Очи синие, деньги медные

      Бывают случаи везения.
      - Аллё-у?.. - Трубку в Москве сняли. И это был, конечно, он, шарик с дребезжащим смехом. - Если дама, сразу говорите уменьшенное имя...
      - Мне бы директора антимонии, - Андрей нарочно не представился. - Звоню из глубины сибирских руд...
      - Постой, постой! Уж не второй ли это Ойстрах или не третий ли Паганини, если Ойстрах был вторым Паганини?.. Но, милый! Сейчас никаких конкурсов... Ты опоздал! Список утвержден!
      - А за бугром? - тихо спросил Андрей.
      - За бугром? Где доллары в реке цепляют багром? О-о, ай андестед!.. - заливаясь смехом, закричал Лексутов. - Ми будем обсуждать.
      Договорились, что завтра, в двенадцать часов дня он ждет Андрея и Наташу возле гостиницы "Украина". Номер закажет.
      Андрей снова вернулся, петляя, к своему дому, постоял, держась обеими руками за бетонную стену дома. Лишь бы не переиграть - если милиция схватит, пропали билеты. И удостоверение спортобщества "Труд" не поможет. Они уже поняли, как оно оказалось у скрипача...
      А насчет Наташи пусть продолжают гадать, когда же она успела от него выскочить и куда могла деться.
      Оглядываясь, вошел в квартиру - мокрая, румяненькая, чистая Наташа встречала его, лежа на раскрытой постели.
      Андрей от смущения угрюмо поделился своими тревогами. Не ворвутся же эти люди сюда под каким-нибудь предлогом, например, напялив милицейскую форму.
      - А я им вякнула, что после тебя в парикмахерскую закачусь... - замурлыкала Наташа. - Ты говоришь: глупая, а я соображаю. - Пусть бегают, парикмахерских в городе до фига...
      Андрей обнял ее и шепотом рассказал о своем звонке в Москву.
      Они проспали до вечера... Уже в темноте, не зажигая света, привычно собрали чемоданы. Надо было теперь каким-то образом выбраться в аэропорт.
      Андрей снова потащился на улицу, уже как бы протрезвевший, с больной головой. Долго стоял на углу, приложив ладонь к сердцу. Наконец, ему повезло - шла мимо белая длинная машина с красным крестом. Приплясывая, как от нетерпения, Андрей замахал руками - "скорая помощь" остановилась.
      - Если есть время, отвезите больную жену в аэропорт... летим на операцию. Заплачу сто долларов.
      - Сто? - хмыкнул водитель и обменялся взглядом с сидевшей рядом девчонкой в медицинском халате. - Подходит.
      Машина, сообразуясь с жестами Андрея, завернула во двор, подкатила прямо к подъезду, Андрей метнулся за Наташей, она в сумерках скользнула в салон, легла, Андрей забросил ей в ноги вещи, и "скорая" выкатилась на улицу. Со стороны можно было подумать совершенно однозначно - увозят больного.
      Через полчаса они уже были в аэропорту - проехали, не останавливаясь ни возле поста ГАИ, на даже перед красным светофором.
      Андрей и Наташа, не оглядываясь, стараясь держаться как можно уверенней, зарегистрировали билеты с чужими паспортами и прошли на посадку, в самый дальний угол темного коридора, где светились красные буквы "РЕЙС 14". Сели на скамейку спиной к проверяющим.
      Если вдогонку люди "племянника" приедут в аэропорт - ни в каких списках фамилии Сабанов и Мамина не числятся.
      Но волнение не давало спокойно сидеть. Кто-то со стуком опустил рядом тяжелый кованый чемодан - беглецы вздрогнули. Объявили по радио: "Гражданку Потапову просят подойти срочно к справочному бюро" - Наташа нервно засмеялась, шепча Андрею: "Я не Потапова?.." И когда, наконец, их повели и провели в самолет, и самолет оторвался от бетонки, Наташка повернулась к Андрею и бросилась его целовать. Все-таки она его любит. Любит.
      ...........................................................................................................
