Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Комиссар Мегрэ - Буря над Ла-Маншем

ModernLib.Net / Классические детективы / Сименон Жорж / Буря над Ла-Маншем - Чтение (стр. 1)
Автор: Сименон Жорж
Жанр: Классические детективы
Серия: Комиссар Мегрэ

 

 


Жорж Сименон

«Буря над Ла-Маншем»

1

Можно было и впрямь подумать, что лукавый случай, воспользовавшись уходом Мегрэ на покой, тут же, словно в насмешку, преподнес ему разительный пример ненадежности всех свидетельских показаний. Причем на этот раз знаменитый комиссар, вернее, тот, кого именовали так еще три месяца назад, находился по другую сторону барьера, среди клиентов, если можно так выразиться, ибо именно к нему был обращен настойчиво-внимательный взгляд и вопрос:

— Уверены ли вы, что тогда была половина седьмого или около того и что вы стояли подле камина?

И Мегрэ с ужасающей очевидностью понял, что можно мгновенно парализовать сразу несколько человек простым вопросом:

— Что именно вы делали между шестью и семью вечера?

Если бы еще тогда происходили какие-то бурные, драматические, волнующие события! Ничуть не бывало! Просто-напросто в ненастный день шестеро обитателей семейного пансиона томились от безделья в ожидании обеда в гостиной, в столовой или в своем номере.

Словом, Мегрэ-клиент, Мегрэ, которого допрашивали, отвечал нерешительно, точно нерадивый школьник или лжесвидетель.

Впрочем, ненастный день — это слишком слабо сказано. На парижском вокзале Сен-Лазар большое объявление гласило: «Буря над Ла-Маншем. Переезд из Дьеппа в Ньюхейвен не гарантируется».

Многие англичане, не рискуя пускаться в путь, возвращались обратно в гостиницы.

На главной улице Дьеппа бешеный ветер, казалось, вот-вот сорвет все вывески. Чтобы открыть входную дверь, приходилось напрягать все силы. Потоки воды обрушивались на мостовую, словно морской прибой, с грохотом разбивающийся о каменистый пляж: лишь изредка мелькала фигура одинокого прохожего, вынужденного выйти из дома и бегом пробиравшегося вдоль стен, натянув пальто на голову.

Стоял ноябрь. Уже в четыре часа дня повсюду зажигали лампы. В морском порту судно, которому следовало отчалить в два часа, все еще покачивалось у причала бок о бок с рыбачьими шаландами, их мачты с треском ударялись друг о друга.

Смирившись, г-жа Мегрэ принесла из своей комнаты вязание, начатое в поезде, и уселась у печки, и тут же незнакомый ей рыжий хозяйский кот поспешил устроиться у нее на коленях.

Время от времени она поднимала голову и бросала сокрушенный взгляд на Мегрэ, который маялся, не зная, чем заняться.

— Напрасно мы не остановились в гостинице, — вздыхала она. — Там ты хоть нашел бы кого-нибудь сыграть в карты…

Само собой! Да вот бережливая г-жа Мегрэ взяла Бог весть у какой своей знакомой адрес этого семейного пансиона, затерявшегося в конце пустынной, неосвещенной набережной, где стояли летние дачи с заколоченными на зиму ставнями и дверями.

А между тем это впервые после того, как чета Мегрэ двадцать пять лет назад совершила свадебное путешествие, они отправились вместе отдохнуть и развлечься.

Наконец-то Мегрэ обрел свободу! Он покинул свой кабинет на набережной Орфевр и вечером мог спокойно лечь спать, уверенный, что проведет ночь в своей постели, что никакой телефонный звонок не разбудит его и не погонит невесть куда разглядывать еще не остывший труп.

И вот, поскольку г-жа Мегрэ давно мечтала посмотреть Англию, Мегрэ вдруг решился:

— Проведем две недели в Лондоне. Я воспользуюсь случаем и встречусь с коллегами из Скотленд-Ярда, с которыми вместе работал в годы войны.

