Дело Сен-Фиакр

Сименон Жорж
Дело Сен-Фиакр

      Жорж Сименон
      Дело Сен-Фиакр
      Перевод с французского А. Шаталова.
      Глава I
      Осторожное поскребывание в дверь; звук чего-то, поставленного прямо на пол; негромкий голос:
      - Время полшестого! Только что позвонили к первой мессе...
      Мегрэ приподнялся на локти, скрипнула кровать, и он удивленно глянул в окошко, расположенное прямо на скате крыши. И тут же снова прозвучал голос:
      - Вы пойдете причащаться?
      Комиссар Мегрэ уже поднялся, стоя босыми ногами на ледяном полу. Он подошел к двери, "запертой" куском бечевки, намотанной на два гвоздя. Послышались быстро удаляющиеся шаги и, выглянув в коридор, комиссар успел заметить мелькнувший силуэт женщины в кофте и белой юбке.
      Тогда он поднял кувшин с горячей водой, который принесла ему Мари Татен, закрыл дверь им, отыскав осколок зеркала, побрился:
      Догорающей свече оставалось ещё несколько минут жизни. А за окошком ещё было темно, прямо настоящая зимняя ночь. На ветвях тополей ещё оставались несколько сухих мертвых листьев.
      Стоять, выпрямившись в полный рост, Мегрэ мог только находясь посреди мансарды под двускатной крышей. Холодно. Всю ночь ему дышало прохладой в затылок, но он никак не мог понять откуда сквозит.
      Как бы то ни было, холод его бодрил, создавая давно забытую атмосферу деревни.
      Первый удар колокола, зовущий к мессе... Колокола над спящей деревней... Будучи ребенком, Мегрэ так рано никогда не поднимался... Он ждал, когда позвонят ещё раз без четверти шесть, поскольку тогда не нуждался в бритве... Разве только умывался...
      И горячую воду тогда ему не носили... Случалось даже, что вода в кувшине замерзала, покрывалась корочкой льда... Немного спустя, его башмаки уже стучали по мерзлой земле...
      Теперь, не спеша одеваясь, он слышал, как Мари Татен сновала по залу трактира, стряхивая решетку в печке, зазвенела посудой, крутила кофейную мельницу.
      Он одел пиджак, потом плащ. Прежде, чем выйти, вынул бумажник, а из него документ:
      "Муниципальная полиция в Мулене.
      Переслать по принадлежности в Уголовную полицию в Париже".
      Потом квадратный листок. На нем старательно выведено:
      "Сообщаю, что в церкви Сен-Фиакр во время первой мессы в День Поминовения усопших будет совершено преступление".
      * * *
      Бумажка пролежала несколько дней в разных кабинетах на набережной Орфевр. Мегрэ случайно обратил на неё внимание и удивился:
      - Сен-Фиакр, Матиньон?
      - Вполне вероятно, поскольку нам это переслали из Мулена.
      И Мегрэ сунул листок в карман.
      Сен-Фиакр! Матиньон! Мулен! Эти названия были ему знакомы больше, чем кому-либо иному.
      Он родился в Сен-Фиакре, где его отец в течение тридцати лет проработал управляющим в замке! В последний раз он был там, когда умер отец, которого похоронили на небольшом кладбище за церковью.
      "Во время первой мессы... будет совершено преступление..."
      Приехал Мегрэ накануне. Остановился в единственном здесь трактире у Мари Татен.
      Она его не признала, но он-то её узнал по глазам. Будучи девчонкой, она косила, и он это запомнил.
      Маленькая тщедушная девчонка превратилась в старую и, кажется, ещё более тощую старую деву, без конца шныряющую по залу, кухне, а так же по двору, где разводили кроликов и кур.
      Комиссар спустился по лестницу. Внизу светила керосиновая лампа. На краю стола стояли тарелки. Крупно нарезанные куски серого хлеба. Запах кофе с цикорием и кипяченого молока.
      - Вам следует сходить к причастию, тем более в такой день, как сегодня... Лучше всего для этого прийти на первую мессу!