      Лексутов стоял на ступенях крыльца гостиницы "Украина", сунув пальца в кармашки жилета, в белом костюме, белых ботинках, как кинозвезда на фестивале. Да он и был в мире концертов своего рода "звездой", хотя внешность имел довольно комическую - пузцо, галстук горбом, физиономия круглая как воздушный шар. Лишь улыбка немного странная - скалил то левую нижнюю часть зубов, то правую...
      - Гений, бля!.. - завопил он, когда увидел Андрея с юной очаровательной женщиной. Мог бы и не ругаться. Но Лексутов из мгновенно вспыхнувшей ревности при даме изображал ковбоя. - Это твоя скрипка? - И показал, понятно, не на футляр с инструментом, а на Наташу. Засмеялся, играя нижней губой. - Все заказано, идемте. Деньги есть? Вижу по глазам, что куры не клюют.
      Номер сибирякам достался огромный. Но Лексутов не дал им и оглядеться, забормотал:
      - Сейчас надо ням-ням... а там и покалякаем! - Он всегда был обжора. Но даже его, бывшего сибиряка, удивила просьба Андрей заказать в номер обед.
      - Шикуешь?
      - Нет, - оглянулся на дверь Андрей. - Есть разговор.
      - 0, о!.. - предвкушая особые тайны и, вместе с ними, повышенные комиссионные в виде литров коньяка, Лексутов потер ладошки. - Но здесь... - Он закивал на телефон. - Здесь... конечно, лучше... Но там больше воздуху. - И Андрей понял.
      Они спустились в ресторан, сели в левой сумрачной стороне, у стены. Лексутов стал хмур, как премьер-министр перед заседанием проворовавшегося кабинета, размышляющий о необходимости укрепления законности и нравственности. Ведь если Андрей чего-то остерегается, значит, возможно, идет против Закона. В этом случае он, Лексутов, готов вникнуть и помочь, но только по старой дружбе. У него у самого жена, и не одна, и дети... Заказав щедрый обед ( в частности, попросив принести осетрину, особо любимую Лексутовым - как говорится на его языке, "ням" первой степени), Андрей сразу же сказал тихо и твердо, потянувшись через стол:
      - Юра. Мы должны улететь в Италию или Испанию, как можно быстрее. У нее есть загранпаспорт, а у меня нет.
      - Три недели, - ответил не моргнув Лексутов. - При наличии шур-шура. - Он потер пальчиками, и стало ясно, что это означает.
      Андрей покачал головой:
      - Это имеется... немного... Но нам бы быстрее. Есть, правда, еще чужой загранпаспорт... мне дал приятель... он похож на меня...
      Лексутов отрыл рот и замер, как поющий музыкант на картине Матисса. Закрыл, открыл и прошептал:
      - Ксива не в розыске? Если в розыске, могут завернуть сразу в Магадан... Рискнуть, конечно, можно... - Он, театрально откинувшись, замолчал.
      Официант принес коньяку, закуски, старые приятели выпили, Наташа напряженно улыбалась, как куколка, время о времени бегая глазками по люстрам или соседям.
      - Покажи... - Взяв у Андрея паспорт шахтера, Лексутов внимательно оглядел фотокарточку. - Н-да. Но лучше бы тебе сделать настоящий... Тысяча баксов - и одна неделя. Три тыщи - три дня...
      Андрей и Наташа переглянулись. Сказать, что у них денег хватит, не стоит. Да и там, за рубежом, надо будет на что-то жить.
      Прекрасно улавливая их мысли, но понимая и то, что им не терпится улететь, и что сэкономленная разница наверняка достанется ему, Лексутов, как бы размышляя, проговорил:
      - Позвольте, господа... А если через турагенства? Там дают вообще на всех одну коллективную визу... могу договориться... Иной раз и в паспорта толком не смотрят. Пойдет? Но переговоры с этими девицами тоже стоят шур-шуров.
      Андрей кивнул. Это предложение ему понравилось не из-за экономии даже, а надежным заслоном толпы. Это реликт советской эпохи - группа. Всегда их пропускают в любые двери, окликая, как баранов.
