Австралия – Terra Incognita. Когда звери еще были людьми

Сол Шульман

Австралия – Terra Incognita. Когда звери еще были людьми

В книге использованы фото из архивов С. Шульмана и Эм. Друкмана

Автор выражает признательность нашей соотечественнице, живущей в Австралии, журналистке Ирине Григорьян за помощь в подборе литературных материалов.

© С. Шульман, 2011

© ООО «Альпина нон-фикшн», 2011

© Электронное издание. ООО «Альпина Паблишер», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронного экземпляра этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Памяти моего австралийского друга профессора Мельбурнского университета Рэй Вильсон-Слонек (1944–2004), открывшей мне Австралию

От автора

Эта книга – не история Австралии в академическом смысле слова, хотя, конечно же, автор двигался по пути истории. То, что здесь изложено, отражает личное восприятие и понимание этой страны автором. Такой он ее увидел, узнал и понял.

Мой путь в Австралию начался давно и случайно. Хотя что в нашей жизни бывает не случайным?!

…Бурные 1960-е годы. Уже не было Сталина, пришел Хрущев, в космос слетал Юрий Гагарин, в России замаячили проблески свободы. Всколыхнулась и забурлила молодежь, которой в дальнейшем будет присвоено гордое имя «шестидесятники».

После мрачных десятилетий казалось, что на нас вот-вот обрушится водопад счастья. Дни были только яркими, солнечными. Хотелось сделать нечто великое. Одни с песнями поднимали целину диких казахских степей, другие ехали «за туманом и за запахом тайги», «лирики и физики» спорили, надо ли брать с собой в космос ветку сирени, ибо сам полет к звездам казался уже абсолютно очевидным. Залы содрогались от аплодисментов, которыми студенческая молодежь награждала своих новых кумиров, поэтов-бунтарей. Все дышало романтикой и надеждой…

Я только что окончил институт кинематографии и уже снял свой первый публицистический фильм, который получил широкую известность и фестивальные награды. Результатом этого фильма стала дружба с Алексеем Аджубеем[1] и благосклонность Никиты Хрущева, что, как тогда казалось, защищало меня от всех невзгод жизни. Меня приглашали на работу почти все киностудии страны. Я выбрал романтику кинопутешествий. Судьба раскрывала мне свои объятия, но под ложечкой что-то сосало. Бурный характер молодости рвался к чему-то неизведанному…

А надо сказать, что в киноинститут я поступил, уже закончив до этого инженерный факультет. Он-то и зародил во мне мечту о профессии кинорежиссера. Мне хотелось снять художественный фильм об истории атомной бомбы, о том, как создавалось это оружие в разных странах мира. Об ученых, шпионах, политиках… Тем более что тема эта была в то время не только новой, но и сверхсекретной…

И вот, резко прервав успешно начатый взлет, я бросаю обеспеченную жизнь, ухожу со студии, снимаю подвальную комнату, из окна которой видны лишь шаркающие по лужам ноги прохожих, и по двадцать часов в сутки работаю над сценарием «Ядерный век»[2]. Это была сумасшедшая работа. По ночам мне снились атомные взрывы, политики, шпионские страсти. Во сне я был на «ты» с сильными мира сего. Они посвящали меня в свои секреты, и мы вместе планировали будущее…

Так продолжалось два года. Я жил, как в бреду, захваченный творческим азартом и новизной темы. Наконец сценарий был закончен и начал самостоятельное существование. О нем заговорили в кинематографических кругах. С высоких трибун о нем отзывались как о достижении советского кинематографа, в котором будет рассказано о «величии русской науки».

Здесь не место излагать подробности, это задача отдельной книги. Но не буду скрывать – я был горд и счастлив. Мне, молодому режиссеру, предстояла изумительно интересная работа…

Гром грянул неожиданно. Меня вдруг вызвали на высокий партийный верх и дали понять, что «из идеологических соображений фильм о величии русской науки должен снимать русский режиссер!» Моя фамилия не подходит…

Сегодня, спустя более трети века, я, по-видимому, смог бы отнестись к такому заявлению чиновников спокойнее, по-философски, но тогда это было нечто оглушительное – удар на огромной скорости в глухую стену. Тем более что во власти уже не было ни Хрущева, ни Аджубея, к которым я мог бы обратиться за помощью…

Конечно, я знал о наличии в СССР государственного антисемитизма, видел его проявления, но моя жизнь складывалась так, что до этого момента меня лично он обходил стороной. Это было первое соприкосновение с ним. Страна, которую я любил, которой отдавал огонь и талант молодости, оскорбила и унизила меня, фактически назвав человеком второго сорта.