      Хрупкие голоса колоколов. На дороге уже слышны шаги. Мари Татен пробежала через кухню, что бы переодеться в черное платье, надеть нитяные перчатки и криво сидящую из-за шиньона шляпку.
      - Я вас оставляю... Кушайте... дверь на ключ сами закроете?
      - Да нет! Я готов...
      Она была смущена, что пойдет вместе с мужчиной! Да ещё приезжим из Парижа! Она мелко семенила, наклоняясь вперед, по утреннему холодку. По земле ветром мело опавшие листья. Их сухой шорох свидетельствовал о том, что за ночь они сильно промерзли.
      К слабо освещенному входу в церковь спешили и другие тени. Колокола все? звонили. В окнах низеньких домиков светились окна, люди поспешно одевались, чтобы попасть к первой мессе.
      Как когда-то, Мегрэ чувствовал холод, резь в глазах, замерзшие кончики пальцев и привкус кофе во рту. Но вот, войдя в церковь, в тепло, ощутил запахи восковых свечей и ладана.
      - Извините меня.. Я пойду на свое обычное место... там моя маленькая скамеечка..., - пробормотала она.
      Мегрэ узнал черный стул с красными бархатными подлокотниками старой Татенихи, матери косой девчонки.
      В глубине церкви ещё дрожала веревка, за которую только что дергал звонарь. Разничий заканчивал зажигать свечи.
      Сколько же собралось на это призрачное сборище невыспавшихся людей? Более полутора десятков. Мужчин, впрочем, было только трое: церковный сторож, звонарь и сам Мегрэ.
      "... будет совершено преступление..."
      Полиция в Мулене посчитала это дурной шуткой и не стала беспокоиться. Да и в Париже удивились поездке комиссара.
      До Мегрэ донесся слабый шум за дверью, расположенной справа от алтаря. Тут он четко, буквально по секундам, смог догадаться, что там происходит: ризница, опоздавший мальчик из церковного хора, кюре, молча облачающийся в ризу; вот он складывает руки, как полагается, и направляется к нефу, в сопровождении спотыкающегося в своем одеянии мальчика.
      Мальчишка был рыжий. Он звонил в колокольчик.
      С шепотом молитв началась литургия.
      "... во время первой мессы..."
      Мегрэ перебрал одну за другой все эти тени. Пять старушек с собственными скамеечками, на которые становятся на колени во время молитвы. Толстая жена арендатора. Молодые крестьянки и ребенок...
      Снаружи донесся шум подъехавшего автомобиля. Скрипнула дверца. Звучат мелкие, легкие шаги, и через всю церковь проходит дама в траурном платье. На клире стоит ряд скамеек из твердого полированного дерева. Они предназначены для господ из замка. Там-то и разместилась, бесшумно устроившись, дама, под внимательными взглядами остальных женщин.
      "Requiem (ternam dona eis, Domine..."
      Мегрэ может быть даже и сейчас смог бы повторять за священником. Он усмехнулся, вспомнив, что когда-то предпочитал мессу по усопшим всем другим, потому что молитвы здесь были значительно короче. Вспомнилась даже одна месса, которую провели за 16 минут!
      Впрочем, сейчас он не отвлекаясь, перестал смотреть на даму. Профиль её он еле различал. И, поколебавшись, признал графиню де Сен-Фиакр.
      "Dies iroe, dites illa..."
      Конечно, это была она. В последний раз он видел её двадцатипяти двадцатишестилетней. Это была рослая, худая, меланхоличная женщина, гулявшая по парку.
      Теперь ей было за шестьдесят... Молилась она истово. Лицо изможденное, руки слишком длинные и очень тонкие сжимали молитвенник.
      Мегрэ оставался в задних рядах, где стояли плетеные стулья, за которым во время литургия с певчими прихожане платили по 5 сантимом, а во время обычной мессы они обходились бесплатно.
      "... будет совершено преступление..."
      Вместе с другими он встал во время первого чтения Евангелия. Со всех сторон на его наплывали детали и накатывались воспоминания. Например, он подумал вдруг:
      "В День поминовения усопших три мессы служит один и тот же священник..."
      В свое время он завтракал у кюре между второй и третьей мессой. Яйцо всмятку и козий сыр!
