Комиссар Мегрэ - Вор комиссара Мегрэ

— Он был заряжен?

Рикен ответил не сразу. В эту минуту трудно было не подозревать его.

— Не знаю.

— Послушайте, Рикен, вы рассказали о вечеринках, на которых все так или иначе напивались. Вы, хвастовства ради, вертели в руках пистолет и теперь говорите, будто не знали, заряжен ли он был. Вы же могли, сами того не желая, убить любого из друзей. Ведь вы утверждали только сейчас, что умеете обращаться с оружием.

— Но когда человек пьян…

— А вы часто бывали пьяны?

— Довольно часто. Ну, не настолько, чтобы не отдавать себе отчета в том, что делаю.

— Куда вы прятали пистолет?

— Я его не прятал. Он лежал в верхнем ящике комода вместе со всяким барахлом.

— Выходит, любой из ваших гостей мог взять оружие и воспользоваться им?

— Да.

— Вы кого-нибудь подозреваете?

Снова растерянный взгляд.

— Нет…

— Никто — вы так считаете — не был влюблен в вашу жену?

— Кроме меня, никто.

— Влюблены, но не ревновали?

«Почему он язвительно произнес эти слова?»

— Я же вам объяснял.

— Карю?

— О нем я вам говорил.

— Маки?

— Внешность у него грубая, но в действительности он робок, как теленок, и боится женщин.

— Расскажите мне о тех, у кого вы бывали, с кем встречались «У старого виноградаря», кто засиживался у вас допоздна, когда вы получали гонорары.

— Прежде всего, Жерар Драмен, первый ассистент режиссера. Я был третьим ассистентом и работал с ним тогда над фильмом.

— Он женат?

— В настоящее время — нет. Они часто практикуют такое: поживут несколько месяцев врозь и снова съезжаются.

— Где он живет?

— Как правило, в каком-нибудь отеле. Он всегда гордится тем, что все его имущество умещается в одном чемодане.

— Ты записываешь, Жанвье?

— Стараюсь не упустить ни слова, шеф.

— Еще кто, Рикен?

— Фотограф Жак Юге, который живет в том же доме, что и я, только в центральном корпусе.

— Сколько ему лет?

— Тридцать.

— Женат?

— Дважды был женат и дважды разводился. У него ребенок от первой жены и двое — от второй. Вторая жена живет на одном с ним этаже.

— А сейчас он один?

— Нет, с Жослин. Очень симпатичная женщина. Она на седьмом месяце беременности.

— Значит, три жены. А с двумя первыми он общается?

— Да, они все хорошо ладят.

— Продолжайте список ваших друзей, завсегдатаев «У старого виноградаря».

— Они меняются, я вам уже говорил… Есть еще Пьер Лушар. Ему больше сорока, он гомосексуалист и владеет антикварной лавкой на улице Севр.

— Что у вас общего?

— Сам не знаю… Мы встречаемся «У старого виноградаря» Он повсюду ходит за нами, говорит немного, но счастлив, когда бывает в нашей компании.

— Ему вы тоже должны деньги?

— Немного. Триста пятьдесят франков. Зазвонил телефон. Мегрэ снял трубку.

— Алло, шеф! С вами хочет говорить Лапуэнт. Переключить на ваш кабинет?

— Нет… я сейчас приду.

Он снова направился в кабинет инспекторов.

— Вы просили позвонить, когда закончим, шеф. Мы с Лурти допросили всех соседей, которые могли что-нибудь услышать, в основном — женщин, потому что большинство мужчин еще не вернулись с работы. Выстрела никто не слышал. К шуму по ночам в квартире Рикенов все привыкли. Многие жильцы жаловались консьержке и собирались писать владельцу дома. Однажды, около двух часов ночи, какая-то старуха, страдавшая зубной болью, стояла у окна и видела, как из их квартиры выбежала во двор обнаженная женщина, а за ней — мужчина. Другие соседи тоже утверждают, что в квартире у Рикенов происходили оргии.

— Софи принимала гостей в отсутствие мужа?

