Просто друзья

Отец встал из-за стола — такой же высокий и широкий в плечах, как сын. Усы его были аккуратно подстрижены, густые белые волосы тщательно расчесаны на пробор — чем не красавец в свои шестьдесят пять.

— Джек, мальчик мой! Как я рад тебя видеть. — Он сердечно пожал Джеку руку и хлопнул его по плечу.

— И я рад… — Джек вовремя спохватился: он чуть было не добавил «сэр». Это слово засело у него в голове с детства, так его научили обращаться к отцу, когда он к нему переехал. — Это Кэндис, — сказал Джек, выставляя свою подругу перед собой в качестве то ли трофея, то ли щита.

Отец его тут же изменился в лице, явно заинтересованный дамой. Он любил женщин, и они его любили. Джек был против того, чтобы Кэндис так нарядилась, собираясь всего лишь на встречу с его отцом, но не мог не почувствовать удовлетворения: Кэндис в своем маленьком черном сексуальном платье выглядела на все сто.

Когда сели за столик, отец Джека заказал бокал розового шампанского для Кэндис. Оба проявили умеренный восторг по поводу того, что она ни разу его не пробовала, — какие незабываемые ощущения она сейчас испытает, какая честь для него предоставить ей эту возможность и так далее.

Чтобы досадить отцу, Джек заказал пива. По ходу этой фарсовой мизансцены они с Кэндис были представлены «моему старому другу Джорджу», тому самому официанту, что продолжал с подобающим почтением стоять у стола.

— В любое время, когда вам захочется сюда заскочить, Джордж о вас позаботится. Не так ли, Джордж?

— С удовольствием, мистер Мэдисон.

— Спасибо, Джордж, — тоном английской королевы произнесла Кэндис. — Разве это не мило, Джек?

Джек пожал плечами:

— Я не слишком часто бываю в этой части города.

Он знал, что выглядит грубияном, но ничего не мог с собой поделать. Будучи подростком, Джек упивался тем, что он «мальчик Мэдисон». Куда бы он ни пришел, ему все старались угодить. Мальчик, приносящий клюшки, во время игры в гольф, парикмахер в салоне, даже офицер полиции, закрывавший глаза на превышение скорости или запах алкоголя у него изо рта. Отцу доставляла удовольствие такого рода инициация — приглашение во взрослый мир или, если быть точнее, превращение Джека в настоящего Мэдисона. С тех пор как мать вернула Джека отцу словно посылку, время от времени Мэдисон-старший вместе с сыном совершали ритуальные визиты на фабрику по производству бумаги — это было начало семейного бизнеса. Джек помнил то возбуждение, порой чрезмерное, до усталости, с которым он взирал на огромные машины, истекающие маслом, на гулкие своды фабричных цехов, чем-то напоминающих соборы, помнил жару и шум, и жуткую вонь, словно в кипах были не старые тряпки, а мертвецы. Эта вонь была такой едкой, что, когда они возвращались домой, Минни, домохозяйка, заставляла его переодеться и отправляла его одежду в стирку. Отец ни разу не сказал Джеку, что «однажды, сынок, все станет твоим», это само собой подразумевалось. Отец гордился, когда футбольная команда Джека побеждала, когда он приглашал на свидание самую красивую девочку в школе, когда поймал свою первую рыбу, даже когда впервые напился и растянулся прямо на ступенях у входа. Он был «Маленьким Джеком», которому предстояло однажды стать «Большим Джеком», как когда-то стал «Большим Джеком» его отец. Но только Джек никогда не чувствовал себя «Будущим Большим Джеком» и не собирался им становиться.

Отец между тем рассказывал Кэндис об отеле, о том, что он был построен на стыке веков, что хрусталь привозили из Уотерфорда, а мрамор — из Франции, чтобы в соответствии с требованиями заказчика отель получился самым лучшим в мире.

— По-моему, он и по сей день лучший, — продолжал отец, — даже при всех этих новомодных штучках, которые появились здесь после реставрации. Немного позже я попрошу Джорджа устроить вам мини-тур по отелю, а мы с Джеком пока побеседуем. Как вам мое предложение?

