Чудесная лодка (Рассказы)

      Поезда ждут дежурные смазчики.
      Но раньше всех выходит его встречать собака Жулька. Она сидит на песке и вслушивается. Вот рельсы начинают гудеть, потом постукивать. Жулька отбегает в сторону. Дежурный смотрит на Жульку. Он покашливает и поправляет красную фуражку. Смазчики звякают крышками маслёнок.
      Если поезд идёт с севера, Жулька прячется: в северных поездах люди едут в отпуск. Моряки с громким хохотом прыгают из вагонов и стараются затащить Жульку к себе. Жульке неудобно: она виляет хвостом, прижимает уши и тихонько рычит.
      Жульке очень хочется есть. Вокруг жуют и вкусно пахнет. Жулька беспокоится - паровоз уже загудел, а ей ещё ничего не дали. Часто Жульку завозили так далеко, что домой она бежала целый день.
      Она пробегала мимо домиков, где живут стрелочники. Они махали ей на прощание флажками. Потом за ней погналась большая чёрная собака. В лесу девочка пасла козу и двух козлят. Козлята играли на рельсах и не слушались девочку. Ведь их может задавить. Жулька показала им зубы и зарычала, а глупая коза хотела боднуть её.
      Но самое страшное было перебежать через мост. Посредине стоял солдат с ружьём. Он охранял мост. Жулька подошла к солдату поближе и стала подлизываться: она поджала хвост и на брюхе подползла к нему. Солдат сердито топнул на неё ногой. И Жулька без оглядки побежала до своей станции.
      "Нет, - подумала она, - больше никогда не буду подходить к поезду".
      Но скоро Жулька всё это забыла и снова стала попрошайничать.
      Однажды её завезли очень далеко, и обратно она не вернулась.
      ДИКИЙ ЗВЕРЬ
      У Веры был бельчонок. Его звали Рыжик. Он бегал по комнате, лазил на абажур, обнюхивал тарелки на столе, карабкался по спине, садился на плечо и коготками разжимал у Веры кулак - искал орехи.
      Рыжик был ручной и послушный.
      Но однажды, на Новый год, Вера повесила на ёлку игрушки, и орехи, и конфеты и только вышла из комнаты, хотела свечки принести, Рыжик прыгнул на ёлку, схватил орех, спрятал его в галошу. Второй орех положил под подушку. Третий орех тут же разгрыз...
      Вера вошла в комнату, а на ёлке ни одного ореха нет, одни бумажки серебряные валяются на полу.
      Она закричала на Рыжика:
      - Ты что наделал, ты не дикий зверь, а домашний, ручной!
      Рыжик не бегал больше по столу, не катался на двери, не разжимал у Веры кулак. Он с утра до вечера запасался. Увидит кусочек хлеба - схватит, увидит семечки - набьёт полные щёки, и всё прятал.
      Рыжик и гостям в карманы положил семечки про запас.
      Никто не знал, зачем Рыжик делает запасы.
      А потом приехал папин знакомый из сибирской тайги и рассказал, что в тайге не уродились кедровые орешки, и птицы улетели за горные хребты, и белки собрались в несметные стаи и пошли за птицами, и даже голодные медведи не залегли на зиму в берлоги.
      Вера посмотрела на Рыжика и сказала:
      - Ты не ручной зверь, а дикий!
      Только не понятно, как Рыжик узнал, что в тайге голод.
      КАБАНЫ
      Поспела у нас на огороде картошка. И стали каждую ночь приходить к нашей избушке из леса кабаны - дикие свиньи.
      Отец, как стемнеет, надевал ватник и шёл на огород со сковородой.
      Он бил в сковороду - пугал кабанов.
      Но кабаны были очень хитрые: папа на одном конце огорода гремит сковородой, а кабаны бегут на другую сторону и там едят нашу картошку. Да не столько поедят, сколько потопчут, вомнут в землю.
      Отец очень рассердился. Он взял у одного охотника ружьё и приклеил к стволу полоску белой бумаги. Это чтобы ночью было видно, куда стрелять. Но кабаны в эту ночь совсем не пришли к нам на огород. Зато на другой день они ещё больше поели картошки.
      - Да, - сказал отец, - если и дальше так будет, зимой придётся без картошки сидеть!
      Тогда я тоже стал думать, как прогнать кабанов.