— Понимаете, шеф, женщины, которых я допрашивал, не давали точных показаний. Чаще всего я слышал, что Рикены — дикие, невоспитанные люди, без малейшего понятия о морали. Они шесть месяцев не платили за квартиру, и хозяин дома собирался их выселить.

— Оставайтесь ты и Лурти в квартире до моего прихода. Мегрэ вернудся в кабинет, где его молча ждали Жанвье и Рикен.

— Слушайте меня внимательно, Рикен, — сказал комиссар. — При существующем положении дел я не хотел бы вас арестовывать. С другой стороны, полагаю, вам не очень по душе ночевать сегодня на улице Сен-Шарль.

— Я просто не смог бы.

— У вас нет денег, но я не хочу, чтобы вы бродили снова по Парижу в поисках друга, у которого можно взять взаймы.

— Как вы собираетесь со мной поступить?

— Инспектор Жанвье сейчас отведет вас в скромный отель на острове Сен-Луи. Вы можете попросить, чтобы вам принесли в номер еду. По дороге зайдите в какую-нибудь лавку и купите себе мыло, бритву и зубную щетку.

Комиссар выразительно взглянул на Жанвье.

— Желательно, чтобы вы никуда не выходили. Впрочем, предупреждаю вас: если вы выйдете…

— За мной будет хвост. Я понял… Я невиновен…

— Вы это уже говорили.

— Вы мне не верите?

— Это не входит в мои профессиональные обязанности. Доброй ночи.

Оставшись один, Мегрэ несколько минут ходил по кабинету, иногда останавливался у окна. Потом снял трубку и предупредил жену, что не вернется к ужину.

Четверть часа спустя он уже был в метро и вышел на станции «Бир-Акем». Дверь ему открыл Лапуэнт.

Запах формалина еще не выветрился. Лурти, сидя в единственном кресле, курил сигару.

— Хотите присесть, шеф?

— Спасибо. Ничего нового не обнаружили?

— Фотографии… Вот Рикены вместе на пляже. А это — у своей машины.

Софи была недурна собой. Выражение лица — капризное, как это принято у современных девушек. На улице ее было бы не отличить от тысячи сверстниц, которые одевались и вели себя на один лад.

— Нашли вино, алкоголь?

— Остатки виски на дне бутылки.

Простой старый шкаф, такой же сундук и стулья, но белая матовая краска, контрастировавшая с черным полом и красными стенами, придавала им оригинальность.

Мегрэ, не сняв шляпы, с трубкой во рту открывал двери, ящики. Одежды мало. Всего три ярких недорогих платья, несколько пар брюк, свитера с высоким воротом.

Рядом с ванной — кухонька, размером не больше стенного шкафа, с газовой плиткой и маленьким холодильником, а в нем бутылка минеральной воды, немного масла, три яйца и котлета в соусе.

Ни одежда, ни кухня, ни ванная, где было разбросано белье, не отличались чистотой.

— Никто не звонил?

— При нас никто.

Сообщение об убийстве, вероятно, уже появилось в газетах или появится с минуты на минуту.

— Лурти, пойди перехвати чего-нибудь, потом возвращайся и устраивайся поудобнее. Тебе понятно, старина?

— Понятно, шеф. Мне можно тут вздремнуть?

Мегрэ и Лапуэнт пошли пешком к ресторану «У старого виноградаря».

— Вы его арестовали? — спросил Лапуэнт.

— Нет. Торранс отвел его в отель «Аист» на острове Сен-Луи.

Не впервые они помещали туда человека, которого не хотели выпускать из виду.

— Вы думаете, что он — убийца?

— Он слишком умен и одновременно слишком глуп, чтобы на это пойти. С другой стороны…

Мегрэ не находил нужных слов. Редко бывало, чтобы комиссар испытывал к кому-нибудь такой интерес, как к этому Рикену. На первый взгляд, это был молодой честолюбец, каких в Париже немало. Несбывшиеся мечты о будущем? Но ведь ему только двадцать пять. Многие знаменитости в его возрасте еще прозябали в нищете.

— Будь я его отцом…

Что бы он сделал с таким сыном, как Фрэнсис Рикен? Попытался бы обуздать его, направить на путь истинный?

