Аркадий Ренко (№2) - Полярная звезда

Наличие фена говорило о том, что здесь должно быть электричество. Наклонившись, Аркадий увидел на полу провод. Следуя по нему, он добрался до одеяла, висевшего на задней стене, откинул его в сторону и увидел вторую, меньшую по размерам комнату. В ней стоял работавший от керосина генератор, в тот момент выключенный, с выхлопной трубой, выведенной наружу. Рядом на боку лежала канистра с керосином, а возле нее — включенный электрический фонарик.

Майк развалился прямо в самом проходе, на грубом и грязном полу. Левый его глаз был раскрыт и подернут легкой пеленой, походя на влажный камешек. Ни пульса, ни дыхания лежащего Аркадий не ощущал. Однако, с другой стороны, нигде не было видно ни капли крови. Майк вошел в бункер только на несколько шагов впереди него, зажег лампу и затем направился к генератору. Сердечные припадки случаются и с молодыми людьми. Аркадий перевернул алеута на спину, расстегнул на груди его рубашку и несильно ударил ладонью по ребрам, чувствуя, как Майк следит за ним одним глазом.

— Ну же, — требовательно сказал Аркадий.

На груди Майка на цепочке из металлических бусин висела какая-то костяная пластина, знак религиозности ее хозяина. При каждом ударе Аркадия бусинки, задевая друг за друга, издавали негромкий шуршащий звук. Майк был еще совсем теплым, совсем молодым и очень сильным, и каяк его не был еще закончен.

— Михаил! Вставай!

Аркадий открыл ему рот, подул в него, почувствовал запах пива. Еще раз постучал по груди, как бы пытаясь разбудить там, внутри, кого-то. Металлические бусины постукивали по пластине, взгляд Майка становился все более мутным.

Или у него удар? Аркадий осторожно засунул два пальца Майку в рот, чтобы освободить его язык. Пальцы нащупали что-то необычно, невозможно твердое, и когда он поднял руку к глазам, то увидел, что кончики его пальцев в чем-то красном. Тогда он раскрыл рот Майка так широко, как только смог, направил туда луч фонарика и увидел торчащий из языка острый металлический конец, похожий на серебряный шип. Очень осторожно Аркадий повернул его голову набок и пальцами развел на затылке густые волосы в стороны от двух овальных металлических колец, похожих на дужки старинного лорнета, запутавшегося почему-то в волосах. Мужчины в Америке любят украшения: серьги, тяжелые перстни, кожаную бахрому по низу куртки. Но эти два поблескивающих овала оказались ножницами, аккуратно, без капли крови, вогнанными в основание черепа, как ледоруб. О них-то и стучали бусинки цепочки. Одной рукой в ладоши не хлопнешь, бусины сами по себе тоже не стали бы стучать.

Аркадий осторожно убрал руку, и тело Майка плавно растянулось на полу.

В бункер вошел Воловой, за ним — Карп Коробец.

— Он мертв, — произнес Аркадий.

Первого помощника и тралмастера больше заинтересовал сам бункер, чем лежащее на полу тело.

— Еще одно самоубийство? — спросил Воловой, оглядываясь по сторонам.

— Может, и так. — Аркадий поднялся на ноги. — Это Майк с «Орла». Я шел за ним, он опередил меня не более чем на минуту. Отсюда никто не выходил. Кто бы ни был убийца, он должен все еще быть здесь.

— Я уверен в этом, — произнес Воловой.

Аркадий повел фонариком по стенам этой второй комнаты. Кроме генератора здесь не было ничего, если не считать надписей и рисунков на стенах. В углу натекла лужа воды, над ней вертикально вверх по стене уходил покрытый пятнами плесени, весь в разводах сырости деревянный брус. Он поднимался к выдержавшему бы прямое попадание бомбы потолку. В потолке был небольшой люк, находившийся вне пределов досягаемости, хотя на брусе еще виднелись кое-где следы крепившихся к нему когда-то ступеней.