      - Ням-ням... - Лексутов схавал мигом кусок осетрины и, осматривая стол, пробормотал. - И лучше... лучше в Италию. В курортном городе Пезаро через месяц фестиваль памяти Россини... Ты бы мог там выступить, и уж эти шуры вернешь. У меня там дружок, Коля Тартини... синьор Тартини, директор театра оперы... Я ему позвоню, он тебя вне конкурса вставит... Еще не разучился пиликать?
      Андрей заволновался.
      - А какая программа?
      - Какая может быть программа? Россини. Наверное, вариации на темы "Севильского цирюльника" или еще что-нибудь... Это не совсем конкурс праздник, фестиваль. Но платят хорошо. - Лексутов смел с тарелок нежную семгу, язык, маслины, побарабанил короткими пальчиками по столу. - Итак, я тебя устраиваю в группу, которая летит в Рим по линии "Аззура Виаджи"... и все будет о кей и грация, синьоры... Постой!.. - вдруг воскликнул он. - А не ты ли увел у вашего сибирского князя тьмы его красотку, а потом и застрелил его?!
      Андрей напряженно улыбался.
      - Да, да, - отрывисто ответил он. - Горохом из трубочки. А еще лучше шариком жвачки из рогатки.
      - Шучу. Да куда уж нам, хилой интеллигенции... - Лексутов, взяв деньги и паспорта, уехал. Андрей с Наташей поднялись в номер. Идти в Москве никуда не хотелось.
      Шутить-то он шутит, да вдруг... Нет, не должен заложить. Да и некому - Мамин мертв... Лишь бы не завернули с чужим документом на контроле. Могут и вправду арестовать...Но если бросаться тысячами долларов, заказывая новый паспорт, запросто влетишь под "колпак" опасных людей. Да и кто сказал, что документ оформят за три дня? Наверняка будут тянуть жилы. И как раз появятся гонцы из Сибири. Нет, нужно немедленно уезжать из Москвы. Лишь бы не остановили на контроле...
      Не остановили.
      В жаркий желтый летний день Андрей и Наташа вышли из самолета в римском аэропорту с группой туристов. Стояли, жмурясь от сильного света, на раскаленном бетоне, и никак еще не могли поверить, что они вдали от России.
      27.
      В город Пезаро их везли целый день - он оказался далеко, на севере Италии. Но дорога выпала чудесная - сквозь оливковые рощи, мимо зеленых гор с белыми пастями карьеров, где механизмы под ногами не валяются, а все прибрано... сквозь крохотные города с таинственно опущенными жалюзи на окнах, мимо виноградников и желтых свежевспаханных полей ( неужто готовят уже под новый урожай?)... А затем автобус выскочил к морю и снова убежал от него, и море двигалось справа вдали, как некое сверкающие живое тело... А вот оно и рядом, у самой дороги, развернулось до горизонта в слепящую прозрачную бездну, на которой еле заметны белые паруса...
      - Господи, неужели мы в Италии?.. - шептала Наташа.
      Они сидели, взявшись за руки, как юные новобрачные, и глазели, и восхищались... Только сейчас отпустила тревога, или сказать вернее - медленно отпускала, рывками, частями, как отпускает гриппозный жар после сильной инъекции, или, как бывало, отталкиваясь, вырываешься во сне из пасти огромной рыбы...
      Паспортный контроль в аэропорту Шереметьево Андрей прошел, старательно улыбаясь и почти не дыша. Но то ли в самом деле к туристическим группам внимание ослаблено, то ли у пограничников в компьютере нет данных о всех потерянных в России паспортах, а то ли просто проверяющая девица оказалась рассеянной, но Андрей первым выскочил в "нейтральную зону". Они с Наташей договорились: если его задержат, она сразу же возвращается в зал ожидания, и если его посадят, нанимает адвоката, сама будет носить передачи... Но Андрей миновал страшную кабинку, и через минуты три к нему присоединилась Наташа. Ее, конечно, тоже могли тормознуть под каким-нибудь предлогом, если длинные руки маминцев простираются до служб аэропорта Шереметьево. Но, видимо, кишка тонка. Ах, конечно, было бы лучше, если бы и Наташа вылетела по чужому загранпаспорту ( спасибо Тёпе Богомолову из Новосибирска), но в этом случае риск удвоился бы... Главное, выскочили из России. А где они теперь будут жить, племянничку никогда не узнать.