Мегрэ понимал, что ему следовало пойти повидать отца Рикена на Монмартре, если только тот, прочитав об убийстве в газетах, сам не явится на набережную Орфевр.

Лапуэнту, который молча шел,рядом с комиссаром, не больше двадцати пяти. Мегрэ мысленно сравнивал этих двух молодых людей.

Незаметно они подошли к ресторану.

Время аперитива, а тем более ужина, еще не наступило, и поэтому в зале были только двое. По одну сторону стойки, взобравшись на высокий табурет, сидела женщина и тянула через соломинку желтый напиток, по другую — сидел хозяин и читал газету.

Лампочки, излучавшие розовый свет, бар для бокалов и рюмок, крепившийся винтами, массивные столы, покрытые клетчатыми скатертями, стены, на две трети облицованные темным деревом.

Войдя первым и увидев человека с газетой, Мегрэ нахмурил брови, словно пытаясь что-то вспомнить.

Хозяин тоже поднял голову, но ему достаточно было мгновения, чтобы узнать комиссара.

— Вот так совпадение! — заметил он, комкая свежую газету. — А я как раз сейчас читал, что вам поручено расследование… — и, повернувшись к девице, сказал: — Фернанда, могу тебе представить комиссара Мегрэ. Садитесь, господин комиссар. Что вам предложить?

— А я и не знал, что вы стали хозяином ресторана.

— Когда начинаешь стареть…

И правда, Боб Мандий был примерно ровесником Мегрэ. Когда-то его имя было весьма популярным. Почти каждый месяц он выкидывал какой-нибудь трюк — то прыгал с парашютом на самую середину площади Согласия и приземлялся в нескольких метрах от обелиска, то на ходу пересаживался с мчавшейся галопом, лошади в гоночный автомобиль.

После тщетных попыток стать актером он сделался одним из знаменитейших каскадеров в кино. Трудно сосчитать, сколько раз он становился жертвой несчастных случаев. Все его тело, вероятно, покрыто шрамами.

Он сохранял прежнее изящество, элегантность. Правда, в его манерах чувствовалось некоторое напряжение, из-за которого движения казались слегка неестественными, как у автомата. Лицо же было даже чересчур гладким, со слишком правильными чертами, что, конечно, свидетельствовало о перенесенной пластической операции.

— Виски?

— Пиво.

— И вам тоже, молодой человек?

Лапуэнту явно не понравилось, что его так назвали.

— Видите ли, господин Мегрэ, я остепенился. Страховые компании считают, что я уже слишком стар, чтобы идти на риск, и в кино я вдруг перестал быть нулевым. Ну вот, я женился на Розе и стал хозяином этого ресторанчика. Видите мои волосы? Помните фотографию — после того как пропеллер вертолета снял мне кожу с головы вместе с волосами и голова стала гладкой, как колено? А это, конечно, парик. И он галантно помахал им в знак приветствия, как шляпой.

— Вы знали Розу? Она долгое время пела в «Трианон-Лирик». Роза Дельваль, как ее тогда называли. Ее настоящее имя Роза Ватан, но это слишком буднично для афиши. Итак, что вы хотите от меня услышать?

Мегрэ посмотрел на девицу, названную Фернандой.

— Не обращайте на нее внимания. Это пустое место. Через два часа она будет в стельку пьяна и не сможет сделать ни шагу. Тогда я запихну ее в такси.

— Вы, конечно, знаете Рикена.

— Конечно… За ваше здоровье. Я пью воду, простите. Рикен ужинает здесь раз или два в неделю.

— С женой?

— Конечно, с Софи. Редко увидишь Рикена без Софи.

— Когда, они были здесь в последний раз?

— Минутку… Какой сегодня день? Пятница. Они были здесь в среду вечером.

— С приятелями?

— В тот вечер не было никого из их компании. Если не ошибаюсь, кроме Маки. Мне кажется, что Маки ужинал тогда в своем углу.

— Они сели вместе с ним?

