Враг в зеркале

      - Можно. Только зачем людям кровь портить? - с горечью вопросил он. Пафос, видимо, был реакцией на неожиданность моего визита.
      - Ладно, - сказал я. - Кончим об этом. Выкладывай-ка лучше все, что ты знаешь: с кем связан, явки, пароли.
      - Нет, не кончим! - никак не желал успокаиваться Ловкач. - Прав был Профессор, когда предложил подождать связываться с тобой. Как чувствовал. С твоим приездом все и пошло наперекосяк. А как все было хорошо! Зеленые сами шли. Кого ты с собой притащил? Кому нужны наши смерти? Зачем ты нас засвечивал?
      - Так ты тоже все-таки в деле?
      - А ты думал! Устроился у себя в Москве, банкиров охраняешь. Одних воров от других. Конечно, у вас там в Москве хорошо, у вас там не только российский, у вас там мировой сход воров, есть где присосаться к долларовому ручейку. А нам что делать?
      - Хватит! - рявкнул я. - Ты спятил, капитан? При чем тут это?
      - А ты о нас подумал, когда в гору пошел? Как мы тут... в нищете живем. Все же друзья были. Мог бы и порадеть. Может, тогда мы и не стали бы работать с наркотой.
      - Я же и виноват! - развел я руками. Такой поворот даже позабавил. Я, значит, виноват, что вы связались с Ленчиком и Семеном?
      - Ты тоже, - внезапно успокоился Ловкач. - Ты виноват, как и все, кто жиреет на народе.
      - Ага! - согласился я. - Ты ещё вспомни голодных детей Африки.
      - Плевать я хотел на детей Африки! Мне важно то, что ты был нашим вожаком. Ты и оставался для нас вожаком, пока не прибыл сюда - "новый русский", твою мать! А о нас даже не вспомнил. А может, и вспомнил, почему же все наши погибли! Может, ты нас специально засвечивал. Ты ведь со всеми встречался, кого уже кончили? - вдруг хитро и злобно прищурился он. Остались всего я, Чингиз, да твоя шлюшка Танька. Лещиха не в счет, спившийся элемент.
      - Таня? - не сдержался я.
      Ловкач непонимающе посмотрел на меня, но потом догадался и махнул рукой.
      - Конечно, нет. Она недавно приехала, да и не стали бы мы связываться с ней. Она у нас была всегда на особых ролях, - усмехнулся он и добавил. Адъютант неприкасаемых. Но она же тоже входила в нашу банду. Детство детством, а делов мы там натворили. Если бы нас тогда повязали, мы бы уже век свободы не увидели.
      Я молчал, потому что загадка этих последних убийств вновь встала передо мной. Постоянно отвлекаемый, я так ничего и не смог узнать. Но был же ведь кто-то? Хладнокровный, ловкий, быстрый! Мне, конечно, следовало бы заняться только этой проблемой. Однако в том тумане, в котором я пребывал, верный путь мог оказаться где угодно, хоть бы и у Ленчика, к примеру. А Чингиза я должен посетить. Вдруг ещё какой-нибудь сюрприз, вроде нынешнего с Ловкачом.
      - Как Чингиз? - спросил я. - Не изменился?
      - Все мы уже не те, - буркнул Ловкач. Он уже пришел в себя, что-то, вероятно, подсчитал в уме, свел дебет с кредитом и на глазах успокаивался.
      - А точнее?
      - Злобный он стал, людей не любит. Помнишь сам, он и раньше зверь зверем был, а теперь вообще. - Ловкач махнул рукой, демонстрируя, насколько плохи дела с Чингизом. - У нас он прикрытие осуществлял. Черная работа не для него. Ну там, если конкуренты могли объявиться. Я занимался официальным прикрытием, а он - теневым, так сказать. Еще Сладенький Санька - тот лейтенант, что тебя на всякий случай обработал. Дурак, кстати. Говорил я ему, что с тобой шутки шутить не стоит, да ведь молодой, борзый. Новое поколение, говорит, пришло. Он тоже прикрытием занимался. Он сводный брат Ленчика, как ты с Лютым.
      Меня словно обожгло.
      - Лютый! Мой брат?!
      Ловкач удивленно посмотрел на меня. Кивнул понимающе.