      Наверное, в полиции Мулена были правы! Здесь не могло случиться никакого преступления! На скамью, где сидела графиня, с краешку, за четыре места от неё присел ризничий. Тяжело ступая, как некий директор театра, озабоченный необходимостью присутствовать на спектакле, протопал звонарь.
      Из мужчин оставались только Мегрэ и священник; молодой священник с каким-то страстным мистическим взглядом. Ведя службу, он не спешил, как, бывало, старый кюре, которого знал комиссар. Этот не пропускал середины строф в молитвеннике.
      Витражи побледнели. Снаружи занимался день. На ферме замычала корова.
      Вскоре все смиренно склонились, когда кюре начал священнодействие с облаткой и чашей. Звякнул колокольчик мальчика из церковного хора. Не причащался только Мегрэ.
      Все женщины направились к скамье, сложив руки; лица их стали замкнутыми. Облатки выглядели столь белыми, что казались какими-то нереальными, проходя через руки священника.
      Служба продолжалась. Графиня спрятала лицо в ладонях.
      "Pater Noster...
      "Et ne nos inducas in tentationem..."
      Пальцы старой дамы раздвинулись, открыв измученное лицо. Она открывала молитвенник.
      Еще четыре минуты! Молитвы. Последнее чтение Евангелия! И это конец! Не будет никакого преступления!
      Ибо в предупреждении сказано точно: первая месса...
      Свидетельством того, что все закончено, является уход церковного сторожа в ризницу...
      Графиня де Сен-Фиакр снова закрыла лицо ладонями. Она не шевелится. Большинство старушек тоже замерло.
      "Ite missa est..." "La messe est dite..." [??? не понял: последняя фраза на французском и означает: "Месса окончена, идите" ВЕК]
      Только теперь Мегрэ осознал насколько он был напряжен и встревожен. Он отдавал себе едва отчет в этом. Неволено комиссар вздрогнул. С нетерпением он дождался конца чтения Евангелия, предвкушая, как вдохнет свежий воздух, выйдя из церкви, увидит движущихся людей, услышит, о чем они говорят...
      Старушки разом ожили, как бы проснулись. Зашуршали шаги по холодным голубым плитам храма. Какая-то крестьянка уже двинулась к выходу, за ней другая. Появился ризничий с гасильщиком и, вместо пламени, от свечей стал подниматься голубоватый дымок.
      Наступил день. Серый свет проникал в неф вместе со сквознячком.
      Осталось трое... Двое... Скрипнул стул... Осталась только графиня, и Мегрэ напрягся.
      Ризничий, который закончил свое дело, посмотрел на мадам графиню де Сен-Фиакр. На его лице отразилось легкое колебание. В тот же момент подошел комиссар.
      Оба они стояли рядом с нею, удивленные её неподвижностью, пытаясь взглянуть в лицо, которое она закрывала руками.
      Взволнованный Мегрэ коснулся её плеча. Тело покачнулось и, потеряв равновесие, ничем не поддерживаемое, скатилось на пол, неподвижно замерев.
      Графиня де Сен-Фиакр была мертва.
      * * *
      Тело перенесли в ризницу и уложили на поставленные в ряд три стула. Ризничий бросился вызывать местного доктора. Мегрэ же как-то забыл, что присутствие его здесь неофициальное. Ему понадобилось несколько минут, чтобы понять, почему пылкий священник смотрит на него вопросительно и подозрительно.
      - Кто вы? - спросил кюре. - Как вы...
      - Комиссар Мегрэ из Уголовной полиции.
      Он посмотрел прямо в лицо священнослужителю. Перед ним стоял человек лет тридцати пяти, с правильными, но столь суровыми чертами лица, что они воскрешали в памяти непримиримых в вопросах веры прежних времен.
      Он был явно охвачен глубоким волнением и уже менее твердым голосом, почти прошептал:
      - Не хотите ли вы сказать, что...
      Раздеть графиню никто не осмеливался. К её губам пытались поднести зеркальце, слушали, не бьется ли сердце.
      - Никакой раны я не вижу.., - наконец отозвался Мегрэ.