— Нет. Фрэнсис приоткрыл дверь и спросил у меня, видел ли я Карю, а я ответил, что не видел его два или три дня.

— В котором часу они ушли?

— Да они вообще не заходили. Должно быть, ужинали в другом месте. А где сейчас Фрэнсис? Надеюсь, вы его не засадили в тюрьму?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Я только что прочитал в газете, что жена его убита выстрелом из пистолета, а он сбежал.

Мегрэ улыбнулся. Полицейские явно плохо информировали репортеров.

— Кто вам рассказал о моем ресторане?

— Рикен.

— Значит, он не сбежал?

— Нет.

— Арестован?

— Тоже нет. Вы полагаете, что он мог убить Софи?

— Он никого не способен убить, кроме себя.

— Почему вы так думаете?

— Бывают минуты, когда он теряет веру в собственные силы и начинает себя презирать. Тогда он напивается. После нескольких рюмок он впадает в полное отчаяние, уверяет, что неудачник и делает несчастной жену.

— Вам он платит регулярно?

— Что вы, у него довольно длинный список долгов. Если бы я слушал Розу, то давно отказал бы ему в кредите. Роза считает: дело есть дело.

— В тот вечер Рикен сюда вернулся?

— Да. Я обслуживал один столик и почувствовал, что откуда-то дует. Я обернулся к двери. Дверь приоткрылась, и я увидел Рикена, который искал кого-то глазами.

— И нашел?

— Нет.

— В котором часу это было?

— Около одиннадцати. Вы правильно делаете, что хотите это точно выяснить. В тот вечер он пришел и в третий раз, намного позже. Иногда после ужина мы остаемся поболтать с клиентами. Это было после полуночи, в среду. Он снова явился, остался у дверей и знаком подозвал меня.

— Он знал клиентов, с которыми вы сидели?

— Нет. Это были давние друзья Розы, люди из театра, и жена присоединилась к нам, даже не сняв передника. Фрэнсис очень боится Розу. Он у меня спросил, приходил ли Карю. Я ответил, что нет. «А Жерар?» Жерар — это Драмен, один тип, о котором еще будут говорить в мире кино. «Тоже нет», — сказал я. Тогда он пробормотал, что ему необходимо достать две тысячи франков. Я знаком дал понять, что не могу. Несколько ужинов — это еще куда ни шло. Пятьдесят или сотню франков при случае, втайне от Розы, — это я могу. Но две тысячи франков…

— Он вам не сказал, зачем ему так срочно понадобились деньги?

— Сказал, что его собираются выставить за дверь и распродать все имущество.

— Он впервые обратился к вам с подобной просьбой?

— Конечно, нет. Роза не так уж и неправа, когда говорит, что он любит брать взаймы. Но хочу вам сказать, что он не циник. Просто верит, убежден, что не сегодня-завтра подпишет выгодный договор. Он так стесняется просить, что стыдишься ему отказать.

— Он был возбужден?

— А вы его вообще-то видели?

— Конечно.

— Как, по-вашему, он нервный или спокойный?

— Комок нервов.

— Так вот, я никогда не видел его другим. Иногда даже тяжело на него смотреть. Руки дрожат, лицо передергивается, из-за любого пустяка он лезет в бутылку, становится желчным или хорохорится. И при этом, верьте мне, комиссар, это славный малый, и я не удивлюсь, если он чего-нибудь добьется.

— А что вы думаете о Софи?

— Кажется, о мертвых нельзя говорить плохо, но таких, как Софи, везде навалом… Вы понимаете…

И он показал глазами на девицу, сидевшую у стойки и с вожделением глядевшую на бутылку.

— Удивляюсь, что он нашел в ней привлекательного. Таких тысячи — размалеванных, но с грязными ногами и стоптанными каблуками. По утрам они слоняются в слишком тесных брюках и едят один салат, чтобы стать натурщицами или кинозвездами.

— Она получала какие-нибудь роли?

— Конечно, благодаря Вальтеру.

— Кто это?

— Карю. Если сосчитать девиц, которые имели право получить у него какую-нибудь роль…

— Что это за человек?