      - Ну да, у тебя же до сих пор бзик с Лютым.
      Он потянулся к стеклянному столику и взял сигареты. - Будешь?
      Я пошарил по карманам, не нашел своих и взял у него сигарету. Ловкач дал мне прикурить, сам закурил.
      - Лютый не Лютый... Кабы не твои закидоны, то и проблем бы не было. Какая разница: ты или Лютый? Ты уходил, Лютый приходил - вместе вы не встречались. Лютый тоже не очень распространялся на ваш счет. По поводу вас обоих. Но уж очень вы были похожи. Точно близнецы. И одевались почти одинаково. Впрочем, как и все мы. Если бы не манера поведения - он был какой-то более хищный, - ни за что бы не отличить. Ты, будто волк, а он тигр. Волк тоже не подарочек, но от тигра не спасешься. Знаешь, кошки смотрят на тебя, а что у них там в голове: то ли мяукнет, то ли глаза выцарапает, никто не знает. Зверь.
      - Зверинец, в общем, - рассеянно сказал я.
      - Во-во! - заржал Ловкач. - Точно, зверинец. Все мы были зверенышами.
      - Почему Сладенький? - спросил я, думая одновременно (по аналогии с проблемой сводных братьев) о семействе своего папашки.
      - Сладенький? А, ты о Саньке, Ленчиковом братухе. Да потому... Слушай, - перебил он сам себя, - ты коньячок будешь? По рюмашке. Нервы успокаивает.
      Он встал, подошел к стене (я направил в его сторону пистолет), открыл настенный бар, ловко замаскированный эстампом с лесным пейзажем, среди сияющих рядов бутылок взял одну и вернулся к столику.
      - Сладенький он потому, что любит этак приговаривать, когда девок трахает. Или хочет трахнуть. Ни одну юбку никогда не пропустит. Сволочь ещё та. А зачем?... - он посмотрел на меня и усмехнулся. - Не завидую Саньку, когда ты до него доберешься. А вообще, остерегись его. Зверюга. И Таньке скажи, чтобы покрепче запиралась. Я ведь вам звонил по приказу Ленчика.
      - Ленчика? - переспросил я. - А я думал, что всем распоряжаются Семен и Макар.
      Ловкач, согревая рюмку в руке, отхлебнул коньяк. Закашлялся, видимо, попало не в то горло. Справившись, наконец, ухмыльнулся.
      - Они стратеги. А Ленчик - грубая сила. Он, да и Санька. Кстати, и Семен, и Макар потеряли к тебе интерес, поэтому ты, так сказать, отдан на усмотрение Ленчика.
      - Это почему же? - живо спросил я.
      - Что?
      - Почему потеряли интерес?
      - Как тебе сказать, - раздумчиво проговорил Ловкач и посмотрел на меня сквозь прозрачную желтизну рюмки. Он окончательно оклемался и впрямь ощущал себя хозяином, принимающим гостя. - Как тебе сказать?.. Когда ты приехал сюда и наших стали вычищать, они думали, что это твоих рук дело. Мол, кое-кто в Москве решил подмять под себя выгодное дело, - а дело выгодное, тут пахнет сотнями миллионов долларов, - послали тебя, ты привез специалиста, тот начал бойню и так далее, и так далее. Семен и Макар забеспокоились, доложили боссам, те тряхнули тебя. Ничего. Кроме того, и я подтвердил, что за тобой никого нет. Все.
      - А Ленчик?
      - А Ленчик как раз и занимается случайными одиночками. Вроде тебя.
      - А кто убил наших?
      Ловкач помрачнел и налил себе еще. Качнул бутылкой в мою сторону, жестом предлагая налить, но я отрицательно замотал головой.
      - Вот это и непонятно. И никакой зацепки. Прямо мистика какая-то.
      - Но кто же это все-таки такой ловкий?
      Я встал и подошле к окну. За окном был обширный застекленный балкон-лоджия: кресла, столик с пепельницей, ковер на полу, кадка с большим разлапистым растением.
      - Хорошо устроился, - похвалил я. - Это твои хоромы?
      - Мои, - хмуро отозвался Ловкач.
      - Не беспокойся, это я просто любопытствую. На последние заработки купил?