И надо же, такое невезенье! Над Ла-Маншем разразилась буря! Пароход не отплывает. Приходится торчать в этом унылом пансионе, о котором г-жа Мегрэ вспомнила в недобрый час и где, казалось, сами стены источали скаредность и скуку!

Хозяйка м-ль Отар изо всех сил пыталась замаскировать приторными улыбками свой почтенный возраст и скверный характер. Но ноздри ее невольно вздрагивали всякий раз, как она замечала шлейф табачного дыма, тянувшийся за Мегрэ, который расхаживал по комнатам. С ее уст то и дело готово было сорваться замечание, что нельзя беспрерывно курить трубку в натопленном и тесном помещении, где сидят дамы. Но всякий раз Мегрэ, предчувствуя грозу, поднимал на нее столь хладнокровный взор, что хозяйка спешила отвести взгляд и промолчать.

Ее также отнюдь не радовало, когда бывший комиссар, всю жизнь питавший слабость к печкам, хватал кочергу и с великим рвением разгребал чуть тлеющие угли, отчего все трубы гудели, как моторы.

Дом был невелик — трехэтажная вилла, превращенная в пансион. С улицы попадали прямо в коридор, но из соображений экономии свет не горел ни в коридоре, ни на лестнице, которая вела на второй и третий этажи, так что по временам слышно было, как кто-нибудь из постояльцев спотыкается в темноте на ступеньках или ощупью ищет дверную ручку.

В первой комнате нижнего этажа, окна которой выходили на улицу, была гостиная с нелепыми маленькими креслами, обитыми зеленоватым плюшем; на столе лежали старые, истрепанные журналы.

Затем шла столовая, где разрешалось находиться не только в часы еды.

Г-жа Мегрэ сидела в гостиной. Мегрэ ходил из комнаты в комнату, от одной печки к другой, от одной кочерги к другой.

За столовой помещалась буфетная, там сейчас пятнадцатилетняя горничная Ирма начищала мелом ножи и вилки

А дальше находилась кухня, где царили м-ль Отар и Жанна, старшая служанка, женщина лет около тридцати, вечно ходившая в шлепанцах, вечно нечесаная и неопрятная, вечно раздраженная, смотревшая на всех недоверчиво и неприветливо

Больше никакой прислуги в доме не было. Все то и дело натыкались на растерянного мальчика лет четырех, сына Жанны, как узнал Мегрэ от горничной Ирмы; на него со всех сторон сыпались толчки, шлепки и ругань.

В подобную погоду всякое другое место тоже мало располагало бы к веселью, но в доме м-ль Отар время тянулось томительно, как нигде, минуты, казалось, содержали больше секунд, чем положено, а стрелки на черных мраморных часах, стоявших под стеклянным колпаком на камине, совсем не двигались.

— Сходил бы ты в кафе, когда чуть поутихнет. Там-то уж наверняка найдешь себе партнеров для игры.

Даже поболтать в свое удовольствие и то не удавалось: постояльцы ни на минуту не оставались одни. М-ль Отар то и дело сновала из кухни в гостиную, открывала дверцу буфета или выдвигала ящик, присаживалась на миг и снова уходила, и вид у нее при этом был такой озабоченный, словно она должна следить за каждым во избежание катастрофы, словно, если ее не будет в гостиной хоть пятнадцать минут, гости тотчас воспользуются этим и стянут один из рваных журналов мод или же подпалят мебель!

Время от времени в гостиную забегала Ирма, она убирала в буфет начищенные приборы и уносила следующую партию.

У печки в столовой сидела, держась очень прямо на стуле, «печальная дама» которую супруги Мегрэ так прозвали, не зная ее имени, и читала книгу с никому не ведомым названием — книга была без обложки.

Должно быть, она жила здесь уже несколько недель. На вид ей было лёт тридцать, и выглядела она болезненной; возможно, она приехала сюда немного отдохнуть после перенесенной операции. Во всяком случае, передвигалась она с опаской, словно боялась, что в ней что-то сломается. Ела она мало, вздыхая при этом так, будто сожалела о минутах, потраченных на столь низменное занятие.