— Здесь должна быть веревка или лестница, — сказал Аркадий. — Тот, кто отсюда выбрался, должно быть, вытащил ее за собой и захлопнул люк.

— Мы шли следом за тобой. — Карп взял с койки ружье и стал в восхищении рассматривать его. — Но мы не видели никого, кто бы отсюда выходил.

— Для чего ты пошел за американцем? — спросил Воловой.

— Давайте посмотрим снаружи. — Аркадий не обратил внимания на вопрос.

На пути его вырос Карп.

— Для чего ты пошел за американцем? — повторил Воловой.

— Спросить его о Зине, — не успел ответить он, как Воловой оборвал его:

— Расследование закончено. Теперь уже это не является уважительным поводом для того, чтобы следить за кем-то. Или для того, чтобы в нарушение всех инструкций покидать судно, прятаться от своих сограждан, тайком выбираться в одиночку из чужого города. Но я ничему не удивляюсь. Я не удивляюсь никаким твоим поступкам. Дай ему.

Дулом ружья Карп нанес Аркадию удар сзади, между лопаток, затем неспешно развернулся, как крестьянин с косой в руках, и ударил, опять-таки сзади, по коленям. Хватая воздух широко раскрытым ртом, Аркадий повалился на пол.

Воловой уселся на койку и закурил. Взял из ящика порядком уже зачитанный журнал, раскрыл его на середине и тут же отбросил в сторону, на розовом лице его появилась гримаса отвращения.

— Значит, я был прав. Тебе и раньше случалось убивать, это есть в твоем личном деле. А теперь ты хотел бежать, хотел уйти на ту сторону, опозорить своих товарищей и свое судно при первом выдавшемся случае. Ты выбрал самого слабого из американцев, этого беднягу, а когда он отказался помочь тебе, ты его просто убил.

— Нет.

Воловой бросил взгляд на тралмастера, и тот обрушил новый удар стволом по ребрам. Брезентовая куртка несколько ослабила его силу, однако Карп был мужчина мощный, ассистировал он Воловому с удовольствием и энергией.

— Предсмертная записка, которую написала Зина Патиашвили, — продолжал Воловой. — была найдена в ее постели. Я сам спрашивал Наташу Чайковскую, почему же ты не посмотрел там. Она сказала, что ты смотрел, а ведь ты так и не доложил о записке.

— Потому что ее там не было.

Несмотря на царящий в бункере холод, первый помощник начал покрываться потом. Ну, конечно же, ведь он поднимался в гору, а потом, Аркадий неоднократно замечал это в прошлом, допрос одинаково утомителен для всех его участников. В неярком свете лампы стрижка первого помощника «под ежик» вся блестела мельчайшими капельками пота. Выполнявший же всю черную работу Карп стоял потный, как Вулкан в своей кузнице.

— Вы шли по моим пятам вдвоем? — спросил Аркадий.

— Вопросы задаю я. Он до сих пор не понял, — пожаловался Воловой Карпу.

Карп ткнул Аркадия в живот. Пока это все не более чем обычная милицейская работа, думал Аркадий, это хороший признак, пока еще только запугивают, ничего более серьезного.

Тут же Карп прикладом придавил шею Аркадия к полу, готовясь нанести удар более болезненный, после которого дуло, войдя в живот, может, черт его знает, выйти из спины.

— Стоп, — остановил его Воловой.

— Почему? — прорычал Карп, собираясь ткнуть лежащего Аркадия носком ботинка.

— Обожди. — Он снисходительно улыбнулся: не может же руководитель абсолютно все объяснять подчиненному.

Аркадий приподнялся на локте. Нельзя позволять себе быть полностью пассивным.

— Чего-то в этом роде я и ждал, — продолжал Воловой. — Может, в Москве и нужна перестройка, но мы уж больно далеко от Москвы. Нам-то здесь известно, что, когда двигаешь камни, можно потревожить змей. Сейчас у нас как раз такой случай. В назидание хочу привести пример.

— Какой? — Аркадий чувствовал, что должен быть не только слушателем, но и участником беседы.