      Отель "Санта Мария" стоял вблизи от моря, его отделяла от песчаного берега лишь узкая гряда деревьев, да рельсы электрички, над которыми в небе брезжил виадук - по нему шли полуголые люди в темных очках.
      Устроившись в маленьком, но уютном номере (с балконом, кондиционером!), Андрей с Наташей сразу же разделись, обнялись, напялили купальные принадлежности, сунули в сумку полотенце, очки, документы, деньги... нет, деньги и документы сунули в боковой кармашек чемодана, отломив пластмассовое колечко с замочка молнии, чтобы труднее было открывать... и выбежали на улицу, где стоял знойный дух магнолий, солнцезащитных кремов и хлорки... А вот и море, море!
      - Господи, неужели мы сейчас туда зайдем?. - сказала Наташа. - Слушай, а на сколько нам хватит денег? Мы же обратно не полетим?
      Они зашли в ласковую зеленую воду и стояли, обнявшись.
      Заказывая путевки в Москве, Андрей и Наташа, разумеется, не могли сказать, что останутся, - оплатили и обратные билеты. Через две недели, продлив проживание в отеле, они эти билеты перерегистрируют на другой, более поздний срок, а там будет видно...
      Море после самолета укачивало, как самолет. Песчаное дно было твердым и чистым. Гряда черных огромных камней, отгораживавшая место для купания, пестрела чайками - седые гордые птицы смотрели на плавающих и не боялись их.
      Оставив сомлевшую жену на пляже, на лежаке под зонтом, Андрей пробежал в номер, оделся, как подобает для представительства, и пошел узкими улочками искать театр имени Джоакомо Россини.
      Скрипка была при нем. Кстати, пришлось, конечно, заплатить деньги в московском музее им. Глинки, чтобы его выпустили с нею за границу. "Достояние культуры..." Ах, вот если бы у него был Страдивари... Когда-то попробовал поиграть на скрипочке, с которой приезжал в Сибирь Виктор Третьяков. Божественный звук.
      Из переулка выскочила старушка на велосипеде и пела. Прокатил на мотороллере парень, он орал во все горло "О, соля мия". Надо будет непременно рассказать Наташе. Какой чудный город, какой чудный народ.
      Синьор Никколо Тартини оказался почти копией Лексутова - такой же толстенький, в костюме в обтяжку, только улыбка у него трагическая, а уж черные глаза и вовсе, как у похоронившего если не любимую супругу, то доброго соседа, и не далее, как сегодня, час назад... Оказывается, ему уже звонил синьор Лексутов из Москвы, и разумеется, синьор Тартини включит синьора Сабанова в программу... Ноты? Ноты он даст.
      Синьор Тартини по-русски знал всего два-три слова, говорил то на немецком, то на английском, чтобы гость понял.
      Андрей по русской привычке предложил, сконфуженно размахивая руками, посидеть в ресторане.
      - О, амиго... если нет возражение, вечером... - И синьор Тартини приложил ладошки к щеке. Сейчас жарко, он пойдет спать, спать, это у них называется час сиесты.
      И внезапно только сейчас до Андрея дошло: фамилия у директора -как у знаменитого скрипача и композитора Италии 18-го века Тартини! Уж не родня ли? Это судьба? Рок? И страшно стало Андрею. И нельзя было не спросить:
      - Синьор... сорри... А вы не родственник великого Тартини? Который сочинил "Трели дьявола"?.. - как сказать "трели"? - Тремоло дьябол?
      - О!.. Джузеппе Тартини? - Синьор понял. Он заиграл пальцами в воздухе, закивал, глядя на русского смеющимися ласковыми глазами (какие они славные у итальянцев). - Ci, ci. E del tutto possibile.
      Если английское "импоссибл" - невозможно, то, видимо, итальянское "поссибиле" - возможно? Надо же, как мал мир, как близко всё во времени...