Другая обитательница пансиона, которую Мегрэ со свирепой усмешкой называл «молодой новобрачной», являла собой прямую противоположность этой даме: движения ее были столь стремительны, что даже когда она просто переходила от одного кресла к другому в комнате возникали сквозняки.

Молодой новобрачной было лет сорок — сорок пять. Невысокого роста, полная, она отличалась, должно быть, не слишком покладистым характером, так как по малейшему ее зову муж бросался к ней со всех ног, и на лице его заранее появлялось покорное и виноватое выражение.

Ему едва минуло тридцать лет, и не требовалось особой наблюдательности, чтобы понять, что он заключил брак не по любви и что, пожертвовав своей свободой, он хотел обеспечить себе кусок хлеба на старости.

Звали их Жюль и Эмилия Моссле.

Как ни медленно ползли стрелки, все же они двигались. Позднее Мегрэ вспомнил, что он взглянул на часы в ту минуту, когда Жанна подала печальной даме мятный настой. Было несколько минут шестого, и Жанна показалась ему угрюмее обычного.

Вскоре вернулся с улицы молодой англичанин, мистер Джон, и вместе с ним в дом ворвалось холодное дыхание бури. С его мокрого плаща на пол гостиной стекали ручейки воды.

Оживленный, раскрасневшийся от ветра и от новости, которую он принес он заявил с сильным английским акцентом:

— Пароход скоро отчалит.. Пожалуйста, мадмуазель, пусть отнесут мои вещи…

С раннего утра он суетился, торопясь вернуться в Англию. Только что ему сообщили в порту, что пароход попытается пересечь Ла-Манш.

— Дайте, пожалуйста, счет.

Мегрэ с минуту колебался, не последовать ли совету жены и не перебежать ли, прижимаясь к домам и рискуя промокнуть до костей, в «Швейцарскую пивную», где была хоть какая-то жизнь, движение.

Он даже вышел в переднюю к вешалке, увидел в полутьме три больших чемодана мистера Джона, потом пожал плечами и вернулся в гостиную.

— Ну почему ты не идешь туда? Сам на себя нагоняешь хандру…

После этого замечания жены Мегрэ грузно уселся в кресло, схватил первый попавшийся журнал и начал его перелистывать. Удивительное дело — ему некуда себя девать и нечем заняться. По логике вещей такое состояние должно способствовать хорошей восприимчивости.

Пансион был невелик. Малейший шорох сразу разносился по всему дому, так, что, когда вечером чета Моссле удалялась в свою комнату, остальные испытывали неловкость.

Но Мегрэ в тот день словно ничего не видел и ничего не слышал, даже тень предчувствия не коснулась его.

Он рассеянно заметил, как мистер Джон расплатился с хозяйкой, зашел в буфетную и дал на чай Ирме. Мегрэ неопределенно кивнул в ответ на такой же неопределенный поклон англичанина, поняв, что Жанна, более крепкая, чем молодой человек, понесет два его чемодана к пристани.

Но он не видел, как она вышла. Это его не интересовало. В сельскохозяйственном журнале, который он случайно взял в руки, ему попалась длинная статья, набранная мелким шрифтом, о повадках лесных мышей, он начал просматривать ее и самым глупым образом увлекся чтением.

Стрелки продолжали неслышно передвигаться на зеленоватом циферблате, но никто уже не следил за ними. Г-жа Мегрэ беззвучно шевелила губами, считая петли в своем вязании. Изредка то в одной, то в другой печке потрескивал уголь или ветер начинал гудеть в трубе.

Послышался стук тарелок: Ирма накрывала к обеду. Из кухни донесся запах жареной рыбы — мерлана, которого каждый вечер неизменно подавали к столу.

Внезапно в ночи раздались голоса: голоса были возбужденные, они словно вырвались из бури, они приближались, они проследовали мимо окон, остановились у порога, и, наконец, все это завершилось отчаянным дребезжанием дверного колокольчика, непривычно громким для этого дома.

Но даже в эту минуту Мегрэ не вздрогнул. Долгие часы мечтал он, чтобы хоть что-нибудь нарушило докучную монотонность дня, но когда пришло это непредвиденное и чреватое самыми неожиданными последствиями событие, он был поглощен чтением увлекательного рассказа о лесных мышах.

— Да, это здесь… — проговорил голос м-ль Отар.

В дом проникли ветер, вода, мокрые дождевики, красные, возбужденные лица. Мегрэ волей-неволей пришлось оторваться от журнала, и он увидел мундир полицейского и черное пальто невысокого человека с потухшей сигарой во рту.

— У вас служила некая Жанна Фенар? Мегрэ заметил, что откуда-то вдруг появился сынишка Жанны — верно, из кухни.

— Эта женщина только что была убита выстрелом из револьвера, в тот момент, когда она переходила улицу Диг…

В первый момент на лице м-ль Отар выразилось недоверие. Всем своим видом она показывала, что она не из тех, кто верит россказням первого встречного. Поджав губы, она бросила:

— Неужели!

Но сомнения ее длились недолго, так как человек с потухшей сигарой продолжал:

— Я комиссар полиции. Прошу вас следовать за мной для опознания тела. Я требую также, чтобы никто больше не выходил из этого дома.

Глаза Мегрэ насмешливо заискрились. Жена посмотрела на него, словно спрашивая: «Почему ты не назовешь себя?»

Но он еще слишком мало пробыл в отставке и еще не Пресытился своим инкогнито. Он с удовольствием уселся Поглубже в кресло, критически разглядывая комиссара.

— Будьте добры одеться и следовать за мной.

— Куда же? — спросила м-ль Отар.

— В морг…

И тогда печальная дама, о существовании которой Мегрэ совершенно забыл, испустила громкий крик и забилась в подлинной или хорошо разыгранной истерике.

Из кухни выскочила Ирма с блюдом в руках.

— Жанну убили?

— Занимайся своим делом, — приказала м-ль Отар. — Можешь подавать обед, пока я буду там.

Она взглянула на мальчика, который ничего не понял и путался под ногами у взрослых.

— Запри его в комнате. Уложи спать.

Где находилась в эту минуту г-жа Моссле? Вопрос как будто не из трудных, а между тем Мегрэ не смог бы на него ответить. Зато г-н Моссле, который в доме ходил в нелепых туфлях из красного фетра, стоял в коридоре. Вероятно, из своей комнаты он услышал шум и спустился вниз.

— Что случилось? — спросил он.

Но комиссар спешил. Он сказал вполголоса несколько слов полицейскому. Полицейский снял шинель, фуражку, закурил сигарету и устроился у печки как человек, который собирается просидеть здесь долго.

М-ль Отар, надевшую желтый плащ и резиновые сапоги, увели на улицу, с порога она последний раз обернулась и крикнула Ирме:

— Быстрее подавай обед! Рыба пережарится.

Ирма плакала машинально, словно из вежливости, просто потому, что кто-то умер и надо плакать. Она плакала, подавая блюда, и отворачивалась, чтобы слезы не капали на еду.

Мегрэ увидел за столом г-жу Моссле ничуть не взволнованную, но полную любопытства.

— Интересно, как это произошло?.. Это случилось на улице?.. Значит, тут, в Дьеппе, апаши разгуливают по городу?

Моссле ел с аппетитом. Г-жа Мегрэ никак не понимала, почему ее муж проявляет такое безразличие к этому делу, ведь он всю жизнь только и занимался раскрытием преступлений.

Печальная дама смотрела на мерлана в своей тарелке почти таким же взглядом, каким мерлан смотрел на нее. Изредка она приоткрывала рот, но не для того, чтобы есть, а чтобы испустить вздох.

Полицейский сел верхом на стул и наблюдал, как они ели. Ему явно не терпелось привлечь к себе внимание.

— Это я ее нашел! — с гордостью сообщил он г-же Моссле, которая, казалось, больше других интересовалась тем, что произошло.

— Как же это?

— Да, в общем, случайно… Я живу на улице Диг, такая маленькая улочка между набережной и портом, в самом конце, за табачной фабрикой. Там, можно сказать, никто никогда и не ходит. Я шел быстро, опустив голову, и вдруг вижу — что-то темнеет.