      Он посмотрел вокруг на то, что их окружало, ничуть, даже в деталях, не изменившись за 30 лет. Церковные сосуды стояли на тех же самых местах, что и раньше. На прежних местах лежали риза, уже приготовленная для следующей мессы, и стихирь мальчика из церковного хора.
      Серенький дневной свет уже проникал в окно, соперничая с горящей масляной лампой. Было одновременно и душно, и прохладно. Священника явно обуревали какие-то ужасные мысли.
      Драма! Мегрэ не сразу понял, но воспоминания детства продолжали подниматься, всплывая изнутри, как воздушные шарики.
      "... Церковь, где было совершено преступление, должна быть снова освящена епископом..."
      Как же могло здесь совершиться преступление? Не было слышно выстрела. И никто не подходил к графине. В течение всей мессы Мегрэ не терял ей из виду!
      Не было ни пятен крови, ни раны!
      - Вторая месса должна начаться в семь? Так ведь?
      Каким облегчением было услышать тяжелые шаги врача, краснощекого сангвиника, на которого как-то сразу произвела странное впечатление атмосфера, царящая в ризнице и который по очереди внимательно смотрел то на комиссара, то на кюре.
      - У мерла? - наконец спросил он.
      И сразу, не колеблясь, начал расстегивать корсаж графини, в то время, как священник отвернулся. Снова внутри церкви раздались тяжелые шаги. Потом зазвонил колокол, который раскачивал звонарь. Первый удар, призывающий прихожан на вторую, семичасовую мессу.
      - Я нахожу в данном случае только эмболию... Но я ведь не являюсь лечащим врачом графини. Она предпочитает моего коллегу из Мулена... Тем не менее пару-тройку раз меня приглашали в замок... У неё было больное сердце.
      Ризница была тесной. Трое мужчин и труп еле-еле там помещались. А тут ещё пришли двое мальчиков из церковного хора, ибо семичасовая месса проводилась с певчими.
      - Ее автомобиль должно быть стоит неподалеку снаружи! - сказал Мегрэ. - Следует отвезти её в замок...
      И он тут же почувствовал на себе пугливый взгляд священника. Неужели тот о чем-то догадывается? Пока ризничий вместе с шофером переносили тело в машину, кюре обратился к комиссару:
      - Вы уверены, что... Мне осталось отслужить ещё две мессы... Это ведь День Повиновения усопших... Моя паства...
      Должен ли был Мегрэ успокаивать священника, поскольку смерть графини наступила от эмболии?
      - Вы же слышали, что сказал доктор...
      - Однако же вы пришли именно сегодня и на эту мессу...
      Мегрэ сделал усилие, что бы не показать своего беспокойства.
      - Случайность, месье кюре... Мой отец тоже похоронен на этом кладбище...
      И он поспешил к довольно старой модели автомобиля, который шофер заводил ручкой. Врач не знал, что делать. На площади толпилось несколько человек, не понимающих, что происходит...
      - Пойдем вместе...
      Труп занял почти все место внутри салона. Мегрэ и доктор теснились сбоку.
      - Вы выглядели несколько удивленно, когда я сообщил о причине смерти графини..., - прошептал доктор, который, кажется, ещё не обрел присущий ему апломб. - Будь вы в курсе сложившейся здесь ситуации, вы бы, наверное, поняли... Графиня...
      Он смолк, посмотрев на шофера, одетого в черную ливрею, который невозмутимо вел машину. Они пересекли площади и выехали на холм, ограниченный с одной стороны церковью, с другой - прудом Нотр-Дам, поверхность которого в это утро была темно-серого цвета.
      Трактир Мари Татен стоял справа, являясь первым домом в деревне. Потом слева протянулась аллея, окаймленная дубами с обеих сторон, а совсем в глубине высилась темная громада замка.
      Одноцветное небо, ровное и ледяное, как каток.
      - Вы полагаете, что это предвестник драмы... Видимо, поэтому у кюре такой странный вид.
      Доктор Бушардон был крестьянином и сыном крестьянина. Сейчас, правда, он был одет в коричневый охотничий костюм и высокие резиновые сапоги.
      - Я собирался поохотиться на уток на пруду...
      - Мессу вы не посещаете?
      Доктор подмигнул.
      - Замечу, что это не мешало мне быть в приятельских отношениях с прежним кюре... Но вот с этим...
      Они въехали в парк. Теперь более четко проступали детали замка: слепые окна первого этажа, закрытые ставнями; две угловые башни, наиболее сохранившаяся старая часть строения.
      Когда автомобиль остановился перед террасой, взгляд Мегрэ прошелся по низким, на уровне земли, окнами кухонного помещения, где в это время толстая кухарка ощипывала куропаток.
      Шофер не знал, что ему делать дальше и не осмеливался открыть дверцы машины.
      - Месье Жан должно быть ещё не встал...
      - Позовите кого угодно... У вас что, нет других слуг?..
      У Мегрэ потекло из носа. Действительно, сильно похолодало. Он стоял впереди двора вместе с доктором, который тем временем стал набивать трубку.
      - Кто такой тот Жан?
      Бушардон пожал плечами и как-то странно ухмыльнулся.
      - Скоро вы сами его увидите.
      - Да кто же он, в конце концов?
      - Ну, некий молодой человек... Приятный молодой человек...
      - Родственник?
      - Ну, если хотите!.. В некотором роде... Да ладно, чего уж тут скрывать... Это - любовник графини... А официально - её секретарь...
      Мегрэ, всмотревшись в лицо доктора, вдруг вспомнил, что учился вместе с ним в школе!
      Но вот только его-то самого никто не узнавал! Впрочем, ему уже сорок два года! Да и, конечно, он потолстел.
      Замок. Да, он знал его может быть много лучше, чем кто бы то ни было! Особенно, служебную часть. Ему было достаточно сделать несколько шагов в сторону, чтобы увидеть домик управляющего, в котором родился.
      И может быть эти воспоминания волновали его больше всего! И еще, конечно, воспоминания о графине де Сен-Фиакр, такой, какой он её помнил: молодой женщиной, которая для него, мальчишки из народа, являлась воплощением женственности, грации и благородства.
      И вот она умерла! Ее, как какую-то вещь, затолкнули в салон машины и даже подогнули ноги! Ей даже не застегнули корсаж, и белое нижнее белье резко выделялось на фоне траурного платья!
      "... будет совершено преступление..."
      Но ведь доктор утверждает, что она умела от эмболии! И какой же демиург мог такое предвидеть? И зачем оповещать полицию?
      В замке началась беготня. Открывались и захлопывались двери. Полуодетый, хотя в ливрее, метрдотель [сноска: Метрдотель - в помещичьем быту - старший слуга, ведающий столом и домашней прислугой. (Здесь и дальше прим. переводчика).] открыл центральный вход, но колебался, прежде чем подойти ближе. Из-за его плеча выглядывал какой-то человек в пижаме, с всклокоченными волосами и сонными глазами.
      - Что случилось? - закричал он.
      - Вот вам и котяра! - цинично проворчал доктор на ухо Мегрэ.
      Всполошившаяся кухарка молча смотрела из своего полуподвального помещения.
      Открывались окна под крышей в комнатах слуг...
      - Эй! Чего вы ждете? Почему не несете графиню в спальню? - негодуя, повысил голос Мегрэ.
      Все происходящее казалось ему кощунством, потому что не вязалось с его воспоминаниями детства. От этого он чувствовал себя плохо не только морально, но и физически!
      "...будет совершено преступление..."
      Звонил колокол ко второй мессе. Людям следовало поспешить. Здесь уже были арендаторы, приехавшие издалека на собственной повозке! Они привезли с собой цветы, чтобы возложить их на кладбищенские могилы.
      Жан не осмеливался приблизиться. Метрдотель, открыв дверцу, тоже оставался стоять на месте.
      - Мадам графиня... Мадам.., - бормотал он.
      - Ну что?.. Вы так и собираетесь держать её здесь? А?
      И какого дьявола у доктора на лице этакая насмешливая ухмылка?