      Взволнованный Андрей с нотами и со скрипкой, даже не переодевшись ( да и не будешь играть на скрипке голым!), вернулся на пляж к Наташе.
      - Миленькая моя!..
      Она спала. Андрей завернул брюки выше колен, вынул скрипку из футляра, встал на колени и тихо заиграл "Аве, Мария". Вокруг плескалась вода, визжали дети, хохотали женщины, но у него не было ощущения, что ему мешают, да и он вряд ли кому мешал. Наташа открыла глазки, улыбнулась, как Золушка... Андрей заиграл весело и быстро знаменитый "менуэт" Моцарта... И услышал, что за спиной аплодируют.
      Обернулся - некие синьоры и синьорины стояли улыбаясь и кивая. Ребенок подошел и бросил в раскрытый футляр от скрипки несколько монет. Андрей смутился, присел, хотел было собрать и вернуть, но приблизились еще и молодые в шортах люди, сверкнули черными очками, бросили доллар... "Господи, да если что, если мы все прокутим, я тут смогу зарабатывать!" - весело отметил Андрей. О, если бы он знал, что скоро, очень скоро так оно и будет... Но автор просит не казнить его (автора) за неожиданно вырвавшуюся горькую реплику и возвращает действие в тот день и час, когда счастливый Андрей играл на пляже, окруженный полуголой толпой.
      Итак, у него было все: и красавица Наташа, смотревшая на него обожающими глазами ( и привычно-смешно качавшая левой ступней...), и отсутствие врагов, и скрипка, и удача, и ноты, и обещание директора театра дать ему возможность сыграть на фестивале памяти Россини.
      Ночью они толком не спали - сладостно истязали друг друга, бежали, мокрые, под душ или, сдавленно смеясь, мимо дежурной в страшное восхитительное под луной море...
      Но ровно в семь, с первыми лучами солнца из слоистых туч над Адриатическим морем, Андрей брал скрипку и шел репетировать по нотам. Чтобы не мешать людям в отеле, он играл на берегу, но чтобы его не отвлекали и не смущали денежным подаянием, не брал с собой футляра. Впрочем, ему все равно сыпали монетки - к ногам в песок.
      Но беспокоило другое - Андрей мгновенно убедился: месяцы халтуры и безделья не пошли даром, он потерял форму. Фантазии на темы Россини играть ( как и петь его) надо легко и изящно - так летают ласточки над водой. Сочиненные кем-то каденции были такими ажурными, а темп таким высоким, что Сабанов с трудом одолел за неделю первую фантазию. А еще надо хотя бы одну... и, если повезет, что-то на "бис".
      На "бис" можно басовую партию учителя музыки, этого смешного идиота дона Базилио, который поет арию о сплетнях... сделать на басовой струне, как на виолончели...
      Наташа мужу не мешала, купалась, лежала рядом в песке, вся зарывшись в него - только головка с растрепанными золотыми волосами торчит... С Наташей играли дети, как с горой или рыбой-кит.
      Правда, однажды Андрея смутил чей-то напряженный взгляд - он покосился, но рослый молодой человек отвернулся. Незнакомец был в черно-красных плавках, на шее цепочка с крестиком, отлетевшим на затылок. Что ему надо? В руке итальянская газета. Это хорошо, что итальянская... Понравилась молодая женщина? Катись дальше, Казанова с волосатыми ногами. Правда, для итальянца высоковат...
      Ревнивым становишься старичок Сабанов. Но Андрей тут же и забыл о молодом человеке. Тем более, что он на глаза ему больше не попадался...
      Другое обстоятельство озаботило Андрея. Он вдруг с ужасом обнаружил - у воды скрипка явно отсырела, звук глухой, хотя дни стоят испепеляющие... Надо уйти подальше от берега. И Андрей стал играть под зеленой брезентовой крышей склада зонтов и шезлонгов. Ему это разрешила со снисходительной улыбкой жена хозяина этой части пляжа, синьора Лаура (имя-то какое!), маленькая, загорелая, в простеньком платьице, похожая на состарившуюся Наташу, только глазки черненькие... А может, это та девчонка из родного села, Аля Киреева, вышла замуж за иностранца и здесь живет?