Повторяю, здесь не место излагать подробности. Они похожи на захватывающий детектив с персональным участием многих имен, известных миру. Скажу лишь, что мой ответ был не менее резок. Я решил уехать из страны. Тем более что я только что женился на девушке из Югославии…

…Белград встретил меня теплом и улыбками. Всех говорящих по-русски здесь считали братьями. Газеты брали у меня интервью, коллеги приглашали на ужины в «кафаны», но при всем желании помочь мне они не могли – работы не было. Киностудии были заполнены своими режиссерами и выпускали мало фильмов.

Помню, желая сделать что-то доброе, мне как-то позвонили из киностудии «Дунава-фильм» и предложили снять десяток тридцатисекундных рекламных роликов, пообещав за это неплохие деньги, на которые мы с женой могли бы безбедно прожить год.

Боже, как я обиделся! Ведь я приехал сюда за великими делами и свершениями! Приехал рассказать миру правду о советской жизни! А мне предлагают кильки в банке снимать! Короче, я отказался[3].

Так прошел год. Жили мы с женой на ее невысокий преподавательский заработок. Она работала, а я писал, окутанный табачным дымом.

В один из дней в газетах появилось сообщение о Всеюгославском конкурсе сценаристов. Условия были просты – выигравший конкурс сценарий покупается киностудией и идет в производство. К этому времени я как раз закончил сценарий «Катастрофа» – психологическую драму из славянской жизни. Терять мне было нечего, и я отправил его на конкурс.

Прошло еще несколько месяцев, и как-то утром мне звонит знакомый: «Ты газеты сегодня читал?» – «Нет, – говорю, – не читал». – «Так спустись вниз, купи и почитай…»

Оказалось, что моя «Катастрофа» получила одну из главных премий! Газеты писали, что в Югославии появился новый русский сценарист и прочие хвалебные слова… Боже, сколько было радости!.. Казалось, что жизнь опять раскрывает объятия.

Но я, видимо, забыл, что существует такая универсальная штука, как «еврейское счастье»! Белградская киностудия «Авала-фильм», где должен был сниматься фильм по моему сценарию, внезапно обанкротилась или оказалась на мели, так что съемки отменялись. Единственное, что могла сделать студия, – оплатить автору сценарий, что она и сделала.

Опять потянулись, как говорится, серые будни. Опять я сидел и писал «в стол»… Впрочем, кое-что все же изменилось. Мой сценарий получил известность, его рецензировала европейская пресса, о нем хорошо отзывались коллеги, меня приглашали… Одним словом, я был замечен.

На одной из литературных встреч я познакомился с милой супружеской парой из Австралии – Рэй и Бобом Слонеками. Не имея никакого отношения к России, оба они тем не менее прекрасно владели русским языком, были профессорами Мельбурнского университета, факультета славистики, и приехали в Белград на международный симпозиум. Знакомство постепенно переросло в дружбу.

Лишь позже я узнал, что прямо из Белграда Рэй по телефону рассказала обо мне ведущему в то время австралийскому кинопродюсеру и публицисту Филиппу Адамсу, у которого и родилась идея пригласить меня поработать на далекий континент, тем более что по случайному стечению обстоятельств он только что прочитал в лондонской прессе о моем сценарии.

А еще через неделю у меня раздался звонок. По просьбе Филиппа из Сан-Себастьяна звонил директор Мельбурнского международного кинофестиваля Эрвин Радо, который в тот момент находился в Европе. Он готов был прилететь в Белград и спрашивал, есть ли у меня время встретиться с ним.

Встреча состоялась. Это был обаятельный человек, венгр по происхождению, в прошлом музыкант. Дружеские отношения между нами установились почти сразу. Эрвин рассказал, какое впечатление произвел на него мой сценарий, и спросил, нет ли у меня каких-нибудь новых интересных замыслов.