      Тут Мегрэ решил все взять в свои руки:
      - Ну-ка, пошевеливайтесь! Двое мужчин... Вы! (он указал на шофера)... И Вы!.. (ткнул пальцем в слугу)... Отнесите её в спальню...
      Едва те просунулись в салон машины, как из замка донесся телефонный звонок.
      - Телефон звонит!.. Странно, звонок в такую рань! - проворчал доктор Бушардон.
      Жан не осмелился ответить. Он, казалось, совсем отключился. Тогда Мегрэ, пройдя в замок, снял трубку.
      - Алло!.. Это замок?
      - Да, замок...
      Голос звонившего, казалось, звучал совсем рядом:
      - Прошу позвать к телефону мою мать. Она уже должна вернуться с мессы...
      - Кто это говорит?
      - Граф де Сен-Фиакр... Впрочем, это не ваше дело... Позовите мою мать...
      - Минутку... Не скажете ли вы, откуда звоните?..
      - Из Мулена! Но, черт побери, я же вам сказал, что...
      - Приезжайте-ка сами сюда! Так будет лучше! - четко проговорил Мегрэ и положил трубку.
      Выйдя в коридор, он вынужден был прижаться к стене, чтобы пропустить слуг, несущих покойницу.
      Глава II
      Молитвенник
      - Входите, - сказал доктор, когда покойную положили на кровать. - Но мне вообще-то нужен кто-нибудь, кто бы помог её раздеть...
      - Сейчас найдем горничную! - отозвался Мегрэ.
      Жан тут же поднялся этажом выше и, спустя некоторое время, вернулся в сопровождении женщины лет тридцати, бросавший вокруг испуганные взгляды.
      - А вы убирайтесь! - бросил комиссар слугам, которым этого только и надо было.
      Потом он ухватил Жана за рукав, осмотрел с головы до ног и повлек к одной из оконных ниш.
      - Какое отношение вы имеете к сыну графини?
      - Но... Я...
      Молодой человек был худ, а пижама сомнительной чистоты никак не способствовала уважительному отношению к нему со стороны комиссара. Он избегал смотреть в глаза Мегрэ, и ему явно хотелось вырваться из цепко держащих его пальцев.
      - Не спешите, - заговорил комиссар. - Давайте-ка поговорим начистоту, чтобы не терять времени.
      Было слышно, как за тяжелой дубовой дверью спальни кто-то ходит туда-сюда, скрипят пружины матраса, а доктор Бушардон дает вполголоса указания горничной. Раздевали мертвую!
      - И каково же ваше положение в замке? Сколько времени вы тут находитесь?
      - Уже четыре года...
      - Вы что, были раньше знакомы с графиней де Сен-Фиакр?
      - Я... то есть я был ей представлен нашими общими друзьями... Мои родители как раз тогда разорились из-за того, что лопнул небольшой банк в Лионе... Я попал сюда, как доверенное лицо, чтобы заниматься личными делами графини...
      - Кстати. А чем вы до этого занимались?
      - Ну... Я путешествовал... Писал критические статьи об искусстве...
      Мегрэ даже не улыбнулся. Впрочем, окружающая обстановка вообще не располагала к иронии.
      Замок был велик и обширен. Внешнего вида он ещё не потерял, но внутри выглядел невзрачно, как пижама того молодого человека. Повсюду пыль, старая, потерявшая прежний лоск обстановка, куча всяких бесполезных вещей. Краска кое-где облупилась и поблекла.
      На стенах явно были заметны более светлые пятна, свидетельствующие о том, что там когда-то стояла мебель, которую потом убрали. Причем, конечно, самую красивую! Ту, что была более ценной!
      - Вы стали любовником графини...
      - Каждый свободен любить, кого...
      - Идиот! - буркнул Мегрэ и повернулся спиной к секретарю.
      Как будто и так все ни было ясно само по себе! Достаточно только взглянуть на этого Жана! Или просто несколько минут подышать воздухом замка! Обратить внимание на взгляды, которые бросает прислуга!
      - Вы знали, что её сын должен был приехать?
      - Нет... Да и что мне до того?