      Не сходи с ума.
      Андрей продлил еще на две недели срок проживания в отеле "Санта Мария", переоформил авиабилеты на Москву, потому что две недели уже миновали, как сон, а группа москвичей, в составе которой приехали сибиряки, улетела домой...
      Но вот и наступил последний вечер перед торжественным концертом. Андрей решил дать отдых себе - они с Наташей впервые вышли погулять по городку Пезаро.
      Какой дивный город! Быстро наступают сумерки, жары уже нет, засветились крохотные кафешки под зонтиками. По узким, как коридоры, улочкам медленно катят на велосипедах симпатичные старички и старушки и мурлычут арии. Кто-то и во весь горло поет, пусть немного дребезжа голосом, но слух у всех идеальный... Пролетел на мотороллере в синей рабочей робе парень - звонко прокричал: "Vo-olare-e!.." Даже Андрей знает, что это означает: "Ле-чу я..." - есть такая песня. А вот площадь перед муниципалитетом.. Вокруг работающиего фонтана замерли странные скульптуры - бетонные плоские блины в два человеческих роста, вот-вот покатятся, задавят... но туристы смело лезут под них, приседают, фотографируются... А пожилые итальянцы со своими велосипедами уже здесь, собрались около газетных стендов, о чем-то возбужденно говорят... Наверное, о политике. Хотя зачем им политика?! Скорее всего - о женщинах... Конечно же:
      - Ragazza, ragazza... - Как они страстно жестикулируют, сверкают глазами, вскидывают сухие кулачки... Милый, доброжелательный народ. Никто не огрызнется на тебя, зеваку, даже не покосится. Все веселы, всем хорошо.
      А молодежь - у моря. Девчонки в коротеньких юбках, парни одеты очень просто, едят немецкое мороженое (оно лучше), дремлют на траве у странной статуи, изображающей некие округлые формы, целуются на каменных скамейках. Их велосипеды и мотоциклы валяются у ног, прислонены к парапету. Рядом скачет музыка - танцы... Местные и приезжие в одной толпе. Много русских - ухо так и вылавливает в вечернем гуле родную речь:
      - Мам, а тут компьютерные игры...
      - Миша, на улице ничего не покупай!
      - Смотри, сколько серебра! Это серебро или что?..
      - Таня, не смей разговаривать с незнакомцами!.. Может, это наши?!
      - Ты пробовал "кьянти"?
      Андрей с Наташей бродили кругами и оказались под темным собором, он до небес, от него холодом веет и собачей мочой. Мимо проходят благообразные медленные люди. Зажглись фонари. В некоторых учреждениях и магазинчиках опускают металлические шторы. Но глаз успевает увидеть на сверкающих витринах огромное количество книг о музыке - на обложках портреты Россини и Верди, Паваротти и Марии Каллас... и лазерные диски... и ноты, ноты... А это что?! Наташа первой увидела:
      - Андрей, скрипки!..
      - Где?! - И верно - светится широкое окно, за ним - мастерская, полки, стенды, всё увешано золотистыми скрипками и виолончелями, как в детстве - колхозная выставка снопами... И сидит немолодой уже человек в очках, похожий длинным лицом и сутулостью своей на покойного дирижера Мравинского, что-то поправляет резцом на доске. А вокруг заготовки на длинных столах - желтые деки, черные грифы... И станки... вот круглопильный... вот фрезерный.. Боже, какое счастье! Сколько музыки! И какая молодчина Наташа - увидела. И не только увидела - дернув за руку, спросила:
      - А твою главную жену... - хихикнула и продолжила. - ... этот папа Карло свинчивает, сколачивает?
      - Склеивает, склеивает! Свинчивать нельзя, слишком близко к слову "свин"!.. Андрей благодарно обнял ее.
      - А у меня папа был столяр. Я всякие клеи помню.