— Какой ужас! — произнесла г-жа Моссле не слишком убежденно.

— Я сначала подумал, что лежит пьяный, они часто валяются на тротуарах…

— Даже зимой?

— Особенно зимой, ведь начинают пить, чтобы согреться!

— А летом пьют, чтобы освежиться, — пошутил Жюль Моссле, перемигнувшись с женой.

— Если угодно… Я наклонился и увидел, что это женщина. Я стал звать на помощь, ее принесли в аптеку на углу Парижской улицы и увидели, что она мертва. И вот тогда-то я узнал ее, я ведь всех знаю в нашем квартале… Я сказал комиссару: «Это служанка из пансиона Отар…»

Мегрэ робко спросил, словно не решаясь вмешиваться не в свое дело:

— А чемоданов при ней не было?

— При чем тут чемоданы?

— Ну, не знаю… Я просто подумал, шла она к порту или оттуда…

Полицейский почесал в затылке.

— Постойте-ка. Судя по ее позе, она, пожалуй, шла сюда, когда это случилось…

Он поколебался немного, затем протянул руку к бутылке с красным вином, налил себе стакан и проговорил:

— Вы позволите?

Это движение приблизило его к столу. На блюде остывали два мерлана. Поколебавшись еще мгновение, он ухватил один из них, съел его, не прибегая к вилке, и выбросил кости в ведро из-под угля.

Потом обвел всех вопрошающим взглядом и, убедившись, что нет охотника на второго мерлана, съел его, как и первого, запил вином и вздохнул.

— Наверняка убийство из ревности. Второй такой потаскухи, как эта девка, прямо не сыскать. Вот уж кто мог ночи напролет проводить на танцульках в кабачке на том конце порта.

— Ну, тогда другое дело, — проговорила г-жа Моссле. Убийство из ревности она считала вполне естественным.

— Только вот что удивительно, — продолжал полицейский под неотступным взглядом Мегрэ, — убили-то ее из револьвера. А ведь матросы, сами знаете, чаще орудуют ножом.

В эту минуту вернулась м-ль Отар, но лицо ее не покраснело от ветра, как у других, она была бледна. То, что произошло, придало ей весу в собственных глазах, и всем своим видом она словно говорила: «Мне кое-что известно, но не надейтесь, что скажу вам».

Она окинула взглядом стол, обедающих и их тарелки, подсчитывая количество рыбьих хребтов. Обернувшись к Ирме, которая хлюпала носом у дверного косяка, она строго спросила:

— Чего ты ждешь? Почему не подаешь телятину? — Потом повернулась к полицейскому: — Надеюсь, вам предложили вина? Ваш начальник скоро придет. Он звонит в Ньюхейвен.

Мегрэ чуть вздрогнул. Она заметила это, и тень подозрения промелькнула на ее лице.

Она сочла своим долгом добавить:

— Во всяком случае, так мне показалось.

Ей не показалось, ей это было точно известно. Итак, комиссар полиции узнал о м-ре Джоне и его поспешном отъезде.

Значит, в настоящий момент полиция шла по следу молодого англичанина.

— Ах, ото всего этого я опять разболеюсь, — томным голосом произнесла печальная дама, которая обычно отрывала рот только три раза в день, да и то для того, чтобы вздохнуть.

— Что же тогда говорить мне? — возмутилась м-ль Отар: она не могла стерпеть, чтобы кто-то был больше нее затронут событием. — Вы думаете, мне все это на руку? Девка, на которую я потратила столько времени, пока чему-то обучила… Ирма! Принесешь ли ты, наконец, соус?

Ощутимым результатом всей этой беготни и суеты было то, что в дом проник наконец свежий, воздух. Он уже не растворялся в комнатном тепле, он гулял легким сквозняком, обвевая затылки, пробегая холодком по спине.

Это и заставило Мегрэ подняться и помешать кочергой уголь в печке, не обращая внимания на пустое ведро. Затем он набил трубку, прикурил от бумажного фитиля, поднесенного к огню, и машинально принял свою любимую, хорошо известную на набережной Орфевр позу: он стоял спиной к печке, зажав в зубах трубку, заложив руки за спину, а на лице его застыло неопределенное выражение, не то упрямое, не то отсутствующее. Как всегда, когда разрозненные факты начинали группироваться в его уме, словно слабые ростки еще не родившейся истины.

Вернулся комиссар полиции, но Мегрэ даже не шелохнулся. Он услышал его слова:

— Пароход еще не прибыл. Мне сообщат…

Нетрудно было представить себе, как пароход бросает, точно щепку в непроглядной темноте Ла-Манша, где ничего нельзя было различить, кроме белых барашков на гребнях огромных волн. Измученные морской болезнью пассажиры, безлюдный буфет, мятущиеся тени на темной палубе и единственный ориентир впереди — мерцающая светлая точка маяка в Ньюхейвене.

— Я вынужден допросить всех присутствующих дам и господ по очереди.

М-ль Отар поняла и предложила:

— Эту дверь можно закрыть, вы займете гостиную, и никто не…

Комиссар полиции не успел пообедать, но на столе уже не осталось мерланов, а запустить пальцы в блюдо, где лежали липкие ломтики телятины, он не решился.

2

Это была чистая случайность. Полицейский огляделся, выбирая, с кого ему начать. Взгляд его встретился с глазами г-жи Мегрэ. Она показалась ему женщиной покладистой, и он пригласил ее первой.

— Пройдите, — сказал он, открыв и тут же затворив за ней дверь гостиной. Губы бывшего комиссара тронула чуть заметная улыбка.

Хотя дверь была прикрыта, слова доносились довольно отчетливо. И улыбка Мегрэ обозначилась еще яснее, когда в соседней комнате он услышал вопрос своего коллеги:

— Через «е» или «э»?

— Через «э».

— Как у знаменитого комиссара полиции?

Жена его оказалась на высоте и ответила кратко:

— Да.

— Вы не родственница ему?

— Я его жена.

— Но, стало быть, вы здесь с мужем?

Минуту спустя Мегрэ уже сидел в гостиной перед сияющим и немного смущенным коллегой.

— Признайтесь, вы хотели надо мной посмеяться! Подумать только: я собирался допрашивать вас, как всех прочих! Я и вообще-то веду этот опрос для очистки совести, чтобы убить время в ожидании новостей из Ньюхейвена. Но ведь вы-то были на месте, вы в какой-то степени наблюдали, как подготавливалась драма, и должны иметь более ясное представление обо всем. Я был бы вам очень благодарен, если…

— Даю вам слово, у меня нет ни малейшего представления…

— Кто знал, что эта девица собирается выйти на улицу?

— Да все, кто находился в доме. Но только теперь я начинаю понимать, как трудна роль свидетеля: я, например, не мог бы с уверенностью сказать, кто был в это время в пансионе.

— Вы были заняты?

— Я читал.

Он не рискнул добавить, что увлекся статьей о жизни кротов и лесных мышей.

— Я смутно слышал возню, сборы. А потом… Ну вот, например, госпожа Моссле! Была ли она внизу или нет? И если была, то где сидела, что делала?

Комиссар полиции был явно неудовлетворен. Может быть, знаменитый коллега нарочно предоставляет ему выпутываться в одиночку? И он решил показать, как он, скромный провинциальный комиссар, умеет вести расследование.

В салон пригласили печальную даму. Она назвалась Жерменой Мулино и оказалась учительницей, отдыхающей после болезни.

— Я сидела в столовой, — пролепетала она, — я еще помню, что подумала, как несправедливо нагружать чемоданами англичанина эту бедную женщину, а вот здоровые мужчины не знают, как убить время.

Взгляд, который она, говоря о здоровых мужчинах, бросила на широкие плечи Мегрэ, ясно показывал, к кому относился ее намек.

— С этого момента вы не отлучались из столовой?

— Нет, простите, я поднималась к себе в комнату.

— Долго ли вы там пробыли?

— Примерно минут пятнадцать… Я приняла лекарство и ждала, пока оно подействует

— Извините меня за вопрос, который я вам задам, но я задам его каждому постояльцу пансиона. Я рассматриваю его как простую формальность. Я полагаю, вы сегодня не выходили на улицу и пальто ваше по этой причине сухое?

— Нет. Днем я ненадолго выходила.

Новое доказательство ненадежности свидетельских показаний! Мегрэ не заметил ни того, что она выходила на улицу, ни того, что в течение пятнадцати минут ее не было в столовой!

— Вы, вероятно, ходили в аптеку за лекарством?

— Нет Мне просто хотелось посмотреть на порт во время ливня и бури..

— Благодарю вас. Следующий!

Вошла Ирма, по-прежнему хлюпая носом и теребя пальцами уголок фартука.

— Как, по-вашему, были ли у Жанны враги?

— Не знаю, мсье.

— Вы не заметили за последнее время изменений в ее настроении, она не чувствовала, что ей что-то угрожает?

— Она только сказала мне сегодня утром, что ее ненадолго хватит служить в этом доме. Так она выразилась.

— С вами здесь плохо обращаются?

— Я этого не говорила, — с живостью возразила Ирма, покосившись на дверь.

— Известно ли вам по крайней мере, были ли у Жанны любовники?

— Еще бы!

— Почему вы так уверенно говорите?

— Она вечно боялась забеременеть.

— Вы знаете их имена?

— Был один рыбак, который вызывал ее свистом в переулок, его зовут Гюстав.

— Про какой переулок вы говорите?

— А за домом у нас переулок. Через кухню, черным ходом, потом перейти двор и выйдешь прямо туда…

— Вы сами выходили вечером?

Она поколебалась, чуть не сказала «нет» и после минутной нерешительности призналась:

— Я выскочила на минутку в булочную. Сбегала купить булочку.

— В котором часу?

— Я не посмотрела… Около пяти часов, верно.

— Почему вам понадобилась булочка?

— Мы здесь не больно-то сытно едим, — тихонько промолвила она.

— Благодарю вас.

— Вы не передадите ей?

— Будьте спокойны… Следующий! На этот раз вошел Жюль Моссле, державшийся с подчеркнутой непринужденностью.

— К вашим услугам, господин комиссар.

— Вы сегодня днем отлучались из дома?

— Да, господин комиссар. Я ходил за сигаретами.

— В какое время?

— Примерно без десяти или без пяти пять. Я вернулся почти сразу, погода была отвратительная.

— Вы не были знакомы с убитой?

— Да нет, конечно, господин комиссар. Его поблагодарили, как и остальных, и его место заняла жена, которой задали тот же вопрос:

— Вы сегодня выходили?

— Я обязана отвечать?

— Так будет лучше для вас.

— В таком случае прошу вас только не сообщать об этом Жюлю. Вы сейчас поймете. Мой муж пользуется большим успехом у женщин. Но он слабохарактерный, и я не доверяю ему. Когда он собрался выходить, я спустилась вслед за ним, желая узнать, куда он идет…

— И куда же он направился? — спросил комиссар, бросив быстрый взгляд на Мегрэ.

Ответ был по меньшей мере неожиданный.

— Не знаю.

— Как же так? Вы признались, что пошли вслед за ним…

— Совершенно верно! Я и думала, что иду за ним. Поймите! Пока я надевала пальто и брала зонтик, он уже завернул за угол. Когда я добралась до этого угла, я заметила вдалеке мужчину в коричневом плаще и пошла за ним. И только минут через пять, когда он прошел мимо освещенной витрины, я обнаружила, что это вовсе не Жюль. Пришлось вернуться ни с чем. А потом я даже виду не показала.

— Через сколько времени после вас он вернулся?

— Право, не знаю. Я поднялась наверх. Он мог побыть в гостиной…

В эту минуту резко задребезжал дверной колокольчик и вошел полицейский с телеграммой для комиссара. Тот вскрыл ее, прочел и протянул Мегрэ.

«Ни Джон Миллер, ни кто-либо другой, подходящий по приметам, не сошел с парохода, прибывшего в Ньюхейвен из Дьеппа».

Комиссар полиции вежливо предложил Мегрэ принять участие в дальнейшем дознании, если ему интересно, но предложил это без особого воодушевления, задетый странным поведением коллеги, который как будто был не особенно расположен помогать ему.

Пока они шли рядом, держась поближе к домам, из опасения, что им угодит в голову черепица — куски ее валялись повсюду на тротуаре, — он все же поделился с Мегрэ своими планами.

— Как видите, я не хочу просто плыть по течению. Я был бы крайне удивлен, если бы Джон Миллер не оказался замешанным в это дело. Хозяйка пансиона заявила, что он прожил у нее довольно долго, но на ее вопросы всегда отвечал уклончиво. Он расплатился французскими деньгами, но вот любопытная деталь: он дал необычно много мелкой монеты. Выходил он редко и только по утрам. Два дня подряд мадмуазель Отар встречала его на рынке, где он вроде бы интересовался маслом, яйцами и овощами…

— Или же кошельками торговок, — бросил Мегрэ.

— Вы полагаете, он карманный вор?

— Во всяком случае, это объяснило бы, почему он вернулся в Англию под другим именем и в другой одежде, чем те, которые вы указали.

— Это не помешает мне продолжать его розыски. А теперь зайдем к Виктору, хозяину кафе близ рыбного рынка. Я хотел бы повидать там Постава, о котором упомянула горничная, и узнать, не тот ли это Постав Щербатый, которым мне несколько раз довелось заниматься.

— Полицейский утверждал, что здешние парни чаще забавляются ножом, чем револьвером, — заметил Мегрэ, перепрыгнув через глубокую лужу, но все же обдав себя грязью.

Через несколько минут они вошли к Виктору в кабачок с липким, скользким полом, где стояло с десяток столиков, за которыми сидели люди в матросских блузах и в сабо. Помещение было слишком ярко освещено, из автомата-проигрывателя неслась пронзительная музыка, хозяин и две служанки, не блиставшие чистотой, суетились у стойки и между столиками.

По взглядам сидевших в кабачке людей было ясно, что они узнали полицейского комиссара, который уселся с Мегрэ в углу и заказал пиво. Когда служанка принесла кружки, комиссар удержал ее за фартук и спросил вполголоса:

— В котором часу Жанна приходила сегодня днем?

— Какая Жанна?

— Любовница Гюстава.

Девушка поколебалась, бросила взгляд на группу мужчин и, подумав, сказала:

— По-моему, я ее не видела!

— Но ведь она часто здесь бывает, верно?

— Случается. Только она не входит в зал. Она приоткрывает дверь и смотрит, здесь ли он, и если он тут, он выходит к ней.

— Постав появлялся сегодня вечером?

— Надо спросить у моей подружки Берты. Я отлучалась.

Мегрэ улыбался с довольным видом. Казалось, его радовало, что не он один затрудняется дать точные свидетельские показания.

Берта, вторая служанка, косила на один глаз и, может быть, поэтому производила неприятное впечатление.

— Если вам нужно это знать, спросите у него самого, — ответила она комиссару — Я не нанималась в сыщики.

Но первая девушка уже успела шепнуть словечко рыжему парню в резиновых сапогах. Он встал, подтянув штаны из чертовой кожи, подпоясанные веревкой, сплюнул на пол и подошел к комиссару. Он заговорил, сразу же показав щербинку на переднем зубе.

— Это вы мной интересуетесь?

— Я хочу знать, видел ли ты сегодня вечером Жанну?

— А вам-то какое дело?

— Жанну убили.

— Не может быть.

— Говорю тебе, ее убили на улице выстрелом из револьвера.

Парень и вправду был огорошен, он оглянулся и крикнул:

— Послушайте-ка! Вот так история! Жанну убили!

— Отвечай на вопрос. Ты видел ее?

— Ладно, скажу правду. Она приходила.

— В котором часу?

— Уж не помню. Я играл на аперитив с толстяком Политом.

— Было больше пяти?


  • Страницы:
    1, 2, 3