— Поужинайте у меня, и вы его, наверное, увидите. Он приходит по вечерам и всегда сидит за одним и тем же столиком, рассчитанным на двоих. Обычно кто-нибудь пользуется его приглашением. Вы, наверное, знаете эту систему? Продюсер — это человек, который находит деньги, сначала — чтобы приступить к съемкам фильма, потом — чтобы их продолжить и, наконец, через несколько месяцев или даже лет финансирует их завершение. Карю наполовину англичанин, наполовину турок — довольно странное сочетание… Интересный мужчина, статный, с громким голосом, всегда готовый за всех уплатить. Через пять минут он переходит с вами на «ты».

— С Софи он тоже был на «ты»?

— Да, со всеми женщинами. Он называл их «моя малютка», «моя душенька», «моя красотка», в зависимости от времени дня.

— Как вы думаете, он с ней спал?

— Меня удивило бы обратное.

— Рикен не ревнив?

— Я так и думал, что вы до этого дойдете. Тогда уж скажу: тут был не один Карю. Уверен, что и другие не преминули… Так вот… Мы по этому поводу много раз спорили с Розой. Если вы спросите у нее, она станет поносить Рикена, скажет, что он бездельник, умеет придуриваться, жалуется, что его никто не понимает, а в действительности он не кто иной, как маленький паршивый сутенер. Правда, Роза большую часть времени находится на кухне и знает их хуже, чем я. Я пытался ей доказать, что Фрэнсис не знает про Софи…

— Вы так думаете?

У Боба Мандия были светло-голубые глаза, ясные, как у ребенка. Несмотря на свой возраст и немалый жизненный опыт, он сохранил веселый нрав и детское обаяние.

— Быть может, я наивный человек, но верю в этого парня. И я уверен в том, что он по-настоящему любил Софи. А она могла позволить себе обращаться с ним как угодно. Однажды, хватив лишнего, она цинично заявила, что он — неудачник, олух, бездарь, что она только теряет время с таким ничтожеством, как он.

— И он терпел?

— Он сидел сгорбившись, и только на лбу у него выступили капли пота. Он даже попытался улыбнуться и сказал: «Пойдем, Софи. Тебе нужно отоспаться, ты устала».

В глубине зала открылась дверь, и оттуда, вытирая руки о широкий передник, вышла маленькая, очень толстая женщина.

— Кого я вижу! Комиссар!

И пока Мегрэ раздумывал, откуда он мог ее знать — ведь он никогда прежде не бывал в «Трианон-Лирик», — она напомнила:

— Это было двадцать два года назад в вашем кабинете… Вы арестовали тогда типа, который украл в театральной уборной мои драгоценности. С тех пор я располнела… Как раз на эти драгоценности я и купила этот ресторан… Верно, Боб? Но что вас сюда привело?

Боб пояснил, указывая на газету:

— Софи умерла.

— Наша маленькая мадам Рикен?

— Да.

— Попали в аварию? Держу пари, что он сам вел машину.

— Ее убили.

— Что он плетет, господин Мегрэ?

— Он говорит правду.

— Когда это случилось?

— В среду вечером.

— Да они же здесь ужинали.

Лицо Розы утратило благодушие и свойственную ей сердечность.

— Что же ты ему наговорил? — обратилась она к мужу.

— Ответил лишь на его вопросы.

— Бьюсь об заклад, что ты ее поносил. Послушайте, господин комиссар, Боб неплохой парень, и мы с ним хорошая пара. Но там, где дело касается женщин, не стоит его слушать. По его мнению, все они потаскухи, а мужчины — их жертвы. Например, эта бедная девочка. Посмотри на меня, Боб! Кто был прав? Ведь она пострадала, а не он.

Роза замолчала и с вызывающим видом смотрела на них.

— Налейте еще, Боб! — пробормотала Фернанда усталым голосом.

И тот, чтобы скорее от нее отделаться, налил ей двойную порцию.

— Вы ее очень любили, мадам?