— Пример того, как опасно бывает поощрять таких типов, как ты.

Аркадий смог опереться плечом о верстак, он не хотел садиться, чтобы не спровоцировать еще серию ударов.

— А я и не знал, что меня поощряют, — сказал он. — Собираетесь устроить суд?

— Не суд, — ответил Карп. — Вы не видели его перед судьей, — обратился он к Воловому, — как же он умеет выворачивать все наизнанку!

— Я не убивал парня. Если и вы этого не делали, то убийца, значит, в этот самый момент спускается с холма.

Увидев приближающийся приклад, он резко отвел голову в сторону, так что вместо лица Карп угодил в стоящие на верстаке банки. Этот неожиданный выпад встревожил Аркадия: санкционированные побои еще можно было как-то терпеть, Воловой держал их в грубых, но все-таки рамках, сейчас же Карп, видимо, уже вышел из-под его контроля.

— Товарищ Коробец! — повысил голос Воловой. — Довольно.

— Он собирается врать нам, — со злобой сказал Карп.

— Коробец, конечно, не интеллектуал, — обратился к Аркадию Воловой, — зато он отличный рабочий, он понимает линию партии, тебе же это всегда было недоступно.

За исключением белого шва вдоль ставшего узеньким лба, лицо Карпа было багрово-красным.

— То есть вашу линию? — Аркадий попытался приблизиться к упавшей с верстака стамеске.

— Мы же настигли его, когда он бежал, мы поймали его на месте убийства. Он должен умереть.

— Не тебе это решать, — оборвал его Воловой. — У меня есть серьезные вопросы, на которые он должен ответить. Например, кто, зная, как опасен и неустойчив в личном плане Ренько, все же убедил капитана разрешить ему сойти на берег в чужом порту? Что Ренько планировал вместе со своими американскими друзьями? Новое мышление действительно необходимо для повышения производительности труда, но в области политической выдержанности слишком уж много у нас делается послаблений. Еще год назад ему бы ни за что не разрешили сойти на берег. Вот почему так нужен хороший пример.

— Я ничего не сделал, — произнес Аркадий.

Воловой и об этом уже подумал.

— А твое провокационное расследование, попытка обмануть доверчивого капитана и всю команду? Твоя измена родине в ту же минуту, что ты ступил на чужую землю? Кто знает, чего еще от тебя можно ожидать? Мы разобьем все судно на квадраты, обыщем и простучим каждую переборку, каждую кладовку. Марчук получит соответствующую радиограмму. Все капитаны получат.

— Но Ренько не контрабандист, — заметил Карп.

— Кто знает? А потом, всегда можно что-то найти. Уж если я этим займусь, я разнесу «Полярную звезду» на щепки.

— Вы это и называете перестройкой? — спросил Карп.

— Коробец, — терпение Волового кончилось, — я не собираюсь спорить о политике с зэком.

— Сейчас я покажу тебе споры.

Карп наклонился и подобрал с пола остро заточенную стамеску раньше, чем это успел сделать Аркадий, резко развернулся к койке и молниеносным движением поднес ее острый конец вплотную к шее Волового.

— Вот как спорят зэки. — С этими словами Карп сгреб рукой волосы на затылке Волового, потянул его голову к себе.

Воловой сделал попытку высвободиться, струйка крови брызнула на стену. Лицо его набухло, глаза горели неверием в происходящее.

— Что, речи закончились? — спросил Карп. — Перестройка отвечает требованиям… кого? Не слышу! Ну, говори! Отвечает требованиям рабочего класса! Это нужно знать!

А ведь он занимался тяжелой атлетикой, поддерживал свое тело в форме. И все же это не то же самое, что ежедневный тяжелый физический труд; было слишком очевидно, что мускулы Волового не шли ни в какое сравнение с железными ручищами Карпа. Первый помощник отчаянно молотил по воздуху руками и ногами, однако пальцы Карпа, сжимавшие стамеску, наполовину ушедшую в горло Волового, были столь же спокойны, как если бы они лежали на рычаге лебедки. Так было и в лагере, когда урки вдруг обнаруживали стукача. В горло, только в горло.

