Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Причастные - Скрытая угроза

ModernLib.Net / Скаландис Ант / Причастные - Скрытая угроза - Чтение (Весь текст)
Автор: Скаландис Ант
Жанр:

 

 


Скаландис Ант
Причастные - Скрытая угроза

      Ант Скаландис
      Причастные. Скрытая угроза.
      Той, которая любит меня
      ПРОЛОГ
      (Из романа Михаила Разгонова "Точка сингулярности")
      Едва выйдя из старого здания университетской библиотеки на улицу, точнее, из уютного дворика на широкий тротуар Унтер-ден-линден, я почувствовал за собой хвост. Нет не совсем уж грубый и беспардонный, но и не высший класс. Высшего класса, признаюсь вам честно, обнаруживать так и не научился. А эти двое ребят пасли меня по-школярски точно, грамотно, но без фантазии. Ну, и я так же тупо, без фантазии, четыре раза свернул направо, то есть примитивным круговым способом убедился в их намерениях, а потом, не слишком мудрствуя в выборе методов, нырнул в подземку и оторвался, на всякий случай меняя на ходу свои планы: что если кроме этих двоих за мною ходит, ездит, летает, ползает еще целый взвод невидимок. Делал я все размеренно и не торопясь, тем более что в Берлине случилась невероятная для середины мая жара, не ослабевавшая даже к вечеру, и мне совершенно не хотелось провести остаток дня в прилипшей к телу сорочке.
      Ехать-то я собирался, скажу вам по секрету, в главный столичный офис разведки БНД, но вот теперь решил понапрасну не осложнять жизнь солидным людям и направил свои стопы в одно из любимых местечек центра города "Литературхаус" на тихой и респектабельной Фазаненштрассе. Когда мы бывали здесь вдвоем с супругой, Белка любила заходить в расположенный неподалеку роскошный ювелирный магазин фирмы "Картье" и непременно что-нибудь себе новенькое прикупала. Сейчас я не пошел в "Картье", а сразу свернул в ЦДЛ. Да, именно так называл я для себя этот особняк. Правда, скромными своими размерами он не слишком напоминал московский Дом литераторов на Герцена, зато собиравшаяся в уютной кафешке "Винтергартен" (то бишь "Зимний сад") публика была практически узнаваемой для любого российского члена союза. Здесь сидели такие же сумасшедшие поэты-кокаинисты с закатившимися в экстазе глазами; такие же чокнутые высокомерные критики, пьющие только чай и демонстративно глядящие поверх голов; почти такие же телесценаристы, беспрестанно курящие травку, ибо, как признался мне один из них, писать мыльные оперы без травки просто невозможно; и, наконец, абсолютно такие же, как в Москве, романисты, сбежавшие от прозы жизни в Прозу с большой буквы, но заплатившие за это переходом от бытового пьянства к регулярным запоям, творческим и не только.
      Когда я вошел и огляделся, в дымной прохладе литературного шалмана гудел унылый бас драматурга Альберта Глюка, зловеще сверкавшего лысиной в полумраке; в унисон ему ритмично завывал бородатый Фрицик по кличке Энгельс,- модный поэт-эксгибиционист; в самом дальнем углу монотонно гундосил всезнайка Хоффман, объясняя очередному лоху, почему время большой литературы ушло навсегда; наконец, в окружении подвыпивших поклонников как всегда глупо, но очень эротично хихикала черненькая юная Паулина с большим бюстом - не только сценаристка модного молодежного сериала, но и ведущая какого-то дурацкого ток-шоу. В общем, все рожи и даже личики были мне предельно хорошо знакомы. Завербовать кого-то из них в стукачи, наверно, не составляло большой проблемы ни для одной из спецслужб, но учинять экспромтом примитивную слежку было бы в таком месте, мягко говоря, нелегко.
      Короче, я приготовился расслабиться, но тут из толпы моих собратьев по перу неожиданно вынырнул собрат совсем по другой части, и я стремительно затосковал. А он прошел с чашкой кофе к свободному столику, уселся, вознеся острые коленки выше уровня столешницы, уперся в них такими же колючими локтями и еле заметно кивнул мне: мол, присоединяйся.
      Конечно, это был Тополь, Леня Вайсберг-Горбовский собственной персоной. Смуглое до кирпичной красноты морщинистое лицо, седой ежик волос и - это была новость - такая же седая благородная небритость на щеках и подбородке. Он явно косил под Хемингуэя кубинского периода, даже одет был в мягкую рубашку с распахнутым воротом и легкомысленные шорты цвета хаки с яркими лейбаками теннисного клуба города Дуранго, штат Колорадо. В писательском вертепе трудно кого-нибудь удивить одеждой, прической или манерами, да и вообще в центре Берлина на внешность не слишком обращают внимание, но, если по-хорошему задуматься, выглядел Леня экзотично: все-таки в его положении, не говоря уже о возрастеs Торчащие из шорт худые и густо волосатые ноги покрыты были темными пятнами, и я не рискнул спросить, это родинки, или уже нечто старческое. Я спросил о другом.
      - Привет, Леня! Ты вот так и пришел сюда через весь город?
      - Нет, Миша, через весь город я ехал на лошади. И со мною вместе, естественно, были пятеро друзей с женами и двое слуг. Все - абсолютно трезвые.
      О, как точно он цитировал фразу из нашего диалога в день знакомства, состоявшегося примерно четыре года назад! И я почувствовал настоящую тревогу.
      - Что-то случилось, Тополь?
      - Да, Ясень, но случилось достаточно давно, а сегодня я прилетел сказать тебе, что ты не тем занимаешься. Хватит выяснять, что произошло с нами в апреле. Хватит. Постарайся просто забыть об этом.
      Я картинно приложил обе ладони ко лбу и пробормотал:
      - А что же такое произошло с нами в апреле?..
      Тополь смерил меня долгим печальным взглядом, потом, наконец оценил "тонкий английский юмор" и широко улыбнулся:
      - Литератор хренов! Прозаик. Ну зачем ты собрался в БНД? Сядь лучше и спокойно запиши все, что помнишь.
      - Давно уже записал.
      - И что, не помогло? - Тополь не подкалывал - просто интересовался. На полном серьезе.
      - Нет, - помотал я головой. - Не помогло. А я понять хочу. Заело - и все тут!
      - Плохо, - констатировал он. - Поехали.
      - Куда поехали? Погоди, - сказал я, тоскливо оглянувшись на Паулину, с которой, честно говоря, и собирался провести этот вечер, а мой древовидный друг, как это принято в их доблестной службе, всю малину обкакал.
      Следуя принципу "Бери от жизни все!", ставшему рекламным слоганом компании "Пепси", я подошел к столику нашей телезвезды, глотнул этой самой пепси-колы из горлышка чьей-то бутылки и вместо "здрасте" озвучил рекламную строчку на немецком, разумеется, языке. Затем быстро, не дав никому опомниться, проговорил:
      - Ах, Поля, Поля!.. (Так я любил называть ее на русский манер.)
      И в ту же секунду сгреб девушку в охапку, запустил руку под кофточку, с удовлетворением отметил, что Поля верна себе и бюстгальтеров летом не носит, наконец, поймал ее губы, и мы замерли в долгом поцелуе. Сопротивляться она, кажется, и не думала, сразу как-то обмякла в моих руках и тяжело задышала.
      - Поехали со мной, - шепнул я, скользнув от трепетавших губ к восхитительно нежному ушку.
      - Поехали, - еле слышно выдохнула она в ответ.
      Но тут мне на плечо легла тяжелая рука Тополя, и его негромкий, но четкий голос произнес:
      - Мы уезжаем отсюда вдвоем, господин Малин.
      И мне показалось, что я слышу, как строгий взор его ледяных глаз шипит на раскаленной груди и жарких губах Паулины.
      - Фу, какой ты обманщик! - фыркнула та, обиженно сморщив носик, впрочем, как и я, она осталась весьма довольна этим эпизодом.
      - Ну извини, пожалуйста, - дела!
      Я махнул ей рукою и, догоняя Горбовского уже в дверях, спросил:
      - А кто это пытался отдавить мне пятки сегодня, ты знаешь?
      - Знаю. Но не скажу, чтобы ты не расстраивался.
      - Понятно, это были твои ребята.
      Тополь укоризненно оглянулся:
      - Нет, Миша, мои ребята тебя бы не потеряли.
      - И то верно, - согласился я.
      У обочины, прямо рядом с воротами "Литературхауса" стоял чуточку слишком шикарный "мерседес". Вряд ли в нем привезли кого-нибудь на экскурсию в музей художницы Кете Кольвиц в здании напротив. Да и поэты на таких, как правило, не ездили. Блистающий аспидным лаком, зализанный со всех сторон, автомобиль был похож на гигантскую каплю чернил, вытекшую из цистерны где-нибудь в невесомости на космической станции. (И на хрена, спрашивается, космонавтам столько чернил?) Поражали, однако, не столько зеркала, практически не выступающие за контуры кузова (как это возможно?), и не фары, спрятанные до темноты под щитками - поражало скорее полное отсутствие внешних ручек на дверях. Потом Вайсберг нажал какую-то кнопочку в своем кармане, и от центрального замка вся эта конструкция сработала машина взмахнула дверцами, как птица, раскидывающая крылья перед полетом, и замерла приглашающе, заманивая внутрь себя эротически красной кожей сидений и не менее сексуальной розоватой отделкой панели и стоек.
      Тополь перехватил мой вожделенный взгляд, хмыкнул и с осуждением спросил:
      - О чем ты думаешь, маньяк? Начинается серьезная работа. А он все по девочкам, по девочкамs тебя жена дома ждет.
      - Белка? Сегодня как раз не ждет, - подкорректировал я.
      - А где же она?
      - Ольга Марковна, оне же Белка изволили посетить теятр совместно с камеристкою своею Бригиттой. А после сии почтенные дамы намереваются проследовать в ночной клуб с мужским стриптизом.
      - О как! - откликнулся Горбовский. - Но все равно поехали к тебе. Там поговорим.
      По-моему, не очень-то он поверил в эти россказни, меж тем запланированный Белкой поход на мужской стриптиз с предполагаемым возвратом домой лишь под утро был истинной правдой, и история эта занимала мои мысли и чувства самым серьезнейшим образом.
      Женские ночные клубы - таково было давнее тайное увлечение нашей служанки Бригитты, с виду совершенно домашней толстушки, имевшей троих детей и верного мужа электрика - невзрачного, мелкого, но работящего и заботливого. Кто бы мог подумать, что этой благообразной немке больше всего на свете нравятся рослые, мускулистые, вихляющие бедрами негры? А Белка мужской стриптиз заочно считала полным бредом и никогда не тяготела к подобного рода развлечениям. Но однажды, уж не знаю, с какой радости, Бригитта уболтала ее, мол, нельзя же судить о том, чего не видела и не знаешь. Для первого знакомства выбрано было какое-то шикарное заведение на Ку'дамм с мальчиками высочайшего класса, и Белке вопреки всем ожиданиям понравилось. Не то слово! Они обе вернулись под утро, я еще не успел лечь, только душ принял, закончив работу над очередной главой романа, и благоверная моя, едва убедившись, что Бригитта ушла к себе, накинулась на меня, как дикая кошка: впилась губами, обхватила ногами, руки нырнули под халат, а трусиков на ней уже не было... (Я потом узнал, что она их скинула еще на лестнице, поднимаясь в нашу спальню на третьем этаже.)
      Пожалуй, впервые я предавался столь милому занятию в такое неподходящее время и при такой невероятной активности моей весьма сдержанной супруги, но фактор внезапности сыграл положительную роль острое чувство новизны запомнилось надолго: Белка была просто не по-беличьи чумовой. После, отдышавшись, она призналась мне:
      - Слушай, эти мужики так заводят! Ты себе не представляешь. Я думала, что не доеду до дома и кончу прямо в такси от одних мыслей о том, что скоро буду трахаться. Знаешь, что помогло? Бригитта начала странный разговор. Прижалась ко мне так нежно и спросила, не приходилось ли мне спать с женщиной. Нет, она сама не лесбиянка, не бойся. Просто она пробовала и считает, что это приятно. А у меня какое-то брезгливое отношение к сексу с бабой, вот она своими ласками и сбила мой настрой, а то я бы, наверно, прямо в машине мастурбировать начала...
      - Постой, - перебил я, - а тебе хотелось трахнуть кого-нибудь из тех стриптизеров?
      Белка задумалась ровно на секунду и мечтательно прошептала:
      - Да-а! Там был один такой мулат...
      Впрочем, тут же оборвала себя:
      - Но я ведь понимаю, что тебе это будет неприятно.
      - Как знать, - заметил я философски.
      Она ничего не ответила, только посмотрела на меня долгим-долгим выразительным взглядом. И мы поняли друг друга. Я ее сознательно провоцировал.
      Прошло недели две. Мы больше не возвращались к этому разговору. А они вдвоем с Бригиттой посетили еще пару-тройку заведений, Белка начала разбираться в тонкостях специфических танцев. И вот нынче днем она мне объявила с многозначительной улыбкой, что они вновь собираются в тот первый клуб, на Ку'дамм.
      - Где был эффектный, заводной мулат? - решил уточнить я.
      - О да! - выдохнула Белка подчеркнуто страстно и, в общем-то, не шутя.
      Потом добавила:
      - Ночью не жди меня, вернусь только к завтраку.
      Этого она могла бы уже и не говорить. Я просто задумчиво кивнул.
      А теперь представьте себе мое состояние в этот вечер. Я, конечно, попытался отвлечься на самую серьезную из проблем последнего времени, но проклятые топтуны невольно подтолкнули обратно к эротическим переживаниям, и только внезапно появившийся Тополь уберег от нелепой встречной измены.
      Короче, в тот странный вечер ничто не было случайностью: ни филеры за спиной, ни Паулина, ни Тополь в том же "Винтергартене". И я был просто вынужден подчиняться обстоятельствам, тем более что началось это безумие практически сразу после моего загадочного возвращения из Сан-Франциско и Белкиного внезапного увлечения мужским стриптизом. Вот уже три недели ломал я голову над феноменом точки сингулярности и тряс всех, до кого сумел дотянуться, главным образом по одному вопросу: все это было на самом деле или просто приснилось мне?
      Однако начну по порядку. В некий день апреля (или, если угодно, весеннего месяца нисана) в некоем условном месте встретились девятнадцать человек.
      Именно так: в некий день! Ведь по моему календарю это было девятнадцатого, но мнения, мягко говоря, разделились - кто-то прибыл из восемнадцатого, кто-то из двадцать второго, Редькины уверяли, что у них в Москве уже май, а пресловутый Давид Маревич вообще свалился на нас из девяносто первого года.
      Именно так: в некоем месте! Ибо каждый пришел из своего города: Берлина, Твери, Москвы, Киева, Дуранго (штат Колорадо), Сан-Франциско и Кхор-Факкана (эмират Шарджа) - и каждый в итоге ушел к себе домой, не прибегая ни к каким транспортным средствам, за исключением Тополя, Шактивенанды и Чиньо (они как прилетели на голубом вертолете, так и загрузились в него перед обратной дорогой), да еще Верба уехала с места событий верхом на лошади (возможно, на верблюде, врать не буду - не помню), я же лошади своей в точке сингулярности не обнаружил, предпочел присоединиться к Белке с Андрюшкой и вместо чужого Фриско отправился с женой и сыном домой в Берлин. Вот так это было по воспоминаниям моим собственным.
      Теперь поехали дальше. Белка, родная моя, на голубом глазу уверяла, что ничего подобного не было вообще, просто, мол, я улетел в Киев (я же ей плел про Киев, Кречета и Булкина, - какая могла быть Верба и Фриско!) и на удивление быстро вернулся. Этой версии она придерживалась упорно, попытка обвинить ее в намеренной лжи натыкалась на слезы, а излагаемые мною подробности вызывали состояние, близкое к шоку. Не помог и Андрюшка. Этот помнил дядю Нанду с гармошкой (на вариант с гитарой был в принципе согласен, но тяготел все-таки к гармошке), помнил и большой ящик с эскимо, но почему-то море, пальмы и красивые ракушки. Короче, точка сингулярности отчаянно путалась у него со встречей Нового девяносто шестого года на Багамах. Значит, и здесь происходила очевидная аберрация памяти, если не сказать подмена реальности.
      А великий наш физик Тимоти Спрингер, словно какой-нибудь комиссар полиции, лихо заявил мне, что вплоть до завершения следствия, то бишь вплоть до составления полного экспертного заключения, он не выскажет вслух ни одной гипотезы. Извините, мол, господин Малин. Я, конечно, извинил, ноs ни хрена себе: я ему вообще кто? Залетный репортеришка, жаждущий горячих новостей, или все-таки начальник непосредственный?! Ах, ну да! В службе ИКС никаких начальников нет, одни Причастные, по номерам и категориям, а со Спрингером у нас категория одна. Ладно, проехалиs
      Верба повела себя тоже неадекватно. На мое предложение: "Давай все-таки поговорим о девятнадцатом апреля" - она стала хохотать как сумасшедшая, а отсмеявшись, выдала:
      - Мишук! Отстань, а? Ведь мы с тобой так и не потрахались тогда. Я очень, очень соскучилась. Хочешь, приеду к тебе в Берлин?
      - Нет, - испугался я, - не хочу.
      Только в Берлине мне ее и не хватало. Андрюшка-то был уже совсем большой, все понимал, и мне вовсе не хотелось вовлекать сына в наши внутрисемейные разборки.
      Шактивенанда, он же Анжей Ковальский, в лучших буддийских традициях принялся прямо в трубку мантры свои бормотать, и я предпочел по телефону эту ересь опасную не слушать, лучше выбрать время, да и махнуть к нему на Тибет - встречи с гуру всегда намного продуктивнее получаются.
      Далее. Друг юности Майкл Вербицкий в коротком разговоре дал понять: он все хорошо помнит, но предлагает обсудить проблему по электронной почте. В первом же письме сообщил, что уже подверг случившееся серьезному компьютерному анализу в рамках своей давней концепции - о принципиальной виртуальности любых миров. Я попытался конкретизировать свои вопросы, тогда он внезапно взял тайм-аут и вовсе перестал отвечать: то ли испугался перлюстрации со стороны ФСБ, то ли действительно закопался в сложнейших программных задачах. В общем, и от него толку было мало.
      На Юрку Булкина я практически и не рассчитывал. Что требовать с фантаста, поэта и музыканта? Богемный разгильдяй ответил со всею сибирской прямотой:
      - Слушай, какая разница: было это, не было, приснилось, придумалосьs Главное, жить стало интереснее. И я сейчас об этом песню пишу. Так и называется - "Точка сингулярности".
      - Спасибо, - ответил я.
      Ну, и, наконец, птички.
      Лешка Кречет заявил жестко:
      - Не по телефону. Увидимся - поговорим.
      - Когда? - поинтересовался я.
      - Пока не знаю. Сильно занят. У нас в Украине большой скандал назревает. А твой вопрос на самом деле не срочный.
      Вот так.
      И Степашка Лебедев, то есть Стив Чиньо, отвечал примерно в том же духе:
      - Микеле, приезжайте ко мне в Неаполь.
      Но мне почему-то не хотелось к нему в Неаполь.
      Плюнуть я решил на все их эзотерические методы, на мистику, фантастику и поэзию. В конце концов, я человек с конкретным техническим образованием, любимый Менделеевский институт научил в свое время главному - на первом месте системный подход к любой проблеме и великая "бритва Оккама". Принцип древнего английского философа-францисканца Уильяма Оккама "не изобретать сущностей сверх необходимого" почитал я выше всякой религиозной концепции, посему и отправился прямиком к друзьям из разведки БНД. Эти ребятишки никогда ничего лишнего не изобретали. Просто пахали, как бобики, и делали все основательно. Тихой сапой фильтровали они информационные потоки от многих спецслужб и в Америке, и в России, и в Турции, и еще Бог весть где. Так что не могли германские разведчики не знать сегодня про точку сингулярности, и свою оценку непременно дали бы происшедшему. s
      Но Леня Горбовский опередил события и притащился ко мне в Берлин самолично.
      Обо всех своих преимущественно телефонных изысканиях я и рассказал ему, пока мы, нежась в эргономических креслах, не ехали, а скорее мягко плыли через весь Берлин на его феерической машине. Даже стиральная доска брусчатки в родном Айхвальде практически не ощущалась под колесами этого новомодного чуда компании "Даймлер-Крайслер". А на заднем плане всех разговоров у меня навязчиво и неизменно висела мысль: как здорово в такой машине трахаться! Ну и, конечно, про Белку со стриптизером я тоже поведал Тополю весьма подробно. Наверное, даже чересчур, во всяком случае, он стал коситься на меня несколько странно.
      И вот мы заходим в дом. Андрюшки нет - на неделю отправлен к бабушке. Только кот Степан и встречает нас у порога. Садимся на кухне. Тополь все отмалчивается, будто решает, с чего бы начать, или - того хуже - стоит ли вообще говорить. Массовое какое-то заболевание! У кого амнезия, у кого полное безразличие к проблеме, у кого - страх, не понятно перед кем или чем. И только я один, несмотря на сексуальную озабоченность, бьюсь, как рыба, даже не об лед - лед ведь рано или поздно тает - бьюсь, как рыба, о крепчайший прозрачный пластик аквариума.
      Заметьте, получив ответ на первый вопрос, я тут же, согласно системному подходу, начну решать второй: что это было? (Звучит, как модная поговорка.) Ну а действительно, что за предсказание такое удалось считать с пресловутых зашифрованных дискет? Насколько серьезно можно к нему относиться, и вообще...
      Ведь речь там шла, братцы мои, ни много ни мало о конце света в самое ближайшее время.
      - Выпить хочешь? - наконец не выдержал я.
      Все-таки был уже вечер, и довольно поздний.
      - Только кофе, - сурово отозвался Леня.
      - Спать, что ли, не собираешься? - поинтересовался я. - Учти, я кофе варю настоящий и крепкий.
      - Очень хорошо, - кивнул он.
      - Ну а я все-таки коньячку. Весь день хожу трезвый, как придурок.
      Тополь посмотрел на меня с укоризною:
      - Потерпи еще полчасика. Ладно? А потом будет хороший повод нажраться.
      - Леня, ты мне хамишь, - слегка обиделся я.
      - Так я же говорю, повод серьезный, - упрямо повторил он.
      - Ладно, слушаю тебя, - смирился я.
      - А ты сначала прочти.
      И он протянул мне на трех листах милый такой документик под названием типа "Заключение особого отдела ЧГУ по докладу агента 107 от "__" апреля 1999 года". Прокомментировал:
      - Хранить этого не стоит, прочтешь, и я сразу сожгу. У тебя камин есть?
      - Камин-то есть, но топить его в такую жаруs
      - А топить и не надо, - несколько загадочно произнес Тополь. - Ты читай пока.
      Агент 107, он же небезызвестный Никулин-Чуханов-Джаннини-Грейв к вопросу подошел серьезно и, не побрезговав вначале бритвой Оккама, затем не побрезговал и теми достаточно грязными ошметками, которые эта бритва отсекла. Короче, он рассмотрел все варианты:
      1. Массовый психоз под действием общего фактора.
      2. Массовый психоз под действием индивидуальных факторов с целенаправленным подбором.
      3. Массовый гипноз с наведением галлюцинаций из одного центра.
      4. Феномен столкновения двух разных противонаправленных психотропных средств.
      5. Психотропная атака Третьей силы с целью деморализации обоих противников.
      6. Сновидение (галлюцинация) одного из участников с последующим внушением остальным.
      7. Эксперимент над людьми со стороны внешней (относительно человечества) силы.
      8. Реальное существование в природе пространственно-временных искажений, позволяющих переходить на следующую гностическую ступень (ступень познания).
      Таким образом, веру в реальность точки сингулярности Грейв заткнул на последнюю восьмую позицию, но, тем не менее, счел необходимым оценить серьезность прогноза, считанного с секретных дискет. Судите сами, вот он этот анализ:
      1. Возраст самих дискет (врученных Базотти - Форманову через агента 107 и Сиропулосом - Лозовой непосредственно) указан устно и в файле как 9000 (девять тысяч) лет. Степень достоверности крайне низка.
      2. Возраст информации на дискетах - 9000 лет. Степень достоверности выше, но все-таки логичнее предположить, что имелись в виду девять веков, девять поколений или девять еще каких-то условных единиц времени, а информация пострадала при устной передаче.
      3. Степень информированности Фернандо Базотти и Николаса Сиропулоса о происхождении дискет и их содержании - высокая, но вероятность нахождения этой информации в письменном виде - крайне невелика.
      4. Реальность существования Норберта Фогеля доказана полностью. Факт передачи тайной власти от Фогеля к Базотти документально не подтвержден, но степень достоверности этого события очень высока.
      5. Информация о наступлении конца света на рубеже 2000 и 2001 годов представляется либо устаревшей, либо искаженной. По мнению подавляющего большинства аналитиков, вероятность подобного события близка к нулю.
      6. Реальную опасность представляет собою не наступление указанного момента времени, а само явление точки сингулярности, то есть локальное искажение пространственно-временных структур и причинно-следственных связей. В иной концепции: локальное нарушение настройки биополей нескольких (вариант: очень многих; вариант: абсолютно всех) индивидов одновременно.
      7. Не исключено, что образование точки сингулярности - это демонстрация на локальной модели того самого конца света, который и должен наступить по всей планете (Галактике, Вселенной) через полтора с небольшим года (рассматривается самый маловероятный вариант).
      8. В этом случае необходимо предпринять все меры к предотвращению повторения ситуации "__" апреля и обратить особое внимание на концепцию М. Вербицкого о виртуальности Вселенной (фраза из дневников М. Разгонова об этой концепции и стала ключевой при вводе данных для совместного чтения двух дискет).
      9. Также особого внимания заслуживают все тексты Разгонова, в том числе и еще не написанные.
      10. Всех участников События, включая автора Доклада и высших руководителей службы ИКС, необходимо взять под постоянное наблюдение (насколько это реально для каждой конкретной персоны) и сделать все возможное, дабы вплоть до января 2001 года препятствовать встречам этих девятнадцати.
      Отдельным пунктом без номера шла очень милая приписка:
      - "Вариант физического устранения всех девятнадцати свидетелей события рассмотрен, проанализирован и признан, как минимум, бессмысленным и дорогостоящим, а не исключено, и по-настоящему опасным".
      - Ну, как, - спросил Горбовский, - тебя по-прежнему больше всего интересует, кто висел у тебя на хвосте?
      - Сказать тебе, что меня сейчас на самом деле интересует сильнее всего?
      - Когда я разрешу тебе выпить.
      - Не угадал.
      - Тогда молчи, - быстро сказал Тополь. - Ты тоже не сумеешь понять главного, пока не посмотришь еще кое-чего.
      И он жестом фокусника извлек из-за пазухи самую обыкновенную видеокассету.
      - Стандартная "вэхаэска"? - поинтересовался я деловито.
      - Да.
      - Тогда переходим в комнату.
      Тополь поднялся, и я воспользовался невольной паузой:
      - Скажи, Леня, а ты-то веришь в этот конец света?
      - Хороший вопрос. Нет, конечно. Об этом я и хотел тебе сказать, прежде чем поставить пленку. Эти колдуны плаща и кинжала окончательно сошли с ума. Они готовы рассматривать всерьез любую ахинею, а сам генерал Форманов просто не лезет в их бредовые затеи. Корректирует лишь то, что касается практических инструкций и выжидает момента, когда потребуется шандарахнуть кулаком по столу и разогнать всех идиотов по рабочим местам. Но их мышиная возня имеет слишком большой резонанс.
      Тополь помолчал задумчиво.
      - Да нет, какая уж она мышиная! - возразил он сам себе. - Скорее, это слоновья возня в посудной лавке. Тотальная слежка за девятнадцатью персонами, среди которых я и ты, Верба и Спрингер, наконец, Анжей и Стивs Такая слежка не могла не вызвать ответной реакции.
      - Чьей? Нашей? - спросил я, опять перестав дистанцироваться от службы ИКС, подсознательно и внезапно, а значит, искренне.
      - Не совсем, - сказал он. - Ты ведь, кажется, уже понял, что Стив Чиньо, как один из приемников Базотти, а также твой друг Кречет, его друг Петер Шпатц из Мюнхена и еще десяток важных персон защищают интересы некой отдельной группы. Ты называл их для себя Третьей силой. И Грейв так же называет. Трогательное совпадение. Но, на мой непросвещенный взгляд, никакой третьей силы нет - есть группа умных людей, представляющих на самом деле интересы всей планеты в целом. Они - словно сборная человечества по интеллектуальной борьбе с возможным соперником из Вселенной. Соперника пока нет, и эти люди просто следят за нами. С тем, чтобы мы лишних глупостей не наделали.
      Я откровенно заскучал.
      - Леня, но ведь все это совсем недавно рассказывал мне лично Стив Чиньо.
      Тополь нахмурился и терпеливо объяснил:
      - Погоди, сейчас будет новое. Эту кассету он сам и показал мне. И разрешил прокрутить еще один раз, только один - для тебя. О копиях речи нет. И даже Вербе он показывать не советовал.
      - Это почему же? - насторожился я.
      - Боится женских эмоций.
      - У Вербы? Женские эмоции? Смешно. Думаю, что я, например, гораздо истеричнее Татьяны.
      - Оставь это на совести Стива.
      - Оставлю. И что же?
      - А то, что на его совести есть вещи и пострашнее, - Тополь постучал пальцем по видеокассете. - Для выполнения своих целей они решили привлечь сегодня профессионального террориста. Впервые. Эти высокомерные птицы тоже сходят с ума. Вот что пугает меня сильнее всего, Миша. И я прошу тебя подумать очень серьезно. Теперь можешь налить себе коньяка, можешь даже мне налить, не уверен, правда, что буду пить. И давай, наконец, посмотрим пленку. Она короткая - запьянеть не успеешь. А после - уже неважно.
      - Почему неважно? - удивился я.
      - Потому что спешить станет некуда. Спешить будет даже противопоказано. Только думать и ждать. Хорошенько думатьs
      - Ладно, - я пожал плечами, еще не понимая и половины его печальных речей.
      А Тополь неожиданно спросил:
      - Ты хочешь вернуться в Москву?
      - Дурацкий вопрос. Ты его еще Ольге моей задай.
      - Так вот, если эта операция закончится успешно, вы обязательно вернетесь в Россию.
      - Которое это по счету обещание? - скривился я недоверчиво.
      - Не помню. А ты не требуй объяснений, я просто знаю, что сегодня это действительно так.
      Я еще раз пожал плечами и расплескал коньяк по классическим французским фужерам. Коньяк был хороший. Кажется, "Гастон де Лягранж экстра олд". Тополь слегка подался вперед и, практически не отрываясь от кресла, своими длинными ручищами воткнул кассету в видак.
      Диалог двух персонажей начинался как бы с середины действия:
      - Скажите, Эльф, с какой целью вы убивали людей?
      - Всякий раз у меня были разные цели, Владыка Урус.
      - И вы считаете, что это хорошо?
      - Что хорошо? Иметь разные цели или убивать людей?
      - Прекратите отвечать вопросом на вопрос.
      - Прекращаю.
      И оба умолкли. Тот, которого звали Владыкой Урусом, задумчиво погладил широкую ненатуральную бороду, белой пеной спадавшую едва ли не до пояса ну, ни дать ни взять Дедушка Мороз, - медленно-медленно, словно боясь наступить на длинные полы своей малиновой накидки, подошел к окну, уперся лбом в стекло и так долго смотрел наружу, что второй, называемый Эльфом, не выдержал, подкрался ближе и глянул старику через плечо.
      Последовал долгий план вида за окном: звезды вверху и звезды внизу. Красиво. Огни ночного мегаполиса, словно отражение неба в черной воде спокойного озера. Снято было здорово, и я не удержался от вопроса:
      - Леня, это кино?
      - Нет, это хроника, - объяснил он, - но снято профессионалом и действительно с претензией.
      Эльф спросил:
      - Что это за город?
      - Это не город, - объяснил Урус нехотя. - Это космос. Мы предпочитаем абстрагироваться от конкретных земных пейзажей. Сейчас вы наблюдаете шаровые скопления неподалеку от центра Галактики, поэтому в небе так непривычно много звезд.
      - А-а-а, - протянул Эльф с показной любознательностью неофита. - А в самом центре Галактики, там, наверно, вообще сплошной свет по ночам, а темнота лишь маленькими точечками рассыпана?
      Владыка Урус бросил на Эльфа сердитый взгляд:
      - Что за странные шутки? Вы впервые присутствуете на подобном совещании?
      - Я был на похожих сборищах несчетное число раз, но на таком идиотском, сэр, впервые.
      Владыка Урус еле заметно поморщился от этого нарочитого хамства, потом еще раз погладил бороду и вкрадчивым голосом осведомился:
      - А все-таки сколько же раз вас посчитали убитым?
      - Восемнадцать, ваше святейшество! - отрапортовал Эльф, щелкнув каблуками и дурашливо прикладывая руку к "пустой" голове.
      - О Боже, которого нет! - не удержался Владыка Урус. - Вам что, доставляет удовольствие сам процесс?
      - Нет, сэр, результат. Я не шучу. Я совершенно серьезно. Я действительно всякий раз получал все более и более сложные задания. А это как раз мое.
      Владыка Урус шумно выдохнул и замолчал на добрых полминуты.
      - Владыка Чиньо, - обратился он, наконец, к одному из участников высокого собрания. - Этот человек не обманывает нас?
      Стив Чиньо, укутанный в нелепую серебристую хламиду, церемонно поднялся. Его здесь тоже звали владыкой.
      - Нет, он говорит правду. К сожалению.
      И так же церемонно сел.
      - Ваше мнение, Владыка Шагор.
      - Человек получает удовольствие от своей работы, - проговорил эффектный горбоносый тип с мефистофельской бородкой. - О чем тут сожалеть? Полагаю, Эльф может стать одним из лучших наших работников.
      Наблюдая за разгорающимся спором, Эльф улыбнулся, достал из пачки сигарету и небрежно щелкнул пьезо-зажигалкой. Огонька не было.
      - Здесь нельзя курить, - спокойно пояснил Владыка Урус.
      - Почему? - спросил Эльф просто.
      Владыка Урус растерялся от такого нелепого вопроса.
      - Владыка Шпатц, объясните ему!
      - Нельзя - и все. Этому нет объяснения, - "объяснил" Владыка Шпатц, облаченный в некое подобие фиолетовой епископской мантии.
      - Абсурд, - тихо выдохнул Эльф.
      "Действительно абсурд", - подумал я.
      Стив всегда производил впечатление очень серьезного, делового человека, а тут при его активном участии разворачивался какой-то костюмированный спектакль, если не сказать балаган. "Цирк на льду", вспомнилась оценка Лешки Кречета. Господи, да неужели и он вот так же наряжается во Владыку и вещает, хлопая какими-нибудь бутафорскими крыльями?
      - Братья, - вступил меж тем в разговор новый персонаж, то ли индус, то ли араб. Его лицо цвета горького шоколада, не исключено, гримированное, резко контрастировало с белоснежной чалмой и таким же бурнусом, - о чем мы говорим? Ведь решается серьезный вопрос.
      - Какой именно, Владыка Бхактивиншагма? - словно проснулся некий франт в обыкновенном, но весьма дорогом костюме от Тома Форда.
      - Позвольте мне, - Владыка Урус наконец, вернул бразды правления в свои руки. - Начнем с того, что агент по имени Эльф - это, по сути, третий исключительный случай в нашей практике.
      - Ой ли! - Владыка Шпатц немедленно выразил скепсис по этому поводу. Я бы не стал сравнивать. Эльф является постоянным сотрудником нескольких спецслужб. Такое было?
      - Ну, почти, - все с той же саркастической улыбкой заметил Шагор. Например, доблестные бойцы нашей гвардии. Разве не так, Владыка Джереми?
      - Не так, - откликнулся франт. - Человек по имени Эльф был еще и террористом.
      - Вот! - поднял палец Владыка Урус.
      И все уважительно замолчали. Видимо, это и было самым главным.
      Эльф снова вытянул из пачки сигарету, тут же вспомнил о запрете и, нервно сломав ее в кулаке, сунул руку в карман.
      После такой паузы Владыка Урус уже полностью овладел ситуацией, больше ни один из собравшихся не перебивал его, и старик сумел последовательно изложить свою концепцию, а вместе с ней и задачу Эльфа.
      Получалось, примерно следующее. Выхода у них не было. Никто, кроме этого неубиваемого террориста, не способен был помочь человечеству выжить.
      Цирк на льду кончился. Начиналась космическая опера с откровенно опереточным сюжетом. Как руководитель творческого семинара фантастов я обсмеял бы такой сюжет, не дожидаясь иных мнений. С другой стороны, как благодарный зритель блок-бастеров я не отказался бы посмотреть нечто подобное при условии хорошей компьютерной графики и приглашения на главную роль Брюса Уиллиса. А кстати, Эльф был чем-то похож на него. Однако Тополь косился на меня серьезно и мрачно. Смотри, мол, дурень, это не кино. Ну, и действительно, с какой бы это радости Стиву Чиньо на старости лет в фантастическом боевике сниматься, да еще в таком бездарном?
      А ситуация в изложении старика Уруса выглядела вот как. У непутевых политиков по обе стороны океана опять стряслась большая беда. В очередной неистовой попытке передавить друг друга люди придумали новое абсолютное оружие. Даже не оружие, а просто наикратчайший путь к концу света. Охотясь друг за другом, сильные мира сего наконец поняли, что для победы совсем не обязательно отстреливать всех поодиночке, достаточно нескольким избранным попасть в точку сингулярности. А это такая специальная точка, где становится доступным АБСОЛЮТНО ВСЕ, ибо у находящегося в ней власть над миром безгранична. (Вот вам еще одно объяснение происшедшего, не учтенное Грейвом!)
      И они сумели найти путь в этот сомнительный эдем.
      Вопрос: кто такие - они? Ответ: две самых могущественных организации на Земле. Сверхсекретная служба ИКС (Интернациональная Контрольная Служба), объединяющая практически все демократически настроенные силы планеты от американского АНБ до японской разведки. И - аналогично-симметричная, столь же глубоко запрятанная от посторонних глаз структура с невзрачной вывеской ЧГУ (Четырнадцатое Главное Управление, якобы ФСБ), в действительности давно подмявшая под себя не только родную ФСБ, но и все дружественные ей спецслужбы в тоталитарных странах. (Я слушал и умилялся этим формулировкам.)
      Они нашли точку сингулярности вместе. По-другому и быть не могло. Но ни те ни другие ничего не поняли. Никому из них по положению и по роду деятельности не полагалось верить в чудеса. А разложить странное явление на рациональные составляющие никак не удавалось ни тем, ни другим. И все было б хорошо, если б так и закончилось двумя-тремя нелепыми отчетами, которые начальство в подобных случаях торопливо прячет под сукно. Но среди тех, кто оказался в точке сингулярности, были еще и достаточно случайные люди: писатели, романтики, разгильдяиs А вот это уже грозило очень серьезным нарушением равновесия в мире.
      Эльфу вменялось в обязанность ни много ни мало - восстановить поколебавшийся порядок. Как? Нет, опять не угадали. И здесь обошлось без душегубства. Уничтожать персонально каждого, побывавшего там, не просили. Вежливо прокомментировали, что этот способ обкатывался в истории не однажды, результаты давал разные - от стопроцентных до никаких. Но в данном случае классический подход спецслужб всех времен и народов не годился принципиально. Почему? Ну, как водится у них, у Владык, это не объяснялось. Однако план разработали подробный. Вот только на первый (да и на сто двадцать первый) взгляд полный абсурда. Ну, действительно: почему вдруг свет в очередной раз сошелся клином на России? И, что особенно смешно, на ее экономической политике. От успехов в такой сугубо частной области ни с того ни с сего зависела дальнейшая история человечества.
      Я-то сразу и, признаться, с известной тоскою узнавал дивную внелогическую манеру наших тибетских братьев по разуму. А вот что себе думал сугубо практический человек по имени Эльф, трудно сказать. Во всю эту чушню он, конечно, не верил - улыбчивые глаза выдавали на раз. Однако работу парню предлагали понятную, знакомую и отказываться было грех. По существу, от него требовали одной элементарной вещи: предотвратить очередной заговор, очередную попытку глобальной диверсии, злонамеренного сталкивания десятков стран в пучину экономического хаоса. "Пацаны, не вопрос!" - читалось на лице бывалого террориста.
      А пресловутый дед Урус, закончив свой пафосный монолог, снова долго молчал, глядел на звезды, потом повернулся к Эльфу и спросил:
      - Так вы готовы?
      - Всегда готов! - по-пионерски салютовал Эльф.
      Молодец! Он оставался верен себе. Своему скепсису, своим шуткам. Это вызывало уважение и симпатию. Его супергеройство не было декларативным, показным, наоборот - огромная скрытая сила ощущалась в каждом движении, в каждом слове и взгляде. И вместе с тем некое прямо противоположное чувство к этому человеку неудержимо нарастало у меня в душе. Страх? Осуждение? Брезгливость? (Все-таки он профессиональный убийца!) Нет, тут что-то другое. Соперничество? Ближе, ближеs Значит, зависть? Или ревность? Во, сказанул-то! Кого и что мне было делить с незнакомым человеком? Может, работу, миссию?..
      От этих мыслей отвлекла громкая реплика с экрана, произнесенная старым знакомцем Стивом. Какие-то предыдущие слова я элементарно прослушал.
      - Ну, вот и славно, дружище. Отправляйтесь, - напутствовал нашего героя Чиньо. - В добрый час!
      Впрочем, все это было уже несущественно. Пленка закончилась, по экрану побежали серые полосы, Тополь резко поднялся и, выдернув свою информационную бомбу из кассетоприемника, решительно швырнул ее в холодный камин. Я не успел спросить, что он собирается делать - так стремительны оказались его движения. Листы с заключением ЧГУ уже лежали там же, на давно остывших угольях, когда Тополь извлек маленький баллончик размером чуть больше зажигалки и плеснул в камин огненной струей.
      Таких игрушек мне еще не доводилось видеть.
      - Карманный огнемет? Удобно, - оценил я.
      Кассета плавилась, трещала и кукожилась, объятая пузырящимся напалмом. А бумаги уже просто не было.
      От этого ритуального сожжения у меня немедленно и очень сильно заболела голова, я выпил изысканный коньяк, как водку, и тут же налил себе еще.
      - Думаю, теперь ты понял главное, - как-то невпопад прокомментировал Тополь, и вдруг засобирался.
      Я хотел сказать ему, что ровным счетом ничего не понял и что главное для меня по-прежнему Белка, мысли о ней, о том, как она там кувыркается с умопомрачительным мулатом; а также о Паулине, которая делает сейчас минет рекламщику Рольфу Витке, она набрала полон рот шампанского, смешно надула щеки, и пузырики игристого вина, лопаясь, щекочут чувствительную кожу и ему, и ей, и все это могло бы происходить со мноюs
      Вот чем была занята моя голова, вместо мрачного Грейва, лихого Эльфа и всех этих провинциальных артистов с накладными бородами.
      Но я решил избавить Тополя от подобных откровений и просто вежливо проводил его до дверей. Он просил не затягивать с конкретными вопросами, если таковые возникнут, обещал сам держать в курсе всех новостей. И, наконец, вспомнил перед самым уходом. Очевидно, тоже не случайно.
      - Ты знаком с Дитмаром Линдеманном?
      - Шапочно, - сказал я. - Виделись на каких-то бизнес-ланчах. Раза два на переговорах. В берлинских, точнее даже, в германских финансовых кругах мимо такой фигуры пройти трудно.
      - Так вот, Миша, аккуратно наведи о нем справки. И попробуй встретиться невзначай. Но только невзначай. Никакой нарочитой активности. Ты понял? Это может быть очень важно для нас.
      - Понял, - кивнул я, - про старика Дита сообщу.
      А про себя подумал, уже простившись с Горбовским: "Ну, полная каша у них! При чем здесь германский большой бизнес?"
      Все, ребята. Ну вас к черту! Настал момент решить, как именно я буду ждать Белку. Времени до утра оставалось изрядно.
      Можно было тривиально лечь спать: недосып накопился за много дней. Но после встречи с Горбовским сна, как водится, ни в одном глазу. И что же теперь - терзать себя воображаемыми картинками одна другой хлеще или пригласить девушку-проститутку? И то и другое - бред. Не слишком долго размышляя, я накатил еще коньячку, лег и включил телевизор. Потом нашарил среди множества спутниковых каналов французский эротический, повосхищался тонкими изысками парижских умельцев, переключился на шведскую программу попроще, погрубее, более откровенную, наконец, самое разнузданное шоу, практически уже порнотень поймал на польском телевидении. В итоге я добился, чего хотел: резкое возбуждение, которое вызывали варшавские развратницы, сменилось здоровой зевотой, и глазки мои слиплись, едва погас экран.
      А Белка разбудила меня около часу дня нежным поцелуем и словами:
      - Я уже помылась. Хочешь меня?
      - Хочу, - ответил я честно. - Только сначала расскажи.
      - Ты будешь ревновать и злиться.
      - Нет, - пообещал я.
      А вот рассказывать она как раз и не умела. То есть глупо стеснялась, как девушка-гимназистка. Мешало ложно понимаемое чувство вины. Я совершенно не злился. Ревновал - да, но ровно в той степени, в какой это было необходимо как острая пикантная приправа к нежным чувствам и страсти. Я еще раз открывал для себя совершенно новую Белку и наслаждался этим. Сам процесс вытягивания из нее подробностей возбуждал сильнее всяких стриптизов и эротического массажа. Хотя подробности и оказались несколько скучноватыми. Парень-мулат с литыми мускулами и фантастической подвижностью всего тела демонстрировал в сексе абсолютный примитив: не человек, а какой-то отбойный молоток. По разряду "предварительная игра" предлагался дилетантский набор наскоро заученных ласк, не доставлявших радости самому умельцу, а половой акт выполнялся как чисто спортивное упражнение, при этом от перемены поз загадочным образом абсолютно не менялись ощущения. В общем, Белка толком и не поняла, удалось ли ей добраться до финиша.
      - Как это может быть? - не поверил я.
      - Очень просто. У меня и раньше бывало иногда, не знаю, от чего это зависит, такой скучный, бледный финал, когда мучаешься, мучаешься, а потом вдруг становится приятно, ну и ты сразу расслабляешься и думаешь, ладно, хватит на сегодня. Короче, этот парень - как самая дешевая конфетка в шикарнейшей упаковке. Я поняла - на них надо смотреть, а трахаться - только с тобой.
      И это было так трогательно сказано, что больше я уже ни о чем не хотел слушать. Мы были одни в доме, Бригитта осталась в городе, а Рюшик, как я уже объяснял, жил у бабушки с дедушкой в Ланси.
      И не было в целом свете ни Грейва, ни Эльфа, ни ИКСа, ни ЧГУ, ни их дурацкой точки сингулярности.
      Только мы вдвоем с Белкой. Только мы.
      Глава первая
      КНЯЗЬ МЫШКИН
      В "ЛИНКОЛЬНЕ-НАВИГАТОРЕ"
      1
      Возле вокзала Цоологишер Гартен (никто его, впрочем, так длинно не называет, все говорят просто Цоо), сверкающего немыслимой чистотой полов, прозрачностью стекол, серебром и золотом металлической отделки, благоухающего цветами из бесчисленных магазинов и пирожными из бесчисленных кафе - возле всего этого великолепия постоянно отирается масса очень грязных и очень несимпатичных личностей всех цветов кожи и самой неожиданной национальной принадлежности.
      Франц Швиммер, один из референтов финансового магната Дитмара Линдеманна, предпочитал бывать в этом месте пореже. Вылезая из своего скромного "опеля-Омега" (девяносто девятого года, с кожаным салоном, трехлитровым движком и турбонаддувом), он всякий раз боялся испачкаться о цветные лохмы какого-нибудь панка или о яркий макияж слишком навязчивой проститутки. А тут еще этот турок назначил ему встречу под вывеской "Магазин для геев".
      "Пристрелю гада, если опоздает, - скрипел зубами Франц, зверея все больше. - И почему нельзя было получить сообщение прямо из Турции? Идиотизм какой-то!"
      У Швиммера хватило ума задать этот вопрос патрону и испытать на себе настоящий эмоциональный сель. Дескать, Линдеманну никто и никогда не должен звонить из Турции, тем более приезжать к нему оттуда, Линдеманн не хочет и не будет иметь ничего общего с этой страной, пронизанной насквозь спецслужбами России, Британии, Америки, Греции, Израиля, родной БНД в конце концов, а тут еще эти курды, этот Аджалан, будь он трижды проклят! И кто это придумал, что его надо под суд отдавать? Пристрелили бы сразу, как бешеную собаку! С такими по другому нельзя. Но турки, есть турки, они очень хотят сегодня выглядеть цивилизованной европейской державой. Смешно! Линдеманна не проведешь! Он никогда не вкладывал денег в Турцию, и никогда не вложит туда ни марки, и никаких совместных проектов со Стамбулом, и ни одного турка не примет на работу ни в одну из своих фирмs
      Ну и так далее. Дитмар завелся. Называл себя в третьем лице и поливал Турцию на все корки, он уже миновал современный период и, перейдя к истории, объявлял анафему первому президенту Ататюрку. Очевидно, дальше со всей неизбежностью ожидались пассажи о геноциде армян, об Оттоманской империи, о янычарах, ноs Франца спас телефонный звонок. Он уже не мог больше этого слушать, хотя в принципе со многими эмоциональными заявлениями шефа был согласен. Если б только еще вся эта патетика имела хоть что-то общее с реальным положением дел в финансовой империи Линдеманна!
      Можно ли заниматься разведением кенгуру и не дружить с Австралией? А у Дитмара его любимыми кенгуру последнего времени были туристический бизнес и мелкооптовая торговля - то и другое с сильным российским уклоном. Турция же давно превратилась в шестнадцатую республику бывшего Советского Союза. Получить в Москве турецкую визу было теперь на порядок легче, чем эстонскую или латышскую - десять долларов и чисто формальная проверка документов. А два дня в году виза и вовсе была бесплатной: для женщин на Восьмое Марта (это какой-то старый феминистский праздник, придуманный еще соратницей Ленина Кларой Цеткин и отмечаемый до сих пор только в России), а для мужчин - двадцать третьего февраля, в День Советской(!) армии. Швиммер, когда услыхал об этом впервые, думал, что над ним просто издеваются, а потом навел справки и оказалось, действительно: великая мусульманская страна, не однажды воевавшая с Россией, а восемьдесят лет назад дававшая прибежище Белой гвардии, ныне чтит праздники большевистских комиссаров.
      И вот в таком обезумевшем мире его шеф еще кричал о каких-то принципах! А главное, слов-то было сказано много, но ведь Франц так и не получил ответа на свой вопрос: в чем же практическая необходимость столь сложной передачи информации? Вот с чем связана спешка, это он понял: турецкие события, по расчетам босса, должны были повлиять на курс немецкой марки, но не сразу, а спустя сутки или двое, однако он намерен был убедиться в правильности своих оценок именно ночью, а не утром, когда весь мир узнает о случившемся из информационных выпусков и кто-нибудь еще такой же умный сумеет сложить два и два и придет к аналогичным выводам.
      В Стамбуле уже час ночи, в Берлине - только одиннадцать, но для благопристойных немцев - это глубокая ночь, восточная часть города давно погрузилась во тьму, да и в западной почти ничего не работает в это время, только ночные клубы, да вокзальные магазинчики и рестораны. Более шумного и противного места, чем Цоо, в этот час в германской столице не найти! По шикарной Ку'дамм слоняются наширявшиеся наркоманы и торговцы всяким поганым зельем, полуголые раскрашенные девки и не более одетые персонажи малопонятной сексуальной ориентации, даже "штадт полицай", такая незаметная в других местах и в другое время, выползает здесь и сейчас на всеобщее обозрение и начинает угрожающе похлопывать резиновой дубинкой по ладони, опершись на свою пижонскую четырехцилиндровую "хонду" в боевой раскраске. А сколько тут цветных! От ниггеров и косоглазых просто рябит в глазах. Впрочем, ни цветных, ни наркоманов, ни шлюх полиция возле Цоо не цепляет, здесь хватают только фашистов с откровенной символикой. Франц видел однажды: белокурый паренек со свастикой во всю майку даже крикнуть ничего не успел, только руки вскинул, а его уже скрутили - и к машине.
      "Не с теми борются", - печально думал Франц Швиммер.
      В последнее время Германия стала сильно напрягать его своей чрезмерно интернациональной демократичностью, этим перезрелым комплексом вины за гитлеризм и тошнотворным заискиванием перед Израилем и всеми евреями мира. Франц не был немцем. Его вообще с детства звали Фрэнк Свиммер, это Дитмар из каких-то высших соображений переокрестил любимого референта.
      Франц глянул на свои скромненькие часы "Тиссо" (за пять тысяч марок) и понял, что курьер опаздывает на целую минуту. А диктофон уже работал.
      И тут же в толпе мелькнула смуглая рука со сложенным вдвое журналом "Пентхаус" (первая условная примета), а в следующую секунду он увидел красную майку с портретом Че Гевары (вторая условная примета), и накопившаяся злость Швиммера несколько поутихла.
      - Давайте отойдем туда, к зоопарку, - предложил курьер. - Меня все в Берлине принимают за турка. А я на самом деле азербайджанец, по старым временам сказали бы русский, советских граждан всех русскими звалиs
      "Зачем он говорит так много? - недоумевал Франц. - Меня об этом не предупреждали. Я жду короткого делового сообщения, которое во избежание разночтений и искажений должно быть записано на пленку".
      Азербайджанец трещал без умолку на очень приличном, кстати, немецком языке. Он поведал Францу обо всех своих друзьях и родственниках, при этом несколько раз затравленно оглядывался по сторонам. И только около ограды зоопарка, метрах в пятидесяти от входа, примерно напротив вольера, где, если Франц правильно помнил, обитали экзотические двухцветные тапиры, курьер остановился. Здесь было относительно темно и пусто. Азербайджанец сделал по-дилетантски большую паузу в своем словесном потоке и быстро выпалил:
      - А вообще все идет по плану. Акция состоялась. Контакты объекта пресечены, фигурант нейтрализован. Вот только у Фарида есть особые соображения.
      А дальше Франц облился холодным потом, потому что особые соображения некоего Фарида этот сумасшедший излагал на своем родном турецком или азербайджанском языке - какая разница? Кто-то объяснял однажды Францу, что это в действительности один и тот же язык с очень незначительными различиями. Но Швиммер не понимал ни слова по-турецки, и это мгновенно обозначилось у него на лице, однако азербайджанец продолжал говорить быстро, с жаром, и даже схватил Франца за руку, чтобы тот, не дай Бог, не убежал раньше времени. Неужели он знал, что все идет на запись? Этот кошмар продолжался, казалось, минуты три. Потом курьер иссяк, и Швиммер рискнул спросить:
      - Это все?
      - Теперь все, - кивнул азербайджанец и добавил небрежно, как настоящий немец. - Чус!
      Иностранцы норовят сказать длинно - "ауф видер зейн", да еще и легкий поклон изобразят, а этот повернулся резко и зашагал прочь.
      Вот только недалеко он ушел.
      Франц и сам торопился покинуть неприятное место, но что-то заставило его обернуться, и как раз вовремя (или, наоборот, не вовремя?)s Выстрел не выстрел - словно какой-то зверь хрюкнул или чавкнул из-за кустов зоопарка, и в тот же миг у парня-азербайджанца не стало головы.
      Если бы потом Франц обнаружил на своем костюме прилипшие частички костной ткани или мозгов, он бы даже не удивился - расстояние-то было несерьезным, Но в том-то и дело, что ничего ему на пиджак не попало. Голова курьера словно испарилась за один миг в адском пламени. О современном оружии Швиммер знал много - увлекался этим одно время, но о такомs даже не слышал никогда.
      Он не помнил, как оказался в своей машине. Он только твердил себе, что уже прямо завтра возьмет у Линдеманна расчет и улетит в родной Иллинойс. Хватит! Никаких денег ему больше не надо. Жизнь дороже. Дитмар не посвящает его почти ни во что. А вокруг уже начинают убивать людей из каких-то инопланетных бластеров. О Боже!
      Диктофон казался ему раскаленным угольным брикетом, вынутым из камина. Сильнее всего на свете хотелось избавиться от вставленной внутрь кассеты и никогда, никогда не знать перевода на английский или немецкий этих чертовых фраз, произнесенных человеком за несколько секунд до собственной смерти.
      2
      Из специального досье Четырнадцатого Главного Управления ФСБ (ЧГУ):
      Пинягин Игорь Валерьевич, рост 157 см, вес 56 кг. 1971 года рождения, русский, кличка - Пиндрик. Холост. Родился в Москве. Отец - Хуснутдинов Валерий Рафикович, татарин, инженер-электронщик, мать - русская, Пинягина Мария Степановна, бухгалтер. Закончил среднюю школу, работал штамповщиком на заводе АЗЛК. С 1989-го года на срочной службе в танковых войсках. Завербован в 1990-м. В 1994-м закончил спецучилище ЧГУ. Присвоено звание лейтенант. С 1995-го по 1997-й - Чечня, работа в группе спецназа под командованием капитана Большакова. Сентябрь 1997-го - вместе с группой Большакова выведен из личного состава ЧГУ за нарушение воинского Устава. Официально - в розыске.
      Особая характеристика: прыгучесть (в состоянии аффекта до трех метров снизу вверх, до десяти метров сверху вниз), реакция на выстрел (менее 0,02 с), уникальные акробатические способности, коэффициент экстрасенсорного восприятия опасности - 0,85.
      Вон там, совсем близко, дышит прохладой огромный и тихий Измайловский парк, как говорится, первый в Европе, второй в мире. Хороший парк, действительно, легкие мегаполиса. Но здесь, на продуктовом рынке, в летний день шумно, жарко и суетно. И все тебя толкают, и надо терпеть, потому что толкают беззлобно, вынужденно, вот только за карманами следить строго необходимо. Базар он и есть базар, как его не назови - раздолье для кидал и щипачей.
      Игорь Пинягин по кличке Пиндрик никогда не любил рынков, ни скромных колхозных времен развитого социализма, ни сказочно красивых восточных с изобилием всяческой экзотики - в Баку, например, - ни безобразно переполненных народом барахолок типа знаменитого одесского Толчка, ни вот этого порождения нового времени - более или менее причесанных рядов из киосков или контейнеров - современных оптовых рынков, палочки-выручалочки для москвичей, да и жителей многих других крупных городов. На овощные базары Пинягин захаживал, конечно, но быстро, по-деловому, никогда не торговался, потому как не умел и не любил этого. А на оптовых рынках просто и не бывал раньше. Зачем, если денег на жизнь хватает?
      Помнится, однажды, когда вернулись из очередной "цивилизованной" страны, Циркач грустно пошутил: "Вот у нас все пытаются создать рыночную экономику, а надо супермаркетную создавать, базарно-барахолочная у нас и так есть". Крошка, как всегда, за державу обиделся: "А, по-моему, как раз вся беда от этих гребаных супермаркетов. Терпеть не могу дурацкого засилья иностранщины. Такси в желтый цвет перекрасили, на аптеках зеленых крестов понавешали - спрашивается: зачем? А надо не подражать им во всем, а свою, российскую экономику создавать". Крошка тоже был прав, но Игорь согласился про себя с Циркачом. Тот ведь не о словах говорил - о сути. Чистый, аккуратный магазин для любой страны лучше грязного базара. И опять же, ну не любил Игорь рынков. Ну не любил.
      Да вот случилась беда. После кризиса всероссийского грянул еще и кризис местного значения. Его совместное со Шкипером детективно-охранное агентство не то чтобы совсем развалилось, но, скажем мягко, перестало приносить прибыль. "Агентство Пи-пи", как они называли его в шутку. Ведь у фамилии Шкипера были те же две буквы впереди - Пирогов он был, а Шкипер это потому, что на флоте служил. Ну и, короче говоря, Игорек Пинягин, не долго сомневаясь, вложил практически все оставшиеся деньги в некое дело, да не в то, как выяснилось, и к концу весны остался на бобах. Компаньон к тому времени пытался спасать общую фирму, отправившись в родную Тверь по хитрому заданию не слишком богатого, но вполне серьезного заказчика. А Пиндрик со своим уникально маленьким росточком (отсюда и кликуха) оказался не у дел. Вышибалой в ночной клуб его вряд ли взяли бы, а в профессиональном разведчике-диверсанте потребности как-то ни у кого не возникало. Не давать же в газете объявление типа: "Секретный агент примет заказ на террористический акт". Вот и решил Игорь набраться терпения и потихонечку, экономно - слово то какое! - тратить последние деньги. Ждать у моря погоды. Интуиция подсказывала: работа появляется тогда, когда ее перестаешь искать. Ну а маслице, сырок, банку шпрот и пачку чая следует все-таки пока приобретать подешевле.
      Вот только на этот раз не довелось ему приобрести ничего.
      Толкали со всех сторон, но вдруг толкнули серьезно. Пиндрик сразу почувствовал твердую руку профессионала. Напрягся. Нырнул в сторону, уходя от возможного удара, и только потом оглянулся.
      Взяв в живое кольцо двух человек, через толпу шли крепкие парни в камуфляжке. Парни как парни - с ними все понятно, Пинягин таких за свою жизнь навидался. Как говорится, сам такой, а вот тех двоих в середине интересно было разглядеть повнимательнее. Кого это так серьезно охраняют? А главное - зачем понадобилось серьезно охраняемым людям влезать в самую гущу толпы на Измайловской оптовой ярмарке, да еще в середине дня в пятницу, когда вся Москва затаривается перед поездкой на дачу?
      Интересные были персонажи - один пониже, с иссиня-черными волосами и смуглый, почти как негр. Такого только совсем безграмотные люди назовут "лицом кавказской национальности". Среди наемников Дудаева некоторые паки выглядели примерно так, вспомнил Пинягин. А впрочем, откуда здесь и сейчас пак, то бишь пакистанец? Скорей уж туркмен какой-нибудь или вообще индус. А костюм на нем белый-белый - по контрасту. Второй мужчина - темный шатен с седеющими висками, высокий, крепкий, выправка военная, лицо простое, открытое и удивительно приятная улыбка. Одет скромно - брюки обычные и рубашка морского офицера без погон, но по всему видно: главный - он. "Из мэрии, что ли?" - мелькнуло у Пинягина какое-то нелепое предположение. А дальше никаких предположений уже не потребовалось, потому что на левом серебрящемся виске приятного высокопоставленного гостя засиял рубиновый зайчик лазерного прицела.
      Теоретически Пинягин мог еще успеть выбить приговоренного к смерти человека с линии огня - однажды ему удалось такое. Но, во-первых, это была не его работа, а во-вторых, богатый жизненный опыт подсказывал: не зная броду - не суйся в воду. Всего одно резкое движение, и он бы точно увидел, какое именно оружие прячут под своей камуфляжкой бравые охранники этого человека и насколько хорошо они умеют с этим оружием обращаться. В любом случае, у них инструкция: сначала стрелять, а думать - после. А вот что Пиндрик успел бы сделать - вопрос. Не исключено, просто переадресовал бы пулю от обреченной персоны случайному покупателю. В общем, хватило и ума, и выдержки - Игорь даже не шелохнулся. Но в следующую секунду увидел такое, что выдержка его кончилась.
      От включения лазерного прицела до выстрела у нормального снайпера проходит две десятых секунды, ну максимум три. А чуточку больше, и ты проиграл - такую элементарную вещь знали и афганские моджахеды, засевшие в "зеленке" на окраине Герата (если верить рассказам старших товарищей, Фила, например), и каунасские "белые колготки" в горах под Урус-Мартаном (это уже личный опыт), и, конечно, элитные московские киллеры, работающие с дальней дистанции. Но сегодняшний наемный убийца, как видно, знал и что-то еще. Точнее умел. Этот пижон не просто превысил допустимую норму ожидания, он еще и фортель успел выкинуть - перед нажатием на спусковой крючок легонько повел стволом и быстро, но четко прочертил алым кружком горизонтальную восьмерку.
      Высший пилотаж!
      Такое доступно немногим. Например, знаменитый тяжелоатлет Давид Ригерт, подняв рекордный вес, небрежно так подбрасывал штангу вверх, а великий бегун Валерий Борзов за десять метров до финиша оглядывался на проигравших, это при том, что у спринтера напрягается каждая мышца и все они устремлены только вперед - где там головой вертеть! Такое доступно единицам. На то они и олимпийские чемпионы.
      А этот - кто такой?
      Игорь воздержался от движений, но не крикнуть уже не мог. Судьба давала шанс, и он все-таки захотел спасти человека. Однако какая-то дрянь тополиный пух, что ли? - влетела в горло на вдохе и крик не получился. В ту же секунду на месте ярко-алого кружочка возник кружочек поменьше и потемней. Двое телохранителей сразу кинулись ловить падающее тело, и только один, очевидно, быстрее других сообразивший, что произошло, кинулся бежать в направлении выстрела, которое, в общем-то, не сложно было вычислить.
      Свалка в проходе между рядами началась капитальная, а меж тем стремительно рванувшийся за убийцей телохранитель с потрясающим мастерством преодолевал ее: он не только не покалечил никого, но даже расталкивал людей бережно, если не сказать нежно. И в этой удивительной манере Пинягину тотчас же почудилось нечто до боли знакомое. Он машинально скользнул в образовавшийся коридор и побежал следом. А необычайно аккуратный профессионал в камуфляжке юркнул между рядами ларьков, в крайнем ряду взлетел на крышу какого-то легкомысленного тента (и как только этот каркас не сложился под тяжестью мощного тренированного тела?), ловко перемахнул через высокий забор из окантованной рабицы и, оказавшись на путях линии метро, быстро пересек их перед самым носом у проходящего поезда.
      Пинягин сообразил, что ему не стоит повторять подобных трюков. Парень-то имел право, и даже на бегу отдавал в передатчик какие-то распоряжения - не иначе подмогу вызывал. Ну а он-то с какой радости на рожон полезет и будет к себе внимание привлекать? Однако очутиться там в момент задержания - а Игорь был абсолютно уверен, что задержание состоится - казалось ему теперь совершенно необходимым. Он еще даже самому себе не мог объяснить, почему это так важно, но, не задумываясь, побежал к лестнице, ведущей в парк и на станцию метро "Измайловская". Пинягин знал, что успеет.
      И увидел все, что ожидал увидеть.
      Телохранитель стоял под высокой старой березой и крепко держал за правое запястье щуплого на вид, бледного паренька лет двадцати, а то и меньше. Паренек был напуган, морщился от боли в слегка вывернутой кисти и, кажется, уже никуда не спешил. А вот телохранительs Да никакой это был не телохранитель - это был Борька Зисман, Циркач, собственной персоной.
      Момент представлялся ответственным, и Игорь решил до поры не мешать старому другу. Они еще успеют поговорить, а пока лучше постоять в сторонке вместе с зеваками и послушать. Циркач в своем форменном прикиде вид имел вполне солидный, и любопытные граждане по большей части в его правах на насильственные действия не сомневались. Да и вообще люди теперь пугливые пошли, предпочитают ни во что не вмешиваться. Постоять, посмотреть - дело другое, и то издалека и с опаской. Но, конечно, в итоге нашлась сердобольная старушка, которой и терять нечего, и умирать уже не страшно, а потому завела долгую песню о ментах-беспредельщиках. И где только слов таких нахваталась? Затем бабулька переключилась на все прочие безобразия, творящиеся в стране, и, кажется, готова уже была приступить к дежурной критике президента и его семьи. Но тут вдохновленный ее поддержкой паренек вскинулся и спросил:
      - А ты кто такой вообще, чтобы меня хватать?!
      - Экологическая полиция! - рубанул Циркач, ни на секунду не замешкавшись. - Нельзя в Измайловском парке по деревьям лазить. Правил, что ли, не читал при входе?
      Это был очевидный блеф: Циркач отродясь никаких правил на рекламных щитах не читал, да и сами правила соблюдал не особо, однако сейчас он явно о чем-то важном размышлял и просто тянул время.
      Паренек взвился еще сильнее:
      - Какие правила? Нет там ничего такого! Я альпинист. У меня тренировка.
      - Альпинисты по горам лазят, - сообщил Циркач наставительно.
      - А если нету гор?! - продолжал надрываться юный древесный скалолаз.
      Все это начинало походить на сцену из пьесы про сумасшедший дом. Но тут Циркач внезапно приблизил правую плененную ладонь паренька к глазам и, брезгливо отбросив ее, точно змею, выдал еще более безумную реплику:
      - Это ты стрелял.
      Нет, он не спрашивал, он утверждал, только не ясно было, звучит в голосе злорадство (Попался, голубчик!) или все-таки досада (Такой молодой, а уже убийца!).
      И Пинягин понял, что именно он там разглядел, на руке невзрачного юнца. У стрелков характерный мозоль бывает на указательном пальце. А в данном случае, наверно, еще и вмятинки от скобы на пальцах не рассосались. Он ведь там сколько лежал на своей березе, неотрывно сжимая винтовку? Уж час, как минимум.
      В общем, парень тоже понял, что попался, он только хотел знать - кому конкретно попался, поэтому и выпалил свистящим шепотом:
      - Документы покажи!
      - Документы тебе в другом месте покажут. А меня так и запомнишь: экологическая полиция. Усек?
      Тут подбежали еще трое в камуфляже и с ними двое в штатском. Эти, последние, не побрезговали сверкнуть перед носом задержанного красными книжечками в развернутом виде, а затем, обменявшись с Циркачом не столько словами, сколько взглядами, попросили его залезть на березу. Разумеется, среди веток обнаружилось закрытое снизу листвой и тем более не видимое издали профессионально обустроенное гнездышко для смертоносной пташки, и чемоданчик там лежал. Циркач, спустившись, хотел открыть его при всех, сам-то уж он наверняка заглянул внутрь, но старший из тех, что сверкали документами, в ужасе округлил глаза и быстро протянул руку к бесценному вещдоку.
      - Только в машине, - проговорил он.
      В этот момент Пиндрик сообразил, что Циркач может сейчас запросто уехать, так и не заметив друга среди зевак. Настало время подойти.
      - Боря! - окликнул Пиндрик.
      - Игорек! Какими судьбами? - и сразу, не дожидаясь ответа, по-деловому: - Не уходи. Ты можешь мне понадобиться.
      А то он сам не понимает. Куда уж он теперь уйдет!
      3
      Из специального досье Четырнадцатого Главного Управления ФСБ (ЧГУ):
      Зисман Борис Моисеевич, рост 182 см, вес 82 кг. Кличка - Циркач. 1969 г.р. Еврей. Коренной москвич. Холост. Отец - Моисей Израилевич Зисман, еврей, доктор физико-математических наук, мать - Аделаида Шаевна Эскина, еврейка, преподаватель музыки. Образование - цирковое училище (с седьмого класса), ГИТИС, актерский факультет, два курса (1986-1988), ВГИК, режиссерский факультет, два курса (1988-1990). Завербован во время учебы во ВГИКе. С 1991-го по 1994-й - спецучилище ЧГУ. Присвоено звание - старший лейтенант. С 1995-го по 1997-й - Чечня, работа в группе спецназа под командованием капитана Большакова. Сентябрь 1997-го - вместе с группой Большакова выведен из личного состава ЧГУ за нарушение воинского Устава. Официально - в розыске.
      Особая характеристика: фотографическая память, способность копировать голоса, сверхнормативныя сексапильность и сексуальность, коэффициент экстрасенсорного восприятия опасности - 0,82.
      Машина оказалась солидная. Более чем - "Линкольн-Навигатор" последней модели, нагло покрашенный в небесно-синий цвет, про комплектацию и говорить не стоило, по отделке салона индивидуальное исполнение угадывалось на раз, так что с поправкой на все примочки такое чудо тянуло тысяч на сто пятьдесят.
      "Эх, - подумал Пинягин, - если б деньги тратить не как попало, и я бы мог себе похожую тачку купить! А впрочем, оно мне надо? Светиться так! Ведь на "Навигаторах" кто попало не ездит".
      Стоявший здесь же и принадлежавший, похоже, директору рынка респектабельный темно-зеленый "Гран Чироки" с золоченым кенгурятником казался рядом с этой машиной этакой скромной пятидверной "Нивой".
      "Да, Пиндрик, тебе о подобном тарантасе и мечтать не стоит", завершил он свои печальные мысли и приготовился включиться в разговор. А разговор все никак не начинался. Возможно, бугор, сидевший за рулем, ждал какого-то звонка. А возможно, еще хитрее - защита от прослушки включалась только при полностью прогретом движке - бывают такие системы. Мотор-то работал абсолютно бесшумно, только по лампочкам на панели и можно было судить о том, что происходит внутри, да еще ручка передач еле заметно меленько вибрировала.
      И вот правая задняя дверь открылась, и на место рядом с водительским плюхнулся странноватый растрепанный человечек, щуплый, маленького роста, неопределенного возраста, от сорока пяти до шестидесяти (выбирайте на вкус), и с внешностью институтского профессора. Нет, на профессора он не тянул, максимум доцент и старший преподаватель: пиджачишко какой-то неказистый, брюки мятые от другого костюма, рубашка расстегнута чуть ли не до пупа и пыльные ботинки невнятного происхождения, зато в глазах откровенное интеллектуальное превосходство надо всеми вокруг и царственная небрежность в манерах: левой рукой он с юной лихостью отбросил со лба непокорные седые вихры, а правой полез в карман за платком и одновременно не таясь подтянул ремень подмышечной кобуры. Но даже вполне серьезный пистолет странным образом не разрушал образ мирного преподавателя. В любом случае, в этой машине, среди военных и работников спецслужб смотрелся седой доцент залетевшим по ошибке, словно пассажир из вагона или каюты принципиально другого класса. Однако тот, кто виделся самым большим начальником там, в парке, здесь занимал место простого водилы, а на вошедшего смотрел едва ли не подобострастно.
      - Все в сборе? - поинтересовался "доцент".
      - Будем считать, что да, Алексей Филиппович, - последовал несколько витиеватый ответ с заднего сиденья.
      - Тогда давайте начинать. Для начала познакомимся. Моя фамилия Мышкин, зовут Алексей Филиппович. И теперь в некотором смысле именно я руковожу всей этой лавочкой под названием... Впрочем, название ее вам пока ни к чему, Игорь. Да и не имеет оно никакого отношения к делу. Что там еще? Цели и задачи? Об этом как-нибудь на досуге, а точнее, я думаю, Борис не хуже меня расскажет. Вы не возражаете, Борис?
      Циркач кивнул. И Пиндрик вдруг осознал, что все почтенное собрание в машине, а присутствовало семь человек - двое сидели сзади на откидных, собралось в его честь, да еще сразу после убийства такого большого человека! Впрочем, уже через минуту Игорь понял, что это не совсем так. Все явно торопились, вот Мышкин и старался опускать ненужные подробности, дабы изложить главное, хотя манеры его были очень далеки от военной четкости и лаконичности, к которой привыкли в работе Пиндрик и Циркач.
      - Так вот, Игорь, мы тут буквально на днях покалякали с вашим другом Борисом о некоторых задачах и пришли к выводу, что они могут оказаться под силу только вам, ну и другим, таким же, как вы. И не надо мне говорить, что таких больше не делают. Господин Зисман мне по секрету сообщил, что при необходимости разыщет минимум трех, а то и четырех человек с достаточным уровнем подготовки. А нам больше и не требуется. Однако, заметьте, нужен не просто спецназ, а спецназ, умеющий думать и не подчиненный ни одной из структур - теневых или официальных. Согласитесь, довольно экзотический набор параметров.
      - Да, - вздохнул Циркач, - вымирающее племя "диких гусей".
      - Не такое уж оно и вымирающее. Просто тамошние "гуси" только делают вид, что не подчиняются никаким хозяевам. На самом деле давно все куплены и заангажированы. Для Запада вообще характерен окончательно состоявшийся передел всех сфер влияния. А у нас кругом форменный бардак. Наши наемники готовы работать на всех одновременно и любые принципы легко меняют на дензнаки. Но вот беда: чем ниже их квалификация, тем больше жадности. Короче, обычных головорезов у нас навалом, как и всюду. Но мне сегодня необходимы спецы с соответствующей подготовкой.
      - Соответствующей чему? - быстро спросил Игорь.
      - Вы не торопитесь, молодой человек, все, что необходимо, я сам расскажу. Понимаете, ведь и мы до сих пор не спешили, все обдумывали, с чего лучше начать. Но после того, что они сделали сегодняs Они убили Лазаря. Ивана Лазаревича Аникеева.
      Зачем он назвал погибшего полным именем? Ведь все кроме Игоря, прекрасно знали, о ком и о чем идет речь. Опять ликбез для новенького? Или, возможно, это была своеобразная минута молчания, дань памяти отошедшему в мир иной: нехорошо ведь это - вот так сразу и о делах.
      Но ведь и по-другому нельзя - расслабишься на минутку, и всех перестреляют.
      Так или иначе, возникла пауза, после которой Алексей Филиппович несколько непоследовательно продолжил свой монолог, словно потерял по дороге какое-то связующее звено:
      - Вашу команду следует укомплектовать полностью уже сегодня. В сущности, если это будут люди, давно не видевшиеся между собой - оно даже к лучшему: мне не нужны замазанные в спецслужбах группы. Так вот, я могу вас выпустить из машины на минутку, вы там посовещаетесь, а потом сообщите мне, кого и где мы будем искать. Только телефонные аппараты, если имеете при себе, оставьте, пожалуйста, здесь.
      Циркач положил трубку на сиденье, а Пиндрик честно признался:
      - Нет у меня мобильника.
      Обыскивать не стали. Доверяли? Да нет, такие доверять не могут. Видать, прозвонка была у них классная.
      Отойдя на почтенное расстояние и остановившись у закрытого ларька, где не было ни одного человека в зоне прямой слышимости, Пиндрик зашипел:
      - Ты чего творишь, Циркач? Крошка в курсе?
      - Нет.
      - С ума сошел?
      - А дядя Воша?
      - Этот, подозреваю, в курсе.
      - Что значит "подозреваю"? И как это может быть: Крошка не в курсе, а дядя Вошаs
      - Да просто дядя Воша, как Господь Бог, всегда в курсе всего. Но я ему раньше времени докладывать не собираюсь. Вкалываешь, вкалываешь на благо любимой Родины, а гонорары уплывают. Тебе, я вижу, деньги стали вдруг не нужны?