— Что вам сказать? Она воспитывалась в провинции, в Конкарно, где у ее отца часовой магазинчик. Уверена, что ее мать каждое утро ходит к мессе. Софи, приехав в Париж, попала в компанию типов, которые мнят из себя гениев только потому, что имеют отношение к кино и телевидению. Я работала в театре, а это значительно труднее. Я пела весь репертуар, но ничего из себя не строила. А молодые кретины…

— Кого вы имеете в виду?

— В первую очередь, конечно, Рикена, потому что он считает себя умнее всех. Когда ему удается напечатать статью в каком-нибудь журнальчике, который читают сотни две дураков, ему кажется, что он сразу же совершит переворот в кино. Он стал заботиться о девочке. Они даже поженились. Не знаю, что бы они ели, если бы их не приглашали на обед или ужин друзья или если бы мой дуралей не кормил их в кредит. Сколько он тебе должен, Боб?

— Неважно.

— Вы видите… А я должна гробить себя на кухне… Она ворчала, чтобы отвести душу, но это не мешало ей смотреть на мужа с неясностью.

— Она была любовницей Карю?

— На что она ему! С него достаточно Норы.

— Это его жена?

— Нет. Он бы на ней женился, да у него в Лондоне уже есть жена, которая и слышать не хочет о разводе.

— Как Нора выглядит?

— Вы ее не видели? Вот уж кого я не стала бы защищать… Не подумайте, что у меня против нее предубеждение, но я не понимаю, что находят в ней мужчины. Ей лет тридцать, но если смыть с нее краску, можно смело дать и сорок. Она худая. Такая худая, что можно все ребра пересчитать. Под глазами черные и зеленые тени — чтобы придать лицу таинственность, но от этого она становится похожей на колдунью.

— Она снимается в кино?

— За кого вы ее принимаете? Она предоставляет заниматься этим никчемным делом девчонкам. Ее мечта — выйти замуж за крупного международного продюсера, стать мадам продюсершей.

— Ты преувеличиваешь, — вздохнул Боб.

— Ну уж не так, как ты.

— Нора умная, культурная, намного культурнее Карю, и без нее он бы так не преуспел.

Время от времени Мегрэ поворачивался к Лапуэнту, который молча, не двигаясь, сидел у стойки, наверное, пораженный тем, что услышал, и атмосферой, царившей «У старого виноградаря».

— Вы останетесь на ужин, комиссар? Я бы мог время от времени подходить к вам перекинуться словечком. Сегодня суп из ракушек. Роза не забывает, что родилась в Ла-Рошели, где ее мать торговала рыбой. У нее есть хорошие рецепты… Вы когда-нибудь ели рыбу по-фурасски?

— Угри и камбалу, — заметил Мегрэ.

— Вы часто бывали в тех местах?

— В Ла-Рошели бывал часто.

— Сейчас поставлю варить.

— Охотно попробую.

Когда она ушла, Мегрэ обратился к Бобу:

— У вас с женой не совпадают мнения о людях. Если ее послушать, то Рикена надо немедленно упечь в тюрьму.

— Думаю, вы ошиблись бы.

— Вы подозреваете кого-нибудь?

— Нет. Где в это время был Рикен?

— Он уверяет, что бегал по Парижу в поисках Карю или кого-нибудь другого, кто мог бы дать ему взаймы… Погодите… Он говорил о каком-то клубе.

— Наверное, о клубе «Зеро». Карю туда частенько заходит. Другие мои клиенты тоже. Это один из самых модных клубов. Мода меняется каждые два-три года. Не впервые Рикен нуждался в деньгах и не впервые бегал повсюду, чтобы достать несколько тысяч франков.

— Карю он нигде не нашел.

— Он заходил к нему в отель?

— Полагаю, что да.

— Значит, он был в клубе «Ангэн». Нора большая любительница рулетки. В прошлом году в Канне он оставил ее одну в казино, а когда вернулся, обнаружил, что она успела заложить свои драгоценности. Еще пива? А может, портвейна?

— Предпочитаю пиво. А ты, Лапуэнт?

— Мне бы портвейна, — пробормотал тот краснея.

— Можно позвонить?

— Телефон в глубине зала, налево. Сейчас дам вам жетоны.