      - А то!.. На бабулю оформил и дарственную уже поимел.
      - Ловкач, - сказал я, имея в виду сообразительность и быстроту понимания собственных интересов, за которую когда-то Костя и получил свою кличку.
      Я вернулся к креслу, сел и, глядя на него поверх соединенных кончиками пальцев рук, сообщил:
      - Дело у меня к тебе имеется.
      Я выдержал паузу. Ловкач, насторожившись, мучительно ожидал. Я вдруг почувстввал легкое недомогание. Наверное, слишком просто думал отойти от вчерашнего. Утренний заряд бодрости уже начинал иссякать.
      - Нарисуй-ка мне план Ленчикова логова. Я имею в виду его усадебку. Где содержали меня и Татьяну. Поподробнее, пожалуйста. И не говори, что ты ничего не знаешь, что ни разу не был...
      - Почему, - все более оживлялся он по мере того, как скисал я. - Был. Не везде, но вход-выход помню.
      Он принес лист бумаги, ручку и, поминутно поглядывая на меня, чтобы понять, улавливаю ли я его объяснения, стал рисовать.
      Уже ближе к концу, когда общий план был у меня в голове, он вдруг осекся и, медленно подняв голову, взглянул на меня. Мы молча смотрели друг на друга. Мне стало ещё более муторно.
      - Ну как?.. - первым нарушил молчание Ловкач. И было в его вопросе что-то заведомо подлое, что-то из дальних лет, когда даже садясь на привычное место в привычном подвале, мы инстинктивно шарили руками под собой - не подложили ли не ровен час кнопку под зад, а то и ещё что похуже!
      - Не бойся, - успокоил его я. - На что мне это?
      Я демонстративно спрятал в кобуру забытый к тому времени пистолет.
      - А других на что? - не успокаивался он, мелко бегая глазами.
      - Не сходи с ума! - брезгливо сказал я. - Все вы тут сумасшедшие. Надоело мне! Да и какой резон?
      - Резон? - переспросил он. - Резон всегда можно найти. Ты можешь думать, что я сразу буду звонить Ленчику, закладывать о тебе.
      - А ты будешь?
      - Вот видишь. Конечно, нет. Зачем? Мне это совсем не надо, - со всей убежденностью, как-то по-детски искренно, добавил он.
      - Верю, - рассеянно сказал я.
      - Ты же мне друг, а он кто? Сволочь он со своим Сладеньким. Что я, дурак? Они тебя все равно не достанут, я знаю, а ты их замочишь, если захочешь. Какой мне резон быть на их стороне? А деньги? На деньги я плюю, сказал он и для большей убедительности смачно плюнул на ковер. - Сегодня есть, завтра нет.
      - Тут ты прав, - я свернул план и сунул листок в карман.
      Стало мне вдруг тошно и - усталость ли? простуда? а скорее всего, начала оказывать воздействие сырость вчерашнего застенка, - захотелось отправиться домой, к Тане, в уют, тоже плюнуть на все...
      Я поднялся, вышел в коридор. На пороге обернулся: Ловкач затравленно смотрел на меня
      - Крыса ты, и все вы тут крысы. Глаза бы мои не смотрели.
      В коридоре отодвинул засов и вышел, громко хлопнув бутафорской дверью.
      ГЛАВА 26
      ОЖИВЛЕНИЕ ПРИЗРАКА
      В машине нашел свой "Кэмел". Закурил. Может, действительно, простыл? Сутки, считай, на бетоне. Ох! Доберусь я до этого "сладенького"... Дальше я не стал развивать... дабы мечта, оформив билет в материальный мир, не смогла провалить реальность... которая, я надеялся, может и превзойти миражи воображения.
      Пора. Я выбросил окурок, едва не дотлевший до фильтра, и включил зажигание. Пора познакомиться с женщиной, чарами своих прелестей сделавшей меня сиротой при живом отце.
      Дом их был далеко. Я ни разу там не был, и только помнил по давнему неясному ощущению, что район этот отодвинут на край света, туда, где, возможно, начинаются подступы к преисподней.
      Оказалось - совсем рядом, что в общем-то порадовало: давно, видимо, хотелось навести порядок в детском, доставшемся мне по наследству, хаосе.