      Про деньги - это он ловко ввернул.
      - А много предлагают?
      - Больше, чем ты думаешь.
      Пиндрик задумался.
      - Ох, какая девочка! - выдохнул Циркач мечтательно.
      Мимо них проходила высокая стройная блондинка с кукольным личиком, голливудским бюстом, прикрытым лишь тонкой короткой маечкой, и в таких облегающих лосинах, что через них отчетливо просматривались эротические ажурные трусики.
      - Эй, - тихо позвал Пиндрик.
      Но Циркач был уже не здесь. Он скользнул жадным взглядом от круглых коленок к восхитительно плоскому животу с аккуратным пупочком, потом дальше - по груди, шее, и, наконец, резко вскинув подбородок, словно полыхнул молнией - глаза в глаза. Девушка невольно остановилась. Неужели для того, чтоб, оскорбившись на раздевающий взгляд нахального незнакомца, дать ему резкую отповедь. Как бы не так! Пиндрик не впервые наблюдал подобные сцены с Циркачом. И этот раз не стал исключением.
      Блондинка томно прищурилась и, высунув кончик языка, быстро облизнула губы. Циркач тихо застонал, схватился за голову и выдавил из себя:
      - Не могу! Сейчас не могуs
      Кому он это говорил? Пиндрику или девушке? Наверно, обоим.
      - Эй, - еще раз позвал друга Пиндрик.
      А девушка повела плечами, вздрогнула, точно проснувшись ("Что это было?"), и торопливо зашагала прочь.
      - Обидно, - сказал Циркач. - Всегда эта срочная работа, когда не надо! Мы о чем с тобой говорили?
      - О больших деньгах, - напомнил Пиндрик. - Но я бы хотел понять, кто их платит.
      - Да я клянусь тебе, что это не бандиты. С ними обязательно надо работать, - уговаривал Циркач.
      - И все-таки дяде Воше мы должны сообщить. У тебя чего, "Пионерская зорька" в жопе заиграла? Мы уж который год на контору ишачим? Нас там кидали всерьез? Ни разу. А эти кинут при первой же возможности. Чует мое сердце. Подстраховаться надо. Уж больно они, собаки s - он поискал слово, интеллигентные!
      Циркач поглядел на Пиндрика чуть ли не с восхищением: умнеет парень с годами. Потом буркнул:
      - Да успокойся ты! На самом деле я все продумал. Просто не хотел говорить раньше времени. С Крошкой встречаться поеду я. Вот оттуда все и передадим.
      - Так не один же поедешь, - усомнился Пиндрик. - Сумеете обставить передачу незаметно?
      - Сумеем. Ну, все, алес. Пошли к ним, не стоит больше напрягать людей. Да, кстати, координаты Шкипера и Фила вспомнишь?
      - Должен вспомнить.
      - Ну и порядок. А о том, что мы кому-то подчиненная группаs
      - Циркач, я ведь только на вид маленький. А с головой у меня все в порядке. Ты забыл, что ли?
      Дверца была приоткрыта, их ждали.
      - Кому звоним? - по-деловому осведомился Мышкин.
      - Ну, - замялся Пинягин, - Шкипера, то есть Володьку Пирогова, надо искать через МВД.
      - Город, часть? - быстро спросил Мышкин.
      - Тверь, ОМОН.
      - Достаточно. Сидоров, звоните!
      Однако! Недооценил Пиндрик лаконичности и деловитости "доцента" Мышкина.
      - Стойте! - спохватился Игорь. - Этого недостаточно. У него же там совсем другая фамилия: Рыжов. Рыжовs сейчас, погодите, Федорs Степановичs Да, точно, Степанович.
      - Звоните, Сидоров, звоните.
      - Ну а у Фила, то есть Петра Головленки, я думаю, мобильник должен быть всегда под рукой, куда бы его не занесло, вообще-то он в Киеве сейчас обитает, а от Киева ехатьs
      - Лететь, - поправил Мышкин. - Номер давайте.
      - Но говорить-то все равно буду я.
      - Конечно, конечно. Или Борис. Дальше.
      - Вот с Крошкой, с Андрюхой Большаковым, хуже всего, - вступил Циркач. - Я вам как-то рассказывал. Помните? Он в глухой деревне живет, там не то что телефона нет, там почту не каждую неделю приносят.
      - Но он точно там?
      - Точно, - сказал Борис, - если б уехал, обязательно через Москву. А как тогда с друзьями не повидаться?
      - Хорошо. Деревню можете показать на карте?
      - На карте Московской области? - глупо переспросил Пиндрик.
      - Лучше, конечно, на карте Антарктиды, - не удержался Мышкин от язвительного замечания, даже о спешке позабыл.
      А один из сидящих сзади уже передавал Пиндрику раскрытый ноутбук, в маленьком окошке, в углу экрана светилась надпись: "Идет загрузка". И дальше какие-то цифры.
      - С электронной картой работать умеете? - строго поинтересовался Мышкин.
      - Да уж! Не боги горшки обжигают, - ухмыльнулся Игорь.
      И действительно, он довольно быстро нашел на топографической карте бывшего Советского Союза крошечную деревушку Бадягино Волоколамского района, в которой и был-то всего один раз в жизни.
      - Не такая уж и глушь, - заметил Мышкин. - И все-таки, Панкратов, пусть готовят вертушку, нечего там по проселкам на машинах шкондыбать. Лететь-то придется вам, Борис. Боюсь, мои ребята вашего друга не уговорят.
      - Понятное дело, - согласился Игорь.
      Однако дальше всех оказался Фил, он же Петя Головленко. То есть его совсем нигде не оказалось. Мобильник не отвечал. Однако номер Фила по-прежнему существовал и зарегистрирован был на то же имя, больше того, аппарат был включен, вот только абонент не брал трубку. Это могло означать что угодно, но мысли полезли в голову самые мрачные. Петя не расставался с мобильником даже в ванной, а на ночь или просто, если хотел отдохнуть, обязательно отключал его, но никогда не прятал под подушкой. Конечно, бывают ситуации нетипичные, но все жеs
      Они перезвонили еще раз через пятнадцать минут. Эффект получился прежним. Причем ни Циркач, ни Пиндрик не знали названия и адреса фирмы, где работал Фил, а квартиры Петя любил менять часто, никто из друзей не удивился бы, даже узнав, что он живет в отеле, тем более, если в пятизвездочном. В общем, кроме мобильника - ни одной зацепки. А мобильник молчал.
      И еще через пятнадцать минут, уже в дороге, Мышкин предположил:
      - А может, у него по той или иной причине сигнал слишком тихий? У нас есть возможность сделать звук несколько громче.
      - То есть? - не понял Борис.
      - Питающий импульс. Слышали про такой? Остронаправленный луч с высокой когерентностью и повышенной мощностью.
      А Пинягин вспомнил про питающий импульс. Однажды в Боснии они пытались вытащить раненого радиста и на полностью обесточенную аппаратуру подали со спутника этот самый проклятущий сигнал какой-то невиданной энергоемкости. Рация включилась и поговорить сумели, но руки парню сожгли напрочь, ампутировать пришлось до локтя обе. Да и лицо только чудом уцелело.
      - Э, да ведь этим вашим лучом можно человека спалить заживо, как боевым лазером. Может, не стоит? - закончил он робким вопросом.
      Мышкин посмотрел на Игоря заинтересованно - оценил эрудицию, - но тут же и пояснил:
      - Вы, дорогой друг, о чем? Допотопные разработки вспоминаете? А у нас новая система. Абсолютно безопасная. С ней не только ожогов, но даже лишних миллирентген не нахватаешься.
      - Правда? Но ведь это же, наверно, страшно дорого! - пробормотал Пиндрик какую-то явную глупость.
      Мышкин посмотрел на него с сочувствием и даже не стал комментировать эту эмоциональную фразу. Потом еще раз набрал номер Головленки и распорядился:
      - Сидоров! Организуйте звонок через орбиту.
      4
      Из специального досье Четырнадцатого Главного Управления ФСБ (ЧГУ):
      Головленко Петр Дмитриевич, рост 185 см, вес 90 кг, украинец, кличка Фил, 1963 года рождения, разведен, детей нет. Вырос без родителей (отец и мать погибли в автокатастрофе в 1965-м году), у тетки Стращук Оксаны Витальевны, украинки, начальницы цеха на швейной фабрике в Киеве. Закончил среднюю школу в Киеве, 1-й мединститут в Москве. Завербован в Афганистане в 1986 году, куда ушел добровольцем в звании лейтенанта медицинской службы. В 1988-м проходил спецподготовку в Никарагуа. С 1991-го по 1994-й спецучилище ЧГУ. Присвоено звание - капитан. С 1995-го по 1997-й - Чечня, работа в группе спецназа под командованием капитана Большакова. Сентябрь 1997-го - вместе с группой Большакова выведен из личного состава ЧГУ за нарушение воинского Устава. Официально - в розыске.
      Особая характеристика: способность к языкам, аналитические способности, умение залечивать раны мануально, без препаратов и технических приспособлений, коэффициент экстрасенсорного восприятия опасности - 0,88.
      Петр Головленко любил заплывать далеко в море, так чтобы берег уже подернулся дымкой, лечь на волны и тихо покачиваться, ощущая под собой эту гигантскую многотонную подушку из соленой воды. В такие минуты хорошо думалось. На Черном море, особенно в советское время, его, бывало, подбирали патрульные катера, и даже пытались штрафовать за нарушение каких-то пунктов кем-то придуманных правил, а здесь, на Средиземном, никто не мешал - плыви хоть до Африки. Турки оказались безумно строгими к водителям на дорогах - у них за рулем не только по телефону говорить нельзя, даже за сигарету штрафуют, а уж повороты, светофоры, знаки с турецкими надписями (как вам, например, "dur" вместо "stop"?) - это вообще атас! И особенно парковка: где бы и как бы вы не встали, обязательно обдерут как липку. Если успеют. В общем, по Турции на автомобиле ездить не надо, по Турции надо плавать. В море у них все на благо человека.
      Но сейчас Петр качался на волнах в полукилометре от берега, и на плавное течение этих неспешных мыслей накладывалось тревожное впечатление от последнего разговора с Эдиком.
      Эдик, отдыхавший вместе с ним в одном клубном отеле, когда-то был челноком. Он, собственно, стоял у истоков челночного бизнеса и упорно ездил по разным странам, лично контролируя закупки вплоть до девяносто седьмого года, хотя уже к девяносто пятому владел сетью магазинов в родном Владимире и вполне мог бы вместо себя посылать других. Но привычка - вторая натура, без загранпоездок Эдик себя не мыслил, а просто жариться на берегу и отмокать в соленой воде было ему предельно скучно. Вот и ездил вместе с простыми "коробейниками" за шмотками и прочим барахлом, пока это имело смысл. Теперь смысл исчез напрочь. Но даже здесь, отдыхая в Кемере, в сорокаградусную жару он через день мотался на такси в Анталью и заключал там какие-то сделки - оптовики, турфирмы, банки. А прямо в отеле, ухитрился познакомиться с немецким финансистом из Франкфурта-на-Майне и с восторгом рассказывал о возможных грядущих инвестициях. Жизнь у Эдика кипела не переставая. Но не все было так радужно. Разоткровенничавшись накануне вечером за стаканом почему-то полюбившегося ему местного дешевого вина "Вилла Долюча", Эдик вдруг поведал Петру страшные вещи.
      То, что челночный бизнес почти умер - это ни для кого не секрет: кризис, дефолт, четырехкратный рост доллара, обнищание народа. sОднако помимо объективных причин существовали еще и субъективные, и Эдик знал, о чем говорил. Отдельные весьма могущественные структуры целенаправленно давили челноков, причем начали это еще задолго до кризиса. По Эдику выходило примерно следующее: есть некое теневое министерство торговли, а над ним (рядом с ним?) теневая налоговая полиция. И две эти мафии, как водится, не поделили бабки. Или, говоря языком интеллигентным, не договорились о единой экономической концепции. Они и не могли договориться - уж слишком разные взгляды на все у торговли и налоговых органов. Впрочем, Эдик-то как раз и придумал, как их помирить. Ведь это стало жизненно необходимым. Страдает-то кто? Сначала народ, то бишь, покупатели. Потом - челноки, то есть мелкие торговцы - зачатки среднего класса. А теперь и такие, как Эдик, начинают ощущать неуют - то есть теперь оказывается под прицелом уже натуральный средний класс. Он так и сказал: под прицелом. Потому что готовится масштабный наезд на всю торговлю в России.
      - То есть как это? - обалдел Фил.
      - А вот так. Приезжай ко мне, мотанемся по губернии на моем джипе, по городу побродим, и я тебе там в деталях, в подробностях, с наглядными примерами все покажу.
      Короче, ясно: разговоры о народе и среднем классе - это была лирика. А по существу дела Эдику требовалась серьезная защита. Он уже давно догадался, кем работает Петр, а теперь, уточнив некоторые факты его биографии, прямо предложил переезжать во Владимир и за очень приличные деньги возглавить службу безопасности в его торгово-финансовой ассоциации.
      Головленко крепко задумался. Эдик ничего толком не рассказал, ни на каких подробностях не останавливался, но в глазах бизнесмена прочитывался страх, и этого было вполне достаточно, чтобы понять: речь идет не о новой работе, речь скорее всего идет о боевой операции, а для такого серьезного решения ему обязательно нужны остальные четверо - посоветоваться.
      Уже в двух метрах от полосы прибоя песок был настолько горяч, что, наступив на него в задумчивости, Петр был вынужден вернуться за вьетнамками. Пляж опустел - начиналось время обеда. На самом деле это называется сиестой. Только русские могут посреди дня в такую жару еще что-то лопать. Нормальные жители южных стран предпочитают ложиться спать. Но пляж-то все равно пустеет. На море стоял полный штиль, было тихо-тихо, и в этой невозможной тишине, он расслышал странный звук. Телефон. Сигналил его мобильник, положенный в сумку. Чего ж в этом странного? Подошел, достал трубку. Э, да тут разве только глухой не поймет в чем странность! Трубка орала как резаная. Кто же ему громкость подрегулировал? Или аккумулятор садится и напоследок агонизирует? "Ох, не к добру это, ребята, ох, не к добру!" - подумал Петр и, нажав зеленую кнопочку, поднес мобильник к уху.
      5
      Из специального досье Четырнадцатого Главного Управления ФСБ (ЧГУ):
      Пирогов Владимир Артемьевич, 1970 г.р., русский, кличка - Шкипер. Холост. Из семьи рабочих, мать - Пирогова Вера Дмитриевна, русская, отец, Пирогов Артемий Леонидович, русский. По окончании средней школы в городе Твери, авторемонтное ПТУ там же, срочная служба с 1988-го по 1991-й на Северном флоте. Завербован в 1989-м. С 1991-го по 1994-й - спецучилище ЧГУ. Присвоено звание - лейтенант. С 1995-го по 1997-й - Чечня. Работа в группе спецназа под командованием капитана Большакова. Сентябрь 1997-го - вместе с группой Большакова выведен из личного состава ЧГУ за нарушение воинского Устава. Официально - в розыске.
      Особая характеристика: уникальная способность к управлению любой техникой и ремонту любых механизмов (управление вертолетом - за одну неделю в совершенстве), коэффициент экстрасенсорного восприятия опасности - 0,81.
      Шкипера доставили уже через два часа. Едва ли не раньше, чем улетел в Бадягино Борис, они разминулись минут на десять. Пинягин и Пирогов сидели теперь в шикарном офисе, располагавшемся в районе Арбата, в тихом кривом переулочке, название которого вылетело из головы тут же: никто ведь ничего не скрывает, на зрительную память ни один из них пока не жалуется - к чему перегружать мозги? Игорю, как и Борису, нравилась такая ситуация, и нравилось, что все здесь было по высшему разряду, но без лишней помпезности: много современной техники, скромная на вид, но очень удобная мебель - и никаких огромных хрустальных люстр, резного красного дерева и всяких золотых побрякушек. Контора, занимавшая маленький двухэтажный особнячок, оказалась не столько роскошной, сколько по-домашнему уютной.
      А вывеска на ней нашлепана была какая-то длинная и пустозвонная: "СФЕРА. Муниципальный центр информационных технологий и спецресурсов". Правильно сказал Мышкин - не в названии суть. А в чем именно, никто объяснять не торопился. И это странным, можно сказать, настораживающим образом напоминало манеру поведения функционеров родного ЧГУ - самой секретной из спецслужб России.
      Так называемое Четырнадцатое управление являлось загадкой даже для самих его сотрудников. Младшие офицеры в конторе поговаривали, что ЧГУ директору ФСБ вовсе и не подчиняется, только напрямую Кремлю. Старшие офицеры намекали, что и весь Кремль по струнке ходит, если начальник ЧГУ генерал-полковник Форманов на них рявкнет. О чем судачили между собой генералы ЧГУ, и подумать страшно было. Так кто они, эти генералы? Кем избраны и назначены? И кто такой Алексей Михайлович Форманов, если он действительно может президентов России менять, как перчатки? "Кто? Да просто умный мужик", - объяснял, как правило, Крошка (самый приближенный из них пятерых к дяде Воше, то есть к Владимиру Геннадиевичу Кулакову, начальнику особого отдела ЧГУ и одному из замов главного). "У нас же все дураки, - продолжал свою мысль Крошка то ли в шутку, то ли всерьез. - Один умный нашелся, вот и крутит всеми". А Циркач, большой любитель фантастики, высказывал другую гипотезу: наш дорогой товарищ Форманов - инопланетянин из высшей расы. Они за нами наблюдают, контролируют, чтобы чего не натворили вот и вся петрушка.
      Но, так или иначе, они работали на эту лавочку, не слишком задумываясь, что она собою представляет: часть ФСБ, нечто над ФСБ или нечто в стороне от ФСБ. Ребятам было важно, что это серьезная организация отстаивает интересы России. А представление об этих самых интересах у них и у руководства ЧГУ трогательно совпадало. Вот почему теперь всем троим и было так странно обнаружить сходство между родной конторой и какой-то подпольной полукриминальной структурой. Ну, ладно, Циркач сказал: не бандиты. Допустим. Но если не криминал, если верить Циркачу, то как это понимать? Разве может в одной стране существовать одновременно два ЧГУ? Или в такой стране, как Россия, их может быть хоть восемь - конкурирующих друг с другом или не догадывающихся друг о друге вовсе?
      Борис знал ответы как минимум на половину самых главных вопросов, возникших у Игоря, но перед отъездом на аэродром успел только заверить еще раз, что люди Аникеева - не уголовщина и не шпионы. Так кто же они? В двух словах не расскажешь, а в трех - некогда, но помогать им надо, и непосредственно сегодня. Вот такой, примерно, вышел разговор.
      И еще успели они обсудить с Циркачом национальный вопрос. Пиндрик зацепился за отчество Лазаревич и с традиционной подколкой заподозрил, что Аникеев был наполовину еврей. То бишь "Аникеев, как говорится, по матери". Оказалось, не прав он. Лазарь - обычное библейское имя. И раньше в русских деревнях полно встречалось Лазарей. Это сейчас как-то немодно стало. А отец у Аникеева вообще вор в законе. Его еще в двадцать девять короновали, а в сорок три года на Свердловской зоне порезали какие-то дикие беспредельщики - пять ударов заточкой. Кто бы еще подумал, что такое бывает не насмерть! Час провалялся человек в луже крови, и потом двое суток в больничке - в сознание не приходил. А лепила местный, понятное дело, тоже был не академик Чазов, но мужика с того света вынул. Зэки после шутили: имя такое - Лазарь. Вот и воскрес. До восьмидесяти в итоге прожил. Короче, папаша в рубашке родился. У него, кстати, кликуха с именем совпадала редкий случай для воров, но уж больно имя приметное. Вот и сын Лазаря унаследовал кличку от отца. Прямо как Максим Горький. Поначалу величали Лазарем-младшим, а потом с годами и со смертью Лазаря-старшего приставочка эта как-то сама собою отпала. Тем более что Иван уже совсем в других кругах вращался. Связями отца он воспользовался, конечно, но сам вором не стал, занявшись торговлей всерьез, по-крупному, старался работать чисто, и как это ни странно, до какого-то момента удавалось. Иван себя тоже везунчиком считал, мол, яблочко от яблонькиs Не боялся человек ни ножа, ни пули, и долго тянулась у него эта пруха. Да только после точного попадания в висок, поди, и сам Иисус Христос не воскреснет.
      Пиндрик поморщился слегка от Борькиного богохульства, но по сути не согласиться не мог.
      - Так что Аникеев был русским, - завершил свой рассказ Циркач. - Всем русским русский. Понимаешь, всяких козлов националистов, всю эту фашистскую сволочь, размахивающую без разбору двуглавым орлом, серпом и молотом, свастиками, крестами - всех этих уродов Лазарь готов был собственными руками давить. Потому что главной своей миссией считал объединение самых разных национальностей в общем благородном деле. В этом, кстати, и заключалось всегда историческое предназначение русского народа.
      - Ну, ты сказанул! - не удержался Пиндрик. - Я прямо школу вспомнил. Наша историчка за такой ответ пятерку бы поставила.
      - Ладно тебе, перестань, это Аникеев говорил. Да ты и сам прикинь, ведь, только говоря по-русски, азербайджанец, скажем, может договориться с армянином, а чечен с ингушом. Ты вспомни Самашки, Игорь, наши их напалмом поливали, а эти чечены все равно ингушей ненавидели сильнее, чем русскихs Да, брат, Советского Союза нет давно, но про объединяющую роль русского народа и русского языка мы зря забываем. Это я тебе точно говорю.
      Вот такой разговор получился. Когда времени нет абсолютно, все на ушах стоят и хочется за несколько секунд понять самое главное, Борька иной раз умничать начинает.
      А впрочем, может, это и было самое главное?
      На кого они только не работали все эти годы, на чьей только стороне не воевали! Бывало, что и просто за деньги - за чьи-то огромные, и за свои, которые считали достойной платой за труд и рискs
      А бывает ли достойная плата за гибель друзей?
      Здесь же, по крайней мере, не о деньгах начинали говорить в первую очередь.
      - Мне нравится эта контора, - признался вдруг Пиндрик Шкиперу.
      - Мне тоже, - сказал Володька. - Вот это, брат, и настораживает по-настоящему.
      Конечно, Шкипер был прав. Решено - сделано. Они возьмутся за эту работу, но они ни в коем случае не должны забывать: их только пятеро. Все остальные - враги. Все.
      По крайней мере, могут оказаться врагами.
      Циркач и Крошка прилетели поздно вечером: деревня есть деревня. Андрюху там, оказывается, по лесам и полям искали. А вот Фил из своей загранки появился на Арбате существенно раньше. Ну, еще бы! Пиндрик и Шкипер своими ушами слышали, как Алексей Филиппович выяснял, какой ближайший к Анталье военный аэродром. Оказалось, это какая-то авиабаза НАТО с труднопроизносимым турецким названием. Звоня в Вашингтон, Мышкин беседовал по-английски, а с Брюсселем говорил уже по-французски. (Профессор не профессор, а полиглот, ядрена вошь!) В общем, пока Фил ехал на такси до этой самой авиабазы, договаривающимся сторонам уже удалось найти консенсус и натовские генералы дали коридор на Москву. Вот только садиться пришлось почему-то в Мигалово под Тверью, ближе не получилось, но и тут беды никакой - с того же аэродрома вылетел скоростной вертолет и доставил Петю Головленко почти в центр Москвы, на Ходынское поле, то есть туда же, куда чуть позже привезли и Циркача с Крошкой.
      - Да, ребята, такого уважения к нашим скромным персонам я, пожалуй, и не припомню, - резюмировал Большаков, когда они, наконец, собрались все вместе и обменялись предельно краткими рассказами о своих романтических путешествиях.
      Шкипера направили в Москву по личному распоряжению командующего округом(!).
      Крошке, который как бы случайно, посоветовавшись лишь с Циркачом, вызвался быть старшим в группе, вручили вполне натуральную бумагу на кремлевском бланке за подписью одного из замов руководителя администрации президента, из которой, коротко говоря, следовало, что подателю сего любые государственные структуры обязаны, как минимум, не мешать ни в чем.
      Фила вообще доставили к родным берегам в качестве персоны международного значения.
      - Дело пахнет керосином, - резюмировал Крошка.
      - Или просто большими деньгами, - вставил Шкипер, чтобы свести все к шутке.
      - А ни одно серьезное дело и не может пахнуть ничем другим, философски подытожил Циркач.
      Но Крошка шуток не принимал. Он думал о чем-то своем и вдруг проговорил мечтательно:
      - А мой дядя Воша, между прочим, сейчас в Испании.
      И покосился на Циркача. Мол, неужели в этом офисе еще и открытым текстом разговаривать можно?
      Циркач не прореагировал: видать, как и все другие, не знал наверняка, слушают их здесь или нет.
      Кличка "дядя Воша" была, конечно, не лучшей для конспиративного разговора - уж слишком оригинальное имечко образовал в свое время Фил от полного варианта Владимир. Как большой любитель лингвистики, он уверял, что все русские имена имеют уменьшительные формы с окончанием на "ша": Маша, Леша, Даша, Гоша и так далее, включая Ванюшу и Николашу, а вот Владяши почему-то нет, ну он и решил исправить ситуацию, придумав нечто странное, но лаконичное - Воша. Ассоциация с мерзким насекомым почему-то никому не мешала. Прозвище, особенно в комплекте с "дядей", понравилось всем, включая самого Владимира Геннадиевича, и прижилось.
      В общем, о чем подумали предполагаемые враги, неизвестно, а Циркач и остальные Крошку поняли хорошо. Циркач особенно.
      Ведь у себя-то в Бадягине Андрей нашел возможность перекинуться парой слов с Борисом. Да и тот оказался совсем не прост. Всю имевшуюся у него информацию о фирме Аникеева заранее сбросил на дискету в зашифрованном виде. Давно готовился к этой вербовке друзей. И там, в деревенском доме, сумел быстро и незаметно передать плоскую коробочку Сергею, ну а Крошка придумал повод, чтобы зайти в гончарку, где в свободное время лепил свои горшки. Сказал, мол, надо проверить, не вырубилась ли пожарная сигнализация - сами знаете, какие скачки напряжения бывают в этаком захолустье, ну и открыл там быстренько одну совсем небольшую дверцу. Момент улучил идеальный - двое сопровождавших его людей Мышкина, как раз глазели на роскошно оборудованную мастерскую, вертели головами, как туристы в музее, в это мгновение дискета и перекочевала в тайник. А когда дверца специального тайника открывается, вспыхивает лампочка тревожного сигнала и зуммер гудит не где-нибудь, а прямо в кабинете начальника особого отдела ЧГУ генерал-майора Кулакова. И если в течение пяти минут Крошка не дает отбоя по телефону, в Бадягино выезжает машина, а иногда - при более серьезных опасениях - и вертолет высылают. Причем Кулаков имел обыкновение приезжать лично, и в те времена, когда еще был полковником, и теперь, когда стал генералом. Вот только вряд ли он из Испании так быстро примчится, а значит, поедет дежурный офицер. Это-то и тревожило Крошку сильнее всего. Циркач его пытался успокоить - в основном одними глазами, а на словах сказал:
      - Андрюха, все будет хорошо!
      Абсолютно нейтральная фраза. О чем тут могут догадаться враги? Но ведь и Крошке такой фразы было недостаточно. Он попал в весьма непривычную для себя ситуацию: выдернули на работу, но ровным счетом ничего не объясняют. Тревожно! То есть просто опасно. Вот он и пытался транслировать свою тревогу всем остальным.
      И тогда Циркач, наконец, решил, что настал подходящий момент для некоторого общего ликбеза.
      - Давайте я расскажу вам вкратце про эту лавочку, пока время есть.
      Однако времени как раз и не оказалось.
      Решительной походкой вошел солидный, строгий и по-военному подтянутый сотрудник Мышкина и предложил немедленно спуститься в подвал для экипировки и более детального инструктажа.
      - У вас до вылета на объект чуть больше часа, - подытожил он.
      Ничего себе! Такое с ними происходило впервые: через час приступать к операции, а им еще задачу не поставили и даже о деньгах разговора не начинали. Это было настолько лихо, настолько не похоже на обычные серьезные дела, чтоs им всем дружно захотелось сыграть именно в такую игру.
      - Погодите, ребята, а сколько сейчас натикало? - вдруг вскинулся Фил.
      Слова вошедшего о времени вызвали у него какие-то свои ассоциации. Петя, как видно, полагал, что все еще продолжает купаться в море, вот и ходил без часов. В действительности свою любимую "Омегу" он впопыхах оставил на дне сумки, а в дороге хронометр не понадобился, чай, на мобильнике тоже время посмотреть можно.
      - Четыре минуты первого, - сказал Андрей.
      - Я обещал сразу после полуночи Эдику позвонить, - проговорил Головленко, беседуя по существу сам с собою, ведь он еще никому ничего не рассказывал о своем новом знакомом.
      - Звони, - не возражал Крошка. - Мы подождем.
      Сотрудник Мышкина скромно присоединился к этому ожиданию, и Крошка остался доволен, он не привык, чтобы им крутили, тем более малознакомые люди, предпочитал всегда лично контролировать ситуацию.
      - Я недолго, - извинялся Фил непонятно перед кем, - но я действительно обещал, это важноs
      Он уже набирал номер.
      Разговор получился и впрямь недолгим. Даже чересчур. Трубку взяла жена Эдика. Она почти ничего не говорила - только плакала. А Петя и без слов все понял. Мелкая холодная дрожь гадкого предчувствия охватила его. Наконец, женщина там, в далеком отеле, справилась с собою и все-таки сумела выдавить с усилием две отрывистые фразы:
      - Эдика застрелили. Два часа назад.
      6.
      Шифртелеграмма
      Особая, вне очереди
      Начальнику ЧГУ Форманову
      Согласно нашим оперативным данным выстрел в Ивана Аникеева в Измайлове является не следствием обычной бандитской разборки, а заказным убийством, проплаченным из-за рубежа. Есть основания предполагать, что те же заказчики финансировали и убийство Эдуарда Свирского (г. Владимир), застреленного в Кемере (Анталья, Турция) в тот же день. Прошу вашего разрешения привлечь к работе над этим заданием известную вам группу. Проблема более чем серьезна. Вылетаю в Москву спецрейсом.
      Начальник оперативного
      управления ЧГУ Кулаков
      Коста-Брава, Испания
      "Сегодня ночью в центре Стамбула прогремел взрыв. Сработало самодельное безоболочковое устройство, оставленное террористом в пластиковом контейнере для мусора - стандартная схема действий. Благодаря тому, что в столь поздний час (около полуночи) людей на улице было уже немного, жертв нет. Пятеро госпитализированы с ранениями различной степени тяжести, и по приблизительным данным, пострадало еще девять человек посетителей расположенного рядом уличного кафе "Саратога". Мощность взрыва оценивается специалистами в 120-150 граммов тротилового эквивалента. Ответственность за эту бесчеловечную акцию взяла на себя Курдская рабочая партия. Звонок, начавшийся и закончившийся выкриками "Свободу Абдулле Аджалану!" раздался в полиции уже через пятнадцать минут после теракта.
      (Сообщение агентства "Интерфакс")
      Шифртелеграмма
      Особая, вне очереди
      Стамбул, Резиденту СВР
      Полиция Стамбула сумела зафиксировать городской номер, с которого звонил представитель КРП, взявшей на себя ответственность за взрыв возле кафе "Саратога". Именно по этому номеру за несколько минут до своей гибели и за полчаса до взрыва звонил Свирский Эдуард Львович.
      Назым
      Шифртелеграмма
      Особая, вне очереди
      Руководству СВР, руководству ФСБ
      Пересылаю вам самую свежую информацию своего агента в Анталье. С целью предотвращения возможных новых терактов срочно проверьте все возможные контакты Свирского Э.Л. с КРП и другими, в первую очередь турецкими экстремистскими организациями.
      Резидент, Стамбул
      - Эдика Свирского застрелили, - сказал Фил громко, так чтобы слышали все.
      И если учесть, что, кроме него, никто из ребят этого человека не знал, вряд ли подобную реплику можно было считать случайным эмоциональным всплеском. Фраза была явно рассчитана на здешнего сотрудника. И Фил не ошибся.
      - Что вы сказали? - вскинулся строгий и подтянутый порученец, не сдержавший своих чувств.
      - Вы не ослышались, - сказал Фил. - Я был знаком с Эдуардом Свирским из Владимира и сейчас звонил в Анталью именно ему.
      Порученец мгновенно взял себя в руки, дважды вдавил одну-единственную кнопочку на мобильнике и тихо проговорил:
      - Срочно сообщите Князю: убили Ёжика.
      "И почему это надо было говорить при них? - думал Крошка, быстро перебирая в памяти все странности последних часов. - Зачем? Чтобы они теперь знали, что Свирский тоже был человеком Аникеева, что звали его при жизни этой смешной кличкой Ёжик, наконец, что Князь - это, по всей видимости, сам Мышкин? Ну кто же дает такие примитивные прозвища? Достоевского, чай, в школе проходят. Или "Идиота" не проходят? Да, и вот еще: была ли это случайность - знакомство Фила со Свирским? Для Фила разумеется, да. А для Мышкина? Не многовато ли случайностей? Циркач работает на Аникеева. Пиндрик попадает на рынок в момент его убийства. А Фил договаривается о звонке Свирскому за несколько часов до смерти последнего. Впору поинтересоваться, кто работает на Мышкина в Твери. Уж не начальник ли тамошнего ОМОНа? И, наконец, родное Бадягиноs".
      Все эти мысли, похожие на бред, прокручивались в голове у Крошки с пулеметной скоростью, а были и еще какие-то - совсем лишние. Он, правда, знал по опыту, что их не следует брезгливо отбрасывать в сторону. Все, приходящее в голову по ходу работы, - для чего-то нужно. Так уж устроена его весьма неординарная голова.
      "Странно, - думал он, - почему зачастую самые смешные и дурацкие прозвища оказываются самыми устойчивыми по жизни. Ну, то что он при росте под два метра и с косой саженью в плечах именуется Крошкой - это не слишком оригинально, а вот Фил вовсе не был известен в других местах как Филипп. Просто со школьных лет увлекался "Битлс", повсюду напевал их песни. Одной из любимых была знаменитая "If I feel" (Если я почувствую) Леннона. И еще на первом курсе кто-то сказал ему: "Что ты там бормочешь? Если я Фил? Конечно ты, Фил, самый натуральныйs". С тех пор и пошло. Я тоже очень люблю "Битлов", и часто их музыка, строчки их песен помогают мне, подсказывают что-тоs Какая же разгадка скрывается сегодня во фразе "Если я почувствую"?"s
      Ответа пока не было, зато он все отчетливее понимал, что Циркач не успеет сообщить им уже ничего. После второго убийства начнется чехарда в ускоренном темпе и надо будет только успевать поворачиваться. Почему же он решил, что все-таки стоит поворачиваться по их приказам, а не отворачиваться от этих странных людей? Ведь не потому же, что всю дорогу в вертолете - а какое там, к черту, общение через шлемофоны! - Циркач агитировал его "за советскую власть", то есть за немедленное спасение всей российской экономики путем спасения финансовой империи господина Аникеева? И не потому, в конце концов, что об оплате говорили, не называя сумм, а это, как правило, означало очень большие деньги. И даже не потому, что у этих чудаковатых людей, работающих не по канонам спецслужб, а скорее по канонам хорошо отлаженного механизма совкового министерства, такие огромные возможности на самом верху и даже в международных организациях - этим сейчас никого не удивишь. Те же наркодельцы - при их-то деньгах! - иногда бывают и с президентами и с премьерами "вась-вась".
      Нет, что-то другое подкупало его в фирме Аникеева-Мышкина, какие-то бесшабашность и романтизм, отсутствие цинизма, что ли, неотъемлемо присущего любым бандитам или сотрудникам спецслужб. И внутренний голос подсказывал: берись за это дело.
      "Если я почувствуюs".
      Вот оно! Верить не логике, а ощущениям. А внутренний голос - это и есть то самое чувство.
      "Конечно, - подумал он еще через полминуты, - в итоге мы все пятеро почти наверняка снова вляпаемся в какое-нибудь дерьмо, но попутно - и это тоже наверняка - узнаем много интересного".
      И вот поймав себя на этом сверхцинизме - мечтах о поиске интересной информации в дерьме, - Крошка мысленно рассмеялся и даже внешне не смог сдержать улыбки. Очевидно, не смог, потому что сразу перехватил удивленный взгляд Циркача и обиженный, если не сказать возмущенный - Фила: человека убили, а этот придурок улыбается!
      Но Крошка знать не знал никакого Эдика и мог сейчас думать только об одном - о непосредственно предстоящей им работе.
      Из специального досье Четырнадцатого Главного Управления ФСБ (ЧГУ):
      Большаков Андрей Николаевич, 1966 года рождения, русский, кличка Крошка, родился в г. Чжаланьтунь (Китай), женат с 1987 года, жена - Мария Анатольевна Чистякова, 1964 г.р., сын - Егор, 1993 г.р., отец - Большаков Николай Иванович, русский, полковник инженерных войск, мать - Рубцова Зоя Никитична, русская, врач. Среднюю школу закончил в Челябинске, в 1983-м поступил в высшую школу КГБ. С 1988-го - в штате Девятого главного управления. В 1990-м завербован, в 1991-м официально переведен в штат ЧГУ. С 1991-го по 1994-й - спецучилище ЧГУ. Присвоено звание - капитан. С 1995-го по 1997-й - Чечня. Возглавил группу спецназа. Сентябрь 1997-го вместе с группой выведен из личного состава ЧГУ за нарушение воинского Устава. Официально - в розыске.
      Особая характеристика: раскрытие латентной энергии организма с помощью алкоголя (Большаков возражает против изучения этой своей особенности); умение подчинять себе людей, организовывать и проводить сложнейшие спецоперации; выдающиеся аналитические способности; коэффициент экстрасенсорного восприятия опасности - 0,94 (более высокий коэффициент не зафиксирован ни у одного человека в мире).
      Подвал производил сильное впечатление. И глубиной и территорией - на добрый квартал. В самом центре Москвы! Кому это раньше принадлежало? Двух ответов на этот вопрос быть не могло. Подземные спецсооружения столицы, которые так любил обустраивать Отец народов, находились исключительно в ведении НКВД. И где-то оно теперь, это ВЧК-КГБ? Почему ушами хлопает?
      А подвал-то хорош! Особнячок над ним - как капитанский мостик над огромной подводной лодкой. В подземелье располагались всякие офисы, небольшой конференц-зал, лаборатории, склады, просторная столовая, скорее похожая на ресторан, спортзалы, сауна с двадцатипятиметровым бассейном, огромный, отлично обустроенный тирs Не хватало разве что конного манежа, да еще, пожалуй, танкодрома для полного счастья. И что характерно, все эти помещения были обеспечены прекрасной вентиляцией, кондиционированием и высококачественной имитацией дневного света. А помимо лифта, на котором они и приехали, имелись еще массивные железные двери, как у шлюзовых камер, выводящие, надо полагать, в туннели метро - для доставки грузов и на случай экстренной эвакуации.
      Их пятерых прежде всего попросили раздеться, принять душ (для бодрости) и выдали грамотные спецназовские комплекты - комбезы с веревочной сеткой, защищающей от прилипания к телу, легкие и прочные ботинки, очень компактные бронежилеты из неокевлара, шлемы с забралом - все по-взрослому! Одежду цивильную сдали на склад по описи, пока ребята мылись. Карманы и швы были, надо думать, тщательно проверены. Да только нечего там было искать их же всех повыдергивали из дома да с отдыха, кроме Циркача, про которого и так было все известно, и Шкипера, сдавшего, естественно, свое табельное оружие. Стволы выдали, может, и не новейшие, но вполне серьезные и удобные - "кедры". Поразил боекомплект, рассчитанный, вне всяких сомнений на многочасовой бой. По четыре лимонки на каждого - это тоже было немало. После такого казалось особенно интересным выслушать непосредственную боевую задачу.
      Однако ситуация складывалась дурацкая. Инструктировать группу спецназа поручили одному из замов Мышкина, скромно назвавшемуся майором Платоновым. Одетый в камуфляж, но без погон, лет пятидесяти (смешно в таком возрасте иметь звание майора!), но юркий, сноровистый, гибкий, по-спортивному крепкий Платонов, постоянно был вызываем то наверх, то еще куда-то - в связи с последним убийством в Турции. Эдик Свирский оказался если и не впрямую человеком убитого Аникеева, то, вне всяких сомнений, фигурой очень значительной для всей конторы. И как же это угораздило Фила познакомиться с таким человеком именно сейчас, за несколько дней до срочного вызова в Москву и до заказного, вне всяких сомнений, убийства? Неужели простая случайность? Илиs
      Этот вопрос не отпускал Крошку ни на минуту, но вообще-то сейчас он уже думал над другой загадкой. Он все смотрел на псевдомайора Платонова (полковник он, как минимум, видно было невооруженным глазом!) и мучительно вспоминал, где они могли видеться. В Чечне? В Паланге? На Таймыре? В Венгрии? А потом Платонов появился в очередной раз, сдернул трубку аппарата, стоящего посреди стола, и вдруг заговорил по-польски. Крошка не знал польского, но смысл беседы едва ли был секретным, раз она велась в открытую, да еще так громко, эмоционально - дело было в другом: в естественной ассоциации. Андрей теперь с абсолютной точностью вспомнил, где видел этого человека.
      И сразу ему сделалось кисло. Вот тебе и майор Платонов!
      Из них пятерых еще только Борис мог знать в лицо знакомого незнакомца, ну, Крошка и шепнул Циркачу на ухо:
      - Ты раньше встречал здесь этого хмыря?
      - Никогда.
      - Но ты узнаёшь его?
      - Кажется,s узнаю, - ответил Циркач нерешительно.
      Говорил он еще более тихим, практически неслышным шепотом - Борька этим своим умением славился еще в военном училище, где прослыл величайшим мастером подсказок.
      И псевдомайор Платонов действительно ничего не услыхал, не мог услыхать, ведь он продолжал "пшикать" с невероятной экспрессией.
      - Вроцлав, правильно? - спросил Циркач. - И звали его Гном?
      - Эльф, - поправил Крошка, - но оговорка прекрасная. Я так и передамs И вот теперь ты мне скажи: кто же кого завербовал: Мышкин этого "гнома", или "гном" - всю эту шайку одним махом? А в решающий момент явился сюда сам, собственной персонойs
      Циркач не успел ответить, потому что майор Платонов закончил трепаться с польским другом и объявил:
      - Ну, все, начинаем.
      И они начали.
      Задачка-то была ого-го! Взять штурмом ночью чью-то дачу в Вязниковском районе Владимирской области на берегу Клязьмы. Майор выдал всем карты-полукилометровки. А на доску повесил план-схему объекта. Неслабая оказалась дача: с КПП, с двойным забором: внешний - проволочный с колючкой и током, внутренний - железобетонный, уходящий на два метра вглубь и соединенный с фундаментом главного здания. Ворота такие, что никаким джипом с налету не пробьешь. Тут хоть хваленый американский "хаммер" гони - все одно, непременно всмятку. Не дача, а прямо командный пункт штаба армии! Охрана, не считая дежурного наряда из трех бойцов на КПП, - шестнадцать человек с подготовкой уровня областного ОМОНа, у всех "калаши". Плюс три двенадцатимиллиметровых пулемета, один РПГ-7 и одна противотанковая(!) пушка.
      - Кто они, эти ребята в охране? - спросил Крошка.
      - Я понял ваш вопрос, - кивнул майор. - Вам не хочется стрелять на поражение по своим. Но это не ментура и даже не ГБ, это - собственная служба безопасности мафиозного клана, называющего себя "Корпорация Феникс", то есть наших главных даже не конкурентов, а врагов. Да, они тоже делают вид, что торгуют, у них даже есть какая-то сеть, но в действительности зарабатывает фирма только на вымогательстве, последовательно ставит палки в колеса любому благому начинанию, связанному с рынками. Так вот, возвращаюсь к ребятам из персональной охраны президента "Корпорации Феникс". Кто из них где и кем служил раньше, - это личное дело каждого, сегодня все они служат только "Фениксу". Знали, на что идут и чем собираются заниматься. И учтите, необстрелянных солдатиков-первогодков там не будет, уж это точно. Кстати, ваше право - не убивать никого вообще. Если сумеете, даже хорошо. Это всегда хорошо. Задача в другом - захватить в заложники хозяина дачи, то бишь президента корпорации.
      - Да это не дача, а какой-то дворец Амина, - проворчал Шкипер с такой солидностью в голосе, будто сам и сражался в семьдесят девятом в славной команде полковника Бояринова.
      - Похоже, - согласился майор. - Сравнение вполне удачное. Так вот, не мне вам напоминать, какими скромными силами был взят тот дворец, да и сам Амин.
      - А как мы узнаем нашего "Амина"? - поинтересовался Пиндрик.
      - Вам покажут фотографии и даже видеопленку.
      - Хорошо, - Крошка перешел к главному, к стратегии. - Так мы будем брать эту крепость впятером с пятью "кедрами", стреляя из под локтя?
      - Почему из-под локтя? - удивился Платонов.
      - А так, ради понта, - с вызовом ответил за Крошку Циркач. - Но впятером - это все равно дохлый номер!
      - У вас будет огневая поддержка сзади. И еще у вас будет танк.
      - Так бы сразу и сказали, - обрадовался Крошка. - Какой именно танк?
      - Т-80 подойдет вам?
      - Хреновая машина, - угрюмо отозвался Пиндрик.
      - Хреновая?! - удивился майор. Он смотрел персонально на Пиндрика, из-за маленького роста сочтя его главным танкистом. - А вы бы предпочли "Леклерк"?
      - Да нет, - ответил за Игоря Шкипер, - мы патриоты.
      Он-то прекрасно понял, что имел ввиду Пиндрик, и обстоятельно пояснил:
      - Восьмидесятый - это могучий красивый зверь. Водил я его и не раз. Но беда в другом, он сделан для танковых сражений. Броня - против брони. А когда ты наскакиваешь на мину - особенно свирепы эти итальянские, черт, забыл, как называютсяs Короче, башню заклинивает и через передний люк невозможно вылезти, потому что ствол слишком низко и крышку не пускает. Получается гроб на колесах, а не машина. Так что мы предпочли бы Т-90, в нем эту ошибку уже учли.
      - Ну, ребята, из-за последней модели нам бы пришлось дергать одного человека, которого дергать совсем не стоит. Обойдетесь. Тем более, что противотанковых мин там не будет. Стопудово, - Платонов добавил для убедительности словечко из молодежного жаргона. - Там просто никто не ждет никакого танка.
      - Хорошо, обойдемся, - легко согласился Крошка.
      Это был нормальный разговор.
      Однако давненько не сражались они настолько всерьез! Да еще в самом центре России. А вообще, всякий раз, когда возникала интересная военная задача, политические, юридические, философские проблемы отходили на второй план, помимо чисто практических деталей удерживались в голове лишь два аспекта - моральный (это святое!) и экономический (это почти святое!).
      Сакраментальный вопрос "Сколько?" на этот раз первым задал Циркач, очевидно, на правах заслуженного сотрудника фирмы и видного специалиста по информационным технологиям и спецресурсам.
      - Так. И что нам за все это причитается?
      - А сколько вы брали всегда?
      - Мы брали всегда по-разному, - мрачно объяснил Крошка. - Когда-то давно соглашались на сорок штук - каждому, наличными и полностью вперед. Потом мы повзрослелиs
      - Стоп, ребята, - сказал майор Платонов. - Повзрослели не только вы. Но и страна после кризиса повзрослела. Вы же понимаете, что реальная покупательная способность доллара в России выросла как минимум вдвое. Так что сегодняшние двадцать, а то и пятнадцать, это как вчера сорок.
      От подобной борзости заказчика Крошка чуть дара речи не лишился. Давненько ему не предлагали участвовать в настоящем бою меньше, чем за половину от обычной суммы, какую платят за спецоперацию дежурной степени сложности, как то: освобождение заложников, арест лидера криминальной группировки в квартире или ресторане, захват охраняемого объекта средней паршивостиs
      Потом офицер спецназа Андрей Большаков по прозвищу Крошка немного пришел в себя и начал говорить, но с каждым словом все громче и громче:
      - Товарищ майор! Меня и моих друзей абсолютно не интересует текущий курс доллара в этой стране. Да, мы любим Россию и не раз сражались за ее интересы, но я специально говорю "эта страна", потому что в первую очередь мы думаем о жизнях людей. А стоимость жизни - моей, вашей и чьей угодно другой, - никогда не зависела и не будет зависеть от курса валют на любой из бирж. И даже от судьбы страны. Если, по-вашему, иначе, мы сейчас просто встаем, разворачиваемся и уходим.
      - Стоп! Успокойтесь. Я все понял, - Платонов даже из-за стола поднялся. - Это была просто, как говорится, проверка на вшивость. У нас в организации разработана тарифная сетка и существует стандарт оплаты за спецоперации повышенной сложности - сто тысяч каждому исполнителю.
      - И это мы-то будем работать за стандартную плату?! - Крошка уже не мог остановиться.
      - Заметьте, я этого еще не говорил. Теперь внимание: мы готовы предложить вам вдвое больше стандарта.
      "Ничего себе торговля - какая-то игра в поддавки!" - подумал Крошка и внаглую потребовал:
      - Двести пятьдесят!
      - Нет проблем, - мгновенно согласился Платонов, - но это последнее слово.
      И стало ясно, что дальнейшее задирание расценок будет не только некрасивым, но и бессмысленным.
      А заказчик тут же почувствовал: инициатива перешла к нему, и добавил как бы в проброс:
      - Еще одно маленькое замечание. Старший лейтенант Зисман, вы уже уволились из рядов нашей охраны?
      Этому псевдомайору почему-то очень нравилось разговаривать строго по-военному, и Циркач ответил ему в тон:
      - Никак нет, товарищ командир!
      - В таком случае вам причитается только двести тысяч.
      - Ни фига себе! В вашей фирме охранник за два месяца зарабатывает пятьдесят штук? - это выпалил Пиндрик и аж присвистнул.
      - Конечно, нет, - ответил Платонов. - Просто существует определенная этика отношений. Например, когда-то я работал в журналеs
      Он сделал паузу, словно прислушивался к чему-то, и Крошка вклинился с достаточно бестактным вопросом:
      - "На страже Родины"?
      - Почти, - кивнул Платонов. - Во французском издании "Плэйбоя". Так вот, для штатных сотрудников ставка гонорара была там на двадцать процентов ниже, чем у сторонних авторов.
      Никто так и не понял, всерьез ли говорилось про "Плэйбой", но про вознаграждение для Циркача - абсолютно всерьез, и Борис был вынужден согласиться. Впрочем, тут же заявил немного обиженным голосом:
      - А насчет увольнения я подумаю. К чему вообще работать с такими деньгами?
      - Обсудим это после операции, - резонно заметил Платонов.
      А Крошка напомнил:
      - Вы случайно не забыли? Все наличными и полностью вперед.
      - Разумеется, - кивнул майор, - я не склеротик. Только в этом случае, ребята, по ходу боя вам придется таскать за собой повсюду довольно увесистый чемоданчик. Отпустить вас домой или в банк мы уже не успеваем. Или есть еще вариант: можем выдать тысячными бумажками.
      - Какими?! - не поверил Крошка. - Да их же, насколько я знаю, печатали в очень ограниченном количестве и только для межбанковских расчетов, а с девяносто шестого года вроде и вовсе выпускать перестали.
      - Ценю вашу эрудицию, капитан, но мы действительно готовы найти для вас этих крупные купюры на всю сумму.
      - Не надо, - решительно сказал Крошка. - Куда мы с ними пойдем? Это называется "до первого мента". Прежде чем на рубли разменяешь, три раза объяснить придется, где взял. Уж лучше десятками взять или по доллару. Давайте ваш чемоданчик.
      - Но зачем же чемоданчик? - возразил Фил. - Раскидайте нам по пачкам на пять брезентовых заплечных мешков - и порядок! Своя ноша не тянет.
      - Что ж, по рукам, друзья, - резюмировал майор Платонов, повысивший их до уровня личных друзей, очевидно, по случаю совершения сделки.
      Беседа с неизбежностью подходила к концу, и Крошка поспешил задать еще один важный вопрос:
      - С чем связана такая спешка? Поймите, я не пытаюсь влезать в ваши дела, просто хочу понять, что грозит лично нам, если мы по той или иной причине не уложимся в график. На объект нагрянет целая воздушно-десантная дивизия? Или его накроют ракетным ударом вместе с нами, или?..
      - Все гораздо проще, капитан, - перебил Платонов. - Просто в ближайшие сутки товарищ Амин, он же господин Павленко, будет у себя на даче, и мы точно знаем, что он никого в гости не ждет, а потомs Одному Богу известно, что может случиться потом. Лично я не хочу, чтобы мои родственники узнали о моей смерти из выпуска новостей.
      - Ответ принят, - сказал Крошка.
      - Ну, вот и славненько, - ответил Платонов с предельно мирной интонацией, словно он агент турфирмы и только что продал клиентам замечательные путевки на острова в Карибском бассейне.
      Затем псевдомайор удалился на пару минут и вернулся с чемоданом денег и пятью вещмешками. Поприсутствовал при процессе перекладывания и выборочного пролистывания пачек, запечатанных в стандартную банковскую упаковку, и, прежде чем уйти, предложил посетить соседний офис, где можно познакомиться с фотографиями и видеозаписью.
      Враг всего прогрессивного человечества кровавый мафиози Аристарх Николаевич Павленко выглядел весьма благообразно. Лет сорока пяти, но моложавый, гладкая кожа лица с этаким юношеским румянцем, зачесанные назад волосы, прямой, открытый взгляд светло-серых глаз, приятные манеры - ну ни дать ни взять положительный комсомольский лидер даже не брежневской поры, а давних времен романтической оттепели - таких только в старых фильмах и показывают. А Пиндрик вдруг сказал:
      - Улыбка - ну, прямо как у этого, Аникеева, которого убили.
      И Циркач согласился:
      - Правда, внешне совсем разные люди, но какое-то внутреннее сходство удивительное!
      Хорошо, что ни Платонов, ни Мышкин этого разговора не слышали, а девушка-оператор, крутившая им кино про Павленко через большой плоский жидкокристаллический дисплей компьютера, на подобные реплики не реагировала.
      Вообще, события разворачивались как в сказке: и деньги выдали, и оружие, и под конвоем не водили. Но Крошка поминутно напоминал себе, что обязан эту сказку сделать былью, иначе столь приятная обстановка может легко обернуться западней. И теперь самое главное для подстраховки - найти способ как можно скорее сообщить генерал-майору Кулакову следующее: на распрекрасный, во всех отношениях замечательный федеральный (или какой он там - муниципальный?) центр спецтехнологий и информационных ресурсов (или наоборот?) почему-то работает знаменитый агент-перебежчик как минимум трех разведок - старина Эльф. Вряд ли его теперь завербовали в СВР или ГРУ, ох, вряд ли! Годы не те у мужика, чтобы так сразу ориентацию менять. Так что же это значит? А вот пусть Кулаков и решает - ему за это зарплату выдают ежемесячно, и вообще, у него там целый штат, целая система. А они пятеро кто такие? Просто солдаты удачи, дикие гуси. Пожалуй, у них немного странные для наемников принципы - как можно больше спасать и как можно меньше убивать; прежде чем что-то делать - обязательно думать; наконец, родину любить сильнее денег, а людей - сильнее родиныs Но одно остается неизменным - заработали - и на дно. В политику - не соваться, ни в коем случае! Гори она огнем, эта политика! Впрочем, несколько раз влезали уже и всякий раз выбирались назад, как из помойки, и долго-долго потом мыли рукиs
      Крошка решил поступить наипростейшим способом. Поднявшись наверх и убедившись, что Эльф остался внизу, он перед самым отъездом внезапно хлопнул себя по лбу и попросил - ну, буквально на три минутки - позвонить жене.
      - Ё-моё! Я же ключи от гончарки и от машины оставил в ящике письменного стола - она их в жизни не найдет. Братцы, это важно!
      Он уже брал трубку со стола, а мрачный сотрудник, сопровождавший их в верхних помещениях, молчаливо ждал продолжения и пристально вглядывался в Андрея. Однако разговору не препятствовал.
      Маша ответила почти сразу. Значит, не спала, а телефон, разумеется, у постели. Отработав легенду с ключами, Крошка как бы совершенно невзначай поведал:
      - Я тебе несколько дней не смогу звонить, Шушуня, ты не беспокойся. Все нормально, я тут многих старых друзей встретил - Шкипера, Фила, даже этого - Гнома. Как это, какого? Ну, он еще в Белорусском национальном десанте служилs Ладно, Шунь, мне уже некогда. Ты обязательно передавай привет дяде Воше, как только он вернется из своей Испании, слышь? Ну, пока!
      По глазам мрачного сотрудника ничего понять было нельзя: догадался, не догадался? Эльф обязательно догадается, если они тут всё пишут и если он потом прослушивает, так ведь и Владимир Геннадиевич к тому времени уже мно-о-огое успеет предпринять.
      "Хорош, Андрюха, - сказал себе Крошка. - Теперь выкидывай все из головы, часа через два-три будете на месте. Рекогносцировка - дело серьезное - на нее вместе с разведкой дают меньше суток - с утра - и до темноты. А ночью штурм. Ребята не подведут, главное - сам себя не подведи. В этом танковом сражении в мирное время ошибаться будет точно нельзя".
      7
      - Ну, ты, брат, загорел, - сказал начальник ЧГУ генерал-лейтенант Форманов.
      - Есть такое дело, - кивнул его зам генерал-майор Кулаков.
      Генералом он стал совсем недавно, а начальником особого отдела ЧГУ отбарабанил добрых три года. Особым называли отдел, занимавшийся непосредственно подготовкой и проведением спецопераций. Так что с очередными и внеочередными отпусками в этом подразделении было не все понятно: если случалось что-то срочное, начальство находило хоть на Марсе. А компенсацию за этоs Что ж, ждите, товарищи, в виде добавки к пенсии и прочих благ.
      - И, заметь, Алексей Михайлович, - поведал Кулаков, - всего за три дня загорел. А ведь так надеялся по-человечески отдохнуть!..
      - Зря, - припечатал Форманов. - А впрочем, не гневи Бога, Геннадич! Три дня без единого ЧП - это уже неплохо.
      - Ладно, проехали, - согласился Кулаков. - Вот посмотри лучше: научили меня там цивильные сигареты курить. Представляешь, к чему пристрастился легкие, ну прямо дамские, да еще с ментолом! Мексиканского производства, между прочим. "Импала" называются.
      - Водка у них - текила, сигареты - импала, - задумчиво проговорил Форманов.
      - Текила - это не водка, - осторожно поправил Кулаков. - А импала это такой олень.
      - Олени, значит, говоришьs - еще более задумчиво пробормотал Форманов, потом вскинулся, словно проснувшись: - Однако хорошие сигареты. Когда после второй за день пачки в горле першит - с ментолом в самый раз, это я знаю. Сам когда-то баловался. Но ты давай, говори по сути, отдых-то уже кончился. Досрочно, - сурово добавил начальник. -Рассказывай. Откуда информация? С какой радости шухер поднимаешь?
      - А ты еще не понял? Информация, как всегда, из Гамбурга. От нашего агента. Очень мутная, должен тебе сказать, информация. Дескать, кто-то из немецких ультраправых заказывает убийства русских бизнесменов. Где? Не известно. Когда? Тем более. Но это все - сведения трехдневной давности. Они же мне еще в день приезда сбросили шифровку по электронке прямо в номер, через Интернет, разумеется. Только я сообразил, как в ихнюю телефонную розетку мой ноутбук воткнуть, а там уже - пожалте! - имеется почта, и не от любимой женушки, понятно, а от любимых сотрудников. Пришлось изучать какую-то ересь о транснациональных объединениях уголовных авторитетов, контролирующих рыночную торговлю. Управлению МВД по борьбе с экономическими преступлениями было там над чем мозгами пораскинуть, уж это точно, а мы-то здесь при чем - я все никак не въезжал. И вообще, информация не носила срочного характера и по спецканалам через спутник не передавалась. Но вчера днем, сам понимаешь, такое дело... А ночью еще один выстрел...
      - Все, стоп, - прервал его Форманов. - Раз информация из Гамбурга мутная, послушай меня. Я получил твою шифровку рано утром и сразу запросил все, что можно, у МВД и ФСБ по Аникееву и Свирскому. Сведений, честно скажу, маловато, но ознакомиться уже есть с чем. Турецких убийц мы пока найти не можем. А вот московский наемник - очень любопытный персонаж - это действующий международный мастер по стрельбе из винтовки Анатолий Глаголев - ученик великого Кручинина, ну, помнишь, этого нашего чемпиона, которого еще подозревали в нескольких заказных убийствах, но так и не сумели ничего доказать. Слишком серьезный оказался заказчик. Госзаказ, как говорили при советской власти. У нас, кстати, были данные на Кручинина, но меня вовремя тормознули. Ну а ученичок его, понятно, даже и не представляет себе, на кого работал. Цепочка заказа на этот раз безумно длинная и наверняка рвется где-нибудь посередине в самом интересном месте. Я попросил проанализировать все трупы последнего месяца, но это же адова работа! А к тому же, кто сказал, что покушение не готовилось в течение, допустим, полугода. И наконец, вместо материалов допроса гражданина Глаголева, у нас только обрывочные данные прослушки, полученные через ФСБ. Ведь парнишка-то сидит даже не в Лефортове, а в "частной тюрьме", то есть просто на чьей-то даче или квартире.
      Кулаков слушал это все довольно внимательно, но все же думал параллельно о своем. "Частная тюрьма" заставила его усмехнуться и помотать головой, но вообще как раз то, что команда Аникеева могла отмазать убийцу не только от милиции, но и от ФСБ, уже не удивляло. Еще пара лет такой жизни, и мафиозники будут подменять собою все госструктуры, включая армию и МЧС. Меж тем Кулаков догадывался, что скоро в монологе Форманова возникнет пауза, и шеф, наконец, спросит о главном более предметно, чем вначале.
      Так и вышло. Форманов встал, подошел к окну, посмотрел во дворик и проговорил:
      - Ну, и с чего ты вдруг переменил мнение? Почему решил, что вся эта история все-таки будет касаться нашего ведомства.
      - Так ведь я уже в Бадягине побывал и дискету прочел, которую Циркач для меня там оставил, а вместе с ней Маша, Андрюшкина жена, передала мне запись последнего звонка Большакова из Москвы. Вот после этого, Михалыч, Турция, Германия и Измайловский рынок - все склеилось. А не ты ли мне еще весной давал в разработку "короля рынков"? Тогда это дело замяли, известно по чьей просьбе, а сегодня, когда "короля" не сталоs
      Форманов резко обернулся.
      - Доказательства, дядя Воша! Где доказательства, что "королем рынков", на которого собирались открыть охоту, был именно Аникеев?
      Кулаков молчал.
      - Что, сплошная интуиция, которая в некоторых случаях дороже логики? поинтересовался Форманов язвительно.
      - Нет, - замялся Кулаков, - чистейшая логика. Видишь ли, Крошка, ну, то есть Большаков, узнал в лицо одного из замов Аникеева и уже успел мне сообщить об этом.
      - И кто же он, этот зам?
      - Агент БНД Клаус Штайнер по кличке Эльф, он же агент Моссада Миньян, он же польский разведчик Юриуш Семецкий, он же...
      - Твою мать! - вырвалось у Форманова. - А Эльф не мог узнать Большакова?
      - Не мог. Он его не видел. Ты забыл, наверное, на том задержании ребята работали порознь, только Циркач стоял рядом, но он был в очень хитром гриме. Крошка вообще сидел в баре к Эльфу спиной, ну а потом... Потом этот дьявол ушел, ты должен помнитьs
      - Да, да, конечно, - пробормотал Форманов и повторил с еще большей экспрессией. - Твою мать!
      Новая пауза была долгой. Кулаков успел размять и раскурить набитую какими-то опилками, но любимую с юных лет сигарету "Дымок" и за этим процессом напрочь забыл об "Импале" с ментолом.
      И наконец до генерала Форманова дошло:
      - Постой, где, говоришь, Большаков опознал Эльфа?!
      - Не знаю точно. Может быть, в машине, а может, и в офисе Аникеева. Ты лучше глянь на расшифровку этого телефонного разговора. Это же поэма! Эльф называется старым другом по кличке Гном, служившим в Белорусском национальном десанте.
      - Белорусский национальный десант - это сильно, БНД, значит, получается, - оценил Форманов, а потом словно еще раз проснулся: - Ладно. Ты мне своими десантами имени Лукашенко зубы-то не заговаривай. Что делает Большаков в фирме Аникеева?
      - Работает вместе со своей группой на ЧГУ, - не задумываясь отрапортовал Кулаков.
      - Ой ли? - улыбнулся Форманов. - Не сходятся у тебя концы с концами, Владим Геннадич! Получается, когда ты спрашивал у меня разрешения подключить к работе группу Большакова, он уже работал. И не на нас - на Аникеева. Так, что ли?
      - Не так. Большаков работал на себя. Но постарайся понять: я-то у тебя хотя бы пост фактум разрешения спросил, а Андрей меня вежливо так в известность поставил - и всеs
      Генерал-полковник Форманов вдруг начал неудержимо хохотать, хотя ситуация, скажем прямо, к этому не располагала.
      - Я одну историю вспомнил, - пояснил он, наконец. - Про Льва Толстого и великого кинооператора Пате. Толстой, как известно, терпеть не мог кино во всех видах. Пате его втихаря снимал на перроне железнодорожной станции, а потом интеллигентному французу неловко стало. Он подошел и спрашивает: "Можно я буду вас снимать?" "Так вы меня уже снимаете!" - резко так отвечает Толстой. "Но мне неудобно как-то, - говорит Пате, - я бы хотел ваше разрешение получитьs" "Хотели получить?! - говорит Толстой, окончательно озверев. - Так я вам не разрешаю этого делать!" После чего Толстой идет дальше, а Пате продолжает его снимать.
      Кулаков даже не улыбнулся:
      - Но ты же дал мне разрешениеs
      - Так я и не знал, что ты меня уже снимаешьs
      Помолчали. Кулаков потянулся за второй чудовищно набитой сигаретой "Дымок".
      - Кем был этот Иван Аникеев по данным из Гамбурга? - решил первым нарушить молчание Форманов. - По официальным сводкам МВД, он обычный уголовный авторитет, державший все московские рынки.
      - А по неофициальным догадкам аналитиков гамбургской резидентуры, он и есть король рынков, не имеющий прямого отношения к уголовщине. Мы считали весной, что король - это кто-то из турецких финансовых магнатов или версия номер два - кто-то из кремлевских кураторов рыночной теневой экономики. Но в Турции неожиданно убивают нашего владимирского парня, а в Кремле вообще не трогают никого. Остается Иван Лазаревич Аникеев. Именно он оказывается в своем рыночном королевстве одновременно и серым кардиналом и публичным политиком. Вот для борьбы с ним западники и внедряют в фирму своего Эльфа. Собственно, это не называется внедрить, они его официально вводят, присылают в качестве консультанта. Словно какого-нибудь Джеффри Сакса в правительство Гайдара. Уму не постижимо: агент, которого, сбившись с ног, ищут пять разведок и шесть контрразведок, спокойно приезжает в Россию и даже не слишком прячется.
      - А от кого ему прятаться? - еще более обиженно, чем Кулаков, запыхтел Форманов. - У него тут все свои. Сам посуди. Если какой-то Мышкин, зам директора пресловутого центра "Сфера" получает разрешение Вашингтона и Брюсселя на коридор для вылета военного самолета с территории Турции! И не только не скрывается от спецслужб, но даже согласовывает свои действия с официальными структурами России. Хочется верить, что Мышкин на пару с Эльфом еще не знают про нас, но если завтра они оба придут ко мне в кабинет, я даже не слишком удивлюсьs
      - Ну, не надо, - не поверил Кулаков такому дикому предположению, а потом, некоторое время помямлив, сообщил: - Ты все-таки дослушай некоторые подробности, Михалыч. Циркач, то бишь Боря Зисман, уже пару месяцев работает в охране фирмы Аникеева, этого самого "Муниципального центра информационных технологий и спецресурсов", то бишь "Сферы", и после вчерашнего убийства именно он решил собрать остальных. Не советуясь с нами. До поры. Но это не было придумано, как своя игра, ведь именно он заготовил для нас информационную дискету - изучишь на досуге. Там много интересного.
      Такая была у них дежурная шутка - изучать самую срочную оперативную информацию "на досуге".
      - Весело, - проговорил Форманов. - Значит, все-таки наших людей нанимают другие. А они даже не ставят об этом в известность ЧГУ? Я правильно понял?
      - Нет, товарищ генерал, - равнодушно и даже хмуро произнес Кулаков это, в общем-то, привычное, но теперь звучащее как издевка обращение. - Они наши, когда они - команда. Поодиночке никто из них подписку не давал и в штат ЧГУ обратно не зачислялся. Тем-то и ценна группа Большакова. И сегодня их вроде бы пугающая автономность на самом деле необычайно на руку именно нам. Ну, попробуй сказать, что я не прав.
      - Не буду пробовать, - проворчал генерал Форманов. - Скажи лучше, куда их направили теперь?
      - Наверняка говорить рано. В офисе Аникеева у нас "ушей" нет. Весной пытались подключиться, да столкнулись с такой техникой, что чуть было не засветили собственные номера. Но, по косвенным данным, наша группа выдвинулась в направлении так называемой резиденции Павленко. Аристарх Николаевич Павленко - глава "Корпорации Феникс", очень серьезный персонаж, его продвижение после девяносто первого годаs
      - Спасибо, я помню, кто это, - перебил Форманов.
      - Хорошо, - кивнул Кулаков, словно проверял память начальника. - Так вот. Объясняю, откуда возникла гипотеза. Наружка вела наших ребят до Вязников, а дальше стало невозможно, но там уже до пресловутой резиденции рукой подать. А вот телефоны Павленко мы как раз прослушиваем. Даже разговоры в его главном офисе должны писаться. И еще плюс: Павленко не ждет гостей. Так что раньше времени влезать туда физически не стоит, дабы никого не спугнуть, однако к завтрашнему утру, я считаю, надо иметь мобильную группу именно в Вязниках.
      - Вот ты ее и возглавь, - принял Форманов неожиданное решение и нажатием кнопки вызвал адъютанта, чтобы отдать все необходимые распоряжения.
      - Ты знаешь, я сам об этом подумал, ноs
      - Решил, что дело начальника сидеть в кабинете на телефонах и руководить? Ты же боевой генерал, Геннадич! А телефон - в наше время не проблема, спасибо последним достижениям конструкторов, космическая связь теперь в кармане помещается. Вот и звони из владимирских лесов хоть в Нью-Йорк, хоть в Брюссель. Очень может статься, что именно в этой глуши и пойдет охота на нашего главного фигуранта. Иван Аникеев безусловно был королем рынков, но берут меня сильные сомнения, что весной под этим именем проходил именно он. Разберись, дядя Воша. А папочку мою просмотри до отъезда повнимательнее.
      И он выдал Кулакову все, что удалось нарыть в МВД и ФСБ об Аникееве, Мышкине, Свирском и Павленко.
      Глава вторая
      ШТУРМУЕМ "ДВОРЕЦ АМИНА-2"
      1
      - Шушуня! Ты где?
      - Подожди, мой маленький, я сейчас!
      Она так смешно и мило называет меня - "маленький". Если мы оба стоим, ее губы утыкаются чуть повыше моего пупка. Восторг! А какой-то дурак еще говорил мне, что рост мужчины и женщины в идеале должен быть примерно одинаков.
      - Кто тут маленький, - картинно сержусь я.
      - Вот он - мой маленький, - отвечает она обычно, показывает пальчиком и начинает ласкать моего красавца, поглаживая, как младенца, по головке и не только.
      Так мы играем. Но на этот раз моей Машуни все нет.
      - Шушуня! - кричу я.
      - Я тут! - отвечает она.
      Мы перекликаемся, как в лесу. А ведь сидим оба в номере роскошного отеля и за окном теплое море, не остывающее за ночь, и кудлатые пальмы, склонившиеся над крупным песком. На юге страшно обостряются все желания: есть, пить, двигаться, смотреть, слушать - всего хочется, как в первый раз. И это желание тоже обостряется, быть может, оно-то и становится сильнее всех прочих.
      Я сижу на белоснежной ароматной постели и схожу с ума от желания, а она все не выходит из ванной. Нарочно, что ли? Включаю телевизор. И попадаю на ночной эротический канал. Кажется, французский. Танцуют безумно красивые длинноногие девки. Ну, что они, издеваются, в самом-то деле? Я же сейчас просто не дождусь Маши иs
      Машуня выпархивает из ванной в легком купальном халатике, и я захлебываюсь от восторга при виде ее.
      - Погаси свет, маленький!
      - С чего это? - удивляюсь я.
      - Ну погаси, пожалуйста, я прошу тебя!
      Она прижимается ко мне всем телом и нежно облизывает грудь, я целую ее плечи и шею. Ну как тут не выполнить просьбу? Свободной рукой дотягиваюсь до выключателя. А что я делаю не свободной, догадайтесь сами.
      - Шуня, ты вся дрожишь. Тебе холодно?
      - Дурачок, - шепчет она, - я просто очень хочу тебя! Почему мы так редко видимся, маленький? Словно я и не жена, а так, какая-нибудь любовницаs Или это только лучше?
      Но я уже не слышу, что она там шепчет, я уже ничего не слышу, потому что рука моя нашаривает нечто восхитительно непривычное.
      Пауза. Машуня тихо смеется.
      - Что это? - выдыхаю я.
      - Ой, мне щекотно! - она продолжает смеяться.
      Нет, теперь уж я точно зажгу свет.
      - Не надо, я стесняюсь, - она продолжает дурачиться. - Это тебе сюрприз - мой новый причесон.
      - Ты сделала это бритвой? - при свете я просто в полном восторге.
      - Дурачок, сейчас же есть специальные кремы.
      - Какая красота!
      - Но я стесняюсь!..
      Она дурачится еще ровно две секунды, потом раскрывается мне навстречу, как нежный розовый бутонs
      - Шуня, я так люблю тебя, Шуня!..
      И я вдруг понимаю, что, забывшись, шепчу это вслух, не в номере клубного отеля на Кипре, и даже не на сеновале в Бадягине, а во чреве ревущего военно-транспортного вертолета, куда нас пятерых только что загрузили и позволили подремать с полчасика, так как после уж точно некогда будет.
      Слава Богу, ребята ничего не услышали. Стыдоба - такой сентиментальный командир!
      Завтрашний день обещал быть нелегким. Ночь - еще тяжелее. А сейчас этакая расслабуха. К рассвету планируется только плотный, но быстрый завтрак и больше ничего до самого следующего утра - перед серьезными операциями штурмового типа наедаться вообще не рекомендуется. Даже пить самый минимум. Выспаться, конечно, не вредно, но это уже по обстоятельствам, будет возможность - поспим и днем.
      Для всех желающих предлагались таблетки кофеина и более серьезные препараты, даже мышечные стимуляторы. Бромантан например. Я от этой дряни всегда воздерживаюсь. Один раз только и попробовал. Но, доложу вам: реакция, резкость ударов, быстрота перемещений - возрастает все! И очень заметно - летаешь, как на крыльях. Однако Фил мне по секрету объяснил тогда, что от этой "бормотухи" (а так зовут бромантан все медики и спортсмены) начинаются некоторые осложнения в весьма деликатной сфере, а попросту говоря, встает плохо. И при частом употреблении в больших дозах можно сделаться вообще импотентом. Ну, я и зарекся его глотать.
      А между прочим, бромантан (за границей его называют "русским допингом") наши умельцы народные именно для спецназа разрабатывали (спасибо вам, дорогие товарищи ученые!), но его, как водится, нежно полюбили эти психи, охочие до медалей и рекордов - спринтеры, конькобежцы, пловцы, профессионалы в игровых видах. И в отличие от наших бойцов, к таблеткам прибегающих только в исключительной ситуации, спортсмены травятся регулярно, поэтому именно они очень быстро и наглядно показали всему миру, как действует на человека новейший мышечный стимулятор. Согласитесь, приятнее учиться на чужих ошибках.
      Короче, и на этот раз я решил: обойдемся без химии, не маленькие.
      В вертолете под монотонный гул всех сморило, но, пока не заснули, Циркач еще кое-что интересное успел поведать. Фил сидел от него слева, я справа, а Пиндрик и Шкипер расположились напротив.
      Оказывается, Иван Аникеев начинал свою торговую карьеру именно с Измайловской оптовой ярмарки. Вот вчера и приехал туда в честь десятилетнего юбилея. Захотелось ритуал соблюсти, вновь пройти собственными ногами по той земле, откуда стартовал в заоблачные выси. Так вот за эти десять лет Аникеев-младший действительно практически не пользовался воровскими связями отца, ну, если не считать, что в некоторых кругах само его имя работало. "Лазарь, сын Лазаря, - шептали друг другу уркаганы, уважать надо". А он плевать хотел на уважение воров. Просто делал дело: координировал, концентрировал, расширял, разветвлял, упорядочивал. В итоге, грубо говоря, прибрал к рукам все оптовые рынки Москвы. А потом и всей России. А потом и значительную часть мелкооптовиков в других странах бывшего СССР. Распределение сфер влияния, дележка собственности движимой и недвижимой - это всегда процесс кровавый. Крыша наезжала на крышу, устраивались разборки со стрельбой, кого-то сдавали ментам или гэбухе, кто-то "рвал нитку", то есть делал ноги за рубеж. И конечно, в известном смысле кровь многих самоуверенных авторитетов, претендовавших на большую власть, чем они того заслуживали, могла быть списана на Аникеева, но он никогда и никого не убивал лично, своими руками, и даже никогда не заказывал киллеров. У него были другие методы. Просто очень богатые люди вдруг становились бедными. А деньги направлялись на благие дела.
      Пока существовала так называемая рублевая зона на всей территории бывшего Союза, проблем у фирмы Аникеева не было вообще. Потом сделалось посложнее, но контроль все-таки удавалось сохранять, удается и сейчас. В том-то и дело, что Аникеев сумел установить реальный, четко организованный и совершенно современный контроль с четкой (не двойной) бухгалтерией, с полным выводом всей информации на компьютер, с единой службой безопасности, с космическими телефонами, с аналитическим центром и международными связями.
      Я выслушал это и даже не поверил вначале, а Циркач сказал, что и он не верил, пока не увидал всего собственными глазами. Через фирму Аникеева-Мышкина проходили АБСОЛЮТНО ВСЕ финансовые потоки, которые в официальных органах принято считать неучтенным наличным оборотом, или, говоря по-простому, черным налом.
      Аникеев был гениальным организатором, менеджером, умевшим находить общий язык с самыми несговорчивыми людьми. А его друг и правая рука Мышкин по прозвищу Князь оказался уникально способным экономистом, доктором наук, между прочим, и действительно потомком княжеского рода, но не это главное. Главное, он сумел понять рыночные механизмы новой России. Рынок - он ведь как живой организм, навязывать что-то не только бессмысленно, но и вредно, а если понять, чем кормить этого зверя, он начинает расти, давать потомство и всячески процветать. Вот аникеевские люди и наплодили рынков самого разного рода на радость себе и всему населению. Скажи плохо, когда в стране все есть! А ведь реально именно эта контора и кормит нас всех, потому что прибыль, получаемую со всех черных, получерных и четвертьчерных продаж, идет у Аникеева, разумеется, не в государственную казну, зато и не в швейцарские банки. Впрочем, на данный момент это, к сожалению, одно и то же. Нельзя сегодня официальные налоги платить в бюджет - там просто бездна, черная дыра, смерть нашей экономики. А вот Аникеев и Мышкин разумно тратят свою прибыль на развитие торговой отрасли. Красиво? Очень красиво. Нарушается при этом закон? Конечно, нарушается. Но такие законы, какие принимает эта гребаная Дума в Охотном ряду, разве что совсем больной человек нарушать не станет. Главное же, что Мышкин с Аникеевым работали на благо России, вот почему они не бандиты, вот почему и надо им помогать.
      Долго излагал Циркач всю эту теорию. Много интересных слов сказал. Хоть прямо сейчас зачисляй его на третий курс экономического факультета. Я, признаться, всегда стараюсь быть скептиком. Отец меня так воспитал, он любил повторять: "Знаешь, что написал молодой Маркс в анкете, отвечая на вопрос "ваш девиз"? "Подвергай все сомнению!" Вот и ты подвергай, Андрюша!" Но на этот раз Борька почти убедил меня. Все так складно у него получалось. Даже слишком складно. Одна огромная организация контролирует всех и все. И рыночная экономика работает. Где подвох, мужики?
      Однако что-то мне во всей этой истории мешало, я еще не понял, что именно, а главное, сомнения-то все равно не конструктивны, когда деньги уже получены и ты подписался на работу. Мы бабских истерик закатывать не привыкли. Мы привыкли потихонечку, не торопясь, врубаться в ситуацию, даже если она вся - сплошной аврал и форс-мажор, а потом, когда вдруг понимаем, что вляпались - бывало и такое, чего греха таить - потом имеем мужество швырнуть деньги в лицо заказчикам и даже стволы развернуть в противоположную сторону. Но пока время "Ч" еще не наступило. Пока все идет по графику.
      Интереснее других, как обычно, прореагировал Фил, наш главный эрудит и аналитик, в общем, мозговой центр:
      - Ага, - сказал он, - значит, это и есть то самое министерство теневой торговли, о котором мне Эдик судачил. Весело! А мы, стало быть, едем брать цитадель теневой налоговой полиции, по-простому говоря, возьмем в заложники главного рэкетира бывшего Советского Союза товарища Аристарха Павленко. Интересная работенка.
      И Фил наконец рассказал нам все, что знал об Эдуарде Свирском по кличке Ёжик. А потом спросил у Циркача:
      - Так какими же цифрами оперируют люди, контролирующие все рынки страны? Что-то не верится, будто от них зависит прямо уж вся наша экономика. Ты сам-то прикинь, сопоставимы ли их доходы с национальным бюджетом, с оборотом банков, с выручкой экспортеров нефти и газаs
      Циркач в ответ загадочно улыбнулся. А потом рассказал такую байку:
      - Один приятель мне тут как-то предложил: "Давай арендуем грузовик и будем принимать бутылки от населения. Я слышал, эта деятельность налогами не облагается, а куда сдавать, уже выяснил". - "Сомневаюсь я насчет налогов, посадят нас с тобой, да и мелочевка это все, не стоит пачкаться". Я действительно сомневался. А он серьезно так возразил: "Ну, не скажи, ребята пробовали и называли мне конкретную сумму, которая влегкую делается за месяц на этих бутылках". Угадайте сколько, - предложил Циркач.
      Я сразу сказал:
      - Ну, тысячи три-четыре рублей.
      У Фила фантазия разгулялась на шесть-восемь.
      Пиндрик долго шевелил губами, высчитывая что-то, и выдал:
      - Максимум, десять-двенадцать.
      Шкипер отмолчался.
      - Ближе всех к истине Крошка, - торжественно объявил Циркач. - Именно три-четыре тысячи. Только баксов. И это самый минимум. Видите, вы промахнулись в десять, а то и двадцать раз - очень характерная ошибка при подсчетах черного нала. Но это преамбула. А теперь отвечаю по существу. Я тут как-то сопровождал нашего бухгалтера, и она попросила меня подиктовать цифры, которые вбивала в компьютер для внутреннего отчета. Ну, я и подиктовал, все по порядку: от самой большой - многомиллиардного оборота всей фирмы за месяц - до самой маленькой - цены на какой-то корейский телевизор, партия которых проходила тогда по Рижскому рынку. Вот на этих-то телевизорах я и споткнулся. Цена стояла - пять рублей. Не бывает, ребята, таких телевизоров. Ну, я в простоте своей и сказал: "Вера Игнатьевна, тут у вас опечаточка вкраласьs". "Это не опечатка, пояснила она несколько неохотно, пробежав глазами листок, - это мы просто у всех цифр по три нуля убираем, для удобства записи, ну и так - для конспирации". Вот и все. Так что у них, братцы, месячный оборот - триллионы рублей. Вот и смотрите, нужны России эти вшивые транши МВФ - один миллиард, два миллиардаs Да по понятиям Аникеева, на такие деньги мороженого не купишь!
      - Не верю, - сказал я мрачно.
      - Ах, господин режиссер! Ну, я сейчас попробую сыграть этот же эпизод более убедительно.
      На маленьком военном аэродроме нам подали неприметный обшарпанный "рафик", возможно, отбарабанивший лучшую часть своей жизни на благо российской медицины, так как на бортах его слегка просматривались следы от давних красных полос. А вообще-то "рафик" - это дежурный вариант для конспиративной перевозки групп спецназа, особенно по городу - автомобильчик вместительный и достаточно юркий, вот только с дверями у него не все в порядке. Если бы, как в "рено" или "мицубиси" в сторону отъезжали типа японских сёдзи, тогда выпрыгивать на ходу было бы намного легче. В "газели" теперь такую дверь сделали. Но "газель" есть "газель", пока эта скрипучая громадина отъедет, тебя три раза взорвать успеют, так что хрен с ней, с новомодной дверью - ничего нет вернее, как прыгать через стекло, вышибая его локтями и - головой вперед.
      В машине тоже продолжался треп. Шоссе от аэродрома оказалось на удивление гладким, видать, военные недавно делали и для себя постарались, а вот как въехали в город Вязники, покрытие радикальным образом переменилось - через каждые пятьдесят метров примерно подпрыгивать приходилось на жутких выбоинах и колдобинах.
      Городишко сам оказался симпатичным, уютным таким, но мало чем запомнился. Обычный провинциальный пейзаж: торговые ряды в центре, двухэтажные домишки, стоящие с прошлого, если не позапрошлого, века, брошенные унылые церковки. Это ведь только в Москве восстановили немереное количество храмов, а в глубинке продолжают они обсыпаться и рушиться от времени, в немом укоре наклонив кресты.
      Наконец, подъехали к гостинице с одноименным названием "Вязники". Из следовавшей за нами "Волги" вышел Эльф собственной персоной, скрылся внутри простенького типового здания минуты на две и вернулся вместе с сухопарым крепким седым стариканом лет шестидесяти, зримо прихрамывающим на правую ногу. Третьим в этой замечательной компании был телохранитель - среднего роста, пружинистый и на удивление широкоплечий кореец. Может быть, конечно, и китаец, но мне почему-то пришло в голову, что именно кореец. Не вьетнамец - это уж точно. Они до таких размеров просто не вырастают.
      Дальше мы поехали какими-то задворками, по грунтовке над высоким берегом Клязьмы, откуда панорама открывалась, аж дух захватывало - на заливные луга, овраги, всхолмления, кусты вдоль маленьких речушек и дальние голубеющие леса. Не могу равнодушно смотреть на наши российские просторы. Вот так бы сел над обрывом, прикрыв глаза от солнца, снял башмаки, чтобы пятками свежую траву почувствовать, и никуда бы больше не ездил!..
      Эх, похоже, такие же красоты ожидали нас и возле "Дворца Амина"! Если верить топографической карте, с трех сторон огороженную территорию обступал лес, а с четвертой была река, между забором и обрывом проходила разве что узенькая пешеходная тропка, то есть в этом месте атаковать можно было исключительно с воздуха. А вот любоваться видом на речную пойму наверняка оттуда хорошо.
      Только вряд ли у нас будет время чем-нибудь любоваться.
      Пока же мы миновали город и свернули на лесную дорогу, которую условно можно было назвать асфальтированной двухрядкой. Условно, потому что асфальт этот клали лет сорок, наверное, назад, и ехать по нему следовало, держась самой середины, и то не торопясь. Вряд ли наш Амин-Павленко прибывал к себе на дачу по такому замечательному автобану, наверняка существовал путь посимпатичнее. Но так ведь мы же не на свадьбу к нему собрались. Хотя подарков приготовили много.
      Война началась несколько раньше обозначенных сроков.
      На дорогу перед нами вдруг вышли двое парней в джинсах и майках. Один высокий, длинный с пышной копной волос и широкой бородищей, другой маленький крепыш, гладко выбритый и абсолютно лысый, как будто своей контрастной внешностью они специально пытались отвлечь внимание. Но наше-то внимание все равно сосредотачивалось на другом - на висящих у них поперек груди "калашах". Ё-моё! Ну кто же так с оружием ходит! Да еще без формы.
      Водитель наш стал притормаживать, и я решил про себя, что он прав: прорываться сквозь этаких придурков на обычной, не бронированной машине было слишком рискованно. Тут следует вначале понять, чего хотят люди, а уж затем, если ничего другого не останется - стрелять на опережение. Чего хотели эти, с позволения сказать, люди, стало ясно уже через секунду, когда они не просто стали поднимать стволы, а совершенно откровенно приняли положение для стрельбы стоя. Разговаривать с нами они явно не собирались. Ну что ж, ребята, не очень-то и хотелось! Переживем.
      - Пригнись! - я отдавал команду водителю.
      Своим не обязательно, они и без меня все знают. Но водитель тоже оказался парень тертый - я еще последнего слога не договорил, а он уже, дав по тормозам до полной остановки, падал под щиток. Молодчага! В данной ситуации пригнуться было явно недостаточно. Теперь мы все находились ниже уровня окон, и когда грянули сразу два автомата, никто не пострадал, кроме самой машины. Стекла-то у "рафика" осыпались абсолютно все, включая форточки, так что проблему с выходом наружу за нас решили враги. Я очень осторожненько приподнял голову и увидел, что они идут навстречу, при этом стволы легкомысленно опустили в землю. Господи, где ж таких идиотов выращивают?!
      - Циркач! Пиндрик! Нале-, напра- и кувырком в стороны! Шкипер! Фил! Назад и прикроете оттуда!
      Ребята открыли огонь, даже еще не коснувшись земли, в полете, ну и я дал залп, прежде чем успел распрямиться. Поэтому трудно теперь сказать, кто из нас взял очередной грех на душу. Очевидно одно: последним достижением в жизни бородатого и лысого стало битье стекол в "рафике", так как вторая попытка обстрела не состоялась. Мои же все равно грамотно залегли - на всякий случай, двое в кювете, двое под колесами - кто б еще знал, сколько там этих уродов! Бывает, конечно, что и вдвоем машины грабят, но, во-первых, это слишком лихо - без прикрытия, а во-вторых, кто нам сказал, что это грабители, у нас же на ветровом стекле не было надписи, мол, в этом микроавтобусе перевозится больше миллиона зеленых. Вот мы и осторожничали, пытаясь понять, что будет дальше. Если это передовой отряд нашего Амина из налоговой полиции, тогда о захвате дворца и мечтать не стоит. Расшифровали нас, и, значит, все пропало. Да только не похожи они были на спецов, очень не похожи.
      Воспользовавшись тишиной "Волга", следовавшая за нами на почтительном расстоянии, решила подползти ближе. Вот тут я и заметил шевеление в придорожных кустах. Вряд ли это был лесной олень, да и местный крестьянин, отправившийся по грибы, едва ли сунется на дорогу после такой пальбы. Короче, я по кустам полоснул, не долго думая, прямо поверх головы уже начавшего разгибаться водителя. В ответ мелькнула в воздухе легкая противопехотная граната типа РГД-5. Я еще раз успел поразиться наивности бойцов этого странного подразделения. На таком расстоянии швыряться опасными игрушками - это ж все равно что против ветра плевать. Гранату, конечно же, поймал Циркач. На арене он выступал, как рассказывает, всего год, и вообще был воздушным гимнастом, но цирк на то и цирк, что там все умеют всё хотя бы понемногу. Короче, основы жонглирования он тоже проходил, и всякие предметы, летящие по воздуху, ловил и обрабатывал вполне профессионально. В общем, смертоносный фрукт Циркач, конечно, в ладони зафиксировал - иначе нельзя, но на такое короткое мгновение, что казалось, будто граната отскочила назад, как от туго натянутых струн теннисной ракетки.
      Опять мы все залегли. Потом, когда оно уже шарахнуло, перебежками бросились к лесу. Но это была явная перестраховка: все-таки придурков оказалось только четверо. Третьего взрывом отделало так, что мало не покажется - хорошо еще, если родственники сумеют тело опознать. А вот четвертый, целый и невредимый, убегал, петляя между деревьев, как заяц.
      - Догнать? - крикнул я громко, еще не решив толком, от кого жду ответа.
      - Отставить! - послышалось совсем рядом, и я в который раз восхитился умением Эльфа передвигаться так быстро и бесшумно.
      Я его еще тогда, во Вроцлаве, зауважал. Что ж, хозяин - барин.
      Эльф медленно поднял руку с тяжелым двуствольным браунингом, бухнул выстрел, и догонять стало некого.
      - Ну, майор, - сказал я ему, - если в службе безопасности у ваших врагов все такие лохи, то специалисты нашего уровня для захвата их цитадели ни к чему. Зря вы так тратитесь. Могли бы нанять какую-нибудь шайку за полторы тыщи грин.
      Эльф посмотрел на меня без тени улыбки и ничего не сказал. Он был занят, он обшаривал труп того, что подорвался на собственной гранате. И обшаривал, как видно, не зря. Были у майора Платонова некие подозрения. И они, похоже, подтвердились. Он вертел теперь в руках маленький черный пенальчик, похожий на диктофон, но это был не диктофон. Скорее, простенький детектор, вроде тех, какими в походных условиях выявляют фальшивую валюту. Но эта игрушка оказалась поинтереснее.
      - Ага, - проговорил Эльф, нажал какую-то кнопочку, потом направил чувствительный элемент в мою сторону, и я увидел, как красная точка светодиода сразу замигала чаще.
      - Ага, - повторил он еще раз, - все понятно. Эти ребята никакого отношения к господину Павленко, по счастью, не имеют. Они по другому ведомству проходят. Все понятно, - повторил он еще раз, подводя черту.
      Но я-то ничего не понял и ждал объяснений, а вместе со мной и все наши, уже подошедшие совсем близко и тоже заинтригованные хитрым устройством в руках Платонова.
      - Майор, а, майор, - сказал я по-простецки, - ты бы все-таки объяснил, что к чему. Мы, конечно, народ ушлый, ко всему привыкли, но все-таки не каждый день приходится людей убивать. Тем более не в рамках задачи, а так, из-за дурацкого стечения обстоятельств.
      - Из-за дурацкого стечения обстоятельств, - повторил Эльф, как бы оценивая точность моей формулировки. - Обстоятельства наши и впрямь сложились по-дурацки. Видите ли, ребята, я вам отдал деньги, которые мы сами получили накануне от одной нерадивой конторы, задержавшей платежи уже месяца на три. Я по глазам видел, что эти гады что-то замышляют, но не мог понять, что. А у них доллары меченые оказались, пропитанные радиоактивным составом. Скорее всего, фонит оберточная бумага. Ну-ка, дайте мне одну пачку!
      Доходило медленно, кто и зачем такую ерунду придумал, но просьба Эльфа была законная, и пачку для проведения эксперимента я, конечно, выдал. Так и оказалось: радиоактивной была бумажная лента, крест-накрест перехватывавшая пачки денег. Сами доллары не "звенели", во всяком случае, на расстоянии, а вот бумажки, пропитанные какой-то чертовней, ловились этим "счетчиком Гейгера" на очень приличных дистанциях. Эльф предположил, что направление поиска с помощью такого прибора можно было определить аж за километр до объекта.
      - И вот с такими людьми приходится иметь дело каждый Божий день, словно старым друзьям, пожаловался нам Эльф-Платонов. - Вряд ли удастся доказать, что эта наемная шелупонь работала именно на фирму-должника, да оно теперь и не важно. За свои радиоактивные баксы горе-компаньоны ответят перед "Сферой" по полной программе. Это ж надо такую хрень придумать отдать бабки, чтобы потом вот так внаглую, со стрельбой, с кровью, забирать их назад! Просто все с ума посходили!
      Я полностью разделял его возмущение. Только заодно пытался понять, не спектакль ли это, разыгранный специально для нас. Да вроде не похоже было, а главный наш специалист по спектаклям, то бишь Циркач, вдруг спросил о другом:
      - Послушай, командир, а мы не сдохнем от этой радиации, и потом, говорят, она как-то нехорошо на мужскую силу влияет.
      - Это не те дозы, - махнул рукою Эльф. - И потом, вы же свои грины не в трусах таскаете, но если очень нервничаете, есть вариант: выкиньте упаковку. Таскайте ваши бумажки так. Навалом. Или веревкой перевяжите какая разница? Но вообще, ребята, это - пустое.
      Пустое, не пустое, но мы все как-то, не сговариваясь, обертки сдернули, не поленились, и побросали в мох и брусничные заросли. Ну, еще бы, я тут, понимаешь, от бромантана отказываюсь, чтобы здоровье уберечь, а они меня, гады, радиацией достают! Нет уж, увольте!
      Эльф некоторое время наблюдал за нашими стараниями - все-таки каждый по двадцать пять пачек подвергал этому "свежеванию" (кроме Циркача - у того двадцать было), а потом вдруг сказал:
      - А кстати, молодцы. Правильное решение. Ведь если эти кретины продолжат свои безумные поиски, пусть сюда и приезжают. Негоже, чтобы они у нас под ногами путались.
      "Негоже, что это вообще случилось", - хотел сказать я и тут же потребовать дополнительных денег за эту незапланированную стрельбу. Но потом передумал: дело предстоит серьезное, и так уже все на взводе, а начнешь торговаться, собачиться из-за всякой ерунды, и все мы к моменту старта окажемся не в форме. В общем, я заставил себя выкинуть из головы весь этот неприятный инцидент, а ребятам сказал:
      - Проехали. Никто не ранен, и слава Богу. Даже деньги при нас, а на каждый чих не наздравствуешься. Давайте думать о главном.
      Потом спросил у Эльфа:
      - Сколько нам еще ехать?
      - Да полчаса, не больше. Потом пешком придется идти.
      - Ну, так поехали, - предложил я.
      И только в этот момент отметил про себя, что седой старикан со своим корейцем даже не выползали из машины все это время. Неужели вот такая разборка для него обыкновенная рутина, как для других, нормальных людей, допустим, автомобильная пробка в центре города? Или это часть все того же задуманного для нас спектакля. Мозги вывихнешь - думать обо всем этом! В конце концов, мы кто - солдаты удачи или шпионы, закончившие разведакадемию? Тому, кто должен стрелять, много думать вредно. Однако князь Мышкин мечтал именно о такой команде, чтобы не только убивать умели голыми руками, но чтоб еще и думали. До, а не после. "Думающий спецназ", он ведь так и сказал тогда.
      Но у командира группы думающего спецназа думалка явно перегревалась, вот-вот должны были сгореть предохранители, а вслед за этим возникал риск, не полетит ли главный клапан, и тогда обжигающий пар вырвется наружу. Я не хотел до этого доводить, а потому откинулся в скрипучем неудобном кресле и попытался задремать. Насколько это было вообще возможно, на все такой же страшно раздолбанной дороге.
      2
      Они нас выгрузили на полянке, где ошивалось человек десять солдатиков, мирно дымила полевая кухня и очень вкусно пахло завтраком.
      Вначале я удивился: в такой близости от объекта внаглую пускать в небо дым, рискуя быть обнаруженными - не подстава ли это? Потом сообразил: день выходной, лето, дымки костров в окрестных лесах - дело обычное. Не война же в России, ё-моё!
      А завтрак оказался очень хорош, не каша какая-нибудь, сваренная на воде в традициях советской армии, а почти по европейскому стандарту яичница с увесистым куском бекона, сыр, натуральный апельсиновый сок, булочки, масло и прекрасно сваренный кофе. Потом мы еще раз сели изучать карту и вместе с молодым старшиной Сашей Кругловым, который командовал своим маленьким спецподразделением, наметили план действий. Танк ожидался ближе к ночи, его нельзя было подогнать заранее, потому что танки, в отличие от суперагентов типа Эльфа, не умеют передвигаться бесшумно. А идея была такова. Как только в резиденции товарища Амина-Павленко услышат рев танкового движка, старшина Круглов предпримет псевдоштурм со стороны, противоположной воротам, дабы отвлечь охрану объекта. Вот тут мы и протараним главный въезд. Дальше по обстоятельствам. Сзади нас будет прикрывать еще одно отделение, которое приедет вместе с танком, а мы должны будем как можно скорее покинуть броню, рассредоточиться по территории, занять ключевые позиции, и, нейтрализовав всех, кого увидим, прорваться в дом. Дальше - опять по обстоятельствам. "В доме могут быть сюрпризы", предупредил Эльф и на простодушный вопрос Пиндрика, какие именно, последовал очень милый ответ: ловушки, капканы, усыпляющий газ, цепные крокодилы. Цепные крокодилы мне особенно понравились, но потом я понял, что Эльф не шутит, а скорее всего имеет ввиду вполне реальных собак-убийц типа стафордширских терьеров или филы бразилейры, специально натасканных на людей.
      Сам он, кстати, довольно быстро слинял, едва познакомив нас со старшиной Кругловым. И загадочный старикан с корейцем исчезли с ним за компанию. Этот солидный хромой авторитет даже не удосужился представиться нам. Мы, признаться, не очень-то и расстроились. Но дикое количество неизвестных величин в том уравнении, которое предлагалось решать, напрягало все больше. Особенно меня. Да еще Фила, разумеется. Ведь он хоть и не начальник, зато старший среди нас и самый опытный по части аналитики. Наверно, настоящий врач и должен быть таким. Но сейчас-то ему надлежало не лекарем себя ощущать, а обыкновенным бойцом, таким же, как и мы все.
      - Фил, - сказал я ему, - прекрати разгадывать эти ребусы и кроссворды. Я тоже все варианты уже перебрал, но чем больше думаю, тем меньше понимаю происходящее. Давай сначала работу выполним, возьмем этот окаянный дворец и его долбаного хозяина, а уж потом и подумаем обо всем сразу на досуге.
      Фил согласился. Но еще не раз и не два замечал я на его лице отсутствующее выражение. А тем временем мы лазили по кустам, бродили вдоль всего периметра, искали слабые места в ограде и даже, сделав подкоп в точке, которую не брали следящие камеры, прокрались до внутренней бетонной стены. Крепким орешком был этот чертов объект, но с другой стороны, не построили еще на Земле такой крепости, которую нельзя было бы взять штурмом.
      Честно скажу, я предпочитаю работать днем. Нормальные боевые действия по ночам не ведутся. Даже в Чечне, где война шла круглосуточно, непрерывно. Если, конечно, можно называть войной то, что там происходило и происходит. Так вот, даже в Чечне мы старались по ночам спать. Во-первых, совсем без сна не получается, это хорошо понимали как наши, так и "духи", а во-вторых, ночью гораздо больше шансов попасть по своим или зацепить мирные объекты и ни в чем не повинных граждан. Но приказы не обсуждаются, и в данном случае от имени "главкома" Мышкина распоряжался майор Платонов.
      В какой-то момент, помимо очевидного плюса ночного штурма, то есть фактора внезапности, он отметил еще и такую причину:
      - Захватив Павленко, мы не сможем держать его долго. Хотим мы этого или нет, но известие о штурме пойдет по России, а то и по миру, как круги по воде. И последствия могут быть непредсказуемы. Нам следует практически сразу сформулировать наши требования и вступать с ним в переговоры. Но это может делать только Князь, а он раньше, чем к ночи, сюда не успевает. Вести переговоры по телефону - явное не то.
      Была ли это истинная причина или очередное вранье старого хитрюги, я так и не понял, но в любом случае пришлось тщательно продумывать все детали операции именно для темного времени суток.
      Часам к восьми пополудни делать стало совершенно нечего. Землянику в такое время, кажется, уже не собирают, а грибы не выросли еще. Но было абсолютно светло, и спать совершенно не хотелось: нервы-то у всех на взводе, какие уж тут, к черту, бодрящие таблетки - впору транквилизаторы глотать. Ну, вот мы и успокаивали себя, кто как умел, валялись на травке, беседовали о том о сем. Иногда в таких случаях я завидую Филу с его неизменным "Кентом", и куда он только эти пачки рассовывает, чтоб сигареты всегда были под рукой? Курение, конечно, выручает в подобные тягучие минуты - и руки заняты, и сосредоточиться, как Фил считает, легче, и наоборот - отвлечься, если необходимо. Вот только здоровья это дело не прибавляет, а ведь в некоторых случаях, если, например, надо километр рвануть в предельном темпе с полной выкладкой или драться минут пятнадцать кряду, дыхалка играет далеко не последнюю роль. Но Фил уверяет, что он уже давно не спортсмен. Мол, годы не те, пора уже больше головой работать, а не мышцами, никотин же якобы стимулирует деятельность мозга. При этом он ссылается на рафинированных профи высочайшего класса - агентов "Моссада", которые, если верить слухам, курят все поголовно и очень много, против чего не возражает даже их хваленая медицина. Ну а наша медицинская служба - это сам Фил, так что возражать по, определению, некому.
      В общем, эту тему мы тоже в очередной раз обсудили. Потом Шкипер про свою любимую девушку Зину рассказывал, как она мигом почувствовала, что командировка у Володьки не от ОМОНа. Он ей какую-то нежную лапшу на уши вешал, а она возьми да и брякни: "Ну, что, теперь я тебя полгода не увижу!" "Типун тебе на язык, - добродушно пожелал Шкипер. - Через неделю вернусь". А про себя подумал: "Если б я еще знал, куда и зачем теперь еду!" Да, конечно, каждому из нас хочется иногда пожить нормальной жизнью, как у всех - дом, семья, детиs Но именно иногда, потому что в обычном состоянии мы себя без этих смертельных приключений уже не мыслим. Одно слово - психи! Или, если по-научному, феномены. Высоколобые умники из конторы отбирали нас с любовью по всяким аномальным признакам. А дядя Воша, помню, входил по утрам в комнату, где обитала наша пятерка, и взревывал, как раненый зверь: "А ну, феномены, подъем! Выходи строиться!" А я среди феноменов был самый большой феномен: единственный благополучно женатый и даже папаша. Остальные при нашем безумном ритме жизни обходились случайными связями. Более или менее постоянными. Более или менее регулярными. Циркач - этот просто убежденный сторонник свободной любви и абсолютно ненасытный бабник. Фил второе исключение. Он был женат три года, еще в институте, перед Афганом, но эта мифическая Роксана (никто из нас ни разу не видел ее) бросила нашего Фила, ушла к другому, и он с горя рванул на войну, закрутив в безумную спираль всю свою дальнейшую жизнь. Это было двенадцать лет назад, но он вспоминает жену до сих пор и всех девушек сравнивает только с ней.
      Вот Шкипер, зараза, направил мои мысли в эту сентиментальную сторону, и я невольно начал задавать себе философские вопросы. Со мной это иногда случается перед серьезными операциями. То на эротические фантазии потянет, то умничать начинаю и к собственной совести взывать. Типа, имею ли я право, Господи, при такой работе любить свою жену и сына, оставаться для них мужем и отцом? Ведь получается, что, как последний гад, доверяю их душевное спокойствие, а порой и сами жизни, слепому случаюs Риск, он всегда велик. Стреляющий в других обязательно знает, что могут попасть и в него. И почему я жив до сих пор?
      Иногда отвечаю просто: потому что я Шуню мою люблю, и она хранит меня, как ангел. А вот если умничать начинаю, тогда вижу, что мы, все пятеро совсем не простые ребята. Отбирали нас. И, подозреваю, не только в Конторе. Но еще и где-то там, на небесахs Мышцы, навыки, знания - это все наживное, а вот совершенно особенное чутье на опасность - это, братцы, с рождения. Оно либо есть, либо нет его. И откуда такое берется, одному Богу известно, в которого я, скажу по совести, никогда не верил. Вот и умничаю периодически: кто ж это хранит нас? Кто?..
      Я давно перестал слушать разговоры ребят, беседа ни о чем естественным образом угасала, а комментировать все открытым текстом почему-то не хотелось. Нет, прямой угрозы поблизости не ощущалось, но присутствовало гадкое чувство: кто-то смотрит за нами. Смотрит и слушает. Вообще-то, посторонних в зоне видимости не было, а врученные нам аппараты местной связи оказались самыми обычными переговорниками без всяких хитростей. Фил не поленился, раскрутил каждый из них и никаких дополнительных устройств для трансляции или записи не обнаружил. В одежде и пистолетах тоже ничего найти не удалось. Ну, если, конечно, где-нибудь в Японии не научились уже делать ультраминиатюрных, то есть практически не видимых "жучков". Было бы спокойнее, разумеется, убедиться в отсутствии прослушки с помощью специального детектора, но такой возможности нам не предоставили. Вот и беседовали мы обо всем и ни о чем. С одной стороны, не таясь, высказывали соображения о наших заказчиках, вспоминали какие-то эпизоды прошлых лет, не слишком рискуя раскрыться перед обеими мафиями (что бы там ни говорил Циркач, а я их про себя все равно бандитами считал); а с другой стороны, о двух самых важных вещах мы, не сговариваясь, молчали: о ЧГУ и Кулакове, а также о том, что узнали Эльфа в Платонове.
      Потом мне все это надоело, я отстегнул свой аппарат, глазами предлагая Филу поступить также, и отозвал его в сторонку. Когда отошли метров на двести, сказал:
      - Я и Циркач узнали в этом майоре не кого-нибудь, а самого суперагента Эльфа. Помнишь такого?
      - Конечно, помню, - сказал Фил.
      - Так вот, я попытался сообщить об этом дяде Воше, ну, тогда, когда еще Маше звонил. Надеюсь, он поймет. А сейчас я хочу, чтобы вы знали все, с кем мы имеем дело. Эльф - это тебе не русская мафия, Эльф - это очень серьезно. Не удивлюсь, что это он и крутит всем хозяйством Аникеева-Мышкина. И после выполнения задания с его стороны могут начаться сюрпризы пострашнее цепных крокодилов. Вот, собственно, и все, передай ребятам по той же схеме. Не доверяю я этим аппаратикам. Слышал, наверно, сейчас научились монтировать "жуков" прямо в корпус. То есть даже микрофон является фрагментом оболочки. Высматривать бестолку - не только контактов, швов не разглядишь.
      - А мне почему-то кажется, что они нас не слушают, - сказал Фил. - Не такие это люди, да и нас в двойной игре не подозревают. Так что все шпионские страсти с переодеванием и запретом на не санкционированные контакты - не более чем формальное соблюдение мер безопасности. Вот Эльф, коли это действительно Эльф, всегда и всех подозревает, но, мне кажется, он еще не вступил в игру. Его выход следующий.
      - Может быть, - задумался я.
      Я же говорил, по части аналитических способностей Фил всегда опережает меня. И к его выводам я прислушиваюсь очень внимательно.
      - И все равно. Сделай, как я сказал.
      - Разумеется, - кивнул он.
      Уже через полчаса мы все пятеро готовы были к возможной войне на два фронта. Эльф-то ведь уехал, не объясняя куда, да еще загадочного старикана с собой потащил. Зачем вообще все это? К чему личное присутствие матерого шпиона здесь, в лесу? Ведь инструктаж, достаточно подробный мы прошли еще в Москве. По дороге возникали некоторые уточнения, но только маленькие, несущественные. Конечно, в том эпизоде на разбитой дороге он был нам нужен - иначе просто не знали бы, как вести себя дальше. Но, с другой стороны, по-прежнему нельзя было исключать, что он сам этот эпизод и подстроилs
      Опять полная каша в голове, а уже начинало темнеть.
      3
      Подразделение старшины Круглова выдвинулось на исходные рубежи по ту сторону охраняемой территории, тоже в лесу, но сильно ближе к обрыву. Идти им следовало в целях безопасности по очень большому кругу, и времени на все оставалось только-только.
      Мы же, если рассуждать строго логически, должны были услышать шум танка, ну хотя бы на несколько секунд раньше, чем охрана на внутренних воротах (охрану на КПП предполагалось нейтрализовать до того), а едва услышав рев движка Т-80, мы обещали тут же подать сигнал старшине. Белая ракета - стрелять немедленно, зеленая - ждать повторного сигнала при полной готовности, красная - отбой и срочная эвакуация с места расположения.
      Мы сверили часы и через сорок минут от начала передислокации подкрались к несерьезной будочке на внешних воротах. Там вежливо так попросили троих вооруженных людей немного отдохнуть - одного под столом, другого - с комфортом, на топчанчике, а третьего - тот самый шустрый оказался - прямо на ступенях, снаружи. Мы не знали, как часто принято было у охраны перезваниваться между собой, но в зону риска уже вступили в любом случае - на пропускной пункт могли позвонить когда угодно. К счастью, не позвонили. Танк появился раньше. Пиндрик первый уловил чутким ухом лязганье его гусениц вдалеке и лишь потом глухое низкое бормотание движка. Видно, какой-то специальный глушитель на этого монстра все-таки надели. "Броня крепка, и танки наши быстры!" - вспомнилась невольно строчка из старой песни. И когда на поляне возник этот тяжелый, приземистый, длинноствольный красавец, размалеванный чисто по-лесному, для средней полосы, я искренне порадовался тому, что все идет по плану.
      Дав знак Круглову, мы быстро забрались внутрь, перед этим вся предыдущая команда покинула боевую машину и разместилась сверху на его броне, с тем, чтобы возле самых ворот попрыгать на землю и рассредоточиться в темноте. От новой базовой полянки до КПП было метров пятьсот, от КПП до ворот в бетонной стене - и того меньше. С противоположной стороны доносилась громкая и достаточно беспорядочная стрельба. Потом ударила тяжелая очередь и в нашу сторону. Шкипер, сидевший за рычагами, вильнул пару раз из стороны в сторону, на всякий случай, потом врубил фары, поймал в триплекс четкое изображение ворот впереди и пошел на форсаже.
      - Заряжай, - скомандовал я.
      Пиндрик резво дослал снаряд в ствол танка.
      - Пли! - крикнул я.
      Казалось, уже не успеем разнести ворота залпом из пушки и тупо протараним их броней, что было не лучшим вариантом, но все склеилось, как положено: Циркач успел вовремя рвануть гашетку, машина содрогнулась, в триплекс полыхнуло ослепительное пламя разрыва, а уж потом был удар, упрежденный на доли секунды воплем Шкипера:
      - Полундра! Держитесь!
      Тряхануло сильно, но мы приготовились. Хуже было другое: ярчайший свет, ни чуть не уступавший только что отсверкавшему взрыву у ворот, заливал все вокруг. Нас поймали в перекрестие нескольких мощных прожекторов, перебивавших лучи наших фар с легкостью необыкновенной. Мы были идеальной мишенью, и ясно стало, что трескотней пулеметов дело не ограничится - артиллерийский выстрел стал неизбежен. Вот только чем шарахнут? Впрочем, и так понятно, чем - танк уж слишком серьезный.
      - У них, поди, снаряды кумулятивные, - предположил Циркач.
      Он, видно, думал о том же, о чем и я.
      - Зато у нас броня активная, - злорадно сообщил Шкипер. - "Жаба хитра, но маленький хрущ с винтом много хитрей ее!" Это один хороший писатель придумал взамен общеупотребимого выражения.
      Ничего себе! По ходу боя выдавать такие изысканные эвфемизмы! Вот уж не ожидал от Шкипера. Значит, тоже начал книжки читать у себя в Твери.
      - А что такое активная броня? - спросил Циркач.
      И как это он не знал таких элементарных вещей? Впрочем, он ведь Циркач, а не танкист. В Чечне с подобной техникой нам встретиться как-то не довелось.
      Разъяснения ему выдал Фил:
      - Это двухслойная броня. А между слоями - взрывчатка. Кумулятивный заряд прожигает первый слой, а локальный взрыв останавливает этот процесс, и второй слой сохраняется. Понятно?
      Ребята сошли с ума: Шкипер чуть ли не стихи читает, Фил устраивает Циркачу ликбез!
      Потом был удар, неслабый, надо заметить. Ну, как будто врезались уже даже не в стальные ворота, а в толстую бетонную стенку. Танк уцелел, но в нем сделалось ощутимо жарче. Еще бы: активная, не активная - любая броня будет греться от прямого артиллерийского попадания, то есть активная даже сильнее раскаляется, ведь над ней еще и своя взрывчатка полыхает дополнительно. Зато Циркач быстро поймал в перекрестие прицела ту точку, из которой к нам прилетел снаряд. Светло было вокруг, как днем. Стало еще светлее.
      - Ну, вот и нет у них пушки! - удовлетворенно поведал Шкипер, начиная тормозить и слегка разворачиваться.
      И в этот момент шарахнуло с другой стороны. Хорошо еще, что мы не полезли наружу раньше времени. Циркач не готовился ко второму выстрелу и не успел так же точно отследить его направление, поэтому скорее всего наш ответный залп не достиг цели. Зато параллельно со всеми маневрами Пиндрик теперь поливал из пулемета по прожекторам, и не без успеха - гасил их один за другим. Однако после сгорания второго вонзившегося в нас термитного заряда и весьма значительной порции защитной взрывчатки внутри кабины сделалось совсем как в сауне, вот только сухим деревом и приятными травками не пахло, да и бассейн с холодной водицей в ближайшее время нам не светил просто дышать стало практически нечем. Третьего снаряда машина могла и не выдержать - это мы все понимали. Так что Циркач бабахнул напоследок по центральному входу фасада почти в упор, и я приказал вылезать наверх всем по очереди. Первым пошел как раз Циркач, уставший быть артиллеристом, потом - заряжающий, Пиндрик, потом - я сам, наконец Шкипер, управлявший до последнего движением башни, и Фил, на чьей совести оставался пулемет, ураганным огнем прикрывавший наш отход. Мы подъехали очень близко к развороченному входу в здание, и хотелось верить, что для уцелевшей пушки и гранатометов - это уже слепая зона.
      Без света фар и перебитых нами прожекторов сделалось достаточно темно, и мы быстро скользнули в спасительную тень перед фасадом. При этом больше всего мне не понравилось, что стреляли не только навстречу, но и сзади. Все правильно, вот она и есть - ночная стрельба по своим. Кто же им, черт возьми, боевую задачу ставил?
      Мы так не договаривались. Хорошо хоть наши стреляли по верхам и трассирующими, а между этими светящимися нитями в принципе легче проскакивать, что мы и совершили незамедлительно, но сами ребятишки подставлялись отчаянно, там просто не могло не быть жертв. Кто же их сюда направил? Мне требовалась поддержка этой группы только на воротах, чтобы не бросили, скажем, в спину противотанковую гранату, чтоб не шарахнули из того же РПГ по уязвимым точкам, а дальше они не должны были идти за нами. Мы так не договаривались. Но им почему-то приказали. Вот сволочи!
      Через разбитый фасад мы ворвались в центральное фойе особняка. Там нас, конечно, ждали. Крокодилов пока не заметно было, но на шквальный огонь напоролись, сами ответили таким же. И залегли.
      Неожиданно пришла помощь: двое в дверях возникли внезапно и красиво, поливая очередями из "калашей" всю парадную лестницу. Полное сумасшествие! В Чечне примерно так ходили в атаку обкурившиеся. Этим двоим едва ли светило остаться в живых, но благородная миссия была выполнена, мы стремительно пересекли задымленный холл, взлетели по уцелевшей лестнице на второй этаж и снова залегли. Точнее, попрятались в нишах и пустующих комнатах по сторонам прохода. Вот тут и полезли долгожданные крокодилы, то есть свалилась откуда-то целая дикая свора. Нет, не волкодавов, а мелких, но крепких и необычайно злобных бультерьеров, норовивших вцепиться в ноги. Мы едва успевали косить этих тварей, но, кажется, и тут обошлось. Затем падали какие-то двери, металлические решетки, почему-то мешки с цементом и ведра с раствором, метались люди вполне мирного вида в строительных спецовках, их явно застали врасплох (и почему они среди ночи занимались ремонтными работами?). Мы старались не стрелять лишний раз, но из темноты выскакивали всякие уроды с разнообразными пукалками наперевес и жизнь заставляла реагировать на них адекватно.
      Наконец, второй этаж тоже был пройден, обошлось почему-то без газов, и вот мы, наконец, в верхней башенке, в цитадели, где должен обитать вожделенный хозяин. Стрелять уже не хочется никому - что может быть глупее, чем случайно пришить человека, от которого зависит судьба всей российской экономики, стоимость жизни которого исчисляется триллионами рублей? (Или триллионами долларов? Я уже запутался в этих астрономических цифрах.) Так или иначе, никаких случайностей здесь, в двух шагах от центральной фигуры, быть не должно, но некоторые чудаки из личной охраны Павленко еще пытаются стрелять, приходится на более или менее доступном языке объяснять им, что теперь это уже просто некрасиво. Вместо огнестрельного оружия в ход идут всякого рода специальные предметы, часть из которых можно назвать холодным оружием, а часть - просто подручными средствами. Личная охрана быстро ориентируется и пытается не отставать. В маленьком коридорчике, а затем в длинной анфиладе из трех, если не из четырех, предбанников перед кабинетом Павленко начинаются увлекательные соревнования по метанию всякой режущей и колющей дряни от тривиальных штык-ножей, до дикого вида трезубцев и добрых старых японских сёрикенов - зубастых колесиков, кроящих плоть не хуже циркулярной пилы. Вся эта гадость летает практически бесшумно или с тихим свистом, но крови получается много, едва ли не больше, чем от пуль. Самое неприятное, что одно из проклятых колесиков вонзается Шкиперу в плечо, а еще какая-то острая мерзость жалит меня в голень. Нет, не в кость, просто в мышцу.
      Но именно в этот момент мы обнаруживаем, что, наконец прорвались.
      Нас только шестеро в кабинете, и шестой - тот самый комсомольский секретарь, товарищ Амин собственной персоной. Он сидит за огромным столом, невозмутимый, как Будда, и говорит нам:
      - Ну, здравствуйте, ребята! Чем обязан?
      От такого приема мы полностью обалдеваем и некоторое время молчим. Единственное, на что я оказываюсь способен - это жестом, то есть дулом "кедра", махнуть ему, мол, руки вверх, товарищ!
      - У меня нет оружия, - просто и ласково отвечает Павленко. - Можно я не буду поднимать рук, тем более что мне срочно надо позвонить.
      Да он с ума сошел!
      Эта его совершенно немыслимая просьба словно бы и расставила все по своим местам. Странность захваченного персонажа перестала быть просто странностью - она на глазах превращалась в опасность, и ко мне разом вернулись и дар речи и способность быстро соображать.
      - Нет, - категорично заявил я. - Звонить отсюда будем как раз мы, а вы будете делать только то, что мы позволим. Для начала скажите, у вас есть какая-нибудь громкая связь с персоналом этой резиденции.
      - Была, - кивнул он. - Не знаю только, работает ли после вашего штурма. И вообще, там еще осталось с кем связываться?
      - Осталось, - заверил я. - Объявите им: "Внимание! Террористы в моем кабинете. Всем оставаться на местах и не совершать резких движений. Любые попытки действовать самостоятельно, без моих указаний, могут привести к необратимым трагическим последствиям".
      Павленко дважды послушно повторил в микрофон продиктованный ему текст, и мы все слышали, как эта абракадабра громовым эхом прокатилась по необъятной территории резиденции.
      А потом он обезоруживающе прямо, с какой-то буквально детской наивностью спросил:
      - Но вы же не станете в меня стрелять? Нет? У вас же задача другая?
      - Правильно, - не возражал я, - задача у нас другая, вы наш заложник, но если будете себя плохо вести, придется привязать вас к креслу, а то и заклеить рот скотчем. Ну и потом, вы же человек грамотный, знаете, что заложники - это потенциальные жертвы, заготовленные на случай невыполнения одной из сторон определенных условий.
      - Хорошо трактует, собака! - похвалил меня Циркач, видимо, окончательно раскрепостившись в этой весьма творческой обстановке, и добавил, обращаясь к Павленко: - Учитесь, Киса!
      Это он "Двенадцать стульев" цитировал, про монтера Мечникова. Я хоть и не сразу, но вспомнил. Однако с подобными шуточками мы рисковали далеко зайти, а бой-то ведь перед этим был нешуточный и я поспешил перевести разговор в деловое русло:
      - Какой тут телефон с выходом на межгород.
      Павленко лениво взмахнул ладошкой, указывая на громоздкий черный факс-аппарат, и глубоко задумался.
      А мне по большому счету некогда было размышлять о его чудачествах. Главное - доложить об исполнении, и доложить срочно.
      - Шкипер, Пиндрик! Возьмите на себя дверь! Фил, посмотри, что с рукой у Шкипера, со мной можно разобраться позже. Циркач, следи за этим типом, пока я телефон накручу.
      Но Мышкин по сотовому на звонок не отвечал. Я набрал номер московского офиса на Арбате, однако там не поняли моего пароля, и от доклада я решил воздержаться. Оставался только резервный вариант - мобильный телефон Платонова. Этот откликнулся сразу, но как-то странно.
      - Все в порядке? - переспросил он без энтузиазма. - Что ж, молодцы.
      Но и вопрос, и даже похвала прозвучали удивительно вяло, бесцветно. Что-то у них случилось там за это время, что-то совершенно непредусмотренное. И Эльф поспешил подтвердить мои наихудшие опасения:
      - Не покидайте кабинета, ждите дальнейших указаний. У нас проблемы.
      И все. Разрыв связи. Настойчиво перезванивать было глупо - мы же люди военные. Приказ получен, сиди, жди. Вот когда, например, полдня пройдет и кушать захочется, тогда можно будет и самодеятельность проявить. А пока оставалось лишь одно - беседовать с господином Павленко.
      А это был персонаж, заслуживающий всяческого внимания.
      Сам он, что ли, и заказал разгром собственной дачи? Да нет, так не бывает, мы же могли со всей дури залепить из главного калибра прямо по его мезонину. Нет, человек, планирующий подобные мероприятия, как минимум, спрятался бы в бункере, который здесь наверняка есть, а этот крендель сидел наверху до последнего, как капитан боевого линкора в своей командной рубке. То ли верил безоглядно головорезам из личной охраны (это он зря!), то ли действительно не усматривал в нас реальной угрозы, потому что давно просчитал все возможные ходы противника. Но, так или иначе, невозмутимость он проявлял просто царственную.
      - А кому вы хотели звонить? - нагло поинтересовался я на правах террориста.
      Не ответит - свяжу его, к чертовой матери, и рот заклею! На хрен он мне сдался, такой не сговорчивый?
      Но Павленко ответил:
      - Хотел майору Платонову пару слов сказать. Это вы с ним, кажется, разговаривали? Но теперь я передумал. Раз у него какие-то проблемы, я лучше подожду, пока он их решит, а тогда уж сам и объявится. Так я думаю.
      Хороший, однако, слух у Аристарха Николаевича Павленко! И информированность хорошая, даже чересчур. Это настораживало. Да не то слово! Вместе с загадочными проблемами Эльфа это просто наводило на мысль о резком повороте всей ситуации. Задача формально выполнена, деньги получены и пока никем не отняты, но вместо точки поставлено многоточие. Никто не выдвинул никаких требований к "Корпорации Феникс", Павленко сидит среди дымящихся развалин, залитых кровью, но совершенно не ощущает себя побежденным, а главное - абсолютно непонятно, где этот проклятый работодатель - Мышкин Алексей Филиппович со всеми своими триллионами и немыслимой техникой. Что, если уже через минуту придет распоряжение по телефону сложить оружие и перейти в полное подчинение нового хозяина всех рынков России, а именно господина Павленко? Вот тогда и денежки у нас конфискуют в счет погашения каких-нибудь долгов или, в лучшем случае, предложат отрабатывать их по новой на другой специальной операцииs
      Впрочем, был у нас один верняковый вариант: раздолбить этому доморощенному Амину все аппараты связи, спеленать его, как младенца, и быстро-быстро делать ноги. Я не сомневался, что мы успеем уйти на любой из подходящих машин, какие найдутся в гараже, а после пешком или на чем-нибудь угнанном - да хоть на электричке - не проблема. Вот толькоs Я поймал себя на мысли, что даже четверть миллиона, лежащая в вещмешке за плечами, не заставит меня сейчас выйти из игры. If I feels Осталось неудовлетворенное любопытство.
      Благодаря Циркачу, мы слишком глубоко влезли в их макроэкономические проблемы, и не узнать всего - казалось, теперь пошло и скучно. Я не обсуждал этого варианта с ребятами, но чувствовал, что и они меня поддержат. Дождаться звонка Эльфа было, помимо всего прочего, делом чести.
      Но дождались мы другого звонка. И как это не смешно, я почти точно угадал сценарий дальнейших событий. Как говорится, я пошутил, а они всерьезs
      Ожил все тот же большой черный телефон, и я мгновенно сдернул трубку, опередив скорее рефлекторное, чем сделанное мне назло движение Павленко:
      - Слушаю!
      Это мог быть кто угодно, вплоть до президента России, но оказался наш Князь. Мышкин собственной персоной.
      - Эндрю? Алекс на проводе.
      - Да, Алекс, это я.
      Мы договорились с ним в телефонном общения называть друг друга на английский манер.
      - Слушайте меня очень внимательно. Моя жизнь в настоящий момент в руках людей "Феникса". Я не могу говорить, откуда звоню, и не пытайтесь определять, даже если наш разговор будет долгим. Связь идет через спутник, и перехват на этой частоте не возможен. А ваши попытки будут расценены как нарушение условий.
      Не очень-то я и собирался вытаскивать из переплета этого Мышкина, не за то он нам деньги платил. Влип - плати еще. А он, гад, видно, здорово трясся за свою поганую шкуру.
      И с чего это вдруг на меня такая ненависть накатила? Вроде симпатичным казался, интеллигентным мужиком, радеющим за интересы России, ее народа, простых людей. Да нет, какая там, к черту, интеллигентность, при его-то деньгах! А интересы России у него давно с личными интересами срослись. Но дело было не в этом. Я вдруг вспомнил, за что так люто взъелся на Мышкина.
      За обман и бессмысленную жестокость. За погибших мальчишек из подразделения Круглова и первого экипажа танка.
      Этот демократ и рыночник относился к людям совершенно по-сталински: ему ничего не стоило пустить в расход человеческий материал во имя высокой цели. К тому же он был еще и хитрожоп. Алексей Филиппович слишком хорошо понимал: мы, простые, честные наемники, такого подхода не одобрим - умный, гнида! - вот вместе со своим Эльфом и скрывал до поры истинные планы.
      Я вдруг почувствовал себя зрителем на боксерском матче. Точнее, на гладиаторском бою. Ну, крокодилы, ну, бультерьеры, кто кого?! Теперь мне было просто интересно.
      И поединок начался.
      Мышкин сам попросил передать трубку Павленко, а тот цинично вдавил клавишу селекторного режима, чтобы мы слышали разговор:
      - Аристарх! - заверещал Мышкин. - Чего ты хочешь?
      - Только одного: чтобы каждый занимался своим делом и не лез в чужое.
      - А твое дело - это отстреливать наших лучших людей.
      - Нет, - возразил Павленко, - отстреливать - вообще не мой стиль. А убирать с дороги я привык только тех, кто не хочет заниматься своим делом и мутит воду.
      - Это Иван-то мутил воду? Аникеев?!
      - Я сейчас не готов говорить о персоналиях, - ушел от ответа Павленко.
      - О чем же ты готов говорить?
      - Ну, пока меня держат под прицелом, уместнее всего поговорить о грамотном обмене по принципу "всех на всех".
      Мышкин сделал паузу, очевидно, пытаясь понять, что это значит - пустая трепотня, шутка или тонкий намек?
      - Арик, ты себя уже во множественном числе рассматриваешь? "Мы, Николай Вторый"?
      - Нет, это я тебя во множественном числе рассматриваю. Вы взяли только меня. А я взял вас двоих. Но великодушно готов отпустить обоих, если оставите меня в покое. Моя жизнь стоит двух ваших. А все дальнейшее обсудим как-нибудь в другой раз.
      - Ктоs второй? - едва не заикаясь от избытка смешанных чувств тихо проговорил Мышкин.
      - Эльф.
      Вот тут уже пауза возникла капитальная.
      Я, конечно, попытался не подать виду. Другое дело, насколько мне это удалось. Что-то ведь обязательно отражается в глазах. Это Циркача еще в театральном учили владеть собой по системе Станиславского (если он, конечно, не врет, что учился в театральном). А я так, самоучкой дошел, жизнь заставила.
      В общем, надеюсь, Павленко наш ничего не заметил, тем более что в тот момент он упивался своим превосходством над противником. Понятно, он был уверен, что для нас какой-то там Эльф с Платоновым никак не ассоциировался. Может, это и был совсем другой Эльф. В каждой сказке свои эльфы. Но мы-то с этими бармалеями, похоже, в одну сказку угодили. Так что же он, скотина, имеет в виду? Действительно уже захватил Эльфа? Чьими руками? Когда успел узнать? Как такое вообще может быть? Бред. Да нет, скорее прозвучал тонкий намек: мол, перевербовал я вашего Платонова, и никакой он не Платонов теперь, просто Эльф, а хотите обратно получить - платите. За покореженную дачу, за моральный ущерб, ну и так далееs
      И все равно чепуха, не сходятся концы с концами.
      - Не понимаю. Объясни, - разродился, наконец, Мышкин, и я вздохнул с облегчением: стало быть, зря так напрягался, уж коли сам бугор не въезжаетs
      - А чего тут понимать? Рядом с Эльфом постоянно находятся Ахман и Пак. А ониs
      - Кто?! - зашипел в трубку Мышкин, не дав Павленке договорить. Откуда?!
      - От верблюда, - презрительно ответил Павленко. - Они встретились по дороге. А тебе решили не докладывать. Неужели не ясно, что Эльф всегда ведет свою игру? Но Ахмана именно я вытащил с того света, поэтому при малейшей реальной угрозе для меня или по малейшему моему сигналуs
      - Достаточно, Аристарх!
      - Погоди. Это тебе достаточно. А у меня еще есть вопросы. Ты полностью берешь на себя расходы по ликвидации последствий?
      - Ты имеешь в виду ремонт резиденции? - поинтересовался Мышкин.
      - Ремонт я как раз готов финансировать, не твое дело, сколько я на него потрачу, и вообще - это мелочи. А вот информационную блокаду кто обеспечивает?
      - Мои люди, разумеется.
      - Понятно. Ты надеялся, что в итоге все это оплачу я. Так вот. Теперь я не выложу ни цента на газетчиков и телевидение. И если в итоге что-то вылезет в прессе, предпочту потратиться потом на компенсацию возникшего эффекта. А ты, братец, крутись, как хочешь. Сам решай, кому будет интереснее обнародовать информацию о маленьком танковом сражении во Владимирской губернии.
      - Сучий потрох, - прошипел Мышкин.
      Павленко не ответил. Возникла пауза. Потом наш работодатель попросил:
      - Передай трубку старшему из моих ребят.
      Павленко удовлетворенно улыбнулся, дважды щелкнул клавишей селекторного режима, как будто только теперь включил громкую связь (а на том конце подобной мелочи не заметишь), и сказал мне:
      - Говорите. Тут хороший микрофон, можно не наклоняться.
      - Да, Алекс, - отозвался я.
      - Эндрю, слушайте меня! Теперь еще внимательнее, чем в прошлый раз. Этот человек перед вами - уже не совсем заложник. Но отпускать его, а равно и подчиняться ему еще несколько рановато. Ждите, я буду примерно через час. И в течение этого времени, вы мне отвечаете за Павленко головой, всеми пятью головами. Он никуда не должен уйти. Никуда! Понимаете? По телефону может звонить хоть Папе Римскому, а вот гости сейчас крайне не желательны. Вопросы есть?
      - Мы действительно ждем гостей? - спросил я о самом главном.
      - Боюсь, что да. И довольно скоро. Но мы поспешим, и я очень постараюсь предотвратить всякие осложнения. Пусть теперь Павленко выдаст инструкции своим орлам.
      Аристарх Николаевич сформулировал подчиненным аналогично-симметричные указания: не отпускать, беречь как зеницу ока, доставить пред светлые очи как можно скорее.
      А прежде чем связь прервалась, эмоциональный Мышкин успел еще пробормотать:
      - Зря ты, брат, на Ахмана поставил. Он же дикий совсем. Теперь жди гостей. Хотя, конечно, я попытаюсь предотвратитьs
      Предотвратить он ничего не успел. Куда там! Поздно боржоми пить, когда печень отвалилась. Аристарх этот невозмутимый даже не успел итог разговору подвести, только воздуха в легкие набрал для первой фразы, а гости уже дали о себе знать.
      Пиндрик со Шкипером следили за дверью, Циркач - за самим героем дня, а Фил как раз возился с не слишком тяжелой, но неприятно рваной раной плеча у Шкипера, возился, как всегда, по своей методике, внешне напоминавшей эффектные пасы этих филиппинских шарлатанов-хилеров, и я не мог не отметить явное удивление на лице Павленки. В общем, все были заняты. Так что на еще один вход, не слишком традиционный, но все же часто используемый, первым обратил внимание именно я. Уж больно громко хрустнула ветка в темноте за окном. И ствол моего "кедра" смотрел аккурат куда надо, когда, выбитое тяжелыми башмаками, осыпалось на пол большое стекло и крайне колоритный персонаж с грохотом влетел в кабинет Павленко. Любой другой на моем месте, думаю, уже выпустил бы по летающему объекту очередь. Собственно, так и должен действовать настоящий спецназ - быстрота реакции спасла не одну и не две жизни. Однако умение стремительно соображать спасло их существенно больше. Этим мы и отличаемся от других. Мы - думающий спецназ. А еще - у нас феноменально обостренное чувство опасности. Наверно, про себя так не принято говорить, но я не хвастаюсь. Я цитирую наших заказчиков и наших врагов. Если б я еще понимал, как мне все это удаетсяs
      За те доли секунды, какие понадобились незваному гостю, чтобы ввалиться к нам вместе со стеклянным крошевом, я успел сообразить: он не начнет стрелять, пока не коснется ногами пола - это как минимум, и еще я отметил некую деталь в его одежде, которая отбивала всякую охоту стрелять на поражение или даже по ногам. Это был натуральный камикадзе, обмотанный крест-накрест специально упакованной взрывчаткой, словно какой-нибудь балтийский матрос семнадцатого года пулеметной лентой.
      - Не стрелять!! - заорал он сразу, видно, еще мечтал пожить, даже идя на такое дело, или захотел жить внезапно, в последний момент, когда нас увидел.
      А уж потом террорист добавил обязательные в подобных случаях пожелания:
      - Бросить оружие! Руки вверх!
      Он поводил стволом "Калашникова" из стороны в сторону, но явно не собирался открывать огонь - очевидно, по той же самой причине: всего один ответный выстрел или даже случайная искра могли стать для всех присутствующих последним аккордом в этой симфонии абсурда. В драматургии такой жанр есть, Циркач мне как-то рассказывал про театр абсурда. А вот насчет музыки - это я, наверно, только что придумал. Было с чего.
      Малый, влетевший в окно, оказался смуглым, с черной бородой и усами и напомнил мне полевого командира Сайхана из Нагай-юртовского, кажется, района. Может, еще и это заставило не стрелять сразу. Кричал он с явным акцентом, не поручусь, что чеченским, пожалуй, даже и не кавказским, а вот в глазах его полыхала дикая, отчаянная, фанатичная решимость и злоба. Я только у чеченов и видел такую. Тем не менее это был персонаж из какой-то другой пьесы, и если бы после "Руки вверх!" он сказал "Ой, извините, я, наверно, не туда попал!", оно прозвучало бы вполне нормально.
      Растерянность была на лицах у всех, включая Павленко. Увереннее других держался все-таки именно сам внезапный гость. Возможно, уверенности добавлял ему широкий монтажный пояс и прочная капроновая лонжа, прикрепленная к этому поясу сзади. Очевидно, в любую секунду, подав условный сигнал, допустим, двойным подергиванием, наш оконный террорист готов был вознестись обратно на небо при поддержке соучастников. Но не менее очевидно было и то, что вознестись он собирается вместе с Павленко. Это и было его слабым местом. Для грамотного выполнения подобного трюка требовалось ввалиться в комнату как минимум вдвоем.
      Никто из наших не спешил стрелять, даже после того, как этот моджахед потребовал от Павленко подойти к нему вплотную. Все ребята следили за моими движениями и ждали сигнала. Конечно, мы не бросили оружия, но и не дразнили его поднятыми стволами.
      - Делайте то, что он говорит, - скомандовал теперь уже я перепуганному насмерть господину президенту "Корпорации Феникс" и попытался объяснить одними глазами свой замысел, то есть попросту успокоить мужика.
      Не думаю, что этот лощеный и молодящийся тип так уж прямо и успокоился, но подчиниться человеку с "калашом" и взрывчаткой ума у него хватило. И вот, наконец, моджахед обнял Павленко и утратил контроль за своим стволом на какую-то долю секунды. Доля, признаться, оказалась очень приличной. Пока он перехватывал жертву поудобнее и давил на спусковой крючок, одновременно вновь пытаясь ловить в прицел хотя бы одного из нас, мы успели сделать все необходимое.
      Пиндрик совершил самый невероятный в своей жизни прыжок, пронырнул весь кабинет от двери до окна, где-то на середине оттолкнулся от пола руками и каблуком вышиб из рук террориста автомат, уже начавший стрелять и угрожавший в этот момент сильнее всего именно ему, Пиндрику. Циркач подскочил к окну, присел и, прикрываясь подоконником, отстриг верхушки ближних сосен, то есть шарахнул практически наугад в темноту в направлении умчавшейся вверх лонжи. А почему она умчалась? Да потому что я, Фил и Шкипер дружно и почти одновременно ударили из трех стволов чуть повыше головы нашего гостя с единственной целью отрезать (в буквальном смысле) его путь к отступлению.
      И все это нам удалось в лучшем виде. В общем, Циркач еще не высадил всей обоймы, а Павленко уже весьма шустро вырвался из смертельных объятий, после чего мы приобрели возможность с чистой совестью отправить гостя туда же, откуда он пришел. Ну, то есть, не совсем туда же, пониже чуть-чуть, ведь на сосну забрасывать - это нам было бы в напряг, так что мы его просто уронили на травку перед домом, с не смертельной, кстати, высоты, но на всякий случай от окна отпрянули. И правильно сделали: что-то там у него перемкнуло в хитрой электронике взрывателя, и грохот раздался хороший - как от небольшой авиационной бомбы. Все здание задрожало, капитальная стена на века строилась! - дала видимую трещину от фундамента до крыши, а с потолка на стол и наши головы посыпались штукатурка и прочая дребедень. На какую-то секунду даже погас свет, но, к счастью, очень быстро включился аварийный - с этим у Павленко все было отлично, так что никто из присутствующих не успел совершить с перепугу ничего необратимого.
      Да и громкая связь после взрыва не перестала работать. Так что Аристарх Николаевич еще раз продублировал для всего уцелевшего личного состава прежнюю инструкцию - ни в коем случае не пытаться входить в его кабинет. После чего сел в кресло с еще большей невозмутимостью, нежели раньше, стряхнул на пол мусор со стола, расслабил узел галстука, шумно выдохнул и, наконец, сопровождаемый нашими пристальными взглядами, открыл холодильник.
      - Пиво будете? Сингапурское, "Тайгер". Рекомендую.
      4
      Я не пью совсем. Ничего и никогда. Некоторые даже думают, что я зашитый. Пусть думают - мне все равно. Вот еще - рассказывать каждому встречному и поперечному об истинных причинах! Причины-то непростые. Даже хваленые спецы в Конторе руками развели, а я от предложенных ими экспериментов отказался.
      Алкоголь на меня действует, мягко говоря, странно. Я его принимал внутрь три раза в жизни. Первый раз это случилось на выпускном вечере в школе. Времена были странные, андроповские, и шла какая-то очередная кампания по борьбе за трезвость, возможно местного, уральского, а то и городского масштаба. Короче говоря, шампанского полагалось наливать всем, а водку приносили подпольно в плоских бутылочках по карманам, и в этом был особый шик. Я по торжественному случаю решил попробовать глотнуть малость. Начал грамотно, с малых оборотов - два бокала шампанского, и мне уже стало хорошо, то есть настолько хорошо, что все девчонки, которых в обычные дни я не слишком-то и жаловал, показались вдруг топ-моделями, больше того, я начал видеть их тела сквозь платья. Это не художественный образ, это было действительно так, хотите верьте, хотите нет. Семнадцать лет - сперма рвется на волю, как шампанское, и кровь кипит, пронизанная пузырьками. Я возбудился сверх всякой меры, но сдерживающие центры еще работали, и от большого юношеского ума я решил, дабы успокоиться, дабы усмирить плоть, накатить вместе с ребятами еще и водочки. Ну, и накатил, граммчиков двести пятьдесят - триста.
      Эффект превзошел все ожидания. Тормоза отказали полностью, и я начал приставать к девчонкам конкретно. Ну, сами посудите, ведь для меня они все были голые. Удивительно то, что я не проявлял грубости. Я ни одну из них не изнасиловал. Я их очаровывал, убеждал, убалтывал, я добивался того, что они сами кидались мне на шею, я уводил их всех по очереди в какие-то пустующие классы, в спортивный зал на маты, в лаборатории, на диван в учительскую, в кусты на заднем дворе, в цветник на большой клумбе перед школойs Они сами снимали трусики и отдавались мне с восторгом, но и я тоже получал массу удовольствия, было незабываемо, ярко, сладко, восхитительноs Пока не возник откуда-то разъяренный бородатый мужик в сопровождении милиционера - чей-то папаша. И дальше я очень плохо помню.
      Утро, тяжелая голова, милиция, врачи, родителиs
      Ребята потом рассказали, что перетрахал я двенадцать девчонок из восемнадцати возможных. Самое удивительное, что ни одна из них не забеременела - Господь хранил, хоть я в него и не верил, а большого скандала удалось избежать лишь потому, что через три дня после выпускного мы уезжали из Челябинска в Москву. Папаня военный. Его часто с места на место перебрасывали. Ну а я поступил в Москве в Высшую школу КГБ, и началась новая жизнь.
      Второй случай был через три года в Воркуте. Друзья уговорили, и я, что называется, "на слабо" выпил бутылку пива. И вроде ничего, даже понравилось. Выпил еще одну и ещеs Ребята видят: все нормально, и разрешили мне одному выйти вроде как в туалет. Но я пошел в магазин. Купил бутылку водки. (Воркута! Восемьдесят седьмой год! Где достал?! Фантастикаs) Бутылка была выпита тут же, из горла. Мозги мгновенно съехали набекрень, и я отправился в город искать приключений.
      Кто ищет, тот всегда найдет. На центральной улице - дело было ближе к полуночи, трое расхлябанных переростков приставали к девушке. Зря они это делали. Судьба тех ребят до сих пор неизвестна мне. Контора по сей день тщательно скрывает результаты давнишнего инцидента. Лишь однажды Владимир Геннадиевич проговорился, что одного из тех придурков нашли на крыше трехэтажного дома, другого в канализационном стоке, под решеткой, а третьего не нашли вовсе. Может быть, это легенда, но кое-что я знаю наверняка: именно после случая в Воркуте Контора всерьез заинтересовалась мною, и в итоге я был переведен совсем в другое управление, где и познакомился с Циркачом, Филом, Шкипером и Пиндриком.
      Но главное не это. Девушку, избавленную от уличных шалопаев, звали Машей, а теперь я зову ее Шуня или Шушуня, то есть она прямо тогда и стала моей женой.
      Но был еще третий случай. Нет, не на полигоне. Я отказался проводить эксперименты с алкоголем, как ни уговаривали меня спецы из нашей Конторы. Больше скажу, я им пригрозил: если втихаря вольют или вколют мне алкоголь, уволюсь или застрелюсь и больше никогда не стану на них работать. Подействовало, ведь у меня и без алкоголя параметры были - дай Боже! Раз в двести лет такие встречаются.
      Короче, никому не полагалось знать, что со мной будет, если я много выпью. Но однажды, это было в Чечне, под Бамутом. Наши по самое не хочу увязли в горной котловине, накрытые перекрестным огнем, прятались по щелям, и никто не решался пойти в атаку. Тогда я сказал Филу:
      - Сколько у тебя есть спирту? Дай мне.
      - Зачем? - спросил Фил спокойно, ни о чем таком не подозревая. Четыреста граммов осталось.
      - Давай сюда, - распорядился я. - Настало время употребить эту жидкость по прямому назначению.
      Фил опять же ни о чем плохом не подумал, приказ командира выполнил и протянул мне фляжку.
      А я решительно свинтил пробку и за каких-нибудь пять секунд влил себе в горло всю эту дозу.
      Фил не успел ничего сделать, а может, и не собирался. Я потом спрашивал его, но он не сумел внятно ответить, какие именно чувства владели им в ту минуту.
      Короче, так. Дальше жизнь кончилась, и началось чистое кино.
      Может, видели. Был такой американский фильм о солдатах во Вьетнаме, на которых испытывали новый препарат. Название не помню, конечно, но в послесловии говорилось, что все это не придумали, а взяли из жизни. Короче, это был "озверин". Как у кота Леопольда: человек превращался в машину с одной единственной функцией - убивать. История закончилась плохо: американские солдаты поубивали друг друга, буквально разорвав на части. У нас был не столь печальный конец. Но все жеs
      Я поднял своих и пошел в атаку. Я проламывал стены и руками переворачивал автомобили. Или это только мерещилось мне? Но ребята бежали за мной, и ни одного из нас ни коснулась ни одна пуля. Как это могло быть при перекрестном огне среди бела дня? За нашей пятеркой поднялся взвод спецназа ВДВ, в считанные минуты мы захватили высоту и пошли дальше.
      И тут по радио пришел приказ: идти назад. Похоже, генералы вовсе и не собирались брать Бамут. А мы и не понялиs Оказывается, полевой командир, назовем его условно Рулон Обоев, буквально накануне подписал какое-то соглашение с нашим командованием о прекращении огня.
      Было лето девяносто шестого.
      А я плевать хотел на это соглашение, мы раздолбали передовой отряд Рулона Обоева и пошли еще дальше. Ни одна пуля не коснулась ни одного солдата в моей команде. И я уже знал, что пройду так хоть до Грозного, хоть до Стамбула! И мы пришьем Яндарбиева, Масхадова, Басаева, Радуева - да кого угодно, и я стану наместником России в Чечне.
      Но тут появились наши вертолеты и дали ракетный удар. Как всегда, по своим. Наступление захлебнулось. Я мгновенно протрезвел и приказал всем залечь. У нас было только трое раненых, все - осколками ракет "воздух-земля".
      А еще у нас было пятеро уволенных из рядов Красной армии, то есть вся моя пятерка.
      О том, как мы жили после официального разрыва отношений с Конторой, я расскажу как-нибудь в другой раз. Я ведь не об этом сейчас.
      А вот алкоголя ни в каком виде я больше ни разу в рот не брал.
      Так что на предложение Аристарха Николаевича мне оставалось только грустно ухмыльнуться. Да и ребята мои были при исполнении, поэтому тоже отрицательно помотали головами. Павленко, пожав плечами, налил себе до краев классический стакан на полпинты и с наслаждением вылакал добрую половину.
      - Зря, мужики, зря. Ну, ладно. А теперь давайте поговорим.
      Интересно, о чем?
      После того как мы сначала захватили его, а потом спасли от похищения, после того, как наш штурм почти потерял всякий смысл (ведь никаких условий князя Мышкина комсомолец Павленко выполнять не собирался), и, значит, получалась обычная дурацкая месть в худших гангстерских традициях: вы нашего Лазаря и нашего Ёжика - а мы ваш дворец и все, что в нем шевелится! - так вот, после такого массового разгрома и такого тотального облома поговорить было в самый раз. Хоть кто-то же должен нам объяснить, наконец, происходящее! Тем более, раз время появилось. А не поняв, пусть в самом общем виде, расстановку сил, мы не способны были увидеть даже пути отхода - мало знать схему укреплений павленковской дачи, ведь чисто теоретически за каждым деревом мог притаиться очередной Ахман со взрывчаткойs То есть нет, Ахманом же звали того авторитета, а не исполнителя, но я вдруг понял, что имя всплыло не случайно: влетевший в окно диверсант был не просто человеком Ахмана, он был даже внешне похож на него, как сын на отца.
      Ну, ладно, послушаем нашего нового друга Аристарха Николаевича.
      - Присядьте, ребята. Прикройте дверь. Стрельбы, я думаю, больше не будет. - Он пощелкал какой-то кнопочкой. - Ну вот, магнитный замок уже не работает после всей этой ерунды, но камера над входом в приемную чудом уцелела. Разверните монитор к себе и успокойтесь. Давайте действительно поговорим. Поскольку вас нанял Мышкин, я могу себе представить, кем изобразили меня. Главный враг рыночной экономики в России. Лучший друг Зюганова-Анпилова и всех прочих коммунистов-мракобесов. Дескать, я всю сознательную жизнь вставляю палки в колеса свободной торговле любыми мыслимыми способами, а поскольку мыслимые способы эффекта не дали, я, наконец, и перешел к немыслимым, то есть, попросту говоря, начал физически устранять конкурентов в борьбе за власть. Так вам рассказывали?
      "Совсем не так", - подумал я.
      Но ответил Циркач, обидевшийся, наверно, за благородных разбойников из фирмы Аникеева-Мышкина, на которую, в отличие от нас, он работал не два дня, а целых два месяца и на этом даже потерял в гонораре.
      - Насчет того, что вы злодей - все точно, был такой разговор. А насчет политики - это не по нашей части. Мы поняли проще: вы - обычные рэкетиры, точнее, не обычные, а хорошо организованные, имеющие своих людей во всех ведомствах и спецслужбах. А сейчас вы крепко подставились и настало время вас додавить. Я так понял, что предполагалось слияние капиталов "Феникса" и нашего центра "Сфера" с постепенным уменьшением роли "Феникса". До нуля. Вот, примерно как.
      - Красиво, - согласился Павленко. - Значит, Иван и Леша хотели меня додавить. Совсем, видать, поглупели на старости лет. Головокружение от успехов. Я, конечно, понимаю, что Ваня с его широтою мышления мечтал вобрать внутрь своей "сферы" не то что всю Россию, а и весь земной шар съел бы и не подавился. Но у нас тоже название не случайное - легенда о птице Фениксе древнее чингисхановских и наполеоновских амбиций. Фениксов всевозможных по миру - как собак нерезаных, только далеко не все помнят, что эта пташка из пепла возрождается. А мы как раз из такой породы. Такая уж у нас работа. Знаете, сколько раз нас гасили, душили, сводили на ноль или, как вы говорите, додавливали? Я уж со счету сбился.
      Павленко сделал паузу, глотнул еще пива и грустно вздохнул, прежде чем приступил к продолжению рассказа.
      - Первая попытка состоялась еще при Горбачеве, когда мы сумели взять под контроль значительную часть самого начального этапа отмывки криминальных денег через тогдашние кооперативы и направили эти средства на поддержку всех антикоммунистических организаций и движений. Нас очень серьезно утюжила тогдашняя гэбуха, еще не развалившаяся на шесть нелепых кусков. Но, ничего, мы выжили. Точнее воскресли. Даже стали консультативным советом при президенте России. Господи, сколько их было, этих советов и комиссий! Потом, после отставки Гайдара, дорогой наш Виктор Степанович, делавший вид, что ничего не делает, в действительности очень лихо сворачивал реформы. Мы опять помешали и были грубо ликвидированы. Пришлось забыть о политике и возродиться исключительно в сфере бизнеса. Удалось. Поэтому и октябрь девяносто третьего мы пережили без потерь, в новом парламенте у нас даже появилось свое лобби, то есть мы все-таки начали осторожненько так возвращаться в политику. А весной девяносто четвертого началась настоящая экономическая война - против нас, закончившаяся очередной их победой к концу осени: вместо нормальной инфляции и девальвации - черный вторник; вместо реформирования банковской системы чеченские авизо; вместо цивилизованных переговоров с сепаратистом Дудаевым - танки и бомбежки. Казалось, что война, начавшаяся в том декабре, поставила крест на всех надеждах. Вступление России во Всемирную торговую организацию, которое мы тщательно готовили, становилось окончательно нереальным. А жаль. Но мы опять возродились. Теперь уже в полулегальном виде, других возможностей они нам не оставили.
      На рубеже девяносто четвертого - девяносто пятого годов власть в России окончательно перестала дружить с законом. Это мигом почувствовали бандиты всех мастей, и стремительно укрупнившиеся преступные группировки реально установили свой контроль над всеми отраслями экономики. Вопросы о предоставлении миллиардных кредитов, вопросы об экспорте нефти и оружия, леса и золота, вопросы о западных инвестициях, о процентах по внешнему долгу решались теперь гораздо быстрее и легче на воровских сходняках, чем на заседаниях Госдумы или правительства. Иной пахан зоны сделался поважнее министра или лидера парламентской фракции. Я не шучу. Так было, да и сегодня не многое изменилось. В девяносто пятом, собственно, и возникла "Корпорация Феникс", зарегистрированная официально под многими другими именами в разных городах не только этой страны. Мы стали непотопляемы. Потому что нас больше нет де юре, а де фактоs Убить допустим меня - это же бессмыслица. Мы создали систему, по форме копирующую все криминальные группировки бывшего СССР, а по сути противостоящую им, и это система будет жить и развиваться. Потому что она нужна стране. Да конечно, для кого-то мы теневая налоговая полиция. Для кого-то просто рэкетиры. То есть тривиальные бандиты. Что ж, собака лает, ветер носитs
      Павленко сделал еще одну паузу, словно сбился с мысли и обвел глазами слушателей, то есть нас. В принципе, все, что он говорил, вызывало уважение, и под многими его утверждениями лично я готов был подписаться, но и вопросов оставалось много. Например, такой, лежащий на поверхности:
      - Так кто же они, люди Аникеева из центра "Сфера"? Вроде не коммуняки и не бандиты? Совсем такие же, как вы, правильно?
      - Правильно, - сказал Павленко. - Разумеется, они не коммунисты, даже не социалисты с человеческим лицом. И, пожалуй, сегодня уже и не бандиты. Они гордо зовут себя рыночниками, как бы становясь на одну доску с Гайдаром и Чубайсом. Ну, спасибо еще, монетаристами не называются. А хотите, я объясню вам, как их называли раньше, точнее, тех, из кого они выросли? Ведь организация Аникеева намного старше нашей. Они еще при Брежневе существовали. И знаете, как назывались? По глазам вижу, догадались. Правильно - "цеховики". Их лозунг был: "Да здравствует подпольная рыночная экономика вопреки всему!" Они выполнили свою историческую миссию: балансируя между побегами за границу и дежурными отсидками, они ковали кадры для будущей перестройки. Именно из цеховиков и получились вначале преуспевающие кооператоры, а потом крупные банкиры, торговцы недвижимостью и промышленники. Я готов поставить им памятник за то, что они сумели пронести традиции великой российской экономики сквозь годы коммунистического идиотизма. Но беда в другом: после путча девяносто первого года они не сумели еще раз перестроиться. Их лозунг остался прежним - за подпольную рыночную экономику! Они так и не научились платить налоги никому. На низовом уровне готовы отстегивать мелкому, плохо организованному рэкету, работающему только на себя до первого мента или до первого конкурента. А на среднем и верхнем уровне они с упорством, достойным лучшего применения, отстаивают свое право считаться государством в государстве. Лучше протаранить танком ворота, чем перевести деньги на счет. "Мы - сила. Извольте считаться с нами!" Но, ребята-демократы, право слово, нельзя же так! Я понимаю, конечно, что дурной пример заразителен, но моя резиденция - это же вам все-таки не Дворец Дудаева в Грозном и даже не Белый дом на Краснопресненской набережной!
      Говорил он красиво, ну, прямо заслушаешься! И даже Циркач, главный поклонник идей Аникеева, видать, призадумался всерьез, собираясь с новыми вопросами. Меж тем Павленко продолжал:
      - Понимаете, ребята, еще пять лет назад, даже три года назад, все эти необъятные базары с умопомрачительным оборотом черной налички играли скорее положительную роль в экономике, они позволили на порядок увеличить наш товарообмен со всеми странами, они позволили простым людям покупать все в широком ассортименте по сниженным ценам, они предоставили колоссальное количество рабочих мест, они стимулировали развитие мелкого и среднего бизнеса, и все это было прекрасно. Но когда наш друг Аникеев сделался богаче Рокфеллера, - да что Рокфеллер, Аникеев сделался богаче Мавроди! вот тогда и случилось это головокружение от успехов. В девяносто шестом он, ни минуты не сомневаясь, поддержал Ельцина. Когда ему принесли калькуляцию на сколько-то там десятков миллионов, он спросил: "Вы что, хотите, чтобы выиграл Зюганов?" И небрежным жестом швырнул на предвыборную компанию миллиард долларов. Он очень не хотел, чтобы выиграл Зюганов, он просто не мог этого допустить. Говорят, Борис Николаевич предлагал ему какое-то кресло в Кабинете министров. Чуть ли не вице-премьера, но Лазарь, конечно, отказался. Нелюбовь к официальным должностям он таки унаследовал от вора-отца. Ему действительно не нужна была публичная власть. Он предпочитал сидеть за сценой и дергать за ниточки, а мир и так принадлежал ему. Беда оказалась в другом: Аникеев не сумел остановиться. А и нужно-то было всего ничего: сделать паузу, скушать "Твикс", оглядеться по сторонам и послушать умных людей. Но деньги сыпались и сыпались на него, увеличиваясь чуть ли не в геометрической прогрессии, - ну, натуральная пирамида Мавроди! Как же тут остановишься?! Кстати, вы хоть представляете себе, о каких деньгах идет речь?
      - Приблизительно, - сказал я. - Нам Циркач рассказывал. - Я кивнул в сторону Бориса. - Он три месяца в личной охране Аникеева проработал.
      - Ну так, а я вам не приблизительно расскажу, а совершенно точно. Начну с такой байки.
      И я подумал: если он сейчас про стеклотару начнет рассказывать, я со смеху помру. Но Павленко заговорил совсем о другом. Про то, как бутылки принимают, он, наверно, и не знал ничего. А о том, что такое байка, у него явно были какие-то свои представления.
      - Наши хваленые экономисты который год пыжатся оценить, сколько наличных денег прокачивается через неофициальный рынок товаров и услуг. Или, например, сколько наличной валюты хранится в матрасах у населения. Каких только цифр не называли! И десять миллиардов, и тридцать, и сорок, все с госбюджетом сравнивали да с внешним долгом, а меж тем цифра эта, кому надо, давно известна, потому как рассчитывается элементарно. Просто ее следует находить не через среднюю зарплату россиян - заведомо абстрактную и никому не известную величину, - а через эмиссию государственного банка США, который довольно четко отслеживает все потоки наличного доллара в мире. Но это для российской прессы сугубо закрытые данные. Почему-то. Однако информацией этого рода, очевидно, располагал (отчасти) Гриша Явлинский. И в одном интервью, кажется, на "НТВ", он возьми да и брякни в прямом эфире: дескать, по моим оценкам, на руках у населения триста восемьдесят(!) миллиардов долларов, то есть примерно в двадцать раз больше годового бюджета всей России. Обратите внимание, больше этого интервью нигде ни разу не показывали, притом, что названная уважаемым Григорием Алексеевичем цифра на самом деле сильно занижена. Это я вам со всей ответственностью говорю. Явлинский, очевидно, имел в виду население со средним достатком и ниже. А если меня, и вас, и самого Гришу, и Березовского с Гусинским, и Аникеева с Мышкиным, и всех прочих тоже за население считать, - а ведь надо считать, надо, потому что и у нас есть свои маленькие матрасики, помимо счетов в банках, недвижимости и прочих ликвидов и неликвидов! Так вот, если всех считать, то циферка наша за полтора триллиона шагнет. Интересная арифметика, правда? А теперь прикиньте, какая часть от этих сбережений тратится в течение года? Люди, конечно, все разные. Есть гобсеки, у которых девяносто девять процентов в сундуке. Есть почти нищие, которые откладывают только на гроб. Есть полунищие, которые откладывают на крупные покупки. Есть бизнесмены - эти откладывают необходимый минимум, а все остальное пускают в оборот. Наконец, есть просто люди со средним достатком, которые держат в чулке не больше пятнадцати-двадцати процентов годового дохода и соответственно годовых расходов. В общем, заверяю вас как экономист, по среднему значению выходит, что годовой оборот наличных денег раза в два превышает объем "матрасных" сбережений. Теперь уменьшим эту цифру примерно на треть, потому что как раз такая часть денег населения крутится в официальной сфере, облагаемой налогами. И, наконец, умножим минимум на три, а то и на пять, потому что кроме эмиссии банка США есть еще эмиссия Центробанка Россииs
      - Склифосовский, помедленнее, пожалуйста, я записываю, - непочтительно перебил его Шкипер.
      Возможно, у него рука вдруг резко заболела и не было уже никаких сил выслушивать нудную лекцию, а возможно, Володька самый простой из нас - что думает, то и говорит: мол, хочешь объяснить что-то - излагай коротко.
      - Ну, извините уж за подробности, - поморщился Павленко. - Просто без них любая цифра враньем покажется, вот я и решил расшифровать кое-что. Я хочу, чтобы вы поняли, из-за чего весь сыр-бор. Деньги, за которые мы сегодня с Мышкиным воюем - это триллионы долларов. И они реально определяют погоду в российской (да и не только российской) экономике. От того, чья возьмет, будет зависеть очень многое, поверьте. Рядом с этим штурм моей резиденции на танке - ерунда, цветочки. Ягодки еще впереди. Совершенно не удивлюсь, если Мышкин швырнет куда-нибудь нейтронную бомбу, а то и спустит на "Феникс" облако ядовитой саранчи или стаю зачумленных крыс.
      - А по-хорошему никак нельзя? - спросил вдруг Фил.
      Я понял, почему именно он. Я тоже хотел спросить про Ёжика. Ведь это именно он, по словам Фила, придумал, как помирить теневое министерство торговли с теневой налоговой инспекцией.
      - Можно, - сказал Павленко. - Конечно, можно. Только для этого надо засунуть все амбиции себе в задницу. У коммунистов это хорошо получается. Их семьдесят лет муштровали. А мы, демократы, высшей ценностью считаем свободу. В том числе и свободу выбора. Свободу мнений. Вот от этого переизбытка свободы и рвем друг друга на части. Аникеев ведь так и умер, уверенный в своей правоте. Свободный рынок - и никакого регулирования. Дикий капитализм - навсегда! Он так и не захотел понять, что во Всемирную торговую организацию входят страны с развитой сетью супермаркетов, а не грязных базаров, заполненных полууголовным элементом.
      Я оглянулся на Циркача: тот растерянно улыбался, услыхав из уст Павленко буквально собственные слова. А Аристарх Николаевич тем временем продолжал, все более увлекаясь:
      - И товар в магазины должны поставлять солидные фирмы, а не десятки и сотни тысяч обнищавших итээровцев, учителей, врачей и военных, заслуживших теперь гордое звание челноков. Это же пародия на русских купцов прошлого века. Купцы были богатейшими людьми, а челнокиs Эх! Не захотел Аникеев понять, что граждане цивилизованной страны ездят по миру с магнитными карточками, а не с карманами, набитыми "зеленью". Господи, когда же мы перестанем пугать немецких и французских банкиров сотнями тысяч наличных долларов?! С экономической политикой Аникеева - никогда! Мы все это ему объясняли еще три года назад, и два, и год, и несколько месяцев назад. Сначала просто пытались создать условия, более выгодные для магазинов, а не для рынков, но нам отчаянно мешали на всех уровнях. Сколько было шума, когда ввели дополнительный налог на челночную торговлю! У нас удивительный народ, он не хочет жить лучше, он хочет жить как всегдаs Потом случился августовский кризис - это отдельная тема, - и после него уже любому дураку стало ясно, что челноки и оптовые рынки - это пройденный этап. Их песенка спета. Началась агония. Однако Аникеев, свято убежденный, что "этот стон у них песней зовется", продолжал упорствовать, продолжал реанимировать и реформировать свою торговую сеть. Это потрясающе!.. Вы знаете, ведь Свирский еще три года назад предлагал сесть за стол переговоров на очень удобных для обеих сторон условиях.
      - Стоп, - сказал я. - Свирский. Это человек Аникеева?
      - Упаси Господь! Я бы очень хотел сказать, что Свирский был моим человеком, по убеждениям мы были весьма близки, но в том-то и дело, что Эдуард не был ни чьим человеком. Он всегда был сам по себе. Знаете, откуда взялась его кличка? Из анекдота. Ну, когда волк всем зверям назначает, мол, ты придешь, я тебя съем на завтрак, тебя - на обед, тебя - на полдник, и всех записывает в блокнотик, доходит очередь до ежика, а он отвечает: "Волк, а пошел-ка ты!.." "Значит, так, - бормочет волк, - глядя в свой блокнот, - ежика вычеркиваем". И остается без ужина. Свирский сам очень любил этот анекдот, по существу, притчу. Его в какие только списки не вставляли! И в партийные, и в черные, и в наградные, и в расстрельные, а он всех посылал, и его вычеркивалиs
      - Ну, из расстрельного-то вы его не вычеркнули, - процедил Фил обиженно и зло.
      - У меня не было такой возможности, - сказал Павленко. - Мне эти списки на подпись не приносят.
      В его голосе было не меньше боли, чем в голосе Фила, а глаза смотрели прямо и даже с вызовом. И я вдруг поверил этому хлыщу. Нет, он был не наш человек, я продолжал величать его про себя именно хлыщом и комсомольским боссом, но в данном случае я верил ему. Когда речь заходит о жизни и смерти, я умею различать правду и ложь. Не смогу объяснить как, но за годы, прошедшие после войны, я научился этому. Собственно, еще там, в Чечне, это умение не раз меня выручало.
      - Так, может, и Аникеева не вы убили? - я задал свой вопрос не столько с подколкой, сколько с надеждой.
      - Браво, - сказал Павленко устало. - Если вы сумеете мне поверить, значит, мы сработаемся. Киллер, стрелявший в Измайлове, действительно получил деньги со счета итальянской фирмы, зарегистрированной на имя одного из моих сотрудников, копия платежки наверняка уже есть в следственном отделе ФСБ, а может, и в Интерполе. Правда, сам мальчишка и знать не знает, чей заказ выполнял, он готов получать деньги хоть итальянскими лирами, хоть турецкими. Я бы эту малолетнюю мразь ликвидировал сразу, да простит меня Господь за такие слова! Но какой, скажите, прок человечеству от международного мастера спорта, готового за большие деньги стрелять в любую движущуюся мишень. И не задавать лишних вопросов. По-моему, такие моральные уроды просто не должны коптить небо. Мышкин считает иначе: уникальных специалистов в расход пускать нельзя, это - наш золотой запас, это - наши будущие дивиденды. Вот он и прячет Глаголева на какой-то госдаче. Ну, еще бы: ученик великого Кручинина, заслуженного спортсмена от КГБ! Этот молокосос тоже умеет, как и его тренер, перед прицельным выстрелом всякие фортели выкидывать, восьмерки, например, рисовать лазерным зайчиком. У Аникеева, кстати, давняя любовь к восьмеркам: одна из его фирм называлась "Восьмое чудо света", а в логотипе он использовал перевернутую восьмерку знак бесконечности. Вот она, ирония судьбы!
      Теперь Пиндрик смотрел на Павленко широко открытыми глазами, я понял почему. Игорь мне подробно рассказал, все что видел тогда на рынке в Измайлове. Но я воздержался спрашивать, от кого этот всезнайка успел выведать и про киллера и даже про восьмерку на виске убитого. Понятно, у него был агент в охране Аникеева или просто в толпе, а кто именно - о таких вещах не рассказывают. И это еще раз подтверждало его правоту: люди "Феникса" при желании могли убрать руководителя "Сферы" и проще, и надежнее. Значит, действительно заказывал убийство не "Феникс".
      Что ж, красиво он нам все это рассказывал, или, как говорят зэки, складно звонил. Но уж слишком складно. В глубине души мне хотелось ему верить, но именно поэтому я заставлял себя не делать этого. Доверие слишком опасная штука в нашем жестоком мире.
      В заданном нам уравнении оставалось еще слишком много неизвестных величин. И я уже готов был оформить свои сомнения в некую фразу, адресованную господину Павленко, но тут как раз и раздался очередной звонок.
      - Слушают вас, - отозвался я безлико.
      Но, очевидно, по этому номеру полагалось докладывать строго по форме любому человеку, снявшему трубку. Да, очевидно.
      - Полковник Черемисин, - представились с той стороны громким и чуточку слишком бодрым голосом, словно этот Черемисин только что получил звание полковника и страшно гордился собою. - Разрешите доложить обстановку?
      Я кивнул Павленке, мол, включайся, негоже это, чтобы полковник докладывал обстановку капитану, даже если это капитан Большаков. Пусть непосредственному начальству докладывает, а я послушаю.
      Ничего особо интересного, впрочем, услышать не довелось. Мышкина нам обещали через сорок минут, от майора Платонова никакой информации не поступало, второй бандюган, сидевший на сосне, ранен оказался не смертельно и на допросе признал, что послан лично Ахманом, а еще двое из той же группы захвата сумели уйти, потому что после боя охрана резиденции оказалась практически обескровлена: семь убитых, пятеро раненых. Подошел резерв, но, во-первых, совсем недавно, а во-вторых, по ночному времени им не удалось быстро взять под контроль весь периметр. Среди нападавших четыре трупа и девять раненых, из них двое - тяжелых. Все - из подразделения внутренних войск Владимирского округа.
      - Сволочь он, этот ваш Мышкин, - процедил Павленко. - Мальчишек в мясорубку бросил.
      А потом добавил несколько словосочетаний такой мерзкой брани, какую я слышал только от уголовников, отмотавших на зоне минимум лет пять. В армии, даже на войне, так не ругаются. В этих зловонных словесных плевках было не столько нецензурщины, сколько тошнотворно изощренной грязи, пропитанной ненавистью и болью. Такая ругань больше всего напоминала выдавливание гноя откуда-нибудь из геморроя, и повторять эти слова не хотелось. Но Мышкин их заслужил. Я был согласен с Павленко и зауважал его еще сильнее, несмотря на все свои сомнения.
      - Так, значит, не в ваших правилах поступать подобным образом? А к чему тогда этот бастион на мирной территории?
      Павленко быстро вскинул на меня глаза, еще не остывшие от предыдущей вспышки гнева. Однако сдержался и ответил жестко, но вежливо.
      - Да, нам приходится убивать людей, - он признался в этом с ошарашивающей откровенностью. - Но мы никогда не высылаем по почте отрезанных ушей, не насилуем школьниц на глазах у родителей для устрашения и не бросаем мальчишек под шквальный огонь пулеметов.
      - А Аникеев и Мышкин, стало быть, не брезговали такими методами? - это опять спрашивал Циркач.
      Понятно, ему совсем не хотелось узнать, что он пусть всего три месяца, но работал не на спасителей России, а по существу на людоедов.
      - Не знаю, - уклончиво ответил Павленко. - Не располагаю достоверной информацией. Но сегодня, когда они решили сэкономить на штурме моей резиденции за счет этих пареньков, чьи жизни спишут теперь на горячие точки или на какой-нибудь бунт в здешней ИТК... Сегодня я уже готов поверить в любые гадости. А вообще, у меня такое ощущение, ребята, что вы до сих пор плохо представляете себе, кем являются ваши работодатели. Несмотря на все мои лекции.
      - А у меня такое ощущение, что вы пытаетесь нас перевербовать, сказал я задиристо.
      Я не хотел с ним ссориться. Пока. Мне просто было интересно, как он ответит.
      Павленко улыбнулся.
      - Что ж, можете это и так называть. Вы мне нравитесь. Уровень вашей практической подготовки не может не восхитить мало-мальски понимающего человека. Почему-то многие считают, что в спецназе служат мясники с железными мышцами и с тупой вычислительной машиной вместо мозгов. Но я давно понял, что это не совсем так. На определенном уровне профессионализма все начинает решать именно интеллект. Я это почувствовал впервые, когда пообщался с офицерами знаменитой "Альфы". И вы мне тоже симпатичны именно как думающие ребята. Но это еще не значит, что я уже готов платить вам деньги. Да, кстати, на вас-то хоть Мышкин не экономил?
      - Нет, - сказал я честно, - нам хорошо заплатили.
      - И всю сумму вперед, - догадался Павленко. - Понятно, он рассчитывал, что расходы будут компенсированы из моего кармана. Теперь получается несколько по-другому. Я думаю, Мышкин попытается вернуть себе эти деньгиs
      - Каким способом? - поинтересовался Фил подчеркнуто меланхолично.
      Павленко оценил тон этого вопроса и выдал достойный ответ:
      - Для таких, как вы, я полагаю, существует лишь один способ.
      Он был прав. Живыми мы этих денег никому не отдадим.
      - И что же вы предлагаете? Кажется, остается уже меньше получаса.
      - Ну, есть несколько вариантов. Первый. Вы ждете Мышкина, внимательно слушаете, чем закончатся наши переговоры, и узнаете, в чье подчинение переходите. Думаю, этот вариант не устроит вас. Вариант второй. Вы удираете, не дожидаясь никого. Но этот вариант не устраивает меня. И, наконец, вариант третий. Мы прямо сейчас уезжаем вместе с моим шофером, на моей машине.
      - Куда? - быстро спросил я.
      - В Москву. У меня официальная синяя мигалка и номер известен всем постам ГАИ. Проблем не будет. В Москве - разлетайтесь по домам, созвонимся позже. Детали обсудим в пути. Ну! Думайте быстрее.
      Куда уж быстрее! Говорят, предельно большой объем информации перерабатывает мозг горнолыжника на трассе гигантского слалома, когда перед каждым флажком за какие-нибудь доли секунды он должен отдавать десятки противоречивых команд всем мышцам тела и всякий раз получать на выходе сбалансированную сумму всех этих разнонаправленных векторов. В моей голове творилось нечто подобное. Скорость на спуске нарастала, флажки летели прямо в лоб, красное полотнище финиша было близко, как тот локоть, который не укусишь, а шансов сломать себе шею на самом последнем этапе обнаруживалось существенно больше, чем шансов на победу.
      Уехать с Павленко было очень заманчиво. Но это не мы придумали. Значит, не мы и выиграем от этого. А кто? Ну, во-первых, Павленко не скрывал, он прямо так и сказал: "Второй вариант не устраивает меня". Вот наглец! Как будто это он держит нас на мушке. Да, приказа стрелять не поступало. Даже не ясно было по большому счету, кто прав, кто виноват. Но в таких случаях, по простейшим законам вестерна, прав тот, у кого в руках "Смит и Вессон". Сейчас Павленко у нас под прицелом. Значит, нам и диктовать условия, поменяемся местами - пожалуйста. Начнем все с нуля. Вот только этот большой человек не привык под чужую дудку плясать. Выходит, надо с ним похитрее.
      И, наконец, во-вторых. Куда пропал майор Платонов, куда пропал этот проклятый Эльф? Я согласен не ждать Мышкина. Даже очень согласен, потому что Павленко прав: искушение забрать деньги обратно будет для Князя слишком велико. Ради такой суммы не грех подогнать даже небольшой танковый батальон или скромную эскадрилью стратегических бомбардировщиков. Но если Павленко беспокоился о наших деньгах, почему он не предложил делать ноги сразу. Считал необходимым уболтать нас, прочтя всю эту лекцию по экономической политике (или политической экономии - как правильно?)? Вряд ли, так серьезные дела не делаются. Спецназовцев вроде нас убеждают короткими весомыми аргументами, а вовсе не подобным лирическим бредом. Хотя, признаюсь, очень многие его рассуждения действительно запали мне в душу.
      Суть в другом: он ждал чего-то или кого-то. Дождался? Похоже, что нет, но и лимит на ожидание вышел, теперь ему надо спасаться бегством, а мы нужны в качестве секьюрити. Плевать он хотел на сохранность наших денег. И это еще в лучшем варианте. А в худшем - на пути в Москву нас встретит целая рота. И мы, конечно, дорого продадим наши жизни, но и материальная компенсация за погибших в бою с их стороны будет не слабая. А ведь эти люди, кажется, привыкли все пересчитывать на деньгиs Или как раз Павленко не такой?
      Хотелось в это верить, но, к сожалению, верилось с трудом. Уж слишком много подлецов и подонков встретилось на моем жизненном пути, порядочных людей - в тысячу раз меньше, а среди сильных мира сего - так просто ни одного. В общем, как бы то ни было, а совсем не лишним представлялось дождаться хотя бы майора Платонова. Пусть они встретятся тут все трое, тогда двое обязательно сожрут друг друга (причем не важно в каком сочетании), а вот с третьим, оставшимся, мы и уедем в Москву.
      Только с чего я взял, что Платонов-Эльф обязательно сюда вернется. Но с чего-то же взял? Фил наверняка сумел бы объяснить, вот только говорить на эту тему мы не могли. Аналитические способности бывшего капитана медицинской службы Петра Головленки отличались от моих именно тем, что он всегда и строго подчинял все формальной логике, а я зачастую ухитрялся очень точно проинтуичить правильный вариант поведения, зато даже самому себе не в силах был объяснить происхождение собственных догадок.
      Так получилось и на этот раз. Павленко ждал чего-то своего, точнее, теперь он ждал только нашего ответа, а я ждал телефонного вызова. Напряжение росло. Долго это не могло продолжаться.
      - Разрешите позвонить, - не выдержал я.
      Это был мой хитрый психологический ход, я как бы уже признавал его своим начальником, хотя ясно же было, это как раз он у нас должен разрешения спрашивать. Но Павленко мою вежливость принял за чистую монету. Если не сказать, что просто обнаглел.
      - Кому? - спросил он строго.
      - А я уже обязан отчитываться?
      Улыбка моя была вполне добродушной и пистолетом я у него перед носом не размахивал, но ведь и в кобуру не убирал, так что Аристарх Николаевич мигом понял, кто здесь командует парадом, подобрался весь и слегка обиженно проговорил, откровенно сдавая назад:
      - Просто я полагал, что мы уже партнерыs
      Звонить я собирался, разумеется, на мобильник Платонова, и, разумеется, Павленко, если б и не услышал вновь наш разговор, то уж догадался бы об ответах с той стороны определенно - нехорошо бы получилось. Но делать-то нечего! Все остальные варианты еще хуже. Я протянул руку к большому черному аппарату, и в тот же момент он ожил. О, как это кстати, мне даже примерещилось, что спасительный сигнал звучит громче обычного. А может, и вправду было так?
      Ну, конечно, это звонил Платонов.
      - Эндрю, переключите меня, пожалуйста, на интерком, то бишь на громкую связь. Я буду говорить для всех.
      Эльф обращался подчеркнуто вежливо, но, разумеется, это был приказ, и я не стал до поры устраивать бунт на корабле. Важно было послушать, что же такое важное он скажет, ну а уж для всех - так для всех.
      - С вами говорит временно исполняющий обязанности командира батальона специального назначения майор Платонов. Территория резиденции окружена войсками сто тридцать первой Владимирской воздушно-десантной дивизии. Сопротивление бесполезно. Приказываю всем бросить оружие и выходить по одному через пролом в воротах. Любые транспортные средства будут обстреляны из гранатометов. На выполнение условия - десять минут.
      Это была какая-то ахинея. Блеф. Спектакль. Я даже сильно сомневался, что существует вообще такая Владимирская дивизия ВДВ, несмотря на названный для убедительности номер. Собственно, я знал наверняка, что дивизии такой не существует - их всего четыре на Россию - мне ли не знать! Под Владимиром могло быть только какое-нибудь спецподразделение - батальон, ну, максимум полк.
      Платонов меж тем продолжил:
      - Капитан, отключите громкую связь.
      И после щелчка добавил:
      - Все бегом на проходную! Павленко, тебя это тоже касается, пойдешь вместе с ними, а там и поговорим.
      - Майор, да вы с ума сошли! - зашипел Аристарх Николаевич, как ошпаренный. - С какой это стати я буду покидать свой кабинет, тем более что я договорился о встрече...
      - Все встречи можешь теперь отменить. Это приказ Навигатора.
      От последней фразы Павленко вдруг зримо побледнел, что очень плохо вязалось со всей его предыдущей невозмутимостью. Мне даже вспомнилась фраза из какой-то читанной в детстве книжки: "Старый пират был грозен и не боялся никого на свете, если не считать, конечно, капитана Хука". Вот и на Павленко нашелся свой капитан Хук. Послушаешь этого розовощекого комсомольского босса, возрождавшегося из пепла несчетное число раз, и подумаешь: не боится он ни Бога, ни дьявола, ни Ельцина, ни Клинтона, а вот - поди ж ты! - какого-то Навигатора боится. Неужели у этого Навигатора тоже железный крюк вместо правой руки?
      Разговор по телефону с Эльфом был закончен. Резко и бесповоротно. И у меня пропало всякое желание задавать вопросы исполняющему обязанности комбата. Вообще желание теперь оставалось лишь одно - уносить ноги из этого места. Возможно, и с помощью Павленко, но лучше бы без него. Избавиться от солидного руководителя "Корпорации Феникс" по дороге в принципе тоже не проблема, но вот какой хвост он потянет за собойs
      - Уходим, - скомандовал Павленко, окончательно войдя в роль начальника.
      Я кивнул ребятам, мол, подчинимся пока, и только спросил:
      - Через пролом в воротах? На скорости и отстреливаясь?
      - На скорости и отстреливаясь, но не через пролом, а через вторые ворота.
      - Которые под землей? Прямо из гаража?
      - Да, - кивнул он.
      - Вы думаете, Платонов про них не знает? Он же мне их и показывал во время инструктажа.
      - Конечно, знает, но он нас там не ждет. Потому как уверен, что ворота невозможно открыть при обесточенном движке. Он должен был говорить вам об этом. Но у нас преимущество - на самом деле ворота открываются изнутри при помощи системы механических блоков. Вот как раз на такой случай. Об этом знали всего три человека. Одного из них уже нет, зато теперь знаете еще вы. Вперед!
      И Павленко уже совершенно по-хозяйски, выкинув из головы все наши террористические штучки, нажал клавишу на селекторе и коротко бросил:
      - Черемисин, заводите машину!
      5
      По пути в гараж из знакомых помещений мы миновали только забрызганную кровью приемную и один изрешеченный пулями коридорчик. Дальше был поворот на потайную лестницу - чистенькую и уютную. Мы не боялись, что все эти лабиринты выведут не туда - на роль Ивана Сусанина Аристарх Павленко годился плохо. Как всякий богатый да еще и имеющий власть человек, шкурой своей он дорожил, а попытка обмана таких профи, как мы, дело абсолютно безнадежное, мы бы не оставили ему ни единого шанса. Поэтому до самого гаража шли спокойно, я только попытался ребятам жестами показать, что мечтаю выехать наружу уже без попутчиков. Говорить ничего не стоило, слух господина Павленко нам уже довелось проверить, а откладывать решение вопроса по ту сторону ворот не хотелось. В этой истории с воротами крылась какая-то нехорошая тайна. Шибко она мне не нравилась, и я хотел ее разгадывать без добровольных помощников в лице Павленко и его шофера Черемисина.
      А шофер Черемисин почему-то в парадной форме полковника внутренних войск с малиновыми просветами на погонах уже сидел за рулем и прогревал машину. Я сильно сомневаюсь, что подобной машине так уж обязателен предварительный прогрев движка, тем более летом. В огромном полупустом гараже сверкал нероссийской чистотой и сразу покорял своим мощным дизайном такой же, как у Мышкина, явно собранный на заказ "Линкольн-Навигатор", только ярко-красный, словно пожарная машина, а молдинги, колпаки, подножки, даже антенны были у него золочеными. У аникеевского суперджипа, ярко-синего, как южное небо, все эти мелочи сияли начищенной до зеркального блеска нержавейкой. Вдруг вспомнилось ни к месту, что они похожи, как внутреннее убранство Александринского и Мариинского театров в Питере: красное - с золотом, синее - с серебром. В общем, это были машины близнецы - такое не могло не броситься в глаза. Да еще зловещее имя Навигатор, данное одновременно автомобилям и какому-то типу, которого боялся сам Павленко. От всего этого в сочетании с упомянутой восьмеркой-бесконечностью и объяснением смысла названий "Сфера" и "Феникс" пахнуло затхлой мистикой масонских лож и прочих тайных обществ. Я стряхнул наваждение и мобилизовал все свои силы перед решающим моментом.
      Размахивать пушками было уже не время - теперь должны работать только руки - быстро и бесшумно.
      Кроме нас семерых, в гараже не было никого, резиденция действительно будто вымерла после боя, пресловутое подкрепление, прибывшее еще раньше, чем боевики Ахмана, попряталось куда-то: или полковник их всех послал на съедение майору Платонову, или просто наврал - не было вообще никакого подкрепления. Так или иначе - мне сделалось скучно. Пятеро против двоих это все равно, что маленьких обижать. Но рассусоливать тоже было некогда.
      Павленко, ни с кем не посоветовавшись, торопливо плюхнулся на переднее сиденье в лучших традициях советских руководителей среднего звена. Это было вопиющее нарушение правил транспортировки охраняемых лиц. Во всем мире сиденье рядом с водителем называют местом для тещи (статистика смертных случаев красноречива, в комментариях не нуждается), и только у нас большинству кажется удобно и почетно сидеть впереди. На заднем сиденьи разместились Циркач, Фил и я, а пока Шкипер с Пиндриком поднимали заднюю дверь и залезали на откидные скамеечки, я, не слишком долго примериваясь, ткнул полковника Черемисина напряженным указательным пальцем в основание черепа. Полковник оказался человеком ученым и хорошо тренированным, он рефлекторно вжал голову в плечи, сильно снижая эффект от попадания в болевую точку, и пришлось уже более грубо и заметно придавить ему сонную артерию. "Спи, моя радость, усни!" - напеваю я про себя в таких случаях. А Павленко, убаюканный Циркачом под параллельным контролем Фила, уснул еще быстрее. Но с ним мы поступили нежно, босс должен был очнуться совсем скоро, поэтому если полковника бросили как попало, то важную птицу Аристарха Павленко усадили на пластиковый стульчик, предназначенный то ли для слесарей, то ли для сторожа, и пристегнули наручниками к металлической опоре.
      Потом Шкипер сел за руль, я с ним рядом (заметьте, я хоть и начальник, но не являюсь охраняемым лицом), и мы сразу обнаружили некоторую проблему: на одной связке с ключами от машины болтался брелок с клавиатурой - кодовый пульт к сигнализации. Торопливый поворот ключа в замке зажигания не дал бы нам ничего, кроме необратимых изменений в системе питания или еще где-то. Шкипер понял это быстрее меня, произнес "Айн, момент!" и полез под капот. Я грустно выбрался из машины.
      - Ну что, фиг теперь отсюда уедем? - поинтересовался я с нарочито небрежной ленцой, чтоб никому настроение не испортить.
      - Глупости какие! - отозвался Шкипер из недр автомобильного чрева.
      Пальцы мастера летали по механическим и электрическим внутренностям джипа с легкостью, доступной лишь пианисту-виртуозу, но в отличие от пианиста, он еще и зубами держал что-то важное. Я восхищался этим зрелищем, как, впрочем, и другим процессом: Фил, не теряя времени, зашивал мою дырку на ноге безо всякой иголки и нитки.
      - Ну, вот и порядок! - объявил Шкипер, вновь запрыгивая на водительское место.
      Прошло не больше трех минут.
      Однако еще некоторое время мы изучали хитрую панель "навигатора". По количеству лампочек, тумблеров и клавиш она могла бы соперничать разве что с пультом управления небольшой электростанции. Но еще сильнее озадачило нас количество рычагов между сиденьями. Ну, ручка коробки передач, ручник, блокиратор раздатки и мультипликатор - это понятно. А еще три штуки зачем? Шкиперу пришлось наскоро испытать все эти системы. Дабы в ответственный момент не нажать, как поется в песне, "вместо тормоза на газ".
      Один рычаг оказался гидравлическим подъемником шасси и мостов над дорогой - для повышения проходимости. Второй еще интереснее - это были выдвижные антикрылья, прижимающие машину к земле на трассе. Только тут Шкипер удосужился глянуть на спидометр и обнаружил там цифру "300" в нижнем правом углу. Вряд ли эта тяжеленная штука могла действительно разогнаться до трех сотен, словно какой-нибудь полуспортивный "додж-вайпер". Для джипа и двести пятьдесят - уже фантастика. В обычном "патроле", например, спидометр размечен до ста восьмидесяти, в моем "террано" - до двухсот, и он это может, я знаю. Но, честно говоря, после ста семидесяти начинает отчаянно перегреваться. Джипы не для того делают, чтобы по шоссе гонять. Но этот "линкольн" делали для всего сразу, и если бы третий рычаг выдвигал ему настоящие крылья, превращая автомобиль в авиетку, как в старом фильме про Фантомаса, я бы, наверно, уже и не удивился.
      Но удивиться пришлось, потому что третий незнакомый рычаг оказался гашеткой пулемета. В двойной крыше открывался люк, поднималась маленькая турель, и дальше ты мог крутить ручкой во всех направлениях, как джойстиком в компьютерной игре. Удобная штука! Для водителя, потому что под правую руку. Или для пассажира-левши. Впрочем, жизнь заставит, научишься стрелять хоть с левой ноги. А еще, как выяснилось, отдельные клавиши управляли двумя автоматическими стволами на консолях, имитированных под несущие планки верхнего багажника. О том, что у этого чуда техники стекла были бронированные, а корпус изготавливался не из тонкой жести, а из весьма толстой и прочной стали, надо думать, титано-танталовой, говорить уже и не стоило, наверно. Но вот не удержался - сказал.
      Дальше были ворота. Они не очень хотели открываться без хозяина, и опять подключился Шкипер. Он секунд сорок в резком свете фар копошился перед заросшим паутиной распределительным щитом, и лишь потом перебежал к противоположной стене, где красовались два слегка заржавевших штурвала. Надо еще было сообразить, в какую сторону их вертеть, одновременно или по очереди, и какие задвижки при этом следует открывать, а какие не стоит. На это у Володьки ушло еще секунд пятнадцать. Любой другой на его месте, думаю, потерял бы не менее получаса, и в итоге мы все остались бы ночевать вместе с Павленко, а проснувшись, едва ли смогли бы сказать друг другу "С добрым утром!".
      Ворота поднимались медленно-медленно, и если б кому-то пришло в голову плеснуть в нас оттуда напалмом из огнемета, вряд ли бы мы успели придумать, как спастись, но оттуда даже пули не залетали и вообще никто не угрожал оружием. Неужели оцепление - полный блеф? Да нет - вон же стоят двое с "калашами" и в масках. Ё-моё, маски-то зачем?! От кого им прятаться? Или это так, для устрашения?
      Они нас ждали. Но ждали терпеливо. Даже не прячась от света наших галогенок. Мы с Филом спокойно сели, задраили дверцы и поехали.
      А эти добры молодцы и еще двое, появившиеся с другой стороны, совсем не собирались стрелятьs Я вдруг понял: они уверены, что мы остановимся, один из них сделал короткий шаг навстречу и дал этакую небрежно-ленивую отмашку правой рукой. Так голосуют крестьяне на проселке, когда абсолютно уверены: здесь остановится любая попутка. А как же иначе? Все свои. "Земляк. Подкинь до райцентра, а я тебе стакан самопляса налью, вон у меня во флягеs". Но нам ничего от них было не нужно. Нам было с ними не по пути.
      Шкипер так резко дал по газам, что ухитрился забуксовать всеми четырьмя колесами этого монстра, и на маленьком дисплейчике бортового компьютера цифры сошли с ума, наскакивая одна на другую.
      Вот тут уже наши встречающие почуяли неладное и начали стрелять. Мы пригнулись, конечно, но заднее стекло выдержало(!) несколько(!) попаданий из "Калашникова"(!). Ё-моё! Из чего же оно сделано?! А потом началась отчаянная пальба по колесам.
      - По баллонам могут зафинделить, - заметил Шкипер грустно. - Посадка высокая, расстояние маленькое, запросто попадут даже в темноте.
      - Ерунда, - сказал я, - наверняка у этого "линкольна" колеса бронированные.
      - Да, ты прав, - сказал Шкипер. - И я прав: они уже попали.
      Очевидно, на панели высвечивалось в числе прочего и давление в шинах, которое теперь катастрофически пошло вниз и очень быстро сравнялось с атмосферным, но катастрофы не случилось.
      - Что такое бронированные колеса? - спросил Циркач.
      Второй раз за один день он проявлял безграмотность в вопросах брони. Но стоило его пристыдить, и он бы тут же завернул мне какой-нибудь вопрос из области литературы и искусства. Я бы не смог ответить, а он бы наверняка сказал, что это еще в шестом или восьмом классе школьники проходят, так что пикироваться с ним смысла не было. Я просто объяснил, что бронированные колеса - это стальные обода под покрышками, на которых в случае прокола (или прострела) можно ехать довольно долго, правда, уже не так быстро. А нам пока быстро и не светило. Я уже понял, что выдвижные антикрылья вряд ли сегодня придется испытать.
      Шкипер что-то увидел в зеркальце заднего вида и начал петлять как заяц, соскакивая с узкой асфальтовой полосы, прыгая по кочкам, ловя колесами канавы и едва не впечатываясь в придорожные деревья. А потом очень близко от нас разорвалась граната, и все поняли, для чего он это делал.
      - РПГ, - констатировал Пиндрик.
      - Мазилы, - добавил Циркач.
      За поворотом стало поспокойнее. Никто нас не догонял. Выходит, оторвались. Но ехали мы пока что в никуда. Даже идей никаких не было. Кроме одной: машину эту надо бросать, хоть и приятно было бы на ней покататься. Очень приятно, но только в другой обстановке. Для поездки в Москву воспользоваться синей мигалкой, пусть и полученной официально было не намного умнее, чем применить пулемет (возможно, тоже полученный официально) на ближайшем посту ГАИ, точнее, ГИБДД (или ДПС?) - запутаешься с этими переименованиями! В любом случае, зону необитаемой чащобы стоило проскочить поскорее. Дабы в первом же населенном пункте угнать какой-нибудь задрипанный "уазик" - "уазики" легче всего угонять, особенно старые, у них двери, считай, всегда открытыми стоят.
      Но до "уазика" доехать оказалось не суждено.
      Дорогу нам вновь преградил человек, на этот раз одинокий и без оружия. Мы не торопились выходить из машины. Если это примитивная наживка, что ж, дадим изо всех стволов и все равно прорвемся, сколько бы их там ни повылезло из кустов и оврагов.
      Но это была не наживка - это был генерал-майор Кулаков собственной персоной. Чуть поодаль мы и машину его заприметили, странноватую, признаться, машину - маленький корейский джип "Азия", сделанный практически по лекалам американского "Ренглера".
      - Здравствуйте, дядя Воша, - сказал я, выскакивая едва ли не на ходу. - Это что, теперь все в управлении на таких ездят? Новая мода? Или "польские" деньги до сих пор не кончились?
      - Да нет, - сказал Кулаков, - это я позаимствовал у местного населения, для конспирации.
      Вопрос про "польские" деньги он просто пропустил мимо ушей.
      - Здесь к "волгам" относятся с большим недоверием. Ментовская, говорят, машина или для начальников, простые володимирские мужики на "жигулях" ездят, чаще на "нивах", а не простые - на импортных джипах, этим хозяйством здесь никого не удивишь, хоть на четырехсотом "лексусе" приезжай, хоть на "ламборгини". Вон и у вас тачка, я смОтрю, неплОхая, вы, рЕбята, впОлне сООтветствуете местным пОрядкам, - в последней фразе Кулаков отчаянно нажимал на все безударные гласные, пародируя "вОлОдимирский" говор.
      - Ну ладно, до выезда на трассу поезжайте за мной, а там будут две "волги". Пересядем и по дороге домой поговорим. Поехали. Время!
      - Минутку, дядя Воша. Одну вещицу я хотел бы забрать из этой машины и сразу передать вам.
      - Красть грешно, Андрюша, - наставительно произнес Кулаков, а я уже выдернул из гнезда тяжелую трубку мобильного телефона.
      - Возьмите. По нему могут быть интересные звонки. Да и аппаратs
      - Что аппарат? Обычный "Филипс" для сотовойs
      Но, взяв трубку в руки, Владимир Геннадиевич осекся.
      - Нет, не обычный. Ба, да это же аппарат космической связи!
      - Ну а мы про что? - заметил я солидно, хотя первый раз в жизни держал в руках подобную трубку.
      Кулаков объяснил, что если раньше, еще совсем недавно, для выхода на орбиту требовался целый чемодан, лежавший обычно в багажнике, то теперь достаточно вот такой трубочки. Это новейшая разработка фирмы "Тесла". Но в серию их пустил именно "Филипс" и совсем недавно. Буквально в этом году. И стоимость такой игрушки, если он не ошибается, сравнима с ценой очень приличного автомобиля - тысяч двадцать баксов.
      Мы не успели разойтись по машинам, как трубка запела, вызывая желающих на разговор. Кулаков торопливо включил диктофон, прижал его к динамику рядом с ухом, крякнув с досады, что не успел кинуть нормальный проводок на выход телефона, и ответил абоненту:
      - Да, я слушаю.
      - А зачем ты меня слушаешь, Павленко. Лучше расскажи, где ты.
      Я видел, что дядя Воша разрывается, выбирая между двумя вариантами: симулировать разрыв связи, дабы получше подготовиться к повторному звонку, или попробовать выжать максимум сведений из этого контакта, ведь абонент может заподозрить неладное и больше не объявиться. Наконец, Кулаков решился и ответил, пойдя ва-банк:
      - Я на дороге, Навигатор!
      - На какой, к ядрене матери, дороге? С кем ты, Павленко?
      - Я не один, - рискнул Кулаков и промахнулся.
      - Ты не Павленко, - дошло до Навигатора, а может быть, слышимость стала получше, но так или иначе, а связь тут же прервалась.
      - Можно определить, откуда был звонок? - спросил я.
      - Как? - грустно усмехнулся дядя Воша. - По запаху? Если бы все хоть на запись шло по проводуs Да нет, мы бы все равно не расшифровали цифровые коды. Даже не смогли бы определить, звонили из соседней рощи или с другой стороны земного шара. Такие дела, Андрей. Но две важных вещи мы узнали. Навигатор сам звонит Павленко. И второе: у нас есть хоть и плохонькая, но все-таки запись его голоса - голоса Навигатора. Для сравнительной фонографической экспертизы сойдет. Дело за малым - перехватить еще какой-нибудь разговор этого человека. Знать бы еще, кто он и где сидит.
      - Постойте, - сообразил вдруг я. - А вы про Навигатора узнали из разговора Павленко с Платоновым? То есть вы нас все время слушали?
      - Про Навигатора мы знаем давно. Но, конечно, и вас все время слушали, так что не надо ничего пересказывать. Лучше сами теперь послушайтеs
      Разумеется, весь этот разговор происходил уже не у обочины дороги при открытой дверце "линкольна", в котором тоже могла стоять записывающая или транслирующая аппаратура, а несколько позже.
      Едва закончилась "беседа" с Навигатором, мы прыгнули в свои машины и умчались к пересечению с трассой - от греха подальше. А уж там быстро пересели в две "волги". В одной машине с Кулаковым ехали я и Циркач. (Показания Бори Зисмана представляли для ЧГУ особый интерес.) А Шкипера, Фила и Пиндрика вез на второй машине простой лейтенант-водитель. Шкипер потом рассказывал, что у него вдруг дико заболела перевязанная левая рука ну еще бы! Фил, конечно, молодчина, но он не господь Бог и мгновенных исцелений даже у него не бывает. А Шкипер тем более взял да и расслабился, вспомнив про поврежденную конечность, вот вся накопившаяся боль и вылилась в одночасье, ведь пока там, в кабинете, стояли, а тем более, пока удирали из-под пуль, Володька словно и не замечал ранения. Я, кстати, тоже. Лишь теперь ощутил, что и меня задело. Разорванную и уже начавшую срастаться мышцу стало дергать - все тот же эффект сброшенного напряжения, - и я порадовался про себя, что не мне сейчас нужно давить на газ и на тормоз.
      - Ну, вот что, Большаков, - говорил дядя Воша, - времени у нас на самом деле немного. Я должен срочно в Управление возвращаться. А тебе туда ни к чему. Поэтому слушай. Во-первых, вот тебе дискета Циркача, только теперь на ней информация есть новая. Изучите все внимательно и сразу сотрете. Ясно? Во-вторых, найдите какую-нибудь незасвеченную квартиру. По домам разъезжаться никому нельзя. Вы в ближайшие дни должны будете залечь на дно и ждать. Кого? А вот когда дождетесь, тогда и посмотрим. Уверяю тебя, вас будут искать, как минимум, три организации, и кто из них окажется расторопнее, я предсказывать не берусь. Одно могу обещать: расторопнее всех трех будем мы, то есть подстрахуем вас. Но делать это будем очень осторожно. Сам понимаешь, предоставить каждому личную охрану мы не можем.
      - Дядя Воша, - улыбнулся я. - Да вы что? Это ведь мы обычно являемся охраной для других, уж за себя-то как-нибудь постоим. Или считаете, что мы уже утратили форму?
      - Нет, Андрей, форму вы не утратили, но как это влияет на скорость пули? Такой вопрос любил задавать один мой знакомый. Он погиб в Сербии прошлой осенью. Универсальный, между прочим, аргумент. Говорят, например: "Да у него же черный пояс и уникальное чутье на опасность!" - "А как это влияет на скорость пули?" Или: "Да у него же такие связи, такие деньжищи!.." - "А как это влияет на скорость пули?"
      - Я понял, дядя Вош, но неужели кто-то захочет нас физически убрать в этой ситуации? Мышкин какого-то пацана Глаголева бережет как ценного пушного зверька, а тут пустить в расход пятерых уникальных спецовs
      - Я же сказал, кроме Мышкина, есть еще Павленко - вы его обидели, а это плохо. Что вы с ним сделали, кстати?
      - Ну, выключили ненадолго. Очень нежно, между прочим, он и не вспомнит.
      - Боюсь, он этой нежности не оценит, - сказал Кулаков. - Увидит, что вы пропали, и обидится. А есть еще Навигатор. Его вы теперь тоже заинтересуете.
      - А Эльф - это эмиссар Навигатора в России?
      Кулаков посмотрел на меня уважительно.
      - Ну, это если предположить, что Навигатор сидит где-нибудь в Турции, а если он все-таки наш, расейский, то Эльф просто его партнер и может сам представлять уже некую четвертую организацию. А то и пятую - не исключаю. Тут их столько! Уж больно деньги огромные, ребятаs
      - Кстати, о деньгах, - сказал я.
      - Кстати, о деньгах, - повторил Кулаков. - Вы от них много получили?
      - Много, - кивнул я, решив пока не конкретизировать.
      - Тогда, полагаю, что лучше всего оставить их у меня. Сейф ЧГУ до сих пор не обворовывали ни разу, да и контакт наш с вами мимолетный. Вряд ли кто-нибудь отследит. А впрочем, решать, тебе. Хочешь - храни дома.
      Я тяжко призадумался. Не хотелось торопиться с ответом. И Кулаков понял:
      - Ладно, думай пока. Я с Борисом поговорю.
      Циркач излагал генерал-майору Кулакову соображения, появившиеся у него в результате последних событий, вспоминал детали, о которых забыл сообщить, сбрасывая информацию на дискету, отвечал на мелкие и порою совсем странные вопросы типа: "Аникеев часто посещал ночные клубы? Какие?" "Где любил завтракать Аникеев?" "А Мышкин действительно заядлый охотник?" Циркач знал многое, но не все. Я же слушал вполуха, поскольку размышлял, можно ли доверить столь огромные деньги ЧГУ. Ответ был прост: Кулакову - да, генералу Форманову - наверное, тоже да. А управлению в целом - нет. Ведь ситуация сегодня какая? В любой момент не то что Кулакова из ЧГУ могут выкинуть, а просто вдруг само ЧГУ исчезнет, растворится, как прошлогодний снег. И не с кого будет спрашивать наши денежки.
      Когда в мафиозных разборках участвуют танки, когда крестные отцы бандитских кланов, не скрывая своих имен и должностей, звонят по прямому проводу в администрацию президента России, в секретариат ООН, в штаб-квартиру НАТО и чуть ли не лично Хавьеру Салано, это означает, что власть не только в нашей, но и в любой другой стране может перемениться в одночасье. Негоже с деньгами расставаться в такие нестабильные времена! Однако и спать на них не очень-то хотелось. Ведь всегда найдется отчаянный малый, который ради четверти миллиона долларов даст тебе во сне по башке чем-нибудь тяжелым, будь ты хоть охраняемым лицом, хоть киношным супергероем.
      В общем, я выбрал промежуточный вариант. Нельзя держать все яйца в одной корзине. Я так и сказал генералу Кулакову. И он согласился. Короче, на хранение в сейфы "Контура" отправились мои деньги (все равно до Бадягина ехать некогда); сто пятьдесят тысяч Циркача (полтинник он оставил, заявив, что прямо завтра купит себе новую тачку, так как старенький "порш" хорошая игрушка, но это баловство, а не рабочая лошадь); и по сто Шкипера и Пиндрика. Все остальное ребята решили прятать, как умеют, а у Фила вообще были какие-то хитрые и пока тайные намерения. Таким образом, сумма разделилась ровно пополам. С Кулакова мы взяли клятвенное обещание выдавать любые суммы по первому же требованию, как в солидном банке.
      А потом я будто проснулся и решил уточнить:
      - Ё-моё, дядя Воша! На кого мы теперь-то работаем?
      - Считайте, что на себя. Деньги получены, дело сделано, но не совсем так, как хотелось. Поэтому проблема выхода из-под удара остается для вас открытой. Понятно? Бывают такие случаи, когда отход занимает на порядок больше времени, чем сама операция. Мы постараемся вам помочь, но, чует мое сердце, грядет новая операция. Со всей неизбежностью. А кто за нее будет платить - ума не приложу.
      На том и расстались. Причем не в Москве, а на окраине Владимира. Генералу позвонил лично Форманов и очень не посоветовал въезжать в столицу вместе с нами. Так что обе "волги" продолжили движение каким-то новым кружным путем, а нас доставили к вертолету и выдали всем, чтоб переодеться, не новые, но чисто стираные джинсы и майки - по жаре, которая не ослабевала даже ночью, другой одежды и не требовалось. Понятное дело, носки и кроссовки тоже выдали. И большие сумки, как у рыночных торгашей. Спецназовские комплекты вместе с оружием и боеприпасами приказано было забрать с собой на всякий случай. И, наконец, нас снова высадили на уже опостылевшем Ходынском поле. Вот так и закончилась эта история.
      Да только на самом деле мы и без Кулакова слишком хорошо понимали: точку в ней ставить рано. И потому на душе было как-то очень скверно. С одной стороны, этакие деньжищи заработали - прежде и не мечтали! А с другой - прикоснулись к чему-то настолько серьезному и тайному, что в эту тайну, как в черную дыру, могли провалиться и наши огромные гонорары, и даже мы сами. По-моему, еще ни разу не переплетались в нашей работе так тесно и с таким размахом уголовщина и политика. Аникеев, Павленко, Мышкин, Свирский - они все были уголовниками и большими политиками одновременно, и с их подачи этот ряд можно было продолжить куда как более известными и громкими именами. Вот только не хотелось.
      Глава третья
      ГЛАВНЫЙ ВЫСТРЕЛ ТАДЕУША КОСТЮШКИ
      1
      А на самом-то деле история эта, как и многие серьезные истории, началась далеко не сегодня. Может быть, год назад, а может, и больше. Нашей группы она коснулась осенью девяносто восьмого, когда генерал-майор Кулаков в очередной раз прилетел ко мне в Бадягино и, посадив вертолет километрах в трех от деревни, с удовольствием прогулялся по берегу Жидохманки, потом через заливные луга, где с покошенной, а где и с перестоявшей, почерневшей от первых морозов травой, потом - через поля, по разбитому тракторами проселку, утопая сапогами в вязкой октябрьской грязи. Дядя Воша вначале вежливо поинтересовался, хорошо ли ловятся окуньки в омутах, а потом раскурил, как водится, не без некоторого усилия свою отсыревшую, плохо набитую отечественную сигарету и, отравляя дивную свежесть осеннего воздуха чудовищно ядовитым дымом, сообщил:
      - Придется тебе созывать ребят и прямо завтра выдвигаться.
      Все это было не оригинально и не ново, собственно, показалось бы очень странным, если б он приехал, а никакого задания не выдал, и срочность всех этих операций давно уже никого не пугала - работа такая. Нам, чай, и платят - грех жаловаться! Но когда Кулаков счел необходимым остановиться на некоторых подробностях, скажу честно, у меня просто челюсть отвисла.
      Я, конечно, понимаю: кризис, дефолт, чехарда в правительстве, напряженность на Балканах, ожидание коммунистического реванша какого-то там ноября, но, пардон, господа, не до такой же степени! В общем, Кулаков предлагал нам поработать практически за бесплатно, на благо родного ЧГУ. Как обычно, с риском для жизни. И поработать непонятно зачем. С необъявленной конечной целью и при очень относительном информационном обеспечении.
      Мы сидели на заднем дворе, я - на чурбаке, который только что служил мне для колки дров, Кулаков - на скамеечке под стеной сарая. Я строгал в задумчивости березовое поленце, пытаясь изобразить нечто вроде древней палицы, и думал, кто же из нас сошел с ума. Или это просто вся страна с нарезки слетела? И теперь - хошь не хошь - придется жить в этом сумасшедшем доме, если, конечно, не избрать другого варианта - то есть эмиграции. Денег-то на это у меня бы хватило, да и специальность такая, что в любой стране без куска хлеба не останешься. Вот только с языками, мягко говоря, так себе, некогда было их учить. И неохотаs
      Да, я люблю иногда поездить по свету, но жить могу только здесь, в Бадягине - на берегу маленькой речки со смешным названием Жидохманка. Между прочим, к жидам она никакого отношения не имеет, и, спешу заметить, лично я не антисемит, просто речка жиденькая такаяs
      Господи, о чем это я? Ведь предлагалось выехать всего лишь на время и, в общем-то, недалеко - в Польшу, в бывшую братскую страну. Я подумал и согласился. Еще не вполне понимая, каким образом стану уговаривать ребят.
      А задание было такое: в относительно конкретное время и в предельно конкретном месте застать одного очень конкретного человека, опознать его, обездвижить и, не привлекая (по возможности) ничьего внимания, сдать польским властям. Все. Маленькая тонкость заключалась в том, что это был не совсем простой человек.
      Даже совсем не простой человек.
      Это был (как выяснилось впоследствии) бывший сотрудник польской разведки Юриуш Семецкий по кличке Эльф, в восьмидесятом году попросивший политического убежища в Западной Германии и работавший позднее на АНБ (Агентство национальной безопасности США), "Моссад", палестинскую разведку "Фарах" (да, да, именно такое сочетание, хотя документального подтверждения на этот счет и не существовало), "Сикрет Интелидженс Сервис" и даже МИ-6, а также внештатно он поставлял информацию нескольким скандинавским спецслужбам и однажды выполнял особое поручение кубинской "секуритады". В настоящее время суперагент Эльф считался агентом БНД (Германия). Всерьез его пытались ловить в разное время американцы, французы и шведы - все безуспешно. Меж тем в результате нелепых случайностей, (которые едва ли были случайностями), Семецкий в разные годы сидел в тюрьмах Италии, Турции и Греции. Отовсюду с успехом бежал при не до конца выясненных обстоятельствах, и однажды был выпущен под залог из тюрьмы штата Орегон. Еще он шесть раз официально объявлялся убитым в перестрелках и даже два раза казненным. Сколько раз подозревали, что он мертв, и сосчитать невозможно. Но факт оставался фактом: Семецкий появлялся в новой роли, под новым именем, в новой стране, и охота на него все никак не кончалась.
      Зачем теперь Юриуш вновь понадобился полякам, нам знать не полагалось. Собственно, и генералу Кулакову никто этого в подробностях не изложил. Оставалось лишь догадываться, исходя из косвенных данных.
      Вероятнее всего, Польша играла в этой истории чисто служебную роль, деньги-то шли из США, а ввиду довольно странной позиции, занятой Россией по вопросу о косовском кризисе, американцы считали не вполне этичным заключение прямого договора. Так что немаленькая сумма аванса в сто семьдесят тысяч долларов была переведена сюда, в Москву, через какую-то греческую турфирму, а еще почти вдвое больше, то есть триста тридцать тысяч, нам надлежало получить в Варшаве, в греческом посольстве, но только после выполнения операции.
      Дорого же они ценили этого злобного персонажа из скандинавской сказки! Я специально заглянул в мифологический словарь на квартире у Циркача и обнаружил, что эльфы вовсе не милые создания с крылышками, перелетающие с цветка на цветок, как мне почему-то запомнилось с детства, а довольно несимпатичные, ворчливые и даже коварные твари, в общем, совершенно отрицательные герои.
      Но дело не в кличке. А дело в том, что по условиям договора весь аванс должно было получить наше славное Управление, а нам из этих денег доставались лишь командировочные, то есть скромные суммы на дорожные расходы и так называемые спецрасходы в Польше. Гонорар же, вполне достойный и даже превышавший нашу обычную ставку, светил лишь в случае успеха, который был весьма проблематичен, учитывая опыт американских, французских и шведских товарищей.
      Одним словом, ЧГУ впервые в жизни взялось за дело, в котором Россия никаким боком заинтересована не была, за дело, в стратегический смысл которого не был посвящен даже генерал Форманов и - в это трудно поверить! его кремлевский куратор. То есть, попросту говоря, самая секретная спецслужба России, созданная еще в 91-м году, если не ошибаюсь, и подчиненная напрямую едва ли не Господу Богу, выполняла роль обычной команды наемников для решения чужой задачи. Нам же в этой ситуации отводилась еще более экзотическая роль - роль азартных игроков. И ставка в игре была высокой, выше, чем обычно - не деньги, а личная безопасность.
      Дожили, называется. Нищета послекризисная заставила. Кулаков так и объяснил, по-простому: "Нам новые аппараты связи купить не на что, а тут живые деньги..."
      В общем, руководители ЧГУ изменили своим принципам, а мы - своим. Понятное дело всем принципам не изменишь. Секретность, например, была соблюдена, Кулаков общался с американцами от имени ФСБ. Ну а мы гордо отказались от требования "деньги вперед", но удержались на достигнутых рубежах по абсолютной сумме. Оплата представлялась вполне реальной. Мы не просто надеялись, мы всерьез рассчитывали получить свои деньги у греков. Мало ли, что кто-то там не сумел поймать этого Эльфа! Мы же - не кто-то. Мы - поймаем. Однакоs
      Как я теперь понимаю, никогда не стоит изменять себе и своим принципам. Ничего хорошего из этого не получается. Скажете мистика? Может, и мистика, но - режьте меня! - а, ввязавшись в это странное дело, мы таки нарушили какое-то равновесие в природе.
      Вот все и полетело кувырком.
      2
      А Польша нам понравилась. Варшава выглядела совершенно современной европейской столицей, если иметь в виду магазины, автозаправки, отели и пестроту реклам, но по домашней уютности, по странной узнаваемости архитектуры, вплоть до вполне московской высотки в центре города, она была ближе к русским городам. И уже совершенно отдельными и ни с чем не сравнимыми были новые Варшавские костелы, построенные в духе такого постмодернизма, что поначалу и с непривычки в них виделось нечто скорее бесовское, чем божественное, но потом я пригляделся и увидел, что поляки правы, потому что с Богом, в которого я не верю, в принципе, можно говорить на любом языке, в том числе и на языке нетрадиционной архитектуры, и молодые люди скорее пойдут в эти легкие, летящие, звенящие на ветру храмы, чем в тяжелые и мрачные костелы с вековой историей.
      А вообще-то Варшаву мы видели на бегу. Оттуда велено было ехать на автобусе в Лодзь, которая на самом деле Лодь, только звук "д" у них этакий особенный, взрывной, но в любом случае буква "з" на конце этого слова так же неуместна, как, например, буква "ж" на конце названия города Пари столицы Франции. Это нас один добродушный поляк в автобусе просветил. Вообще же они там многие по-русски говорят совсем не плохо и даже после вступления в НАТО вовсе не считают Россию своим вероятным противником.
      А из Лодзи во Вроцлав мы ехали еще веселее. Причем хвоста за нами не было - мы постоянно и очень тщательно это отслеживали. В самой Лодзи случилась ночь при полном отсутствии времени на прогулки по ночным заведениям, отчего особенно страдал Циркач, так что, кроме большого вокзала и ярких огней реклам на улицах, мы там ничего не видели. Во Вроцлав отбыли с самым ранним поездом. Ехавшие с нами в купе поляки для шести утра были необычайно разговорчивы. Впрочем, причина их оживленности вскоре прояснилась: время от времени панове доставали большие бутылки с водкой, безобразно теплой, но качественной, почему-то датского производства, и, разливая ее по крошечным рюмочкам, возимым с собою в сумках и дипломатах, опрокидывали свои дозы совершенно без закуски и нам предлагали. О том, что я лично не пью совсем, ничего и никогда, знают, кажется, уже все на свете, но здесь-то дело было не в этом. Думаю, далеко не всякий бадягинский алкоголик найдет в себе мужество похмеляться в такое время и в таких "антисанитарных" условиях. А наши друзья поляки и не похмелялись вовсе они просто пили. Больше ни в одной стране мира я ничего подобного не видел.
      Разговоры при этом шли все больше о железных дорогах. Циркач не выдержал и пошел по вагонам искать себе девочку. Не удивлюсь, если нашел. И девочку, и удобное место, где ею можно попользоваться всласть. Вернулся он перед самым Вроцлавом и с виду был вполне доволен. А мы за это время из разговора много полезного для себя узнали.
      Европейская железнодорожная сеть - это формально единый организм: вы сейчас можете проехать, не выходя из вагона, от Рима до Стокгольма, от Барселоны до Праги, но разницу в обслуживании почувствуете, конечно, да и не только в обслуживании. Например, по германским железкам даже колеса не стучат - два сплошных рельса через всю страну без единого зазора, а у поляков колеса все такие же квадратные, как в старом студенческом анекдоте, мол, площадь круга равна пи-эр-квадрат, отсюда и стук.
      Польские железные дороги - это вообще какой-то неиссякаемый источник анекдотов, шуток, жалоб на жизнь и серьезного озлобления. В Польше принято обязательно ругать все, что связано с поездами и вокзалами, а к самим железнодорожникам - неважно, машинистам, проводникам или контролерам относятся здесь примерно, как у нас к гаишникамs
      Господи! О чем это я рассказываю? Ведь собирался вроде про Эльфа! Между прочим, все это не случайно. Наша поездка в Польшу получилась очень чудной, больше похожей на какую-то познавательную экскурсию, спланированную по чужим правилам. Нас куда-то везли, к кому-то направляли, что-то показывали, но нельзя было сделать ни шагу в сторону, никакого выбора наши "турагенты" и "гиды" не предлагали. Я не застал, но говорят, при советской власти примерно так и строились путешествия наших соотечественников за рубежом. Ох, не хотел бы я снова жить при советской власти!
      В Польше, к счастью, про социализм давно забыли, так что гостиницы у них теперь нормального европейского класса. А мы, слава Богу, по легенде, числились не самыми бедными людьми, и в отель нас поселили приличный пятизвездочный, кажется, "Орбис-Панорама" - на бывшей площади Дзержинского, неподалеку от той самой ротонды, в которой все и должно было произойти. Насчет старого названия это нас пан Вальдек просветил, так что нового, куда сложнее запоминаемого, никто из нас и не употреблял. А Вальдек, кстати, оказался личностью незаурядной и колоритной. Историк из Кракова, он приехал во Вроцлав на какой-то симпозиум с докладом и вез с собой целую гору документов, брошюр, а также атласов, исправленных и дополненных лично им. За обедом в ресторане мы разговорились об отношениях России и Польши, по привычке несколько свысока рассматривая западного соседа как младшего брата, если не сказать грубее - просто как бывшую колонию в составе многовековой Российской империи.
      Вальдек не обиделся, видать, не первый день с русскими общался, он только хитро улыбнулся и предложил подняться к нему в номер. Мы не возражали: на сообщника Эльфа этот пан никак не тянул, а в остальном мне, Филу и Циркачу все равно предписано было вести себя как можно естественнее - этакие богатые бездельники, которым любопытно все. Шкипер с Пиндриком, составлявшие группу прикрытия, жили на другом этаже, подальше от моего одноместного люкса, и конкретно во Вроцлаве нам не полагалось узнавать друг друга.
      Стоит ли говорить, что Циркач роль богатого бездельника исполнял с блеском голливудской звезды. Во Вроцлаве нашлось достаточно заведений, предлагавших как яркие шоу, так и изысканные интимные услуги. И все это Борька получил сполна, в своих лучших традициях не заплатив, по-моему, ни злотого. От польских красавиц он остался в полнейшем восторге. "Европейский профессионализм, славянская непосредственность и дикая восточная страсть", - вот так определил Циркач тип польской женщины. "Понятное дело, - солидно прокомментировал Фил. - Чего еще можно ждать от юных католичек, только что вырвавшихся из-под многолетнего коммунистического гнета? Самого разнузданного, развратного поведения!"
      Но вернемся к пану Вальдеку. Номер его оказался буквально завален листами бумаги и раскрытыми географическими атласами. Приведя это все в относительный порядок, он принялся с университетской обстоятельностью читать нам кратенький курс истории Польши, демонстрируя на различных исторических картах Республику Польшу, ПНР, Жечь Посполиту, Польское королевство и так далее. При этом, чем дальше в прошлое, тем все шире становились польские владения. На какой-то средневековой схеме территория Польши простиралась на восток аж до Смоленска, а на запад едва не до Парижа, и я уже почувствовал, что, если мы продолжим углубляться в том же направлении, вся Европа вскоре окажется под Польшей - от Пиренеев до Урала, ну а потом - чем черт не шутит! - обнаружится где-нибудь в каменном веке всемирное польское господство.
      Но шутки шутками, а ведь и вправду была в истории эпоха, когда Россия и Польша оказывались фактически равны по площади, по населению, по влиянию в мире. Это я усек хорошо, и это было ново. Мне вдруг сделалась понятна и близка национальная гордость поляков, сумевших отстоять свой восьмидесятый год и своего будущего президента Леха Валенсу, я вспомнил виденный когда-то фильм Анжея Вайды "Человек из железа" и проникся новым совершенно особенным уважением к мужеству вроде бы вполне обычных людей, не допустивших тогда очередного советского хамства.
      Между прочим, еще перед поездкой дядя Воша, то бишь генерал Кулаков, как бы невзначай рассказал мне, на грани какого кошмара, оказывается, балансировали мы, в смысле Советский Союз, в конце того давнего восьмидесятого года. По Никите Сергеевичу как раз коммунизм должен был наступить, а по Леониду Ильичу вместо него случились война в Афганистане и Московский праздник спорта и мира с быстро построенной на Юго-западе Олимпийской деревней, тут же получившей прозвище потемкинской. Мне тогда было без малого четырнадцать лет, из Москвы меня увезли, я жил у бабушки в деревне, и восьмидесятый запомнился только финскими продуктами - соками, джемами, йогуртами, нарезанным сервелатом в упаковке - все это в изрядных количествах приволакивала из столицы мамина сестра тетя Лена, работавшая в какой-то большой гостинице.
      А Вовку Кулакова, тогда еще молодого офицера контрразведки ГРУ, срочно отозвали из Кабула и дали приказ готовиться к диверсионным операциям на территории Польши. Мотопехота и танковые части в очень серьезных масштабах уже были подтянуты к западным границам. И день начала общевойсковой операции был назван - 4 декабря. Польшу собирались отутюжить бронетехникой при поддержке стратегической авиации, если потребуется, и даже тактические ракеты держали наготове. Планировался этакий блицкриг. И только уже в самый последний момент лично Войцех Ярузельский сумел убедить лично Юрия Андропова, что очередная русско-польская война никому победы не принесет. И это будет не Гданьск-55, не Будапешт-56, не Прага-68, это будет самая настоящая русско-польская война, весь народ встанет под ружье, да и Войско Польско - не последняя армия в Европе. Ярузельский сумел убедить в этом Андропова, тогда уже реально управлявшего Советским Союзом, и очередной трагедии удалось избежать.
      Конечно, Кулаков не случайно рассказал мне все это. И теперь я понимал, что разговор с паном Вальдеком тоже совсем не лишний. Новые сведения помогали нам понять характер нашего фигуранта.
      Агент-перевертыш доброго десятка разных разведок все-таки был и оставался поляком. И правы оказались американцы: ловить его можно было только на родине. Особенно хорошо - в родном городе, во Вроцлаве. Помимо прочего, одной из тайных страстей нашего суперагента было увлечение живописью и особенно таким редким жанром, как живописная панорама. Юриуш страшно гордился, что знаменитую Рацлавицкую панораму, экспонировавшуюся добрых полвека во Львове, перевезли именно во Вроцлав. По иронии судьбы это произошло в тот самый год, когда Семецкий навсегда покинул Польшу. Однако отец Юриуша входил в Общественный комитет по восстановлению Рацлавицкой панорамы, комитет третий по счету и последний, который как раз и сумел довести дело до победного конца. Так что Юриуш имел возможность увидеть живописный шедевр Яна Стыки и Войцеха Коссака еще за год до того, как панораму развернули в новом здании, в ротонде на берегу Одера. Открытие состоялось в конце ноября восемьдесят первого года, в труднейшее для Польши время, когда многие продукты выдавались по карточкам, в городах были перебои с водой и электричеством, зубы чистили солью, а по ночам еще ходили патрули и кое-где случались перестрелки. Но именно в это время обострились патриотические чувства поляков, вот Ярузельский и не пожалел денег на восстановление гордости польского народа - Рацлавицкой панорамы.
      Офицер разведки Юриуш видел огромный холст без переднего плана и специального освещения, развернутый в большой университетской аудитории, но и в таком виде живописное полотно поразило его. А в ротонду ему довелось попасть лишь спустя пять лет, когда, уже будучи гражданином Израиля, он вернулся инкогнито на похороны отца, а медленно, но верно теряющая свое могущество польская госбезопасность перестала охотиться за всеми подряд беглыми сотрудниками.
      С тех пор Семецкий взял за правило приезжать во Вроцлав каждый год. Причем даты все время менялись, не существовало у него особенного, специального дня. Очевидно, Эльф был подвержен неким минутным настроениям или, наоборот, выстраивал хитрую схему, при которой его трудно оказывалось вычислить.
      Его и на этот раз вычислили только чудом. Австрийцы слушали телефон совсем другого человека, но в польских очень старых, давно не ремонтировавшихся сетях что-то перемкнуло и на запись пошла фраза Эльфа: "Я буду во Вроцлаве в начале ноября, ну и, конечно, побываю в ротондеs". Компьютеры австрийской разведки выловили эту фразу по ключевому слову "ротонда", американцы, проводившие в тот момент некую совместную с Веной акцию, получили доступ к неожиданно возникшим из ниоткуда сведениям, и таким образом родилась идея операции. Но организовывать примитивный захват объекта никому не хотелось. Это они уже проходили. Направлять опергруппу из какой-нибудь соседней страны - полная безнадега. У Эльфа потрясающее, просто фантастическое чутье на опасность, любых мало-мальски знакомых ему по почерку спецов Семецкий почует за версту - и ничего не выйдет.
      Такие уникальные способности встречаются не просто редко, а удивительно редко. Разве что еще палестинско-советский диверсант Санчес Карлос Рамирес Ильич обладал чем-то похожим, вот и уходил ото всех подряд, включая элитные спецподразделения "Моссада". Но легендарный Карлос, обучавшийся не только у Арафата и Фиделя, но и в подмосковной Балашихе, был все-таки в первую очередь террористом, его главной целью всегда было убийство, разрушение. Таких легче ловить, вот французы в итоге и засадили его пожизненно. А Эльф - это птица совсем иного полета. Его цель - сбор информации и торговля ею. Здесь все намного тоньше, хотя по умению убивать и прятаться Эльф, пожалуй, Карлосу еще и фору бы дал.
      Вот почему ловить Юриуша Семецкого должны были обязательно гастролеры - совершенно незнакомые ему люди, с абсолютно неожиданной манерой поведения и, желательно, как можно меньше знающие о фигуранте. Нехилый парадокс! Обычно стараются знать как можно больше, а тут - все наоборот. Логику наших работодателей я, честно говоря, так и не понял, точнее, уже потом сообразил, что логикой, как таковой, там и не пахло. Они рассматривали Эльфа не как объект захвата, а как некий психологический феномен, представляющий уникальную ценность, и то, что делали мы, вернее было называть не спецоперацией, а научным экспериментом. Однако психология - это очень хитрая наука, тяготеющая не столько к математической логике, сколько к черной и белой магии. Интуиция, подозрения, прозрения, всякого рода таинственные предчувствия значат в ней гораздо больше, чем строгие выкладки практиков. И мы все сильнее ощущали, что дирижирует нами именно некий психолог и маг, до сих пор не объявившийся зримо.
      Мы уже второй день слонялись по городу среди старинных костелов в самом центре, по набережной Одера, по аллеям уютных парков и современным проспектам, скучали в ресторанах и маленьких кафешках, попивали "каву", то есть кофе, очень неплохо заваренный, кстати, посещали музеи и развлекательные заведения, лопали продаваемую на каждом углу вкуснейшую пиццу с грибами. Осень выдалась в меру солнечная и в меру дождливая, а главное, теплая, и грибов в окрестных лесах было еще полно. Западная Польша - это вам не Подмосковье, ноябрь у них еще вполне грибной месяц. Впору было самим в лес отправляться. Но сказал же Василий Иванович в известном анекдоте: "Не до грибов, Петька, не до грибов!", когда тот орал "Белые в лесу!"s
      Мы ждали непонятно чего.
      И дождались.
      За ужином второго дня пан Вальдек познакомил нас с профессором Вроцлавского университета паном Збигневом Станюшевским. Примечательный оказался пан - настоящий профессор. Но если он где и преподавал, то вряд ли на гуманитарном факультете, скорее уж в разведакадемии, а по званию был как минимум майором, а то и полковником. Судя по возрасту, в отставке, конечно, но навыков не утратил. Записочку Циркачу в рукав сунул, как заправский карманник или фокусник, и той же ночью с предельной незаметностью просочился ко мне в номер, где мы втроем ждали его. Показывая только жестами, куда следует идти - жучков пан Збигнев подозревал в каждом предмете, хотя думаю, что их как раз и не было, - он вывел нас на улицу каким-то потайным ходом, а там уже ждали Шкипер и Пиндрик, приглашенные заранее.
      По притихшим до утра улицам - в этом районе практически нет ночной жизни - мы хитрым крюком по Яницкого и Моджевского выбрели к ротонде со стороны Одера и юркнули в открытую, очевидно, специально для нас, маленькую железную дверку.
      Со стороны зрительского входа мы уже побывали в Рацлавицкой панораме, полюбовались роскошным круговым полотном и попытались оценить возможности захвата хорошо подготовленного человека среди толпы посетителей, даже изучили пути отхода. Признаюсь, не понравилась нам тамошняя обстановка. Неподходящее, ну, совсем не подходящее было выбрано место, но что поделать, хозяин - барин! А вот картина Яна Стыки и Войцеха Коссака нам очень понравилась. Ее можно было рассматривать подолгу, так натурально и тщательно выписали художники каждую фигурку, каждый кустик, каждый штык. А как увлекательны эти вечные поиски места, где кончается объемное изображение и начинается плоскость холста! Первый раз мне показали подобную штуку в детстве, когда водили в Москве смотреть на Бородинскую панораму. Было интересно, очень интересно, но Рацлавицкая запомнилась еще сильнее. Я даже знаю, почему.
      Во-первых, теперь я глазел на всю эту изящно разрисованную кровавую баню и видел не пластмассовых игрушечных солдатиков, выставленных на дощатом полу в сенях бадягинской избы, а живых людей в дымном кошмаре селенья Итум-Кале, и сквозь убаюкивающее воркование экскурсоводши на полупонятном польском языке мне слышались разрывы гранат, родная матерщина и гортанные чеченские ругательства. И даже запахи соответствующие мерещились.
      А во-вторых, было еще одно потрясение. Рацлавицкую битву, которая произошла 4 апреля 1794 года на уроках истории в школе не проходят, ее даже в однотомнике Большой Советской Энциклопедии не упоминают, поэтому, я только теперь из рекламного буклета, продававшегося тут же, в ротонде, узнал, кто и с кем в той битве сражался. Части регулярной польской армии при поддержке вооруженных чем попало крестьян под водительством великого мятежника Тадеуша Костюшки возле местечка Рацлавице разбили в пух и прах шеститысячный корпус царских войск под командованием генералов Федора Денисова и Александра Тормасова. Вот такие пироги с котятами. Невольно вспомнишь импровизированные лекции пана Вальдека!
      А этот Костюшко, как выяснилось, был еще и героем войны за независимость Соединенных Штатов Северной Америки, и почетным гражданином революционной Франции, в общем, этакий Че Гевара восемнадцатого века, неисправимый романтик, гражданин Вселенной. Понятно, за что его любил многократно перевербованный поляк Юриуш Семецкий по кличке Эльф.
      Но теперь-то мы пришли в ротонду не на панораму смотреть, а проводить уже вполне серьезную рекогносцировку, точнее даже репетицию - можно это было и так назвать.
      - Пан Вальдек знает, кто вы? - спросил я пана Збигнева еще по дороге.
      - Нет, - коротко бросил тот, потом решил пояснить. - Это было бы ни к чему. Сегодня самое главное - не допустить утечки информации.
      Во, какая схема, оказывается! Задействовали кучу людей, но одним ничего не сказали, другим объяснили предельно мало, а третьим, как нам, например - побольше, но тоже не все. Не люблю я такие операции, они похожи на гнилые бревна, только примеришься, рубанешь сплеча, а топор-то и провалится. Нехорошее у меня было предчувствие, но вскоре думать об этом стало некогда.
      Искомый фигурант ожидался на Рацлавицкой панораме завтра, грубо - во второй половине дня, а точнее установить было физически невозможно, потому что, если я правильно понял, свой отдых - а это был для него именно отдых, а не работа - Семецкий не привык расписывать по часам и минутам. К моменту его появления в ротонде мы должны были тщательнейшим образом подготовить все, а именно: изучить внутренние помещения на предмет путей отхода в первую очередь, отработать технику выстрела анестезирующей иглой, тщательно залегендировать свое поведение на публике, отрепетировать транспортировку бесчувственного тела к машине пана Збигнева со стопроцентной гарантией опережения любых помощников Эльфа, вызванных, например, с улицы. А у Циркача было еще и особое задание - ему надлежало выступать в гриме, и тоже предлагалось порепетировать, чтобы в решающий момент он себя достаточно раскованно чувствовал с искусственными морщинами и чужими усами.
      Последняя идея, по моим понятиям, уже ни в какие ворота не лезла. Эльф не мог опознать в Циркаче никого, просто потому, что нигде и никогда его не видел. Однако пан Збигнев уверял нас, что Юриуш чует за версту любого профи, и не только по глазам, так что темными очками здесь не обойдешься, да и вообще, черные, карикатурно шпионские очки - это само по себе плохо. Циркачу были предложены прозрачные, но хитрые очки, менявшие цвет и даже выражение глаз. Мне слабо верилось во все эти чудеса, но задание есть задание.
      Следующей, еще более чудной установкой оказалась такая: не только Юриуш не должен видеть нас, но и мы его по возможности видеть не должны. Сами наши взгляды, хищные взгляды профи - могут спугнуть. Ну, знаете, стрелять в человека, не видя его!.. Кто-то из нас сошел с ума.
      - Ну, конечно, - успокоил меня пан Збигнев, - вы, Крошка, и вы, Циркач, увидите его, вам даже заранее покажут фото, но остальные пусть остаются в группе прикрытия и начинают действовать только по особому сигналу.
      Пан Збигнев очень забавно произносил кличку Циркач с ударением на первый слог- Циркач. Мою кличку - Крошка, он называл нормально, чай, слово-то звучало почти по-польски, а ведь у них все ударения только на предпоследний слог.
      Меж тем сама схема действий была такова.
      Нас провели за кулисы, то есть в служебные помещения позади холста, и показали место, с которого я и должен буду работать. Вообще, там, за холстом, тоже было интересно. Кухня великой битвы действительно напоминала театральное закулисье. Борька (если ему верить) знал, что такое святая святых храма искусств. Он же и в кино снимался, и в цирке работал, и в театре играл. И он сразу сказал: "Это театр, но как-то всё по-другому". С изнанки знаменитого гигантского холста пестрели ажурные инженерные конструкции, ухоженные, без паутины и пыли, мелькали циферблаты приборов, измерявших и поддерживавших на постоянном уровне температуру и влажность в зале, всяческая электроника, которая отвечала за освещение, сигнализацию и вентиляцию. Я пожалел, что Шкипер не видит всего этого технического великолепия. Уж он бы там полазил вволю и еще наверняка советов надавал бы местным инженерам.
      Ну а для меня сделали специальное кресло, в котором вполне удобно было сидеть, - ведь я, как профессиональный снайпер, мог дожидаться объекта часами. Ствол винтовки покоился на специальном штативе, был заранее отцентрован и жестко привязан к одной- единственной точке - крохотной дырке в холсте, даже не дырке, а так, дефекту ткани, где в непрокрашенный зазор между толстыми нитками вполне проходила без ущерба для картины тончайшая анестезирующая игла. Смотрительница зала, рассказывал Збигнев, долго причитала и не верила, что протыкание холста иглой пройдет совершенно безболезненно, правда, распоряжение ей отдал лично пан директор национального музея, филиалом которого и являлась панорама. Сказано было, что панове из Варшавы проводят грандиозный психологический эксперимент: изучают с помощью скрытой камеры, микрофона и специального сверхсовременного датчика биоизлучений уровень патриотических чувств граждан, проходящих мимо знаменитого изображения Тадеуша Костюшки.
      Да, я ведь не сказал, что дырочка та под иглу проделана была аккурат в правой руке польского вождя, у самого запястья. Так что Костюшко, как заправский шпион, должен был выстрелить в своего соотечественника из рукава, хоть и направлял указующую десницу в противоположную от зрителей сторону.
      Мы очень надеялись, что этот выстрел станет главным выстрелом пана Тадеуша.
      Сражался Костюшко за американскую и французскую демократию - отчего ж не поработать теперь на новую демократическую Россию?
      - А для глаз, - спросил я, - мне проделают отдельную дырочку?
      - Матка Боска! - всплеснул руками пан Збигнев. - Да ни в коем случае.
      - Ага, - сказал я. - Все-таки не удалось одолеть упрямых музейщиков!
      - Да причем тут! - пан Збигнев только рукой махнул. - Было б надо, мы бы весь этот холст на куски порезали, а потом склеили вновь и полностью отреставрировали. Это вопрос денег, а денег на операцию выделено много. Но любой объектив посреди холста, равно как и живой глаз, смотрящий из отверстия, не останется незамеченным Эльфом - уж в этом можете быть уверены. Поэтому, Крошка, целиться будете через перископ, линзы которого выведут под перегоревшие светильники.
      Вот так.
      Мне еще ни разу в жизни не приходилось целиться из снайперской винтовки, глядя в перископ. Но, потратив десятка три-четыре иголок, я, кажется, наконец пристрелялся и почувствовал уверенность. А Циркач не сомневался в себе, по-моему, с самого начала. Собранная в складки кожа на лице нисколько не смущала его, а пышные усы даже понравились. Оттащить потерявшего сознание Эльфа к служебному входу, не напугав и не обидев никого из зрителей - эту задачу он считал не слишком сложной. Фил должен был отслеживать центральный вход, причем только в случае неудачи я имел право объяснить ему, как выглядит Эльф. Такое же задание у двух других, уже служебных, выходов получили Пиндрик и Шкипер.
      Вот и все. А дальше нам предлагалось выспаться и заступать.
      3
      Эльф появился в ротонде рано, около двух пополудни. И это было приятно, а то вот так до самого закрытия музея досидишь, еще опухнешь ненароком! И вообще, за несколько часов запал проходит, перегорает что-то внутри, все вокруг делается по барабану, а это уже не настроение для работы. Даже и не возьмусь сказать вам, что опаснее - избыточный мандраж или полный олимпийский пофигизм.
      Мы сидели в маленьком баре при входе в гардероб: гримированный Циркач лицом ко входу, я - в полупрофиль и Фил - спиной к дверям. У Бориса ничего на лице не отразилось, глаза его через непростые очки словно бы все время глупо улыбались. Но, перехватив мой взгляд, Циркач как можно спокойнее проговорил:
      - Он пришел.
      Словно заказывал очередную чашечку кофе.
      Я скосил глаза чуть влево и увидал коренастого человека с серо-стальными непроницаемыми глазами, с загадочной блуждающей улыбкой на тонких губах, в профессионально просторной одежде и с совершенно свободными руками... А походка у Эльфа была порывистая, мощная и мягкая, как у большой дикой кошки. Сила в нем чувствовалась необычайная - не физическая, хотя и это тоже, - больше психологическая. Тягаться с таким один на один я бы не взялся, потому что на внелогическом уровне ощутил превосходство этого человека. В выучке. В опыте. В природных талантах.
      Да мне и не надо было тягаться. За меня сработает Тадеуш Костюшко.
      Я поднялся и спокойно пошел к своему рабочему месту. Циркач тем временем затесался в группу экскурсантов.
      А расположившись в своем снайперском гнездышке, я мысленно скомандовал себе: "Готовность номер три".
      В окуляры перископа хорошо проглядывался весь зал, и Семецкого я увидел сразу, трудно было не увидеть, ведь он пошел по кругу один. Без публики, без экскурсовода. Без ансамбля. Ё-моё! Как же Циркач встанет с ним рядом? Знакомиться начнет, что ли? Не смешно.
      Семецкий медленно двигался по круговой дорожке, в задумчивости разглядывая кавалерийскую атаку, бой пехоты на левом фланге и отступление повозок с ящиками.
      Наконец, он выбрел точно на линию директрисы. Циркач, типа, тоже гуляет без экскурсии, стал потихонечку приближаться к Эльфу с другой стороны, тот замер у перил, вперившись холодной сталью своих глаз в красивого и решительного поляка на вздыбившемся коне. Светлая и как бы жеваная куртка Эльфа карикатурно напоминала простую крестьянскую сермягу пана Тадеуша, наброшенную поверх парадного мундира.
      Готовность номер два, Крошка!
      С Эльфом поравнялась группа немецких туристов, остановилась позади него. "Нехорошо, - подумал я, - вдруг попаду в кого-нибудь другого?" И отчего я так подумал? Второго выстрела в моем распоряжении все равно не было, а мазать с такого расстояния - большой грех.
      Готовность номер один.
      Плавно, мягко давлю на спусковой крючок, сейчас игла устремится точно в цель, в ни чем не прикрытую шею Юриуша Семецкогоs
      В то же мгновение он внезапно наклонился, точно хотел поднять с пола некую упавшую вещицу, и проклятая иголка ушла в человека сзади. Грузный пожилой немец стал падать медленно, медленно, ну, прямо, что твоя Пизанская башня, и я видел, как Циркач кидается ловить его, словно запрограммированный робот: приказано ловить падающее тело - и он ловит, а то, что тело другое, так это по фигу!
      Между тем искомое тело метнулось между Циркачом и какой-то женщиной, надо отдать должное Борису, он попытался, левой рукой ловя несчастного немца, правой воткнуть резервную иголку в убегающего Эльфа - это был наш запасной, совсем уже плохонький вариант. Трудно было поверить, что старый суперагент всех разведок мира попадется на такой ерунде. Циркач однако уверял и уверяет, что анестезирующее устройство в его руке достигло цели. Момент втыкания он почувствовал однозначно, даже помнит, как дернулось тело Эльфа. Да и жидкости в шприце солидно поубавилось, не вылил же ее Циркач специально, чтобы скрыть от всех свою ошибку. Значит, был укол? Однако дальше следует абсолютно не монтирующаяся с этим утверждением чертовщина.
      Уложив немца на пол - слава Богу, тот хоть башку не разбил, падая, Циркач рванулся следом за Эльфом, но добрая секунда была потеряна. А для таких, как Семецкий - это огромная фора. И учтите, он бежал, словно ничего не случилось. Как это возможно? Анестезия на него не действует вообще? Или готовился и принял конкретный антидот? Немыслимо! А вдобавок ко всему, Циркач был уверен, что Эльф побежит вниз, и потерял на этом еще секунду. Эльф побежал вверх. Там мы тоже были по ходу рекогносцировки, но подробно такой вариант погони не прорабатывали. Циркач уже не знал, как вести себя дальше, и предпочел действовать по обстоятельствам. Однако обстоятельства обернулись против него.
      На витой лесенке, ведущей то ли на чердак, то ли прямо на крышу, Эльф внезапно обернулся и выпустил струю одуряющего газа. Очевидно, баллончик он держал в кармане, а через лацкан пиджака пропущена была трубочка, с четким направляющим конусом. Короче, и этот раунд Циркач проиграл вчистую. А я как ошпаренный вылетел на улицу через единственный не закрытый никем выход. Здесь, впрочем, Эльф никаким образом просочиться не мог. Он и не просочился. Я сразу услыхал главное - стрекотание вертолетного движка, пока еще вдалеке.
      Вскинув глаза наверх, я увидал темную фигуру, метнувшуюся от одной "стрелы" к другой. Ну, как их еще назвать, эти конструкции? Странная архитектура современного здания напоминала торчащий из земли хвост авиационной бомбы с чрезмерным количеством стабилизаторов, хотя художник, придумавший эту махину, скорее всего имел в виду корону или цветок. Вот между этими стрелами хвостового оперения и скрывался Эльф, выскочивший наверх через чердачный люк.
      Вертолет был уже совсем близко. Я, конечно, мог попытаться снять этого типа с крыши прицельным выстрелом на глазах у восхищенной публики, но, во-первых, приказа не было, а во-вторых, что бы это дало? Ведь винтовка была заряжена только иглами - ну, и забрал бы этот вертолет бесчувственное тело. Мы все равно уже остались с носом.
      Вертушка едва не села на стеклянную крышу ротонды, ощетинившуюся колючими пирамидками - вот было бы грохоту и звону, если б пилот продавил ее своими лыжами, но с этим обошлось, а Эльф запрыгнул в открывшуюся дверь, практически не используя нескольких выброшенных ему навстречу веревочных ступеней.
      Теперь, если кто-то и собирался перехватывать его в воздухе, это была уже не наша забота. Мы, конечно, оказались не на высоте, ну а кто бы сумел соответствовать его феноменальному чутью на опасность? И вообще, мы еще могли все исправить, если бы он не рванул наверх, но вертолет - это уж слишком. Предупреждать же надо - мы о таком не договаривались!
      Если верить плохим книжкам про шпионов, после столь шумных провалов исполнители с горя напиваются. Разочарую вас: мы просто собрались и поехали домой, то есть пока в Варшаву. Пан Збигнев больше не появлялся, о чем и предупреждал, кстати. Пан Вальдек очень нежно попрощался с нами и пожелал счастливого пути, а в Варшаве посоветовал зайти в ночной клуб "Спутник".
      А путь-то получился как раз не очень счастливым. По инструкции полагалось ехать поездом, но нам уже обрыдли польские железные дороги, и я предложил взять машину в прокате - какая разница? Мы шиканули, подобрали себе новехонький с виду "форд-таурус", деньги-то еще оставались, а уж гулять - так гулять. Вот тут и выяснилось, что есть кое-какая разница между соблюдением и нарушением инструкций.
      На северо-восточной окраине Лодзи нас неожиданно попытались взять в коробочку, причем за рулями двух трепаных "опелей" сидели вполне грамотные ребята. В общем, Шкиперу стоило немалых трудов спихнуть одного из них в кювет, а второго заставить лечь на крышу практически на ровном месте. Хуже всего было то, что в результате всех этих упражнений наш роскошный, с иголочки "таурус" сделался похожим на сорок первый "москвич", въехавший ненароком под самосвал. О том, чтобы возвращать этакое убобище фирме, не могло быть и речи, ведь никаких страховок мы оформлять не могли, и вообще, дожидаться на шоссе полиции было абсолютно недопустимо. Словом, бывшего красавца-"форда" пришлось бросить в компании перевернутого нами же транспорта, а самим, что называется, огородами уходить к желдорвокзалу и от греха подальше поездом двигаться в столицу.
      А вот ночной клуб "Спутник", где мы убивали время до самолета Варшава - Москва, оказался и впрямь местом уютным. Собственно, это был бордель весьма высокого класса, и не только ненасытный Циркач, но и все остальные решили не отказываться от услуг знатных польских специалисток, тем более что времени еще оставалось достаточно, а настроение было окончательно испорчено и требовало восстановления любыми средствами. Пиндрик, как обычно, выбрал себе самую крупную и толстую бабу (любимого человека должно быть много!). Шкипер, не слишком искушенный в делах интимных, но давно грезивший группешником, осуществил в Варшаве свою мечту аж с тремя сразу. Фил долго и придирчиво выбирал партнершу, максимально похожую на Роксану. И только я так и не лег в постель ни с одной из этих милашек. Смотреть на них было радостно, даже пообжиматься чуть-чуть неплохо, но потом я вспоминал о Машуне, представлял, как ей было бы неприятно, и в итоге ушел спать один. Наверно, я чокнутый какой-то, наверно, но вот вернусь домой, и будет такой кайф!.. Вам не понять.
      Ну а самолет долетел без приключений, и уже в Москве выяснилось, что умельцы, демонстрировавшие автородео на окраине Лодзи, были никакими не сотрудниками спецслужб. Все хвосты мы действительно отсекли и в итоге сработали чисто. За рулями же "опелей" сидели обычные российские аферисты, надеявшиеся отобрать у нас роскошную тачку. Стрелять там никто не собирался - они не по этой части, - максимум, пуганули бы ножичком. Ребята занимались более мирным бизнесом: например, наш "форд" был трижды продан на польско-белорусской границе и трижды угнан обратно в глубь страны. В прокате липовой фирмы он оказался временно, авантюристы как раз выдерживали паузу на всякий случай.
      Вот такая дурацкая история. Так что за ущерб никому платить не пришлось: ни в суде, ни в полиции заявлений, естественно, не появилось. Но скажите, а разве вся история с Эльфом не дурацкая сама по себе?! Ведь наши безумные и безымянные работодатели дали понять через Кулакова, что в принципе довольны результатами проведенной операции.
      Я обалдел: нет же никаких результатов!
      - Отрицательный результат - тоже результат, - поучительно сообщил дядя Воша и добавил: - Так ученые говорят.
      - Но нас-то вроде не ученые нанимали?
      - Кто знает, - философски заметил Кулаков. - Те, кто платил, действительно пожелали остаться неизвестными. А из истории с захватом они сделали много полезных для себя выводов. Так что вам, друзья мои, полагается даже небольшая премия - по пять штук зеленых на каждого.
      - Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок, - сказал я.
      - А ты нахал, Крошка. И это вместо благодарности! - сказал дядя Воша.
      И тогда я подумал, уж не от генерала ли Форманова получаем мы премию. Все-таки управление хапнуло свои сто семьдесят, вот и решили поделиться по совести скромной суммой, а на оставшиеся деньги накупили таки всякой техники - компьютерного хозяйства, сверхсовременных телефонов и прочего необходимого барахла - ради этого, повторил нам еще раз Кулаков, и затевались.
      А мы тоже, как и наши заказчики, сделали много полезных выводов из этой истории. И самым главным я считаю такой: каким бы ты ни был суперменом, помни, что всегда найдется кто-то еще сильнее. Операция "Эльф" стала для нас хорошей встряской, хорошим лекарством от зазнайства.
      И вот теперь жизнь столкнула меня вновь с этим человеком - на сей раз более чем плотно. Так что же, матч-реванш? Я крепко задумался над подобной мыслью, пока мы ехали с генералом Кулаковым до Владимира, и потом, пока летели до Москвы, - тоже думал. И решил, что мы, конечно, подождем самого шустрого заказчика - раз уж так велено. Все три персонажа незавершенного батального действа в Вязниковском уезде заслуживали серьезного внимания, но если первым на нас выйдет Павленко или Мышкин, Эльфа я стану разыскивать сам. Потому что Эльф интереснее всех, и, не поняв его целей, мы ничего из этой ситуации не выкрутим - ни для себя, ни для России. Точно, не выкрутим.
      Глава четвертая
      ПО ГАМБУРГСКОМУ СЧЕТУ
      Из романа Михаила Разгонова
      "Точка сингулярности"
      Звонок Кедра застал меня в районе Кёпеник. Обожаю его тихие улочки с брусчаткой, путаницу трамвайных рельсов, старинную красную ратушу и маленькие магазинчики в допотопных домах с низкими крышами, очень люблю городской дворец Фридриха Первого - роскошное голландское барокко, семнадцатый век - и дивный маленький парк тут же, на острове, в устье реки Даме. Возможно, я проникаюсь такой нежностью к этой части Берлина, потому что, по одной из версий не сохранившаяся крепость Кёпеник, которая древнее города в целом, была построена в девятом веке неким славянином Копником. А может быть, все гораздо проще: этот зеленый и очень спокойный район расположен неподалеку от нашего Айхвальде, а самое крупное в городе озеро Мюггельзее - чудесное место для прогулок, особенно в жару. И вот теперь, завершив деловую встречу в старой ратуше, я как раз и шел по живописному берегу от пешеходного туннеля под Шпрее в сторону знаменитой водонасосной станции Фридрихсхаген. Раскаленное полуденное солнце плавилось на озерной глади и заставляло щуриться, если ты хотел полюбоваться не только на опрокинутое в воду ясное небо и зеленые дали в дрожащем мареве, но и на белоснежных красавцев-лебедей, чистивших перышки или скользивших величаво вдоль прибрежных камышей. От созерцания этой идиллической картины и оторвал меня грубый сигнал мобильного телефона.
      - Дрыхнешь? - поинтересовался бесцеремонный Женька Жуков, словно мы общались с ним накануне вечером.
      Меж тем мы разговаривали в последний раз несколько месяцев назад, если не полгода.
      - С ума сошел? - откликнулся я. - В Берлине скоро обед. А ты откуда звонишь?
      - Неважно, - ответил он солидно. - Для тебя две новости.
      Сердце мое сразу оборвалось и упало куда-то в область тонкого кишечника. От нашего дипломированного психолога и патентованного циника я в жизни ничего хорошего не видел. Его внезапные появления и даже звонки означали всегда только одно: резкий поворот от спокойной жизни к неразрешимым проблемам и смертельно опасным приключениям. А я с годами как-то совсем поостыл к подобного рода аттракционам.
      - Первое, - начал Кедр. - Сегодня приезжает в Берлин Дитмар Линдеманн. На международный форум по инвестиционным программам. По нашим данным, он пробудет в городе до среды. Постарайся встретиться с ним. Чем случайнее, тем лучше. Неприкрыто намеренный контакт исключается. Лучше отложить до следующего раза. Впрочем, все это тебе рассказывал Леня.
      - Помню. Где они будут заседать?
      - А черт ты их знает! Выясни сам, Ясень.
      "Ах, какой ты приветливый и любезный, Женька! Ладно. Не привыкать".
      - И второе, - сообщил он. - Зайди на почту. Там для тебя конверт. Мы обошлись без курьера, потому что ничего сверхсекретного нет. Но материалы важные. Изучи в ближайшие дни.
      - Они связаны с Линдеманном? - решил уточнить я.
      - Не знаю, - буркнул Кедр еще любезнее прежнего. - У меня все, да и из зоны связи мы сейчас выs
      В трубке захрипело, я еще раз глянул на озеро, уже разворачиваясь, чтобы идти назад к машине. По поверхности воды, радужно сияя, расплывалось большое бензиновое пятно, а на белых крыльях озерных птиц отчетливо чернели мазутные пятна.
      На почте я был через десять минут, и знакомый молодой клерк быстро взвесил пухлый конверт, выписал квитанцию, а вручая мне ценную бандероль под роспись, спросил с улыбкой:
      - Вскрывать будем? Здесь почти восемьсот граммов тротилового эквивалента.
      - Ошибаетесь, - сказал я. - В пересчете на тротил, здесь не меньше трех килограммов, ведь я использую самую современную взрывчатку.
      Это были наши дежурные шутки. Почтовый служащий прекрасно знал, что мне присылают исключительно книги и рукописи.
      Однако, придя домой и бросив на ходу Белке: "К телефону меня не звать!", я словно маньяк какой-нибудь заперся в кабинете, прежде чем вскрыть конверт. Хотя Рюшик не имел обыкновения вваливаться в папин кабинет без спросу, да и не вернулся он еще из лицея. А от Белки какие тут могли быть секреты? И тем не менее.
      Самой первой, поверх всех документов, приколотая к чьему-то досье веселенькой салатовой скрепочкой лежала фотография открыточного формата небесталанно выполненный портрет молодой женщины. Нет, она не была безупречно красивой, но шалые зеленые глаза с поволокой, нежный румянец щек, губы, приоткрытые в полуулыбке, полоска жемчужных зубов и едва читаемый за ними игривый кончик языка, наконец, лихо спадавшая на лоб прядь рыжеватых волос - все это создавало эффект потрясающей, запредельной сексапильности и еще какой-то таинственной силы, будившей во мне ностальгию по прошлому, сладкие юношеские мечты и неуправляемый, радужно искрящийся вихрь ассоциаций.
      Первая мысль: "Как хорошо, что меня не видит Белка!"
      И сразу следом: "Что за глупость?!"
      Но рука уже автоматически отцепляет фотографию и прячет во внутренний карман пиджака. Теперь я вижу весь документ: анкетные данные, характеристики, справки, в правом верхнем углу черно-белым квадратиком три на четыре тот же портрет, только официальный, грустный, холодно-паспортный. Она? Да, она. На всякий случай достаю художественную фотографию еще раз, сравниваю. И еще раз убеждаюсь: делал ее мастер и наверняка ни одну пленку извел, чтобы из целой фотосессии выбрать этот безусловный шедевр. Затем я вдруг понимаю странную вещь: эта женщина похожа одновременно на Белку и на Вербу, а если до конца честно, она похожа еще и на Светку - мою самую первую любовь. Последний штрих я выкидываю из головы как лишний и начинаю анализировать по деталям. Рыжие волосы, лихой разлет бровей и нимфоманская сумасшедшинка в глазах - это от Вербы, а вот узкое лицо, благородная заостренность черт, маленький, но чувственный рот - это все безусловно Белкино.
      Наконец я пробегаю глазами первый лист досье и узнаю, с кем имею дело. Петрова Светлана Борисовна, 1962 года рождения, русская, коренная москвичкаs И здесь же, раньше всех биографических сведений, словно у рецидивистки, указана кличка - Ланка Рыжикова. Я спотыкаюсь об эту странность и уже в следующую секунду вспоминаю, кто это. Для самоконтроля пролистываю остальные досье.
      Ну конечно, это подробные данные на всех обитателей так называемого Бульвара с большой буквы, где примерно два года назад небезызвестный Тимофей Редькин, вселившийся в бывшую квартиру Малина, прогуливал по вечерам свою собаку, где и состоялось его злосчастное знакомство с Юлей Соловьевой и с сослуживцем Грейва - Мурашенко, что в итоге и привело к необратимым и в общем-то трагическим последствиям. Я вспомнил "лирические отчеты" сотрудников ИКСа, в которых подробно излагалась вся эта история. Тогда я более чем внимательно изучил все нюансы случившегося. Малейшие фактические неувязки и самые дикие мистические совпадения могли сыграть важную роль в разгадке наших вселенских тайн, могли помочь подобраться к сакральному или физическому смыслу точки сингулярности. А к тому же мне упорно мерещилось, что у Редькина удивительно много общего лично со мной. Я даже Вербе об этом постеснялся рассказать, но сам продолжал настойчиво раскапывать все новые подробности из его жизни. Понятнее от этого, признаться, не становилось.
      Вот и сейчас, просмотрев все фотографии, ни от жены его Марины, ни от скрутившей Тимофею мозги миловидной девчонки Юли в восторг я не пришел. Если Редькин все-таки мое "альтер эго", то бишь другое я, то следует признать, что оно очень другое. А вот от Ланки Рыжиковой я неожиданно вздрогнул, и ее сверхнормативную фотографию (ни у кого больше подобных не было) так и оставил в пиджаке - от греха подальше. Полный бред.
      В итоге я повесил парадный костюм в шкаф, переоделся по-домашнему в спортивную форму и сел в кресло покурить. Потом вспомнил, что неделю не курю вообще, а еще месяц назад взял за правило выходить из дома. Но было уже поздно. И еще: я же не позвонил по поводу форума инвесторов! Что если прямо сейчас надо ехать на встречу с Линдеманном и, значит, опять облачаться в костюм? Да нет, вряд ли. Для случайной встречи лучше подойдет вечерне-ночное время.
      Сигарета меня несколько отрезвила, я накрутил номер Кедра. Связи по-прежнему не было. Тогда я позвонил Вербе. Эта трубку взяла сразу, мгновенно определив меня даже не по цифрам на дисплее, а наверно, по звуку. Кажется, все Причастные еще год назад обзавелись такими примочками.
      - Привет, милый! - проворковала Татьяна.
      - Привет. Ты видела материалы, которые прислал мне Кедр?
      - Нет, а что это?
      - Пакет досье на обитателей Покровского бульвара в Москве. А что, это самое главное, чем сегодня следует заниматься?
      - Ой, Мишка, вечно ты с какой-то ерундой пристаешь, - хихикнула она, а потом вдруг добавила серьезно. - А вообще, это может оказаться очень важным.
      - Вот как? - удивился я.
      - Ты все прочти внимательно, не сачкуй. Материал, скажу тебе, подготовлен блестяще. А тебе, между прочим, скоро в Москву возвращаться. Вот и репетируй.
      - Что репетировать? - не понял я.
      - Общение с этими людьми. В Москве оно станет для тебя неизбежным.
      Я насторожился: либо Верба в очередной раз пудрила мне мозги обещанием возврата на родину, либо у них опять возникла необходимость внедрять меня куда-то. И тогдаs
      - Послушай, я, кажется, понял. Среди этих бульварных гулен, так же как тогда в Эмиратах, скрывается наш главный враг, и вы хотите, чтобы я его вычислил.
      - Не совсем так, - проговорила Верба задумчиво, - но что-то вродеs
      - Хорошо, - я принял ее ответ. - А почему сверху лежала отдельная фотография Светланы Петровой?
      - Кто это? - искреннее недоумение.
      - Одна из них. Гуляет на бульваре с дворнягой по кличке Рыжий. И, между прочим, очень похожа на тебя.
      - Разгонов, я все поняла! Ты без меня соскучился.
      Через тысячекилометровую бездну я абсолютно ясно видел ее смеющиеся глаза и широкую улыбку.
      - Ну, есть немного, - пробормотал я.
      - Где уж там немного! Пора мне приезжать. Встретишь?
      - Встречу, - шепнул я, воровато оглядываясь, словно Белка могла стоять рядом.
      - Ну, пока, я еще позвоню.
      Но она не позвонила и не приехала. Точнее, приехала, но уже много позже, когда события вокруг Эльфа закрутились в тугую и страшную спираль. А в жаркий июньский день, начавшийся деловой встречей в Кёпенике и странным звонком Кедра, все, абсолютно все складывалось удивительно нелепо. Московские досье читать не хотелось, над романом работать - тоже, Белка и Рюшик со своими проблемами вызывали неумеренное раздражение, перезванивать Вербе казалось глупостью, и, наконец, порученный мне Линдеманн никак не ловился. Я так и не встретился с Дитмаром, не только ближайшей ночью, но и вообще в тот его приезд.
      1
      Дитмар Линдеманн зажал в зубах длинную черную сигарету, задумчиво покачал ею и сделался похож в этот момент на школьника, грызущего авторучку, перед тем как приступить к ответу на письменный вопрос. Но потом из полутьмы вынырнула девушка, щелкнула зажигалкой, и сходство исчезло, тем более что яркий язычок пламени на какую-то секунду высветил и безжалостно подчеркнул глубокие контрастные борозды на лице Линдеманна.
      "Что ж, весельчак Дит здорово постарел за эти годы, - подумал Бенжамен Харрис, сидящий напротив. - Да и я не молодею, впрочемs".
      - Оставьте нас в покое, - попросил Дитмар, - я буду сам наливать себе виски и зажигать сигареты.
      Девушка растворилась в полумраке. А Дитмар подержал бутылку на весу, рассматривая сквозь нее дрожащий огонек свечи, а потом щедро расплескал янтарную жидкость по большим коньячным фужерам. Бенжамен знал эту особенность Дитмара: настоящее солодовое виски пятнадцатилетней и более солидной выдержки, например, свой любимый "Талискер" или "Гленливет" с его богатейшим букетом и вкусом, Линдеманн всегда пил из французских фужеров "тюльпан", презирая классические шотландские стаканы с толстенным донышком. И Бенжамен вынужден был согласиться: да, так вкуснее.
      Но сейчас вкус как будто и не ощущался вовсе, слишком велико было нервное напряжение.
      Дитмар сам инициировал эту встречу именно теперь, хотя мог назначить и днем позже. Но чудак - он и есть чудак. Харрис выбрал, как ему казалось, идеальное место для деловой беседы - в этом элитном ночном баре они сидели только вдвоем, многочисленная обслуга была готова к любым заказам и прихотям, а случайные и тем более не случайные посетители исключались. Давно уже пора было начинать серьезный разговор, но Линдеманн все отмалчивался. Наконец, он счел возможным пояснить:
      - Я жду сверхважного сообщения с Востока.
      - И сколько еще? - деловито осведомился Харрис.
      - Возможно, через две минуты. А возможно, и через час. Кто б это знал, Бен!
      - Ладно, - тяжко вздохнул Харрис, прикидывая, чем развлечься, и подумал про себя: "Как это русские славно говорят - сделал дело, гуляй смело. Нам же приходится наоборот".
      - А вы знаете, - решил он напомнить Дитмару, - что на этой глубине обычные сотовые телефоны уже не работают.
      - Знаю, - улыбнулся Линдеманн и добавил загадочно. - У меня другая связь. Я жду сообщения с Востока.
      Это прозвучало так, как будто речь шла о Древнем Востоке, где кроме курьеров и почтовых голубей ни о чем другом еще не слыхивали. Ассоциация навела Харриса на мысль.
      - Ну а раз так, не заказать ли нам восточный танец?
      - Нет возражений, - проговорил Линдеманн и, отхлебнув добрый глоток благороднейшего виски-молт (а это был именно "Гленливет"), прикрыл глаза от удовольствия.
      "Удивительный человек!" - подумал Харрис.
      Потом опрокинул свою дозу, как опрокидывают водку в России - все равно он сейчас эту марочную экзотику от маисового самогона не отличит - и дважды щелкнул пальцами поднятой правой руки.
      Полилась тихая индийская музыка, завораживающе эротичная, как бы обволакивающая со всех сторон. И Линдеманн невольно засмотрелся на прекрасных танцовщиц, исполнявших классический танец. Классическим он был во всем, кроме одного: традиционные индийские платья, или - как их там? сари? - делались гамбургскими модельерами, и по ходу движений они легко рассыпались на полоски, ленточки, лоскуты. Все это было совсем не в индийском духе, скорее в традициях европейско-американского стриптиза, зато позы абсолютно обнаженных в финале танца девушек были достойны изображения в камне на стенах знаменитого храма Кхаджурахо - того самого, где древние резчики изобразили едва ли не все позиции "Кама Сутры". Дитмар любил подобные шоу, они его и сегодня возбуждали, но он безумно жалел, что не может пуститься во все тяжкие, как в молодости. Конечно, это было совсем не то заведение, где девчонки садятся на стол, хохочут и облепляют тебя со всех сторон. А Дитмар больше всего любил именно такие, и даже не на знаменитой, закрытой для женщин и детей Хербертштрассе неподалеку от Гамбургского порта, а в Розовом квартале Амстердама - ни для кого не закрытом. У голландцев и с фантазией было посвежее, и с извращенной распущенностью - помасштабнее, побогаче. Чего стоили одни только гигантские, очень натурально выполненные фаллосы, бродящие среди толпы, показательные разноцветно-разнополые группешники под открытым небом, зазывные красные фонари в виде распахнутых навстречу посетителю женских гениталий. Ну а уж что творилось внутри этих заведений - никакому описанию не поддается!
      И Дитмар, чья молодость прошла в Советском Союзе (об этом знали лишь единицы!), обделенный эротикой в самые активные годы, потом, вырвавшись на просторы свободного мира, с неизменным восторгом окунался в упоительный океан сексуальных развлечений и пьянел от запредельного разгула. С годами почти ничего не изменилось для него в этом вопросе, кромеs Ноблес оближ, как говорят французы. Положение обязывает. Чем старше становился Дитмар, тем все чаще боялся признаться кому-либо в этой своей страсти.
      Нет, разумеется, с его-то деньгами он мог купить любую из тех турчанок и филиппинок, что изображали сейчас древних индусок времен Ватсьяяны, автора "Кама Сутры", а мог и всех чохом, он был способен заставить их делать что угодно. Ноs было "но". Линдеманн - это слишком громкое имя в известных кругах, и все, что происходило с ним, очень скоро и со всей неизбежностью становилось известно жене, дочери, референтам и этим проклятым журналистам, а значит, в итоге президенту международного банка, канцлеру, в конце концов. Вне всяких сомнений! Это и есть оборотная сторона больших денег и большой власти. Невозможно спрятаться от мира. А обставлять дешевенькую интрижку, пошлый адюльтер, как спецоперацию по всем правилам шпионской науки - ну, это же просто бред! Какое уж там удовольствие! После такого надо будет сразу ложиться в клинику!..
      Поток этих странных мыслей был прерван появлением девушки, которую Дитмар чуть было не попросил раздеться, видно, крепко одурманили его дивное виски, восточная музыка и эти бесстыжие филиппинки.
      Однако официантка протянула ему небольшой поднос с листком бумаги, и когда Линдеманн понял, что перед ним вовсе не счет, а запечатанный конверт, вся эйфория улетучилась вмиг: слишком ответственный момент. И пока Дитмар разворачивал послание, Бенжамен аж шею вытянул от нетерпения, как мальчишка, подглядывающий в чужую тетрадку.
      И что это их обоих тянуло сегодня на воспоминания детства и юности?
      Дитмар перехватил нетерпеливый взгляд своего компаньона и уж совершенно не к месту вспомнил, что самое сильное возбуждение в своей жизни испытал еще в Москве, лет в тринадцать, когда друг и сосед по двору Николай, на год его старше, показал особое место на покатой крыше, откуда можно было смотреть в не задернутые занавесками окна женского общежития, а там частенько по вечерам девушки занимались любовью друг с другом и не гасили свет. И старший товарищ Колька вот так же смешно тянул шею и тяжело дышал.
      Но сейчас Бенжамен мог бы и не стараться. На розовом листке бумаге было выведено несколько строк изящной арабской вязью. А такие буквы Харрис не то что в полутьме и вверх ногами, а и в своем кабинете под яркой лампой и со словарем вряд ли разобрал бы без посторонней помощи.
      - Они сделали это, - сладострастно выдохнул Дитмар, комментируя сообщение с Востока. - Теперь вы можете смело переводить туда деньги. Детали обсудим позже.
      И тогда Харрис поднялся и, наклонившись через стол, пожал партнеру руку.
      2
      Настоящее имя Дитмара Линдеманна было совсем не немецким. В детстве его звали Димой, бабушка с дедушкой - Митей, в общем, по первому паспорту Дмитрий Олегович Линевич. Даже не еврей, как думали многие, - белорус. Родился в Москве и до двадцати трех лет в ней и прожил в славные годы хрущевской оттепели, плавно перешедшие в застой. Человеку с незаурядными способностями скучно было и грустно в Советском Союзе на рубеже шестидесятых и семидесятых. Тем более что Дима имел способности к бизнесу. Уже в младших классах школы приторговывал жвачкой, французскими комиксами, шариковыми ручками. Отец его был видным профессором медицины и часто ездил за границу. Позднее предметом торговли сделались диски популярных рок-групп, изданные "там", первые настоящие джинсы, американские сигареты. Учился Дима в английской спецшколе номер двадцать, что во Вспольном переулке, а там у каждого второго папа или мама занимали достаточно высокое положение в обществе. Было с кем контачить по обмену опытом и товаром. Но годам к пятнадцати мелочевка, которой занимались одноклассники, сделалась ему окончательно неинтересной, и юный Линевич нашел выход на вполне серьезных фарцовщиков. К десятому, выпускному, классу школы через его руки уже проходил товар на суммы в тысячи рублей (или долларов - по тем временам это было практически одно и то же) - ежемесячно! Это было по-взрослому. Очень по-взрослому. Однако пора было подумать об официальном начале взрослой жизни.
      Он хорошо знал к тому моменту, как можно грамотно закосить от армии, устроившись на работу в какую-нибудь тихую конторку типа "мосгорглавснабсбытпатрон", куда и приходить-то нужно не каждый день, зато считаешься военнообязанным и год за годом прибавляешь себе звания, занимаясь, по сути, все тем же бизнесом. Был у него такой вариант. И, тем не менее, Дима собирался поступать в институт, точнее даже в университет. На юридический. Обогнав время, Линевич сумел увидеть, что это самая престижная и перспективная специальность. Отец, пользуясь своими связями, предлагал сыну атаковать МГИМО, но Дима цинично ответил:
      - Я, конечно, понимаю, па, что мотаясь по загранкам, ты, как все советские люди, постукиваешь на своих сотрудников в родную контору, а может, и являешься ее официальным осведомителем, но неужели тебе хочется видеть своего сына штатным офицером КГБ?
      Папа обалдел от такой наглости, а главное, от такой эрудированности сына, и не стал настаивать на своем. Дима поступил на юрфак. Учился очень серьезно. Советские законы изучил досконально. С римским правом тоже не поленился разобраться, ну и все остальное, что полагалось, знал на зубок. Он был отличником, его любили профессора и доценты, а в свободное от учебы время Дима занимался все той же фарцой, и к середине пятого курса - уже в особо крупных размерах. Это не художественный образ - это строка из уголовного кодекса. Подбивая итоги своей коммерческой деятельности за очередной год, Дима Линевич вдруг обнаружил прибыль, превысившую сто двадцать тысяч тогдашних рублей. А учитывая, что налогов с этих денег никто не платил и платить не собирался, оно и получалось: как раз та самая статья.
      Кого-то вокруг Димы периодически сажали, но его словно сама судьба оберегала от несчастий. А может, это был талант? Особый талант уходить от ответственности за чужой счет. Линевич закончил университет с красным дипломом, распределился в адвокатуру, но поработать толком не успел. Главный его партнер по бизнесу Костик Жилин по кличке Жила неожиданно загремел под фанфары. ОБХСС провел в тот год одну из своих самых масштабных операций, под суд попали десятки цеховиков и подпольных торговцев, но между информацией, поступившей из надежных источников, и полным крахом, то есть арестом, обыском и конфискацией имущества - возник интервал в два-три дня. Жила решил использовать представившийся шанс. Он срочно вызвал к себе Линевича - парень казался ему наиболее перспективным и толковым - и сообщил:
      - Линь, тебе нужно срочно рвать нитку. Главное сейчас - спасти бабки, бабульки спасти - вот главное! Ты должен это сделать. У меня на границе Армении с Турцией есть окно. Оно действует только двое суток, но я сам не смогу им воспользоваться. Не спрашивай, почему.
      Понятно, уркагану Косте Жилину было там не пройти, скорее всего, он и до Армении не сумел бы добраться, ведь он уже во всесоюзный розыск объявлен, а не засвеченного у мусоров мальчишку купленные погранцы пропустят и в чемодан не заглянут, если, как и договаривались, одну пачку их начальнику кинутьs
      И вот еще достаточно юному Линевичу предлагалось в одночасье сломать всю свою жизнь. Но это было так романтично! Что он терял здесь? Родителей, взаимопонимание с которыми утратил окончательно? Девушку с филфака, которую окучивал уже полгода и все безрезультатно? Сорокалетнюю Наташку из коммуналки одногруппника, с которой познакомился по случаю и теперь трахался регулярно? (Это было интересно, вкусно, но как-то уж слишком пошло!) Сестрицу младшую, год назад поступившую-таки именно в МГИМО и сделавшуюся профессиональной шлюхой для своих гэбэшных ухажеров? Ну, что еще? Комсомольские собрания, очереди за водкой, походы в кино и театр, бесконечные пьянки на цековских дачах, переходящие в неловкие группешники?.. Надоело все! А по ту сторону была вожделенная заграница. Свободный мир.
      Ему понадобилось на раздумье семь минут. С половиной. Он засекал по часам и запомнил эту цифру на всю жизнь. Дальше были очень серьезные инструкции и много всяких страхов. По-турецки он не понимал ни слова, но, к счастью, вполне свободно говорил по-английски и довольно сносно по-немецки, которым занимался дополнительно с преподавателем. Немецкий он любил больше английского, слышал музыку этого языка, увлекался поэзией немецких романтиков в оригиналеs Вряд ли это все понадобится в дикой восточной стране, думал он, хотя, как выяснилось, турки тоже больше любили немецкий и вообще оказались не такими уж и дикими.
      Но вышло так, что в Турции ему понадобилось нечто совсем другое. Чтобы спасти хотя бы часть денег - а в чемодане было пять миллионов долларов наличными - понадобился тяжелый страшный "вальтер" чуть ли не образца 43-го года, из которого Димка, ни минуты не сомневаясь, застрелил какого-то наглеца, заявившего свои ничем не обоснованные права на привезенный из заграницы ценный груз. Линевича сразу зауважали. За быстроту реакции, за жестокость, за немецкий язык. А еще - за интеллект. Люди, крутившие подобными деньгами, умели ценить и мозги.
      Но турки все-таки обули его на целый миллион. В той же весьма зауважавшей его компании пошла какая-то тупая торговля, сколько может стоить отправка советского человека в Оман по подложным документам. Понятно, что в любом случае речь шла о тысячах долларов, но турецкие мафиози (это уже потом Дмитрий узнал, что они были курдами) вели разговор о процентах с переправляемой суммы. Доходило дело и до размахивания стволами, но вооружены оказались теперь уже все поголовно, и у Линевича хватило ума не стрелять первым - хорошенького понемножку. Красивые трюки, будучи повторены, иногда работают сами против себя. Здесь и сейчас победа ему не светила - ни психологическая, ни чисто практическая. В общем, сторговались в итоге на сумасшедших деньгах, на пяти процентах, но в момент отгрузки пачек возникла безобразная возня, чуть ли не потасовка, и в результате из чемодана было самым наглым образом вынуто ровно сто пачек по сто бумажек по сто долларов каждая. То есть как раз миллион, и значит, в четыре раза больше оговоренной суммы.
      Обида Линевича оказалась крепкой. На всю жизнь. На всех турков и всю Турцию. А позднее, когда узнал, кто они были на самом деле, еще и на всех курдов и Курдистан, на Аджалана и Джемиля лично. При этом Линдеманн странным образом не различал курдов и турок, все они были для него на одно лицо. Впрочем, если учесть, что живая святыня курдов - товарищ Абдулла Аджалан не знает ни слова по-курдски, а говорит только по-турецки, все становится на свои места, то есть с ног на голову.
      Короче, он так и не простил туркам своей кровной обиды на курдов.
      И точно так же, по логике абсурда - Дима Линевич однажды осознал это с предельной ясностью - он не смог простить новой России своей обиды на коммунистов, лишивших его многих нормальных радостей в детстве и юности. И он не любил свою Родину, ни тогда, когда жил в Союзе, ни теперь, когда покинул страну. Он так и не узнал на личном опыте, что такое ностальгия. Зато очень хорошо понимал уже сегодня неодиссидентов типа Эдуарда Лимонова или Александра Зиновьева. Кровно обиженные властью, отторгнутые ею, разуверившиеся во всем, они утратили способность любить и как затравленные бродячие собаки кусали любую протянутую к ним руку - на всякий случай. Линевич не был ни писателем, ни политиком, и это спасало его от крайней озлобленности, но он очень, очень хорошо понимал, как можно одинаково сильно ненавидеть Ленина, Брежнева и Ельцина. И даже Клинтона с ними заодно.
      Для человека без Родины это нормально.
      - Может быть, я моральный урод, - бравировал он иной раз перед женщинами, - но я никогда не тоскую по той стране, из которой уехал.
      - Так ведь тоскуют не по той стране, из которой уезжают, а по той, в которой родились и выросли.
      - Я родился на Занзибаре, - беззастенчиво врал Дмитрий. - Рос в Китае, Мексике и Турции, но окончательно возмужал в Кувейте. По какой же части света мне тосковать?
      - Вы несчастный человек! - ахали женщины.
      - Или наоборот - счастливый, - возражал Дмитрий. - Я настоящий гражданин Земного шара.
      В подобных разговорах он всякий раз придумывал себе новую родину и новые страны детства, только Турцию вспоминал неизменно - и всегда с ненавистью, сквозь зубы.
      А Россию не называл никогда.
      После тех, давних уже, разборок он был весьма скоро отправлен в Стамбул и приведен в посольство какой-то арабской страны, где оказался в полной безопасности, а все деньги попали к надежному партнеру Жилина Саятулле, тот даже успел созвониться с Костиком за три часа до ареста последнего, и Линевич был уполномочен вести все дела Константина вплоть до выхода старшего товарища из тюрьмы. Дима, расчувствовавшись, обещал вытащить Жилу на свободу задолго до срока, а впаять тому предполагали по максимуму - пятнадцать лет. Но когда разговор закончился, арабский партнер Саятулла улыбнулся иезуитски и сказал Дмитрию Линевичу на хорошем английском языке:
      - Не стоит вызволять из тюрьмы этого человека. Пусть каждый сидит столько, сколько заслужил. Неужели вы, Дмитрий, не сумеете работать вместо него?
      Дима понял, что сумеет.
      И сумел.
      В Стамбуле Линевич провел всего три дня. А уже на четвертый был далеко от Турции - в городе Дубае на берегу Персидского, или, как его называли местные, Арабского, залива. Это был тот еще город - рыбацкий поселок, пара заводов, огромный грязный порт и сплошная стройка посреди пустыни. Но за ним было будущее, так говорили знающие люди. Потому что здесь неподалеку нашли нефть, много нефти. И среди безжизненных песков образовался гигантский оазис - целая новая страна - Объединенные Арабские Эмираты. Уж года два прошло, как они себя провозгласили независимым государством на месте бывшего английского Договорного Омана.
      Дима вдруг вспомнил, как еще в универе, попутно с фарцой увлекался марками и очень ценил роскошные серии неизвестных, загадочных стран, печатавших всю эту красоту. На советских картах новые государства еще не успели тогда обозначить, а звучали названия романтично: Аль-Фуджайра, Умм-аль-Кайвайн, Абу-Дабиs Теперь все это было здесь, рядом, он жил и работал среди арабов, осваивавших свой Клондайк.
      Четыре миллиона, вложенные в правильный банк, за какие-нибудь три года превратились в шестьдесят, и Дмитрий понял, что больше не хочет жить в мусульманском мире. Он безумно устал от их пуританства и сухого закона, от дикой жары летом и от гортанной арабской речи, хотя уже владел этим языком в совершенстве. Двадцатишестилетнему миллионеру, полностью легализовавшему свой капитал (на саму легализацию ушло миллионов десять, не больше), захотелось в Европу. Он вдруг обнаружил, что не видел ничего на свете, что уже четвертый год пашет без отпуска, как папа Карло. Что не успеет он оглянуться, как состарится, утратит все желания, так и не испытав в жизни самых элементарных радостей. Но, может быть, наибольшие деньги и зарабатываются в тех странах, где их тратить не на что? Может, таков закон жизни?
      Однако в семьдесят седьмом он все-таки начал потихонечку перебираться на север. Наводил мосты, создавал филиалы своей фирмы в разных городах Западной Германии. Хотя именно к этому моменту жизнь стала налаживаться и в Дубае, но Дмитрий был уже сыт по горло всей этой тропической экзотикой с темными рожами и белыми чалмами. Уж порывать - так решительно!
      Россия дала ему фантастическую халяву. Но он теперь уже точно знал, что не собирается возвращать долги. Ни стране, ни конкретным людям. В стране партийно-бандитский режим, и за бесплатные школы и больницы, за все совковые блага давно заплачено кровью невинно расстрелянных. Возвращать долги такой родине - это все равно что благодарить нацистских бонз, сбежавших в Латинскую Америку, за высокий уровень жизни в предвоенной Германии. А если перейти к конкретным людям, так все еще проще. Костик Жилин был вором. Все свои миллионы он украл у других. Так кто же может запретить вору Линевичу забрать все у вора Жилина? Вот он и забрал. В народе о таком говорят: вор у вора дубинку украл. А на зоне называют крысятничеством. Но какая зона, помилуйте! Все это было страшно давно. Вора Линевича больше не существует. И в Эмиратах не знают советского воровского закона. Это точно такая же истина, как то, что ни один араб не говорит на фене. Ты отдал мне свои деньги - спасибо, Костик, они послужили доброму делу. Теперь попробуй вернуть их себе, попаши так, как я пахал в этих проклятых пустынях среди июньского самума, когда горячий песок залепляет глаза, нос и рот. А уж потом мы с тобой разберемсяs
      Эмираты дали Линевичу старт в большой бизнес. По-настоящему большой, но он и эту страну решил кинуть. Так было удобнее. Он тщательно подготовил себе документы на имя Дитмара Линдеманна, зарегистрировал под это новое имя десяток фирм в Германии и других странах Центральной Европы, после чего в одну далеко не прекрасную для арабов ночь покинул Дубай со спецрейсом, увозя на борту сто пятьдесят миллионов наличных долларов, формально принадлежащих ему, Линевичу, или теперь уже Линдеманну, но вывоз этой валюты не был согласован ни с партнерами из других банков, ни с руководством страны. Зачем? Главное - личный бизнес.
      Удивительнее всего, что арабы не объявили Линдеманна персоной нон грата. Их спецслужбы довольно быстро разобрались, кто скрывается под именем новорожденного мюнхенского финансового магната. Но шейхи всех эмиратов дружно решили не устраивать травлю Линевича. Гораздо интереснее было держать его на крючке и время от времени просить о некоторых услугах. Проблема мести не слишком занимала таких людей, как шейхи и эмиры.
      Может быть, поэтому ОАЭ и сумели в кратчайшие сроки стать одним из самых развитых государств мира? А по количеству валового продукта на душу населения - так они просто самые богатые (населения у них очень мало).
      Когда спустя двадцать лет Дитмар Линдеманн вновь попал в Дубай, он задохнулся от восторга, увидев тамошние дороги, небоскребы и море зелени по всему городу, и на какую-то секундочку даже пожалел, что не остался жить на берегу Персидского залива. Потом вспомнил сияющий огнями ночной Монте-Карло, парижские кафе-шантаны, лондонский Сохо, розовый квартал Амстердама, шотландские иконостасы марочного виски в дорогих барах Эдинбурга и понял, что мусульманский рай все-таки не для него. Пусть живут лучше всех на свете, не жалко, но Линдеманн останется европейцем.
      А вот чего ему теперь не хватало, так это остроты ощущений в бизнесе. Однажды он это понял со всей определенностью.
      В любимой Германии все было слишком респектабельно, а между законным и незаконным бизнесом проходила предельно четкая граница: с одной стороны наркодельцы, торговцы женщинами, детьми, человеческими органами, редкими животными, сбыт левого оружия; с другой - все остальное. Один бизнес не пересекался с другим. Впрочем, была одна пограничная область - казино. Но Дитмар не любил рулетку, карты и все прочие азартные игры, потому что не привык проигрывать. Выигрывали в этом деле только хозяева, но они слишком часто соскальзывали в откровенный криминал. А люди, уходившие в погоне за миллиардами по ту сторону закона, как правило, подолгу не жили. Во всяком случае, на свободе. Однако жить Дитмару хотелось и даже очень. Иначе к чему все эти деньги? Детям оставить? Разумеется, в теории. На практике детей он не любил.
      Ну и они ответят ему тем же, каждый по-своему. Старшая дочь Лиза пятнадцатилетней девчонкой увлечется американским рок-певцом и сбежит с ним в Кливленд. Они так и станут жить вместе, и денег у папы не попросят, потому что разгильдяю и наркоману Бобби прилично платят за его концерты, и не будет у них никакого желания общаться с родителями. Мать попытается, конечно, восстановить отношения, но безрезультатно. "Вы меня не поняли, старики, нет вам прощения. Отдыхайте", - такие примерно тексты станут приходить в ответ по эмейлу. А младший сын родится инвалидом - с серьезными физическими недостатками и умственно неполноценным. Его поселят в очень специальный, элитный интернат, куда станет ездить только мать, а сам Дитмар - никогда. Ему легче будет считать, что сына просто нет. За что ему такое наказание Божье? Впрочем, есть за что. Может быть, поэтому и страшно не только видеться с ребенком, но и думать о нем. Они захотят родить третьего. Потом передумают. И все это еще только будет.
      А пока дети совсем маленькие, и Линдеманн совсем молод, и думает он исключительно о себе и о богатстве. О богатстве для себя.
      Дитмар упорно искал серьезный, большой, интересный и законный бизнес, да чтобы еще и с перчиком, чтобы нервы щекотало.
      И он нашел его.
      В Советском Союзе как раз началась перестройка. Торговля задышала свободнее на всем огромном пространстве от Кёнигсберга до Владивостока, от Кушки до Таймыра, и Дитмар вновь обратил свой взгляд на восток, только теперь уже не на ближний, а почти на дальний. Его теперь интересовала новая горбачевская Москва. Вот она - золотая жила!
      Линдеманн создал специальный аналитический центр для исследования политико-экономических процессов в СССР. И не зря. Девятнадцатого августа 1991, когда на Франкфуртской валютной бирже чудовищно обвалилась немецкая марка, Дитмар рискнул и перевел в родную валюту все имевшиеся у него свободные доллары, а также фунты и даже швейцарские франки. Он скупал марку порционно, через подставных лиц, в течение трех дней, чтобы курс не дергался резко, а тем временем в Союзе все устаканилось, как и предсказывали его аналитики. Дитмар верил своим аналитикам, поэтому даже и не считал эту акцию серьезным риском. И он разбогател на быстро проведенной операции невероятно. Именно в девяносто первом Линдеманн стал миллиардером. Ну а дальше началось самое интересное. Он сделался крупнейшим инвестором новой России. Об этом знали очень немногие, так как деньги вкладывались через сотни мелких и не очень мелких фирм по всему миру от Австралии до Бразилии. И дела его на российском фронте шли более чем хорошо. Дело было поставлено таким образом, что любые изменения, даже самого негативного плана, не отражались глубоко на бизнесе Линдеманна в целом. Гиперинфляция? Работаем с продуктами и тряпками. Политический кризис? Работаем только с финансами. Черный вторник? Работаем с золотом. Война в Чечне? Работаем с нефтью. Ну, и так далееs
      Но в последние годы Линдеманн начал ощущать, что кто-то очень серьезно мешает ему. Почуял где-то вдалеке равного конкурента. Конкурент рос и подкрадывался ближе, подло подкрадывался, со спины, казалось, уже вот-вот будет дышать в затылок. А Дитмар до сих пор не мог понять, кто это. То ли арабский Восток и Средняя Азия, окрепнув, заявили о своих интересах; то ли американцы повели тонкую и незаметную финансовую игру с Москвой под шумок обоих импичментов; то ли внутри самой России забурлило, зашевелилось что-то неведомое и страшное. А корень зла, как всегда, находился в Турции.
      Или это уже паранойя?
      Ведь ему все, все удавалось! И на этот раз тоже. Он объехал там всех на кривой кобыле. Всесильный Бенжамен Харрис ("Харрис банк", "Харрис Трастинвест" и "Харрис инкорпорейтед") переводит в Россию огромнейшие средства. И все международные банки надувают щеки и делают вид, что помогают лечить больную российскую экономику, произносят красивые умные слова: транши, взаимозачеты, погашение процентов по долгам, отсрочка платежей, даже реституцию культурных ценностей сюда приплели, не говоря уже о мышиной возне вокруг крошечного российского контингента на Балканах. А в действительности всё решают они вдвоем: Дитмар и старина Бен. Ну если до конца честно, то не совсем вдвоем, но уж об этом-то совсем никому знать не надо, об этом даже самому лишний раз думать не стоит. У них солидный, честный, порядочный бизнес. Инвестиции, кредиты, непрерывный рост производства и товарооборота - все! Что может быть благороднее?
      Линдеманн прогуливался вдоль края бассейна с морской водой в своей гамбургской резиденции. День выдался необычайно сухой и жаркий. Искупаться следовало непременно, но он все ходил вдоль бортика, пережевывал по пятому разу одни и те же мысли и почему-то всерьез раздумывал, в каком месте лучше нырнуть, как будто это могло иметь какое-то значение. Да нет! Никакого значения это не имело. Просто его не отпускало ощущение подвоха: "Что-то в российско-турецких делах идет не по плану!" Он ну никак не мог понять, что именно, и это отбивало любые желания, даже в прохладную морскую воду прыгать уже не хотелось.
      Тихо подошла жена Ника. Сказала по-русски:
      - Давай искупаемся.
      Она и была русская. Медсестричка и кандидат в мастера по барьерному бегу на сто метров из Киева, Ника приехала в Москву по путевке от своего спортклуба - на чемпионов поглазеть, себя показать. Это было в глухом восьмидесятом году. Дитмар тоже прикатил в Союз в связи с Московской Олимпиадой (на ней неплохие деньги делались многими) и страшно гордился, что КГБ его не вычислил. А их любовь с Никой была стремительной и бурной, как забег на сто метров с теми самыми барьерами. Они не сбили ни одного. Они закончили с рекордным временем уже во Франкфурте-на-Майне. Он вывез девчонку в Западную Германию из брежневско-андроповской России. Это была настоящая сказка для нее - уж он-то хорошо понимал. И он был счастлив осчастливить ее, потому что увлекся всерьез и надолго, даже, казалось, навсегда. А уж она-то как полюбила его! Слепо, неистово, безрассудно. Ничего подобного не было в жизни Дитмара. И он чувствовал безошибочно: юная Ника любит его не за деньги, не за подаренную свободу. Она просто любит его. И это было фантастически прекрасно. Он даже страдал немного от невозможности соответствовать силе ее чувства. Бизнесмен Линдеманн так не умел, он был слишком расчетлив, рационален. Но он подарил ей настоящее счастье.
      И еще одну бесценную вещь умел он дарить любимой - полную искренность. До поры умел. Целых десять лет он не скрывал от Ники ничего. Она была единственным человеком, знавшим все его тайны. А вот после девяносто первого тайн стало больше, они сделались страшнее - все прямо пропорционально деньгам, - и он начал кое-что от жены скрывать, поначалу вроде как щадя ее нервыs А на самом деле? Об этом тоже не хотелось думать.
      Но теперь наступил момент, когда думать надлежало уже обо всем, если, конечно, он всерьез намерен понять причину своей смутной тревоги.
      - Искупаемся? - спросила Ника.
      Дитмар оглянулся на супругу. В свои тридцать семь она выглядела просто великолепно. Иные в двадцать семь так не выглядят. Наверно, он все еще любит ееs В каком-то смыслеs
      - Давай, - сказал Дитмар, и они нырнули одновременно в яркую голубую воду.
      Это выглядело красиво, очень красиво. Если б еще кто-нибудь мог их видеть, кроме личной охраны!
      А потом - у Дитмара даже руки не просохли, а вытирать не хотелось - он лежал расслабленный на шезлонге, отогревался под теплыми лучами, когда Франц Швиммер в изящном кремовом костюме от Сен-Лорана перегородил ему солнце и виноватым голосом сообщил, подавая телефон:
      - Этот человек требует вас немедленно. Очень уверенным тоном. И представляется предельно коротко: Эльф.
      Дитмар вздохнул и взял трубку:
      - Вот только его мне сейчас и не хватало!
      3
      Черная "волга" генерал-майора Кулакова проехала в ворота, открытые даже не по гудку, а по узнанному охранником издалека номеру, и, обогнув клумбу с облупившимся гипсовым Ильичом, остановилась перед главным входом в ЧГУ. Неуклюжий дешевенький памятник во внутреннем дворике Конторы остался с тех далеких времен, когда в старинном здании городской усадьбы еще располагался районный дворец пионеров. В ведение КГБ все это хозяйство перешло в самом конце восьмидесятых, и не то чтобы здравомыслящие руководители нового сверхсекретного управления так уважали вождя мирового пролетариата (хотя некоторые действительно уважали), а просто в обстановке всеобщих переименований, разоблачений и демонтажа хотелось поступить наоборот. Вот генерал Форманов и распорядился: Ильича не трогать. Впрочем, и реставрировать его никто не собирался. Если не считать завхоза Антипыча, который года три назад проявил инициативу и, на собственные деньги приобретя расходный материал, подновил памятник белой водоэмульсионкой. Но, кажется, только хуже сделал. Ильич, оставаясь живее всех живых, словно прокаженный, облезал теперь не двумя, как раньше, а сразу тремя слоями разномастной краски.
      В Москве вот уже почти месяц стояла чудовищная жара: днем за тридцать, ночью - под тридцать. Грозы были редкими, короткими и ни от чего не спасали, резко возрастающая влажность на несколько часов превращала условный Ташкент в условный Батуми, но жара оставалась прежней. В такие дни растрескавшийся Ильич сильнее обычного напоминал произведения Сальвадора Дали и навевал тоскливые мысли о великой вселенской суши и бесконечно медленной, страшной смерти от жажды.
      Глядя на пересохшего вождя, Кулаков ощутил жгучее желание как можно скорее выпрыгнуть из душного автомобиля на свежий воздух, хотя и знал наверняка, что никакой свежести в московском в воздухе уже давно нет.
      Ах, какие машины ездили по Барселоне и маленькой курортной Коста-Браве! В любом такси - кондиционер, ну, может, и не в любом, мелькало иногда какое-то старье подешевле, но Кулакову все как-то попадались "ниссаны-максима", "шевроле-лумина" или гордость испанского народа новехонькие "сеаты", то бишь "фольксвагены" местного розлива. С такими машинами и сорок пять в тени - не трагедия. Да что машины! Там в любом кафе, в любом магазине - про офисы и говорить не приходится - температура никак не зависела от того, что происходило на улице. А Москва - город северный, и здесь к жаре всегда не готовы. Впрочем, когда подступает настоящая холодина с лютыми морозами, выясняется, что город у нас вполне южный, и начинается лихорадочная подготовка к зиме. Так что дело тут не в климате, а, как принято нынче говорить, в менталитете. Такая страна. Такие люди. Вспоминалась в подобных случаях фраза, написанная однажды Эдуардом Лимоновым. Кулаков этого экстравагантного писателя не особо жаловал, да и не читал никогда. Но одну фразу, выхваченную из какой-то газетной статьи, полюбил и часто цитировал: "И как это меня угораздило родиться в такой неудобной для жизни стране?!"
      Сначала Владимир Геннадиевич зашел к себе в кабинет, поглядел оперативную переписку, хотел было даже компьютер включить, но передумал и отправился все-таки к Форманову, его новехонькую "Ауди-А8" перед центральным входом отметил сразу, да и назначенное время как раз подходило. Адъютант генерала был не только исполнителен, но и приветлив - добрый знак, - а за дверью Кулакова ждал сюрприз. Переступил он порог и ахнул: у начальника ЧГУ генерала-лейтенанта Алексея Михайловича Форманова в кабинете было прохладно.
      - Кондишн?! - восхищенно выпалил Кулаков вместо "здрасте". - Когда установили?
      - Да вот, сегодня ночью. Видишь, сижу, балдею, как говорит молодежь.
      - Молодежь так уже не говорит, - поправил Кулаков. - Это наши с тобой дети так говорили. Но и они уже переходили на "торчу" и "тащусь". А нынешние, то есть следующее поколение, говорят "отъезжаю", или "это меня прикалывает", или "я отвисаю по полной".
      - Ба! Откуда такие познания, Геннадич?
      - Внучка просвещает. Между прочим, молодежный сленг очень сильно пересекается с блатным, а вот на фене нам с тобой, Алексей Михайлович, скоро придется говорить все чаще и чаще. Чует мое сердце.
      - Вот и мне тоже так кажется, - согласился Форманов и добавил не на фене, а на простом общенародном языке: - sТвою мать! Бандиты, натуральные бандиты лезут в международную политику, МВД просит поддержки у Интерпола, чтобы как следует дать им по рукам, но влезают эти чудаки из контрразведки ФСБ со своими интересами, и даже внешняя разведка. Наконец, из Кремля раздается окрик: "Этих не трогать!" Ну, и как в подобной обстановке работать, как?!
      - Да так же, как и раньше, Алексей Михалыч, - рассеянно почесал в затылке Кулаков. - Ты ведь мне про весеннюю историю рассказываешь?
      - И про осеннюю, и про весеннюю, и про новую летнюю, я уже сам не знаю, про что я тебе рассказываю! - у Форманова внутри все бурлило. - Я вообще перестаю понимать, на кого, для кого, во имя каких целей мы работаем!
      - Мне проще, - заметил Кулаков тихо и как бы в сторону. - Я этого с самого начала не понимал. Просто выполнял приказы. А про себя думал: "Служу России". Тут не надо вопросов задавать, тут как в церкви: "Верую, ибо абсурдно".
      Форманов посмотрел на него с любопытством, как на незнакомого человека.
      - А ты философ, оказывается, Геннадич! Ну, ладно, отставить трепотню, - традиционно подвел черту начальник, - переходим к делу.
      Однако настрой у него явно переменился. И Кулаков подумал про себя: "Когда мы гаркали, щелкая каблуками и вытягиваясь в струнку, "Служу Советскому Союзу!" - совершенно искренне, кстати, - это было красиво и звучало эффектнее. Каждый понимал, что действительно служит огромной непобедимой, пугающей многих державе. А сегодня "Служу России!" хочется говорить тихо, и не потому, что стыдно служить такой России, как думают, к сожалению, некоторые, даже многие, а потому, что, произнося эти слова, надо вслушиваться в потаенную музыку почти интимных, во всяком случае, у каждого своих ассоциацийs".
      Кулаков не сумел бы пересказать подобное словами, но он действительно всю свою жизнь служил России, не слишком хвастаясь этим. Вот и сейчас промолчал, воздержался от комментариев. К делу, значит, к делу. Что у нас там, на повестке дня?
      А на повестке дня было сразу все. Мышкин и Павленко. Гамбургские ультраправые и стамбульские ультралевые. Старый знакомый Эльф, разбогатевший на еще одно имя - майор Платонов. А также Фарид, Ахман и Аджалан - в общем, полный интернационал. Фарид Аннамурадов, непонятно откуда взявшийся и непонятно куда пропавший был чистокровным туркменом, и, казалось бы, что ему было делать посреди вполне понятной, но абсолютно левой для этого дела проблемы курдов. И, наконец, мальчишка Глаголев с задатками гениального стрелка, исчезнувший в никуда с фээсбэшной, как выяснилось, дачи. Тренер его, Кручинин, тоже, кстати, исчез. Искали ветерана спорта вполне серьезные дяди из Главного управления по борьбе с организованной преступностью - ГУБОПа. Ноs безо всякой связи с Аникеевым и Павленко. В МВД сразу поняли, что никаких контактов со "Сферой" и "Фениксом" Кручинин не имел, потому его ученика и использовали для этого заказного убийства. Причем Форманов знал, что Кручинин, мягко говоря, не первый год был внештатником Второго главного управления КГБ. Как оно теперь называлось, генерал никогда не мог запомнить, да и ни к чему. Все и так понимали: двойка - контрразведка, девятка - охрана, восьмерка - технические службы, тройка - армияs Внутренний жаргон полностью сохранился. И Форманов доподлинно знал, что Кручинин до сих пор работает на спецотдел "двойки", выполняет иногда деликатные поручения известного рода. Где уж нашей многострадальной милиции такого человека найти!
      Ну а Павленко вообще по эмвэдэшной картотеке не проходил. У "Феникса", дескать, все тип-топ, во главе фирмы солидные люди и бизнес у них чистый. Вот только Форманову в этот чистый бизнес пришлось теперь совать нос, а пахло там не розами и не ландышами - скорее сортиром и бойней.
      Ну, что еще у нас на повестке дня? Достаточно? Более чем. И так уже все в кучу, полнейший винегрет. Но главное, что винегрет этот успели подать к кремлевскому столу, и тамошняя, хоть и изголодавшаяся по оригинальным рецептам публика вилочкой потыкала, поморщилась, а кушать отказалась. Нет, не то чтобы блюдо несвежим сочли - наоборот, вынесли вердикт: не готово еще, не хватает чего-то. И вызвали повара. То бишь генерала Форманова.
      И вот теперь часа не прошло, как он оттуда вернулся. Потому и матерился бесперечь. После Кремля Алексей Михайлович, как правило, матерился подолгу.
      - Значит, так. Иван Матвеевич (трам-тара-рам!) за этого (трам-тара-рам!) Павленко стоит горой. К Мышкину относится осторожнее, но и его велит защищать. Ахмана же наш куратор лично сдал бы туркам хоть завтра, да только внутренняя интеллигентность не позволяет, точнее понимание текущей политической ситуации. Нельзя, говорит, горячиться. Зато с Эльфом велел разобраться как можно скорее. Появление фигуры такого масштаба в России, да еще в новой русской инкарнации (Иван Матвеевич именно так и выразился), очень его тревожит.
      - Что значит "разобраться"? - вздрогнул Кулаков, невольно перебивая Форманова.
      - Разобраться - в данном случае означает поставить диагноз Эльфу: работать с ним, выдворить из страны или убрать физически.
      - Ну, если наш куратор выберет последний вариант, пусть он сам этим лично и займется. Я ему даже свой табельный "ПСМ" подарю.
      - Владимир Геннадиевич, - поморщился Форманов от этой шутки. - Ты же не в Чечне, и Иван Матвеевич - это тебе не командир части и не командарм. Даже не министр обороны!
      - А какая у него должность? - решил на всякий случай уточнить Кулаков.
      - Сегодня? - переспросил Форманов. - Помощник президента, заместитель руководителя его администрации, и, кажется, еще начальник группы имиджа. Достаточно?
      - Вполне, - махнул рукой Кулаков. - Имидж он президенту славный создает. Включаешь телевизор и думаешь: то ли смеяться, то ли плакать.
      - Да ладно тебе! Не в словах дело. Должностей у нашего куратора во все времена много было. Министерские портфели (не из последних, заметь, по значимости) проходили через его руки? Проходили. Был он председателем какого-то думского комитета? Был. А также советником при, ответственным за, уполномоченным по, и вообще всегда совмещал не меньше двух высоких назначений. Но знающие люди давно поняли, что там, наверху, не в званиях и не в должностях суть. Главный критерий - это, как они называют на своем жаргоне, "близость к телу", то есть возможность встречаться с президентом с глазу на глаз, право звонить ему в определенное или в любое время, степень доверительности отношений с первым лицом в государстве, степень влияния на принимаемые им решения. Вот по всем этим показателям наш Иван Матвеевич и сохраняет за собою уверенно пятую-шестую позицию в неофициальной иерархии Кремля.
      - Понятно, - кивнул Кулаков.
      А про себя подумал, что для Форманова Иван Матвеевич, которого тот традиционно не называл по фамилии, - то ли из соображений конспирации, то ли из особого уважения, - был человеком особенным, ведь именно он стоял у истоков создания ЧГУ, собственно, считал его почти своим детищем. Да, о единстве взглядов, тем более о взаимопонимании и доверительных отношениях с функционером такого уровня речи идти не могло (Форманов, кстати, считал, что у их кремлевского куратора вообще нет никаких взглядов), зато в одном генерал был уверен: пока на Старой площади есть Иван Матвеевич, ЧГУ будет существовать и пользоваться известными привилегиями, во всяком случае, информационно-оперативного характера. Вот почему к мнению куратора прислушиваться было совершенно необходимо.
      - Поручи-ка ты Эльфа Большакову, - сказал вдруг Алексей Михайлович.
      - Еще раз? - угрюмо спросил Кулаков.
      - Да хоть еще сто раз! Что вы мне все как один тычете этой вроцлавской историей. Ошибки бывают у кого угодно. На ошибках учатся. Зато с электронным оружием и микрочипами теперь проблем нет, и мониторы повсюду новые, а ты, Владим Геннадич, по всему миру с ноутбуком ездишь и с портативной космической связью фирмы "Тесла"s
      Потом он выдохся и тихо добавил:
      - А кондишн, между прочим, на государственные средства поставили.
      - Знаешь что, Алексей Михалыч,s - Кулаков задумался. - Не поручить ли нам команде Большакова не просто Эльфа, а всю эту банду чохом, они уже влезли по уши в наше новое дело, со всеми перезнакомились. Пускай и распутывают клубок. Пусть повылавливают курдов среди туркменов, хохлов и польских евреев.
      - Курдов - пусть вылавливают, но ты должен расставить приоритеты. Главная персона - Эльф. Задача - понять, зачем он здесь сегодня. Поймем будем ставить ему диагноз, как просит Иван Матвеевич. А без этого - никуда.
      - Эльф - король рынков, - пробормотал Кулаков.
      - Что?! - удивился Форманов. - Хотя вообще-то мысль интереснаяs
      - Да нет, - сказал Кулаков, - это я так, просто представил себе название романа-фэнтези на цветастой обложке с голой девочкой в пасти дракона: "Эльф - король рынков". Можно целый сериал забацать. Глядишь, займемся издательским бизнесом.
      Форманов странно посмотрел на Кулакова и выдал совершенно неожиданную вещь:
      - Бизнесом не надо, а вот о фантастике подумай. Но не о драконах и голых девочках, а в конструктивном ключе. Вспомни, с чего наша контора начиналась. Думаешь, случайно они переподчинили мне в девяносто первом отдел, занимавшийся экстрасенсами и прочими шизами. А Сережу Малина помнишь? Его орлы гораздо лучше преуспели по части аномальных явлений, потому что с Америкой работали в одной упряжке. Весь Колорадский научный центр был в распоряжении российского филиала тогдашней службы ИКС.
      - А нам-то что толку с этого? - не понял Кулаков. - Если мы всю дорогу против Малина работали.
      - Твой вопрос понятен. Их секретные материалы не были нам доступны ни тогда, ни теперь, но поскольку в девяносто пятом у нас началось открытое противостояниеs
      - Прости, что перебиваю - Кулаков решил уточнить - Это когда Малина убили по заказу ФСБ, и потом все руководство службы РИСК покинуло страну?
      - Да, август девяносто пятого. А уехали они в декабре. Только вовсе это не ФСБ заказывало. И не мы. Уж это я точно знаю. А вообщеs - начал было Форманов, потом внезапно передумал и как-то потерянно замолчал.
      - Мутная была история? - сочувственно поинтересовался Кулаков.
      - Более чем, - кивнул Форманов, - но я сейчас не об этом, отвлекся просто. А хохма-то в чем? Когда враг сидит в одном здании с тобой, только этажом выше, и докладывает об успехах твоему же президенту, свято веря, что работает, как и мы, на благо России - это дурдом полный. Сам понимаешь, шизофрения до бесконечности продолжаться не могла. После девяносто пятого все более или менее встало на свои места. И теперь, когда команда Сергея Малина базируется по ту сторону океана, как это ни странно, нам стало проще выведывать их секреты. То есть вместо дурдома нормальная разведывательная деятельность.
      - Ну, и что же удалось выведать?
      - А ты апрельский отчет Игната Никулина читал?
      Кулаков вздрогнул и чуть не уронил сигарету.
      - Не читал. И читать не буду. Это не моя епархия. У тебя же чудесами другой отдел занимается. Я человек прямой, сугубо военный и вывихнуть себе мозги на этой ерунде не желаю.
      - Стоп! - осознал вдруг Форманов. - Откуда же ты знаешь про отчет Никулина, если не читал его?
      - От самого Игната. Мы хорошо знакомы.
      - Ах, ну да!.. Вы же вместе Афган прошли! Восемьдесят восьмой год, если не ошибаюсь?
      - С восемьдесят шестого по восемьдесят девятый, - уточнил Кулаков.
      - В общем, так. Считай, что это не приказ, а рекомендация. Но я бы тебе очень советовал прочесть апрельский отчет Никулина, а потом, быть может, и поговорить с ним самим об Эльфе.
      "Нет, ну разумеется, - подумал про себя Кулаков, - когда изысканный кремлевский винегрет вроде бы уже готов, а клиент считает иначе и явно не доволен, можно в фирменное блюдо для пущей оригинальности и гречневой каши подсыпать, можно даже пшенки, только вряд ли винегрет от этого вкуснее будетs Причем здесь Игнат Никулин, бляха-муха?!"
      Но вслух он сказал другое:
      - Ладно. Проработаем и такую версию.
      Форманов глянул на него, пожевал губами и ничего не ответил, за годы совместной работы они научились понимать друг друга по интонации. И сейчас было ясно, что Кулаков не станет - во всяком случае, в ближайшие дни ворошить архивы по РИСКу, читать пресловутый апрельский отчет и разыскивать Игната.
      - Работай, - сказал Форманов.
      - Это все?
      - Вроде пока да,s - в голосе Форманова не было уверенности.
      И Кулаков поспешил с вопросом, который давно вертелся на языке:
      - Чуть не забыл спросить: а кто на этот раз будет платить моим ребятам за работу?
      - Значит, интересуешься, кто заплатит Большакову и его орлам? свирепо осведомился Форманов, но тут же сбавил обороты: - Законный вопрос. Однако, я думаю так: им уже заплатили сумасшедшие деньги. Ты соображаешь вообще, что означает четверть миллиона - каждому?! Такие суммы очень нелегко удержать в руках, будь ты хоть самим Большаковым. Давай договоримся просто: мы берем их под крыло, гарантируя сохранность мышкинских гонораров, а они работают на нас до победного конца. Все равно из такой игры в два счета не выйдешь, если, конечно, не уехать куда-нибудь в Гренландию.
      - Красиво говоришь, Алексей Михайлович, но порядочно ли это по отношению к исполнителям?
      - А мне плевать на порядочность! - неожиданно резко рубанул Форманов. - ЧГУ сегодня платить им не может! На что я спишу, скажем, двести тысяч? Спецоперации не планируются, вербовки - тоже. Я что, на оперативно-розыскные мероприятия такую сумму брошу? Да меня уволят тут же, к чертовой матери!.. А кстати, о службе ИКС и прочих международных организациях. Попробуй по своим каналам осторожненько так выяснить: янки по-прежнему заинтересованы в поимке Эльфа? Может, они нам опять денежек и подбросят?
      - Это несерьезно, - сказал Кулаков. - В нынешней политической ситуации рассчитывать на деньги наших людей в Штатах...
      - Да, ты прав, - кивнул Форманов и чуть было не попросил у Кулакова сигарету - от расстройства.
      Потом вспомнил, что у него есть свои, закопанные на крайний случай, достал пачку, повертел в руках, курить передумал, зато выдал идею:
      - Вот что, Владимир Геннадиевич. Как говорится, даю установку. Думаю, есть один вариант, как уговорить Большакова. Знаешь, в Германии, кажется, в начале века, среди борцов, участвовавших в публичных турнирах, принято было заранее договариваться о том, кто победит. Людям, которые платили деньги, требовался не столько спорт, сколько шоу. Ну, борцы и отрабатывали свои деньги вполне добросовестно. Однако время от времени, чтобы не терять спортивной формы, они устраивали подпольные турниры, без публики и совершенно бесплатно. Эти турниры проходили в Гамбурге, борцы дрались насмерть, сами себе были зрителями и сами себе - судьями. И судили друг друга "по гамбургскому счету", так они это называли - то есть профессионально и честно. Вот я и предлагаю твоим суперменам сразиться с Эльфом - чтобы форму не потерять.
      Кулаков думал ровно три секунды. Потом понял: такая аргументация покажется Крошке убедительной. Скорее всего. И отрапортовал:
      - Задача ясна. У меня еще только один, последний вопрос. Если окажется, что Эльф действительно решил завладеть "Сферой" и остаться в Россииs
      - Этого не может быть, - перебил Форманов. - Завладеть "Сферой" - да, возможно, но в таком случае все деньги "Сферы" уже через неделю окажутся где-нибудь в Швейцарии или еще дальше, а это как раз то, чего мы не имеем права допустить.
      - Иван Матвеевич сказал? - решил уточнить Кулаков.
      - Намекнул.
      - Понятно.
      - А раз понятно, приступай.
      Генерал-майор Кулаков часа три просидел за компьютером. Благо вот уж полгода у него на столе стоял шикарный жидкокристаллический монитор "Блисс-1700", от которого глаза совсем не уставали и голова не болела. Мало того, что излучение нулевое, так еще и мерцание картинки практически устранено, то есть дополнительной нагрузки на сетчатку и глазные мышцы никакой - ну, все равно, что бумаги просматривать. А документацию теперь практически всю держали в электронном виде. Поняли, наконец, что это надежнее. Бумажный документ и украсть и уничтожить легче. А уж про дешифровку и говорить нечего! Вместо многочасовой волынки - две кнопки нажал и все! Остальное за тебя машина делает.
      Долгое время бытовало мнение, что хранение информации в компьютере это все равно, что автомобиль, оставленный открытым ночью посреди улицы, так как от настоящих хакеров спасения нет и быть не может - они взломают любую защиту. Сколько этих баек по всему свету ходило! О вхождении студентов и школьников в базу данных Пентагона, НАСА, ЦРУ, "Америкэн-банка" и так далее. Кстати, не только баек. Были случаи, были. А уж в России-то при ее традиционном бардаке, низком уровне бытовой культуры и одновременном изобилии всяческих самородков, вроде тульского левши, блоху подковавшего в России сам Бог велел любому желающему читать насквозь самую сверхсекретную информацию.
      Но вообще не так все просто. Если заранее думать о секретности (а в ЧГУ о ней думали), никаких технических сложностей тут нет. От хакеров спасались старым дедовским способом. Запароливать соединение с сервером или вход в директорию - это дело пустое. Как запаролишь, так и распоролят тебе. А вот если всю информацию хранить в зашифрованном виде, то никому постороннему доступна она не будет. На сто процентов. Есть такие шифры. Не компьютерщики их придумали. И не сегодня, даже не позавчера.
      Это же на первом курсе проходят в любой разведшколе. Будь ты хоть гениальным шифровальщиком, хоть с полувзгляда понимай принцип записи цифр, но, не владея информацией о том, что Иван Иваныч и Петр Петрович договорились между собой использовать сегодня для шифра третий том "Войны и мира" в академическом издании, Ленинград, 1934 год, - ничего ты в их письмах друг другу не поймешь. Точно так же работают современные компьютерные программы. Без "ключа", хранимого, допустим, на дискете плюс (вторая степень защиты) без запускающей команды, хранимой уже исключительно в голове, читаться ничего не будет. И примитивный подбор ключей хоть с самой фантастической скоростью, на которую способны "пентиумы" четвертого поколения, ничего не даст. Потому что это как раз та самая задачка старика Максвелла: за какое время стая обезьян, стуча по клавишам пишущих машинок, наберет заново все книги Британской библиотеки? Чисто теоретически такое возможно, но времяs Так вот примерно за тот же срок несчастному хакеру, забравшемуся в архив ЧГУ, удастся расшифровать его содержание.
      Генерал-майор Кулаков привел интересующие его файлы в удобочитаемый вид секунд примерно за двадцать и погрузился в изучение всех материалов по делу о "короле рынков". Пересечение с этими делами агента-перевертыша по кличке Эльф начиналось аккурат три дня назад, когда Крошка опознал Юриуша в майоре Платонове. Удалось выяснить, что в России Эльф появился никак не раньше, чем за двое суток до этого, а в офисе Аникеева и вовсе возник лишь накануне. Вот и вся информация. Никаких более ранних пересечений отмечено не было не только с фигурантами по делу, но и вообще в сфере их интересов. Ну, действительно, на фига козе баян? На черта супершпиону Эльфу какие-то грязные российские рынки?
      Эльф, если копнуть его биографию, очень скупо представленную, несмотря на совместные усилия ЦРУ, БНД, "Моссада" и КГБ, вообще мало с кем пересекался. Он был типичный герой-одиночка, работавший по отдельным сверхсекретным заданиям. Секретным зачастую и для него самого. Ведь он мог быть лишь частью какой-то операции, а избыточным любопытством этот человек не страдал никогда. С другой стороны, нередко Эльфу выдавались поручения сугубо приватного, если не сказать интимного, свойства, исходившие от первых лиц разных государств, и эта информация не подлежала разглашению нигде и ни при каких обстоятельствах - вплоть до физического уничтожения всех реальных и предполагаемых свидетелей.
      Таким образом, за Эльфом охотилось с полдесятка разведок (в иные времена и побольше), но ни одна спецслужба не могла ему предъявить ничего по закону. Кроме польской разведки, но и там с законом оказалось не все в порядке. Та спецслужба, которую Юриуш "предал" в восьмидесятом, была не столько польской, сколько советской, и нынешняя разведка не являлась ее правопреемницей в полном смысле. Так что вся вроцлавская история была не более законной, чем похищение какого-нибудь нацистского палача Эйхмана моссадовцами в Аргентине. Между прочим, как раз Израиль подозревал Семецкого в причастности к терактам в Иерусалиме, но доказательств не имели даже эти сверхголовастые парни с окраины Тель-Авива или не менее головастые - из армейской разведки "Аман".
      А генерал-майору Кулакову с помощью непобедимой команды легендарного Крошки предлагалось сегодня найти хоть какие-нибудь доказательства хоть чего-нибудь - именно так! А иначеs что же? Действовать по принципу: "нет человека - нет проблемы", принципу столь любимому в годы сталинизма? Кулакову было неприятно даже думать об этом, и особенно неприятно, что о физическом уничтожении Эльфа заговорил сам кремлевский куратор Иван Матвеевич.
      Дело же было не в том, какой именно кары заслуживал на самом деле Эльф. Дело было в отношении власть имущих к людям вообще. Ценность человеческой жизни равнялась для них нулю. А на прямой вопрос, какова же все-таки эта стоимость, они непременно задавали встречный: "Чьей именно жизни?" Для них это было важно. А о том, что любой человек - личность, они последний раз слышали на уроках литературы в школе. Задача физического уничтожения кого-либо рассматривалась власть предержащими как нечто будничное, вроде рубки леса или сноса обветшавших зданий в центре города. И такими были они все. Кулаков год от года все четче убеждался в правильности этого печального предположения. Получалось, что для подъема на определенную ступень власти приходилось просто-напросто проходить тест на равнодушное отношение к убийству. Не прошел - будь здоров! Занимайся чем хочешь: наукой, производством, музыкой, торговлей, да хоть спецоперациями, но к власти тебя больше не подпустят, там такие неврастеники не требуются.
      А Кулаков этот сакраментальный тест ни при каких обстоятельствах не прошел бы: и в Афгане, и в Чечне понавидался смертей, но равнодушия к убийству не приобрел. Иногда сам удивлялся, как это ему с подобными взглядами дали в итоге звание генерала, должность ответственную с немалыми, надо заметить, полномочиями, и вообще не гонят из этого сверхсекретного учреждения. Или именно здесь и нужны люди с такими необычными взглядами? Ведь генерал-лейтенант Форманов тоже каким-то чудом сохранил в себе остатки совести и умение задумываться над моральной стороной любого вопроса.
      Короче, Кулаков про себя решил, что убивать Эльфа они не будут (не только потому, что это действительно сложно); выдворять же его из страны казалось предельно скучным и бесперспективным занятием в контексте всего предыдущего. Значит, с Эльфом надо работать. И Кулаков очень надеялся, что именно пресловутый "майор Платонов" раньше других сам выйдет на контакт с его ребятами.
      Да только все получилось по-другому. Совсем по-другому.
      ЭЛЕКТРОННАЯ ШИФРОВКА
      Диас - Кулакову
      На буферный сервер от нашего агента Петера получен радиоперехват. В ходе выборочного прослушивания сотовой сети GSM по неблокированным номерам, принадлежащим гамбургским миллионерам, удалось записать разговор, который вели по-русски (NB!) хозяин концерна "Ханзаринг" Дитмар Линдеманн и человек, назвавшийся Эльфом. Пересылаю на ваш сервер по локальной сети расшифровку этого разговора.
      s ...июня 1999 года, начало записи - 12.15.
      Линдеманн - Гамбург, собственный особняк (или около него).
      Эльф - местонахождение не установлено.
      Линдеманн. Слушаю вас. (Первая фраза произнесена по-немецки.)
      Эльф. Привет, Димыч! Шпрехать в другой раз будем. Надеюсь, ты узнаешь меня и не считаешь, что это розыгрыш?
      Линдеманн. Да, узнаю, но почему ты не можешь говорить по-немецки?
      Эльф. Да, во-первых, потому, что терпеть не могу вашего "дойча", а во-вторых, я только по-русски и могу охарактеризовать то, что происходит сегодня в твоей любимой России. Или на своем родном, но тогда ты не поймешь. Да?
      Линдеманн. А что там происходит? По-моему, как раз все в порядке. Мои люди отрегулировали отдельные шероховатости. Я получил подтверждение, скоро пойдет очередной траншs
      Эльф. О, санкта симплицитас! "Все в порядке, очередной траншs". Да в России сейчас полныйs абзац! Подробности письмом, Димыч, но главное, я готов помочь тебе. Я приеду, если ты обещаешь все мои расходы взять на себя.
      Линдеманн. Расходы? Ты имеешь в виду дорогу, пребывание здесь...
      Эльф. Да, да, дорогу и пребывание тут и там, но, надеюсь, ты еще не забыл, что билета на самолет в бизнес-класс и номера в "Кемпинском" мне явно недостаточно.
      Линдеманн. Я понял: охрана, легенда, пути отхода, словом элементарные гарантии безопасностиs
      Эльф. Элементарных, я думаю, маловато будет. А ты ведь пропадешь без меня, дружище. Ну что, я вылетаю?
      Линдеманн. Когда?
      Эльф. Стоп. Мы говорим по защищенному номеру?
      Линдеманн. Нет. Защищенный у меня в кабинете остался, а я из бассейна говорю.
      Эльф. Идиот! Спасибо, что не из сортира.
      Линдеманн. Но меня сейчас никто не слушает.
      Эльф. Еще раз идиот! Откуда ты можешь знать? Это меня никто не слушает сейчас, потому что я проверялся, а тебя слушают всегда и везде - с твоими-то деньгами. Господи! И как только ты их сумел заработать, шлимазл! Все. Давай номер. Я перезвоню. А этот разговор можешь считать щедрым подарком для наших врагов. Слушай, ты там в бассейне, говоришь? Так выкинь свой аппарат в воду и забудь про этот номер. Миллионер хренов, кроит на телефонных переговорах и дает серьезным людям для связи незащищенные от прослушки номера! Я хочу слышать всплеск воды, когда ты швырнешь свою дурацкую трубку в бассейн. Атаманнаа лак кулли кхэер! Ма'ас-салаамах. (Это вежливое прощание по-арабски, за точность русской транскрипции не ручаюсь. - Прим. шифровальщика.)
      Далее в фонограмме - плеск воды.
      Кулаков прочитал дважды эту самую свежую шифрограмму. Ремарку про плеск воды счел за добрую шутку агента, не утратившего чувства юмора. В арабский словарь не полез - правильность написания выражений типа "будь здоров и всех благ тебе" мало его интересовала. А если в них и был тайный смысл, так дешифровщик увидал бы его скорее. Любопытнее казалось другое - в имевшихся данных на Эльфа его прямые контакты с арабскими странами не фигурировали. "Откуда же эти шуточки? - размышлял Кулаков. - И почему они понятны немецкому финансовому магнату Линдеманну, свободно владеющему русским? Ох, не зря в "Моссаде" подозревали Эльфа! Ох, не зря. Но главное сейчас выяснить, где он пересекался с Линдеманном - уж не в России ли? Что ж, выясним и это. Жаль, что нельзя вот так прямо взять и позвонить Большакову, как своему обычному подчиненному. Так ведь он и не подчиненный. Партнер, компаньон, младший товарищs - он поискал еще какие-нибудь определения и вдруг совершенно некстати вспомнил слово, оставшееся непонятным в разговоре Линдеманна с Эльфом. Шлимазл. Знакомое что-то. Феня, не феня,s Не забыть спросить у знающих людей. Шифровальщик вон перевести не удосужился - стало быть, знает, собака!"
      Меж тем становилось абсолютно очевидно, что следующей точкой маршрута будет у группы Большакова древний ганзейский город Гамбург. Грех ловить Эльфа во Владимирской губернии, когда его такие большие люди в Германии ждут.
      Кулаков подошел к окну, посмотрел вниз: кроме его "волги", других машин во дворике не осталось. Ну еще бы! Ночь уже скоро. Форманов - и тот уехал. Ну ладно, для организации простой конспиративной встречи с Большаковым Алексей Михайлович и не нужен. Начальник уже дал добро и на эту встречу, и на поездку в любую точку земного шара. Бухгалтерия скушает как миленькая авансовый отчет по Германии.
      "Вот ведь до какой степени оказался прав Форманов! - улыбнулся про себя Кулаков. - Ребята и впрямь вступят в поединок с Эльфом не под заказ, а ради чести, и судить их будут действительно по гамбургскому счету. Потому что все это случится именно там, в Гамбурге".
      Глава пятая
      СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР
      Из романа Михаила Разгонова
      "Точка сингулярности"
      - Еще по одной? - предложил Линевич.
      - Охотно, - сказал я.
      Виски было отменное, настроение - тоже. Ведь я уже выполнил задачу, поставленную мне моими древовидными братьями, на пять с плюсом. Я узнал нечто такое, о чем они и не мечтали узнать. Теперь не грех было и расслабиться.
      Вообще Дима Линевич не понравился мне. Человек иного происхождения, иных взглядов, с абсолютно неприемлемым для меня характером, он не мог быть моим другом в детстве и ни при каком раскладе не станет другом теперь. Акула капитализма, трудоголик, холодный, безжалостный, прагматичный - нам было не по пути. Но разговаривать с ним оказалось удивительно интересно и приятно. Для обоих. Ностальгия по советским временам (или просто ностальгия по нашей юности?) объединяет сегодня самых разных людей вплоть до классовых врагов и религиозных фанатиков непримиримых конфессий.
      Общие воспоминания о переулках и дворах, об уличной шпане тех лет, о катке на Патриарших переместили нас из пижонского ресторана в Центре Берлина в далекую, нищую, но счастливую, родную и любимую Москву - город нашего детства. И это было здорово.
      - Я редко курю, - сообщил вдруг Дима, доставая из кармана пачку. - И всегда только один сорт сигарет - "Бастос".
      А я глянул на эту невзрачную серенькую пачку с голубым кабриолетом в центре (голубой, значит, легкие) и не удержался от восклицания:
      - Вах!
      - Что такое? - не понял Линевич.
      - Хотите расскажу забавную историю?
      И Дима как бывший советский человек по достоинству оценил случай, происшедший когда-то с моим другом Майклом Вербицким.
      Начало девяностых. Партия настоящих сигарет "Бастос" (чего только не везли тогда в Москву!) конфискована на таможне за неуплату пошлины и продана по символической цене случайному оптовику. Оптовик на незнакомую марку большую накрутку делать не стал. И в итоге американские сигареты попали к потребителю по цене "Дымка". Майкл рискнул взять пару блоков на пробу. Тут же оценил качество, хотел купить еще, ноs, кончились. Ладно. Курил он их регулярно, но когда встречался с солидными людьми, брал для понта "Мальборо" или "Кент". И вот сидит однажды в "Метрополе" с богатым немолодым американцем. Встреча крайне ответственная, нервничает, и, конечно, запускает руку не в тот карман - вместо "Мальборо" достает серенькую пачку "Бастос" с красным кабриолетом в центре, но замечает ошибку, когда сигареты уже лежат на столе. Рокировку делать поздно и глупо. И тут американец приходит в полный восторг. Целых полчаса он рассказывает Майклу историю старейшего, самого аристократического и дорогого сорта американских сигарет, ведь хозяева этой табачной компании - его родственники.
      Линевич от души посмеялся, догадавшись о концовке заранее, и все-таки финал получился неожиданным. Я рассказывал историю, иллюстрируя ее жестами, и вот, когда извлекал из левого внутреннего кармана пачку любимого "Парламента", вместе с ним выпала на стол фотография Ланки Рыжиковой.
      Линевич странно вздрагивает, порывисто поднимает портрет, приближает его к лицу и лишь после этого аккуратно, как бомбу, кладет назад, а потом, словно проснувшись, говорит:
      - Извините. Обознался. Кто это? Ваша девушка?
      - Это моя жена, - вру я зачем-то.
      Но Линевич соревнуется со мной в абсурде и неожиданно просит:
      - Подарите мне, пожалуйста, эту фотографию.
      - Возьмите, - говорю я, пытаясь не отставать. - Если она вам так понравиласьs У меня же остался негатив.
      - Видите ли, она очень, очень похожа на одну женщинуs
      И как между нами могло произойти такое? Вроде не так уж и много выпили.
      Не мудрено, что отчет об этой встрече я написал Тополю только через несколько дней, когда немножечко пришел в себя. Но ни словом не упомянул про историю с фотографией.
      1
      Незасвеченную квартиру для временного проживания в столице нашел, конечно, Циркач - самый московский москвич среди нас всех. При достаточном количестве друзей и знакомых разыскать летом пустующую хату - не проблема. У Борьки Зисмана это получилось с третьего телефонного звонка из автомата на Ленинградском проспекте, куда мы тихо выбрели пешочком с Ходынского поля. Дальше двинули на такси, и Циркач все ворчал, что его уже тошнит от машин производства Горьковского автозавода. Что он, в конце-то концов, Борис Немцов, что ли?! Это наш вице-премьер вознамерился пересадить на "волжанки" все правительство и Думу в придачу. А Борис Зисман торжественно обещает завтра же подогнать к подъезду новый джип. Спасибо еще, что не прямо сегодня. Мы появились в Москве утром, но после двух почти бессонных ночей, и к тому же, если я правильно помню, было воскресенье. В общем, самое время по автосалонам бегать!
      А старый кирпичный дом на улице с немыслимым названием Девятая Рота выглядел как после артобстрела, но внутри оказалось все хорошо. Видать, сама девятая рота погибла, но рубежей не сдала. Между прочим, я всегда балдел от названий московских улиц: например, Четвертая улица Восьмого марта (почему бы не Восьмая улица Четвертого марта?) или - Тринадцатая линия Красной Сосны (есть еще Шестая, Восьмая и Двенадцатая, другие почему-то отсутствуют). Ну, да ладно.
      Наше временное пристанище располагалось во вполне цивильном месте - у Преображенки. И метро рядом, и рынок, и магазины - это в бытовом смысле, а в стратегическом - тоже неплохо: вокзалы близко, река Яуза под боком и два больших парка - Сокольники и Измайлово - для конспиративных встреч или бандитских разборок места идеальные. Были и другие подходящие объекты вдоль Яузы тянулись фабрики, гаражи, строительно-монтажные управления - в общем, небольшая внутригородская промзона. А на другом берегу - Матросская Тишина - знаменитая еще со сталинских времен психушка. И тут же рядом тюрьма. Грустное место. Но, с другой стороны, заставляет задуматься о вечном. Вот так пройдешь или проедешь мимо, и уже не станешь просто расслабляться перед телевизором или компьютером в тупом ожидании чьих-то звонков.
      Нам расслабляться никогда нельзя. Работа такая. Куда ни приедешь, где ни затаишься, повсюду у нас враги. Обложили, сволочи.
      Однако в первый день в Москве враги попрятались по углам, как мыши, и сидели тихо-тихо. Это было кстати, нам безумно хотелось спать, но Фил, как врач, уговорил всех сначала пойти перекусить. Готовить самим никаких сил не было, и мы отправились в ближайший ресторан на Большой Черкизовской, я даже его названия не запомнил. А нас там, я думаю, запомнили. Пять здоровых лбов, одетых во что попало, приходят без девушек посередь дня, заказывают все самое дорогое и не пьют ни капли спиртного. При этом спят на ходу. Не иначе приняли за каких-нибудь педиков обкурившихся. Но нам было наплевать. Мы не отметили за собой слежки, и было бы странно считать, что мы засветились, появившись все вместе в этом кабаке. И вообще, от кого мы скрывались? Вот это было смешнее всего - мы не знали! Даже генерал Кулаков не знал.
      И я сказал ребятам, когда мы вернулись на квартиру:
      - Слушайте, пошли они все в баню! Ложимся спать и никаких дежурных оставлять не станем. Дверь тут железная, через окно на шестой этаж вряд ли кто-нибудь полезет, а если и полезет, мы всяко проснуться успеем. Приказываю: немедленно спать.
      Приказы не обсуждают. Мои ребята эту истину давно и хорошо усвоили.
      Перед сном Фил провел последние сеансы лечения со мной и Шкипером раны зарубцевались настолько, что были уже практически не видны. Да и не ощущались. Это было удачно. Мне, признаться, уже обрыдло прихрамывать, да и Шкипер чувствовал себя неуютно, пока приходилось помнить, что его левая рука работает не на все сто процентов.
      А по вопросу о безопасности я оказался абсолютно прав: за время нашего отдыха ровным счетом ничего не произошло.
      Вечером же мы проснулись и колобродили довольно долго. Часов до двух ночи, как минимум, не ложился никто. Телевизор в квартире был отличный - с плоским удлиненным экраном. Имелся еще и маленький "Панасоник" на кухне, и компьютер стоял очень современный с винтом в десять гигов, из которых четыре оказались забиты игрушками. По этой части у нас Шкипер большой любитель. А Пиндрик принялся видеокассеты изучать. Я же вначале, подвинув Шкипера, изучил дяди Вошину дискету за компанию с Филом и Циркачом, а после все-таки тупо пялился в экран маленького телевизора (большой оккупировал Пиндрик), и телевизор комментировал мне очередные скучные события.
      С дискеты мы узнали кое-что новое о наших вчерашних заказчиках и обо всей этой хреновине в целом, но почему-то совершенно не хотелось служебную тему обсуждать. Фил то и дело выходил на балкон покурить, а в перерывах знакомился с довольно скромной, но специфической библиотекой - там обнаружилось много книг по медицине и психологии. Но он действительно больше курил, чем рассматривал книги, и это означало только одно: Фил напряженно размышляет. Циркач же в рассеянной задумчивости перебирал журналы, лежавшие большой стопкой, потом принялся листать не торопясь и вроде как увлекся.
      - Порнуха, что ли? - спросил я.
      - Ага, - кивнул он.
      - Слушай, кто здесь живет?
      - Не знаю точно. Бизнесмен какой-то. Отдыхает сейчас за рубежом. Да нам и не надо его знать. Так жить проще. Мы же здесь ненадолго.
      - И то верно, - согласился я.
      На самом деле я думал совсем о другом. Я думал о возможном и предельно допустимом числе случайностей в жизни.
      Ну, то, что Пиндрик оказался в Измайлове в момент убийства Аникеева это чистая случайность, такого никто не мог подгадать. То, что Циркач попал в штатные сотрудники "Сферы", в принципе могло быть случайностью, после кризиса он, как и все, сам искал работенку, но вышел-то на Мышкина не по объявлению в газете - через знакомых, и со знакомыми этими стоило разобраться отдельно. И уж совсем не случайным выглядело знакомство Фила со "свинским ежиком", как я его в шутку прозвалs
      Пришел с балкона Фил.
      - Ты знаешь, к какому выводу я пришел? - сказал он мне, отвлекая от сообщения об очередной перестрелке в Дагестане. - Кто-то из всей этой шайки расшифровал нас. Они знали или догадывались, что мы группа, еще задолго до убийства бандюгана Лазаря.
      - Сам ты бандюган, - буркнул Циркач, который, оказывается, тоже слушал. - И кто такие они?
      - Не ясно пока, - сказал Фил. - И возможно, про нас знал только один человек.
      - Мышкин? - спросил я.
      - Скорее, Эльф, - предположил Фил.
      - Или Навигатор, - Циркач, как всегда, мыслил нестандартно.
      Не удивлюсь, если он просто пошутил, но задуматься над этим предположением стоило.
      - Может быть, - согласился Фил. - Из тех материалов, что нарыл дядя Воша, получается следующее: либо Навигатор - один из нефтяных королей, сидящих в Москве, либо крупнейший авторитет с Северного Кавказа, имеющий выход на турецких спонсоров и вообще на исламский мир.
      - Ну, и что из этого следует, Фил? Из того, что нас расшифровали еще тогда?
      - Пока не знаю, - он честно развел руками.
      Я тоже не знал, и это тревожило сильнее всего. Мысли ворочались в голове как-то очень вяло, явно не хватало для общей картины нескольких важнейших фактов, и без них логический подход пробуксовывал, прокручивался, как гаечный ключ на головке сработавшегося, округлившегося болта.
      Я дольше других не мог уснуть, вдруг показалось, что если разложить все четко по пунктам, двигаясь от начала, то я сумею понять суть происходящего. Необъяснимость действительно раздражает, как непокорный болт. Ведь если проворачивается обычный ключ, всегда можно взять разводной или, в крайнем случае, газовый.
      В данной ситуации я поставил на газовую плиту чайник, заварил себе в кружке очень крепкого чаю и сел за стол. Остальные уже спали.
      Попробуем начать сначала, с того же Измайлова. Кто был на рынке вместе с Аникеевым? Фарид Аннамурадов по кличке Ата. Вор в законе, некоронованный король Туркмении и - по слухам - близкий друг самого туркменбаши Ниязова. По ходу всех инструкций и разговоров с Мышкиным и Павленко, по ходу штурма дворца и бегства оттуда об этом Фариде как-то все забыли. Только Кулаков не забыл и предоставил нам довольно подробную справку.
      Для чего Ата прилетал в Москву? Для серьезных переговоров с Лазарем об объединении усилий. Каких? В чем? Осталось неизвестным. Как повел себя Ата после выстрела? Сел в свой московский бронированный "мерседес" и немедленно уехал в аэропорт, ни с кем даже не попрощавшись. Где теперь Ата? Неизвестно, но предположительно - по косвенным данным - в Турции. Ставим галочку: без Аникеева-Лазаря ворам в законе нечего делать в "Сфере". Это подтверждается и поведением другого вора - Ахмана (Георгия Вахисовича Ахманалиева, 1942 года рождения, трижды судимого, окончание последнего срока 14 июля 1989 года). Работавший в свое время и со "Сферой" и с "Фениксом", в момент обострения конфликта, он оказывается явно на стороне Павленко, а в итоге и вовсе ведет свою игру, присылая боевиков для захвата недавнего компаньона, к тому же когда-то спасшего ему жизнь. Ставим вторую галочку: воры в законе по сути дела неуправляемы и зачастую беспринципны. В любом случае они всегда сами по себе.
      Свирский по кличке Ежик - совсем не вор, у него собственное вполне солидное дело, и чтобы это дело не мешали делать, Ежик мечтает примирить враждующие кланы. Не удивительно, что Мышкин считает его своим человеком, а Павленко - своим, и они обвиняют друг друга в убийстве Эдуарда. Легче всего предположить, что Эдика убивают как раз воры в законе, например тот же Фарид. Но галочку я поставил по другому поводу. Свирский был большим человеком во Владимире, и как бы на его земле расположена резиденция Павленко, а вовсе не Аникеева - это о многом говорит.
      Следующий вопрос: кто заказал убийство Лазаря? По почерку - это вообще Комитет. То, что Кручинин выполнял поручения КГБ, именно КГБ, потому что начинал еще до 91-го года, это я знал определенно от дяди Воши. Потому он и жив до сих пор, этот заслуженный тренер по стрельбе. И вряд ли его лучший ученик Глаголев в свои юные годы рискнул бы поменять хозяина. Тем более, вон как лихо его прячут. Кто прячет? Ну, конечно, мафия, в лице того же Павленко или еще кого, но какая мафия просуществует без государственной крыши? И в данном случае крышей является ФСБ.
      Наконец, Эльф. В Россию он явился, чтобы помочь Аникееву. Факт, не скрываемый самим Эльфом. Но в чем помочь? Вопрос. По оперативным данным, прилетел Эльф в один день с Фаридом. На те же переговоры? Не установлено. Зато абсолютно ясно, что после штурма "дворца Амина" Эльф уже выглядел весьма относительным союзником Мышкина. И даже до штурма: чего это его понесло на контакт с Ахманом без согласования с руководством "Сферы"? По поводу Эльфа галочка не вырисовывалась. Такой уж персонаж: галочки ставить негде! Я грустно ухмыльнулся. И вдруг понял: он же приезжал в Россию не к Аникееву и не к Павленко, даже не к Фариду. Он приезжал к Навигатору. Ведь именно он пугал грозным именем Навигатора самого Павленко!
      Куда мне было понять Эльфа! Зато я видел теперь наши планы. Да, мы имеем приказ ждать, но сроки не обозначены, и значит, день, два, а потом мы просто не выдержим. Разъедемся по домам? Ну уж нет! У меня же остался мобильный номер Эльфа, если, конечно, он не подарил его Мышкину вместе с аппаратом. Но все равно я буду звонить именно на этот номер. Ведь только Эльф по-настоящему хорошо знает Навигатора. А я уже не сомневался, что искать надо конкретно Навигатора. Есть такое правило: при решении серьезных задач иметь дело только с первыми лицами в любой организации. Разумеется, Мышкин и Павленко формально возглавляли свои фирмы, но они оба боялись Навигатора, и, значит, Навигатор был выше их. Вот с этим-то типом я и мечтал пообщаться.
      Придя к такому выводу, я внутренне успокоился, доцедил чай из заварочного чайника (того, что заваривал в кружке, мне, конечно, не хватило) и посмотрел на часы: начало пятого. За окном уже светало. Тихо-тихо было в небе над московским двориком. Никто не охотился за нами. Мы собирались охотиться. Вот черт! Я вообще кто? Наемник, солдат удачи или Шерлок Холмс? Получалось, и то и другое одновременно. Может быть, именно это сочетание и называл Мышкин думающим спецназом?
      А поспать все-таки стоило. Кто знал, чем суждено заниматься утром?
      Циркач знал, он собирался уже в десять ехать за машиной. Вечером, помимо порножурналов, этот неугомонный любитель женщин и машин изучил все рекламные газеты и справочники, какие нашел в доме, запал вначале на пижонский корейский джип "Санг-Йонг", но потом позвонил в какую-то круглосуточную контору и узнав, какие нынче низкие цены на автомобили, возрадовался широкому выбору, забыл про все азиатские новоделы, вернулся мыслями к истокам, к классическим американским внедорожникам, и остановился в итоге на роскошном "Джи-Эм-Си-Юкон", выклянчив недостающие шесть штук у Фила с обещанием вернуть, разумеется.
      Циркач уехал, как собирался, в десять. Но мне пришлось проснуться еще раньше. От телефонного звонка. Нет, не по мобильнику Фила. По обычному городскому аппарату.
      Никому как-то в голову не пришло, что надо бы отключить здешний телефон. Я, честно говоря, был уверен, что человек, уезжая, делает это сам или ставит аппарат в режим автоответчика. Но хозяин нашей временной хаты имел на сей счет особое мнение, или страдал рассеянностью, или - того хуже - спасался бегством. В последнем случае, мы все дружно должны были "благодарить" Циркача за уникальную находку.
      Не было еще восьми, когда я вздрогнул от громкого, противно тонкого сигнала. Аппарат стоял возле постели. Еще не до конца проснувшись и плохо соображая, где я, поднял трубку.
      - Фонды снимать будем? - поинтересовался грубый мужской голос безо всякого "здрасте".
      - Будем, - не задумываясь ни на секунду, ответил я.
      Почему-то такое зло взяло: вот хам! Звонит ни свет ни заря. Да еще и не здоровается.
      - Ну, тогда я выезжаю?
      - Выезжай, - решительно распорядился я.
      И он повесил трубку. Ему этого хватило. Ох, видать, и подставил я кого-то! Доходило уже с опозданием. Однако никто больше не перезванивал, и гости заявляться не собирались. Зато звонки теперь шли один за другим. После третьего - звали все время Игоря - я уж совсем было решил отключить телефон - спать хотелось - мочи нет! Но четвертый утренний страдалец неожиданно позвал Толю, и я попросил продиктовать номер, который он набрал. А пока звучали в трубке цифры, я с ужасом осознал, что сам не знаю номера. Осталось сообщить, что здесь таких нет (это была правда), а уж бывал ли тут подолгу некий Анатолий, жил ли в квартире или случилось обыкновенное для Москвы телефонное недоразумение - этого я не знал, хоть режьте меня. Но в любом случае, отключать аппарат от городской сети показалось вдруг неразумным. В нашем положении интереснее было все-таки начинать с телефонных переговоров, а не с перестрелки в дверях.
      Прежде чем Циркач уехал, я все-таки спросил его еще раз:
      - Кто он, этот Игорь, который здесь живет?
      - Так я, правда, не знаю, - улыбнулся Борис с безмятежностью младенца.
      - Но адрес-то кто тебе дал? И кто дал телефон Васи, у которого мы забирали ключи?
      - Адрес дал Виктор, я же тебе рассказывал вчера про него.
      - Да, - вспомнил я. - И этот же Виктор посоветовал тебе устроиться на работу в "Сферу"?
      - Нет, телефон "Сферы" мне дала Маринка.
      - А Виктор и Маринка знают друг друга? - продолжал доискиваться я.
      - Да. А что? Виктор был одно время женат на Маринке.
      - Это очень плохо, - резюмировал я.
      - И что, мне теперь никуда не ехать?
      - Да нет, - сказал я, подумав. - Наоборот, лучше поезжай. И джип твой нам пригодится, и вообще, если накроют, хоть не все сразу пропадем. Возьми с собой Пиндрика и звоните нам почаще. Ты-то знаешь, какой тут номер.
      Циркач сказал. Я еще помнил те цифры, что мне диктовали в трубку, и вздрогнул: все они совпадали. Эх, братцы! Не очень это хорошо, когда по одному номеру спрашивают и Игоря и Толю. Вряд ли это были отец и сын. И двое братьев - тоже вряд ли. Скорее наш Игорь в известных местах представлялся как Толя. А это уже очень серьезный Игорьs
      - Или просто бабник, - улыбнулся Циркач на мой аргумент, и был по-своему прав.
      Что ж, дай Бог, если так. Но все равно из-за этих звонков выспаться опять было не судьба. Значит, самое время выпить крепкого кофе и готовиться к любым неожиданностям. С любой стороны. В любую минутуs Ёксель-моксель!
      И все-таки сначала раздался звонок. По телефону. И голос с сильным кавказским акцентом сообщил:
      - Это гаварит Ахман. У тэлефона Балшаков?
      - Так точно, товарищ Ахман!
      И что это за игривое настроение на меня нашло? А главное, я еще не сразу вспомнил, кто такой Ахман, и, наверно, подобным способом пытался ускорить процесс восстановления в памяти: слово за слово, время потянуть, все как-нибудь само собою и выяснится. И выяснилось быстро. Ведь следующая реплика была такой:
      - Балшаков, ты зачэм убил моих лудей?
      Интересно, случайно брякнул или прикалывается, цитируя "Белое солнце пустыни"? А вроде таким серьезным выглядел, когда рядом с Эльфом шел. Теперь-то уж я хорошо вспомнил, кого из них звали Ахманом. Хромой. Седоватый старикан из гостиницы "Вязники".
      Я только не знал, что ему ответить. И Ахман повторил, доверительно перейдя в обращении на кличку и старательно поумерив акцент:
      - Ты зачем убил моих людей, Крошка?
      Какие уж тут шутки, голос более чем серьезный, мрачный, почти трагический. И ответ на вопрос нужен серьезный. "Белое солнце" в такой ситуации вспоминать без толку.
      - Только затем, чтобы они не убили моих, Ахман.
      - Будет разбор, Крошка.
      - Не будет, - возразил я жестко.
      - Ты борзый, - сказал Ахман почти ласково. - Но разбор будет. Хоть вы и без понятий. Ты, наверно, думаешь, что разбор - это перестрелка. Нет, я просто хочу поговорить с тобой. Я видел твоих ребят в деле и совершенно не имею желания ссориться с вами, тем более убирать вас. Зачем, друг мой? Я хочу па-га-ва-рить.
      Акцент его снова сделался заметнее, будто он теперь специально подчеркивал свою нерусскость. А я подумал: "И где это он видел нас в деле? Из-за кустов, что ли, наблюдал. Или нас там снимали, на даче Павленко? Все может бытьs Но на черта мне душеспасительные беседы с вором? На откровенный криминал мы еще ни разу не работали и не будем. Приедут с разборкой прямо сюда - ничего, отстреляемся как-нибудь. Девятая рота выстояла, и мы сдюжим".
      - Боюсь, что нам не о чем разговаривать, Ахман, - сказал я спокойнее прежнего.
      - Ты борзый, - повторил он еще раз.
      А потом произнес очень странную фразу:
      - Но смертный приговор уже вынесен, поэтому нам есть о чем поговорить. Смертный приговор - это серьезно, Крошка.
      Я лихорадочно соображал, о чем это он, кому смертный приговор, но, видно, Ахман специально нагнетал обстановку - хитрый старикан! И мне пришлось спросить чуть дрогнувшим от растерянности голосом:
      - Кому смертный приговор?
      - Пока - нэ тебе! - этакая тонкая шуточка в духе Иосифа Виссарионовича.
      А потом сразу другой тон - суровый, жесткий, предельно серьезный:
      - Они объявили смертный приговор товарищу Апо, Абдулле Аджалану. И я знаю, кто в этом виноват.
      Очень хотелось сказать: "Только не я!" Но хватило ума сдержаться.
      Вот, черт! Как же я забыл! На дискете Кулакова была эта информация: Ахманалиев по национальности курд, правда, насчет его причастности к экстремистским организациям у нас в ЧГУ ничего наверняка известно не было.
      И второй моей ошибкой стало то, что новости я слушал накануне невнимательно - не могли же о таком событии по ящику не сказать!
      - Мы-то здесь при чем? - сформулировал я помягче.
      - А вот встретимся - и я все объясню, - решил заинтриговать меня Ахман.
      - Вы член партии? - решил уточнить я.
      - Да, - сказал он.
      Понятно, что речь шла не о партии Зюганова, а о КРП - Курдской рабочей партии. И мне стало кисло. Иметь дело с фанатиками пока еще не приходилось. Если, конечно, не считать чеченских непримиримых. Но там шла война, там мы сами становились фанатиками. Однако похоже было, что и здесь намечается довольно серьезная заваруха.
      Павленко и Мышкин сражались за рынки сбыта, круша танками бетонные стены "скромных дачных участков", а у Ахмана цель была повыше, покрасивее независимость Курдистана, и за эту независимость он вел войну не на жизнь, а на смерть по всему миру. Я помнил, как лихо его смертники ввалились в окошко к Аристарху Николаевичу. И еще я помнил, как они жгли себя, облив бензином перед зданием Госдумы в Охотном ряду. Это весь мир видел. Фанатизм, в сущности - страшная сила. Упрямое сопротивление тут не поможет, тут скорее хитрость нужнаs
      Я замолчал надолго. И Ахман, наконец, не выдержал, сам заговорил вновь:
      - Общаться будем нэ в Москве. За тобой сейчас заедут, Крошка. Они нэ будут стрелять. Нэ будут забирать у тебя оружие. И ты можешь поехать нэ один. А я буду ждать тебя, мой друг.
      "Нашел себе друга!" - подумал я. Но, конечно, я понимал, что это просто манера у него такая. Акцент кавказский, а вместо традиционного "дорогой" несколько архаичное "мой друг". Трудно сказать, что именно стало для меня решающим, но я внезапно и окончательно решил: надо соглашаться.
      - Хорошо, - сказал я. - Подъезжайте.
      - Мои люди будут через час.
      - Через два, - внес я поправку.
      Я хотел дождаться Циркача с Пиндриком.
      Ахман не возражал.
      Два часа - это достаточный срок, чтобы выйти на Кулакова и успеть получить ответ. Я знать не знал, насколько защищены от прослушки те линии, по которым мы связывались с агентурой ЧГУ, но мне некогда было использовать хитрые шифры. Я просто придумал, как мне казалось, достаточно двусмысленную фразу и передал ее открытым текстом по телефону из автомата: "Нас очень беспокоят курды. Даже и не знаем, ехать ли в гости, ведь там повсюду они".
      Ответ пришел на удивление быстро. Мы как раз завтракали, когда я в очередной раз снял трубку и в очередной раз объяснил, что Игоря дома нет и до августа, похоже, не будет.
      - Как это Игоря нет?! - возмутились с той стороны. - Вы же сами звонили, спрашивали. Тогда передайте ему от дяди Воши, что в гости ехать надо. Обязательно.
      И все-таки они подкатили раньше Циркача. Двое на роскошном "Лексусе-RX300". Темнолицые, как бомжи, усатые, очень мрачные и напряженные. Руки в карманах не держали, однако стрелять были готовы в любую секунду. Нет, не профи, но очень хорошо натасканные боевики. Мы уже были готовы и сразу спустились вниз, во двор. Мы - это я и Фил. Шкипера решено было оставить в Москве на всякий случай. Гранаты в квартиру вряд ли будут бросать, а всего остального Володька не боялся. Уверял, что успеет слинять в случае чего. С другой стороны, могли быть еще интересные звонки, да и на случай непредвиденных обстоятельств хоть какое-то прикрытие стоило иметь. В другой ситуации я оставил бы их вдвоем с Пиндриком. Но сейчас Игорь уехал вместе с Циркачом и по логике должен был с Циркачом и оставаться - как бы в боевом охранении нашей группы.
      - Вот что, ребята, - сказал я курдам. - Мы ждем еще двоих. Они поедут с нами. Но на своих колесах. Возражений нет?
      - До Ярославля - нет, - ответил старший из двоих. - А дальше вам скажут. Долго ждать еще?
      - Нет, - сказал я. - Они подъедут с минуты на минуту.
      Это была правда. Циркач за четверть часа до этого звонил уже в третий раз и сказал, что все наконец оформлено, что они едут и кроме традиционных московских пробок, ничто больше задержать их не должно. В конце того разговора Циркач сообщил с гордостью: "По новому сотовому говорю. Дали бесплатно в комплекте с машиной. Чума! У нас прямо как за границей стало. Ну а я еще четыре штуки взял, тут же, в офисе "МТС", со скидкой, между прочим". Это он остроумно придумал: иметь каждому только что зарегистрированные, то есть нигде не засвеченные сотовые номера - молодец Циркач!
      Он влетел во двор на своем сверкающем "Юконе", тормознул нос в нос, в трех, если не в двух сантиметрах от бампера "лексуса", и пижонская тачка курдов сразу показалась каким-то жучком-"фольксвагеном" рядом с громадиной восьмицилиндрового "Джи-Эм-Си". Черный цвет и тонированные стекла делали его похожим на катафалк. Циркач вывалился оттуда, как натуральный новый русский - ба, он еще и костюм успел прикупить! Умопомрачительный, лиловый, словно мантия католического епископа! Циркач прошагал в нашу сторону походкой героя-любовника и небрежно так спросил:
      - А это что за крендели пожаловали?
      - Это люди Ахмана, - ответил я солидно, одновременно пытаясь показать глазами, что переигрывать не стоит. - Мы сейчас поедем к нему. Это очень важно, Циркач.
      - Раз важно, значит, поедем, - он сбавил обороты. - Только не больше сотни, ребята, - он обратился к курдам из "лексуса", - у меня машина новая. Обкатку еще не прошла.
      Те пожали плечами, мол, как скажешь.
      А Циркач вручил нам с Филом по трубочке фирмы "Нокиа", сзади была прилеплена бумажка с номерами всей нашей команды.
      - Что самое ценное - входящий разговор с сотового на сотовый абсолютно бесплатно.
      - Иди ты! - не поверил я.
      - Честное слово. Это их последняя рекламная примочка. А нам, кроме как друг другу - кому еще звонить?
      - И то верно, - согласился я. - Ладно. Поехали.
      - Погоди, - сказал Циркач. - Дай мне ключи, там, в холодильнике, пиво осталось. Возьму с собой - такая жарища!
      Дело было, конечно, не в пиве. Совсем не в пиве. Циркач за рулем пить точно не станет. А к тому же впереди полная неизвестность. Просто за долгие годы мы научились понимать друг друга без всяких слов. Он должен был отдать новый аппарат и Шкиперу тоже. Он сразу догадался, что Шкипер в квартире, но понял и другое: об этом не надо говорить вслух, вот и попросил у меня ключи. Я протянул ему связку то ли от бадягинской гончарки, то ли от своего "мицубиси". Ведь от квартиры были только у Шкипера. Циркач пропадал минуты три, но это не вызвало подозрений, тем более, что вернулся он с ополовиненной упаковкой запотевших баночек пива "Миллер" и вежливо предложил нашим гостям. Оба чуть ли не испуганно замотали головами.
      - С ума сошел, Циркач? Им же закон запрещает. Давненько ты с мусульманами не общался.
      А вообще я очень скоро почувствовал, что эти ребята задних мыслей не имеют. Они вообще не пытались следить за нами и явно не собирались втыкать жучков нам в одежду или в салон "Юкона", они выполняли одну- единственную задачу - доставить нас к Ахману целыми и невредимыми. И в какой-то момент я подумал: с уголовниками приятнее работать, чем со спецслужбами: всё как-то честнее и проще.
      В общем, я, не мудря и не прячась, подошел к открытой водительской дверце новенького джипа и довольно долго инструктировал ребят, вкратце изложив им для начала, с какой радости нас вызывают. А суть инструкции заключалась в том, что при малейшей нештатной обстановке, при малейшем тревожном сигнале с моей стороны Пиндрик должен был дергать назад в Москву и далее действовать вместе со Шкипером по обстановке и по рекомендациям дяди Воши. Циркачу же вменялось в обязанность подстраховывать нас с Филом как транспортом, так и огнем, если, не дай Бог, придется.
      Но не пришлось подстраховывать вообще. Точнее, пришлось, но позже.
      Так всегда бывает: всего не предусмотришь.
      В дороге мы болтали на отвлеченные темы и слушали радио. Смертный приговор Аджалану комментировался на всех каналах, но сообщений о терактах пока не поступало. Лидеры КРП выжидали. Интересно, чего? Вдруг я понял. Или, точнее будет сказать, почувствовал. Они ждали, пока мы встретимся с Ахманом и обо всем договоримся. Наверняка Ахман был не последним человеком в КРП. Наверняка и нам отводилась не последняя роль во всей этой истории. Ну, ни фига себе! Куда нас только не втравливали за последние годы!
      И вот опять от моего решения зависят жизни сотен, если не тысяч, людей. Внезапное осознание этого навалилось на плечи тяжестью вещмешка, загруженного по полной программе. И Фил, как видно, думал о том же.
      - Послушайте, но ведь ваши за Аджалана обещали взорвать весь мир к чертовой бабушке!
      Ответ был на удивление взвешенным:
      - Правильно говоришь - за Аджалана. Но не против. Апо пока жив. Решение суда будет пересмотрено, и его выпустят. А если прямо сейчас начинать войнуs У поганых турков нервы тоже не железные, они могут дослать в патронник роковой патрон, не дождавшись объявленных сроков.
      Меня немножечко отпустило.
      "Ну ладно, - подумал я, - значит, не все от меня зависит".
      Скорость не выше сотни напрягала нас только на коротком участке от кольцевой до Загорска, то бишь до Сергиева Посада, на прекрасном участке трассы, сделанном, как говорят, еще при советской власти для иностранцев типичная показуха того времени. Дальше шоссе делалось узким, его забивали грузовики и дачники, мотающиеся в наше время туда-сюда не только по выходным - в общем, разогнаться все равно негде.
      А в Ярославле ждал сюрприз, который, впрочем, легко было предвидеть. На объездной дороге нас встретил обшарпанный микроавтобус "Додж-Караван" с абсолютно глухими задними окнами, забранными стальным листом, как у банковского броневичка. Из кабины вышел заросший до глаз бородою относительно молодой человек и, подойдя ближе, представился:
      - Джемиль.
      Я посмотрел на него с сомнением. Наслушавшись радиосводок, я теперь знал, что Джемиль - это второй человек в партии после Аджалана.
      Бородатый понял:
      - Я не тот Джемиль, я просто в честь него назван.
      - Как ты можешь быть в честь него назван, когда ты ему почти ровесник? - удивился я.
      - Мое настоящее имя Файзитулла. Джемиль - это прозвище.
      - Крошка, - представился я наконец. - А мое настоящее имя здесь никому не нужно.
      С официальной частью было покончено, и мы перешли к делу.
      Нам предлагалось следовать дальше в закрытой машине, потому что дорогу на секретный объект, кроме членов партии, не должен был знать никто. Все звучало логично. Я только подумал: "Неужели и в ФСБ дороги туда не знают? Или в этом ведомстве тоже служат члены курдской рабочей партии?" Однако с ФСБ можно было разобраться и попозже.
      Первоочередной задачей представлялось решение судьбы нашего нового "Юкона". Наивные или, наоборот, слишком хитрые курды предложили отогнать машину в город на охраняемую стоянку, врубить сигнализацию на всякий случай и всем четверым ехать с ними дальше. Нелепость такого варианта была очевидна. Я только думал, кого оставить с "Юконом" - Пиндрика, Циркача или обоих.
      - Оставляй двоих, - подвел черту Фил. - На переговорах втроем делать нечего, а поскольку неизвестно, сколько мы там проторчим, нехорошо надолго одного человека с новой машиной оставлять.
      Это была, конечно, выдуманная причина, но Фил удачно сформулировал, так что всем, включая грозного Джемиля, показалось убедительно.
      Собственно, Ахману был нужен только я. Какие могли быть возражения? Ясно, что к нашему "Юкону" они попытаются кого-то приставить, и в такой ситуации двое тоже лучше, чем один.
      - Ждите нас здесь, - сказал я ребятам. - Илиs дадим знать.
      Я вложил в последнюю фразу максимум второго смысла, и Циркач понял. Мы кое-что обсуждали на подобный случай заранее. Да и технику кое-какую заготовили. Дядя Воша снабдил нас пеленгатором и миниатюрным датчиком к нему, чтобы друг друга не теряли.
      Ну а пока ехали в закрытом кузове, я пытался по известной методике считать секунды от поворота до поворота и записывать цифры в памяти. Если потом помножить все эти отрезки на приблизительную среднюю скорость и сесть над картой Ярославской губернии, можно, в сущности, вычислить, куда мы ехали. Кто знает, может, и понадобится. Пеленгатор - вещь хорошая, но любая техника иногда не срабатывает. А старый дедовский методs
      Правда, с нами в темноте ехали двое, и они то ли нарочно, то ли случайно невероятно мешали мне, отвлекая разговорами, а еще периодически чиркали спичками и курили дрянные сигареты. Фил присоединялся к этому богомерзкому занятию, и на каком-то этапе я попросил открыть хоть что-нибудь - иначе сдохну от удушья. Открыли лючок в крыше. Странно, почему раньше нельзя было этого сделать? Не стану же я в самом деле подпрыгивать и высовывать туда голову, и перископа у меня с собой нет.
      А ехали долго, я начал сильно путаться и, пользуясь светом, лившимся из люка, внаглую достал блокнот и записал цифры, которые пока еще не забыл. Сопровождавшим не пришло в голову, что я занимаюсь чем-то предосудительным, но один все-таки спросил довольно неожиданно:
      - Стихи, что ли, сочиняешь?
      - Почти, - сказал я, - тезисы. Серьезный разговор предстоит. Чтобы ничего не забыть, вот планчик для себя составляю. Привычка.
      - А-а, - протянул парень, и вновь утратил ко мне интерес.
      В полутьме, да еще когда трясет, цифры, записанные буквами, действительно от стихов не отличить.
      Наконец часа через полтора машина остановилась. Нам позволили выйти, и я решил, что это конечная точка маршрута.
      Странно выглядел их секретный объект. Небольшой поселок крайне убогого вида, с хрущевскими пятиэтажками, с жухлой травой по краям разбитого асфальта, с кривыми чахлыми яблоньками в садах. По улице двигались неопрятные угрюмые женщины, брели, покачиваясь, пьяные мужички, стояли тут и там ржавые трактора, другая уборочная техника - то ли действующая, то ли давно умершая. В пыли копошились грязные ребятишки и лохматые низкорослые собаки. Джемиль стоял, озираясь в ожидании.
      - Это и есть секретный объект? - поинтересовался я.
      - Нет, это поселок, который его обслуживает. Неподалеку от объекта. Название поселка вам ни к чему.
      "Твою мать! - подумал я. - Кто ж так работает? Считай, что я уже выяснил и название этого поселка, и место расположения твоего секретного объекта. И уж не знаю, как там ФСБ, а ЧГУ здесь появится, и очень скоро".
      Но я, конечно, ничего такого не сказал, а скромно двинулся назад к нашей временной тюрьме на колесах, по пути стараясь как можно лучше запомнить каждую мелочь.
      Подняв густые облака пыли, рядом с нами тормознул дребезжащий ЗИЛ-157 пятьдесят какого-нибудь года выпуска с драным брезентовым фургоном и полусгнившей мордой. Выскочивший оттуда водитель заговорил с Джемилем. Они общались по-курдски, и я мог только догадываться, что за разговор такой идет на повышенных тонах. Кажется, по поводу некоего груза, то ли доставленного не в срок, то ли вообще не доставленного на объект. Потом я заметил, что и детишки на дороге лопочут не по-русски, и проходившие мимо тетки бросили несколько фраз на том же непонятном языке. Ё-моё! Да это ж поселок курдов.
      Потом мы поехали дальше, и путь был уже совсем коротким - полчаса максимум. Высадили нас перед воротами воинской части - обычными, зелеными, с еще не до конца полинявшими красными звездами. Кругом был лес, рассекаемый качественным, но очень узким шоссе, на котором едва-едва могли разъехаться два грузовика. Вышедший с КПП сержант судачил о том, что у него приказ пропустить только одну машину, поэтому "додж" пусть пока останется за воротами. Вот нас и попросили пересесть обратно в "лексус" вместе с Джемилем. А сопровождающих вроде бы собирались отправить назад. Все это заняло минуты полторы. Причем разговоры на двух языках велись весьма экспрессивно, и Филу ничего не стоило незаметно шепнуть мне:
      - Ты уже включил свою игрушку?
      - Да.
      - Так давай ее сюда. Быстро!
      - Что ты задумал?
      Я всегда доверял Филу в подобных делах, но все-таки предпочитал хотя бы вкратце понять суть замысла.
      - Там, - кивнул он за ворота, - ее обязательно засекут и будут неприятности. Вплоть до беготни со стрельбою. Бросим прямо тут.
      Он достал пачку "Кента", протянул мне и совсем тихо, одними губами, проговорил: "Давай!"
      Я понял, потянулся вроде как за сигаретой, аккуратно уронил черный кругляш датчика от пеленгатора в почти пустую пачку, потом улыбнулся и громко сказал:
      - Издеваешься? Я же три дня, как бросил. И вообще, последнюю даже воры не берут.
      А Фил, конечно, взял свою якобы последнюю, а пачку, чуть смяв, лихо бросил через плечо в придорожную канаву.
      - Поехали, - сказал Джемиль.
      Ни дать, ни взять, Гагарин!
      Что ж, поехали!
      Территория воинской части выглядела почти обыкновенно. С первого взгляда видно было, что здесь базируются не танкисты, не ракетчики и не авиаторы - общевойсковики. А со второго взгляда ощущался специфический характер объекта. Уж слишком все было знакомо: и полоса препятствий, и более чем современный спортгородок с пятидесятиметровым бассейном и специально сохраненные, а то и специально возведенные развалины некоего промышленного объекта неясного (для большинства) назначения. Мне-то как раз все было предельно ясно. Перед нами во всем великолепии простирался учебный центр диверсионно-разведовательных групп.
      Мы подъехали к штабному зданию и поднялись на второй этаж. В приемной командующего адъютант козырнул нам. Глядел он при этом на Джемиля, хотя тот, как и все прочие, ходил без формы. А в кабинете за столом нас ждал сам Ахман, собственной персоной. Хорошо хоть не в генеральском мундире. А то это было бы уж слишком.
      - Здравствуйте, ребята, садитесь. Джемиль, останься. Остальные свободны.
      Мы с Филом подсели к его столу друг напротив друга. Фил спросил разрешения закурить, а я представил друга:
      - Это - Фил. Вы можете считать, что я и он - это одно лицо. Мы слушаем вас, Ахман.
      - Крошка, по телефону ты говорил мне "ты".
      - По телефону не так заметна разница в возрасте.
      - Так не замечай ее и теперь.
      - Я постараюсь, Ахман. Рассказывай.
      - Сначала ты скажи, Крошка. Твою команду нанял Князь, правильно? Чтобы уничтожить Аристарха.
      - Чтобы захватить Аристарха, - осторожно поправил я. - Захватить в заложники и выдвинуть условия, но кто-то в ответ захватил Князя.
      - Правильно, - сказал Ахман, - Князя захватили мои люди.
      - Зачем? - спросил я.
      - Однажды Павленко спас мне жизнь. Долг платежом красен.
      - Ясно. А потом, почему ваs твои люди попытались захватить Павленко.
      - Потому что он не выполнил обещания.
      - Какого обещания?
      (Как лихо получалось у меня допрашивать этого старика! Без всякой подготовки, экспромтом.)
      - Он сказал, что, как только убедится в собственной безопасности, сразу позвонит в Германию и добьется отмены смертного приговора Аджалану.
      Ну вот, наконец и выяснилось, какая связь между Аджаланом и Павленко! Конечно, это был не допрос. Конечно, Ахман специально хотел подвести меня к самой главной теме. Но причем здесь Германия? Если я еще не сошел с ума, Аджалана судили в Турции.
      - Куда он должен был звонить? - переспросил я ошарашенно.
      - В Германию, - повторил Ахман. - Он не позвонил. Вот ты мне и скажи. Он хоть пытался?
      - Он все время пытался куда-то звонить, - ответил я дипломатично и в то же время искренне. - Но мы не могли ему этого позволить. Сам понимаешь. Заложнику дают трубку только в совершенно определенных случаях.
      - Да, да, - кивнул Ахман, как бы подтверждая, что не имеет к нам претензий. - Вот если б он объяснил, куда звонит, вы бы ему разрешилиs
      Логика была странной, но раз ему хотелось так думать, я предпочел не возражать.
      - Аристарх обманул меня, - решительно подвел черту Ахман. - И вчера это сделалось очевидным всему миру.
      Ахман замолчал надолго, и я решил спросить:
      - Но ты же спас его, потому что он спас тебя. А вовсе не под обещание этого звонка! Я правильно понял?
      - Правильно. Вот потому теперь я и обращаюсь к тебе, а не к нему.
      И он опять замолчал, ну прямо Фунт какой-то из "Золотого теленка". Циркач наверняка бы сейчас вспомнил Ильфа и Петрова - это его любимые книги, он и меня всякими цитатами заразил.
      Фил закуривал уже вторую сигарету. А я думал, о чем бы еще спросить у этого старика курда. Ведь не о том же, что именно он хочет нам поручить. Это как-то глупо, в конце концов, не я же просился к нему на работу, он сам уговаривал. И я полюбопытствовал совсем о другом:
      - А тут у вас, значит, центр подготовки террористов?
      - Да, - кивнул он и счел своим долгом немного подредактировать формулировку: - Центр подготовки бойцов Курдской рабочей партии.
      - А почему на территории России? - не без вызова поинтересовался я.
      - Дурацкий вопрос, - припечатал Ахман.
      И с ним неожиданно согласился Фил:
      - Действительно дурацкий. Россия спокон веку была центром подготовки всяких террористов. Надо спрашивать, почему именно курдов.
      - А вот об этом как раз спрашивать не надо. Я все равно не отвечу. У меня высокое положение в партии. Но я не командующий учебным центром и не уполномочен рассказывать о нем.
      - А о поселке вы уполномочены рассказывать? - вдруг вскинулся Фил.
      - Что о поселке? - не понял Ахман.
      - Почему ваш народ так плохо живет здесь?
      - Мой народ живет плохо по всему миру, - провозгласил Ахман с пафосом. - Мой народ лишен своей родины. И пока на нашей земле бесчинствуют турецкие оккупанты, ни один курд не сможет жить по-настоящему хорошо. Права не имеет.
      Что-то подобное мы слыхали и от вайнахов в их "маленькой гордой Ичкерии". А меж тем всему миру известно ни об одном и ни о двух чеченских миллионерах и в Грозном, и в Москве. Знаем мы этих народных заступников! Навидались уже. Меня вдруг зло взяло:
      - Ну, ты-то, Ахман, поди, ни в чем себе не отказываешь? Или все деньги отдаешь на независимость Курдистана? А сам на старом "уазике" ездишь?
      Ахман поднялся так резко, что даже поморщился от боли в больной ноге, и я почувствовал, что сказал лишнее. Джемиль тоже вскочил и едва не начал вытаскивать пистолет. Но, перехватив взгляд шефа, замер. Мы с Филом продолжали сидеть, сохраняя достоинство. Не на тех напали - не страшно. Ахман понял это. Но уже не мог остановиться. Он навис над столом и очень грозно вещал:
      - Машины, на которых я езжу, используются для дела. Они должны быть хорошими, если мы хотим победить. Да, у меня много денег, но это деньги общака и деньги партии, а лично для себя я никогда не куплю даже пары лишних башмаков. Ты понял, Крошка? Можешь спросить об этом у любого.
      До меня дошло, я чуть было не начал извиняться. Но потом вспомнил, с кем имею дело, и сдержал себя. Просто проговорил тихо:
      - Так ты правильный вор, Ахман! Ты действительно живешь по понятиям?
      Ахман промолчал. Он просто сел на свое место, а вскинулся вдруг Джемиль:
      - Вы должны понять. Общак уходит на грев зоны. Общак уходит на вызволение братков. А средства партии не так велики. Мы не сумеем помочь Абдулле деньгами. Мы надеялись на "Феникс". Но Павленко, волчина позорный, кинул нас. Теперь остались только другие средства. Мы не будем звонить в Германию, нам некому звонить, мы просто туда поедем и рванем что-нибудь. Ну, скажем, главный офис "Мерседеса" в Западном Берлинеs
      Ахман опять поморщился. Как давеча от боли. Поднял руку ладонью вперед. Видно, молодой задор партайгеноссе, предложившего рвануть офис "Мерседеса", не нравился ему.
      - Мы найдем, что рвануть, Джемиль. Сориентируемся на месте. Главное, мне хочется, чтобы вы, ребята, помогли нам. Как профессионалы.
      - В организации теракта? - невинным голосом поинтересовался я.
      - Скорее, в обеспечении тылов. Германия - не Турция, там очень хорошие подразделения антитеррора.
      - Но работа профессионалов дорого стоит, - решил я начать как бы с главного, опуская до поры моральный аспект проблемы.
      На самом деле подписаться на взрыв в центре большого города с десятками невинных жертв - это было абсолютно исключено для нас. Ни я, ни мои ребята ни за какие деньги не стали бы выполнять подобной работы, ноs дальше стало еще интереснее.
      - Я знаю, - сказал Ахман, - сколько вам заплатили за Павленко. Но давайте начистоту. Вы же не отработали своих денег! Вы просто унесли их, вместе со своими шкурами.
      Ни хрена себе! Вот так нас уже давно никто не оскорблял.
      Теперь я решительно поднялся и бросил Филу:
      - Пошли отсюда.
      Фил встал и, интеллигентно улыбнувшись, промолвил:
      - До свидания.
      И мы уже сделали шагов пять к двери, когда этот тормозной Ахман окликнул нас:
      - Стойте! Вы ничего не поняли.
      Я очень боялся, что он сейчас начнет угрожать, мол, вы отсюда все равно не выйдете, мол, вариантов нетs И уж тогда бы мы точно завелись и угнали какой-нибудь бэтер у этого гордого народца. И, прорываясь к воротам, наверняка убили бы кого-то, а всем остальным безумно осложнили жизнь. Всем. Включая себя. Но он, к счастью, сказал очень просто:
      - Стойте! Вы ничего не поняли.
      Ну ладно. Мы вернулись. Сели. Давай, дяденька. Объясняй непонятливым дурачкам, как это они спасали свою шкуру и свои бабки во дворце Павленко. И что еще и кому конкретно за эти же бабки мы должны сделать. Сам Павленко уже дал понять, что за свое спасение платить не намерен. Кулаков тоже намекнул, что на ЧГУ придется пока поработать бесплатно. Мышкин, понятное дело, считает, что оплатил наши услуги до конца дней своих, а теперь еще и этот уголовный умник на что-то рассчитывает. Но Ахман и впрямь оказался далеко не глупым человеком.
      - Видите ли, ребята, каждый велик в своем деле. Я никогда не умел брать штурмом бастионы. И очень уважаю тех, кто умеет. Но если вы ни черта не понимаете в финансах, так и не беритесь судить. Да, я знаю, что вы всегда берете наличными и вперед. Но я предлагаю немного иную сделку. Мышкин выдал вам наличными и вперед такую сумму, которую, мягко говоря, нелегко удержать в руках без посторонней помощи. Четверть миллиона каждому - это очень много, поверьте мне, ребята. Так вот. Я предлагаю вам гарантию сохранности ваших денег в обмен на определенные услуги. Об услугах мы уже говорили вкратце. Подробности изложу, когда вы дадите согласие. А мои гарантии - стопроцентные. Если люди не сумеют уберечь ваших денег, я обещаю восстановить полностью, до последней копейки - сукой буду! - все утраченные вами суммы. Понятно?
      Вообще это было бы сильно - забрать деньги у генерала Кулакова и доверить их ворам и экстремистам. Но если встать на позицию Ахмана, рассуждал он по-своему очень логично. Когда слишком много людей знает, что у тебя есть большие деньги, полученные совершенно шальным способом, можешь считать, что у тебя их уже нет. Или, как минимум, следует быстро-быстро вложить их во что-то такое, откуда вынуть будет нелегко. Но даже Фил, как я догадался, еще не придумал, куда можно поместить наши бешеные суммы. В Москве он встретился с каким-то знакомым из Питера, но никого не посвящал в подробности - и правильно.
      - Время на размышление даете? - спросил я.
      - Ну, разумеется, господин Большаков, раз уж вы опять так официально, - подколол Ахман. - Я сейчас приглашаю вас отобедать и позволяю сделать сколько угодно звонков, но в моем присутствии. А то еще ваши друзья начнут вас пеленговать, или вы сами каким-нибудь образом станете им диктовать координатыs
      - Которых я не знаю, - непочтительно перебил я. - Нас же сюда в "гробу" везли.
      - И это правильно! - подхватил Ахман с энтузиазмом. - Но в любом случае помните мою демократичность - я разрешил звонить со своего секретного объекта.
      "Спасибочки, дорогой Ахман, - ответил я про себя. - Обойдемся без твоей демократичности. Тем более что ты сам подсказываешь ответ. Наверно, тут тоже установлена неплохая техника, и вы попытаетесь засечь моих абонентов. Допустим, наружка уже потеряла их в Ярославле. Ах, как правильно поступил Фил, выкинув у ворот наш пеленгатор!"
      - Мне будет достаточно посоветоваться с моим замом, - сказал я. Оставив вам телефоны, мы можем поговорить наедине?
      - Пойдемте. За обеденным столом у вас будет такая возможность.
      "Ага. И микрофон в солонке", - хотел добавить я.
      Обойдемся и без этого. Фил, кажется, по глазам понял, что я буду соглашаться на все. Нас же вербуют, и в интересах дела мы должны проникнуть как можно глубже в стан врага. Опять же в Германии ни я, ни мои ребята толком еще ни разу не были, прошлогодняя безумная командировка на один день - не в счет. Почему бы не съездить туда сегодня за счет Курдской рабочей партии? Пусть хоть раз в жизни террористы доброе дело сделают.
      И тут в кабинете командующего открылась дверь и без стука, без доклада, без единого слова вообще вошел, как к себе домой - кто бы вы думали?
      Правильно, наш общий друг Эльф.
      2
      А стол-то нам накрыли неслабый. Не иначе доставляли все из лучшего ярославского ресторана. Или в части был свой повар высшей квалификации. А продукты, в конце концов, включая деликатесы, можно привозить хоть из Москвы, хоть из Парижа. Кстати, о Париже. Помимо вина и водки был подан умопомрачительный коньяк, я о таком только в книжках читал "Хэннеси-Парадис" в хрустальной бутылке и чуть ли не столетней выдержки. Коллекционный напиток ценою в несколько тысяч долларов за бутылку, как минимум. Эльф разливался соловьем, рекомендуя нам попробовать это чудо. Я-то, конечно, отказался. А вот Фил не устоял - когда еще придется, а своих денег на такую ерунду всегда жалко будет. Даже если миллионером станешь. Это он понимал.
      И Филу очень понравилось. Он медленно тянул свои пятьдесят граммов, и я очень боялся, что он попросит добавки. Не зря боялся: он таки попросил. Конечно, Фил - мужик крепкий. Что ему сто граммов коньяку? Но если вдруг придется стрелять или дратьсяs Это уже беда. Реакция, координация - все слетает на добрый порядок. И даже нашатыря с собой нет. Даже дурацкого кофеина.
      Я начал нервничать. Тем более что разговор с Эльфом становился все более серьезным и напряженным.
      Ахман довольно быстро покинул нас. Он так, из вежливости, пожевал каких-то закусок, запил соком и, сообщив, что в это время суток не имеет обыкновения принимать пищу, заспешил по делам. На прощание сказал:
      - У вас есть время до вечера. Я все равно смогу выделить машину только после девяти. Давай так и договоримся, Крошка: в двадцать один ноль-ноль я жду от тебя ответа. А с майором Платоновым вы, как я понимаю, знакомы оба. Надеюсь, он поможет вам принять правильное решение.
      Достаточно было сказать просто: "принять решение", но Ахман уж очень любил слово "правильный". У него все было правильно, он и переспрашивал поминутно, правильно ли его поняли, и себя считал правильным вором. А мне все вокруг, наоборот, казалось абсолютно неправильным. Особенно после того, как Эльф-Платонов заявил:
      - Ну вот, теперь, когда остались все свои, давайте поговорим серьезно.
      - А вам не кажется, что для серьезного разговора лучше выйти на улицу.
      - Пустое, - сказал Эльф. - Я вас уверяю, здесь нет жучков на дне блюда с салатом или в ракушечках устриц. А если вы не доверяете мне, тогда нам просто не о чем разговаривать. Меня же вы не станете обыскивать? Так что, если захочу, потом все равно свои записи Ахману представлю.
      Трудно было отказать ему в логике. И выходить из-за прекрасного стола, уставленного деликатесами, из кабинета с искусственной прохладой в пыльную духоту июньского вечера на самом деле не хотелось.
      - Тогда объясните. Мышкин представлял вас как своего зама. Павленко уверял, что вы работаете на него. (Это было легким преувеличением, но для начала разговора в самый раз.) Теперь мы встречаем вас у Ахмана. Так кто на кого работает сегодня: вы на этого вора, или он на вас. Это весьма существенно для дальнейшего.
      - Вам, Большаков, пора в аналитики подаваться. А вы все дворцы аминов штурмуете.
      - Спасибо, герр майор, но вы не ответили на вопрос, герр майор.
      - А почему герр? Кстати, по-немецки правильно "херр" и нечего стесняться грамотного слова.
      - Герр - потому что так говорят по телевизору. Вы не смотрите программу "Каламбур" по утрам в субботу. У меня сын очень любит. Ему, правда, больше всего нравится "Деревня дураков", а меня прикалывают сюжеты под рубрикой "Железный капут". Там рядовые Дранкель и Шванкель из экипажа страшенного танка ко всем фразам прибавляют в конце "герр майор".
      Эльф покорно выслушал мой рассказ и ответил:
      - Я вообще редко смотрю телевизор.
      - Охотно верю. Но на вопрос вы так и не ответили.
      - А он поставлен некорректно, - улыбнулся Эльф. - Ахман не может работать на меня, он работает только на Аджалана, да еще на свой воровской закон. И я не могу работать на Ахмана. Для меня это слишком мелко. Просто сегодня Ахман мне интересен. И вы мне тоже интересны. Вот я и пришел поговорить с вами здесь.
      Он вел эту партию. Вел на два хода вперед, и меня такая ситуация начинала раздражать. У меня была одна сильная домашняя заготовка, которая могла переломить ход нашей встречи, я только все сомневался, стоит ли идти ва-банк. Что за жизнь такая? В самый ответственный момент никогда нет возможности посоветоваться со старшим товарищем. Ну и ладно! Надоело защищаться.
      - Вот вы и проговорились, герр майор. Ахман - крупный уголовный авторитет, сидящий сегодня реально в генеральском кресле и имеющий влияние за рубежом. Это не может быть для вас мелко, если вы действительно герр майор. А вот если вы этакий злобный гном с крылышкамиs
      Эльф посмотрел на меня долгим взглядом. Подцепил вилкой симпатичную толстенькую мидию, выжал лимонный сок на кусочек авокадо, пожевал вдумчиво и наконец запил это все щедрым глотком белого "шардоне". После аккуратно вытер губы салфеткой и, отложив вилку в сторону, три раза тихо похлопал в ладоши:
      - Браво, Большаков! Помните у Высоцкого: "Я обидел его, я сказал: "Капитан, никогда ты не будешь майором!""? Так вот вы будете. Вы, может, еще и до генерала дослужитесь.
      - Спасибо, Эльф. От вас слышать особенно приятно.
      - На здоровье. И кто же трепанул сгоряча? Мышкин или Павленко?
      - Павленко.
      - Вот холера! Значит, он мог трепануть и наверху. Вовремя я уезжаю.
      - Куда? - спросил я внаглую.
      - А туда же, куда и вы - в Германию. Вы в какой город едете?
      - В Берлин, кажется, - вступил в разговор Фил. - Мы же будем взрывать центральный офис "Мерседеса".
      - А-а, - задумчиво протянул Эльф. - Центральный офис "Мерседеса" лучше взрывать в Москве.
      - Почему? - удивился я.
      - Да потому что в Москве "мерседесов" больше.
      Наш разговор делался окончательно бессмысленным. Он опять вел партию. И как минимум на два хода вперед. Он все уже решил за нас. Мы уже ехали в Берлин в одной связке. Так не годилось, и я рискнул использовать последнее тайное оружие:
      - А почему вы, собственно, решаете за нас, Юриуш, - спросил я, глядя ему прямо в глаза. - Или лучше называть вас Миньяном?
      Надо отдать должное Эльфу, он не поперхнулся, не закашлялся, только доцедил коньяк чуточку быстрее, чем полагается пить напиток столь солидного возраста и столь изысканного букета.
      - Ну, вот что, ребята, мое настоящее имя чисто теоретически Павленко мог знать. А про Миньяна вы откопали совсем в другом месте. И это наводит на очень серьезные размышления. Исходя из вашего возраста и специфических навыков, в руководстве ведущих резидентур работать вы не могли, нелегалами - тоже вряд ли. Значитs Все. Я понял. Вас готовили для Вроцлава. Это вы ловили меня там.
      Мне было жутко обидно, что он так мгновенно нас вычислил, я опять, как тогда, в Польше, ощутил его недостижимое превосходство. И может быть, именно от обиды сморозил, не подумав:
      - В каком еще Рославле?
      - Бросьте, капитан. Вам не идет косить под дурачка. Да еще тугого на ухо. Давайте перестанем играть в прятки. Я знаю, что во Вро-цла-ве вы работали на ЦРУ.
      "Во, здорово, - подумал я, - он знает, а мы нет!"
      Меж тем Эльф продолжал:
      - То, что сегодня ЦРУ интересуется курдами, абсолютно естественно и понятно, но какого черта вы полезли в Вязники? Что вам понадобилось в Измайлове? Наконец, в Кемере?
      Вопросики были что надо. Их бы Кулакову переадресовать!
      И я ответил вопросом на вопрос:
      - А вам? Или станете рассказывать, что вы давно уже российский гражданин и интересы России для вас превыше всего?
      - Ну, вот и начался, наконец-то, серьезный разговор! Давайте попросим, чтобы подали горячее.
      Да, пикироваться с ним было бесполезно. Такого на кривой кобыле не объедешь.
      А едва сделав заказ, Эльф повернулся к нам и быстро-быстро заговорил по-английски. Я понял только то, что это по-английски. Фил понял существенно больше. И после рассказал мне, что первые фразы означали примерно следующее: "Господи! Да вы же из наших! Чего ж вы раньше молчали? Чудаки! Делаем одно дело, а столько масок сменили, что уже сами запуталисьs"... В таком духе. Реакция должна была последовать мгновенная. Даже у хорошо подготовленного человека. А потом, уже для очистки совести, он выдал несколько шуток, которые просто не могли не вызвать если не смех, то хотя бы улыбку, и под конец - пару жутко обидных грязных ругательств.
      - Все, я выдохся, - сказал он, наконец, по-русски. - Или вы действительно не знаете английского, или это такой ультрасуперэкстракласс, какой мне и не снился.
      Я по-простецки пожал плечами, предлагая ему самому решать этот вопрос. А у Фила хватило скромности не демонстрировать свой английский. Собственно, скажи он хоть фразу, и ответ на вопрос был бы у Эльфа в кармане: до свободного владения языком Пете Головленке было все-таки далеко. Меж тем всякая загадочность с нашей стороны - это козырь.
      В общем, разговор начался при двух главных неизвестных. Мы упорно скрывали, кто вербовал нас перед Польшей, а он, признав свое сотрудничество с БНД, не менее упорно скрывал истинные цели нынешней поездки в Германию. Зато общих интересов и точек соприкосновения нашлось много.
      За Польшу он на нас обиды не держал. И мы на него, впрочем, тоже. А вот с Вязниками решили разобраться поподробнее. Кто распорядился мальчишек в мясорубку бросать? Оказывается, все приказы отдавал Мышкин. А что делал во Владимирских лесах Эльф? Инструктировал. Давал ЦУ. Трогательно. Так кто же бросил мальчишек в мясорубку?
      Какая все-таки у этого шпиона скользкая манера уходить от любого вопроса! И ведь опять ушел. Поведал, что не такие уж они и мальчишки, братва переодетая. Да, из молодых. Ну и что? На шальные деньги потянуло. Кто колес наглотался, кто травки употребил и - вперед, с воплями "Банзай!". Все сходилось, было такое. Я вспомнил двух обкурившихся на парадном входе, которые, быть может, спасли нам жизнь, и чуточку переменил свое отношение к Эльфу.
      Ну, хорошо. А что случилось на даче у Павленко после нашего отъезда? Кого самым крутым признали после всего? Оказалось, никого. И вообще, ничего особо интересного не было. Аристарха в чувство привели быстро. Он, правда, долго булькал и успокоиться не мог, обещал всех в расход пустить. Но постепенно смирился с поражением, ведь даже Эльф признал, что проиграл нам.
      - Я непобедим, как герой-одиночка, - объяснил Эльф, - а в команде чаще всего проигрываю. Потому что никогда не умел создавать команды. Мышкин, между прочим, пытался изображать победителя, но был откровенно смешон в этом стремлении. Ведь деньги уплыли в никуда. Кстати, я оставался и остаюсь формально его помощником и заместителем, - добавил Эльф, - поэтому обещал проконтролировать движение выданных вам средств и использование их "в мирных целях". Это его формулировка. А реально хотелось бы, как минимум, чтобы деньги "Сферы" не обернулись против "Сферы".
      Ну, это я мог ему обещать. Зачем нам воевать с Мышкиным? А вообще, если я правильно понял, каждый там, на разгромленной даче, вынашивал свои планы мести и не спешил делиться с другими. Потом они расстались. Эльф уехал с Мышкиным, дабы не провоцировать новых столкновений. Ахману был сделан строгий звонок-предупреждение, но это уж скорее показуха для Павленко. Чихал Ахман на любые предупреждения, тем более после таких наворотов.
      - В общем, ребята, - подытожил Эльф. - Насолили вы всем, кроме меня.
      Наметилось явное потепление. Фил, уже потягивавший вторую дозу сказочного "Хэннеси", принялся вспоминать Эдика Свирского. Эльф, к сожалению, знал владимирского бизнесмена шапочно, но много слышал о знаменитом Ежике. И не поленился в связи с этим изложить нам свою версию случившегося.
      Примечательная оказалась версия. Философская.
      Марксизм, конечно, учение вредное. Но в области чистой философии определенные достижения у старика Карла были. В диалектике например. И вообще диалектику придумал не Маркс, а Гегель, Маркс с Энгельсом только развили и переосмыслили кое-что.
      Все это длинное вступление понадобилось Эльфу лишь для того, чтобы напомнить нам принцип единства и борьбы противоположностей из школьного курса обществоведения. Или как там при советской власти назывался этот предмет?
      - Это великий принцип, ребята: единство и борьба противоположностей, вещал Эльф, как на митинге, и снова переставал мне нравиться. - Во всяком государстве, во всяком обществе, во всяком большом деле даже, должны наличествовать противоборствующие стороны. Чем точнее уравновешены их силы, тем стабильнее вся система в целом. Политика - это искусство сдержек и противовесов. Не мною сказано.Политики балансируют между противоборствующими силами и не дают ни одной из них победить. В этом смысл их работы. Но иногда появляются безумцы. Злые гении или наивные романтики, им вдруг кажется, что можно убить всех врагов или никого не убивать, жить со всеми дружно. Как кот Леопольд. И те и другие очень опасны. И тех и других общество, как правило, отторгает и в итоге уничтожает физически. Македонский, Наполеон, Гитлер, Сталин были типичными злыми гениями. Романтики менее заметны в истории. Величайшими можно считать Христа и Магомета. Чистой воды романтики - Мартин Лютер Кинг, Джон Леннон, Александр Меньs
      Свирский тоже был типичным романтиком. Он решил примирить противоборствующие стороны в современной российской экономике. Он не понял, что Аникеев и Павленко - это не просто министерство торговли и налоговая полиция, которые, конечно, должны, но не могут жить дружно. Аникеев и Павленко - это вся экономика в целом. Ведь за одним стоят нефтяные магнаты и Росвооружение, за другим - Газпром и РАО ЕЭС. Все деньги России так или иначе завязаны в этом конфликте. И вот какой-то Свирский решает конфликт погасить навсегда. Добро и зло сольются в экстазе на вечные времена. И все прогрессивное человечество будет рукоплескать ему.
      Сам по себе Свирский был еще не страшен, но он заразил своими идеями Лазаря и даже Фарида. Вот когда прозвенел первый звоночек.
      Свирскому пытались мягко объяснить, что он не прав. Эдуард не внял, полез в бутылку. Организовал встречу Фарида и Аникеева в Москве, итогом которой должно было стать уже всеобщее совещание во Владимире. Совещание готовилось сугубо конспиративно, и уж кто его знает, каким способом Свирский вышел на вас, Фил, но он хотел подстраховаться надежной службой безопасности. Не успел. И это естественно. Его просто не могли не убить. Считайте, что это само мироздание, стремясь сохранить равновесие в природе, убирает людей, подобных Свирскому. И даже аникеевым достается попутноs
      Эльф предложил Филу еще коньяка. Но Фил благоразумно отказался. А Эльф принялся спокойно уничтожать четвертую, если не пятую порцию. Потом закурил тонкую белую сигарету и прокомментировал:
      - Перебьет, конечно, вкус этого божественного напитка. Но курить хочется - сил нет!
      - Красивую концепцию вы нам изложили, - оценил Фил. - Только старо это все как мир. В смысле устарело. Кто-то из древних сформулировал ваш псевдомарксистский принцип гораздо короче: разделяй и властвуй.
      - Не совсем то, - улыбнулся Эльф, - но вы близки к истине. Это один из принципов науки управления. Если трезво смотреть на вещи, в нем нет ничего оскорбительного для человека.
      - А, по-моему, есть, - возразил Фил. - Специально сталкивать людей лбами. Во имя их же блага? Специально убирать неугодных. Во имя кого? Во имя детей тех, кого убили? Я что-то теряю внутреннюю логику. Большевизм какой-то получается. Убили Эдика во имя стабильности. Никакой стабильности в нашей экономике я не видел и не вижу. А с Эдиком познакомился, и он мне был симпатичен. Так что клал я с прибором на экономику, ради которой нужно убивать романтика Свирского!
      - Привет вам от Достоевского, - заметил Эльф. - Он только слов таких не употреблял.
      - И ему от меня передавайте. Когда встретите, - огрызнулся Фил. Однако я о принципе не договорил. Разделяй и властвуй - это не для людей. Это для тех, кто властвует. А я их ненавижу.
      - Э, да вы тоже романтик! - удивился Эльф.
      Я и сам удивлялся, глядя на Фила. Видно, это коньяк так подействовал. И на всякий случай я поспешил вклиниться:
      - Мы не романтики, наоборот - практики. И как практик я хочу спросить, кто в данный момент разделяет и властвует? Навигатор?
      В эту секунду мне почудилось, что Эльф вздрогнул. Конечно, он владел собою в совершенстве, но моя последняя догадка оказалась, очевидно, уж слишком точной. И подействовала сильнее, чем напоминание о его израильском прозвище.
      - Почему только Навигатор? - вопросил Эльф, быстро совладав с собою. Властвуют сейчас многие.
      - Но Навигатор сидит в Кремле? - быстро задал я свой следующий вопрос.
      И проиграл вчистую.
      - А вот это уже будет лишняя для вас информация, - заявил Эльф, подчеркнуто меняя тон разговора и дистанцируясь.
      Словно наша доверительная, чуточку пьяная беседа заканчивалась, участники стремительно трезвели и готовились расходиться по домам. Стало ясно, что больше ничего интересного из него вытянуть не удастся. А значит, пора возвращаться к делам практическим.
      - Хорошо, - сказал я. - А если мы откажемся ехать в Германию?
      - У вас выбора нет, - ответил он жестко, провоцировал на откровенное возмущение.
      Но мы уже перегорели оба, и я, и Фил. Поэтому спокойно, молча ждали объяснений.
      - У вас нет выбора, - повторил Эльф. - Потому что, во-первых, здесь и сейчас за вами будут охотиться Мышкин и Павленко одновременно. Возможно, не с целью убить, но охотиться будут. Во-вторых, Ахман не тот человек, который безропотно принимает отказы. А вам оно надо - прорываться отсюда с боем? И, наконец, в-третьих, деньги, которые вы получили от нас, слишком велики, чтобы впятером, без посторонней помощи, удержать их в руках.
      - Вы повторяете слова Ахмана, - заметил я.
      - Я их цитирую, - уточнил Эльф. - Я же слышал всю вашу беседу. Но учтите, тот миллион с хвостиком выдал вам я, и только я смогу гарантировать его сохранность. Ахман не сумеет. Поверьте старому разведчику. Нет хуже, чем связаться с уголовниками. Они, конечно, чтут воровской закон, но до известной цифры в долларах. А после этой цифры - причем граница может проходить иной раз ниже сотни тысяч - обязательно находится беспредельщик, дикий, бешеный. Он сдаст всех - своих, чужих, порежет пятнадцать человек и уйдет с деньгами. Ахман интересен лишь потому, что он член КРП. Там законы другие, поэтому он частично управляем. Хотя по большому счету, КРП - тоже бандитская организация. Уверяю вас. Только благодаря настоящей политической дисциплине я и могу держать их в кулаке. У меня есть очень серьезные связи в Германии, Турции, Штатах. Ахман знает это, и не тронет меня, прикажи ему хоть Павленко, хоть Мышкин, хоть сам Ельцин. Разве что приказ Аджалана будет для него действителен. Но товарищ Апо, он же Абдулла, не прикажет это я знаю точно. Вот так. А вы спрашиваете, кто на кого работаетs вспомнил он вдруг.
      Мы глубокомысленно помолчали, теперь уже лениво жуя поданные на десерт фрукты. За окном начало темнеть. Или это просто туча наползла откуда-то с севера.
      - А знаете, - спросил вдруг Эльф, - что означает на иврите слово "миньян".
      Мы, конечно, не знали. Циркач мог знать, но его с нами не было.
      - Очень интересное слово. Это круг людей, собравшихся в синагоге для утренней молитвы. Их должно быть непременно десять, иначе миньян не полон. А в еврейских народных поверьях бытует страшная легенда о миньяне покойников. Когда их в одном месте собирается девять, то любой проходящий мимо живой человек непременно присоединится и останется с мертвецами. Потому что образовавшийся миньян уже нельзя разрушить.
      Пока он излагал всю эту несусветную жуть, я невольно стал перебирать в памяти всех людей, завязанных в нашей истории: Мышкин, Павленко, Ахман, Эльф, нас пятероs Кто десятый? Да, но мы же еще не покойники. Так, а если мертвецов посчитать? Аникеев, Свирский, четверо на дороге, солдатики из братвы - восемь человек, двое курдов смертниковs Итого шестнадцать трупов, явный перебор.
      Господи, о чем это я?!
      И почему он нам все это рассказал?
      Фил сидел какой-то совсем потухший. И тогда Эльф вдруг предложил:
      - Пойдемте погуляем. Может, похолодало.
      Но ни черта там не похолодало, солнце еще и не думало садиться, в июне ночи короткие. А уж чем ближе к Северу - тем более. Почти одновременно с нами вышел на терраску Ахман. Было уже без десяти девять. И не дожидаясь его вопроса, я сказал:
      - Мы согласны. Когда ехать?
      - Можно прямо сегодня. Даже лучше, если буквально сейчас. Звоните своим ребятам, мы отвезем вас в аэропорт, от Ярославля до Питера полчаса лету, даже меньше, А там есть удобный ночной рейс с посадкой в Тегеле.
      - Где? - переспросил я.
      - Тегель - это название аэропорта в Западном Берлине.
      - Нет, - сказал я жестко и решительно, как будто мне именно Тегель не понравился. - Сегодня это никак невозможно. Мы должны вернуться в Москву. Хоть под конвоем, но вернуться. И кстати, мы бы предпочли лететь по своим документам.
      - Это как раз не важно, - махнул рукою Ахман. - Пойдете по виповскому коридору.
      - Ну, ни хрена себе! - вырвалось у меня. - Вам-то кто крышу дает?
      - Министерство обороны.
      Похоже, он отвечал честно. То есть это было настолько неправдоподобно, что я сразу поверил. Так нелепо не врут. Дожили. Министерство обороны России, курдские террористы и липовые въездные визы в Германию! Вот уж действительно, в огороде бузина, а в Киевеs даже не дядька, а просто полная задница!
      - И все равно, - сказал я. - Если вы хотите, чтобы мы работали на вас, пойдите и нам навстречу. Возвращение в Москву обязательно. Подберите подходящий рейс из Шереметьева. Мы улетим с любой крышей.
      - Я должен позвонить, - заявил Ахман и удалился.
      -Ну вот, - сказал Эльф. - Уже начинаются трудности. - Сейчас он будет пытаться сам вызвонить твою команду. Потом пообещает дать машину или даже вертолет до Москвы и увезет не в ту сторону. Начнется дурацкая стрельбаs С этими всегда так. Матка Боска, как я устал от идиотов!
      И он добавил что-то совсем уж по-польски.
      Потом помолчал и вдруг начал рассказывать:
      - Однажды - это было в Стамбуле - некий человек в своем офисе попытался меня убить. Получил очень важную информацию и захотел стать ее единственным обладателем. Я был один и без оружия, а с ним - шестеро охранников. Он только не знал, дурачок, что когда для жизни Эльфа возникает реальная угроза, все материальные предметы вокруг него становятся оружием. Абсолютно все: ручки, карандаши, компьютерные диски, пепельницы, бутылки, электрические проводаs В общем, живых в том офисе скорее всего не осталось, хотя последних двух охранников я просто стукнул лбами друг о друга. Потом узнал, туда приезжали парни из ЦРУ во главе с подполковником Кейси, и тот сразу вспомнил, как они, по дури, пытались убрать меня на Занзибаре. Почерк узнавался на разs И к чему я вам это все рассказываю? - философски вопросил он.
      Я думал о том же, а спросил о другом:
      - Как звали того человека?
      - Думаешь, тебе это нужно, Крошка? - он как-то внезапно перешел на "ты" именно теперь, хотя в бытность свою майором Платоновым во владимирской губернии тыкал мне постоянно. И я ему.
      - А впрочем, очень может быть, что и пригодится. Его звали Жила. Костик Жилин. Крупный был авторитет. Я думаю, Ахман про него многое может рассказать. Но не расскажет. Ахман сидел тогда в соседнем офисе, и мой уход запомнил на всю жизньs Ладно ребята, к делу! Вам нельзя уезжать с Ахманом. Это - труба.
      - Ваши предложения, Эльф?
      - А собственно, остался один-единственный вариант. Мой "линкольн" стоит неподалеку на лесной дороге. Я сейчас прощаюсь с вами и жду за воротами. Ахман будет вывозить вас на "лексусе", а снаружи опять подгонит закрытый "караван". Но вы туда не садитесь, а быстро загружайтесь ко мне. Все понятно?
      - Чего уж тут не понять! Договорились, Эльф. Вы отвезете нас в Москву?
      - Да нет, я думаю, достаточно будет в Ярославль. А там же у вас своя машина.
      - Почему вы помогаете нам?
      - Потому что хочу вместе с вами оказаться в Германии, по возможности скоро и не поссорившись с курдами.
      - Но мы же не сошлись во взглядах на мировую политику и экономику?
      - Слушай, Крошка, - Эльф посмотрел мне в глаза очень серьезно. - Меня пугает ваш с Филом романтизм. Ты помни все-таки: за это убивают. Люди нужны друг другу - это основа всей жизни. А бескорыстное служение кому-либо и чему-либо оставь для литературы.
      - А как же Костюшко? - спросил я.
      Он ответил очень странно:
      - Великий пан Тадеуш? Это тоже литература. Литература и живопись, не было в жизни никакого Костюшки, точнее был, но совсем другой, наверняка отпетый мерзавец. Все. Я жду вас, ребята.
      И он ушел в сторону КПП быстрой уверенной походкой молодого спортсмена. Пятидесятилетний майор Платонов. Нестареющий Эльф.
      Но Фил вдруг сказал:
      - Не знаю, в каком миньяне его не хватает, но это сломленный человек. Он больше не хочет жить. Он мечтает сделать что-то важное для себя и самое последнее в жизни. После этого готов умереть.
      - Ты так считаешь?
      - Да, - сказал Фил, - он порядочная сволочь, как и все люди подобного сорта. Но ставку сегодня мы будем делать именно на него.
      - А мне так не кажется, - возразил я осторожно.
      - Ты по поводу ставки на него? - решил уточнить Фил.
      - Нет, я по поводу сволочи. Мне кажется, Эльф не просто суперагент и хладнокровный убийца, в нем кроется какая-то тайна.
      - Крошка, ты с ума сошел! Тайна - это слово не из нашего лексикона.
      - Подбери другое, - предложил я. - Ведь и каждый из нас совсем не простs
      - Понял, ты хочешь разобраться, какая у Эльфа особая характеристика.
      - В общем, да, но я подозреваю, что у него этих характеристик больше, чем у нас у всех, вместе взятых.
      - Возможно, - призадумался Фил. - И какой же вывод из этого?
      - Пока не знаю, - честно признался я.
      Вновь появился Ахман.
      - Ну что ж, друзья мои, все в порядке, я вызвал машину. Уже знакомый микроавтобус отвезет вас на то же место на объездном шоссе вокруг города. А теперь записывайте в память своих аппаратов номера в Берлине. Первый - это наш официальный представитель, через него получите гостиницу. Второй самый главный номер - это связной. Третий - квартира, где предстоит жить двоим или троим из вас. Решите сами. Девушку, хозяйку квартиры зовут Моника. Официального представителя - Байрам. Связного будете звать просто Семнадцатым. До поры. А дальше вам подскажут. Подчиняться связному беспрекословно. Подробные инструкции - на месте. Дополнительные сеансы связи со мной крайне нежелательны. Вот такая диспозиция. Правильно я говорю? А теперь звоните своим.
      - Звонить не надо, - сказал я, - они и так ждут.
      Потом задумался на секунду и добавил:
      - А впрочемs
      Позвонить Циркачу было совсем не лишнее. Я был почти уверен, что они уже вычислили нас и ждут возле ворот, ближе, чем Эльф. Но убедиться в этом все-таки хотелось. Опять же Борис не дурак, сообразит, что можно, а чего нельзя говорить в прозрачном насквозь эфире.
      - Привет, ты где, Циркач?
      - Пока в центре, у торговых рядов. Выдвигаться на условленное место?
      - Да, Циркач, пора.
      - Хорошо, я поехал. Представляешь, какой-то дурак смял мою пачку "Кента" так, что все сигареты сломались. А там еще пять штук было. Не знаешь, кто это мог сделать?
      - Знаю, - усмехнулся я страшно довольный. - Бросай курить!
      Здорово мы эту сценку разыграли, правда? Вот такие маленькие радости и скрашивают нашу тяжелую жизнь.
      Ну а дальше все было строго по сценарию. Даже рассказывать скучно. Вышли из "лексуса", и на глазах у обалдевшего Ахмана к нам подъехали почти одновременно три машины: "додж-карван", "джи-эм-си-юкон" и "линкольн-навигатор". В машине Эльфа я сразу опознал мышкинский ярко-синий джип, сделанный на заказ. Или просто еще один такой же? Это стало некоторой неожиданностью, но все равно не затруднило нашего выбора.
      А едва мы тронулись, вслед затрещали выстрелы. Наверно, молодой Джемиль не выдержал. Ахман-то вряд ли стал бы стрелять. По характерному звуку я догадался, что у нашей совсем новой машины состоялось-таки торжественное боевое крещение. Придется искать хорошего знакомого для ликвидации специфического отверстия.
      А "навигатор" Эльфа тут же рванул следом, и я даже не сомневался, что он догонит нас очень быстро. Поэтому сразу вышел на связь.
      - Герр майор, неужели я должен объяснять, что, даже поравнявшись с нами, вы сумеете остановить машину, только открыв огонь, а в перестрелке у вас будут очень плохие шансы на победу: один к четырем?
      - Я все это понимаю, но за мной уже летит Джемиль на "лексусе". Неужели вы не можете ускориться? - добавил он с неподдельным ехидством.
      - Могу, - сказал Циркач, вдавил педаль в пол, и уже через полминуты мы летели со скоростью сто семьдесят.
      - Оборзел? - испугался я. - Движок запорешь! Заклинить может в два счета!
      - Не заклинит, - сказал Циркач, - выжимая из "юкона" уже сто восемьдесят. - Машина на самом деле обкатанная. Я специально такую брал, а этим для понта сказал, ну, и вообще, лучше скрывать свои возможности. Верно?
      Мы оторвались. И за ближайшим поворотом свернули на первую попавшуюся побочную, проселочную дорогу. Отсиделись за кустами. Пропустили обе машины, ракетами умчавшиеся вдаль. А потом, не торопясь, где дорогами, а где и полями, выбрались на другое, параллельное, шоссе.
      Мне страшно понравилось название самого первого населенного пункта, который мы проезжали - Кукобой. Неистощима фантазия русских географов! Я знать не знаю, кто такие куки, но человек, безжалостно уничтожающий их, представлялся мне грозным парнем в камуфляжке, с ясным взглядом, квадратным подбородком и с базукой на плече - этакий благородный мститель. Кукобой.
      В Москве нас ждал Шкипер, на квартире все было тихо, но мы еще по телефону попросили Володьку быстренько собрать необходимые вещи и дуть на метро куда-нибудь в центр. Впрочем, нет, передумал я, лучше пешком на "Семеновскую", мы туда и подъедем. Все равно ведь решили переночевать в Измайлове у Пинягина. Ехать к Циркачу, казалось полным безумием. Уж там-то наверняка ждали эмиссары Мышкина. Рисковать еще раз с левой квартирой тоже не хотелось - ради одной, судя по всему, ночи. Если же нас ждет засада и у Пиндрика, тогдаs Тогда пусть эта засада пеняет на себя!
      - Слушай, - сказал я Циркачу, - пока мы едем, ты не хочешь позвонитьs
      - На работу? - перебил он. - Уже звонил. Не Мышкину, конечно, - на хрена мне такой уровень? Кадровику позвонил, мол, увольняюсь, так и так, ввиду осложнившихся личных обстоятельств. Ну, он пожурил, конечно, что, мол, за две недели предупреждать надо, и просил подъехать на Арбат, чтобы лично подписать заявление. Я обещал.
      - Прямо сейчас и поедем? - подколол я.
      - Давай, - зевнул Циркач.
      - А я ведь о другом хотел тебе напомнить. Позвонил бы ты своему приятелю. Что за Игорь такой жил на этой Девятой Роте? Меня заело. Да и не верю я, что Ахман нас выследил. Здесь другое - либо прослушка, либо капнул кто-то. Вот и поинтересуйся.
      - Хорошо, - сказал он. - Но об этом лучше говорить с квартиры. В "Сферу" я звонил с трубки. Тут было главное, чтобы не засекли место, откуда звоню. Но мы же с тобой знаем, что все звонки с мобильников прослушиваются, абсолютно все. Верно? А вот в квартире у Пиндрика вряд ли уже успели что-нибудь установить. Позвоню оттуда.
      Я согласился.
      Меж тем напуганный нашей конспирацией Шкипер перезвонил уже с улицы и сказал, что из всех интересных звонков отмечает лишь один. Какой-то псих позвонил и предложил свои услуги по ремонту машины. Шкипер сказал: "Не надо", тогда псих пояснил, что готов поменять главную прокладку в машине. Шкипер решил, что над ним издеваются, потому что прокладок в любом автомобиле много, но ни одна из них не называется главной, и бросил трубку. Через полчаса звонок повторился. И тот же голос попросил передать уже конкретно Крошке предложение о замене главной прокладки.
      Я начал хохотать. Шкипер слишком хорошо знал устройство автомобиля. Вот и не среагировал на юмор. Главной прокладкой называют, разумеется, прокладку между рулем и сиденьем, то есть водителя. И это был наш с дядей Вошей условный знак, предполагавший встречу.
      - Место и время, где нас ждут для ремонта, записал? - спросил я строго.
      - Ну, после того, как он тебя упомянул, назвав по кличке, записал, конечно.
      Место оказалось в двух шагах от дома на Девятой Роте, в переулке с не менее достойным названием - Медовый. А время - тринадцать нуль-нуль следующего дня. Понятно, Кулаков еще не знал, что нам придется срочно менять место жительства. А может, и знал, просто как матерый контрразведчик понимал, что самое безопасное место после аварийной эвакуации с засвеченной квартиры - это ее ближайшие окрестности - там не ищут. Во всяком случае, такие чайники, как эти курды. И честно говоря, я вообще не был уверен, что они будут нас искать. После разговора с дядей Вошей, если не будет других инструкций, я планировал сам выйти на Ахмана и культурно объясниться. Ведь Эльф советовал с ним не ссориться и был, разумеется, абсолютно прав.
      В Измайлове у Пиндрика засады не было. И квартиру, похоже, не трогали. Во всяком случае, грубого обыска никто не проводил. Мне первым делом захотелось в душ. Фил проверил состояние моей ноги и подтвердил: мыться можно. Все ткани срослись окончательно - все-таки Фил - это Фил.
      Циркач сразу стал звонить, пока еще не совсем ночь. Но у Виктора, сосватавшего нам так быстро вычисленную Ахманом квартиру, никого не оказалось, даже автоответчик был выключен; и у Марины, его бывшей жены и бухгалтера на одном из аникеевских базаров - тоже.
      На этом работа кончилась и можно было снова чуточку поспать.
      3.
      Начальнику ЧГУ
      генералу-лейтенанту Форманову А.Н.
      От начальника
      следственного управления ФСБ
      СПРАВКА
      В ответ на ваш запрос сообщаем, что гражданин Германии Клаус Штайнер находится под постоянным наблюдением органов ФСБ и о его перелете из г. Владимира в г. Ярославль нашим сотрудникам было известно заранее. Нахождение Штайнера на секретном объекте №113/452-с санкционировано соответствующим отделом. По информации, поступившей от начальника объекта №113/452-с, Штайнер провел переговоры с двумя неизвестными, прибывшими непосредственно к нему, но доставленными по указанию руководства объекта в лице Ахманалиева Г.В. Последний назвал их своей агентурой и, согласно выводам наших аналитиков, предложил эти кадровые единицы Штайнеру для работы на БНД. Ввиду невозможности допросить непосредственно Ахманалиева наши сотрудники попытались собственными силами захватить агентов, но потеряли их в районе села Кукобой. Наружное наблюдение за Клаусом Штайнером будет осуществляться вплоть до его вылета из страны (предположительно через два дня.)
      Кулаков перечитал эту милую справку трижды. Из ФСБ приходили разные бумаги, но такой не было еще ни разу. Если б она не была доставлена спецпочтой, а, допустим, вылезла из компьютера, генерал решил бы, что это шутит какой-нибудь юный хакер. Но тут все было без дураков: и бланк, и подпись, и исходящий номер. Вот только содержание подкачало. Будто референт высокого гэбэшного начальника был пьян, когда составлял текст. А сам начальник подписал, не читая.
      Начать с того, что не следственное управление должно было этими вещами заниматься - Второе Главное или, в крайнем случае, Седьмое - слежка за иностранцами. И потом, небрежное признание провала в конце справки - вещь для ФСБ абсолютно немыслимая. В-третьих, совершенно чудесная оговорка о невозможности допросить Ахманалиева. Это что, вор в законе у нас теперь как депутат Госдумы - неприкосновенен? В-четвертых, не просматривалось ни малейшей попытки расшифровать Штайнера (да не могли они там не знать, что Клаус Штайнер и Эльф - одно лицо!). И, наконец, запрос был не столько про Эльфа, сколько про курдов. На главную же тему в ответе был просто заговор молчания. Дескать, не знаем мы никаких курдов - есть только секретный объект, проходящий по картотеке ФСБ под номером таким-тоs
      А Форманов, познакомившись с этой абракадаброй, возьми да и скинь ее на Кулакова с надписью на уголочке: "Срочно разберись!". И сам укатил на Старую площадь.
      Проще всего, конечно, дождаться его возвращения и тогда уже, задав все вопросы, решить, как вести себя. Но в том-то и дело, что некогда получалось ждать, через двадцать минут он должен выехать на встречу с командой Большакова. Что можно успеть за двадцать минут? Только посидеть и подумать.
      Кулаков попробовал восстановить в памяти все от начала. Нет, не от Вроцлава - от весны, когда Форманов вызвал его к себе и сказал:
      - Есть новое дело государственной важности.
      - А когда мы в последний раз занимались делами негосударственной важности?
      - Совсем недавно, - отпарировал Форманов в ответ на это ядовитое замечание. - Так вот. Есть задача: выяснить, кто такой Король рынков и защитить человека. Его уже заказали. Только неизвестно, кто, и, разумеется, неизвестно - кому.
      - И это сейчас самое важное? - удивился Кулаков.
      Натовцы как раз со всей дури бомбили Сербию и Косово, мир стоял на ушах, и по негласному указанию Кремля ЧГУ чуть ли не ежедневно отправляло сводки в ЦРУ и получало от них свежую информацию о происходящем. В обстановке нарастающей истерии - закидывание чернильницами американского посольства, нелепые погромы "Макдональдсов" (фирма-то канадская, для справочки, - причем тут США?), ларьков "Баскин энд Робинс", сжигание американских флагов - на этом безумном фоне стремление не потерять доверительных отношений с Америкой казалось действительно важным при всей внешней неактуальности. И тут какой-то Король рынков! Бандюган из Тушина или Солнцева. Причем здесь ЧГУ? Оказалось очень даже причем.
      Три сигнала поступили в ФСБ одновременно: из Стамбула, из Варшавы и из Владимира. Крутой замес. А текст был всюду одинаковый: "Братва угрожает Королю рынков. Если его убьют, рыночной экономике в России придет конец". ФСБ провела предварительный поиск, и въедливые офицеры установили, что в Стамбуле факс был отправлен с одной из конспиративных квартир КРП; в Варшаве - из Германского посольства, а во Владимире - с компьютера одной из фирм, принадлежавших Эдуарду Свирскому. Но Свирский выразил полнейшее недоумение по этому поводу. Курды оказались абсолютно не в курсе, что подтвердил, в частности, и агент СВР в Стамбуле. Наконец, немцы полностью дистанцировались от варшавского послания.
      Но случайных совпадений подобного рода не бывает. И дело завертелось. Кулаков, конечно, запросил МВД, недоумевая, почему сыскари с Лубянки не поступили так же. На Огарева, шесть, выдали добрый десяток версий, кого в уголовном мире могут называть Королем рынков, и Кулаков с энтузиазмом принялся их анализировать. Пришел к небезынтересным выводамs Но тут и приказали все приостановить, свернуть, заморозить, а еще через день вообще забыть и выкинуть из памяти. Компьютерной, имелось в виду. Из своей же не выкинешь!
      Кулаков спросил тогда:
      - Иван Матвеевич распорядился?
      Форманов мог бы и не отвечать, но он ответил:
      - Нет, Демидов!
      - Ну, ни хрена себе! - Кулаков не удержался и высказал удивление вслух.
      Потому что Демидов курировал экономику и финансы в команде президента и был, вне всяких сомнений, очень большим человеком. Но какое отношение он имел к ЧГУ? Однако! Вызвал Форманова лично, и от имени президента распорядился.
      - А Иван Матвеевич? - поинтересовался Кулаков.
      - Иван Матвеевич промолчал. Я заходил к нему. Но он впрямую об этом не спрашивал. Однако не мог же он как наш куратор не быть в курсе, для чего меня вызывали. Знал он все, конечно, знал. Но промолчал. А лишних вопросов там задавать не принято.
      Кулаков тогда обозлился и сказал:
      - Не надо нам было браться не за свое дело. Сколько времени зря потерялиs
      - А то, Владим Генадич, это мы с тобой решаем, за какие дела браться! - тяжко вздохнул Форманов.
      А потом был отдых в Испании, шифровка из Гамбурга и срочное возвращение в связи с двойным убийством. Ну что ж, все логично: в марте предупреждали - в июне начали стрелять. А ведь Кулаков уже тогда докопался и до фамилии Аникеев, и до фамилии Мышкин, даже на Павленко по косвенным данным вышел. Не говоря уже о Свирском, который впрямую поминался в сводках ФСБ. "Вот, сволочи кремлевские! - возмущался про себя Кулаков, еще летя в самолете. - Если б тогда не бросили этого дела, может, оба человека сейчас живы были".
      Теперь уже так не казалось.
      Во-первых, что он знает об этих двоих? Да, значительные фигуры. Но какую роль они играли в реальной экономике? До сих пор не ясно. И, во-вторых: а что, если вмешательство ЧГУ весной лишь ускорило бы процессы и "танковые сражения" начались бы на месяц раньше? Ведь под Вязниками мы имеем на сегодня четырнадцать трупов. Информация не для прессы, но четырнадцать трупов - это всегда четырнадцать трупов. Это - серьезно.
      "Что происходит дальше? - размышлял Кулаков. - Павленко утирается. Мышкин утирается. Они садятся за стол переговоров в развороченном дворце. Исполнители упущены. Деньги упущены. Все оскорблены в лучших чувствах. Каждый валит вину на другого. Примиряющего Фарида рядом нет, а примиряющего Свирского вообще нет в живых. Один Эльф спокоен, но безучастен, он только следит за тем, чтобы не возникло новой перестрелки. При этом совершенно не способствует объединению капиталов "Феникса" и "Сферы". Ну, конечно, Эльф не россиянин, хоть и прекрасно говорит по-русски. Плевать он хотел на нашу экономику. Или не так?..
      "Стоп! - сказал себе Кулаков. - Это главное. Вот оно, то самое, что мы должны понять. Эльф не может плевать на российскую экономику. Он именно ради нее сюда приехал. И разговор его с одним из крупнейших германских инвесторов, с этим Линдеманном, тоже крутился вокруг России. Схема ясна: Линдеманн, как бывший русский, вкладывает сюда деньги, Эльф - как его старый друг - контролирует процесс, а уже некий Навигатор распределяет, кому, чего и сколько. И безучастность Эльфа к распрям двум рыночных воротил объясняется просто: он - технический исполнитель. Поиграл с обоими, как кошка с мышкой - и в сторону. А вопрос о слиянии капиталов решают не Семецкий, не Мышкин и не Павленко. Решает Навигатор. Поехали дальше. Где и когда Эльф встречался с Навигатором? Вот вопрос! Как получил от него приказ, будучи в Вязниках? А ведь был такой приказ: "Всем оставаться на местах!" И Павленко, несмотря на все свое богатство и даже власть, ему подчинился. Черт, кто же такой этот Навигатор?"
      Ничего путного в голову не приходило.
      Аннамурадов? Не исключено. Демидов? Тоже красиво. Впрочем, такая кличка и Борису Николаевичу подошла бы. Ладно, шутки в сторону. А что, если Ахман? Иначе зачем Эльф потащился к нему в Ярославскую губернию? На хрена поляку, скажем, независимость Курдистана или проблемы блатного мира России? Выходит, есть у Ахмана еще и третье лицо. Это неплохо согласуется с трепетным отношением к нему в ФСБ. Но, с другой стороны, полная ерунда получается. И Павленко, и Мышкин - оба говорили об Ахмане, но совершенно отдельно - о Навигаторе. Разумеется, можно предположить, что один из них, допустим Мышкин, не в курсе, что Ахман и Навигатор - одно лицо. Так тоже бывает, но это уже какие-то тайны мадридского двораs
      Кулаков посмотрел на часы: пора было спускаться вниз к машине.
      Водитель высадил его на Электрозаводской. Кулаков прошел по подземному переходу, постоял на троллейбусной остановке, ничего подозрительного не отметил. Вскоре подъехал драный "жигуленок". Генерал увидел его еще издалека, поднял руку, за рулем сидел лейтенант Абаканов.
      - Садитесь скорее, - сказал он. - Здесь стоять нельзя.
      До гаражей было даже пешком минут десять, но Абаканов кружил по переулкам и набережной добрых полчаса.
      - Нет же хвоста, - сказал Кулаков.
      - Вот и я вижу, что нет, но очень хотелось оторваться.
      "Ладно, - подумал Кулаков, - нормальная перестраховка. Мы еще никуда не опаздываем".
      А в гаражах он переоделся в черную от масел, растворителей и графитовой смазки робу и в таком виде приготовился встречать посигналивший от поворота джип, сверкающий черным лаком капота и ослепительной сталью кенгурятника.
      4.
      Утро у нас опять началось рано. Пиндрик поднялся раньше всех, чтобы на правах хозяина сбегать в магазин и приготовить завтрак. Циркачу не спалось, тревожило все: и пулевая дырка в машине, и сама машина, стоящая на улице, и грядущая встреча с Кулаковым, и молчащие телефоны его друзей. С телефонов-то он и начал. У Виктора включился автоответчик, запись была явно свежая, хозяин даже объяснял, что накануне пришел пьяным и звонков не слышал. Другой конструктивной информации не предлагалось. Записывать ему на пленку Циркач ничего не стал, но шанс объясниться казался вполне реальным, а вот по номеру Марины трубку сняла ее мама и, едва ли не причитая от горя, сообщила, что Марина пропала. С трудом он добился от перепуганной немолодой женщины, что девушка ушла из дома почти двое суток назад. Циркач не стал обзванивать больницы, как это делают простые граждане, он сразу набрал номер своего друга на Петровке и через пятнадцать минут знал доподлинно, что Марину Малышеву нашли прошлой ночью с простреленной головою в Ново-Косино. А через шестнадцать минут никто из нас уже не спал.
      Аникеева и Свирского, конечно, тоже жаль. Но это были какие-то свои игры там, наверху, а когда стреляют в голову простому бухгалтеру, оно пугает намного сильнее. Пули, что называется, ложились уже совсем рядом. То ли пора залечь, то ли - наоборот - переходить в наступление, но в любом случае - не спать. Уж это - определенно.
      Завтрак был съеден молча и без аппетита. Пиндрик даже обиделся. Потом мы загрузились в джип и долго колесили по окрестностям без всякого смысла. Хвост, что ли, выявляли? Не было хвоста. Но так казалось спокойнее, чем сидеть дома. Потом заехали прямо в лесопарк под запрещающий знак, нашли пустующую полянку и убивали время в яростных и достаточно бессмысленных спорах. Час назначенной встречи приближался.
      По дорожкам между рядами гаражей пришлось попетлять, пока не нашелся толковый мужичок и не объяснил, в каком боксе искать Лешку Сазанова. Бокс оказался единственным открытым в своем аппендиксе, а Лешка, судя по военной выправке и одновременно умным глазам, явно тоже был сотрудником ЧГУ. Он сразу кликнул из глубины гаража напарника:
      - Митрич! Вылазь из ямы. К тебе клиенты приехали!
      - Здорово, клиенты, - сказал Митрич, он же дядя Воша, присаживаясь на старые покрышки, лежавшие у дверей и закуривая странную сигарету под названием "Беломорканал". Даже пачка оформлена, как у знаменитых папирос чего не придумают в наше время!
      Мы сели кто куда. Покрышек в принципе хватало на всех, но Циркач остался в машине, только, открыв дверцу, ноги наружу свесил, а Пиндрик пристроился на подножке. Фил, привалясь к капоту, закурил свой неизменный "Кент". Шкипер, не теряя времени, массировал уже зажившее, но еще слегка зудящее плечо. С Володькиной раной у Фила, кажется, получилось еще лучше, чем с моей.
      А я все-таки сел поближе к дяде Воше и призадумался: "Интересно, зачем ему понадобилось собирать нас всех вместе на этот разговор?" Не часто генерал Кулаков подобные встречи устраивал.
      - Ну, рассказывай, Крошка, куда вас возили.
      - Убили Марину Малышеву, - начал я с другого. - Это девушка, которая устроила Циркача на работу к Аникееву в "Сферу".
      - Информация откуда? - быстро спросил Кулаков.
      - С Петровки, - буркнул совсем помрачневший Циркач.
      И я вдруг очень ясно понял, что у него с этой Мариной что-то было. Господи, да с кем у него только не было!
      А дядя Воша уже набирал на трубке чей-то номер. Отозвались там мгновенно, соединили с начальником. Разговор получился короткий, но выразительный. Можно было догадаться по тону, что это весьма высокий чин из МВД или ФСБ.
      - Разберутся? - спросил я.
      - Разберутся. Только погано это, они нам уже на пятки наступают. Ладно, давай все-таки, рассказывай, что там было, в этом вашем Кукобое.
      Я рассказал. Насколько смог коротко, потом повторил еще раз, как мне виделось, главное:
      - Там готовят курдских террористов. Кому это известно?
      - Всем, кому надо, к сожалению, известно, - грустно вздохнул дядя Воша. - Министерство обороны как раз лишь частично в курсе. Реально их прикрывает ФСБ. Потому и Эльф гуляет там, как у себя дома.
      - Не понял, - решил уточнить я. - Эльф все-таки работает на ФСБ?
      - Нет, - сказал Кулаков, - Эльф, как всегда, работает на себя. Но ФСБ сегодня пытается его использовать. А Эльф не возражает, ему тоже удобно. Они нашли друг друга. Причем без ведома Кремля - полный бардак в стране! Вот почему нас и попросили этак ненавязчиво расторгнуть этот противоестественный брачный союз. Ваша задача войти в доверие к Эльфу, поработать как бы в связке с ним, понять его планы и не дать им осуществиться.
      - Какими бы ни были эти планы? - спросил я удивленно.
      - Совершенно верно, Андрей: какими бы эти планы ни были.
      - Но когда мы выясним, все-таки надо будет докладывать, прежде чем переходить к активным действиям?
      - Нет, - сказал Кулаков, - любые лишние сеансы связи считаются крайне опасными. Докладывать я прошу только о результате: "То, что задумал Эльф, сделать ему не удалось и никогда уже не удастся". Примерно в такой форме. И совершенно не важно, чего именно он там хотел.
      - Владимир Геннадиевич! - не выдержал я. - Но это же бред какой-то.
      - Это не бред. Обыкновенный режим секретности. Очень высокой степени секретности. А если вам интересно, то, по приблизительным оценкам наших аналитиков, Эльф намерен с целью личного обогащения, а возможно, и с целью сведения счетов с кем-то, разрушить всю систему экономического регулирования рынков в России. Каким способом он намерен это сделать вопрос второй. Но допустить подобное мы не вправе. Понятно?
      Я рассеянно кивнул. Не очень-то мне было понятно. И тут предельно грамотный вопрос задал Фил:
      - Так, значит, Эльф играет против Навигатора? А мы должны этого Навигатора защитить?
      - Да, - сказал Кулаков.
      - А кто такой Навигатор, вам уже известно?
      - Нет, - сказал Кулаков.
      И с чего это вдруг дядя Воша сделался таким немногословным?
      - А где его искать - известно? - продолжал допытываться Фил.
      - Нет, - повторил еще раз Кулаков, потом решил все-таки расщедриться на дополнительные слова: - Его не надо искать. Надо просто помешать Эльфу.
      - Интересная задача, - прокомментировал я. - А деньги?
      И я уже представил, как Кулаков начинает нам рассказывать о слишком большом мышкинском гонораре, и о том, что они, Четырнадцатый главк, уже взяли нас под свою защиту, что деньги в сейфах ЧГУ хранить надежнее, чем в швейцарском банке, и все это нам предстоит теперь отрабатывать.
      Но дядя Воша ответил по-другому. Вначале просто ушел от вопроса:
      - Мы отправляем вас в Германиюs
      - А мы и так туда едем, - невежливо перебил я.
      Нет, ну, в конце-то концов, я же про деньги спросил! А он мне про что поет?
      - Не надо ехать в Германию от КРП, то есть от ФСБ, - Кулаков упорно гнул свою линию, - это плохие игры. Они вам сделают в Шереметьеве зеленый коридор хоть для оружия, хоть для наркотиков, но в этом случае по ту сторону границы вам сразу сядет на хвост германская разведка, и работать станет намного сложнее. Мы же вас отправим как простых туристов, а снаряжение, оружие, деньги - абсолютно все вы получите там, на месте.
      Мелькнуло ключевое слово - "деньги".
      - Какие именно деньги? - решил уточнить я.
      - Необходимые для текущих расходов, - уклончиво ответил Кулаков, но тут же и надумал больше не темнить: - Ребята, я, собственно, хотел вас спросить: вам интересно заниматься этим или нет? Ваше право отказаться и выйти из игры. Если вы знаете, как это сделать. Сегодня я прикрываю вашу поездку в Германию, завтра прикрою что-то еще. Но если вам хочется остаться один на один с Эльфом... А тут еще в затылок дышит Ахман, и Мышкин, и Павленко - если хочется, пожалуйста!
      - Павел Геннадиевич, это угроза? - рубанул я с плеча.
      - Нет, - сказал он, - скорее предупреждение. И вызов. Я просто предлагаю вам доказать, что вы еще способны сразиться с фигурой масштаба Эльфа, а попутно найти, кто за это заплатит. Мы, ЧГУ - не сможем.
      Ну, наконец-то он признался честно! И я уже догадывался, что скажут ребята. Никто из нас никогда не пугался сложных задач. Но сегодня задача стояла сверхсложная, и поддержка ЧГУ нам явно не помешала бы.
      - Хорошо, - сказал я, - мы едем к немцам по вашему заданию. Не по заданию же Ахмана нам в самом-то деле ехать! Взрывать центральный офис "Мерседеса" - это как-то скучно. Но у меня только одно условие. Я хочу забрать из вашего сейфа все свои деньги.
      - Остальные придерживаются такого же мнения? - поинтересовался Кулаков.
      Ребята кивнули, хотя мы даже приблизительно не обсуждали эту тему. Просто мое поведение было для них безусловным примером. Ломать голову над тонкостями никто не собирался.
      - Значит, перестали нам доверять?
      - А я вообще никогда и никому не доверяю, кроме своих четверых друзей, - сказал Фил.
      Я же ответил по-другому:
      - Дело не в доверии, дядя Воша, просто эти деньги, например, мне будут нужнее в Германии. Там легче найти, куда потратить или куда вложить.
      - Это не патриотично, Крошка, - улыбнулся Кулаков.
      - Ну, рядом с теми триллионами, которые мы спасаем для России, наш несчастный миллиончик погоды не сделает, - улыбнулся я в ответ.
      И шутка была принята.
      Потом оказалось, что Лешка Сазанов уже заварил нам дырку в кузове. Даже успел зачистить и покрыть быстро сохнущей грунтовкой. И все же краску рекомендовал класть не раньше, чем через два часа.
      А, уезжая, генерал-майор Кулаков вдруг спросил:
      - Ой, ребята, чуть не забыл, вы случайно не знаете, кто такой шлимазл?
      Я не знал.
      А Циркач неожиданно расхохотался и ответил:
      - Шлимазл? Дядя Воша, да он перед вами! Шлимазл - это я.
      Оказалось, на идише, точнее даже, на одном из жаргонов идиша, "шлимазл" означает "неудачник, разгильдяй, бестолочь". Но что забавно, поведал нам Циркач, едва ли не каждый еврей готов признать, что он и есть шлимазл, и будет страшно веселиться при этом. Потом Циркач развеселился настолько, что начал говорить, откровенно дурачась:
      - Дядя Воша, ради Бога, я вас умоляю, раз вы таких элементарных вещей не знаете, может, станете еще уверять, что Семецкий - это польская фамилия? Слышишь, Фил, он станет меня уверять, что Семецкий - это польская фамилия! Таки нет, она скорее одесскаяs
      - Ах, Циркач, - вздохнул Кулаков, - не своим ты делом занимаешься. Играть тебе надо на сцене, а не шпионов ловить. А про Семецкого я знаю намного больше вас. И чтобы как-то уровнять сегодня наши шансы на понимание ситуации, - вот, найдите возможность изучить до отъезда. За кордон эту информацию тащить не следует.
      И он выдал мне очередную дискету из тех, что идут под грифом "Перед прочтением сжечь".
      Леша попросил заехать ближе к вечеру для наведения окончательного марафета, и он же обещал отвезти нас в аэропорт, а "юкон" отогнать в этот самый гараж до нашего возвращения. В заранее приготовленной доверенности Циркачу требовалось лишь расписаться.
      Рейс у нас был ранний, утренний, а в оставшееся время требовалось успеть сделать довольно многое: решить финансовые вопросы; избавиться от выданного еще Мышкиным оружия, при этом нигде не нарваться на его сотрудников; обязательно созвониться с Ахманом, подтвердить ему свой вылет и уточнить на всякий случай координаты для связи в Берлинеs
      А Фил почему-то еще хотел добраться до Павленко, уверяя, что у того не может не быть своих интересов в Германии, в том числе и связанных с проблемами курдов. И раз уж мы хотим заработать, надо пытаться доить всех подряд.
      - Фил, а мы не запутаемся? - спросил я.
      - Доверь это мне, - солидно ответил он. - ЧГУ, конечно, нас прикроет, но, боюсь, этого окажется мало. Я не хочу сказать, что можно всерьез рассчитывать на поддержку "Корпорации Феникс". Однако, если мы хотя бы будем знать, что не имеем Павленко в стане своих врагов - дышать станет легче.
      Я согласился и доверил Филу переговоры с Павленкой. А сам думал о другом.
      Мне никак не удавалось забыть ни разу в жизни не виденную Марину Малышеву. С простреленной головой. Что ж это такое в самом деле?
      А потом Циркач дозвонился до Виктора. Но там был не Виктор, а какой-то незнакомый голос. Очень уверенный в себе и тут же начавший спрашивать, кто звонит. Циркач по одним интонациям догадался: милиция. И опять пришлось потревожить приятеля на Петровке.
      Беда никогда не приходит одна.
      Виктора тоже убили. В его собственной квартире. Выстрелом в голову.
      Это уже чересчур. Конечно, мы все пятеро были очень многим нужны, можно сказать, шли нарасхват.
      Но как это влияет на скорость пули?
      Турки - не без помощи других стран и народов - вынесли смертный приговор лидеру курдских террористов Абдулле Аджалану, а кто-то убил при этом простую московскую девчонку и простого московского парня, которые случайно (или не совсем случайно) узнали что-то лишнее. Ребята, ну нельзя же так!
      Или - по Эльфу - получается, что именно так и можно? Даже нужно. Романтиков - в распыл.
      Вот сволочи!
      Скорее всего, их обоих убрали люди Мышкина. А то и люди Павленко. Может быть, боевики Ахмана. Я только знал наверняка, что это не Эльф работал. Юриуш Семецкий на такую ерунду не разменивается. Вообще, он не такойs
      И с чего это я взял?
      А Кулаков сообщил нам много интересного через ту дискету. В сущности, становилось очевидным, что Эльф объявил смертный приговор Навигатору. Ох, не хотел бы я оказаться на месте Навигатора!
      Да я и на своем-то месте чувствовал себя не вполне уютно.
      Первый раз в жизни мне поручали обеспечить персональную охрану, но прикрепляли не к охраняемому лицу (за неимением такового), а к предполагаемому убийце.
      Ничего себе задачка, правда?
      Глава шестая
      ЕДУТ, ЕДУТ ПО БЕРЛИНУ НАШИ КАЗАКИ!
      1
      - Сделай еще раз точно так же, - попросил Дитмар.
      - Но я очень устала, - взмолилась Ника.
      - Ну а мне как же быть?
      - Не знаюs Хочешь я поласкаю тебя лапкой?
      - Тогда уж и ротиком заодно.
      - Ой, Дим-Дим, ну, ты же знаешь, я так не люблю этого послеs
      - Вот ты какая!
      - А если в следующий раз выиграю я? - хитро прищуривается Ника.
      - Я обещаю полностью тебе подчиниться.
      - Обещаешь? Ну, держись, негодник! Я начинаюs
      Он вспоминал минувшую ночь своей победы теперь, на корте. Потеряв очередной решающий мяч на ее подаче, Дитмар понуро возвращался на заднюю линию.
      Они одинаково соперничали в сексе и в теннисе.
      - Сделай еще раз точно так же, - попросил Дитмар.
      Он только что не взял подачу на тайм-брейке, и сет был проигран.
      - Но мы же договорились, что на этом заканчиваем, - возразила Ника.
      - Я помню, просто хочу еще раз попробовать, я же научился их принимать, а сейчас элементарно нервничал: матч-болл, он и есть матч-болл.
      - Хорошо, - сказала она.
      Они жили вместе уже почти двадцать лет, они любили друг друга, но за все это время так и не достигли полной гармонии в сексе. В классическом понимании. Когда-то по молодости лет (теперь уж и не вспомнить!), им удавалось пересекать финишную черту одновременно, но тогда это было не важно, за каждым финишем маячил новый старт, случалось, что и сама порванная ленточка служила стартом к новому сладострастному забегу. Теперь же годы брали свое, и после яркой вспышки финала каждому из них немедленно хотелось расслабиться: либо Дитмар умирал от усталости после двух бессонных ночей, либо Ника была в полном изнеможении, и единственным ее желанием оставалось съесть что-нибудь вкусненькое перед сном.
      Все это не отменяло их интереса друг к другу, вовсе не отменяло, но секс превратился в спорт. Всякий раз решался вопрос: кто первый? И сошедший с дистанции считался проигравшим. А выигравший составлял меню заключительного этапа по индивидуальному рецепту. Так они и жили: отчаянная борьба, сладостная победа и еще более сладостная выплата контрибуций. Об одновременном, общем результате, поднимающем на принципиально иной уровень блаженства, они уже и не мечтали. Зачем? Это же абсурд, все равно, что ничья в теннисе. Сетов может быть сколько угодно, но победитель должен быть один.
      Ника медленно отошла на исходную позицию, вытянула вперед руку с мячом, сосредоточилась, приподняла ракетку. Дитмар невольно залюбовался женой. На корте она всегда была необычайно хороша. А ее коронной крученой подаче завидовали даже многие мужчины среди их друзей по теннису.
      Мяч отскочил от коротко стриженной травы со скоростью рикошетирующей пули, но Дитмар успел подставить ракетку и резким обводящим маневром сверху вниз точно изменил направление полета и вращения. Ярко-оранжевый флюоресцирующий шарик упал почти около сетки по ту сторону, так что Нике пришлось поднимать его почти в падении. Дитмар отбил, начался скучный обмен ударами, и по взаимному согласию они прекратили игру.
      Линдеманн остался доволен собою. Вместо принятого у спортсменов рукопожатия, он приобнял жену за плечи и сказал:
      - У нас сегодня гость. Ты помнишь? Передай Швиммеру, чтобы он со всякой ерундой меня не дергал.
      - А Швиммера нет.
      - Куда ж он девался?
      - Уехал домой.
      - Куда домой? - Дитмар окончательно запутался.
      - В Штаты, куда же еще! В свой Иллинойс.
      Похоже было, что Нику веселит этот разговор, и Линдеманн начал злиться всерьез.
      - Ты хочешь сказатьs
      - Я ничего не хочу сказать, этот чудак оставил записку.
      И, вынув из спортивной сумки, она протянула ему листок стандартной бумаги с текстом, распечатанным на принтере.
      "Шеф, надеюсь я ничего вам не должен..."
      "Что это еще за "шеф"? - раздраженно подумал Линдеманн. - Какая-то полублатная манера изъясняться, честное слово. И это личный референт главы концерна "Ханзаринг"!
      "sничего вам не должен. От зарплаты последних двух недель готов отказаться в качестве компенсации за свой скоропалительный отъезд. Поверьте, обстоятельства, вынудившие меня поступить именно так, были достаточно серьезны. Здесь, в Гамбурге, я оказался замешан в некоторых делах, дальнейшее участие в которых не пошло бы на пользу ни мне, ни нашей фирме. Не беспокойтесь, никто не станет меня разыскивать, я, в принципе, все уладил - просто было крайне нежелательно задерживаться в Германии даже на лишние суткиs".
      Дальше было еще несколько фраз в том же духе. Линдеманн пробежал их, практически не читая. Нелепые попытки оправдаться плохо камуфлировали явное вранье. А животный страх референта Швиммера просвечивал сквозь строчки, и даже подпись выглядела искаженной. Нет, она не была подделана чужою рукой, но складывалось впечатление, будто Франц ставил привычную загогулину, едва удерживая дрожь в пальцах, как если бы писал зимой на улице скрюченными от мороза пальцами.
      Франц еще после того убийства около зоопарка начал вести себя странно. А через пару дней, когда Линдеманн посвятил его в суть "особого мнения Фарида", сделался и вовсе неадекватен. Дитмар специально устроил такую проверку: он заподозрил личного референта в предательстве, а по реакции на странное звуковое письмо из Средней Азии можно было судить о многом. Ведь информация на той кассете содержалась прелюбопытная и весьма не однозначная.
      Аннамурадов был в своем репертуаре, он надиктовал и заставил посыльного выучить целую притчу о древнем шахе Ахмад-бее. Звучала она так:
      Много-много лет назад жил-поживал то ли в Кордовском, то ли в Бухарском халифате богатейший шах Ахмад-бей. У него было много золота, много земель и много подданных, верных ему и ладивших между собой. И только настоящей власти не хватало шаху. Когда стал Ахмад-бей собирать людей на войну, оказалось, что воевать они не хотят и все дружно пытаются разубедить владыку в необходимости решительных действий. Но шаху была нужна именно военная победа, и он призвал к себе мудреца.
      "Скажи, мудрец, как сделать, чтобы мои люди подчинились мне вопреки собственной воле и пошли на войну?" "Это очень просто, - отвечал мудрец. Ты должен перессорить друг с другом всех своих подданных". "Но тогда они начнут воевать друг с другом!" - удивился шах Ахмад-бей. "Нет, - сказал мудрец, - они будут молча ненавидеть друг друга, а всю свою злобу выместят на твоих врагах. Они станут послушными, как слепые лошади. И власть твоя над ними сделается безграничной".
      Шах Ахмад-бей так и поступил: у одних похищал жен, у других - коней, обвинял в этом третьих, у которых выкрадывал оружие, придумывал гадкие слова, какими подданные якобы награждали друг друга. Доходило и до стычек, двое или трое погибли в кровавых междуусобицах, но зато когда шах вновь приказал идти на войну, отправились все как один и войну завершили победоносно.
      Шах Ахмад-бей стал еще богаче, а главное, почувствовал, что власть его теперь и впрямь безгранична. Только одно беспокоило владыку. В нем поселился страх. Простой человеческий страх смерти, о котором он и не подозревал раньше. И шах вновь призвал к себе мудреца.
      "Я самый сильный?" - вопросил он. "Да, - ответил мудрец, - теперь ты самый сильный". "Но тогда почему мне страшно жить?" "Потому что все против тебя, - ответил мудрец. - Когда ты перессорил подданных, власть твоя сделалась тверда, как дамасская сталь, но жизнь стала хрупкой, как глиняный кувшин. Так бывает всегда. Это закон, установленный Аллахом". "Почему же ты не сказал мне об этом раньше?!" - воскликнул шах Ахмад-бей. "Ты не спрашивал", - ответил мудрец.
      А в конце этой сказочки Фарид добавил пару слов от себя:
      "Ты тоже не спрашивал меня, Дитмар, но я предупреждаю: остерегайся, и если мечтаешь о спокойной жизни, лучше остановись сегодня".
      Черт бы их побрал, этих турков!
      Когда Дитмар сердился, он про себя не только туркменов и азербайджанцев, но и арабов, и таджиков, и даже индусов турками называл. Восточные люди, они и есть восточные люди. Слова в простоте не скажут! Все умничают, все советы дают, все у них иносказательно, а копни поглубже думают только о себе. Предупреждает он! Как же! За шкуру свою трясется. Остановись, говорит. По-доброму так, а сам между строчек угрожает, сволочь. Почуял, почуял азиатским своим чутьем, кто теперь на очереди. Не случайно так быстро исчез из Москвы. Даже на похоронах Лазаря не был. Улизнул, затаился в проклятом "Бухарском халифате". Да от карающей десницы не скроешься, презренный! За отступничество во все века полагалась только смертьs
      Обдумывая в тот день послание Фарида, Линдеманн обнаружил внезапно, что думает по-арабски и вот именно такими вычурными, архаичными фразами. И новая жгучая волна ненависти опалила мозг, захотелось тут же вызвать начальника группы особых акций и немедленно разработать вместе с ним схему еще одной специальной - среднеазиатской - операции. Но он понимал, что этого нельзя делать. Эмоции - одно, а строгий расчет - совсем другое. Должно пройти хотя бы несколько дней. Пусть аналитики просчитают последствия, дадут прогноз, быть может, тогдаs
      И вот эти несколько дней прошли. Но появился Эльф. И сбежал Швиммер. Жаль, что он так плохо прошел проверку. Действительно жаль. Не из худших был парень. Наверно, как и все, мечтал о долгой счастливой жизни. Мечтать не вредноs
      Линдеманн усмехнулся про себя: надо же, он мысленно уже похоронил Швиммера! А ведь в ближайшие дни будет совсем не до него. Да и стоит ли вообще тратить время и деньги на устранение этого придурка?
      Дитмар вытер внезапно вспотевшее лицо полотенцем и, положив ракетку на шезлонг, проговорил, наконец:
      - Это очень скверно, Ника. Почему ты мне сразу не сказала?
      - Было такое хорошее настроение. Не хотелось его портить. Я ждала тебя с самого утра, ты приехал, как обещал, мы сыграли шесть замечательных сетов. Три - три - достойный счет! Разве ты сумел бы принимать мои подачи после такого дурацкого письма?
      Ника играла в теннис лучше Дитмара, и он всегда немножко комплексовал по этому поводу. Семь лет разницы в возрасте, спортивное прошлое, более нормальный образ жизни - все понятно в принципе. И тем не менее: мужчина проигрывает женщине - не порядок!
      - Я смогу принимать твои подачи и теперь, - обиженно сказал Дитмар. Даже лучше буду их принимать. Пойдем обратно на корт. Еще хотя бы один сет. Я не устал. Правда.
      - Хорошо, - улыбнулась Ника. - Только ответь мне, почему это настолько скверно - бегство Франца? Неужели так трудно найти нового референта?
      - Да его и искать не надо. Место Франца, разумеется, займет Габриэль. Но дело в другом. Сам факт неприятен. Он убежал, какs - Дитмар замялся, ища подобающее моменту слово, - sкак крысаs
      - С тонущего корабля, - автоматически продолжила Ника.
      Дитмар вздрогнул:
      - Ты понимаешь, что ты сейчас сказала?
      - Это ты сам сказал. Крысы. Они бегут с погибающего корабля. Просто такая идиома. Я правильно употребляю термин?
      Дитмар не ответил, у него вдруг потемнело в глазах. От усталости? От злости? От страха? Что вообще происходит?! Сегодня вечером он спросит об этом у Юрки. Обязательно спросит. Но до вечера еще надо дожитьs Господи, что за мысли такие?
      Он только злобно прошипел после паузы:
      - Я не собираюсь тонуть. И никаких кораблей топить не собираюсь. Понимаешь, никаких! Очевидно, нам просто пора отдохнуть. Ну, хотя бы три дня. Переключиться на что-то, выкинуть из головы все проблемы. Иначе сойдем с ума. Давай слетаем, например, на Таити. Мы там не были ни разу. Или на остров Пасхи.
      - Возражений нет, - кивнула Ника. - Полетели прямо сейчас.
      - "Прямо сейчас!" Ты забыла: у нас сегодня гость.
      Ничего она не забыла, не могла забыть о таком - просто предпочла бы не встречаться с этим гостем. Странная дружба мужа с ее давним любовником никогда не нравилась Нике. Слишком серьезно относились к ней и тот и другой, и чисто по-женски она всегда боялась этих встреч. Мало ли что придет вдруг одному из них в голову! Женщина, ставшая яблоком раздора - это пострашнее ритуальных оскорблений и невозвращенных долгов. Это - кровная вражда. Однажды она так и сказала Дитмару. Он попытался успокоить ее, объяснив, что идеально владеет собой, что не с гор спустился, что дуэли считает смешной архаикой, да и к вендетте какой-нибудь сицилийской относится весьма иронично. Мол, люди, образованные и воспитанные, должны быть выше этого. Да и представить только: какая бездна лет прошла!
      А про себя подумал: "Эх, Ника, Ника, знала бы ты, сколько всего наворотило жестокое время между Димкой Линевичем и Юркой Семецким с того давнего восьмидесятого года!"
      Эльф называл его Димычем, раскопав через старых знакомых кличку еще школьных времен, а Дитмар в ответ величал Юркой. Семецкий поначалу обижался: "Что я тебе, баба, что ли?" По-польски это звучало как уменьшительное женское имя. Мужское было - Юрек, или, если уж совсем ласкательное - Юриушек, с ударением на "у". Но Дитмар польского не знал и знать не хотел. Он вообще предпочитал говорить по-немецки. Однако Эльф, всякий раз появляясь, упрямо напоминал Линевичу о его русском происхождении. Вот зараза!
      Но сегодня злиться не стоило. Сегодня Эльф был нужен как никогда. Дитмар осознал это с удивительной ясностью и, задавив в глубине души накопившиеся давние обиды, сказал самому себе: "Че-пу-ха! Все быльем поросло. Надо быть проще. И вообще, дело - важнее".
      - Может, все-таки пойдем в душ? - робко предложила жена.
      - Ну, уж нет! - решительно заявил Дитмар. - Сегодня я должен у тебя выиграть.
      Они сыграли не один, а еще два сета. Он проиграл оба. Даже на условную дружескую ничью выйти не удалось.
      ШИФРТЕЛЕГРАММА
      (особая, вне очереди)
      Резидент - Кулакову
      s ...июня 1999 г. Объект встречался с Линдеманном. Разговор продолжался несколько часов в недоступном для нашей аппаратуры месте. В тот же день Объект уехал в Берлин, а Линдеманн вместе с женой вылетел в Париж и оттуда - в Папеэте (остров Таити). Зафиксирован звонок в Анкару из резиденции Линдеманна в Гамбурге по защищенному правительственному каналу. Связь была установлена до отлета хозяина. А также Линдеманн звонил перед отъездом в охранную фирму "Вайс Адлер" (Бонн) с короткой просьбой перезвонить ему по ранее сообщенному номеру.
      ЭЛЕКТРОННАЯ ШИФРОВКА
      № 37-061
      Ясень - Тополю
      Ну, Леня, мерзавец, втравил ты меня опять в какую-то гнусную историю. Ты же наверняка знал, что небезызвестный мне владелец концерна "Ханзаринг" Дитмар Линдеманн на самом деле простой русский парень Дима Линевич. Чего ж не сказал? Чтобы я, как дурак, сам тратил время на поиски этой дивной информации по всем друзьям и знакомым? То есть опять мы работаем согласно шизоидно-интуитивным и параноидно-мистическим методикам нашего друга Нанды? Ну, ладно, надеюсь, я все-таки чего-то интересного нарыл для тебя.
      Встретиться с Димой удалось только третьего дня. Невзначай. Он приезжал в Берлин по делам и решил в гордом одиночестве поужинать в ресторане "Бамбергер Райтер". Если не знаешь, объясняю: отличная австрийская кухня и запредельный сервис, но каждое блюдо обходится раза в три дороже, чем оно того стоит. В общем, мечта для новых русских идиотов. Ну, я и подсел к Димычу, чтобы сразу так - по теме - начать легкий треп о московском прошлом - моем и его. Линевич откровенно вздрогнул, но благоразумно не стал выяснять, откуда у меня информация. Потом хлопнул стакашку виски, подобрел и мы попробовали нашарить общих знакомых тех давних лет. В детстве-то жили в одном и том же "тихом центре" между Пушкинской и Красной Пресней, и школы наши разделяло от силы минут десять неспешной ходьбы. А по возрасту он только на четыре года старше меня. Короче, кое-кого удалось вспомнить, но, разумеется, из людей известных - в политике, в бизнесе, в искусстве. Остальные все давно потеряны. Список знаменитых одноклассников Линевича к письму прилагаю. Но это все лирика, а суть в другом.
      Внимание, Леня! Этот безумный миллионер вдруг непонятно с какой радости решил мне сообщить, что на днях встречается у себя в Гамбурге с еще одним бывшим русским - Юрой Семецким. Тут уже я чуть не поперхнулся, и он, конечно, спросил: "Вы знакомы?" Я сделал вид, что мучительно вспоминаю, а сам лихорадочно соображал: случайность это или Дитмар тоже совсем не прост и давно уже знает обо мне гораздо больше, чем хотелось. Признаюсь, я так и не понял этого до сих пор, хотя последующие дни посвятил изучению истории взаимоотношений Линевича и Семецкого. Подготовил для вас цветистую справку - это была почти поэма "с любовью и мерзопакостью", но тут и позвонила Верба, от которой я буквально в течение пяти минут узнал: все это вам давно известно, а моя нынешняя роль заключается лишь в том, чтобы помочь Эльфу в случае необходимости.
      Леня, вы надо мной издеваетесь, что ли? Или это такой оригинальный способ обеспечить меня фактологией для будущих романов? Спасибо, все было очень вкусно.
      С капиталистическим приветом
      Михаил Разгонов.
      ЭЛЕКТРОННАЯ ШИФРОВКА
      № 37-062
      Тополь - Ясеню
      Миша, ты себе даже не представляешь, насколько ценной оказалась твоя информация о встрече Линевича и Эльфа и насколько важно было то, что ты не сообщил об этом двумя днями раньше. Получили бы вовремя - и наверняка спугнули фигуранта. Ты подумай только: ведь ни одна спецслужба не располагала этими сведениями! Видишь, Миша, интуитивно-шизоидный метод таки действует!
      А теперь краткая инструкция. Поскольку против Эльфа в России и Германии четко и недвусмысленно работает команда господина-товарища генерала Форманова, мы действительно вынуждены работать в одной упряжке именно с Эльфом. Посему, какие бы задачи не ставил пред собой Эльф, в твои обязанности, Миша, входит помогать ему. Например, если завтра Эльф надумает взорвать центральный офис компании "Даймлер Бенц" в Берлине, ты бросишь все и будешь доставать для него взрывчатку.
      Успехов тебе!
      Горбовский
      ЭЛЕКТРОННАЯ ШИФРОВКА
      № 37-063
      Ясень - Тополю
      Приветик, Леня!
      Мерседесовский небоскреб не настолько дорог мне, чтобы я стал из-за него нервничать, взорвется - и хрен бы с ним:-)) Но!
      Если уж вы все так доверяете моей интуиции, прошу учесть: я категорически против того, чтобы лично встречаться с Эльфом. Я против - без объяснения причин. Согласен максимум на один телефонный разговор. А еще лучше - общение только через агентов:-(
      Удачи.
      Малин
      ЭЛЕКТРОННАЯ ШИФРОВКА
      № 37-064
      Тополь - Ясеню
      Возражений нет. Жди подробных инструкций. Готовься к внезапной поездке в Гамбург.
      Счастье для всех даромs А тебе - только за работу:-))
      Горбовский
      2
      И почему все говорят: "Чисто, как в Германии"? У них там мусора сегодня на улицах не меньше, чем в Москве. Даже больше, определенно больше. Ну да, дворники как таковые встречаются почаще, техника уборочная получше. Зато все стены изрисованы по-страшному. У нас только во время путча девяносто первого года было столько надписей. А тамs Это какая-то чума! Начав с Берлинской стены, немцы так и не смогли остановиться. Я еще удивляюсь, что они не разрисовали Бранденбургские ворота. Впрочем, наверняка разрисовали лет десять назад на радостях от объединения Германии. Просто потом отдраили все. Школа социализма.
