будет непредсказуемой! - ужаснулся я.
      - Тут и зарыты все распри человечества, все его конфликты, - сказал Корщиков.
      - Но надо полагать, что правильно оценивать и реагировать - это еще не все? - поинтересовался я.
      - Да, и это еще не все! - подтвердил Саша, - но мне бы не хотелось, как говорится, забегать вперед, - сказал он, всему свое время!
      - Думаю, что вы правы, - согласился я.
      - Надо же! - воскликнул Корщиков. - Вы интуитивно делаете успехи.
      - Я не заметил успехов, - сказал я, - если не секрет, в чем они?
      - Вы произнесли: "Думаю".
      - Ну и что же?
      - А то, что это хорошо!... Вам предстоит заменить слово "хочу" на слово "думаю", - определил Саша, - у вас эти проблески уже появляются.
      - Отчего же мне предстоит менять свой лексикон?
      - Оттого, что "думаю" - всегда изначально, а "хочу" оно всегда вторично. Когда вы это поймете путем личного истинного опыта, тогда вы со мной согласитесь осознанно. И все ваши испытания в единый момент прекратятся, ибо вы будете "думать", а не "хотеть"!.. Но к этому вы придете все-таки путем испытаний, и неминуемо!..
      - Похоже, что испытания - это что-то вроде зловещих тренировок, - сказал я.
      - Да, это действительно тренировки, но только не зловещие, а очистительные.
      - Значит, надо переучиваться говорить?
      - Ни в коем случае! Не надо специально браться перестраивать свой лексикон.
      - Вы же сказали, что мне это предстоит?
      - Понимаете, Сережа, перестройка лексикона должна быть внутренней. К примеру, у девочки, хочет она того или нет, в конце концов - вырастают груди... Если вы будете намеренно исправлять свой лексикон, в данном случае слово "хочу" заменять на слово "думаю", то это слово "думаю" будет у вас выглядеть как слово "хочу", между "думаю" и "хочу" появится лишь разница в произношении.
      - Почему же, Саша?
      - А потому что внутренне это будет звучать примерно так: "я хочу заменить слово "хочу" на слово "думаю"! В основе остается "хочу". Вы понимаете, остается "хочу"!
      - Хорошо!.. А если эта внутренняя установка прозвучит по-другому. Скажем так: "я думаю заменить слово "хочу" на слово "думаю". Тогда как?
      - Но это же будет только самообман, и не более того!
      - Почему же? - возразил я.
      - Потому, что если вы волевым решением, а не внутренней естественной потребностью заменяете слово "хочу" на слово "думаю", то это будет актом воли вашей, а значит, вы все равно обязательно подразумеваете слово "хочу". Это как мальчик, который желает, чтобы у него отросли груди!..
      - Да, - сказал я, - такому мальчику прежде всего надо стать девочкой, и груди отрастут сами собой!
      - Ну, вот вы и поняли меня, - обрадовался Корщиков.
      - Значит, все-таки - испытания?! - спросил я.
      - Ничего не поделаешь! - ответил он.
      - А вы знаете, я теперь догадываюсь, откуда у Ани такая острота восприятия слова! - сказал я. - Разговаривая с вами - это понять немудрено!
      Но Корщиков не ответил на эти слова похвалы... На диване зашевелился спящий до сего времени мальчик. Саша подошел к нему, присел на краешек дивана и погладил сынишку по его крупной голове. Мальчик открыл глаза и тут же уселся молча на диване. Его отец ловко, одной рукой натянул ему трусы. Потом он положил возле сына стопку книг и снова вернулся к окну. Усаживаясь на все тот же этажерчатый стул, Корщиков спросил у меня:
      - Не правда ли, очень крупная голова?
      - Да, я об этом подумал, еще как только вошел сюда, в комнату, и меня это удивило... В самом деле, отчего такая крупная голова?.. Наверное, ваш сын вырастет очень умным человеком?
      - Может быть, - сказал Корщиков и слегка усмехнулся, как-то очень доверчиво.
      Мальчик старательно перелистывал книги, ощупывал и рассматривал их страницы. Он совершенно не обращал на нас никакого внимания.
      - Да, - словно опомнился Корщиков, - только вы, обратился он ко мне, - не думайте о своей исключительности относительно испытаний!.. Все человечество, каждый человек, животное, птица, дерево, травинка, звезда, пылинка, - несут тяжкое бремя своих испытаний, необходимых только им в их посвящении. Все, абсолютно все и все посвящаются в истину, медленно или быстро - не имеет значения, но посвящаются!
      - Тогда, - удивился я, - к чему меня было предупреждать об испытаниях, если испытания - присущи всему и всем на свете?
      - Маг, - сказал Корщиков, - тем и отличается от про-фана, что он, Маг, нарабатывает опыт путем осознанным, направленным, а профан, в том числе и ученый профан, нарабатывает опыт бессознательно, методом проб и ошибок, в лучшем случае интуитивно! Такое посвящение - тоже посвящение, но довольно медлительное, хотя и естественное. Оно, порою, растягивается на баснословное количество воплощений, смертей и жизней!.. Вы хотите остаться профаном? - спросил Корщиков.
      - Нет. Конечно же нет, - ответил утвердительно я.
      - Папа, я хочу молока, - неожиданно отозвался мальчик на диване.
      - Я сейчас, малыш, - тут же отреагировал на просьбу сына Корщиков. - Извините, я только подогрею ему молока, - сказал он мне.
      Вскоре малыш пил свое молоко вприкуску с магазинным сухарем и поглядывал на меня, а я спросил у Корщикова:
      - А почему именно я?