      Может, я когда-нибудь и был здесь. Вот высоченный серебристый тополь, источник мешающей дышать пушистой метели, уже пришел и стал, где, казалось, и должен расти - у высокой дореволюционной кирпичной стены. Напротив вырастает дом, большой, мрачный и грязный, и один за другим выдвигаются, как кроличьи клетки, железные балконы. Там и сям распределяются по двору заржавелый турник; от безысходности опущенные, каждая сама по себе штанги качелей, давно потерявших где-то в одной из точек веселой траектории совместное сиденье; легкая тень листвы; мусорный бак и красная крышка гроба, прислоненная к стене у подъезда. Кто-то умер, предполагаю я и, в доказательство верности моей режиссерской интуиции, из подъезда выходят одетые преимущественно в черное скорбящие родственники.
      Я вздрогнул; кто-то монетой стучит мне в окно. Важная дама в черном платке. Уйдя в тень мыслей, не заметил её черного приближения. Я опустил стекло.
      - Товарищ! Вы не могли бы немного отъехать, сейчас гроб будут выносить.
      Конечно, могу. К моему и её удовлетворению припарковываюсь в стороне от чужого горя и, превозмогая болезненную усталость, иду к нужному мне соседнему (от кипевшего ритуальной энергией подъезда) входу.
      Третий этаж. Тридцать вторая квартира. Я нажал кнопку звонка, вызвав быструю соловьиную или ещё там какую-то птичью трель. И после недоверчивого обмена паролями ("Кто там?" "Это я." "Кто я?" "Я вам звонил.") дверь открылась.
      - Венера Федоровна? - спросил я, понимая, что мое воображение на сей раз дало маху, по голосу реконструируя внешний облик его владелицы; громадная седая женщина с толстыми босыми ногами проявилась из сумерек коридора и без улыбки на расплывчатом бледном лице (все черты, даже глаза, были как-то смазаны - безысходностью, унынием, бог знает чем), скрипуче подтвердила мою догадку.
      - А вы, значит, Иван? - спросила она, затем повернулась, даже не предложив мне само собой разумеющееся - пройти в квартиру, - и двинулась в затененную глубь коридора. Я последовал за ней, прикрыв за собой входную дверь.
      Я попал в комнату, низкую и темную, с каким-то мало понятным расположением голых стен, задрапированных ковриками, занавесками, тряпочками и кое-где прикрытых шкафом, там - тумбочками, ещё чем-то: была она, в общем, полна бутафорской рухлядью бедности.
      - Присаживайтесь, - проскрипела Венера Федоровна и махнула рукой в сторону потертого дивана, а сама продолжила прерванное моим приходом дело, возясь на столе с чем-то, что-то чистя... ножом... на газете, что-ли... Я не имел желания рассматривать. Наоборот, атмосфера ли, может, мое состояние, но мне хотелось побыстрее закончить то, с чем я пришел. Тем более что чувствовал я себя все более и более худо... Хотя нет, не то, мною все более овладевала какая-то странная лихорадка, что-то гнало меня, заставляло быстрее покончить со всей этой непонятной мне каруселью; временами даже быстрая дрожь трогала мышцы, тут же выходя на поверхность кожи. В общем, состояние - дрянь.
      Мне с размаху на лоб села муха, я согнал её. Мух здесь было довольно много, но большинство, с маниакальным упорством, кольцами вились вокруг люстры.
      - Вот, пришел познакомиться, - нарушил я молчание. - Вернее, долг главное, но заодно, может, когда что... кто знает... то да се...
      Молчание, нарушаемое лишь звонко работающими мухами, да треском хозяйкиной возьни - что-то она чистила съедобное, из овощей, - объясняло, возможно, мое косноязычие.
      - Так что он там удосужился передать, муженек мой? - сказала Венера Федоровна, нажимом фразы заявляя свои безусловные права как на память, так и на любую собственность покойного.
      - В основном, вещи, мебель. Нам-то все это уже не нужно, - пояснил я, имея в виду и сестер, - а вам, другое дело. Немного, конечно, однако деньги не бывают лишними.
      - Это же сколько удалось выручить? - поинтересовалась она, впервые выпрямляясь над столом.
      - Около пяти тысяч рублей. Немного, но больше не удалось выручить, сказал я, невольно оправдываясь.