— А рабочие требуют работы? Да? — не отступал Карп.

Лицо Волового темнело, наливалось кровью, а глаза выкатывались и белели, как если бы изнутри его душили и рвались наружу все непрочитанные им лекции, непроизнесенные речи. Язык вывалился изо рта.

— Ты думал, что я буду вечно лизать тебе задницу?

Лицо Волового почернело, он дернулся к стене, руки его взметнулись и безвольно упали. Все еще открытые глаза были полны изумления, как будто следили за сценой со стороны, как будто все это происходило не с ним самим, с другим.

Нет, подумал Аркадий, Воловой уже ничему не удивится.

Воловой был мертв.

— Ему давно нужно было заткнуться, — сказал Карп Аркадию, повернув стамеску в горле, прежде чем вытащить ее.

Аркадию очень хотелось сейчас оказаться за дверью, на вершине холма, но единственное, что он мог в тот момент сделать, это подняться на ноги, держа в руках банку с эпоксидной смолой в качестве единственного своего оружия.

— Ты слишком увлекся, — сказал он Карпу.

— Да, — легко согласился тот, — но, по-моему, все подумают, что это ты слишком увлекся.

Воловой сидел на койке прямо, как будто был готов принять участие в их беседе. Шея и грудь его были залиты кровью.

— Ты бывал когда-нибудь в психушке? — спросил Аркадий.

— А ты? А? — Карп улыбался. — В любом случае, меня-то вылечили. Я стал другим человеком. Я задам тебе один вопрос.

— Давай.

— Ты любишь Сибирь?

— Что?

— Хочу узнать твое мнение. Тебе нравится Сибирь?

— Да.

— Разве это ответ, мать твою… Я люблю Сибирь. Холод, тайгу, охоту, но прежде всего — людей. Людей, как вот здешних местных жителей. Люди в Москве выглядят на все сто, но они как улитки. Вытащи их из скорлупы, и ты сможешь запросто раздавить любого. Сибирь — это лучшее, что было у меня в жизни. Это — как дом.

— Неплохо.

— Взять охоту. — Карп вытер лезвие о рукав Волового. — Я знавал тех, кто предпочитал палить с вертолетов из «калашникова». Мне же больше по душе винтовка Драгунова, снайперская, с оптическим прицелом. А иногда я даже и не нажимаю на курок. Я скажу тебе: прошлый зимой во Владивосток забрел тигр, начал убивать и жрать собак. Веришь, тигр в центре города. Конечно, милиция пристрелила его. А я бы не стал его убивать, я бы вытащил его из города и отпустил. Вот в чем разница между тобой и мной: я не стал бы убивать тигра. — Он прислонил тело Волового к стене. — Как ты думаешь, долго он сможет просидеть вот так? Я вот все думаю: может, прислонить к нему собеседника? Для симметрии, ты меня понимаешь.

Интересно, почему все поклоняются симметрии, подумал Аркадий. На двери бункера был засов с замком, он это помнил; если удастся выбраться наружу, он сможет запереть Карпа здесь.

— Получится не то, — сказал Аркадий. — Ты же не захочешь оставить здесь троих мертвецов. Тут все дело в арифметике. Я не могу быть третьим.

— У меня тоже был другой план, — признался Карп, — но Воловой оказался такой сволочью. Всю свою жизнь я слушал сволочей типа тебя и его. Зина…

— Зина?

— Зина говорила, что слова или делают тебя свободным, или убивают, или выворачивают тебя наизнанку. Каждое слово, каждое отдельное слово превращается в оружие, или в оковы, или в пару крыльев. Ты не знал Зины. И ты ее не знал. — Он повернулся к Воловому. Замполит, сидевший со склоненной набок головой, казалось, внимательно слушал. — Ах, Инвалид не хочет разговаривать с зэком из лагеря? А то бы я рассказал тебе о лагерях. — Он повернул лицо к Аркадию. — Благодаря тебе.

— Я рассчитываю вновь отправить тебя туда же.

— Если сможешь.

Карп развел руками, как бы говоря, что настал момент, когда слова теряют всякую силу, как бы давая понять, что теперь он, Карп, становится безраздельным владыкой всего сущего.

— Лучше бы ты оставался на борту, — сказал он негромко, как самому себе.

Аркадий швырнул в него банку с эпоксидной смолой, Карп рукой небрежно отбил ее в сторону. В два прыжка Аркадий оказался у двери, навалился на нее, открывая, но Карп с обезьяньей ловкостью ухватил его за полу куртки, потащил назад. Аркадий увернулся от стамески, перехватил кисть Карпа захватом, которому его обучил инструктор еще в Москве, но Карп только рассмеялся на это. Он выронил свое оружие и толкнул Аркадия на ящики с книгами. В воздухе запорхали выпавшие страницы.

Поднявшись на ноги, Аркадий вновь бросился к двери. Карп перехватил его, приподнял и швырнул через байдару на противоположную стену. С полок посыпались акульи челюсти и раковины. Откинув ударом ноги каяк в сторону, Карп приближался к Аркадию выработанной за долгие годы в лагерях неторопливой походкой, держа на уровне груди руку с «вилкой» из указательного и среднего пальца. Такое Аркадию приходилось видеть раньше. Он нырнул под эту руку и изо всей силы нанес Карпу удар в рот, но это ничуть не замедлило продвижения тралмастера вперед. Тогда Аркадий послал свой кулак в живот противника, однако с таким же успехом он мог бы ударить бетонную стену. Локтем ему удалось достать его в челюсть, и Карп опустился на одно колено.

Рыча от злобы, Карп обхватил Аркадия обеими руками и еще раз швырнул об стену, затем о другую. Аркадий вцепился в свисавшую с потолка рыболовную сеть и, когда Карп дернул его на себя, умудрился накинуть несколько складок сети на голову своего врага и одновременным ударом под колени сбить его с ног. В третий раз направляясь к двери, он споткнулся о ребра байдары, и, прежде чем он успел встать на ноги, Карп схватил его за щиколотку. Оказавшись на полу, Аркадий не имел ни малейшего шанса справиться с массивным телом тралмастера. Карп оказался сверху, не обращая никакого внимания на сыпавшиеся на него удары, но тут Аркадий каким-то чудом обрушил на его голову бочонок с кожаными обрезками.

Он с трудом выбрался из-под обмякшего тела, начал открывать дверь, как вдруг рядом с его собственной головой в дверь ударил тот же бочонок. Дверь захлопнулась. Обхватив Аркадия, Карп оторвал его от дверной ручки к бросил на койку к сидевшему там в неподвижности Воловому. Безвольное тело как бы в молчаливой жалобе повалилось на плечо Аркадию. Из кармана Карп выхватил свой собственный нож — с двумя лезвиями, нож, который каждый рыбак должен был в любых условиях иметь при себе. На койке Аркадий нащупал стамеску, ту, что Карп выронил двумя минутами раньше.

Карп оказался проворнее, его удар распорол бы Аркадия от пупка до шеи, но тело окончательно потерявшего равновесие Волового соскользнуло, лезвие Коробца вонзилось в первого помощника, и на какое-то мгновение тралмастер оказался уязвимым — открылась вся его шея и вся грудь. Аркадий заколебался, и момент был упущен. Выдернув нож, Карп перевернул койку, стараясь оглушить Аркадия ударом о стену. В попытке устоять на ногах Аркадий потерял стамеску.

Карп поднял его с пола и за руку поволок через тело Майка в другую, меньшую комнату, лишь на секунду задержавшись, чтобы вытереть свой нож о Волового. Аркадий все же нашел в себе силы поднять канистру с керосином. Карп был готов к броску и уклонился от нее, наступив на тело Майка.

Раздался мягкий звон разбитого стекла Аркадию показалось, что он услышал его еще до того, как вошел Карп, однако позже он вспоминал, в каком изумлении застыл тралмастер на ослепительном фоне белого пламени, разлившегося позади него, как внезапно взошедшее солнце. От загоревшейся лампы вспыхнул вылившийся из канистры керосин, тут же с гулким звуком взорвалась банка с эпоксидной смолой. Огонь охватил и валявшиеся на полу книги, перебросился на койку, стал лизать деревянный верстак. Карп бросился на Аркадия, но как-то неуверенно, вполсилы. Взорвалась и вторая банка со смолой, языки пламени взметнулись к потолку. Помещение начало заполняться густыми черными удушливыми облаками дыма.

— Так даже лучше, — проговорил Карп. В последний раз взмахнув ножом, он выбежал из пылающей комнаты, подобно демону, спасающемуся из ада. Распахнув дверь бункера, он бросил на Аркадия прощальный взгляд, в глазах его играло пламя. Он захлопнул за собой дверь.

Загорелась байдара, первой занялась пропитанная смолой кожа днища. Клубившийся в комнате дым уже скрыл из виду потолок. Аркадий стоял над телом Майка. Красивая сцена, пронеслось у него в мозгу. Бешеная стихия огня, алеут, простерший руки к своему горящему каяку, Воловой, возлежащий на своем погребальном костре, один рукав его куртки уже был объят пламенем. Вспомнилась фраза, прочитанная когда-то во французском путеводителе: «Заслуживает посещения». В критических ситуациях такое случается, когда мозг мечется в поисках выхода. Перед Аркадием был выбор: сгореть заживо в одной комнате или задохнуться в ядовитом дыму во второй.

Зажав рот рукой, он бросился к двери из бункера, навалился на нее всем телом. Она чуть подалась, она не была заперта, снаружи ее удерживал Карп. Точно, как в морозильнике. Самые простые идеи часто оказываются и самыми лучшими. Жидкое пламя подбиралось к его ногам. Он согнулся, уклоняясь от клубов дыма, с кашлем втягивая в себя воздух. Еще пять, от силы десять минут, а потом Карп сможет широко распахнуть дверь, чтобы убедиться в своей победе.

Аркадий задвинул внутренний засов. Когда-то он был знаком с одним психиатром, который утверждал, что удивительный талант Ренько заключается не в том, чтобы находить выход из безвыходных ситуаций, а в том, чтобы усложнять эти ситуации, доводить их до абсурда. Задержав дыхание, Аркадий нырнул в пламя и тут же вынырнул из него с бочонком, который он тут же перенес в свободную пока от огня, но полную дыма другую комнату. Бочонок был полон всякой дряни: принадлежавшая Майку коллекция обрывков сетей. С чутьем рыбака Аркадий вытянул самый длинный кусок нейлонового шнура. В языках пламени лужа воды в углу была похожа на расплавленное золото, а у себя над головой Аркадий ясно видел прогнившие прокладки закрытого люка. Он поставил бочонок на попа в лужу, забрался на него. Встав на цыпочки, он мог попытаться набросить петлю на фланец люка. Крышка прилегала неплотно, поднимавшийся к потолку дым колебался от небольшого сквозняка, завихряясь вокруг фигуры Аркадия. Ему удалось забросить нейлоновую петлю, и в этот момент бочка выскользнула из под его ног и откатилась в сторону. Уже взбираясь по шнуру к потолку, Аркадий слышал, как лопались в пламени бутылки, стоявшие на полу комнаты. Из последних сил он толкнул крышку люка. Наружу вырвался клуб дыма, и через мгновение Аркадий был уже там, наверху, бешено скатываясь по мокрой от тумана траве вниз по склону к берегу моря.

Часть III

ЛЕД

Глава 21

Первыми признаками приближающегося ледяного поля были разрозненные куски льда, белые и ровные, похожие в черной воде на полированные мраморные плиты, и, хотя «Полярная звезда» в сопровождении четырех небольших рыболовецких траулеров без особого труда продвигалась все дальше на север, общее ощущение надвигавшейся опасности и оторванности от мира все явственнее давало себя знать. В межпалубных пространствах появился новый звук: это льдины царапали борт судна. На палубе команда придирчиво изучала сваленное вокруг мостика и порталов снаряжение: поворотные балки, соединительные кольца, звездообразные, штыревые и линейные антенны, обеспечивавшие работу радара, коротко— и ультракоротковолнового радиопередатчиков, спутниковую связь. Грядущая реальность давала о себе знать появлением огромных по площади ледяных полей, округлых, гладких и ровных. Все больше и больше траулеров вставали в кильватер за «Полярной звездой». «Орел» был построен для теплых вод Мексиканского залива, а уж никак не для Берингова моря.

К вечеру ветер усилился, как бы набрав скорость над гладкой ледяной поверхностью и почти неподвижной водой. Ветер нес с собой капли мелкого дождя, которые тут же замерзали на стекле рулевой рубки. Всю ночь команда смывала с палуб лед горячей водой из шлангов. Остойчивость более мелких кораблей еще в большей мере зависела от степени их обледенения, поэтому вся флотилия, вытянутая как на параде, в единый строй, двигалась в ночной тьме, окутанная клубами пара.

«Мисс Аляска», чьи винты забило льдом, повернула назад на рассвете. Другие остались — рыбы здесь хватало. Наутро обнаружили, что окружавшие суда льды смерзлись в один огромный щит. Под голубым небесным сводом впереди расстилалось бесконечное белое поле; за кормой же «Полярной звезды» тянулась полоса угольно-черной воды в которую-то траулеры, шедшие на дистанции примерно в милю друг от друга, и забрасывали свои сети. Придонные рыбы, в частности палтус, по им одним известной причине предпочитали именно подледное пространство, сбиваясь там в огромные косяки. Сети весом в тридцать — сорок тонн медленно поднимались на поверхность, где рыба, водоросли, сама сеть тут же покрывались ослепительными кристаллами льда. Казалось, что из глубин моря люди черпают чистый и нежный жемчуг. В каком-то смысле так оно и было: богаче становились американцы, русские вдвое перекрывали свои дневные нормы.

И в то же время флаг на мачте «Полярной звезды» был приспущен. Весь нынешний улов посвящался памяти Федора Волового. Семье погибшего были отправлены радиограммы соболезнования, из Управления во Владивостоке и из штаб-квартиры компании в Сиэтле шли призывы не падать духом и держаться. Партийная организация судна возложила на мрачного Славу Буковского исполнение ответственных обязанностей замполита. Воловой следовал к дому в холодильнике номер два для пищевых продуктов, в пластиковом мешке, по соседству с Зиной Патиашвили, которую пришлось перенести туда же: все морозильники будут забиты рыбой под завязку. По судну ходили слухи, что горло первого помощника было не просто обуглено. Как член профсоюзного комитета, ответственный за оформление документов о смерти, Слава пытался отрицать все голословные утверждения, но внезапно свалившиеся на него новые обязанности скорее подавляли его, чем вдохновляли открывающимися возможностями. После нанесенных ему Карпом побоев Аркадий еще покряхтывал, но в общем чувствовал себя не хуже, чем если бы свалился вниз с высокой лестницы.

На ленту конвейера каждые десять минут вываливалось полтонны палтуса, рыбу тут же потрошили, чистили, резали при необходимости на куски. От покрытых льдом тушек в цехе стоял такой холод, что у Обидина, Мальцевой, Коли Мера и других руки едва двигались. Сквозь визг пил и трансляцию бесконечных бодреньких мелодий время от времени до слуха людей доносился глухой удар льдины в корпус. Усиленный нос «Полярной звезды» был рассчитан на льды толщиной до одного метра, и все же сталь жалобно стонала. Весь корпус вздрагивал, а отдельные листы обшивки долго еще дрожали и вибрировали, как натянутая на барабане кожа.

Подставляя замороженные тушки рыбы под диск пилы, Наташа то и дело бросала на Аркадия вопросительные взгляды, однако он вслушивался в натужное гудение двигателей, скрип сопротивляющегося льда и его треск под носом судна, треск такой, что, казалось, раскалывается сама земля. Аркадий не отвечал на ее взгляды.