      - Да? А был у него клей, например, мездровый... из сухожилий и хрящей? Или рыбий - самый лучший на свете! Вываривают из головы осетра! - Мастер за окном поднял голову. - А знаешь, какие смолы здесь применяют? Сандарак...
      - Сандарак, - восхищено повторила Наташа чудесное слово, сама обнимая мужа.
      - Бальзам... Щеллак... Воск!..
      - Воск!.. Я очень люблю мед. И тебя.
      - А из какого дерева делают? Белый клен берут...
      - Клен ты мой опавший? - встав на носочки, дышит Андрею в ушко.
      - Клен ты мой опавший. Явор... бук... граб... Обечайки гнут из березовой фанеры... Для смычков идет бразильское красное дерево... Очень, очень сложная штука - скрипка! Именно как женщина!
      Разглядев, что перед окнами остановилась некая счастливая парочка, мастер снял очки и, закинув голову, устало посмотрел на Андрея и Наташу. И неожиданно улыбнувшись, послал воздушный поцелуй этой молодой, розовой от загара русской женщине... И Наташа ответила тем же.
      Андрей не узнавал жену - она так изменилась за последние дни, стала почти мгновенно понимать его, смятенного, то горделиво пребывающего в своем космосе, а то слабого, потерянного, молящего о женской милости... Он обнял Наташеньку сильно, как обнимают в юности, чтобы полнее ощутить ВСЁ ее и свое через одежды...
      Какой славный городок! Как они сегодня хорошо побродили... И колдовского красного вина выпили в каком-то баре, и гитариста с микрофоном на шее послушали... Правда, возле светофора, на мигающем желтом свету, случилось и не слишком приятная встреча. Приглядевшись к Андрею и Наташе, к ним подскочил сухонький старичок в белом костюме:
      - Русские?..
      - Да, - улыбнулся Андрей.
      - Родину бросили?! Насовсем?.. - завопил незнакомец. - По глазам вижу - молодец! Такой же негодяй, как я!.. Я - потомственный дворянин, я здесь, в Италии живу и радуюсь, а вы погибнете - это вам возмездие!..
      - Он сумасшедший... - в страхе прошептала Наташа, пытаясь оттащить мужа подальше от старичка. Но тот заступил им на асфальте "зебру".
      - Лучше бы я в лагерях отсидел, без зубов остался, но с чистой совестью вышел на волю!.. Ха-ха-ха!.. А вы еще попомните меня, предатели Пушкина и Чайковского, Блока и Менделеева!.. - старичок в белом, наконец, побежал в переулок.
      Господи, каких только людей не раскидало по свету... Но сейчас времена другие. Захотим - и вернемся в Россию.
      А море катит прозрачные зеленые глыбы под луной... и хочется жить именно здесь, жить долго и счастливо. И кажется, для этого теперь есть всё!
      Но последнюю ночь перед фестивалем Андрей провел в тревожном полузабытьи. Как мы уже отмечали месяц назад, сны ему перестали сниться. Однако сегодня привиделось явственно: он стоит со скрипкой в темноте, прислонясь к стене, уходящей до небес... и вдруг чувствует, что эта стена дышит как живая, и только сейчас понимает - она покрыта шерстью, как кожа огромного жаркого существа...
      Утром Андрей пришел к директору Тартини с просьбой посоветовать: нужно ли ему покупать фрак? Или сойдет обычный костюм? Синьор трагически округлил угольные глаза и посоветовал купить фрак:
      - Si, si... marsina...frac...
      Пошли втроем ( с Наташей) по магазинам, но нигде фраков не было, а имелись в продаже только легкомысленные пестрые пиджаки и белые штаны.
      Синьор Тартини щелкнул пальцами, как будто выстелил из двух пистолетов, - он вспомнил про свой старый фрак, который, возможно, подойдет для Андрея, синьор носил его лет двадцать назад, когда сам был худ, как Андрей. Он попросит свою домработницу принести его в отель к Андрею. Пусть синьор Сабанов ждет.
      Но Андрей совсем забыл, что в отеле он живет под фамилией Лыков. И когда, прождав час, совсем случайно он увидел с балкона, что перед входом в отель растерянно топчутся сам синьор Тартини и женщина со свертком, выскочил к ним красный от неловкости.