      Что-то со мной, действительно, происходило необъяснимое, я становился многоречив, да и странный клубок мыслей и ощущений продолжал виться в моей душе. "Зачем я здесь? И что я хочу выведать у этой бывшей Венеры, жены моего отца? То, что Лютый, действительно, существует и всегда сущестовал? Не может этого быть. Я уверен. Тогда зачем я здесь? Для чего я ломаю эту комедию с мнимым завещанием? Для чего, для чего? - спрашивал я себя. - Да, конечно, я чего-то ожидаю, что-то надеюсь узнать..." И мне опять в сотый раз припомнилось, как, постоянно раздражаясь, я пресекал все разговоры на тему... "Лютый". Любое упоминание о нем приводило в ярость. Тот вакуум вокруг Лютого, который я создавал, в конце концов оправдал себя, - я вроде бы забыл о нем. Но нет, на самом деле я знал, я всегда чувствовал его присутствие где-то рядом: просто лгал самому себе. Я вздрогнул, словно пронзенный: "Да, я это всегда знал, это правда! Я не хотел слышать о нем, потому что знал!.. Но почему?.. Я боялся. Ни разу не повидав, я сразу почувствовал в нем зверя более свирепого, более страшного и жуткого, чем был я, чем старался казаться и никогда не смог бы стать!"
      - ...Мне пригодятся. Есть же люди, для которых пять тысяч рублей немного! Что б им всем сдохнуть! Это я не о вас, - сердито скрежетала огромная Венера Федоровна. - Ну, где они? Где эти ваши рубли?
      Я вытащил заранее отложенные купюры и протянул ей.
      - Вот, значит, последний привет от муженька!.. Не ждала, не гадала...
      Она взяла деньги, отошла к большому шкафу, открыла дверцу и, покопавшись в стопке белья, вернулась пустая. Сев на прежнее место, она вновь принялась за работу.
      - Тут такое дело... - начал было я, но Венера Федоровна перебила.
      - Конечно, дело. Я все жду, не может быть, чтобы просто так такие деньги давали. Не может - и все. Только вы уже сами сказали, что деньги Михаила, а значит, мои. Нет у меня ничего, а деньги мои.
      - Вы не поняли...
      - А чего тут не понять. Вам что-то надо, вот поэтому и побеспокоились, вещи продавали. Ну, так что?
      - Да нет. Просто жили рядом, а ни разу не виделись. Я вот вашего сына ни разу не видел. Даже на фотографии. И не представляю, как он выглядит. Брат, все же...
      - Степан? А чего его представлять? - она подняла голову и, прищурившись, оглядела меня. - На себя в зеркало посмотрите, вот и познакомитесь со Степаном. Одна кровь. Отец один, и все дела. Вы тоже, наверное, из зоны? Или сидели, разницы никакой. - Она вновь смерила меня взглядом. - Только мой побольше. Вы тоже крупный мужчина, а он побольше. И лицо... Вы добрый (эка новость! подумал я), а он зверюга, век бы ему воли не видеть, прости меня, Господи!
      - Нельзя ли посмотреть фотографию.
      - Откуда? Были фотографии, да. Но как его взяли, все тут перерыли. Фотографий-то было всего две-три. Где ему было фотографироваться? Папаша ваш и мой разлюбезный муж пил по-черному. Оттого и сгинул. Сначала руку потерял, а потом сам спился. Степан и сбился с дороги. Как школу закончил, так сразу в тюрму попал. Убийца мой сынок.
      - А чего это вы о нем, да о нем? - подозрительно сощурилась она. - Тут на днях приходили из милиции, все расспрашивали, глазами зыркали. Может, вы тоже из милиции? Сбежал он, что ли? То-то я ещё тогда подумала. Так я ничего не знаю, сюда он не приходил. Сидеть ему ещё лет пять, амнистия по его статье не положена. Может, правда сбежал, а мне не говорите?
      - Венера Федоровна! Хотите паспорт посмотрите. Вот, Фролов Иван Михайлович.
      - Не нужны мне ваши документы, я не отдел кадров. А если и Фролов, то все равно можете в милиции работать.
      Стал я уставать. Мое лихорадочное возбуждение усилилось. Я старался сдерживаться. Да и делать мне здесь больше было нечего. Я ещё раз осмотрелся; у стула треснула спинка... фарфоровая ваза на столе с явно подклеенным куском...
      - Я помню у вас дочь была, - рассеянно сказал я. - Она с вами живет?
      - Как же! Пущу я ее! В Москве, шлюха, устроилась. С иностранцами путается, вот эти самые доллары зашибает. Пущу я её, пусть не надеется! перешла она на крик, надеясь, видно, голосом покрыть расстояние до Москвы. - Мне не нужна дочь проститутка, - напоследок выкрикнула она, и я понял, что мне пора.
      - Венера Федоровна! Время. Я должен идти.
      - Уже уходите? А то я вот, обед приготовлю... У меня и на стол сейчас нечего поставить. А может, чаю хотите?..
      - Если что, приходите опять, - говорила она, явно обрадовавшись моему скорому уходу.
      Я тут же попрощался и вышел.
      Я быстро сбежал вниз. За то время, что я провел в гостях у старухи, что-то изменилось. Я думал, мне станет легче на воздухе - не тут-то было. С деревьев, кустов, не знаю ещё с каких трав стекали разные дурманящие запахи, а в небе набухала душная мгла. У соседнего подъезда строилась колонна провожающих, возглавляемая небольшой группой наемников-музыкантов. В стороне, окруженный скорбным частоколом мрачных старух, на табуретках расположился гроб. Еще больше потемнело; вдруг ветер нежданно налетел, расталкивая всех - зашумели деревья, звякнули литавры, рявкнули трубы, поднялся гроб, и тотчас же в темно-лиловом небе тронулась, покатилась глухая груда - отдаленный гром.
      Я поспешил к машине. Едва спрятался, как забарабанило каплями по крыше, залило стекла косами ручейков, и я, вынув сигарету из пачки, с наслаждением закурил, чувствуя легкими сухое, упругое прикосновение дыма.
      Достал листок с адресами. Чингиз. Должно быть, где-то недалеко, я смутно помнил, как некогда связывал его район с местом обитания отца. Но спросить было некого, пока я курил и пережидал грозу. Приспустив стекло, благо козырек не позволял каплям проникать внутрь, я думал, что шествие на кладбище придется отложить и, действительно, в просветах воды, сквозь дикое, бледное блистанье молний, увидел машину и прикрытый крышкой гроб в кузове с откинутыми бортами. Больше не было никого, ибо широко и шумно шедший дождь загнал всех обратно в подъезд.
      Я закурил новую сигарету и сидел, откинувшись на спинку сиденья, чувствуя, как с расслабленных мышц уходит болезненной волной ломота.
      Дождь вдруг перестал. Я открыл дверцу и вышел в томный тающий туман. Кругом, в сероватом оглушенном громом воздухе плавали кусты, деревья, блестящая крыша моего джипа. Снова выходил народ.
      Я уточнил, как мне лучше доехать, и тронул с места машину. Осторожно обогнув заново строящуюся процессию, выехал на дорогу и через десять минут уже искал пятнадцатый дом на улице Пешкова.
      ГЛАВА 27
      ЧИНГИЗ
      Мне открыла дверь сонная, татарского покроя девица в пестреньком домашнем платьице, причем столь коротеньком, что посетитель невольно (даже если вовсе и не собирался), за легким трепетаньем ткани ловил взглядом инородный материал трусиков либо натуральных прелестей.
      Я, во всяком случае, оказался в роли такого любопытного; девица же, едва открыв дверь, молча повернулась и пошла в комнату, словно поросенка морковкой увлекая меня за собой. Я встряхнулся, только заметив её лукавую усмешку, но она мне уже протягивала один из наполненных стаканов, который я с благодарностью принял.
      По вкусу это был джин с тоником. Я отпил половину и впервые голосом нарушил наше почти интимное общение.
      - Вы всегда так принимаете гостей?
      - Нет, только если они мне нравятся, - ответила она, с наивным бестыдством разглядывая меня чуть косящим колдовским взором.
      - А если нарветесь на слишком активного любителя сладкого?
      - Я знаю лишь одного любителя сладенького, но даже и он здесь не опасен.
      Я на всякий случай спросил:
      - Вы имеете в виду Александра, лейтенанта милиции и брата Ленчика?
      - О! - она с интересом посмотрела на меня, потом подошла к двухэтажному столику на колесиках и дополнила свой стакан. Потом и мой.
      Усевшись в кресло, она пригласила меня сесть напротив.
      - Вы, оказывается, всех знаете. Почему же я вас, такого красавчика, не видела раньше?
      - Я недавно приехал. Меня зовут Иван, - представился я, и переждав ответное - Роза, продолжил: - Я старый друг Чингиза... Марата. Все время сбиваюсь на детские прозвища, - извинился я.
      - Что вы, его и сейчас так зовут. Но если вы его знаете, тогда понимаете, что даже этот козел Сладенький здесь не опасен. - Я подружка Марата, - скромно пояснила она и потупилась, а мне в этот момент удалось разглядеть (это было нетрудно, хотя я и сопротивлялся), что под платьем у неё ничего нет.
      Она усмехнулась (понятливая оказалась девица), поставила стакан и, закинув руки за голову, потянулась сладострастно, как кошка.
      - Люблю дергать тигров за усы. Только там, где витает дух Марата, все тигры ручные. Или я ошибаюсь, - с надеждой вопросила она и, подняв стакан, лизнула край розовым язычком. - Хотите?
      - Что? - улыбнулся я.
      - Еще выпить, - засмеялась она. - А вы что подумали?
      - Я это и подумал. Нет, к сожалению. Боюсь расслабиться.
      Я огляделся, ибо до этого момента ловкая подружка Марата профессионально управляла моим вниманием.
      Квартира была в состоянии несколько небрежном, но состоятельность хозяина сомнений не вызывала. И чувствовалось присутствие подружки, а не хозяйки-жены. В открытом дверном проеме соседней комнаты на резиновом коврике лежала штанга. Здесь на стене висела большая фотография Чингиза; голый по пояс, напряженный, он готовился выскочить сквозь рамку: тонкая кожа обтягивала сухие литые мышцы, а взгляд был все тот же, знакомый мне издавна - яростный, беспощадно орлиный...
      - Мне здесь он очень нравится. Правда хорош? - спросила подружка оригинала.
      Я кивнул. От спиртного мне несколько полегчало, но безотчетная тревога росла и давила.
      - Где мне найти Марата?
      - Где? - она удивленно взглянула на настенные часы. Четырнадцать сорок пять. Довольно много, мне казалось, должно было быть меньше.
      - В это время он всегда в спортзале. Форму поддерживает.
      - Как мне туда добраться?
      - Как? Очень просто. Вы на машине? Я так и думала почему-то. Езжайте по набережной, найдете ресторан "Чайка" и сворачивайте на улицу Жукова. Сразу слева увидите кинотеатр "Слава". Там Марата и найдете.
      Я поблагодарил и ушел, игнорируя её приглашение задержаться насмешливое, сексуальное и безнадежное.
      Кинотеатр пустовал. В гулком звонком вестибюле попадались, правда, какие-то целеустремленные личности обоего пола, но тут же исчезали бесследно. Наконец я поймал длинного прыщавого юнца, который с готовностью, - то краснея, то бледнея от желания выглядеть не тем, что он есть, - провел меня сначала вниз по лестнице, а затем по множеству почему-то кафельных коридоров, к неприметной двери.
      Здесь.
      Я вошел в полутемное помещение с пунктиром слабых ламп в круглых плафонах на потолке. Зал, метров тридцать в длину, был ярко освещен только с одной стороны, где располагались большие цветные мишени, как для стрельбы из лука. Чингиз стоял ко мне спиной в середине зала возле столика, на котором лежали ножи. Несколько ножей уже торчало в мишенях.
      Чингиз повернулся на звук открываемой двери и, взвешивая в руке нож, всматривался в мой силуэт, возникший на фоне освещенного дверного проема. Чингиз был одет в широкие темные штаны из мягкой ткани и светлую плотную рубашку. Я подошел ближе.
      - Здравствуй, Чингиз!
      Он узнал меня, недоверчиво ухмыльнулся и в первое мгновение даже как будто сробел. Во всяком случае, я именно так определил тень, мелькнувшую на его лице. Но это было лишь мгновение, тут же сменившееся маской обычного для него спокойствия.
      - Здравствуй! - спокойно поздоровался он.
      Чингиз не был взволнован, но татарские узкие глаза его, казалось, на что-то намекали. Не дождавшись от меня вопросов, он повернулся и, прицелившись, метнул нож.
      Нож воткнулся сантиметров в пятнадцати выше от центра мишени.
      - Хочу с тобой поговорить, - сказал я и, подойдя к столу, стал перебирать ножи. Они были одинаково тяжелыми и отлично отбалансированными. Я бросил нож. Он воткнулся в центральный круг сантиметров в пяти-семи от центра.
      - Почему бы и не поговорить, - равнодушно сказал Чингиз - Тебя, я слышал, в ментовке обработали, - прибавил он снисходительно, как бы поощряя на разговор сконфуженного приятеля.
      - Да, брат Ленчика постарался... Это так... Хочу до конца разобраться во всем бардаке.
      Чингиз метнул ещё один нож, воткнувшийся почти рядом с моим.
      - Еще бы... - усмехнулся он.
      - Ты чего ухмыляешься? Больше всех понимаешь, что тут творится? буркнул я в каком-то озарении.
      Чингиз передвинул пальцем оставшийся на столе нож.
      - Разве трудно? Еще когда ясно было. Только откуда же сообразить... если чужая душа потемки?
      - Чья душа? - быстро спросил я.
      - Убийцы, - спокойно ответил он.
      Я вдруг рассердился.
      - Ты со мной тут шутки не шути. Если что знаешь, должен немедленно мне все рассказать, я с собой шутить не позволю!
      Я взял оставшийся нож и изо всех сил метнул его прямо в центр мишени.
      - Хороший бросок, - похвалил он.
      - Зачем мне с тобой шутить, если на тебя только и осталось надеяться, как на Бога или дьявола, - проговорил Чингиз, все так же спокойно. И добавил: - Пойдем ножи возьмем.
      Мы пересекли зал и повытаскивали ножи из мишеней. Потом вернулись к рубежу, то есть к столу.
      - Во-первых, - нарушил я молчание, - если кто и может знать в городе об убийствах, так это ты, Чингиз.
      - Ты мне льстишь. Это профессионал знает все, что имеет отношение к его профессиональной деятельности. Откуда мне знать об убийствах? - с ухмылкой спросил он.
      - Хватит кривляться! - вспылил я. - Нам с тобой нечего друг другу мозги пудрить. Кое-что друг о друге знаем.
      - Да что мы можем такое знать? - не спеша протянул Чингиз, примериваясь к броску. Бросил. Нож с мягким стуком вонзился почти рядом с центром мишени. - Можешь ли ты вспомнить хоть один случай, когда я принимал участие в убийстве? - он, задавая вопрос, повернулся и смотрел на меня с каким-то пристальным вниманием.
      - Да ты что?! - вскричал я. - А как же!.. - я замолчал, осознавая, что ни один эпизод, где бы учавствовал Чингиз, да и я, нельзя было отнести к убийству. Как же так, если я всю жизнь был убежден в обратном! Мне казалось, что ни один, ни два... Мне никогда не хотелось считать... Но сейчас ничего не приходило на память.
      Чингиз продолжал с каким-то пристальным насмешливым вниманием вглядываться в меня.
      - То-то, - отвернулся наконец он. - Откуда же мне знать? Если бы я что узнал о том, кто убивает наших, думаешь, не отомстил бы? Мы же работали в одной связке, и теперь, потеряв друзей, мне будет трудно жить. Надо вновь думать о заработке. Если только ты не поможешь, - вновь ухмыльнулся он. - А от гибели наших я сам пострадал больше всех, - добавил он.
      - Неужели ты думаешь, что я могу тебя подозревать? - как-то слишком явно возмутился я. - Ни за тем же я пришел!
      - Конечно, не за тем. Только я думал, что ты обо всем уже догадался.
      - Да о чем же!
      - Ну, кто убил всех.
      - Ты же только что говорил, что не знаешь... Как же я могу? волновался я. - При чем тут догадки - тут знать надо. А откуда, если никто даже не предполагает. Я вот сейчас ездил знакомиться с семьей отца, хотел повидать Лютого...