      У нас есть кошка Мурка, я с ней ребятам разные фокусы показывал.
      Возьмёшь и намочишь один кусочек мяса валерьянкой, а другой керосином. Который валерьянкой пахнет, Мурка сразу съест, а от керосина она убегала во двор. Ребята очень удивлялись. А я ребятам говорил, что второй кусочек заколдованный.
      И вот я решил кабанов тоже керосином прогнать.
      Вечером я налил керосин в лейку и стал с лейкой ходить вокруг огорода, поливать керосином землю. Получилась керосиновая дорожка.
      В эту ночь я не спал, всё ждал, когда они придут. А кабаны в эту ночь и на другой день не приходили. Они совсем испугались. С какой стороны к картошке ни подойдут - всюду пахнет керосином.
      Я по следам узнал, как кабаны сразу бросились в лес - они струсили. Отцу я сказал, что наша картошка теперь заколдованная. И рассказал про керосин. Отец смеялся, потому что кабаны ружья не боятся, а керосина испугались.
      КТО САЖАЕТ ЛЕС
      За рекой росли одни ёлки. Но потом среди ёлок появились дубки. Ещё совсем маленькие, всего три листика торчат из земли.
      А дубы отсюда далеко растут. Но не могли же с ветром жёлуди прилететь? Очень они тяжёлые. Значит, кто-то их здесь сажает.
      А кто?
      Долго не мог я угадать.
      Однажды осенью шёл я с охоты, смотрю - мимо меня низко-низко пролетела сойка.
      Я спрятался за дерево и стал за ней подглядывать. Сойка что-то спрятала под трухлявый пень и осмотрелась: не увидал ли кто? И потом полетела к реке.
      Я подошёл к пню, а между корнями в яме лежат два жёлудя: сойка спрятала их на зиму.
      Так вот откуда молодые дубки появились среди ёлок!
      Сойка спрячет жёлудь, а потом забудет, где спрятала, он и прорастёт.
      МЕДВЕДЬ
      Осенью я собирала в тайге бруснику и наткнулась на мох, который почему-то рос кверху корешками. Кто-то свежей земли натаскал и посадил его так.
      "Кто же это, - думаю, - так мох посадил?"
      Смотрю, под поваленной сосной вырыта яма и вокруг много следов нахожено, как будто босой человек ходил, только с когтями.
      Я сильно испугалась: ведь это же медведь из берлоги землю выгреб и сверху прикрыл мохом, хотел спрятать землю, чтобы берлогу не нашли. Побежала я скорей к дедушке и всё ему рассказала.
      Дедушка обрадовался:
      - Этот медведь сюда прибежал, когда тайга за рекой горела.
      Дедушка мне велел сидеть дома, а сам взял ружьё и пошёл в деревню собирать людей. Долго я его ждала. Темно стало. "А что, - думаю, - если медведь дедушку загрыз?"
      Страшно мне и жалко дедушку. Хотела я уже одеваться и его искать. Слышу, телега во двор приехала и остановилась.
      Вошёл дедушка, ружьё повесил на стену.
      - Ну, - говорит, - иди смотри медведя!
      Я вышла во двор, смотрю, лежит на телеге мёртвый медведь. Большой, голова вниз свесилась, зубы оскалил.
      Охотники его свалили на землю, лошадь зафыркала и хотела убежать, только её удержали. Потрогала я у медведя клыки, они все жёлтые.
      Дедушка мне говорит:
      - Старый медведь, однако, сплоховал, корешки с вершками спутал, вот и попался!
      БЕСПОКОЙНЫЙ ХВОСТИК
      Нашёл я лесной шатёр. Старые ели сучья сплели, а внизу - мягкая подстилка из жёлтых иголок. Темно в нём и душно, пахнет смолой.
      Белка здесь когда-то обедала. Оставила она после себя целый ворох ощипанных шишек.
      Стал я ворошить шишки. Смотрю, лежит комочек рыжей шерсти. Наверно, белку съела куница, и только кончик беличьего хвоста валяется.
      Серебристый паучок обвил его паутиной, устроил себе из беличьей шерсти закуток.
      Паучка я потрогал пальцем. Он испугался, быстро-быстро вскарабкался вверх и закачался на паутинке.
      Поднял я хвостик и засунул в пустую гильзу. Он весь туда уместился.
      Дома, когда разбирал патроны, хвостик вынул и положил себе на стол.
      Беспокойный этот хвостик оказался: как посмотрю на него, тянет меня опять бродить, искать лесные шатры!
      КЕДР
      В детстве мне подарили кедровую шишку.
      Я любил брать её в руки и рассматривать и всё удивлялся, какая она большая и тяжёлая - настоящий сундучок с орехами.
      Через много лет попал я в Саяны и сразу отыскал кедр.
      Растёт он высоко в горах, ветры его набок клонят, стараются к земле пригнуть, скрючить.
      А кедр вцепился корнями в землю и тянется всё выше и выше, весь косматый от зелёных веток.
      На концах веток кедровые шишки висят: где три, а где сразу и пять. Орешки ещё не поспели, но много вокруг зверьков и птиц живёт.
      Кедр их всех кормит, вот они и ждут, когда поспеют орешки.
      Белка свалит шишку на землю, вынет орешки, да не все - один да останется. Этот орешек утащит к себе в норку мышь. Она по деревьям лазить не умеет, а орешков ей тоже хочется.
      Синицы весь день прыгают на кедре. Издалека послушаешь - весь кедр щебечет.
      Осенью ещё больше зверьков и птиц на кедре живёт: кедровки, бурундуки сидят на ветках. Зимой голодно, вот они и прячут кедровые орешки под камни и в землю зарывают про запас.
      Когда начнут падать с неба первые снежинки, на кедре совсем не останется шишек.
      А кедру не жалко. Стоит он весь живой и тянется зелёными ветками всё выше и выше к солнцу.
      БУРУНДУК
      Лесные звери и птицы очень любят кедровые орешки и запасают их на зиму.
      Особенно старается бурундук. Это зверёк вроде белки, только поменьше, и на спине у него пять чёрных полосочек.
      Я, когда в первый раз увидел его, не разобрал сперва, кто же это сидит на кедровой шишке, - такой матрасик полосатый! Шишка от ветра качается, а бурундук не боится, знай только орешки шелушит.
      Карманов у него нет, так он за щёки орешки набил, собирается тащить их в норку.
      Увидел меня, заругался, забормотал что-то: иди, мол, своей дорогой, не мешай, зима длинная, сейчас не запасёшь - голодным насидишься!
      Я не ухожу, думаю: "Дождусь, когда орешки потащит, и узнаю, где он живёт". А бурундук не хочет свои норки показывать, сидит на ветке, лапки сложил на животе и ждёт, когда я уйду.
      Отошёл я - бурундук спустился на землю и исчез, я даже не заметил, куда он юркнул.
      Это медведь научил бурундука осторожным быть: придёт, разроет бурундучью нору и все орешки съест. Вот бурундук никому своей норки и не показывает.
      ХИТРЫЙ БУРУНДУК
      Построил я себе в тайге чум. Это не домик и не лесной шалашик, а просто длинные палки вместе сложены. На палках лежит кора, а на коре брёвнышки, чтобы куски коры не сдуло ветром.
      Стал я замечать, что кто-то в чуме оставляет кедровые орешки.
      Я никак не мог догадаться, кто же без меня в моём чуме орешки ест. Даже страшно стало.
      Но вот раз подул холодный ветер, нагнал тучи, и днём стало совсем темно.
      Залез я поскорее в чум, а место моё уже занято.
      В самом тёмном углу сидит бурундук. У бурундука за каждой щекой по мешочку с орехами.
      Толстые щёки, глаза щёлочками. Смотрит он на меня, боится орешки на землю выплюнуть: думает, что я их украду.
      Терпел бурундук, терпел, да и выплюнул все орешки. И сразу щёки у него похудели.
      Я насчитал на земле семнадцать орешков. Бурундук сначала боялся, а потом увидел, что я спокойно сижу, и стал рассовывать орешки по щелям и под брёвнышки.
      Когда бурундук убежал, посмотрел я - всюду орешки напиханы, крупные, жёлтые. Видно, бурундук в моём чуме устроил кладовую.
      Какой хитрый этот бурундук! В лесу белки да сойки все орешки у него растащат. А бурундук знает, что в мой чум ни одна сойка-воровка не полезет, вот и притащил ко мне свои запасы. И я уже не удивлялся, если находил в чуме орешки. Я знал, что со мной живёт хитрый бурундук.
      ВОРОН
      Весной в горах лежит снег, и цветут эдельвейсы, и голубое перо сойки мелькает в зелёных кедрах. И солнце здесь светит ярче, чем внизу в долине.
      Чёрный ворон молча облетает горы. Далеко слышен шум его крыльев, даже горный ручей не может их заглушить. Медленно летит ворон от одной вершины к другой: нет ли где больного зайчонка? Или, может, маленький куропчонок отстал от матери?
      Притаился в траве зайчонок, куропчонок ещё крепче прижался к земле. Все боятся ворона, даже олень вздрагивает от его карканья и тревожно озирается вокруг.
      Ворон возвращается ни с чем: он очень стар. Он сидит на скале и греет больное крыло. Ворон отморозил его лет сто, а может, и двести назад. Кругом весна, и он совсем один.
      БАБОЧКА НА СНЕГУ
      Когда я вышел из избушки, то ружьё зарядил мелкой дробью. Думал, рябчика встречу - подстрелю на обед.
      Тихо иду, стараюсь, чтобы снег под валенками не скрипел. Вокруг ёлки мохнатым инеем покрыты, как бородой.
      Вышел я на полянку, смотрю - впереди под ёлкой что-то чёрненькое.
      Поближе подошёл - а это коричневая бабочка сидит на снегу.
      Вокруг сугробы намело, мороз трещит - и вдруг бабочка!
      Повесил я ружьё на плечо, снял шапку и стал ещё ближе подходить, хотел её накрыть шапкой.
      И тут снег у меня под ногами взорвался - порх-порх! - и три рябчика вылетели.
      Пока я снимал ружьё, они скрылись в ёлках. Остались от рябчиков только ямки на снегу.
      Походил я по лесу, поискал, да разве теперь их найдёшь.
      Притаились на ёлках, сидят и надо мной смеются.
      Как это я рябчиный хохолок за бабочку принял?
      Это же рябчик высунул головку из-под снега, чтобы за мной подглядывать.
      В другой раз не буду зимой бабочек ловить.
      НОЧНЫЕ КОЛОКОЛЬЧИКИ
      Мне очень хотелось увидеть оленя: рассмотреть, как он ест траву, как стоит неподвижно и прислушивается к лесной тишине.
      Однажды я подошёл к оленихе с оленёнком, но они почуяли меня и убежали в красные осенние травы. Я узнал это по следам: следы в болоте на моих глазах наполнялись водой. Слышал, как трубят олени по ночам. Где-нибудь далеко протрубит олень, а по реке доносит эхом, и кажется совсем рядом.
      Наконец в горах я набрёл на оленью тропу. Олени протоптали её к одинокому кедру. Земля у кедра была солёная, и олени приходили ночью лизать соль.
      Я спрятался за камнем и стал ждать. Ночью светила луна и был мороз. Я задремал.
      Проснулся я от тихого звона. Как будто звенели стеклянные колокольчики. По тропе мимо меня шёл олень. Я так и не рассмотрел оленя, только слышал, как с каждым шагом звенела земля у него под копытами.
      За ночь от мороза выросли тонкие ледяные стебельки. Они росли прямо из земли. Олень разбивал их копытами, и они звенели, как стеклянные колокольчики.
      Когда взошло солнце, ледяные стебельки растаяли.
      БОБРОВЫЙ СТОРОЖ
      Зимой, когда воду сковало морозом, нашёл я на лесной речке бобровую хатку. Снегом её замело.
      Стоит она как большой сугроб. На самой верхушке снег подтаял, и из отдушинки жилым тянет. Вокруг много волчьих следов.
      Видно, приходили волки и принюхивались, да так ни с чем и ушли. А хатку поцарапали когтями, хотели поймать бобров.
      Да разве до бобров доберёшься: хатка обмазана грязью, а грязь на морозе окаменела.
      Весной бродил я с ружьём и решил посмотреть бобров. Когда добрался до хатки, солнце уже низко было. Около хатки речка перегорожена разными палками и сучьями - настоящая плотина. И воды набралось целое озеро.
      Подошёл я тихонько поближе, чтобы увидеть бобров, когда они выплывут на вечернюю зорьку, да не тут-то было - выскочила из хвороста маленькая птичка крапивник, задрала кверху свой хвостик и ну стрекотать: "Тик-тик-тик-тик!"
      Я с другой стороны подошёл - крапивник и туда перескочил, опять стрекочет, тревожит бобров.
      Поближе подойдёшь - он юркнет в сучья и внутри где-то кричит, надрывается.
      Услыхали его крик бобры и уплыли, только дорожка из пузырьков пошла по воде.
      Так я бобров и не увидел. И всё из-за крапивника. Он себе гнездо на бобровой хатке свил и живёт вместе с бобрами как сторож: если заметит врага, так начинает кричать, пугать бобров.
      БОБРОВАЯ ХАТКА
      Пришёл ко мне знакомый охотник.
      - Пойдём, - говорит, - я тебе хатку покажу. В ней бобриная семья жила, а сейчас хатка пустая.
      Мне про бобров и раньше рассказывали. Захотел я эту хатку разглядеть получше.
      Взял охотник своё ружье и пошёл. Я - за ним.
      Долго шли по болоту, потом сквозь кусты продирались.
      Наконец пришли мы к речке. На берегу стоит хатка, как стог сена, только из сучьев, высокая, выше человеческого роста.
      - Хочешь, - спрашивает охотник, - залезть в хатку?
      - А как же, - говорю, - в неё влезешь, если вход под водой?
      Стали мы сверху её разваливать - она не поддаётся: вся обмазана глиной.
      Еле-еле сделали дыру.
      Залез я в хатку, сижу согнувшись, потолок низкий, отовсюду торчат сучки, и темно.
      Руками что-то нащупал, оказывается - древесные стружки. Бобры из стружек устроили себе подстилку. Я, видно, в спальню попал.
      Полез ниже - там лежат веточки. Бобры с них кору обглодали, и веточки все белые. Это у них такая столовая, а сбоку, пониже, еще этаж, и вниз идёт нора. В норе вода плещется.
      На этом этаже пол земляной и гладкий. Здесь у бобров сени.
      Влезет бобр в хатку, вода с него в три ручья стекает.
      Бобр в сенях всю шерсть насухо выжмет, причешет лапкой, только тогда идёт в столовую.
      Тут охотник позвал меня.
      Вылез я наружу, отряхнулся от земли.
      - Ну, - говорю, - и хата! Сам бы остался жить, только печки не хватает!
      БОБРЁНОК
      Весной снег быстро растаял, вода поднялась и затопила бобровую хатку.
      Бобры перетащили бобрят на сухие листья, но вода подобралась ещё выше, и пришлось бобрятам расплываться в разные стороны.
      Самый маленький бобрёнок выбился из сил и стал тонуть.
      Я заметил его и вытащил из воды. Думал, водяная крыса, а потом вижу хвост лопаточкой, и догадался, что это бобрёнок.
      Дома он долго чистился и сушился, потом нашёл веник за печкой, уселся на задние лапки, передними взял прутик от веника и стал его грызть.
      После еды бобрёнок собрал все палочки и листики, подгрёб под себя и уснул.
      Послушал я, как бобрёнок во сне сопит. "Вот, - думаю, - какой спокойный зверёк - можно его одного оставить, ничего не случится!"
      Запер бобрёнка в избе и пошёл в лес.
      Всю ночь я бродил по лесу с ружьём, а утром вернулся домой, открыл дверь, и...
      Что же это такое? Как будто я в столярную мастерскую попал!
      По всему полу белые стружки валяются, а у стола ножка тонкая-тонкая: бобрёнок её со всех сторон подгрыз. А сам спрятался за печку.
      За ночь вода спала. Посадил я бобрёнка в мешок и поскорее отнёс к реке.
      С тех пор как встречу в лесу поваленное бобрами дерево, так сразу вспоминаю про бобрёнка, который подгрыз мой стол.
      В ЗАПОВЕДНИКЕ
      Под городом Воронежем есть бобровый заповедник. Там на лесных речках живут бобры. Они перегораживают речки плотинами и на берегу прудов строят хатки.
      В заповеднике нельзя рубить деревья и охотиться, чтобы не пугать бобров.
      Заповедник устроен для бобров, но олени, кабаны и другие звери знают, что здесь их не тронут охотники, и тоже живут в заповедном лесу.
      Я приехал в заповедник в июне и стал жить в избушке у лесника. Один раз взял я у него велосипед прокатиться по лесным тропинкам.
      Далеко от дома заехал, повернул назад, потихоньку еду, слушаю, как иволга кричит за речкой...
      Вдруг барсук из кустов как выскочит, хотел через тропинку перебежать, прошмыгнуть, да угодил прямо под колесо. Я в кусты свалился, встал, поднял велосипед. "Нет, - думаю, - лучше пойду пешком, здесь звери совсем не боятся людей".
      И вправду, совсем не боятся. Утром прибежал стрелочник с железной дороги.
      - Забирай, - кричит, - своего вредителя, под мостом копает!
      Оказывается, бобёр молодой плыл вверх по речке, приглянулось ему местечко под железнодорожным мостом. Решил он тут нору вырыть. Над ним поезда грохочут, а он знай себе роет, всё глубже да глубже.
      Бобра поймали, принесли в мешке обратно в заповедник. Он в мешке пыхтел сердито, пока его в речку не выпустили, подальше от железной дороги.
      В июне хорошо в лесу.
      Над речкой голубой зимородок пролетит, усядется на сучок и замрёт. Смотрит в воду. Вдруг нырнёт, вынырнет с рыбкой в клюве, полетит кормить птенцов.
      Гнездо у зимородка - пещерка в обрыве над рекой.
      Вечером, как сядет солнце, из дупла вылетают на охоту летучие мыши, порхают над лесными полянами, хватают майских жуков.
      В июне летучая мышь летает с мышатами. Они у неё по два, по три сидят на животе, в шёрстку вцепятся, ждут, когда мама-мышь поймает жука. Прожорливые они. Как мышь жука поймает, мышата разевают рты и верещат. Я всё удивлялся, как мышатам не страшно над лесом с мамой-мышью летать, ведь можно сорваться, а крылышки у них ещё слабые.
      На рассвете, когда кричат петухи, летучая мышь возвращается в дупло. Крылья сложит, повиснет вниз головой и спит вместе с мышатами весь день до вечера.
      ЧЕРНИЧНОЕ ВАРЕНЬЕ
      Звери и птицы в тайге кормятся около кедра, даже медведь осенью отъедается на кедровых орешках и ложится на всю зиму в берлогу спать.
      Но в эту осень кедровые орешки не уродились, и голодные медведи бродили вокруг посёлка.
      Выйдет утром хозяйка на огород, а все грядки истоптаны медвежьими лапами.
      Голодный медведь может и в избу вломиться. Хорошо, у кого собака есть, она залает и всех разбудит.
      Я жил в пустой избушке на самом краю посёлка. За окном сразу начиналась тайга, а ружья у меня не было.
      Вечером пришёл ко мне знакомый охотник и спокойно так говорит:
      - Если медведь вломится в дверь, выскакивай в окно и в посёлок беги, а если в окно заберётся, бей его скамейкой по голове!
      - Разве в темноте разберёшь, где у него голова?
      Охотник говорит:
      - Тогда ведром греми погромче, медведь железного грохота боится!
      Ведра у меня не было.
      Положил я около себя железный котелок с ложкой и тут же уснул.
      Не знаю, сколько проспал, сквозь сон слышу - кто-то постукивает, царапается когтями по стене.
      Я вскочил - корябает по бревну! Застучал ложкой по котелку перестало. Немного погодя опять зацарапало.
      А на улице уже рассветает.
      Посмотрел в окно - никого нет.
      Открыл дверь, вышел на улицу, а это поползень вниз головой ползает по избушке, брёвна клювом простукивает, ищет жучков.
      Я на него даже заорал со злости. Он пискнул и улетел в тайгу.
      Днём взял я в посёлке у охотника ружьё, зарядил разрывной пулей и пошёл по берегу речки в тайгу.
      В тайге тишина. Налетит ветер, скрипнет ветка, да тоскливо закричит чёрный дятел. Ружьё держу наготове, потихоньку иду, за ветки не задеваю, чтоб не шуметь.
      В одном месте вся кора с берёзки ободрана: это голодный медведь когтями муравьёв выковыривал.
      Один поворот реки прошёл, второй - нигде нет медведя. И вдруг за третьим поворотом, где чёрные ели, такие высокие, что под ними темно, кто-то как рыкнет, как завизжит!
      Я ружьё вперёд, кусты раздвинул - смотрю: на камнях костерок горит, а вокруг огня вертится рыжая собака, из хвоста у неё валит дым. Подбежала к собаке девочка с ведёрком, вылила ей на хвост воду, меня увидела и совсем не удивилась, а стала на собаку жаловаться:
      - Машка ленивая очень, всё время у костра спит, а во сне хвост кладёт в огонь. Весь хвост спалила... Дяденька, вы охотник?
      - Да так, гуляю, ну, может, и медведя встречу!
      - Дяденька, дяденька, он здесь вокруг ходит, не даёт мне варенье варить! Хотите, я вас вареньем угощу черничным? Тогда вы его прогоните?
      Сняла девочка с угольков кастрюльку с вареньем, помешала ложкой и дала мне попробовать. Варенье-то без сахара, кислое-кислое. Ем его, а сам стараюсь не морщиться.
      - Очень вкусное варенье! А тебе одной не страшно, медведя разве не боишься?
      - Я не одна, я с Машкой. Медведь всё вокруг ходил, кустами шуршал. Машка на него лаяла, а я кинула камень. Он испугался и убежал.
      - Тебя как зовут?
      - Таня. Я во втором классе теперь учусь.
      Таня рассказала мне, что отец её уехал в горы к оленеводам. Что скоро пригонят всех оленей вниз, в посёлок, а за оленями спустятся с гор большие "настоящие медведи". Вот тогда будет страшно: охотники на оленях разъедутся по тайге соболевать, а "настоящие медведи" останутся вокруг посёлка.
      Я Таню спросил:
      - А какие они, "настоящие медведи"?
      Таня зажмурила глаза, подумала:
      - Большие-пребольшие и чёрные. Я их всё равно не боюсь, у нас в школе есть ружья!
      И Таня рассказала мне, что зимой мальчики пойдут в тайгу с учителем Петром Ивановичем: они будут белковать и соболевать, учиться разводить костёр, когда снег падает и все дрова мокрые, узнавать следы зверей...
      Пока Таня рассказывала, Машка опять заснула и во сне подползла к самому костру, но огонь уже погас, подул ветер с реки, и серая туча захватила полнеба.
      - Таня, скоро уж вечер, надо домой идти, уроки делать!
      Залили мы костёр водой и пошли в посёлок. Впереди рыжая Машка, за ней Таня с кастрюлькой черничного варенья, за Таней я иду, ружьё у меня за плечом, потому что медведей я уже не боялся.
      С тех пор как ночью в тайге вдруг лошадь захрапит или затрещит в темноте сучок, я ружьё беру в руки и спокойно жду.
      И даже когда на свежих следах "настоящего медведя" спал, только подумал, как медведь в темноте подкрадывается, не мог уснуть. А потом вспомнил черничное варенье, Машку ленивую с горелым хвостом, храбрую Таню, и страх прошёл.
      ОЗЕРО АЗАС
      Озеро Азас в Туве длинное и узкое. На другом берегу видна тайга. Медведь и лось переплывают озеро. Лось спасается на островах от мошки. Медведь плывёт за лосем.
      Осенью рыбаки ловят сигов с жёлтой, как янтарь, икрой, сорожку плотву и окуней. Самые крупные окуни в "окуниной" бухте. Вода в ней чёрная, на дне гнилые коряги, и окунь чёрный, крупный, на спине чешуя топорщится, как щетина у кабана. По чёрной воде на ветру кружатся золотые хвоинки лиственниц.
      До Азаса выбита тропа в тайге. Кто по ней ходил, знает, что в стороне, во мхах, бьёт ледяной ключ из земли и рядом на ёлке висит берестяная кружечка.
      Устал - сядь на мох, напейся и дальше иди. По дороге встретишь старый лагерь геологов. Колышки от палаток, миска гнутая, и гарь идёт чёрной полосой до самого озера. Если идти по тропе, тайга расступится и выйдешь на озеро, к избушке охотника Микина, к самому берегу.
      На озере, далеко от берега, белоснежные лебеди покачиваются на волнах, только это не лебеди, а хлопья пены.
      Микинская собака на людей не лает, она медвежатница. С виду страшная. Чёрная, глаза жёлтые, нос раздвоен на две половинки. Микин называет её Двустволкой. Чует собака, что страшна, и к другим собакам в посёлок не бегает - загрызут.
      Когда-то охотовед пообещал настоящих лаек привезти - уши торчком, хвост кренделем. Деньги собрал на щенков, да обманул - привёз выродков: хочешь - бери, хочешь - не бери!
      Микин на свою Двустволку не жалуется; только когда соболя облаивает, близко к дереву стоит - добычу драгоценную упускает. Настоящая лайка должна шагов на семь от дерева стоять, чтоб соболь был виден, куда он метнётся.
      Зато Двустволка на медведя не боится ходить, хватает медведя сзади за "штаны" - длинную шерсть на лапах и сажает на землю...
      Осень в этом году поздняя. В одну ночь лиственницу опалило морозом. Орлан-белохвост улетел на юг, жирные дрозды собрались в стаи, а медведи роют берлоги повыше в горах. Значит, весна будет ранняя, низины затопит в половодье. Сытый медведь сторожкий. Только ночью приходит на берег, рыбьи потроха около лодки жрёт, а днём отлёживается в горах. Между кедрами земля вытоптана, будто табун лошадей гоняли по кругу. Это медведь: то потянется во сне, то землю когтями поскребёт, то взроет. И таких лёжек у медведя много, ни за что не угадаешь, где он днём спит.
      Каждую ночь против ветра медведь приходит к микинской избушке и на берегу жрёт дневной улов. Бочку разломает и рыбам головы откусит, сигов изваляет в грязи.
      Мы поставили большой капкан медвежий с зубьями. Сверху на капкан навалили рыбьи головы и потаску из целого бревна привязали за капкан, чтоб зверь далеко не ушёл: бревно застрянет между деревьями, вот тогда медведь по следу да по рёву себя покажет. Только всё зря. Ночью Двустволка лаяла. Пока мы сапоги надевали и бежали до берега, медведь снизу капкан ковырнул, он и захлопнулся. Медведь спокойно рыбу съел и убежал.
      Микин нашёл в горах половину лося. Медведь задрал лося, половину съел, а половину ветками завалил и сегодня придёт доедать. Пока всё не съест, он с этого места не уйдёт: будет вокруг ходить, добычу караулить.
      Привязали Двустволку на цепь, чтоб медведя не спугнула, зарядили ружьё круглыми литыми пулями и пошли.
      Долго шли по болотам, ноги сбили об острые камни, наконец Микин схватил меня за плечо и шепчет:
      - Вон, вон там, за кустом можжевеловым!
      Ничего не видно, только вороны лесные взлетели и уселись на ветки.
      "Ну, - думаю, - раз вороны пируют, медведя нет". Махнул рукой, повесил ружьё на плечо. Подошли мы к можжевельнику, и... поверх куста медвежья голова показалась, здоровая, как подушка. Медведь на меня смотрит, губа отвисла, а я на медведя. Не успели мы ружья вскинуть, медведь метнулся в чащу.
      - Эх ты, растяпа! - говорю я Микину.
      - Да ведь вороны же...
      - "Вороны, вороны"! Вот тебе и басни Крылова!
      Долгий был путь назад. Он всегда долгий, когда идёшь без добычи. Вот и озеро блеснуло между деревьями. Зарядил я ружьё дробью, - может, утки плавают под берегом.
      Подошёл к обрыву, поверх кустов выглядываю, и вдруг из кустов встаёт медведь: лапы на груди и на меня смотрит. Я онемел - он! Он, тот же медведь чёрный, он... а ружьё дробью заряжено. Обернулся назад и говорю Микину:
      - Ваня, вот он!
      А сам пальцем показываю на медведя, а Микин от удивления на такое медвежье нахальство замер.
      Медведь убежал. И пусть живёт, раз он такой на... нет, не нахальный, а хитрый. Бегом бежал напрямик, чтоб наших сигов съесть, как будто знал, что Двустволка на цепи привязана.
      С тех пор в посёлке Тора-Хем и во всей Тодже медведей называют "Ваня, вот он". Было это на озере Азас, из которого вытекает Большой Енисей. И я ничуть не удивляюсь, что там водятся такие удивительные звери, как этот медведь, потому что было это на озере Азас...