Он взял из кассы пригоршню жетонов и, не считая, протянул Мегрэ. Мегрэ подошел к телефону и набрал номер.

— Кабинет инспекторов? Кто у телефона? Торранс? Ничего нового? Он по-прежнему в «Аисте»? Спит? Ты теперь сменишь Жанвье. Ладно, старина, спокойной ночи. Все-таки присматривай. Проснется, бог знает, что может взбрести ему в голову. Ты можешь позвонить в речную бригаду? Надо бы завтра утром направить водолазов к мосту Бир-Акем. Метрах в сорока вверх по течению должен быть пистолет, брошенный с берега. Скажи, что звонишь от моего имени.

Он повесил трубку и набрал номер лаборатории.

— Моэрс? Вы меня разыскивали? Нашли пулю в стене? Как? Вероятно, шесть тридцать пять? Пошлите ее Гастин-Ренетту. Возможно, завтра у нас уже будет оружие. А отпечатки? Я так и предполагал. Везде понемногу. Это меня не удивляет, там нечасто убирали. Спасибо, Моэрс. До завтра!

Франсуа Рикен, обессиленный, спал в маленьком гостиничном номере на острове Сен-Луи, а Мегрэ собирался отведать вкусную рыбу по-фурасски в ресторане, где молодая пара часто встречалась со своей компанией.

Выйдя из телефонной кабины, он не мог сдержать улыбки при виде, как Фернанда оживленно разговаривала с Лапуэнтом, а тот не знал, как с ней держаться.

Глава 4

Странный это был вечер, полный взглядов украдкой, перешептываний, беспорядочных хождений в тесном зале ресторанчика «У старого виноградаря» при розовом свете ламп.

Около входной двери в небольшой нише за двухместным столиком расположились Мегрэ и Лапуэнт.

Гастин-Ренетт — знаменитый парижский торговец оружием, специалист по баллистике.

— Именно здесь сидели Рикен и Софи, если они бывали вдвоем, — сказал Боб.

Лапуэнт сидел спиной к залу и иногда, когда комиссар подавал ему знаки, что происходит что-то интересное, как можно более незаметно поворачивал голову.

Уха была вкусной, к ней подавали сухое шарантское вино, которое редко бывает в продаже: из этого сухого и терпкого вина готовят коньяк.

Бывший каскадер держался, как хозяин заведения, встречал клиентов у входа, как своих личных гостей. Он обменивался с ними шутками, целовал дамам руки, провожал до столиков, вручал посетителям меню.

Почти каждый раз после этого возвращался к Мегрэ.

— Архитектор с женой… Они приходят по пятницам, иногда с сыном-студентом, он изучает право. После архитектора пришли двое врачей с женами, тоже завсегдатаи, и заняли четырехместный столик. Одного из врачей вскоре вызвали к телефону, и после разговора он забрал из гардероба свой чемоданчик и ушел, извинившись перед спутниками.

Скульптор Маки с аппетитом ужинал в одиночестве и вопреки правилам хорошего тона.

В половине девятого появился темноволосый юноша болезненного вида и поздоровался с Маки за руку. Но сел он не за его столик, а устроился на диванчике, разложив перед собой какой-то текст, напечатанный на ротапринте.

— Это Драмен… — объявил Боб. — У него привычка работать во время еды. Это его последний сценарий, который пришлось переделывать три или четыре раза.

Большинство посетителей были знакомы между собой, по крайней мере с виду, и приветствовали друг друга легкими поклонами.

Мегрэ обернулся и увидел Карю. И, разумеется, Нору, которую трудно было не заметить. В этот вечер она была одета не в парчовые брюки, как в прошлый раз, а в прозрачное облегающее платье, настолько, прозрачное и облегающее, что казалась обнаженной.

На отбеленном, словно у Пьеро, лице выделялись только угольно-черные глаза и веки, покрытые переливающимися на свету блестками.

В ее взгляде, манере держаться, во всем ее облике было что-то потустороннее: это впечатление особенно усиливалось жизненной силой и здоровьем, которые излучал всегда улыбающийся Карю.