Кэндис повела плечами, сказав, что предложение ей понравилось.

— А миссис Мэдисон тоже приехала с вами? — спросила она.

Отец Джека изобразил удивление, после чего от души рассмеялся. Делая вид, что она рассмешила его до слез, он принялся, уже переигрывая, хлопать себя по карманам в поисках платка.

— Нет. Кажется, сегодня я с собой ни одной не взял. — Он подмигнул Кэндис и пригладил усы. — Уже четыре миссис Мэдисон живут в разных концах страны, а это, скажу я вам, перебор. Обходится дороже, чем приличное рыболовное судно.

Кэндис бросила на Джека-старшего такой взгляд, который Джек-младший в лучшем случае расценил бы как вызывающий.

— Не хотите же вы сказать, что предпочитаете рыбу женщинам, мистер Мэдисон?

Джек-старший восторженно похлопал ее по коленке:

— В зависимости от того, какое удовольствие доставляет рыбалка.

Джек с каменным лицом вертел в руках бокал. Он давно привык к безграничной галантности отца, но со стороны Кэндис было предательством флиртовать с Джеком Мэдисоном-старшим. Джек гадал, для чего конкретно Мэдисон-старший увивается за Кэндис. На Юге девушки делятся на «хороших девочек» и «дрянных девчонок». Причем «хорошие» часто оказываются «дрянными», а «дрянные» — «хорошими». На «дрянных» не женились. К которым из них он причислил Кэндис?

Джек слушал, как Кэндис лепечет что-то о своей жизни, расцветая от мужского внимания.

— Не знаю, как вы тут живете, — ворковал отец, — среди такого шума и грязи, как можете наслаждаться жизнью в клетках, которые вы называете квартирами.

— Я вас понимаю, — многозначительно вторила ему Кэндис, будто сама родилась в загородном особняке, вылизанном до стерильности бессчетной армией слуг.

— Все выглядят такими усталыми и затюканными. Я не имею в виду вас, дорогая. Вы — счастливое исключение. Работа, работа, работа — только о ней эти янки и думают, даже по воскресеньям. — Джек-старший жестом указал на группу мужчин в деловых костюмах с пластиковыми визитками на лацканах пиджаков.

— Папа, это японские бизнесмены.

— Пусть так. В наши дни янки может стать кто угодно. Если даже не умеет говорить по-английски.

— Хотелось бы мне как-нибудь побывать на Юге, — театральным шепотом, словно по секрету, сообщила Кэндис отцу, перегнувшись через стол. — Столько истории и столько красивых деревьев!

— Попросите Джека взять вас с собой.

— Джек, свозишь меня к себе домой? — Кэндис обернулась к нему, обдав запахом духов. — Твой отец говорит, что у вас красиво.

Джек глотнул пива:

— Посмотрим.

Северная Каролина — штат в самом деле красивый, окаймленный океаном с одной стороны и горами с другой. Штат зеленых холмистых долин. Джек любил свою родину, но не смог бы там жить. Когда он изредка приезжал домой, груз исторической памяти давил на него. Это касалось не только страны, но и семьи. Жить в городе, где все тебя знают по имени, где твоя фамилия — пропуск к любым привилегиям и одновременно позорное клеймо, где ты постоянно рискуешь наткнуться на кого-то, кто нянчил тебя или танцевал с твоей матерью в день ее первого причастия, или же знал твою безумную тетушку Милли, которая слышала голоса, или встретить того, чей прапрадедушка сражался с твоим прапрадедушкой за какой-то городишко. Для Джека, когда он вырос, такая жизнь стала подобна существованию в роскошном сумасшедшем доме, в комнате с мягкими стенами и смирительной рубашкой, надетой на воображение, где невозможно ощутить реальность своего существования.

Они немного поболтали, пока Кэндис потягивала шампанское, и, когда ее бокал опустел, Джек-старший подозвал Джорджа и попросил устроить для нее приват-тур по отелю.

— Мужской разговор, — подмигнув, пояснил он Кэндис. — Вы понимаете.