      - Вы хотите сказать: почему именно вы удостаиваетесь в Посвящении осознанном? - пояснил Корщиков.
      - Да, я имел в виду это.
      - Как я уже сказал вам, что исключительности у вас нет, как нет ее ни у чего и ни у кого на свете! Все и все посвящаются в истину...
      - И все-таки, почему же именно я? - повторил я вопрос.
      - Почему именно вы?
      - Да, да, почему? - я теперь смотрел Корщикову в глаза.
      - В этой вашей инкарнации, - сказал он, - в сегодняшнем воплощении, ваше Посвящение дошло до уровня, когда само Посвящение пора осознать как таковое! То есть ваше Посвящение не противоречит естественному развитию Всеобщего Вселенского Посвящения, оно также протекало и протекает, как у всех и у всего! Просто в этой, сегодняшней жизни вашей вы, наконец, доразвились, путем баснословных предыдущих испытаний в других воплощениях, до осознанности! Поверьте, каждый про-фан, в конце концов, обязательно придет к моменту осознанности своего Посвящения, только в какой из своих инкарнаций, земных воплощений это произойдет - неведомо никому!.. У вас этот момент наступил...
      - А могу я не успеть завершить свое Посвящение и в этой жизни, - спросил я и озабоченно облокотился на подоконник.
      - Не завершите в этой, все равно продолжите завершение в следующей! - сказал Корщиков.
      - Как же это? - настаивал я.
      - Скажем, - пояснил Саша, - родитесь в семье Посвященного.
      Мы приумолкли. Было слышно, как малыш грызет сухарь...
      Я опустил глаза и долго смотрел себе под ноги, размышляя. Прошло некоторое время. И вот у меня возникла противоречивая мысль:
      - Знаете, о чем я подумал сейчас? - не поднимая глаз, произнес я.
      - О чем же? - отозвался Корщиков.
      - Я подумал: истина - это Бог? Так?
      - Предположим, так, - подтвердил Саша.
      - Тогда как же объяснить существование дьявола и Посвящение в его ряды? Ведь такое Посвящение - тоже существует?! - и я уставился Корщикову в глаза.
      За все время беседы он ни разу не отвел своего взгляда в сторону! Мне начинало казаться, что он всегда упорно смотрит на меня, даже когда подогревает молоко!
      - Я уже осведомил вас, что Посвящение существует только одно, - в истину! - сказал Саша.
      - Но все же, как быть с дьяволом? - настаивал я.
      - И дьявол, - улыбнулся Корщиков, - и, как вы выразились, его Посвящение, - все это - разновидности, э-э, различные по степени испытания.
      - Значит, человека может отбрасывать и назад на пути Посвящения? Но тогда вы, по-моему, противоречите сами себе! Не вы ли сказали, что человек продолжает свое Посвящение с того уровня в следующей жизни, на котором он остановился в предыдущей?!
      - Верно, я говорил так и не отрицаю ничего. Но противоречия здесь никакого нет. И вот почему. Если человека отбросит назад и в следующей инкарнации своей жизни он будет не человеком, а, скажем, - деревом! Сможет ли он продолжить свое Посвящение в истину, будучи деревом, с того этапа, на котором он остановился в образе человека?!
      - Я думаю, что не сможет!
      - Вы совершенно правы, Сережа. Не сможет! Не сможет, пока не отработает определенные качества в образе дерева, и потом, снова, в какой-то из последующих жизней не станет человеком подобного уровня развития, который он уже имел до отступления назад в образ дерева... Разве здесь есть противоречие? Человек действительно продолжает свое Посвящение в следующей инкарнации, здесь, скорее, можно подразумевать не в следующей, а в последующей инкарнации подобного уровня!.. Вот почему важно не терять чистоту Посвящения в каждой инкарнации, в каждом земном воплощении, чтобы не отступать назад, дабы заново заслуживать путем новых и возможно неисчислимых испытаний возврата к уровню Посвящения, которого ты достиг уже сегодня, чтобы продолжить его... - Корщиков умолк.
      - Что же, Саша, - вы убедили меня, - согласился я.
      Снова наступила пауза. Корщиков наклонился и поднял с пола валявшиеся там очки. Он стал протирать их салфеткой. Я увидел, что одно стекло у этих очков продолжало оставаться треснутым. "Может, тот безбилетный тип из автобуса по описанию Вики, это все-таки он, Саша?" - подумалось мне. И я решился:
      - "Возрожден ли мистицизм?", у вас есть эта книга? спросил осторожно я.
      - Была, - тут же ответил Корщиков, продолжая усердно протирать очки.
      - А куда она делась? - поинтересовался я, испытывая некоторую неловкость за учиненный допрос.
      - Я продал ее, - спокойно ответил Саша, жарко подышав на линзы, и они запотели.
      - В автобусе? - уточнил я.
      - Да... - ответил он.
      - А знаете, ваша книга у меня! - сказал я и принялся ожидать реакции Корщикова.
      Он продолжал протирать очки, шли секунды.
      - Вы ее прочли? - спросил Корщиков как ни в чем не бывало.
      - Да, - робко ответил я...
      И тут в нашу комнату кто-то постучал.
      - Извините, я пойду открою, - сказал Саша.
      Хлопнула дверь. Из-за разноцветной шторы в комнату вошла молоденькая девушка. Она подмигнула малышу на диване, и тот улыбнулся. Девушка в сопровождении Корщикова подошла ко мне.
      - Это Сережа, - сказал Корщиков ей.
      Я встал с кресла. Девушка протянула мне руку: