Рост души

      Между тем картины это не искажает. Смыслу же добавляет многозначительности. Настраивает на восприятие сложности мира, на связь между прошлым и настоящим. И мы не удивляемся тому, что Старшина из военных снов Петрова оказывается похожим на его нового знакомого в реальной жизни - Кочегара, человека ироничного и умного. Там, на фронте, а еще раньше - в тылу, на ремонте вагонов у Петрова и его приятелей, таких же подростков, как и он, Каюкова и Лисичкина, был Старшина. Теперь, в иное время, в момент душевного кризиса рядом с Петровым в качестве наставника оказывается Кочегар.
      Это символично: кризисное состояние человека требует того, чтобы нравственную и житейскую поддержку оказал ему тот, кто когда-то, в иную, трудную пору, оказывал уже помощь, являлся опорой. Конечно, это может произойти лишь в том случае, если у человека в его биографии был уже такой человек.
      У Петрова, к его счастью, был. Это Старшина. Поэтому мы понимаем, что Старшина и поначалу несколько загадочный Кочегар - это один и тот же человек. Хотя ни сам Кочегар, ни Петров прямо не обозначают это.
      Данный план повести напоминает некоторые другие погодинские сюжеты, где реальность мира прихотливо совмещается с едва уловимой фантастикой. Повествование, кроме того, начинает вестись в легком, ироническом ключе, в лукавом, но отнюдь не простодушном подтрунивании над героями. Эта манера богата смысловыми оттенками. Возникают динамичные, исполненные философской значимости эпизоды, диалоги. В них обнажается внутренняя сущность персонажей и прихотливо переплетены юмор и мудрая грусть.
      Такая манера как нельзя лучше отвечает повествованию о человеке, в душе которого зрела "уверенность, что однажды он остановится перед дверью, за которой ему откроется мир неведомый и лучший". Он постигает истину, прозвучавшую еще в словах героини "Боли": "И вся наша взрослая жизнь - это стремление вернуть утраченные возможности".
      Петров начинает их возвращать: "...поступки, которые он раньше совершал лишь в своем воображении, теперь научился совершать в натуре. Если он раньше воображал, что обедает в ресторане, то теперь он, когда захочет, идет в ресторан и обедает. И за женщинами привлекательными ухаживает в натуре. И сослуживцам говорит то, что о них думает, не стесняясь. Правда, без резкостей".
      Характерная для всего стиля повести ироничность дает себя знать и в этом отрывке; и так же, как и в других местах произведения, позволяет обозначить вполне серьезные и важные для становления личности моменты.
      Самое же главное состоит в том, что Петрову открывается мир искренних, неэгоистичных чувств. "Раньше-то он, бывало, думал: страдать не страдать? А теперь, не дав времени на размышление, вдруг заболит у него сердце, заноет..."
      Можно, конечно, вернуться в прежний мир, в прежнее состояние безнадежно взрослого человека. Избавиться от этой боли, терпеливо сносить присутствие властной мещанки, жены Софьи, преуспевающего (по-своему, так сказать, в науке) обывателя зятя, пижонистого лоботряса сына и прочих клубящихся вокруг него личностей. Не испытывать к ним ни чувства ненависти, ни раздражения, не иметь сил даже на иронию. Пребывать лишь в нескончаемом терпении и скуке, которые отягчают одиночество.
      "Петров, - говорит ему Кочегар. - Еще не поздно вернуться на старые рельсы. Там, конечно, свои неудобства, но и комфорт. И харчи вкусные".
      Но герой уже принял решение. Он прикоснулся к тому миру, где бурно цветут сады и одно цветение вытесняется другим. Где на улице, в оживленной толпе человек слышит оклик, "и тогда в груди что-то сжимается, и тревога овладевает нами. И мы вдруг понимаем, что голос, окликнувший нас, был голосом девочки, хотя сразу показалось, будто это родственник из Старой Руссы. Может быть, душа окликает нас голосом нашей первой любви; может быть, она хочет сказать: хоть ты и не молод уже и жена твоя Софья человек уважаемый в системе автоматизированных баз и лайковых спецовок, не теряй надежды, ты еще встретишь ту, которой ты нужен не как "мужик в доме" и не как оселок для оттачивания амбиций".
      В этом мире ты подружишься с женщиной, которая будет мила и проста и так же, как ты, будет нуждаться в душевной поддержке. Потому что она тоже пройдет до встречи с тобой свою горькую одиссею и остановится перед своей д в е р ь ю.
      Этой женщине будет казаться, что за дверью, как и в ее постылой жизни, ничего нет: откроешь дверь, "а там пусто, ни лестницы, ни соседей, - небо и дождь".
      Когда героиня признается в этом Петрову, в его душе рождается мгновенный отклик. Мы видим, как душевный мир героя наполняется значительным, радостным для него содержанием.
      На признание героини о ее душевных невзгодах, о ее двери Петров говорит: "У меня тоже такое бывает, только во сне".
      Так начинается пересечение двух душ. Их воскресение - непреходящая тема русской литературы.
      Дверь в первом военном сне Петрова открыла перед ним бездну.
      Герою надо было сделать отчаянное усилие, чтобы удержаться на пороге. Теперь, в реальной жизни, после встречи с Кочегаром и Зиной, переживая душевный кризис, готовый мужественно встретить операцию, он оказывается на решающем своем пороге, с которого тоже можно сорваться и перестать быть собой.
      В последнем сне Петров опять оказывается на той лестничной площадке со своими неразлучными дружками Лисичкиным и Каюковым. Только нет теперь рваного утеса, на котором стоит дом. Нет и страшной реки, которая после взрыва, после обвала части дома "ворочала балки, ставила их на попа, вымывала из осыпи двери, оконные рамы, стулья, паркет".
      Вместо этой картины разрушения - иное.
      "Бескрайней голубизной светилась дверь, отворенная в небо. На ее пороге, свесив ноги, сидели Лисичкич и Каюков. Они повернули к нему молодые лица. Петров подошел к ним, посмотрел вниз: река текла мощно, осыпь проросла цветущими яблонями".
      Картина эта венчает сложный путь духовных поисков героя на этом этапе его жизни. Выводит его к новому нравственному и философскому рубежу подобно тому, как в повести "Воль" ее герой выходил к более высокому жизненному рубежу со своей картиной.
      * * *
      Никто из невоевавших не видит военных снов, думает Петров, а он вот видит. "Может, неправильно это? Вижу с мельчайшими подробностями. Даже звуки и запахи. Даже, как мне кажется, с философией".
      На это ему отвечает старый солдат, фронтовик: "Многие видят, только сказать стесняются. Даже дочка моя, балерина, и та видит. К сожалению, редко".
      К сожалению, многие из нас видят их редко...
      Сны героя помогают понять исток нравственного очищения личности, корни истинного роста души.
      В последнем военном сне, где совмещаются сюжеты предыдущих, Петров кричит - и себе, и нам, и всем людям планеты:
      "Воевал! Воевал я. Я тысячу раз ходил в атаку, когда был мальчишкой. Без отдыха. С открытыми глазами. С закрытыми. Во сне. Наяву. Был ранен. Был в плену. Бежал. Был убитым. Был героем. Солдат я... Солдат!"
      Да, он солдат, этот герой погодинской повести, посвященной сегодняшним проблемам. Все мы солдаты.
      "Мы все войны шальные дети..." Слова песни трогают, как натянутую струну, нерв повестей Р. П. Погодина. Нерв всей нашей современной жизни.
      И г о р ь С м о л ь н и к о в