Марчук выглядел так, будто только что взобрался на вершину высокой горы. Туман, временами переходивший в мелкий дождь, застывал в виде льда на застекленном окне мостика, счищать его не успевали, и Марчуку это надоело. Он спустился вниз. В каждой складке его дождевика, фуражки, перчаток, даже в бороде — словом, всюду на нем блестели кристаллы льда. Войдя в свою каюту, он остановился у стола; у ног его постепенно стала образовываться лужа. Покрасневшие уши свидетельствовали о том, что свою форменную фуражку даже в эту ненастную погоду капитан не променял на более теплый головной убор, как его подчиненные. Антон Гесс не выходил на палубу и тем не менее натянул на себя два свитера и перчатки, такие же, как и у Марчука, оставлявшие пальцы открытыми. Все советские суда имели превосходное отопление — дом на Руси всегда славился своим теплом, — но во льдах никакие ухищрения не помогали: было холодно. Глаза Гесса, прятавшиеся под дикой прической, были совершенно пустыми от усталости. Так и стояли друг против друга два закаленных, сильных мужчины, и оба выглядели неуверенными, если не растерянными. Впервые в жизни они оказались в открытом море одни: не было рядом сторожевого пса партии, хуже того — сторожевой пес лежал в холодильнике.

В каюте были еще двое. Рядом с Аркадием, но чуть поодаль, на ковре стоял Слава Буковский, в воображении отодвигаясь от своего неудобного соседа как можно дальше. Фактически у капитана собрались те же лица, что и раньше, с одним-единственным, но очевидным исключением.

— Приношу свои извинения по поводу того, что мы не встретились сразу после подъема якоря, — сказал Марчук. — Слишком уж неясной была ситуация. Да и поскольку мы приближались ко льдам, все мое внимание уходило на прием радиосводок. Американцы ко льду не привыкли, приходится вести их за ручку. Так, товарищ Буковский, я прочитал ваш рапорт, но, наверное, его будет интересно услышать и другим.

Слава воспользовался возможностью еще чуть отдалиться от Аркадия и сделал шаг вперед.

— Мой рапорт основывался на данных американцев. Бумаги у меня с собой.

Он раскрыл свой портфель, и содержимое его вывалилось на ковер. Аркадию почему-то подумалось, что, если бы у Марчука был хвост, он завилял бы от удовольствия.

Наконец третий помощник нашел то, что требовалось. Кашлянув, он начал читать.

— Компетентные органы Датч-Харбора…

— А что это там за «компетентные органы»? — перебил его Гесс.

— Начальник местной пожарной команды. Он говорит, что, по-видимому, произошло случайное возгорание, — продолжал Буковский. — Местный житель по имени Михаил Крюков неоднократно предупреждался об опасности применения легковоспламенимых материалов для изготовления лодок, а при осмотре там были обнаружены керосиновая лампа, канистры с горючим, алкоголь. Возгорание произошло в бетонном бункере времен войны, не оборудованном вентиляцией; генератор, которым пользовался Крюков, тоже не имел никакой защиты. Совершенно очевидно, что местные жители самовольно захватили определенное количество бывших оборонительных сооружений. В Датч-Харборе и на прилегающих островках Крюков пользовался славой умелого мастера, его байдары считались лучшими. Американцы полагают, что Крюков показывал одну из своих лодок Воловому, потом мужчины выпили и, очевидно, по неосторожности опрокинули керосиновую лампу, отчего произошло возгорание токсичных материалов типа эпоксидной смолы, которая, видимо, взорвалась. Федор Воловой был убит при взрыве осколком стекла, перерезавшим сонную артерию. Местный житель, похоже, погиб от ожогов и вдыхания ядовитого дыма.

— Михаил Крюков? Русский? — Марчук в удивлении поднял брови.

— Его звали Майк, — пояснил Буковский.

— Оба были пьяны? — спросил Гесс. — Это утверждают компетентные органы?