      На комиссара он старался не смотреть, да и вообще взгляд был какой-то бегающий. Правой рукой он теребил рукав левой.
      - Я хотел бы одеться... Мне холодно... Но... но почему здесь полиция...?
      - Отправляйтесь одеваться!
      Мегрэ толкнул дверь спальни, избегая смотреть на кровать, где лежала совершенно обнаженная покойница.
      Это помещение напоминало остальные в замке. Оно было просторным, очень холодным и забитым всякими никчемными, разрозненными вещами. Желая облокотиться на каминную мраморную полку, Мегрэ заметил, что та сильно треснула.
      - Ну, обнаружили что-нибудь? - спросил комиссар у Бушардона. Подождите минуточку... Мадемуазель, не могли бы вы выйти?
      Закрыв дверь за горничной, он подошел к окну и, упершись лбом в холодное стекло, скользнул взглядом по парку, покрытому слоем замерзших сухих листьев.
      - Могу только повторить то, что говорил вам раньше. Смерть произошла из-за резкой остановки сердца...
      - И чем это вызвано?
      Доктор небрежным жестом набросил покрывало на труп, потом, подойдя к стоящему к окна Мегрэ, раскурил трубку.
      - Может быть эмоциями... А может быть холодом... Холодно было в церкви?
      - Напротив!.. И вы, конечно, не нашли никаких следов ранений?
      - Абсолютно никаких!
      - Даже следов укола?
      - Я тоже думал об этом... Ничего!.. И к тому же, могу утверждать, что графиня не приняла яда... Так что считать, что графиню...
      Мегрэ, наморщив лоб, вглядывался в крышу домика управляющего, в котором родился.
      - Расскажите мне в двух словах, как протекала жизнь в замке? негромко спросил он.
      - Вы знаете столько же, сколько и я... Графиня была одной из тех женщин, которые служат образцом добропорядочности до сорока - сорока пяти лет... И тут как раз умер граф, а сын уехал в Париж на учебу...
      - А что же здесь?
      - Появились всякие секретари, которые оставались более-менее подолгу... Последнего вы сами видели...
      - А как состояние?
      - Замок заложен, три фермы из четырех проданы... время от времени приходит антиквар, чтобы порыскать в поисках остатков ценного...
      - Ну, а сын?
      - Я плохо его знаю! Говорят, что это тоже та ещё штучка...
      - Ладно. Спасибо!
      Мегрэ собрался уходить. Бушардон за ним.
      - Между прочим..., любопытно узнать, что за случай занес вас сегодня утром в нашу церковь?...
      - Да. Действительно, выглядит странно...
      - У меня такое ощущение, что я вас уже где-то видел...
      - Что ж, вполне возможно...
      И Мегрэ, проходя по коридору, ускорил шаг. В голове у него было пусто, поскольку он плохо выспался. А может быть потому, что простыл в трактире Мари Татен. Он увидел спускающегося по лестнице Жана, одетого в серый костюм, но все ещё в домашних туфлях. И в этот момент во двор замка въехал автомобиль.
      Небольшое гоночное авто, окрашенное в желтый цвет, длинное, узкое и неудобное. Через несколько мгновение в холл ворвался мужчина в кожаном пальто, сорвал с головы каскетку и крикнул:
      - Хелло! Есть тут кто-нибудь?.. Или все ещё спят?..
      Тут он заметил глядящего на него с любопытством Мегрэ.
      - В чем дело?
      - Не шумите... Мне нужно с вами поговорить...
      Рядом с комиссаром появился бледный и взволнованный Жан. Граф де Сен-Фиакр походя легонько ткнул его кулаком в плечо, пошутив:
      - Ты все ещё здесь, негодник?
      Сказал он это не зло, а с каким-то глубоким презрением.
      - Ну что здесь случилось? Надеюсь, ничего серьезного?
      - Ваша матушка умерла сегодня утром в церкви...
      * * *
      Морису де Сен-Фиакр было лет тридцать, пожалуй, столько же, сколько и Жану. Оба они были одного роста, но граф пошире и поплотнее. И к тому же, весь он в своем кожаном облачении дышал бодрой энергией. Серые глаза смотрели весело и насмешливо.