— Конечно.

— Умница. Так что позаботься о ней, Джордж, хорошо?

Джек-старший с трудом оторвал взгляд от округлого зада Кэндис:

— Симпатичная девица.

Джек кивнул.

— Не похожа на этих твоих нью-йоркских карьеристок.

— Нет.

— Мне кажется, это не та, с которой я разговаривал, когда звонил тебе на прошлой неделе, — с британским акцентом? — хитро прищурившись, спросил отец.

— Ты разговаривал с Фреей. Она временно живет у меня на квартире.

— Ого!

— Она просто друг, папа.

Отец хмыкнул и принялся помешивать лед в стакане.

— Ну так скажи мне сын, как у тебя дела?

— Отлично.

— Закончил книгу?

— Почти. Последнее время у меня много журналистской работы. Только за нее сейчас и платят.

— Мисс Холли все высматривает твои статьи в журна-лах, знаешь ли. — Мисс Холли — учительница литературы, преподававшая Джеку до четвертого класса, теперь вышла на пенсию, но подрабатывала в архивах Публичной библиотеки Оуксборо. — Слышал, у нее собралась целая коллекция. Конечно, она сейчас совсем дряхлая.

Джек что-то буркнул и махнул рукой, давая понять, что ему безразлично, чем сейчас занимается мисс Холли. Он очень хорошо знал, как в округе восприняли новость о том, что он двинул на Север, чтобы стать — кем бы вы думали — писателем! Нью-Йорк был в их глазах логовом дьявола, и, попадая туда, нормальные люди превращались в диких свиней. Писательство — это по меньшей мере эксцентрично, а по большому счету — малодушно. Южная Каролина, штат, который потерпел сокрушительное поражение в войне, а для южан Гражданская война все еще оставалась свежей раной, не мог позволить себе плодить малодушных неженок. Джек чувствовал, что они все ждут, когда он вернется домой, поджав хвост, признается, что с него довольно дурацких литературных опытов, остепенится и осядет, как все нормальные люди. Никто из них не имел представления, как трудно написать роман.

Отец подозвал официанта, чтобы заказать еще выпивки. На этот раз Джек заказал бурбон и прокручивал в голове речь, которую собирался произнести: о дороговизне жизни в Нью-Йорке, о несовместимости журналистской работы и работы над беллетристикой, о его уверенности в том, что он у порога большого успеха, если бы только у него было чуть больше времени. Но не успел он придумать, с чего начать, как отец непринужденно откинулся на стуле, положил свои наманикюренные руки на стол и заговорил:

— Я рад, что нам представился шанс пообщаться, сын. В «Мэдисон пейпер» произошли некоторые изменения, и я думаю, было бы правильно ввести тебя в курс того, что происходит в бизнесе, даже если ты никогда не проявлял к нему большого интереса.

— Не то чтобы мне было неинтересно, папа, только я…

— Я знаю. Ты выбрал другое. Вот почему я и хочу ввести тебя в курс дела.

Отец говорил о новых рынках и о конкуренции с иностранцами, о трудовом праве и налогах. О том, как дорого модифицировать производство и как легко угодить в банкроты. О преемственности в управлении. О том, что один из членов правления умер, другой ушел на пенсию… Джек перестал слушать. Он знал, куда клонит отец. Так и есть, Джек-старший начал пространно говорить о поисках нового члена правления, со связями в бизнесе, кому он мог бы доверять.

— Отец, остановись! — Джек поднял ладонь. Он улыбался, чтобы подсластить пилюлю, которую собирался преподнести отцу. — Я знаю, что я — старший сын, что ты заботишься о моем благе, но я тебе не помощник.

Отец был в шоке, и Джек-младший добавил:

— Прости, папа.

Но тут Мэдисон-старший разразился хохотом.

— Ты! — воскликнул он. — Помощник!

Теперь настала очередь Джека испытать шок.

— Но разве ты не об этом просил?

Отец справился с приступом веселья:

— Джек, ты живешь в Нью-Йорке десять лет. Что ты знаешь о нашем бизнесе?

Джек уставился на отца, чувствуя себя на удивление глупо.

— Конечно, если ты хочешь вернуться домой, я постараюсь найти тебе место. — Отец нахмурился. — Но хорошо оплачиваемую должность я тебе не могу обещать. У тебя нет соответствующих навыков.

— Ну, возможно, и нет. Но… — Джек осекся. — Тогда зачем ты столько всего мне наговорил?

— Ты должен знать, что со следующего месяца я ввожу Лейна в правление.

— Лейна? — Джек представлял своего брата не иначе как в футбольной форме с набитыми ватой плечами и в шлеме, надвинутом на лицо.

— У него никогда не было таких хороших оценок, как у тебя, но он разбирается в деле. У него хорошая деловая хватка.

Лейн? Насколько помнилось Джеку, Лейн никогда ни в чем не разбирался.

— Было время, когда я надеялся и верил, молился о том, чтобы ты вернулся домой и стал работать в «Мэдисон пейпер», но ты не вернулся, а сейчас уже поздно. Время упущено. Бизнес есть бизнес. Я человек ответственный — у меня есть обязательства перед моими рабочими и перед обществом. Мне нужно передать дело в надежные руки.

Джек кивнул, но в голове его все шло кувырком. Лейн в своей комнате повесил на стену голову дикого кабана — обозначив приоритеты. Он подписывался на журналы для автолюбителей. От Лейна, когда ему едва исполнилось восемнадцать, забеременела одна из дочерей Данфорта, и ее пришлось по-тихому отправить на аборт в другой штат, потому что в Каролине аборты запрещены.

— До сих пор я вам обоим выплачивал содержание, чтобы помочь стать на ноги. Лейн учился газетному делу, а ты… ну, я думаю, ты тоже учился своему «ремеслу». — Джек-старший прищелкнул языком при последнем слове. — Конечно, Лейн моложе, но теперь он будет получать стипендию от правления, так что здесь все по-честному.

— Что ты хочешь этим сказать?

— А то, что я прекращаю выплачивать ему содержание и тебе тоже.

Джек во все глаза смотрел на отца, не в силах произнести ни слова.

— Ты — мой старший сын и после моей смерти получишь наследство, но пришло время тебе самому становиться на ноги. В твои годы у меня была жена и ежемесячные платежи по ссуде за собственный дом!

Джек пытался ухватиться за что-то, чтобы не улететь в пропасть.

— И когда ты думаешь…

— В следующем месяце последняя выплата.

— В следующем месяце?

Отец улыбнулся, осклабившись, как акула.

— Зачем тянуть? Ты говорил, что у тебя все хорошо с твоим писательством, и я в тебе уверен. «Мэдисон пейпер» — серьезное дело, рабочее судно, так сказать, а не прогулочный катер, мы не можем позволить себе возить пассажиров.

Джек глотнул бурбона. Горло сдавила обида. Отец тратил на охоту за «канарейками» больше, чем на Джека. С какой стати Лейн должен получать какую-то стипендию? Только потому, что у него не хватило мозгов сделать собственную карьеру? Джек смотрел на отца: элегантный белый костюм, стильный галстук, мощный разворот плеч, волевой подбородок. Джек сглотнул и стиснул зубы. Он не станет унижаться и просить.

Должно быть, внутренняя борьба отразилась на его лице. Отец нахмурился:

— Ты ведь не угодил в беду, сын?

Джек посмотрел отцу в глаза.

— Нет.

Джек-старший расслабился и добродушно улыбнулся:

— Ты нарочно одеваешься как нищий? Наверное, теперь это модно? У ньюйоркцев весьма странное представление о стиле… А ведь было время, когда здесь понимали толк в красоте… В таких, как она, — добавил он со внезапно загоревшимися глазами.

Джек обернулся и увидел, как Кэндис королевской походкой приближается к столику. Он встал, стол закачался.

— Нам пора.

— Как, уже?

Отец вежливо поднялся, взял Кэндис за руку, улыбнулся:

— Может, вы оба поужинаете сегодня со мной?

— Вряд ли, — бросил Джек.

— Было бы чудесно, — сказала Кэндис.

Джек сжал ей локоть и подтолкнул вперед, стремясь поскорее выбраться из этого вызывающего клаустрофобию полутемного бара. Они обогнули «Астор лондж», громадный зал с обилием мрамора, пальмами и парами, пьющими коктейль, и миновали стеклянные витрины с подсветкой, в которых выставлялись сшитые вручную рубашки и эксклюзивные галстуки. Джеку захотелось ударить по стеклу кулаком. Он заставил себя смотреть вперед, на полотно в позолоченной раме, висящее в конце коридора. На нем был изображен мужчина едва ли старше его самого — элегантный, усатый, уверенный, окруженный символами успеха. Джек прочитал имя. Джон Джейкоб Астор Третий (1822 — 1890). Приятно познакомиться, Джон. А я вот Джек Мэдисон Третий — без денег и без надежды их получить, списанный в отстой.

Кэндис восхищенно ахала и охала по поводу портьер, задвигаемых с помощью электроники, и гигантских ванн с джакузи. Джек встретил надменный отчужденный взгляд Джона Джейкоба. Помоги! Я тону…

Глава 21

Фрея шла к остановке, оставляя на расплавленном от жары асфальте красные следы своих каблуков. Дело в том, что по пути к одному из художников она наступила на окрашенную в красный цвет трубу. Вообще-то она ничего не имела против визитов к художникам — даже наоборот. Ей нравился запах скипидара и краски, нравилось смотреть, как грунтуют холст, как прикрепляют его скрепками к подрамнику, как шипит краска, разбрызгиваемая из баллончиков, — значит, работа идет и она может не беспокоиться. Нравилась ей и задушевность в отношениях с вверенными ее заботам художниками, нравилось вытаскивать их из депрессии, сочувствовать их творческим потугам, направлять их в новое русло. Творчество — это тайна. И чудо. Творить — все равно что зажигать огонь без подручных средств. Хоть и изредка, но ей все же удавалось превращать тлеющую искру в пламя. Ничто не сравнится с теми мгновениями, когда с мольберта срывают покрывало или поворачивают тебе стоящий у стены холст. Ничто не сравнится с волнующим чувством сопричастности таинству — таинству рождения новой картины, когда она — живая и трепетная, с еще не просохшей краской — приходит в мир.

Но сегодня визит к мастеру не принес Фрее радости. Скорее, расстроил ее. Мэтт Ривера был одним из юных, подающих надежды художников, чья первая сольная выставка намечалась на осень. Он позвонил ей, сказав, что работа его застопорилась, что он выдохся, исписался. Он не успеет к сроку и, возможно, никогда не закончит начатое, поэтому выставку надо отменить. Фрея сразу отправилась к нему и полдня обсуждала с ним его проблемы, пытаясь найти приемлемое решение. Однако вывести его из депрессии ей так и не удалось.

Смахнув со лба испарину, Фрея смотрела, как автобус медленно ползет к остановке, продираясь сквозь густой поток транспорта, — конец рабочего дня, час пик. В это время Нью-Йорк производит тяжелое впечатление. Уже второй день стоит влажная изнуряющая жара. Пыль оседает на коже, проникает в легкие. Все выглядят озабоченными и злыми. Город похож на чесоточный струп, покрытый слоем грязи.

Автобус набит битком. Ее толкают локтями. Пахнет горелой резиной и потом. Платье липнет к спине. Продравшись сквозь толпу к крохотному свободному пятачку, чтобы встать на обе ноги, Фрея схватилась за поручень. Перед глазами возник рекламный щит, пропагандирующий косметическую стоматологию. Фрея устала от напряжения, которым заполнена жизнь в большом городе. Устала от настырности рекламы. Носи это. Не ешь то. Сверкай улыбкой. Покупай по дешевке. Работай локтями. Побеждай. Вперед, вперед и только вперед! Не останавливайся! Невольно возникает желание схватиться за голову, зажать уши и завопить. Подождите! Остановитесь! Я хочу подумать! Но на это нет времени.

Чувство безнадежности охватило ее. Она собирала свою жизнь в Нью-Йорке по крохам, откладывала доллар за долларом, меняла работу в поисках более выгодной, приобретала друзей, а теперь все рассыпалось прахом. С той злополучной пятницы, когда они встретилась с Майклом в «Фуд», Фрея терпит одно поражение за другим — и, что самое неприятное, обстоятельства тут ни при чем, она сама во всем виновата. Все у нее наперекосяк. Она выставила себя дурой с Бернардом и еще большей дурой — с Бреттом. Она так нуждалась в дружеской поддержке, но Кэт вдруг оказалась слишком занята, чтобы найти для нее, Фреи, своей лучшей подруги, каких-то полчаса. Чем могла быть занята Кэт после работы? Невозможно представить. Фрею тошнило от необходимости ютиться в углу чужого кабинета, в чужой квартире. Жизнь под одной крышей с Джеком, с которым она всегда ладила, обернулась настоящим кошмаром. Но настоящий кошмар, от которого она просыпалась с сердцебиением и в холодном поту, был впереди: через два дня ей предстояло лететь в Англию на свадьбу Тэш. Лететь в одиночестве.

В квартире было тихо и почти так же душно, как на улице. Джека не волновали такие мелочи, как зловещее потрескивание кондиционера, — наверное, он уже сломался, как того и следовало ожидать. Если бы Джек был здесь, она могла бы взбодрить себя доброй ссорой. Фрея со вздохом сбросила туфли, швырнула на пол портфель и отправилась на кухню. Достала из холодильника пиво, ножом открыла крышку и залпом выпила целую бутылку. После чего, расстегнув две верхние пуговицы, принялась катать еще не успевшую нагреться бутылку по телу. Может, в Англию стоит поехать хотя бы ради того, чтобы замерзнуть в разгар лета. Если бы только…

Фрея запретила себе думать об этом и пошла в ванную, оставив на столе пустую бутылку и на ходу расстегивая платье. Она встала под холодный душ, пытаясь сосредоточиться на вещах, которые необходимо сделать до отъезда: упаковать свадебный подарок, купить открытку, решить, какую одежду взять, попробовать сдать лишний билет. Сегодня понедельник. Ее рейс в среду вечером. Она поедет одна — одна. Слово это застряло в сердце, словно заноза.

Она сказала им всем, похвасталась, что привезет с собой друга. Все знали, что это не друг, а любовник или долговременный партнер. Она представляла себя — приехавшую из-за границы крутую американку, немного таинственную и загадочную, с Майклом в роли сопровождающего и поклонника, защищенную самим его присутствием от назойливых расспросов и домыслов. Но Майкл ее кинул, а усилия найти ему замену кончились полным крахом. Она была жалкой и смешной — безнадежной старой девой. И поэтому летела на свадьбу Тэш одна.

Фрея знала, как это будет: весь дом вверх дном, полный гостей; отец занят сверх меры; мачеха, вся в хлопотах, станет беззастенчиво использовать ее в качестве лишней пары рабочих рук, а Тэш — испорченная и капризная маленькая принцесса — указывать ей, Фрее, что и как делать. Бедная старушка Фрея, которая не может удержать возле себя ни одного мужчину, — одинокая карьеристка, чье время стремительно уходит. Когда Фрея объяснила коллегам, чем вызвана необходимость срочного кратковременного «отпуска», они встретили новость с энтузиазмом. «Домой? На свадьбу сестры? Повезло!» Они не понимали, что это вовсе не ее дом, а Тэш — никакая ей не сестра.

Фрея вышла из душа и быстро вытерлась полотенцем. Теперь она снова была старой нью-йоркской галетой. Высушенной и закаленной. Разумеется, она справится. Она выдержит испытание свадьбой Тэш в одиночестве. Она выживет. В ушах у нее стоял голос Кэт: «Мне не нужен мужчина». Отлично. Ей он тоже не нужен. Завернувшись в полотенце и прихватив одежду, Фрея направилась к себе, когда из спальни Джека, мимо которой она проходила, донесся знакомый звук. Джек прочищал горло.

Она остановилась у дверей и на всякий случай спросила:

— Это ты, Джек?

— Да.

— Чем занимаешься?

— Ничем.

— Забавно.

Тишина. Фрея подбоченилась:

— Славно ты поработал над кондиционером.

Нет ответа. Пробрался ли он в квартиру, пока она была в душе, или все время был здесь? Фрея пожала плечами и зашла к себе в комнату. Переоделась в шорты и майку — снова было уже жарко. Она отправилась за пивом и обнаружила на кухне Джека. Он сидел у открытого холодильника, поставив ноги на полку. Он даже не поднял глаз.

— Не против, если я присоединюсь?

— У нас свободная страна.

Фрея поставила свой стул рядом с его табуретом. Он подвинул ноги, освобождая ей место, и они какое-то время сидели молча, глядя на всякие банки: с майонезом, маринованными овощами и виноградным желе.

— Жарко, — сказала Фрея.

— Да, — согласился Джек и прикрыл ладонью лицо — вид у него был измученный.

— Разве вы с Кэндис не приглашены сегодня на обед к твоему папочке?

— Приглашены.

— Почему же ты дома?

— Я не пошел.

— Почему?

— Не могу.

Фрея украдкой взглянула на Джека. Что это с ним? Похоже, он сник. Но он ведь не нытик.

— А где Кэндис? — поинтересовалась Фрея.

— Я разрешил ей пойти без меня. Отец обещал показать ей несколько своих старых излюбленных местечек.

— Везет Кэндис.

Джек равнодушно пожал плечами. Фрея попробовала иную тактику:

— Как прошел ленч с Эллой?

— Я не хочу об этом говорить.

— А!

Так они и сидели молча в душной кухне, пока холодильник не заревел от натуги. Джек пребывал в мрачном расположении духа, и Фрея уже хотела оставить его глотать свою черную хандру в одиночестве. Но что, если у него и в самом деле случилась беда? Она должна его поддержать — они же друзья.

— Эй! — Она поддела его босой ногой. — Я сегодня свободна. Ты тоже. Почему бы нам не сходить в кино? По крайней мере там кондиционеры нормально работают.

— Что-то не хочется. Иди одна.

— Не будь таким нудным.

— Мне нравится быть нудным.

— Да брось ты. — Она встала. — Одной идти не интересно.

Он поднял голову и хмуро уставился на нее.

— Ведь ты захочешь смотреть какую-нибудь куриную мелодраму.

— Неправда. — Фрея вскинула голову. — Кстати, что является мужским эквивалентом «куриной мелодрамы»? Петушиное мыло? «Эй, Баз, брось-ка мне вот эту стрелялку, а я прошвырнусь и прочищу ребятам мозги». — Фрея скорчила соответствующую рожу.

— Петушиное мыло, — вяло повторил Джек со слабым подобием улыбки на губах.

— Я куплю поп-корн, — пообещала Фрея.

— Спорим, масло будет прогорклое.

— Тогда не будем есть поп-корн! — Фрея с шумом отодвинула стул. — Давай вставай, старая развалина. Пойдем посмотрим, что идет. Будешь развлекать меня своими искрометными комментариями.

— Эх, — вздохнул Джек, — придется надевать туфли. — Он сказал это так, будто собрался покорять Эверест.

— Так надень же их. И потопали.

Джек ногой закрыл холодильник.

— Будь я твоим мужем, я сошел бы с ума.

— Будь я твоей женой, уже давно была бы сумасшедшей.

Фрея обулась, взяла сумку и вышла, ожидая, пока оденется Джек. Они шли по улице, стараясь держаться в тени деревьев, которые только-только расцвели. Возле соседнего дома на табурете сидел старик итальянец в серой мешковатой майке и пил пиво. Он дружелюбно кивнул и помахал банкой. Фрее начинало нравиться жить в Челси. Тихие улицы, красивые дома из красного кирпича, везде зелень. Многие здания сохранили свой первоначальный облик, не были перестроены, как того хотели яппи, там селились большие семьи или молодые одинокие люди, из соображений экономии предпочитавшие жить коммуной. Ей нравились маленькие палисадники, скрытые за домами игровые площадки и патио с навесами из плюща, ржавые литые решетки, засаженные клумбами балюстрады, большие лохматые собаки чуть ли не у каждого дома. Пять минут — и ты на «Файленс бэйзмент», и ройся себе в обуви с грандиозными скидками или сиди на краю пирса и смотри на Гудзон, любуйся статуей Свободы.

Новый спортивный комплекс был забит народом — всех возрастов и цветов кожи, играющих в гольф или хоккей на роликах. Однажды Фрея заглянула в щелку в ограде и увидела молодую женщину в облегающих брюках для верховой езды и ослепительно черных высоких сапожках, ведущую под уздцы лошадь. Вот он — Нью-Йорк. Здесь люди не ждут от жизни подачек — они выжимают из нее все, что могут, — хочешь быть счастливым, будь им.

Они зашли в книжный магазин на Седьмой авеню. Там было прохладно. Фрея пошла за поздравительной открыткой для Тэш, а Джек — за газетой с репертуаром кинотеатров. Фрея не испытывала сестринской привязанности к невесте, но твердо решила вести себя так, чтобы ее не в чем было упрекнуть. Она выбрала открытку и пошла искать Джека. Он стоял у стола, где были выложены на обозрение новинки книжного рынка. Фрею поразила некоторая странность его поведения. Она задержалась, чтобы понаблюдать за ним. Он брал книги, совершенно одинаковые, из одной стопки, просматривал их и осторожно убирал просмотренную книгу в самый низ соседней стопки — совсем в другой обложке.

— Что ты делаешь, Джек?

— Ничего. — Джек захлопнул книгу. Это был «Большой палец Вандербилта» Карсона Макгуайра.

Окинув взглядом стол, Фрея заметила, что в каждой стопке книг других авторов имеется одна Макгуайра — в самом низу. А та стопка, где изначально были только его книги, полностью исчезла.

— Пошли, — сказал он и потянул ее к выходу.

Фрея вышла следом за ним, вспоминая, как сама много раз заходила в книжные магазины, чтобы положить «Большое небо» поверх книг, считавшихся бестселлерами.

— Не очень-то порядочно, ты не находишь? — сказала она, когда они вышли на улицу. — Что плохого тебе сделал Макгуайр?

Джек откинул назад волосы:

— Хочу проверить, действительно ли его раскупают или это рекламный трюк. Все очень просто: загибаешь уголок какой-нибудь страницы, в моем случае это 313-я, заходишь в магазин и проверяешь, книга все еще там или нет.

— И что, уголки на 313-й загнуты?

— Нет, — признался Джек.

— Но ты все равно спрятал все книги.

— Если хочешь что-то купить, всегда можно попросить продавца принести еще.

Фрея прыснула:

— Да ты завистник!

— Прекрати! — огрызнулся он. — Ты меня не знаешь. Никто меня не знает.

Фрея открыла было рот, чтобы сказать ему в ответ что-то обидное, но, глянув на него, поняла, что он и впрямь расстроен, и осторожно дотронулась до газеты, торчащей у него под мышкой.

— Так что будем смотреть?

Они остановились, развернули газету и пробежали глазами репертуар в кинотеатрах.

— Смотри! «Высшее общество».

— Напыщенная чепуха, — возразил Джек.

— Бинг Кросби?

Джек скептически приподнял брови.

— Фрэнк Синатра, — напомнила ему Фрея. — Коул Портер. Грейс Келли… в купальнике.

— О'кей, твоя взяла.

Они сидели в последнем ряду полупустого кинотеатра, закинув ноги на сиденья предыдущего ряда, и ели воздушную кукурузу, доставая ее из пакетика. Фильм действовал успокаивающе, унося их из реальности в пятидесятые. Кросби, Синатра и Келли были бесподобны. Особенно Келли. И все же фильм оказался настолько пошлым и примитивным, что Фрея и Джек не досидели до конца и, ошалевшие, направились к выходу.

На улице Джек снял очки и, сложив их, засунул в карман.

— Проголодалась?