Пока Нора шла за Бобом к столику, Карю пожимал руки Маки, Драмену, врачу и его двум дамам.

Когда наконец он добрался до места, Боб наклонился к нему и произнес несколько слов. Взгляд продюсера искал Мегрэ и с любопытством на нем задержался. Можно было предположить, что он встанет, чтобы пожать руку и комиссару, но он принялся изучать меню, которое ему услужливо вручили, и обсуждать его с Норой. Когда Боб подошел к Мегрэ, тот спросил:

— Я полагал, что компания собирается за одним столиком?

— Бывает… Но иногда каждый остается в своем углу, а потом вместе пьют кофе. Случается, сразу садятся за один стол. Клиенты чувствуют себя здесь как дома. У нас почти нет случайных посетителей, да мы в них и не заинтересованы.

— Все уже знают о случившемся?

— Надо думать, прочли в газетах или слышали по радио.

— Что говорят?

— Ничего… Им, должно быть, не по себе. Что вы возьмете после ухи? Жена советует жаркое из баранины.

— Жаркое? Как ты смотришь, Лапуэнт? Лапуэнт кивнул.

— И графинчик бордо?

Сквозь занавески видны были огни бульвара и спешащие или прогуливающиеся прохожие. Иногда останавливалась, чтобы обменяться влюбленным взглядом или поцелуем, обнявшаяся парочка.

Драмен не отрывался от рукописи, иногда доставал из кармана карандаш и делал какие-то пометки. Только его одного, казалось, не трогало присутствие полицейских. Он был одет в темный костюм, и его можно было принять за банковского служащего.

— Карю колебался, подойти ли ему ко мне, — сказал Мегрэ Лапуэнту, рассматривая продюсера и его спутницу. — Не знаю, что там Нора ему советует взглядом, не разжимая губ, но он явно не согласен.

Комиссар представил, как раньше Франсуа Рикен и Софи входили сюда, искали глазами друзей и ждали, пригласят их за какой-нибудь столик или им придется ужинать в углу вдвоем. Не были ли они похожи на бедных родственников?

— Вы хотите их расспросить, шеф?

— Не сейчас. После обеда.

Было очень душно. Врач, которого вызывали к больному, уже вернулся, и по выражению его лица можно было догадаться, что напрасно его побеспокоили.

Куда делась Фернанда, высокая, сильно выпившая девица, которая сидела, прилепившись к стойке бара? Должно быть, Боб ее выпроводил. Сейчас он беседовал с тремя или четырьмя клиентами, которые сидели у бара вместо нее. Все они о чем-то оживленно переговаривались.

— Женщина-призрак поучает своего мужа, — заметил Боб.

Действительно, она цедила что-то сквозь зубы, не сводя глаз с Мегрэ. Интересно, что она советовала Карю?

— Он еще колеблется. Ему не терпится подойти к нам, но она его не пускает. Наверное, придется подойти самому.

Мегрэ тяжело поднялся и стал пробираться между столиками. Чета смотрела, как он подходит. Нора — с невозмутимым видом, Карю — с явным удовлетворением.

— Я вам не помешаю?

Продюсер встал, вытер губы и протянул руку.

— Вальтер Карю… А это моя жена.

— Комиссар Мегрэ.

— Я знаю… Извольте присесть. Могу предложить вам бокал шампанского? Моя жена пьет только шампанское, а я ей не противоречу. Жозеф! Бокал для комиссара.

— Прошу вас, продолжайте ужинать.

— Мне незачем говорить вам, что я догадываюсь о причине вашего появления здесь. Я узнал новость по радио, когда зашел в гостиницу принять душ и переодеться.

— Вы были знакомы с Рикенами?

— Довольно хорошо. Здесь мы все друг друга знаем. Он иногда работал на меня. Это означает, что я частично финансировал фильм, в котором он сотрудничал.

— А его жена не играла какие-нибудь небольшие роли в других ваших фильмах?

— Уже не помню. Она, скорее, была статисткой.

— Она хотела сделать карьеру в кино?

— Вряд ли. Впрочем, большинство девушек ее возраста мечтают увидеть себя на экране.