Я браво ответил, что есть, хотя в голове было абсолютно пусто. «Не могли бы вы показать мне их завтра?» – попросил Эрвин.

…Всю ночь я мучительно ломал голову, а к утру родился сюжет на одну страничку, навеянный мотивами Александра Солженицына, которого мы тогда зачитывали до дыр. В суровых заснеженных горах некой тоталитарной страны расположены два лагеря заключенных – мужской и женский, а неподалеку от них секретная ракетная база. В один из дней начальнику лагерей поступает приказ из Центра: держать в идеальном состоянии горную дорогу, так как вскоре по ней должен пройти транспорт с ракетами.

Проходят дни, недели, а транспорта нет. О приказе забыли. Начинается страшная метель, дорогу заносит снегом. И вдруг звонок из Центра – ракеты пройдут через 48 часов. Начальник в панике, он понимает, что на кон поставлена его голова, ибо очистить заваленную снегом горную трассу за такое время почти невозможно. И тогда в изощренном мозгу садиста рождается решение. Он объявляет по мужскому и женскому лагерям, что они начнут очистку трассы с противоположных концов дороги и пойдут навстречу друг другу. И если они встретятся раньше, чем через 48 часов, то он разрешит им все сэкономленное время остаться вместе. Мужчины и женщины, годами не видевшие друг друга, мечтавшие о встрече и физической близости, воспринимают это как подарок судьбы. В ночной мгле, под вой пурги и обвалы лавин начинается штурм этой адской дороги. Заключенные выполняют работу раньше срока, оставляя на своем пути трупы замерзших и погибших людей. Но когда они встречаются, у них нет сил ни для радости, ни для секса…

Фильм этот мыслился не о сексе, а о том, как звериная система тоталитаризма расчеловечивает человека, превращая его в животное, – как рабов, так и хозяев…[4]

Надо было быть очень наивным, чтобы предложить подобную тему тихой мирной Австралии, любящей ностальгические сюжеты из жизни своих бабушек. Но тогда я знал об Австралии чуть больше, чем об обратной стороне Луны. Эрвин же пришел в восторг и предложил мне ехать на год в Австралию работать над сценарием…

Так начался мой путь в эту страну.

…Сам собой возникает вопрос, а надо ли было в предисловии к книге об Австралии рассказывать эту российско-советскую историю, приведшую автора в эту страну?! Думаю, что надо. Австралия – это классическая страна иммигрантов. Это мозаика человеческих судеб, и судьба автора – одна из них. Если в обычной «исторически стабильной» стране судьбы людей, в общем-то, чем-то схожи, то в Австралии каждая судьба – это отдельная захватывающая история. Предки одних приплыли сюда в кандалах более двух веков назад, других гнали насилие и войны, третьи оказались здесь в поисках «синей птицы» счастья… А все вместе – это и есть народ Австралии, страны Надежды и Удачи, как ее еще называют…

…Мне и до этого приходилось совершать перелеты почти через полмира, но по душевному напряжению это был самый сложный полет в моей жизни. И не в силу его продолжительности. Я чувствовал, что лечу в неизвестность, навстречу судьбе.

Самолет летел из Белграда и был заполнен в основном новыми иммигрантами – простыми сельскими людьми. В салоне стояла непривычная для полета тишина, иногда нарушаемая детским плачем. На лицах пассажиров читались напряжение, тревога и даже испуг. Многие из них впервые поднялись в небо…

Я смотрел на людей, и мне хотелось представить будущее – их и свое. Видимо, мой взгляд, в котором тоже сквозила тревога, был неправильно понят пожилой крестьянкой, сидящей в соседнем ряду. Она отломила половину толстого сельского бутерброда, который ела, и протянула мне. Так обычно поступают люди одной судьбы…

…Под нами проплывали желтые безжизненные пески австралийской пустыни Симпсона. Тогда я еще не знал, что это одна из самых опасных и жестоких пустынь мира…

I. Затерянный мир

Время великих сновидений

Когда еще не было Австралии. Земля летающих чудовищ. Задолго до собаки динго. «Dreamtime – Время сновидений»

Миллионы лет Австралия была частью Антарктиды, прежде чем откололась от нее и начала двигаться на север к экватору, к тому месту, где мы ее привыкли видеть. С тех пор она мало изменилась.