      - Простите... Но я... я тут живу остановился под фамилией Лыков... Это другая моя фамилия. У нас так бывает.
      - Pseudo'nimo?.. - ахнул доброжелательный директор. - Cabanov-Likov? Э-это каак Nemirovitz-Dantcenko?
      - Си, си.
      Поднялись в номер, женщина осталась в коридоре, Андрей надел фрак директора, фрак подошел, но был короток. Андрей выглядел в нем смешно. А заказывать, шить новый уже было поздно...
      Синьор Тартини простонал, закатив глаза, и объявил, что сделает так: он назовет фамилию гостя, но скажет уважаемой публике, что синьор Сабанов только что из морозной ( это в июле-то!) Сибири, и он выйдет в свитерке, джинсах, чтобы поразить всех исполнением солнечного Россини. Контраст может даже принести пользу.
      Открытие фестиваля было назначено на два часа дня. Суеверный Андрей ( чтобы не отвлекаться, быть максимально собранным) попросил Наташу ждать его на пляже.
      Так и сделали.
      Андрей никогда, конечно, не забудет, как за малиновыми кулисами он ждал своей очереди, как нарядно одетые музыканты Италии, в лаковых черных туфлях, поскрипывая, проходили мимо него на сцену и играли Россини. И публика устраивала им овации.
      Когда синьор Тартини лично назвал фамилию своего сибирского друга, Андрей едва не выронил на пол скрипку. Подхватил на лету и, сердясь на себя, вышел на ослепительную сцену, и продолжая сердиться на себя, в темпе чуть быстрее, чем нужно, вихрем, легкими штришками ( так, наверное, ангелы чистят щеточками зеркальные ботиночки Бога) выдал первые такты изумительной музыки... и продолжил темп, и все же выровнялся, даже нарочито замедлил ритм, запел смычком, как меццо, как поет эту мелодию лучшая исполнительница Розины Тереса Берганца... И сразу же - ликуя и сломя голову - в финал! В сверкание льда или снега, или фонтанов Италии с оскаленными львами...
      Ему похлопали, но без восклицаний "брависсимо", которые звучали минуты назад... Андрей сыграл на низких нотах арию учителя музыки, похохотал на струнах, чертовщины какой-то добавил... вряд ли они слышали басовые каденции... И зал, наконец, обрушился на него аплодисментами. И когда закричали "бис", "браво", нарочно сыграл не из ожидаемого репертуара, а кусочек из "Вечного движения" Паганини - когда-то Андрей исполнял его не хуже Гидона Кремера...
      Недоуменная тишина треснула, как театральный занавес. Андрею аплодировали стоя несколько молодых женщин, очень красивых, с черными жемчугам на шее и на голых руках...
      После перерыва жюри объявило оценки: Сабанову присуждена вторая премия в размере 20000 долларов. Обнимая его, синьор Тартини прошептал ( и Андрей понял его):
      - Первым должен быть итальянец... chiaro?.. понимаешь?.. Но и вторым должен быть итальянец... но стал - tu! Ты - настоящий итальянец!
      До банкета ( он был назначен на восемь вечера) оставался еще час. Денежный чек Андрею получит завтра в бухгалтерии театра, по предъявлению паспорта. Сабанов побежал в отель. А добежав до отеля, передумал заходить в номер - ринулся на пляж, к своей красавице.
      Проскочив над рельсами по мостику, размахивая скрипкой, закричал вечереющему огненному морю:
      - Победа!.. - Но где же Наташенька? На берегу уже малолюдно - народ расходится ужинать.
      - Победа! - крикнет он ей. Или нет... с угрюмым видом опустится рядом на песок. Нет, не стоит пугать... Улыбнется, поцелует и шепнет: - Нам теперь хватит денег на год жизни.... А там видно будет. Заработаем!
      Он бежал мимо пустых пластмассовых лежаков, увязал в песке и думал под раскаленным небом Италии, что надо бы купить все-таки скрипку получше... Может, здесь даже со Страдивари повезет... или с инструментом Гварнери...