      Слова Мегрэ заставили его нахмуриться.
      - Что вы говорите!
      - Пройдите и посмотрите.
      - Вот как!.. Я, который...
      - Какой?
      - Да так, ничего! Где она?..
      Он был ошеломлен, сбит с толку. Войдя в спальню, легка приподнял край покрывала, чтобы взглянуть в лицо мертвой. Никаких признаков душевной боли. Ни слезинки, ни одного драматического жеста. Только несколько произнесенных шепотом слов:
      - Бедная старушка!..
      Жан посчитал своим долгом пойти за ним, но граф, заметив его, бросил:
      - Выйди отсюда, ты...
      Потом занервничал. Стал шарить по спальне вдоль и поперек. Наткнулся на доктора.
      - Бушардон, отчего она умерла?
      - Остановка сердца, месье Морис... Но комиссар на этот счет наверное знает больше, чем я...
      Молодой человек резко обернулся к Мегрэ.
      - Вы из полиции?.. В чем дело?
      - Не могли бы мы поговорить с вами снаружи, на свеем воздухе?.. Вы побудете здесь, доктор?
      - В общем-то, я собирался поохотиться...
      - Ничего! Поохотитесь завтра или в другой раз!
      Морис де Сен-Фиакр последовал за Мегрэ, задумчиво глядя себе под ноги. Когда они дошли до главной аллеи замка, семичасовая месса уже закончилась, и прихожане, на этот раз более многочисленные, выходя из церкви, собирались группками на паперти. Несколько человек уже ушло на кладбище, и их головы виднелись над оградой.
      По мере того, как разгорался день, становилось все холоднее из-за резкого северного ветра, который мел опавшие листья, гонял их из конца в конец площади, и они кружились над прудом Нотр-Дам, как стая птиц.
      Мегрэ набил трубку. Не для того ли он вытащил наружу своего спутника? Но ведь доктор-то курил прямо в спальне покойницы. И сам Мегрэ имел привычку курить где попало...
      Но не в замке! Для него это место было особенным, а в детские годы недоступным.
      "Сегодня граф пригласил меня в библиотеку, чтобы вместе поработать", с затаенной гордостью говорил его отец. И мальчишка, которым тогда был Мегрэ, с уважением всматривался в парк, где кормилица возила колясочку с малышом. Этим малышом был Морис де Сен-Фиакр!
      - Скажите, был ли кто-либо заинтересован в смерти вашей матушки?
      - Я не понимаю... Ведь доктор только что сказал..
      Он явно встревожился. Жесты стали резкими и нервными. Граф буквально выхватил бумажку, которую ему протянул Мегрэ, где говорилось о преступлении.
      - Ну и что же? Ведь Бушардон установил смерть от эмболии и...
      - Остановка сердца, которую некто предвидел за 15 дней? Знал заранее?
      Крестьяне смотрели на них издали. А эти двое приближались к церкви, следуя ходу своих мыслей.
      - Что вы собирались сделать, приехав сегодня утром в замок?
      - Я как раз и хотел сказать об этом..., - выговорил четко молодой человек. - А вы как раз спросили... Впрочем, ладно!... Действительно был некто, кто желал смерти моей матери... Это - я!
      Он не шутил. Лицо оставалось серьезным. Поздоровался, назвав по имени, с проезжавшим мимо на велосипеде, потом сказал:
      - Поскольку вы из полиции, то должно быть уже поняли здешнюю ситуацию... Впрочем, эта скотина Бушардон, наверняка, не преминул проболтаться. Мать моя - несчастная старуха... Отец умер... Я уехал. Оставшись одна, она, как я полагаю, повредилась умом... Сначала проводила время в церкви... Потом...
      - Потом пошли молодые секретари...
      - Не думаю, что вы в это поверили и чтобы это мог наплести Бушардон... Никакого порока! Просто необходимость проявлять нежность и заботу.... Ей было необходимо о ком-то заботиться... Ну, а молодые люди пошли дальше... Но это не мешало ей оставаться набожной... Потому у нее, должно быть, наступило помутнение сознания... Она разрывалась между верой и этим... этими...