Доисторический кенгуру, превосходивший по размеру современного жирафа

Как и сейчас, в далеком прошлом австралийский континент населяли уникальные животные. Одно из них – гигантская птица, которая не только бегала, как страус, но и летала. Это было самое крупное из когда-либо проживавших на земле летающих существ. Вес ее достигал ста килограммов. Тут обитали семиметровые ящеры-вараны, крокодилы с зубами динозавров, гигантские кенгуру, змеи толщиной в метр, рогатая черепаха размером с малолитражный автомобиль, тасманийский тигр… Здесь обнаружены останки более ста видов животных, аналогов которым не найдено нигде в мире.

Вся эта фауна вымерла примерно сто тысяч лет назад, но отдельные ее представители сосуществовали даже с современным человеком. Так, тасманийского тигра на воле охотники последний раз видели в 30-х годах XX века…

Никто точно не знает, когда на этом континенте появились аборигены – люди одной из древнейших на земле рас. Их прошлое окутывает тайна. Находки показывают, что человек появился в Австралии около пятидесяти тысяч лет назад. По одной из гипотез, предки австралийских аборигенов отделились от других народов и, скитаясь, добрались до австралийского материка. Почти до последнего времени аборигены сохраняли черты человека палеолита. В вопросе, откуда они пришли на австралийский континент, большинство авторов склоняется в пользу их азиатского происхождения. Существует родство между австралийскими аборигенами и древними жителями Цейлона, Индокитая и даже Сахалина. Задолго до времен фараонов, перебираясь в течение многих столетий с одного острова на другой, выходцы из Азии постепенно проникали во все уголки Океании.

Возможно, что именно здесь, в Австралии, лежит ключ к разгадке нашего прошлого. Ведь формы быта и культуры, сохраненные аборигенами к началу европейской колонизации, были столь архаичны, что дают возможность моделировать первобытное прошлое всего человечества. В течение последних пятидесяти тысяч лет здесь не произошло сколь-либо существенного развития орудий производства и, как следствие, развития самого общества. Как считают ученые, одной из причин этой заторможенности являлось почти полное отсутствие на континенте хищных зверей, что делало жизнь людей менее напряженной и не стимулировало развития орудий охоты.

Кстати, первым европейцем, увидевшим единственного на сегодняшний день австралийского хищника – собаку динго, – был капитан Вильям Дампир, о котором речь пойдет позже. Он так описал хищника: «Похож на худого голодного волка». И действительно, далеким предком динго был, по-видимому, азиатский волк. Ученые считают, что динго появился на континенте примерно десять тысяч лет назад. Его завезли жители Юго-Восточной Азии, которые плавали между островами архипелага. К динго относились как к домашней собаке. Возможно, его употребляли в пищу и брали с собой в далекие путешествия, чтобы иметь свежее мясо.

Обычный путь развития кочевых племен – это переход к оседлому образу жизни, занятие земледелием и скотоводством. Для аборигенов Австралии этот путь был закрыт в силу того, что не только первобытному народу, но и современным ученым пока не удалось вывести из диких растений Австралии ни одного культурного злака, способного, как пшеница или рис, стать важным элементом питания. Не произошло, кстати, и одомашнивания ни одного коренного австралийского животного, поскольку, как выразился один из ученых, «кенгуру нельзя оседлать, а вомбата доить».

Во время раскопок в одном из болот Южной Австралии были найдены бумеранги, возраст которых около десяти тысяч лет. Распространено ошибочное мнение, будто бы бумеранг «придуман» австралийскими аборигенами. На самом деле это не так. Классический тип бумеранга восходит своими корнями к доисторическому Египту и попал в Австралию довольно поздно.

К моменту встречи с европейцами традиционной одеждой аборигенов была набедренная повязка, а во многих частях Австралии и ее не носили. Как сказал автору этой книги один абориген: «Зачем одежда?! У меня всё в полном порядке, мне нечего прятать». Хотя австралийские аборигены уже давно не ходят голыми, но и по сей день они не стыдятся наготы.

Когда первые европейские поселенцы прибыли в 1788 году на материк, здесь проживало около трехсот тысяч аборигенов. Они говорили примерно на пятистах языках и наречиях. Каждое племя из пятисот-шестисот человек имело свой язык. Обычно абориген владел тремя и более языками. Кроме родного он свободно говорил и на языках своих непосредственных соседей.

Необычен был и их семейный уклад. У женщин, независимо от возраста, существовала тенденция выходить замуж за мужчин старше сорока лет. Объяснялось это просто. К сорока годам мужчина достигал высшей ступени своей продуктивности и мог наилучшим способом обеспечить семью. Вообще, «распределение» жен у аборигенов было весьма своеобразным. Старикам доставались молодые девушки, а юношам – старые вдовы. Сильные молодые жены могли охотиться и содержать своих старых мужей, а молодые мужчины сами были способны прокормить семью. Естественно, что молодые были этим недовольны, но обычай был строг.

Абориген-художник дарит автору книги разрисованный им бумеранг

«Белым людям трудно разобраться в наших нормах брака и родства, – пишет известный художник-абориген Дик Рафси. – Брат моего отца не является моим дядей. Его я тоже зову отцом. Его дети для меня такие же братья и сестры, как и мои родные. А вот сестру отца я зову тетей, а ее детей – двоюродными братьями и сестрами. Сестру моей матери я называю тоже матерью, а ее детей – братьями и сестрами. Брат моей матери приходится мне дядей… Мне можно жениться на двоюродной сестре по материнской или отцовской линии, но, как правило, предпочтение отдается материнской линии».

На протяжении жизни аборигены женились и выходили замуж многократно. Женщина имела в среднем до четырех мужей, а мужчина – не менее четырех жен, а то и восемь – двенадцать.

Даже сегодня взаимоотношения между полами носят у аборигенов весьма свободный характер. Муж может одолжить жену другому мужчине, не спросив ее согласия. Это входит в ее обязанности. Половые сношения могут быть использованы и как средство наказания за какой-то проступок. В этом случае женщину заставляют совершать половой акт поочередно с несколькими мужчинами.

Интересно отметить, что в прежние времена аборигены не знали, что между половым актом и зачатием существует какая-то связь. Половой акт считался удовольствием, а рождение ребенка приписывалось «духу». Поскольку половой акт был естественной функцией, то его не скрывали и занимались им у костра, на глазах всей семьи.

Если вдруг рождались близнецы, то у некоторых племен это считалось дурным предзнаменованием. Грядущие несчастья можно было предотвратить, убив одного из новорожденных, что зачастую и делалось. Но вообще-то, аборигены – очень любящие родители. Они никогда не наказывают малышей, балуют их, выполняя все их капризы и желания, а с восьмилетним ребенком мать может возиться как с младенцем, нередко даже продолжая кормить его грудью.

Сейчас реже, но в прежние времена каждая аборигенская девочка в десять лет переходила жить в семью будущего мужа, учась этой роли у его старших жен. Вступив в период половой зрелости, она проходила процесс инициации – посвящения во взрослые. Ее уводили в буш и там подвергали ритуальной дефлорации – «хирургическому» лишению девственности, после чего, согласно требованиям обряда, с ней вступали в половой акт мужчины, состоящие с ней в родстве. Начиная с четырнадцати лет, она рожала своего первого ребенка, а затем продолжала рожать почти каждый год.

С мальчиком происходило нечто аналогичное. В десять лет его отлучали от матери для подготовки к обряду инициации. Инициация предусматривала воспитание дисциплины у юношей и их обучение, которое проводили старые опытные охотники. Юношей испытывали на мужество: выбивали два передних зуба, выщипывали волосы на половых органах, совершали обрезание, наносили рубцы на теле. Одновременно юноша изучал и много того, что ему было необходимо в практической жизни.

Подобное обучение подразумевало высокую степень абстракции. Абориген видит окружающий его мир статичным, неизменным, «заснувшим». Странствия, подвиги и приключения мифических существ являются темой песен, сопровождающих различные обряды. Эти мифы аборигены относят к тому времени, которое в каждом из их многочисленных языков обозначалось по-разному, но имело одинаковое значение. Оно называется Временем сновидений – Dreamtime – и уходит в далекое прошлое, «когда все животные, птицы и рыбы были еще людьми».

Континент, без которого перевернулась бы планета

«Золотые острова». Пират-писатель. За что туземцы «съели» Кука? Трагическая судьба Лаперуза

Древний географ Гиппарх (II в. до н. э.) и великий греческий астроном Клавдий Птолемей (II в. н. э.), исходя из «здравого смысла», считали, что земной шар, чтобы не опрокинуться, должен быть уравновешен. На основании этого они заключили, что где-то далеко на юге, посредине Индийского океана, лежит суша, равная по размеру Европе и Азии, вместе взятым. За многие века гипотеза о существовании этого континента, названного Терра Аустралис Инкогнита – неизвестная южная земля, – превратилась в научную догму.

XV–XVI века – время Великих географических открытий. Христофор Колумб открывает Америку, Васко да Гама огибает мыс Доброй Надежды и находит морской путь в Индию, Фернан Магеллан пересекает пролив, позже названный его именем, и попадает в Тихий океан. Примерно тогда же инки поведали испанским конкистадорам историю о двух чудесных островах, лежащих на западе, где-то в бескрайних просторах Тихого океана. По их рассказам, верховный инкский правитель направился туда с флотилией из тростниковых лодок с двадцатью тысячами воинов. Вернулся он с добычей, которая свидетельствовала о сказочном богатстве тех островов. Он поведал о плодородных полях, изобилии золота и покорном народе, который беспрекословно выполнял все его распоряжения.

Очарованный этими рассказами эксцентричный ученый Педро Сармьенто де Гамбоа[5] убедил вице-короля Перу организовать экспедицию на поиски вожделенных земель.

Шел 1567 год. Экспедиция Сармьенто, которой командовал племянник короля, оказалась неудачной. Блуждая по морям, они прошли за двадцать два месяца семнадцать тысяч миль, выдержав штормы, голод, всяческие лишения и потерю многих членов команды. Вернулись они с рассказами об открытых экзотических островах, населенных не слишком дружелюбными туземцами. Позже эти острова были названы Соломоновыми.

Рассказы мореплавателей обрастали легендами, и вскоре эти острова стали казаться наделенными всеми богатствами мира, что оживило интерес к ним со стороны испанской короны. Так Сармьенто открыл эру поисков, которые завладеют мореходами более чем на два столетия.

Пират-писатель Вильям Дампир (1652–1715)

Биография человека, назначенного в 1699 году командиром первой научной экспедиции в Южные моря, которую организовало британское Адмиралтейство, необычна. Вильям Дампир (1652–1715) родился в глухой деревушке в семье крестьянина-арендатора. После смерти родителей нужда заставила его бросить школу и уйти в море. Он служил на кораблях, плававших к берегам Ньюфаундленда и в Ост-Индию, два года рубил лес на берегах Юкатана. На Ямайке он примкнул к шайке пиратов, которые грабили селения в испанских колониях. В 1680 году принял участие в налетах на перуанские гавани. Участвовал в нападении на испанские корабли, которые везли золото в Панаму. В 1691 году Дампир вернулся в Англию и через несколько лет опубликовал книгу «Новое путешествие вокруг света», рассказывавшую о приключениях автора. Книга имела колоссальный успех и была переведена на многие европейские языки. Это был бестселлер того времени. Читатели приходили в восторг от всякого рода экзотической информации, как, например, об острове Беши, жители которого были готовы менять по весу свое золото на английское железо.

Во время одного из своих путешествий Дампир и его команда попали на Острова Пряностей и, сами не подозревая того, сделали остановку на северном берегу Австралии. Первый англичанин, ступивший на австралийский берег, остался равнодушен и к этой земле, и к ее обитателям, которых Дампир назвал «самым нищим народом на свете».

Примерно в это же время, не без влияния литературных работ Дампира, в европейской беллетристике начали появляться рассказы о путешествиях по Тихому океану. Такие, например, как бестселлер Джонатана Свифта «Путешествие Гулливера», где страну Лилипутию автор поместил на северо-западе от Земли Ван-Димена, ныне острова Тасмания.

Французский писатель Даниэль Дефо написал книгу о потерпевшем кораблекрушение Робинзоне Крузо, взяв за основу реальные события, происходившие с Александром Селкирком, который в наказание за какие-то провинности был оставлен на необитаемом острове капитаном Дампиром во время его первого кругосветного плавания. Кстати, Дампир породил не только Робинзона, но и его верного слугу Пятницу. Прототипом Пятницы был островитянин, привезенный Дампиром в Англию и хорошо известный Даниэлю Дефо.

Однако после экспедиции Дампира Австралия и ее обитатели почти на три четверти столетия были забыты. И лишь во второй половине XVIII века начались планомерные экспедиции с целью географических открытий. Соперничество европейских держав переместилось на Тихий океан, и Австралия попала в круг их интересов.

3 апреля 1768 года неуклюжий угольщик «Граф Пембрук», плававший по Северному морю, был поставлен в док на Темзе близ Лондона на лучший стапель верфи Английского морского флота. Крепкий, из прочного дерева, парусник-работяга был явным чужаком среди изящных фрегатов, ремонтировавшихся здесь. Морские офицеры даже удивлялись: как этот замызганный барк вообще мог оказаться в Королевском флоте?!

На самом же деле этому углевозу была уготована великая судьба. Ему предстояло доставить специальную команду морских офицеров и ученых в самые отдаленные уголки Тихого океана для проведения астрономических исследований и сделать еще одну попытку найти континент, который на картах значился как Терра Аустралис Инкогнита. Угольщик выбрали потому, что он мог взять на борт большое количество припасов и научного снаряжения, и еще потому, что он был плоскодонным и был способен выдержать суровые испытания, если в результате кораблекрушения окажется на мели. Корабль был переименован в «Индевор» («Попытка») и после ремонта, 18 мая 1768 года, вновь спущен на воду.

Для многих лондонцев назначение лейтенанта Джеймса Кука на должность руководителя экспедиции явилось полной неожиданностью. Шел ему тогда тридцать девятый год, и он фактически был неизвестен соотечественникам. Девятый ребенок сельского конюха из графства Йоркшир, он мальчишкой пас коров и работал на конюшне, не получив хорошего образования. В школе он проучился только три года, освоив лишь четыре действия арифметики, а реальное обучение прошел на торговых судах, у тяжелых на руку йоркширских боцманов.

Однако Джеймс Кук обладал качествами, которые Адмиралтейство сочло решающими для успешного выполнения поставленной задачи. Уже четыре года он плавал в суровых северных водах Ньюфаундленда, исследуя бухты и заливы. Не раз зарабатывал поощрения и награды за искусство мореплавателя. Лорды Адмиралтейства резонно полагали, что талант Кука будет полезен и в неизведанных южных водах. Так и вышло, Кук стал величайшим мореплавателем своего времени. Как командир «Индевора» он откроет и обследует сотни островов, которые до него не видел ни один европеец. И хотя «Индевор» никогда не участвовал в морских сражениях, его эпохальное плавание принесло английской короне больше земель и богатства, чем самая выдающаяся морская победа могучего британского флота.

Сложилось так, что Королевское научное общество запланировало экспедицию в Тихий океан для изучения редкого астрономического явления, которое ожидалось в июне 1769 года. Венера должна была пройти через диск Солнца. Это событие, которое могло повториться лишь через 105 лет, ученые хотели использовать для получения данных, необходимых для определения расстояния между Солнцем и Землей. Хотя прохождение Венеры можно было наблюдать и из других мест, Королевское общество хотело произвести наблюдение сразу из трех точек планеты: из Гудзонова залива, с Северного мыса Норвегии и где-нибудь в Южных морях. Такое размещение наблюдателей в столь удаленных друг от друга районах обеспечило бы точность научных измерений.

Капитан Джеймс Кук (1728–1779)

Трехсотшестидесятишеститонный «Индевор» был приспособлен для команды из девяноста четырех человек. Джеймс Кук был назначен руководителем экспедиции. В команду кроме матросов и офицеров также вошли натуралисты Бэнкс и Соландер, два художника и четверо слуг. Выходец из богатой семьи, романтик и ученый, юный сэр Бэнкс был одним из тех, кто финансировал эту экспедицию.

«Индевор» вышел из Плимута 26 августа 1768 года и направился к недавно открытому райскому острову Таити. Покончив с астрономическими наблюдениями на острове, Кук направил свой корабль в южную часть Тихого океана, чтобы выяснить, не существует ли к югу от открытых уже земель загадочной Терра Аустралис. Экспедиция обследовала все обнаруженные земли, но Австралии так и не нашла.