      А вот в Западном Берлине никто ничего не чистит, особенно в районе Кройцберг. Мы же поселились именно там. Это район совершенно особенный. Здесь на каждого немца приходится по три турка и еще по одному человеку какой-нибудь другой национальности: грека, китайца, поляка, эфиопа. Русские тоже попадаются. Забавно так, идешь по скучной без единого дерева улице унылые магазинчики, кафе, обшарпанные автоматы со жвачкой и конфетами за полмарки, пристегнутые к столбам велосипеды - и вдруг слышишь:
      - Братан! Я тебе говорю, в натуре, они нас кинули конкретноs
      Или:
      - Машунь, ну ты сама посуди, он мне, конечно, некислые бабки платит за все услуги известного рода, но стирать его сраные штаныs
      Земляки. Россияне. Гордиться такими особо не приходится. Но услышать родную речь всегда приятно. Невольно вспоминаешь Высоцкого:
      Проникновенье наше по планете
      Особенно заметно вдалеке:
      В общественном парижском туалете
      Есть надписи на русском языке...
      Надписи в Берлине преимущественно немецкие, хотя и русские тоже попадаются в исторически значимых местах. Но главное, соотечественников наших развелось там изрядно, и это необычайно кстати, когда ты по-немецки ни бум-бум. Кулаков, правда, уверял, что для нас знание языка будет несущественным. А курды и вовсе о таких мелочах не задумывались. С нами собирались общаться только те, кто хорошо говорил по-русски.
      В особых случаях переводчиком обещал выступать Эльф, но мы же не вместе жили. Семецкий, разумеется, поселился в престижном районе Шарлоттенбург, выбрал для себя самый роскошный "Бристоль отель Кемпинский" и в нем одноместный люкс. Впрочем, в этом пижонском заведении, говорят, все номера - люкс. Ну а мы - скромненько так - обосновались в криминально-трущобном Кройцберге, у девушки Моники в большой квартире на седьмом этаже углового дома. Входная дверь была с тихой зеленой Лёшнердамм, а окна выходили на широкую и красивую Ораниенштрассе. Обшарпанный снаружи, дом оказался чистеньким внутри, подъезд запирался на ключ, лифт отсутствовал, что было немножко дико для нашего времени, а вот в квартире царил бардак чисто российский: книги, тряпки, диски, залежи посуды, чистой и не очень, разобранная постель и наконец - последний штрих - новогодняя, то бишь рождественская, елка на пианино. Посреди лета. Что ж, такая обстановка даже привычнее.
      Немного менее привычно смотрелась ванная комната, совмещенная с туалетом, словно в наших хрущобах, но необычайно просторная. Из высокого, едва ли не от пола, окна, не занавешенного даже шторами, открывался роскошный вид на крыши, мостовые и зеленые дворики старого Берлина. Садишься в таком сортире на унитаз, и мигом пропадают все естественные желания, только страдаешь от агорафобии, кажется, так называют боязнь открытого пространства. И еще примечательно: над умывальником висела огромная тяжелая вывеска из резной меди "КАФЕ-БАР МОНИКА", очевидно, украденная где-то на улице - такие вещи специально не изготавливают. И это было очень не по-немецки. Это было по-нашенски. Браво, Моника!
      А ребята, кстати, как услышали ее имя, сразу поинтересовались, уж не Левински ли ее фамилия? Но фамилия была немецкая, самая простая - Моника Штраус, хотя девушка внешне оказалась смуглая и с черными, как смоль, волосами. Мы потом выяснили: она турчанка, удочеренная немцами, родителей своих настоящих никогда не знала, а по имени Тюркан звали ее только друзья-курды. Я немножко удивился такой дружбе, но Моника объяснила, что немецких турок курды считают за своих, все они тут несчастные нацменьшинства, а гордые северяне, разумеется, не способны отличить одну нацию от другой, они и греков с турками путают. "Хохмачи!" - добавила она свое любимое русское словечко.
      "Во, проблемка-то!" - подумал я.
      Хотя чему удивляться? Сам в жизни не умел отличить итальянца от грузина! У нас же они все - лица кавказской национальности. И это еще не худшее определение. Видать, и у немцев существовали свои обидные клички для чужаков, и клички эти сближали людей самых разных религий и убеждений.
      Моника была ярой социалисткой, боготворила Че Гевару, защищала всех обиженных и обездоленных, не пропускала ни одного митинга или демонстрации протеста. Так что и с курдами связалась не случайно. А училась она в Питере, совсем недавно, потому и по-русски говорила прекрасно, и наши проблемы понимала неплохо. Правда, в России однозначно принимала сторону чеченов, в Испании - поддерживала басков, в Югославии, - албанцевs ну и так далее. Тяжелый случай. Однако характер ее мне понравился. Особенно, когда мы узнали одну маленькую подробность.
      На третий день нашего пребывания за границей (первые два пролетели на удивление быстро и бестолково), пришлось далеко идти пешком. Ни станций метро, ни остановок наземного транспорта в том районе поблизости не было, а брать машину в прокате из каких-то соображений пока не рекомендовалось. Ну, мы и прогулялись. Благо погода была хорошая. Правда, шли далеко не прогулочным шагом. Монике было лет тридцать - тридцать пять, выглядела она отлично, фигуру имела спортивную, поэтому очень удивила нас, когда вдруг попросила остановиться передохнуть, а после - идти чуть помедленнее.
      - В чем дело? - спросил я прямо.
      - Да у меня одна нога деревянная, - ответила Моника, с обезоруживающей откровенностью задирая штанину летних брюк.
      - На войне? - счел возможным уточнить я.
      - Нет, - сказала она честно, вызывая еще большее уважение. - В Италии, в Альпах упала со скалы, а пока спасатели прилетели, нога была уже отморожена. Гангрена началась, врачи не сумели сохранить. Но протез у меня хороший. Просто я устаю от него немного.
      Потом улыбнулась и добавила:
      - А знаешь, как здорово в этой штуке деньги прятать, золотишко или взрывчатку. Я один раз даже героин через границу везла. Ты что подумал? Я сама - ни-ни! Это для продажи. На нужды партии.
      Вот такая логика: торговля наркотой с благородными целями. И все равно эта Моника скорее была мне симпатична. И Филу тоже, а Циркачу так особенно понравилась. Вспомнить бы еще хоть один случай, чтобы Борьке молодая женщина не понравилась! А тут такая эффектная подруга! Героини Синтии Ротрок или какая-нибудь там Никита из сериала - это же все кино. А в жизни по-настоящему боевые девчонки очень редко встречаются.
      Собственно, в тот первый день Моника проводила нас к связному. Звонка и пароля этому мрачному типу оказалось недостаточно. Требовались личные гарантии. По-русски он говорил плохо, с отвратительным акцентом, принимал нас в каком-то занюханном вагончике с облупившейся краской и прибитом к двери старым ботинком. (Это еще что за символ?) А располагались эти роскошные апартаменты у края пустынной улицы, вдоль которой раньше проходила Берлинская стена. По восточную сторону белели дома новостроек, а здесь лепились к старым кирхам покосившиеся хибары, мусорные контейнеры, тянулись грязные заборы, парковались как попало вставшие на прикол или брошенные грузовики и бытовки на колесах. В этих вагончиках и фургонах обитали натуральные бомжи. Я и не знал, что в Германии тоже бывают такие. Неприятное открытие. Впрочем, было одно различие между российскими бродягами и этими: от них не исходило столь привычного нам запаха, отравляющего ныне многие московские дворы и подъезды. Что и говорить, немцы есть немцы. У них и бомжи в баню ходят.
      И все-таки путешествие по этим помойкам как-то особенно угнетало.
      А угрюмый бородач, не назвавший своего имени и так и оставшийся для нас Семнадцатым, плюс ко всему еще и заявил неожиданно:
      - Ружей вам пока нэ надо. Тута Гэрманья. Нэ Россия. Это адрес. Будэш сказать там про пластид. Поньял, да?
      Я конечно, "поньял", тем более что адрес написан был на клочке бумаги. По-немецки, разумеется. Но так ведь и на углах домов надписи не русские были. Так что все нормально. Но как-то уж очень круто брали они быка за рога. Мы еще до представителя КРП добраться не успели, а этот Семнадцатый, которому подчиняться велено беспрекословно, уже за взрывчаткой посылает. С оружием, значит, по Германии ходить не хорошо. А с пластидом в кармане у них тут все, что ли, ходят? И вместо жевательной резинки детишкам раздают.
      Не понравилась мне такая ситуация.
      А тут еще Моника заявила, что по указанному адресу сама не пойдет. В целях конспирации. В общем, она пошла обратно домой вместе с Циркачом, а мы вдвоем с Филом отправились к этому химику, специалисту по адским машинкам.
      Пиндрик со Шкипером, как всегда, и жили в другом месте, и на конспиративные встречи не являлись. Группа прикрытия- это святое. Связной наш то ли прекрасно понимал подобную тактику подстраховки и глупых вопросов поэтому не задавал, то ли Ахман просто не ставил его в известность, сколько именно человек прилетит из России. По всем законам шпионской науки это было немыслимо, но от курдов мы теперь могли ожидать чего угодно.
      Циркачу я велел отслеживать ситуацию на квартире Моники и вокруг нее. А также дозваниваться до официального представителя КРП в Берлине, ссылаться на Ахмана и договариваться о встрече. Нам задачка предстояла посложнее. После визита к хранителю взрывчатки, необходимо было оторваться от возможного хвоста и двигать на другой конец города - за оружием, амуницией и боеприпасами, которые обещал дядя Воша.
      В метро мы вошли на уже знакомой нам станции "Коттбусер Тор", то есть Котбусские ворота (в переводе очень по-московски звучит, правда?), а в вагоне подземки Фил внимательно изучал схему железных дорог Берлина, а потом и карту города в целом. Немецкие названия он уже легко читал и запоминал, чего никак нельзя было сказать обо мне. Я и с буквосочетаниями путался и с топографией германской столицы тоже. По карте выходило, например, что искомый район Шляфтензее находится от нас - рукой подать. Хоть пешком туда иди. Однако мы трюхали почему-то на метро до станции "Вест-Кройц", то есть до Западного Узла, оттуда по "эс-бан", то есть на городской электричке двинулись в сторону Потсдама. По-моему, едва не доехали до него, но снова пересели и наконец очутились в очень милом местечке на берегу одного из многих берлинских озер.
      Улица, огибавшая склон холма, называлась Террасенштрассе, и постройки над ней действительно поднимались террасами. Красивое место, и дома здесь, наверно, дорогие - это вам не Кройцберг.
      У Петера, к которому мы шли, оказался солидный, невыносимо чистый, ухоженный особнячок. Трава вокруг была подстрижена так тщательно, что казалась пластмассовой, а посреди клумбы торчал дурацкий садовый гномик с начищенной блестящей мордой. (Это сколько же раз в неделю его протирать надо, чтоб он так блестел?) И внутри тоже все соответствовало бюргерским стандартам - и техника, и картинки на стенах, и современная мебель, и жена, и дети, и даже крошечный пудель, напоминающий живую игрушку. Странно было подумать, что в подвале этакого благообразного жилища хранятся мешки или коробки с пластидом.
      А они там и не хранились.
      Правда, уходя, я все равно подумал, что такие безмятежные домики тоже иногда взлетают на воздух. Так что Петеру при его бизнесе не позавидуешь.
      А вот разговор у нас с ним вышел совершенно идиотский. Сели на ослепительно белой, как операционная палата, кухне, жена его подала нам кофе и вежливо удалилась. А Петер, уже изучивший каракули связного на клочке бумаги с адресом, принялся рассказывать суть дела. На третьей фразе Фил уразумел, что не понимает по-немецки ни слова. А я и не пытался. Фил предложил английский, и дело вроде пошло, но у них катастрофически не совпадал запас слов. Петер хорошо знал просторечные, разговорные обороты, весь жаргон, связанный с оружием и наркотой, причем все это с сильным американским акцентом, а у Фила английский был книжным, оксфордским, и совпадения по терминам наметились лишь в области медицины и фармакологии. В какой-то момент Фил не выдержал и, впадая в отчаяние, грубо ругнулся по-испански: после Никарагуа с ним такое случалось. Петер округлил глаза.
      Тут же и выяснилось, что "бюргера" нашего зовут на самом деле Педро, родом он из Аргентины и, соответственно, испанский - его родной. Вот теперь лексикон переговорщиков совпал полностью: ведь речь-то шла о терроризме и бизнесе.
      Короче, за каких-нибудь пять минут стало ясно, что здесь, на Терассенштрассе, лишь оформляются заказы, а получение, доставка, оплата все в другом месте.
      Ну, и слава Богу!
      Мы обрисовали задачу. Конкретизировали детали. Речь шла по-прежнему о взрыве большого офисного здания в центре Берлина в дневное время. Хотелось верить, что это все-таки не мерседесовский небоскреб, а что-нибудь более доступное. Связной пояснил нам, что конкретный объект будет назван руководством в другом месте и в другое время, а Петеру вообще не следует знать, что это и где это, но расчет количества взрывчатки, стандарта упаковок и систем взрывателей делался тем не менее для многоэтажного современного здания.
      Наконец, была названа цена, изрядная, но вписавшаяся в пределы сметы, обозначенные связным. Хитрый Петер пытался намекнуть на аванс, но мы твердо заявили:
      - Все деньги полностью в момент передачи товара.
      Как я понял от связного, это была льгота, предоставлявшаяся давнему партнеру и солидному оптовику - КРП. Так что пусть нам этот "аргентинский бюргер" мозги не пудрит!
      Договорились о сделке на следующий день к вечеру. Педро рекомендовал подъехать на машине средней грузоподъемности, трейлер был явно ни к чему. Но и легковушка - не то. Лучше всего микроавтобус или какой-нибудь мощный джип типа "ленд-крузера". Точное место и время он обещал передать утром официальному представителю или, если мы не возражаем, кому-нибудь из нас на мобильник. Мы возражали: сотовые телефоны слишком легко прослушивались даже самой обыкновенной криминальной полицией. Петер оценил нашу осторожность, и в качестве дубль-варианта предложил Семнадцатого. Связь прежняя - без телефона. На том и расстались.
      От Терассенштрассе до исторического центра доехали спокойно. Хвост если и был, то в метро они нас точно потеряли. Мы проверялись дважды, расставаясь и вновь встречаясь с Филом.
      А знаменитая Александерплатц меня разочаровала. Мне почему-то с детства представлялось, что это древняя, выложенная булыжником ратушная площадь со средневековыми домами и готическими шпилями храмов. А оказалось, что это скучное, очень современное место с большими универмагами и унылыми офисными зданиями. Кроме часов, показывающих время во всех странах мира, никаких достопримечательностей.
      Но нам-то, собственно, и не до них было. Хватило универмага с безликим названием "Кауфхоф" (нечто вроде "дома товаров", если по-нашему). Мы купили там две необъятные сумки из прочной синтетической ткани, какими пользуются челноки, и как бы невзначай свернули на третьем этаже в служебные помещения. Длинный коридор никем не охранялся - все-таки не военный объект, а вот сразу за искомой дверью нас остановил парень в форме местной "секьюрити". Но наша русская фраза не удивила его, он ответил своей, не менее русской, и предложил пройти из маленького предбанника в помещение склада.
      На складе не было никого. Но мы быстро сообразили, где там лежат вещи, оставленные для нас. Через плотный полиэтилен свертков проглядывала промасленная бумага, а грамотные скатки спецназовских комбезов только полный чайник мог перепутать, скажем, с туристической палаткой. Еще в двух пакетах острыми гранями топорщились патронные коробки. И туда же был подсунут конверт с деньгами - три тысячи дойч-марок на всех. Слезы! Но на карманные расходы, пожалуй, хватит. Оружие стоило существенно дороже.
      "Как это лихо получается у нашего Управления! Интересно, родные пушки через границу волохали или какое-нибудь железо местного производства раздобыли? Тогда бы уж и взрывчатку заодно прислали, - продолжал я рассуждать автоматически. - Чего мы тут колбасимся, черт знает с каким отребьем общаемся?.."
      И в тот же миг оборвал себя:
      "Господи! Дожил. А то нам ЧГУ теракт заказывало! Но я, как видно, уже всерьез собрался взрывать центральный офис знаменитой автомобильной компании!"
      Между прочим, мы очень скоро поняли, что Эльф не шутил, когда говорил про Москву и фирму "Мерседес". В Берлине этих роскошных машин на порядок меньше! Честное слово, в десять раз, если кто забыл, что такое порядок.
      Ну, и мы как истинные граждане своей страны, не размениваясь на ерунду, взяли в ближайшем прокате именно "мерседес" - мощнейший со всеми прибамбасами двенадцатицилиндровый(!) джип рубленого дизайна. Он был квадратнее "лендровера" и своей аляповатостью напоминал раздувшийся от самодовольства "уазик", покрытый черным лаком. Фил уверял, что его знания английского вполне хватит для нехитрой операции взятия в аренду автомобиля. В крайнем случае, по уже сложившейся традиции перейдет на испанский. Но не пришлось. Дорогие машины брали покататься преимущественно русские, и там работал специальный человек, окончивший восточно-берлинскую школу еще при Хоннекере. В общем, у нас теперь была самая шикарная машина на весь Кройцберг. Но кто ж, скажите, с двумя сумками смертоносного железа и патронов по метро лазает?
      Было очень здорово мчаться по знаменитой Унтер ден Линден мимо помпезных зданий самых разных эпох! И когда впереди замаячил красавец-рейхстаг со стеклянным куполом, только что отстроенный заново по уникальной технологии, а потом мы, почти не тормозя, проскочили Бранденбургские ворота и очутились на совсем еще недавно вражьей территории, я в полной мере ощутил себя советским солдатом, воином-освободителем. Честное слово, не шучу! Я даже начал напевать себе под нос:
      - Едут, едут по Берлину наши казаки!
      Фил улыбнулся. Похоже, думал о том же самом. И пока я рулил, он, как истинный казак, не удержался, полюбопытствовал, что за шашку выдали ему для грядущих боев.
      Оружие оказалось все-таки местным, это были пистолеты-пулеметы МР5К девятого калибра фирмы "Хеклер унд Кох", легкие, скорострельные, ухватистые, не хуже наших "кедров", может быть, только чуточку похуже "каштанов". В общем, не зря их британские спецслужбы жалуют. И амуниция предлагалась германского производства - в общем-то, ладные, но слегка непривычные комбинезоны, плотнее и туже отечественной "Выдры", карманов и ремешков поменьше - не по горам лазить. Зато ботинки прекрасные, неправдоподобно легкие и пружинистые, ну, прямо как шиповки для прыгунов в высоту.
      Выходит, тащить оружие через границу оказалось все-таки труднее, чем позаимствовать у немецких друзей. Дружба - фройндшафт!
      3
      А настоящая "дружба-фройндшафт" ждала нас в квартире на углу Ораниенштрассе. Мы застали Циркача вместе с Моникой на кухне. Нет, дверь они нам, конечно, вышли открыть. Но потом вернулись за стол, на котором красовались вазочка с галетами, две чашки кофе и два коньячных фужера, по которым Моника расплескала бренди из пузатой бутылки. Бутыль была почти полной, то есть пили ребята чисто символически, но, с другой стороны, Циркач не отказался. А это говорило о многом.
      Эх, Циркач, Циркач! Сколько дней прошло со смерти Марины? Два? Три? У некоторых народов годами траур соблюдают, да и у нас вроде принято хоть девять дней воздержаться. Впрочем, если ты на войне и каждый день может стать последним, не зазорным считается брать от жизни все. Только погибших не забывать никогда. А хоронить молча и быстро.
      Неужели мы опять на войне?
      Похоже, что так.
      - Хочешь посмотреть, какая фотография висит у Моники над постелью? спросил вдруг Циркач.
      Я про себя решил, что это портрет Че или еще какого-нибудь бандита вроде Карлоса или Бен-Ладена. Но ничего не сказал и пошел смотреть.
      Над постелью (кстати, не только по-прежнему не убранной, но и откровенно развороченной) висела большая цветная фотография деревенской некрашеной избы с изящными резными наличниками, витиеватыми балясинами крыльца и крышей, выложенной сереньким рубероидом. А на первом плане цветущие вишни в палисаднике. В Турции таких домов определенно нет. Неужели в германских деревнях строят избушки "а ля рюс"? Оказалось, нет, это дом подружки по институту. Моника была у нее в гостях под Питером и просто влюбилась в русскую деревню.
      Какие еще сюрпризы готовила нам эта странная псевдо-немка?
      Ближайший не заставил себя ждать.
      Сразу после ужина раздался звонок. Моника, коротко поговорив, несколько растерянно сообщила нам, что внизу ее ждет незнакомый человек.
      - Давайте спустимся вместе, - предложила она.
      - Зачем? - насторожился я. - И где именно он тебя ждет?
      - В кнайпе.
      - Где? - переспросил я.
      - Я думала, что это слово не надо переводить, - пожала плечами Моника. - Ну, это такой пивной бар, но не совсем пивной, в общем,s это кнайпе. Пойдемте.
      - Ты чего-то боишься? - решил уточнить я.
      - Я никогда ничего не боюсь, - ответила она с вызовом.
      И это была правда. К сожалению. Вот так эти славные бесшабашные девицы и теряют ноги. А иногда и головы.
      Моника меж тем продолжала:
      - Я ему сказала, что я не одна. А он мне: "Приходи не одна". Как еще реагировать на такие слова?
      - Разумно, - согласился Циркач, - пойдем все вместе.
      Он говорил так, будто был среди нас старшим.
      Но я не обиделся. Я согласился. Иначе Циркач все равно сказал бы, что не бросит ее одну. Чего уж там - по проблемам, касающимся Моники, Циркач теперь действительно старший. Борька у нас всегда старший по вопросам женского пола. Тут с ним конкурировать невозможно.
      В кнайпе, располагавшемся в первом этаже нашего дома, справа от подъезда, было дымно и шумно, но как-то на удивление уютно. Моника мигом увидала компанию друзей и принялась выяснять, что за свинья устраивает дурацкие розыгрыши. Недоразумение объяснилось быстро и просто. Это подружки попросили незнакомого мужчину набрать ее номер - действительно шутка такая. "А что за мужчина?" - поинтересовалась Моника. "Да вон он - сидит один и грустит", - кивнули подружки в глубину зала. "Ничего, симпатичный", констатировала Моника.
      И весь этот диалог она перевела нам, подытожив:
      - Представляете, какие хохмачи!
      Она думала, что мы вместе с ней похихикаем. Но нам хихикать почти сразу расхотелось. Мы слишком хорошо знали одинокого мужчину в глубине зала.
      Это был Юриуш Семецкий. Он же майор Платонов. Или Клаус Штайнер. Или Миньян. Короче, это был Эльф.
      Секунд через десять, полностью оценив обстановку, Эльф кивнул нам, давая понять, что здесь можно не скрываться, сесть рядом и поговорить.
      - Кто это? - мгновенно напрягшись, спросила Моника.
      - Удивительная встреча, - сказал я. - Поистине мир тесен. Его зовут Юриуш. Мы познакомились пару лет назад в Польше. Давай-ка вместе к нему подойдем.
      - А-а-а, - протянула она, - хорошо. Я присоединюсь к вам попозже. Ладно? Хочу посидеть с друзьями.
      Разумеется, возражать мы не стали, да и Монику на удивление сразу и полностью удовлетворил мой ответ. То ли понравилась небрежность интонации, то ли успокоило упоминание Польши. Человек из России - это было бы хуже. И вообще, женщины имеют обыкновение доверять чувствам, а пытаться понять их логику - дохлый номер.
      Мы прошли к столику Эльфа и заняли все три свободных стула. Эльф пил виски из квадратного стакана с толстенным донышком. Предложил и нам.
      - Лучше пива, - сказал Циркач.
      - Два, - уточнил Фил.
      - А мне апельсинового сока, - добавил я. - Мы назвали вас именем Юриуш. Для Моники.
      - Хорошо, - кивнул Эльф и сделал заказ у подошедшего кельнера. - Я пришел, чтобы объяснить вам вашу действительную задачу.
      - Постойте, - перебил я, - а наша встреча санкционирована КРП?
      - Конечно, нет. Они вообще не догадываются, что я в Берлине. Для курдов я сейчас в Гамбурге.
      - Вот как. А Моника?
      - Она не станет ничего рассказывать. Я хорошо знаю, кто такая Моника, наводил о ней справки, и не однажды. Авантюристка. Ребенок великовозрастный. Революционерка. Шмальнуть в полисмена из револьвера - это ей запросто. Но информацию собирать - занятие не для нее, а донести на кого-то она просто физически не способна.
      Он тоже взял себе пива и прихлебывал теперь по очереди, то из квадратного стакана, то из высокого узкого бокала с фирменным рисунком.
      Я решил задать еще один вопрос:
      - Вы знаете, что вчера и позавчера в Москве убили двух наших знакомых.
      - Да, - кивнул Эльф.
      - Это дело рук Мышкина? Или Павленко?
      - Думаю, и не того и не другого. То есть я не возьмусь ответить, чьи именно люди были задействованы, - пояснил он. - Но я хорошо знаком с главной персоной, то есть с тем, кто заказывал эти убийства. Видите ли, Марина знала что-то лишнее о запланированной смерти Аникеева. А Виктор, как правило, знал многое из того, что знала Марина. Да тут еще так неудачно помог вам с квартирой - вот его и убрали от греха подальше.
      - То есть этот человек убивает людей просто на всякий случай? - я решил уточнить, правильно ли понял.
      - Ну да, - сказал Эльф. - А по другому еще никому не удавалось заметать следы.
      - И этого человека зовут Навигатором, правильно? - теперь уже спрашивал Фил.
      Эльф посмотрел на него долгим пристальным взглядом.
      - Да, - произнес он наконец. - Некоторые зовут его именно так.
      - Тогда почему мы здесь? - возмутился Циркач. - Если Навигатор косит всех подряд в России? Сюда-то мы зачем приперлись?
      - Навигатор сейчас тоже здесь, - пробормотал Эльф словно бы неохотно.
      Видно, решил сворачивать эту тему и как будто уже сожалел о сказанном.
      - Ё-моё! - не удержался я. - Вот это номер!
      Захотелось немедленно подняться наверх под любым предлогом и позвонить в Москву. Может быть, это тот единственный недостающий штрих, который и поможет дяде Воше разгадать весь ребус? Но, во-первых, я тут же вспомнил, что Кулаков не велел без крайней необходимости выходить на связь и вообще просил докладывать только об исполнении. И, во-вторых, Эльф - это же не Моника Штраус. Случайно проговориться он никак не мог, и значит, все мои дальнейшие действия для него предсказуемы.
      А вот я никогда в жизни не догадался бы о его следующей реплике.
      - Слушайте, ну его к Аллаху, этого Навигатора! Хотите, расскажу вам, как я рванул на Запад?
      Хотели мы или нет - какое это имело значение? Важно, что он хотел рассказать нам что-то. Конечно, мы согласились слушать.
      - Когда меня спрашивают, откуда я так хорошо знаю русский, - начал Эльф, - я обычно говорю: "Меня готовили в Лэнгли специально для России". И это правда. Но не вся. С семьдесят восьмого по восьмидесятый я учился в разведакадемии КГБ, повышал квалификацию "у Старшего брата" - мы это так называли. У меня была полная свобода передвижений по всему Советскому Союзу. И, понасмотревшись на "свинцовые мерзости русской жизни", я окончательно разочаровался в так называемом развитом социализме. А что творилось тогда у нас в Польше, напоминать, я думаю, не стоит. Короче, из меня готовили карателя для собственной страны. В Афганистан поехать и то честнее было.
      И тут я попадаю в Киев и знакомлюсь там с потрясающей девушкой. Ради нее я готов был остаться офицером КГБ и даже стать гражданином СССР. Мы познакомились в январе, а уже в апреле я сделал ей предложение. Но у нее была своя довольна сложная и в первую очередь спортивная жизнь: тренировки, сборы, турниры. Постоянные разъезды. Она была не готова дать мне ответ. Но мы несколько раз встречались в разных городах, это было жутко романтично.
      Советские люди в восьмидесятом все были задвинуты на спорте, бредили предстоящей Олимпиадой. В мире черт знает что творилось, а ваши соотечественники пели веселые песни, бегали, прыгали, плавали и радовались жизни, как школьники. В какой-то момент мне показалось, что, может быть, так и надо: жениться, воспитывать детей, работать, отдыхать, любить жизнь, любить спорт и не думать обо всякой ерунде вроде политики, религии, совести, не думать о добре и зле, быть выше этогоs Любовь действительно выше.
      Но любовь оказалась мимолетна. Московский праздник спорта стал для меня кошмаром. Я вынужден был отсутствовать недели две по работе. А когда вернулся, перед самым закрытием Олимпиады, она уже полюбила другого. Я и не представлял, что такое возможно. Она - по-моему, тоже. Она даже извинялась передо мной, соглашалась, что это безумие, но ничего не могла с собой поделать. На дьявольское обаяние ее нового партнера накладывался еще и романтический ореол вожделенной мечты каждого советского человека - выезда за рубеж. Спортсменка моя колесила до сих пор лишь по соцстранам, а тут перед ней, как сказочный принц, возник настоящий миллионер с Запада. В том же августе она уехала с ним в другую страну. Кстати, она клялась, она убеждала меня, что дело вовсе не в загранице и не в деньгах. Ей было очень важно, чтобы я поверил. И, в общем-то,s мне самому было приятнее думать, что на первом месте у нее любовь. Но скажите, ребята, кто из нас готов дать точное и исчерпывающее определение этому чувству. Откуда оно берется, из чего вырастает, по каким законам развивается?..
      Ясно было одно: советская страница в моей биографии закрылась навсегда. Какая сила могла теперь удержать поляка Семецкого по восточную сторону железного занавеса? При первой же возможности я попросил политического убежища в Великобритании. Они наиболее охотно давали его сотрудникам просоветских спецслужб. А я был не худшим представителем своей профессииs
      Эльф помолчал, потом попросил у Фила сигарету и закурил.
      Жутко лирическую историю рассказал нам матерый шпион! К чему бы это? Или просто он уже выпил слишком много виски пополам с пивом?
      -Вы были после этого женаты? - вежливо поинтересовался я.
      - Нет, - сказал Эльф. - Я до сих пор люблю только ее.
      - А этот человек, который двадцать лет назад увел вашу девушку, сегодня как-то замешан в нашем общем деле? - догадался Фил.
      Эльф мрачно усмехнулся:
      - Еще как замешан!
      - Он финансирует курдов, - предположил Фил.
      - Он финансирует все, - загадочно проговорил Эльф. И добавил еще загадочней: - Но мы с вами это дело прекратим.
      - Ага, - сообразил я. - Вы собираетесь мстить ему, не взирая на срок давности. Да еще с нашей помощью.
      - Это было бы слишком мелко, - согласился Эльф. - Все это не совсем так. Точнее, совсем не такsБоже, да разве он виноват, что Ника выбрала его?
      Эльф впервые назвал имя своей любимой. Ведь он вообще не называл имен. И риторический вопрос повис в воздухе, как последняя звенящая нота торжественной мессы. Но он таки продолжил после паузы:
      - Наш герой оказался виноват в другом. Совсем в другом. Тогда, в восьмидесятом, мне стало, разумеется, любопытно, кому же моя любимая предпочла меня. И я решил навести справки. Не мне вам объяснять, какую информацию может раздобыть профессионал. О, я узнал об этом человеке очень много интересного! Слишком много. Так много, что он захотел убить меня. Но не сумел. И мы стали почти друзьями. Почти. Если не считать, что я тоже хотел убить его.
      - Прямо как Остап Бендер и Саша Корейко, - сказал Циркач.
      - Похоже, - согласился Эльф. - Только между нами еще оказалась женщина. И я не стал убивать этого мерзавца лишь потому, что его любила Никаs
      - Неужели это правда? - вырвалось у Циркача.
      - Да, - сказал Эльф. - Вся моя жизнь соткана из лжи. Но это правда. Когда-нибудь я расскажу вамs
      Он вдруг запнулся и проговорил уже совсем другим голосом:
      - Ладно, ребята. Боюсь у нас мало времени. Слушайте главное. Завтра вы получите от них взрывчатку и точные указания места и времени. Думаю, теракт назначат на послезавтра, и задача, поставленная перед вами, будет практически невыполнимой. Но даже если вам покажется, что все это можно сделать, вы обязаны отказаться и переубедить заказчика под любым предлогом. Вы обязаны доказать им всем: взрыв следует устраивать в другом месте и в другое время. Вот, собственно, и все. А после того, как я узнаю их рекомендации, я смогу назвать вам действительную цель. Мы встретимся здесь же завтра, ровно в полночь. Если все будет нормально. Вопросы есть?
      Вопросов было едва ли не больше, чем слов, которые он успел нам сказать. Но времени, похоже, и впрямь оставалось мало. Эльф все так же внешне безмятежно прихлебывал виски и пиво, но во всех движениях его и во взгляде появилась еле заметная, но явная и с каждой секундой растущая напряженность.
      - Вы ждете кого-то? - спросил я.
      - Если честно, ни с кем, кроме вас, встречаться я не собирался, но, к сожалению, незваные гости приближаются. Советую вам находиться в полной боевой готовности. Оружие есть?
      - С собой нет, - ответил я. - Только наверху. Приказа не было.
      - И слава Богу, - выдохнул Эльф. - Оружие будет как раз и ни к чему. Лучше всего просто как можно скорее и незаметнее унести ноги.
      - Так, может быть, прямо сейчас встать и уйти?
      - Нет, - он помотал головой. - Во-первых, Моника и ее друзья. Видите, как у них там весело. Они вас не отпустят.
      Моника и друзья после энной кружки пива (а пиво в кнайпе подавали не только в изысканных тонких бокалах, но и в кружках тоже) разгулялись будь здоров и уже пели хором.
      - А если через другой выход? - предложил Фил.
      - Боюсь, что и там нас ждут. И это уже во-вторых. Уйти не получится. Надо будет прорываться, что всегда легче делать, если уже началась стрельба.
      Эльф выражался загадками. Я тяжко задумался над его последними словами. Фил тоже не спешил с очередным выводом. Циркач же оказался проще всех и спросил впрямую:
      - Это ловушка?
      - Возможно, - пожал плечами Семецкий. - Но не я ее для вас подстроил. Я просто повсюду таскаю за собой разного рода ловушки, хочу того или нет. Понимаете?
      Я уже начал что-то понимать. И тут Эльф сказал:
      - Давайте попробуем подойти к хозяину и спросить у него, как обстоит дело с третьим выходом. Через подвал. Раньше...
      Хорошо, что в этот момент я смотрел на лицо Семецкого и увидел, как оно изменилось. За секунду до начала событий. Поэтому еще успел обернуться и зафиксировать в дверях высокого человека в плаще и с тяжелым длинноствольным пистолетом в руках.
      В такие моменты время зримо замедляет свой бег. Наверняка этот киллер вскидывал руку со всей стремительностью, на какую был способен, но мне-то казалось, что смертоносный ствол поднимается медленно-медленно, и я понял, что успеваю схватить тяжелый стакан с толстым донышком и безошибочно швырнуть его в голову вошедшего. Я так и поступил бы, но Эльф, перехватив глазами мой жест, шепнул:
      - Не двигайтесь!
      И выбросил вперед руку, словно стряхивал рукав пиджака с часов, перед тем как узнать время. А в следующее мгновение его сжатый кулак чуть-чуть наклонился и из-под обшлага полыхнуло.
      Выстрел показался безобразно громким в маленьком зальчике кнайпе с низкими деревянными потолками. Человек в дверях странно взмахнул руками и рухнул лицом вниз, со звоном сметая со стойки стаканы и опрокидывая стулья.
      Началась паника, на фоне которой наименее приятно смотрелись фигуры полицейских в дверном проеме. Я уже сомневался, что в такой ситуации оптимально делать ноги, и как можно скорее. В конце концов, пока охотились не за нами, а у нас даже документы были в порядке. Зачем же привлекать к себе особое внимание? Ну, сидели вместе с этим человеком, беседовали. Ну и что? Мы знать его не знали раньше. s
      Но тут из-за соседнего столика грохнул еще один выстрел. Совершенно неожиданный даже для Эльфа, как я понял. Выстрел в сторону полицейских, но специально выше, чуть ли не в потолок, этакий хулиганский, провоцирующий выстрел. И оно сработало. Старший среди представителей власти заорал как резаный. И хотя я по-прежнему не понимал ни слова по-немецки, было абсолютно ясно, что всем нам приказывают бросить оружие и лечь на пол. Для убедительности поверх голов было пущено несколько очередей из автоматов, так что даже щепки с потолка полетели.
      Твою мать! Вот тебе и полиция! Германия - это же вам не Россия. Тут полицейские в мирное время по городу с автоматами не ходят. Тем более не палят из них в кнайпе, где полно народу. Кто же это? Какая спецслужба? Или все-таки бандиты переодетые? Во делаs
      Зазвенели бутылки в баре, завизжали женщины. Ну, прямо кино! "Палп фикшн", честное слово.
      А Эльф команду "Ложись!" выполнил своеобразно. С профессиональной мягкостью упал назад вместе со стулом, и пока летел, рявкнул нам:
      - За мной! Быстро!
      Мы попадали на пол, может, и не так изящно, но быстро и грамотно.
      - Назад не смотреть! - прозвучала следующая команда.
      После чего Эльф швырнул в сторону полицейских свето-шумовую гранату, и ослепительная вспышка высветила его фигуру, метнувшуюся к двери на кухню. Может быть, это действовал запредельно яркий свет, но зрелище получилось совершенно фантастическим: Эльф, словно птица, взмыл из под-стола, размазался вдоль стены на доли секунды и тут же исчез, растаял в воздухе. Мы повторили, как смогли, этот маневр. И видно, смогли неплохо, да и граната оказалась не лишней: пули ударили в стену, когда нас уже не было в секторе обстрела.
      Из кухни вели два выхода: во двор и в подвал. Хозяин стоял возле плиты, на которой что-то готовилось, и вид имел абсолютно невозмутимый. Можно было подумать, что в его заведении каждый день случаются подобные перестрелки. Дверь в подвал оказалась предупредительно открыта, и хозяин, истово кивая нам, повторял:
      - Шнеллер! Шнеллер!
      Это даже я понял. Немецкое слово "быстрее" знакомо у нас каждому с детства по всяким фильмам про фашистов.
      Мы ринулись по лестнице вниз - Циркач впереди, за ним Фил, последним я. И только когда за моей спиною провернулся в замке ключ, я осознал, что Эльф остался наверху. Он ничего не сказал нам на прощание. Выходит, сохранялась наша договоренность о встрече завтра в полночь здесь же? Оригинально. О том, что Эльф заманил нас в ловушку, я и думать не стал. Если подвал закрытый, значит, просто предложено отсидеться, пока Семецкий будет уводить от нас полицию, как птица уводит хищников от гнезда. А еслиs
      Оказалось именно второе. Из подвала имелся второй выход. По длинному коридору мы попали в соседнее здание. В пустой подземный гараж со следами строительных работ и с открытой на улицу дверью. Там было тихо, мы осторожно выглянули и рванули вдоль неосвещенной стены до угла. На открытое пространство вышли спокойно. Увидели издалека полицейскую машину, синие сполохи мигалки зловеще метались по разрисованным стенам окрестных домов. Наш "мерседес" поблескивал в ночи, никем не тронутый. Но мы зашагали в сторону от дома и, только сделав пару больших кругов по ночным кварталам Кройцберга, на удивление тихим в столь поздний час, вернулись в исходную точку.
      Можно было подумать, что весь криминал самого бандитского района Берлина собрался в эту ночь в нашем кнайпе, и потому в остальных местах царила удивительная, прямо-таки пасторальная тишина. (Это я однажды от Циркача такое слово узнал, а то еще решите, что я большой специалист по пасторалям.) Впрочем, и у нашего дома уже все заканчивалось, если не сказать закончилось. Всех, кого надо увезли кого надо допросили на месте, кого надо спугнули и разогнали куда подальше. Только один полицейский, теперь уже настоящий, бродил вдоль тротуара перед входом в кнайпе - видимо, в ожидании случайных ночных гостей, способных пролить дополнительный свет на произошедшее побоище. Но мы-то шли не в забегаловку, а в подъезд, и удостоились лишь вежливого вопроса, смысла которого не поняли. Фил отозвался солидно:
      - Ихь фирштейн нихт. (Я не понимаю.)
      И добавил фразу по-английски, мол, живем мы здесь. Полицейский благополучно отвалился. Красота! Вот бы у нас так!
      Моника вернулась лишь под утро. Ее всю ночь продержали в участке по подозрению в причастности к беспорядкам. Наша знакомая была небезызвестной персоной для здешних властей, а к тому же хулиган, стрелявший в полицейских из почти игрушечного, как выяснилось, пневматического пистолета, оказался курдом. А о связях Моники Штраус с КРП наслышаны были не только мы.
      В общем, Моника пришла злая на весь свет и прямо с порога спросила:
      - Кто он, этот одинокий красивый мужчина?
      Я думал ровно секунду.
      - Профессор Вроцлавского университета. Историк.
      - А-а-а, - протянула Моника. - Я знала одного такого профессора. Тоже, наверно, был историк. Он с двадцати метров, стреляя из пистолета в шестерку треф, укладывал шесть пуль точно в перекрестия, а пробки с пивных бутылок сдергивал без всяких приспособлений - ногтем большого пальца.
      - Причем здесь пробки? - обалдел я.
      - Не знаю, - сказала Моника. - Просто тот профессор преподавал в Академии Главного разведуправления вашего генштаба.
      - У нас говорят короче - ГРУ, - уточнил Фил.
      - Ну, значит, ГРУ, - согласилась Моника. - А этот откуда?
      - А этот - из Вроцлавского университета, - повторил я упрямо.
      - Ладно, - смирилась Моника, - давайте спать, хохмачи. Лично я жутко умоталась.
      А за окном светало уже.
      4
      Треклятый официальный представитель КРП по имени Байрам, тот самый, что устраивал гостиницу Пиндрику со Шкипером, перезвонил нам аж в семь утра. Накануне Циркач договаривался с ним по поводу утра, но кто ж мог знать, что утро у курдов начинается так рано. Впрочем, не курды виноваты, это немцы все как ненормальные вскакивают часов в шесть и начинают перед работой наводить порядок в своих домах: пыль протирать, полы и окна мыть, надраивать латунные шарики на заборе и глянцевые морды садовых гномиков. Моника представляла счастливое исключение из этого национального правила. Так что мы со спокойной совестью спали бы еще часа два, а то и три. Не довелось.
      - Мой человек заедет за вами на темно-зеленой "БМВ". Запишите номер.
      Писать я не стал. Просто запомнил.
      - Будьте внимательны, - продолжал Байрам. - По дороге он покажет вам нужный дом. А разговаривать с водителем бесполезно - он все равно по-русски ни слова не понимает.
      - Хорошо, - сказал я.
      Пришлось быстро все переиграть. Мы собирались ехать на своей машине, и под это дело Шкипер с Пиндриком взяли в прокате трепаный неприметный "фольксваген". Знать бы, что нас повезут, они могли следом и на "мерседесе" прокатиться. Но теперь, подумав, мы решили все-таки оставить в силе вариант с "фольксвагеном".
      Минут через пятнадцать к дому подкатила довольно шикарная зеленая "бээмвуха". Номер совпал, и мы, не обменявшись ни единой репликой, загрузились втроем назад. На правом переднем сиденьи расположился какой-то тип, очень смуглый и бородатый, который всю дорогу читал книжку на арабском языке. Возможно, это был Коран: бородач читал медленно, вдумчиво и даже что-то бормотал себе под нос. Деятель, звонивший нам по телефону, оказался прав: с такими попутчиками вряд ли можно поддерживать беседу. А по городу водитель откровенно крутил, даже я это заметил, хотя и путался в названиях улиц. Пока я отчетливо помнил и узнавал только одну, главную - Унтер ден Линден. Переводится это "под липами". Вот под этими самыми деревьями наш фанатичный мусульманин и оживился.
      Мы ползли в небольшой пробке, когда он вдруг закрыл книгу, принялся размахивать ею перед собой и тыкать налево. При этом он быстро-быстро лопотал на своем языке, а жестами несколько раз показал кусок взрывчатки с бикфордовым шнуром, его поджигание с помощью спички и большой взрыв, который даже по-курдски обозначался словом "ба-бах!" Или он это специально для нас выучил.
      Я пригляделся: здание было массивным, помпезным, типа нашей сталинской застройки - на века возводилось. Такое еще поди взорви. Табличку на воротах я сразу не разглядел, а вот российский флаг в глаза бросился.
      - Это наше посольство, - шепнул мне Фил.
      - s ...твою мать! Они что, охренели?!
      Никаких других слов на этот случай у меня просто не было.
      Минут через сорок мы тормознули у ворот Трептов-парка и молча двинулись в сторону знаменитого мемориала советским воинам-освободителям. Интересное было выбрано место для встречи. Специально ради нас, что ли?
      Наконец, показался памятник - солдат с опущенным мечом и маленькой девочкой на руках. Было очень странно видеть в натуре монумент, знакомый с детства по металлическим рублям, дедовской юбилейной медали и открыткам ко Дню Победы. Какой-то он был здесь очень маленький, мирный, не торжественный даже. Та давняя победа, не потускневшая с годами, тем не менее, казалась фактом древней истории, словно египетские пирамиды. Она будто бы не имела никакого отношения к нынешнему богатому, красивому, благополучному Берлину, который десять лет назад мы просто сдали без боя.
      Но еще сильнее памятника поразили меня тяжелые мраморные плиты, выстроившиеся вдоль аллеи как наглядная пропаганда в войсковой части. Это и была наглядная пропаганда. По белому камню много лет назад вырезали тексты на двух языках - с одной стороны по-русски, с другой - по-немецки. А подпись под ними стояла - вы не поверите! - вождя народов. Да, да, Иосифа Виссарионовича Сталина. А на дворе девяносто девятый год. Это было сильно. Представьте себе, например, где-нибудь на ВДНХ памятник погибшим немецким солдатам и вырезанные в камне цитаты из "Майн кампф" Адольфа Гитлера.
      От этих мыслей меня отвлек человек, появившийся с боковой дорожки. Не заметить его было трудно. Народу вокруг гуляло вообще немного, преимущественно русские туристы, да еще местные мальчишки на роликах гоняли по гладким гранитным плитам. А человек шел прямо к нам, но вид имел абсолютно немецкий. Ну, то есть европейский. Курды такими белобрысыми не бывают.
      Наши попутчики кивнули ему издалека, как начальнику, и, поотстав, пошли следом на предписанном инструкцией расстоянии: вроде и не с нами идут, но в случае чего всегда наготове.
      - Здравствуйте, - сказал незнакомец без малейшего акцента. - Моя фамилия Матвеев. Я уполномочен представлять в Берлине Курдскую рабочую партию. А Байрам мой заместитель.
      - Очень приятно, - я протянул ему руку. - Большаков.
      Хотя чего уж тут приятного - встретить в Германии такого странного соотечественника!
      - Сегодня вечером вы получите товар, - сказал Матвеев.
      Он не спрашивал, он утверждал. Они тут все и всё друг про друга знали. Зачем же так усложнять систему передачи "товара"? Мудреная схема с гастролерами из России посередине уж очень походила на какую-то подставу.
      - Вы получите товар, - повторил Матвеев, - и передадите его нам. В то же условленное место чуть позже подъедет красный "ситроен-берлинго".
      - Это еще что за птица? - поинтересовался я, потому что не представлял себе как выглядит такая модель.
      - А это, если по-нашему, каблучок, - пояснил Матвеев, откровенно признаваясь в своем российском происхождении. - Часть товара перегрузите в него. И поедете в кабине рядом со мною. Вторая часть отправится в бронемобиле "Ивеко", и там же будут все ваши люди. Вас ведь пятеро? Я правильно понял?
      - Правильно, - нехотя согласился я, уже теперь прикидывая, как стану объяснять ему, почему нас сделалось трое, и на всякий случай спросил: Чего ради мы должны ехать именно в таком порядке?
      - Дело в том, Большаков, что товарищ Ахман оформил диппаспорт только на ваше имя. Остальные проедут на территорию вместе с диппочтой, не подлежащей досмотру.
      - Вы возите диппочту в броневиках.
      - Всегда! - ответил Матвеев с чувством. - Это и надежнее и солиднее выглядит.
      - А зачем тогда кластьs - я замялся, - часть товара в этот французский "каблучок"?
      - На самый крайний случай. Досмотр чисто теоретически может произойти.
      -И тогда за незаконное проникновение на территориюs - я еще раз запнулся и не стал продолжать, раз уж в этом разговоре ничего нельзя называть конкретно, - sмы будем переданы германским властям?
      - Нет, - возразил он, - как российские граждане вы будете переданы Москве.
      - Еще лучше, - сказал я почти искренне, ведь мы представления не имели, кто именно займется нами в Москве в случае срыва всей операции.
      - Вас это пугает?
      - Не знаю, - сказал я честно. - А вы сотрудник посольства?
      - Да.
      - И гражданин России?
      - Нет.
      - А-а, гражданин Курдистана, - протянул я.
      - Ценю ваше остроумие, Большаков, но я гражданин Германии. Однако мы отвлеклись. Я, кажется, начал объяснять вам, для чего товар будет разложен по двум машинам. Видите ли, его закамуфлируют под книжные пачки. И если такие же пачки поедут в открытой для посторонних глаз машине, никому не придет в голову их вскрывать. Логично? Согласитесь, незаконное проникновение и незаконный провоз известного вам товара - это не одно и то же.
      Мы ходили по дорожкам парка, слушать нас здесь явно никто не мог. Но, очевидно, разговор недомолвками был просто привычкой для этого человека. Я уже понял, что нельзя произносить ключевых слов, а пресловутые книжные пачки не являлись для нас товаром, и я полюбопытствовал:
      - Что ж это за книги такие?
      - Грамотный вопрос, - похвалил Матвеев. - Книги заслуживают внимания. Собственно, на них и построена легенда для ваших людей на случай провала. В двух машинах будет лежать добрая сотня пачек знаменитого бестселлера Салмана Рушди "Сатанинские стихи". Слыхали, надеюсь? Духовный лидер Ирана Аятолла Хомейни в свое время приговорил автора к смертной казни за эту вещь, и приговор до сих пор не отменен. А вы - простые русские коммерсанты. Хотели поторговать здесь, в цивилизованной стране, ходкой книжкой, да вот столкнулись с непредвиденными трудностями: за вами охотятся исламские экстремисты. И вы просто спасаетесь. Обратите внимание, этот тираж отпечатан на арабском не потому, что в Германии так много людей, читающих по-арабски, а потому, что на языке Магомета "Сатанинские стихи" стоят дороже всего.
      - Ага, - догадался я, сам не знаю откуда. - Ваш человек в машине как раз и читал эту книгу, а вовсе не Коран. Да?
      - Очень может быть. Мои люди отличные бойцы. Но они далеки от фанатиков-вахаббитов и прочих представителей исламского фундаментализма. Пусть читают все, что им нравится.
      Вообще, он неожиданно обрушил на нас столько подробностей, что я с некоторым удивлением начал осознавать: это уже не проверка на вшивость, а детальное изложение плана вполне серьезно продуманного теракта. Матвеев на самом деле верил, что мы пойдем взрывать российское посольство.
      - А как же люди? - спросил я.
      - Какие люди? - он сделал вид, что не понял.
      - Сотрудники.
      - Ах, вот вы о чем! Все произойдет ночью. И там не будет никого. Даже охрану эвакуируют. Под благовидным предлогом.
      "Врет", - подумал я.
      Я искал зацепку для наиболее аргументированного отказа, но Циркач опередил меня. Он не выдержал первым, очевидно, решил, что я уже на все согласился.
      - Постойте! О чем вы говорите? Вы ставите нереальные задачи. Мы же еще не дали вам ответа.
      - Ну, так давайте! - огрызнулся Матвеев.
      - Пожалуйста, - теперь уже Фил вложил максимум иронии и яда в это "пожалуйста". - Данный объект нас не устраивает. Слишком опасно вступать в конфликт с властями двух государств одновременно. Это все равно, что под перекрестный огонь соваться. Как профессионал я не вижу надежных путей отхода.
      Матвеев остановился, резко развернулся на сто восемьдесят градусов. Курды, шедшие сзади, напряженно замерли.
      - Простите, я не понял, кто среди вас старший?
      Вопрос был законный, а тон, которым он был задан, не предвещал ничего хорошего. Товарищ Ахман сказал бы в таком случае проще: "Фильтруйте базар, братки!" Впрочем, с нами он на фене не разговаривал. А интеллигентный Матвеев и вовсе начал издалека. Слова, конечно, не пули, но за интонацией следить надо обязательно. Порою последнюю спокойную фразу и первый выстрел разделяет слишком короткое время.
      Извиняться было уже поздно. И неуместно. Я пошел ва-банк:
      - Старший я, но Циркач и Фил порой умеют читать мои мысли прежде, чем я успеваю их высказать. Объект действительно нас не устраивает.
      - А вам что, предоставили право выбора? - он все еще был агрессивен, но уже слегка сбавил обороты. -Товарищ Ахман сказал мне, что все уже оплачено полностью.
      - Вот как?! - удивился я. - Ну, тогда пусть товарищ Ахман сам приезжает сюда и сам все делает.
      - Так ему и передать? - вкрадчиво поинтересовался Матвеев.
      - Так и передайте.
      Мне было нечего терять.
      - Чудненько. - Матвеев как-то нехорошо улыбнулся и добавил: - Скажу вам по секрету, товарищ Ахман уже сегодня ночью будет здесь.
      - В Берлине? - спросил я.
      - Нет, в Гамбурге.
      - Ну что ж, тогда пусть все это и произойдет в Гамбурге, - резюмировал я неожиданно даже для самого себя.
      Это был полнейший экспромт. Но на Матвеева он произвел неизгладимое впечатление. Террорист от дипломатии внезапно закурил и долго вышагивал по аллее молча. Потом спросил:
      - Это ваше последнее слово?
      - Да, - ответил я коротко.
      И он опять замолчал надолго.
      А я мучительно вспоминал, с чем же у нас связан Гамбург. В голову лезло явно лишнее. Например, одно из относительно недавних наших дел. Кстати, оно было самым первым после Чечни и официального увольнения из ЧГУ. Ноябрь тысяча девятьсот девяносто седьмого.
      Тогда в Германию забросили не всю нашу пятерку, а только двоих - меня и Фила. Остальные должны были подъехать позже. Работа началась на вокзале Альтона, где мы опознали по фотографии некоего прибывшего из Берлина немца с русским именем Сергей Малин и должны были вести его. Просто вести и все, без установки на контакт, захват или еще что-то. Вести вплоть до поступления новых указаний. Дальше началась комедия абсурда. Мы быстро заметили, что за Малиным следят как минимум еще три независящих друг от друга группы. Задача стремительно усложнялось, ведь нам нельзя было обнаружить себя. И в обстановке этого бардака где-то в районе станции Рипербан мы фигуранта потеряли. (А кстати, хороший каламбурчик вышел: бардак в районе борделей.) А вот новых инструкций все не поступало. И тогда я внезапно понял, где мы найдем Малина. "Пошли в порт", - сказал я Филу. "Почему?" - удивился Фил. "Я знаю, что он там", - заявил я уверенно, и Фил подчинился. Это был полнейший бред, или обыкновенное чудо, или чистая случайность, но мы действительно увидели Малина в уличной кафешке на пристани. Он сидел за столиком вместе с высоченным брюнетом моего примерно роста, но не спецназовской, а этакой аристократически-артистической внешности. Начиналось самое интересное. Но тут-то нам и дали отбой. Мол, за все спасибо, ребята, больше ничего не требуется. А уже через час мы летели обратно в Москву. На объяснения в ЧГУ никто не расщедрился. Мне казалось, дядя Воша и сам плохо понимал, что произошло. Ну и денег, понятно, заработали мизер. За что платить-то? А неустойки по нашим сугубо устным договорам как-то не очень приняты.
      В общем, история тогда вышла действительно совсем бредовая. И зачем вдруг вспомнилась в таких подробностях?.. Нет, что-то еще было связано с Гамбургом... А, да вот же оно! Именно там находится резидентура ЧГУ, оттуда и поступил первый тревожный сигнал по нашей сегодняшней теме. Или это опять не то?..
      Я не успел додумать, потому что Матвеев, наконец, прервал молчание:
      - И все равно вы заберете товар сегодня вечером. Его проплатит Семнадцатый. Перегрузите нам по той же схеме. А маршрут следования до Гамбурга или все-таки до одного из районов Берлина уточним на месте. Во избежание сомнений можете оставаться в своей машине. Вопросы есть?
      - Где и когда встреча?
      - Кроме этого вопросы есть?
      - Есть, - сказал Циркач.
      Здесь, в Германии, его все время несло поперед батьки в пекло. Я догадывался о причинах. Но все равно был недоволен: по опыту знаю, это до добра не доведет. Особенно, когда тучи сгущаются, а значит, вот-вот полыхнет молния и грянет гром.
      - Других вопросов нет, - решительно перебил я. - Где и когда?
      - Сегодня. Двадцать ноль-ноль. Кройцберг. Киндербауэрнхоф. Запомнили?
      И он повторил на всякий случай по слогам:
      - Кин-дер-ба-у-эрн-хоф.
      Действительно, не самое простое словечко, хоть и напоминает киндерсюрприз.
      На главной алее мы разошлись в разные стороны.
      - О чем ты хотел его спросить? - поинтересовался я у Циркача.
      - Теперь неважно, - отмахнулся он. - Просто мне было интересно, зачем русскому с немецким гражданством работать на курдов.
      - Не зачем, а за что, - ответил я. - За деньги. Самое время было влезать с таким вопросом.
      - Да я понимаю, - буркнул Циркач, - просто тип очень уж мерзкий.
      До самых ворот парка мы не заметили ничего подозрительного, но даже если за нами следили - чего такого?
      Мы больше не претендовали на их зеленую "БМВ", припаркованную на специальной стоянке, сразу вышли на проезжую часть и тормознули первую же попавшуюся машину. Это было не такси, просто какой-то драный "фольксваген". Ну и что? В Германии тоже хоть и реже чем у нас, а подвозят попутчиков.
      Особенно, если это свои.
      За рулем сидел Шкипер, Пиндрик - рядом.
      - Ну как? - спросили они чуть ли не в один голос.
      - Центральный офис "Мерседеса" вне опасности. Мы разнесем в пыль посольство России, - сообщил им Циркач.
      А потом мы быстренько обсудили планы на вечер. И было решено: первое. Шкипер и Пиндрик присоединяются к нам в самый последний момент и только в случае крайней необходимости. Второе. Пытаемся дозвониться Эльфу до, а не после - после мы должны встретиться. Звоним в Бонн людям Павленко. При желании к восьми вечера они могут успеть к месту событий. Чем более масштабной будет заваруха, тем больше шансов пустить операцию совсем по другому сценарию. Идея принадлежала Филу. И мы теперь думали, кого еще можно пригласить на сумасшедшее рандеву в Кройцберге. Местную "штадтполицай"? Разведку БНД? Российскую агентуру? Нет, в Россию нас просили зря не звонить.
      За пару кварталов от дома мы бросили "фольксваген" и разными маршрутами пошли дальше пешком. Пиндрик со Шкипером наблюдали за нами через площадь с другой стороны Ораниенштрассе, а мы подошли к дому напротив по нашей улице. Двое у подъезда сразу не понравились мне. Это были незнакомые, но слишком хорошо узнаваемые по манере поведения персонажи. Не стоило сейчас идти в квартиру к Монике. Не стоило даже звонить. Либо у нее уже сидели гости, либо эти двое ждали гостей. В любом случае самой Моники скорее всего в квартире не было. В лучшем варианте сбежала, в худшем все-таки забрали. И теперь не криминальная полиция, а какая-нибудь из спецслужб. Мы все, конечно, симпатизировали этой милой хромоножке с экстремистскими наклонностями, не говоря уже о Циркаче, который не просто симпатизировал, но даже он в сложившейся ситуации ничем не мог быть ей полезен. Уж если и вытаскивать девчонку, только при участии Эльфа, но это станет возможным ближе к ночи.
      Кстати, мы пробовали звонить Семецкому еще из машины - номер не отвечал. Не стоило даже и гадать, по какой из миллиона причин этот супершпион решил отключить свой мобильник.
      Что нам оставалось делать? Только ездить по городу до вечера. Джип-"мерседес" был предусмотрительно оставлен не у самого дома, и мы без проблем загрузились в него поначалу все пятеро, с тем чтобы потом вновь разделиться. Опасность кружила где-то рядом, и не стоило рисковать ради того, чтобы вместе пообедать.
      А выбрать в Берлине ресторан - это не проблема. Точнее, не проблема найти - их в этом городе прорва. Выбрать - как раз огромная проблема, если вы хоть что-нибудь в этом деле понимаете. Мы не понимали почти ничего, и нам было проще. Циркач не слишком настойчиво предлагал посетить что-нибудь экзотическое, а Фил с маниакальным упрямством рвался в русское кафе "Гегель" (да, да, именно русское и именно Гегель, а не Гоголь!). Он честно признался, что хочет вновь оказаться на красивой и уютной маленькой площади Савиньиплатц, где видел накануне у соседнего с кафе дома очаровательную проститутку. Девушка, облаченная в свою вечернюю униформу, стояла в совершенно киношной позе перед раскрытым подъездом борделя и, зазывно покачивая ключиками в правой руке, строила глазки конкретно Филу. И она была очень похожаs Фил недоговорил, на кого. Но мы все поняли. Вопрос в другом: почему эта шлюшка выбрала именно его? Профессиональная точность взгляда?
      А ведь Фил вчера и впрямь был готов к романтическому приключению. Да только у нас стояла на углу полная оружия машина, Циркач ждал (не теряя времени) на квартире у Моники, Пиндрик со Шкипером болтались где-то в качестве агентов наружного наблюдения, и, наконец, существовала возможность срочного вызова в любую минуту. Мы там, на площади, и остановились-то всего лишь потому, что обещали Монике купить по дороге пива. Увидели открытый киоск, времени было часов девять, по берлинским понятиям глубокая ночь, и второго открытого ларька рисковали уже не встретить. Взяли упаковочку и полетели дальше, готовые к чему угодно.
      Вчерашнее появление Эльфа лишь подтвердило справедливость наших опасений.
      Ну а сегодня ехать на встречу с приворожившей Фила девушкой было глупостью в квадрате. Если не в кубе. Во-первых, для представительниц древнейшей профессии еще рано; во-вторых, день выдался похлеще вчерашнего; в-третьих, кто сказал, что именно она бывает там каждый день? Но Фила влекла на Савиньиплатц какая-то странная смесь ностальгии по прошлому и интуитивного стремления к авантюре, свойственного всем нам. И мы подчинились этой блажи, так как и мне и Циркачу было в сущности все равно, куда ехать.
      Мы выбрали не самый короткий маршрут - спешить некуда, да и город знали плохо - и в итоге заехали в довольно странное место, где перед высоким старинным домом на зеленой лужайке тусовалась хипповатого вида молодежь и бродячие собаки, а глухая стена здания изрисована была не традиционно бездарными граффити, уже намозолившими глаза, а огромным, искусно выполненным сюрреалистическим полотном, в центре которого была несчастная растерзанная кукла и гигантский омерзительно-розовый кольчатый червяк. Мы вышли из машины и стали рассматривать это произведение искусства, благо никуда не торопились.
      И тут от тусующейся молодежи отделилась знакомая фигура. Моника торопилась и потому зримо прихрамывала на искусственную ногу.
      - Привет, ребята! У меня сегодня шмон был, спасибо, Байрам предупредил, и я слиняла.
      - Ты не возвращайся туда, - посоветовали мы.
      Мысль была настолько очевидной, что я действительно не помню, кто высказал ее первым.
      - Наверно, вы правы. Но мне все равно придется вернуться.
      - Почему? - не понял я.
      - Я разговаривала сегодня с вашим историком из Вроцлава. Он, оказывается, знает всех наших и просил оставить пакет для него и для вас у меня в квартире, или хотя бы в почтовом ящике внизу. Ночью он вам сам все расскажет.
      - Интересно, а что за пакет? - спросил я.
      - Не знаю, - сказала Моника. - От товарища из России. Я должна встретить курьера в Темпельхофе.
      - Это аэропорт?
      - Да.
      - Обалдеть! В Берлине аэропортов больше, чем в Москве?
      - Не больше, всего три. Если не считать военных.
      -Слушай! Вот. А улица или площадь Киндербауэрнхоф - это где? - по ассоциации вспомнил Фил.
      Очень кстати вспомнил, мы перед этим изучали самую подробную карту из тех, что смогли достать, но улицы такой не обнаружили. Оставалось ходить по Кройцбергу и спрашивать.
      - Киндербауэрнхоф? - переспросила Моника и рассмеялась. - Это не улица. Зачем вам? Вы что, маленькие?
      - Киндер - это ребенок, понятно, - обиженно сказал я. - А бауэрнхоф?
      - Крестьянский двор. Наши доморощенные пестолоцци решили сделать для городских детей кусочек деревни посреди каменных джунглей. Забавное местечко. Сходите, гляньте.
      И она показала по карте, на пересечении каких улиц это находится. Оказалось очень близко от того самого "бомжатника", от калитки с прибитым ботинком и вагончика, где нас принимал связной. Поганое место.
      Монику как будто перестало интересовать, для чего нам Киндербауэрнхоф, и я решил сам пояснить.
      - Представляешь, в этом дворе ваши партийцы назначили нам важную деловую встречу.
      - Во, придурки! - прокомментировала Моника.
      Она так изящно употребляла российский сленг, что всякий раз заставляла меня восхищаться своими способностями к языку.
      Потом все-таки не удержалась и добавила любимое:
      - Хохмачи.
      - Это точно, - проговорил Циркач.
      Он просто тянул время, не желая расставаться с Моникой.
      - А можно я туда не пойду? На вашу встречу, - спросила вдруг наша боевая подруга. - Я буду ждать вас дома, а потом мы вместе отправимся в кнайпе. Как вчера. Хорошо?
      - Хорошо, - кивнул я. - Но давай ты будешь не дома. Жди нас прямо около кнайпе. И лучше какого-нибудь другого. Выбери сама и опиши нам подробно.
      - А может быть, все-таки поедешь с нами? Прямо сейчас, - предложил Циркач с грустной безнадежностью в голосе.
      - Бред, - возразил я. - Ей же еще в аэропорт.
      - Ну, так мы ее и отвезем, - упорствовал Борька, совсем ошалевший от любви.
      - Отставить, Циркач, - сказал я тихо, но строго. - Не хватало еще засветиться в аэропорту перед самой ответственной операцией.
      - Вообще-то к восьми я успеваю, - сообщила Моника. - Так что, может, и подойду прямо к вам. А если нет, буду ждать в кафе слева от центрального входа в "Пергамон". Это очень знаменитый музей на острове, вы должны знать.
      - Да, - сказал Циркач, - я знаю, где "Пергамон".
      - Ну, тогда я не прощаюсь? - спросила Моника. - Увидимся. А сейчас побегу. Ладно?
      И мы не попрощались.
      Только Циркач догнал ее, обнял порывисто, и они замерли в поцелуе на добрых полминуты.
      - Маньяк, - проворчал я, когда Борька вернулся к нам. - Вечера дождаться не можешь?
      Вопрос был риторический, Циркач промолчал. Но Пиндрик вдруг нахально поинтересовался:
      - А деревянная нога не мешает во время этого дела?
      Циркач даже не обиделся:
      - Да ты что?! Только добавляет остроты ощущений. И не деревянная нога, а культя. Протез же она отстегивает. Вы себе не представляете, мужики, какая это обалденная девчонка! У меня такой еще ни разу не было?
      - Предлагаешь и нам попробовать? - еще наглее спросил Пиндрик.
      - Доиграешься у меня, - беззлобно отмахнулся от него Циркач.
      - А по поводу того, что у тебя такой еще не было ни разу, - заметил Фил, - мне кажется, ты про каждую так говоришь.
      - Наверно, - не стал спорить Циркач, - но Моникаs
      - Наш Борька бабник, наш Борька бабник! - традиционно подпел Шкипер. Он всегда дразнил Циркача этой популярной песенкой.
      После случайной, но такой удачной встречи с Моникой, настроение было у всех отличное.
      И только влюбленный Циркач, должно быть, все-таки предчувствовал неладное...
      5
      Он забеспокоился уже в восьмом часу, когда мы вышли из "Гегеля" и Фил разочарованно отметил, что у подъезда дежурит совсем другая девка - толстая и некрасивая.
      - Давайте заедем на квартиру, - предложил Циркач. - Время есть, а Моника, по всем расчетам, должна уже вернуться. Если хоть знать, от кого пришел пакет, нам будет легче общаться на переговорах.
      В словах Циркача было больше эмоций, но присутствовала и некоторая логика. В общем, мы поехали к дому. Двух долдонов там уже не было, но мы все равно проявили максимум осторожности, открыли подъезд ключом и стали подниматься. Недалеко мы поднялись. На площадке второго этажа, сразу за поворотом лестницы, лежало тело. Его не пришлось долго рассматривать с целью опознания.
      Циркач сдавленно вскрикнул, и я отметил, как его рука автоматически скользнула к ремню на поясе сзади - в поисках пистолета. О медицинской помощи - хоть первой, хоть двадцать первой - речь уже не шла. Это с одного взгляда стало понятно не только Филу.
      У Моники Штраус было перерезано горло - по-восточному, широко и страшно. От уха до уха. А кровищи-то натекло! Из-за легкого наклона площадки алые ручейки убегали не к ступеням лестницы, а к дверям квартир.
      - Полчаса прошло, как минимум, - тихо проговорил Фил. - Убийц уже не найти.
      Я не стал спрашивать, как он это определил.
      Мы просто, не сговариваясь, взлетели наверх. Дверь была распахнута, квартиру эти гады обыскивали грубо и в явной спешке. Искали что-то свое, очень хитрое. Ни наши комбезы, ни даже оставленные частично боеприпасы их не заинтересовали. Кстати, и пакет из Москвы мы благополучно обнаружили в почтовом ящике. Конечно, он был от Ахмана. И правильный вор коротко распоряжался (по-русски!): мол, промедление в выступлении смерти подобно, а что взрывать - непринципиально. Главное, чтобы наверняка и шуму побольше. На своем языке он тоже написал что-то, даже больше по объему, но это было за пределами нашего понимания.
      Вот так.
      До встречи оставалось полчаса.
      Вообще-то мы собирались явиться туда в пижонских костюмах и практически без оружия. Но теперь все вслед за Циркачом передумали. Они сами заставили нас выйти на тропу войны, и экипироваться стоило всерьез. Пусть делают выводы, какие хотят. С автоматами на перевес не пойдем, конечно, но готовы будем к любому повороту событий. В конце концов, сколько можно терпеть всю эту бессмысленную жестокость?
      Была охота ездить куда-то по их указке! Привезут взрывчатку, оплатят. Ну а мы ее прямо на месте и рванем. Нет, детский городок не обидим, отойдем чуть в сторонку и разнесем в пух и прах все это змеиное гнездо с вагончиками и грузовиками. А курды пусть потом объявляют в газетах и с телеэкрана, что ответственность за взрыв берут на себя. Товарищ Ахман, тебе же все равно, что именно разрушат и кого убьют при этом. Правильно? Тебе же главное - шуму побольше!
      Мы уже подъезжали к месту встречи. И все сильнее наливались злостью. Нормальной такой, почти спортивной злостью. Только Циркач был чуточку серый с лица, и за его поступки я боялся больше, чем за других.
      Мы приехали раньше всех. Машину поставили возле самого пустыря прятать ее было не от кого и не за чем - и отправились на рекогносцировку. Стратегическим центром этого места можно было считать большой амбар из прочных бревен, где хранились сено и прочий корм для скота. Вторым естественным укрытием в случае начала боевых действий можно было считать, выражаясь по-восточному, своего рода арык, то есть канаву с проточной водой. Через нее перекинут был деревянный мостик. Кроме этого имелись небольшие сарайчики в каждом загоне - у осла лениво жующего траву из кормушки, у коз, бродивших по лужайке, у свиней, попрятавшихся внутрь - от жары, что ли? А ближе к дороге стояли полукруглые металлические контейнеры для мусора, и в углу двора располагались курятник и маленький пруд с утками. Все это на крайний случай тоже можно было использовать.
      Киндербауэрнхоф практически пустовал в этот вечерний час, бродила от вольера к вольеру лишь небольшая компания - две женщины и мальчик. Женщины говорили между собой по-немецки, а мальчик громко возмущался по-русски:
      - И чего мы сюда пришли? Нечего тут смотреть! Стоит какой-то неподвижный осел.
      Одна из женщин, очевидно, его мама, прервала свою интеллектуальную беседу с подругой и выразила несогласие с мальчиком:
      - Ну почему только осел? Погляди, какие уточки. А вон там - смотри! там поросята.
      Мальчик повернул голову к поросятам, но увидел совсем другое и мигом перестал жалеть, что они сюда пришли:
      - Ух ты! - вырвалось у него.
      Действительно "ух ты!".
      К площадке одновременно подъехали: устрашающего вида черный форд-броневик, из которого вышел аргентинец Петер; армейский "хаммер" в боевой маскировочной раскраске - откуда вышли двое и встали по сторонам, широко расставив ноги, третий высунулся из верхнего люка и ему только турели с пулеметом не хватало; наконец, подкатили две ярко-красных "БМВ", и наружу высыпало человек десять смуглых и бородатых. Форма их больше напоминала строительные спецовки, чем нормальный солдатский камуфляж, но вид у всех был угрожающим: никто не держал оружия в руках, однако оно отчетливо угадывалось под одеждой.
      Последними подвалили Шкипер с Пиндриком на "фольксвагене" и тут же, следом, большая черная "ауди", кажется, "восьмерка", как у нашего главного начальника в Москве. Из нее не вышел никто, а окна были тонированными, так что оставалось лишь догадываться о персоналиях внутри. Впрочем, бравых солдат из "хаммера" я тоже не мог идентифицировать наверняка и лишь условно называл их для себя людьми Павленко из Бонна.
      Семь машин - для этого тихого перекрестка очень много, не говоря уж про людей - в Киндербауэрнхофе подобного стечения публики, наверно, не было никогда. Козлы заблеяли, даже "неподвижный осел" вздрогнул, птицы подняли гам, и сильнее птиц забеспокоились женщины. Только русский мальчик был в восторге. Мама едва успела схватить его за руку и прижать к себе, он рвался посмотреть на машины поближе.
      Меж тем один из бородатых уже рявкнул по-немецки, очевидно, приказывал всем оставаться на местах. И нам тоже.
      Что ж, мы якобы послушно замерли, в действительности оценивая диспозицию. Не слишком хорошая была диспозиция.
      Все следили за всеми, и кто кого охранял, понять было почти нереально. От бородатых отделился знакомый нам Семнадцатый и свирепо спросил:
      - Все готовы?
      - Готовы, - сказал я, хоть и не понял, что он имеет в виду.
      Скорее всего, он хотел спросить, всё ли готово, но при его знании русскогоs
      А мы действительно были готовы. Ко всему.
      Почти вплотную к нам подошел Петер и предложил:
      - Принимайте товар.
      Семнадцатый с тремя амбалами и мы с Филом (Циркач намеренно чуть поотстал) двинулись к черному "форду". Петер приоткрыл одну створку двери. В кузове ровными стопками лежали книжные пачки с яркими наклейками и маркировкой по-арабски. Семнадцатый подошел, сорвал упаковочную бумагу. Вынув верхнюю книжку, увидел угол брикета и удовлетворенно покивал. У нас возражений не было.
      - Гельд? - спросил Петер.
      Слово "деньги" мы понимали уже и по-немецки.
      Семнадцатый кивнул на нас.
      Все. Время "Ч".
      Не прошло и полминуты, как они подъехали, а разговор уже переходил в стадию конфликта.
      - Какие деньги? - спокойно спросил я, даже пальцем не шевельнув.
      Но то ли Фил, то ли Циркач выдали себя инстинктивным движением рук, а может, одним лишь внезапным напряжением в мышцах.
      Бородатые явно не сегодня родились, воевали где-нибудь в Курдистане, Афгане или других горячих точках, поэтому уже в следующую секунду не меньше пяти стволов было направлено в нашу сторону, а Семнадцатый хрипло приказал:
      - Бросить оружие! -И добавил зачем-то:- Почему вы пришли с оружием? Мы так не договаривались.
      Как будто у нас было время обсуждать договоренности в такой предельно острой ситуации. Впрочем, если Семнадцатый хочет обсудить...
      - У нас нет денег, - сказал я. - Платите вы. И вот об этом мы точно договаривались. Матвеев подтвердит.
      - Конечно, - удивительно легко согласился Семнадцатый. - Я просто пошутил. У вас нет денег. Зато у вас есть оружие. И я приказываю бросить его.
      Ну ни хрена себе шуточки! Хотя, надо отдать ему должное, проверка была придумана остроумная, и мы таки попались на этот трюк. Теперь либо придет неожиданное подкрепление в лице каких-нибудь третьих сил, либо перестрелка станет неизбежной. Бросить оружие - это не вариант. При таком численном перевесе они нас, разумеется, повяжут. И дальше события станут непредсказуемыми. А мы слишком перед многими держали ответ и за этот дурацкий теракт в Берлине-Гамбурге, и за судьбу неведомого Навигатора, спасающего рыночную экономику России от бандитов и коммунистов.
      "Хрен тебе, товарищ связной", - подумал я про себя, еле заметно кося глазами по сторонам в поисках поддержки.
      Но солдаты возле "хаммера" были безучастны, из "ауди" так никто и не вышел, а Шкипер с Пиндрикомs Что бы они не предприняли, изменить расстановку сил принципиально было за пределами их возможностей.
      - Считаю до трех, - угрюмо и буднично объявил Семнадцатый, словно каждый день занимался расстрелами (а может, так оно и было?).
      И на счете "два" я понял, что эти бородатые не моргнув глазом откроют стрельбу на поражение. Всех сразу укладывать не будут, но одного из нас, как минимум, ранят. Обязательно, хотя бы для острастки. Их отношения с полицией подобная мелочь никоим образом не осложнит, а что касается совести, так у них были на этот счет свои, революционно-мусульманские представления.
      В общем, новая диспозиция получилась не самой простой, но в сущности понятной. Минимальное расстояние до целей, численный перевес противника, угроза оружием, множественные помехи в виде лиц, которых категорически зацеплять нельзя, и крайне ограниченное время на все. Надо же еще успеть скрыться до прибытия полиции и всяких прочих незваных участников мероприятия.
      - Хорошо, - сказал я.
      В такие минуты все решает темп. Не только стрельбы. Вообще движений.
      Чтобы бросить оружие, его тоже надо достать. Семнадцатый дал нам не совсем правильный приказ. Впрочем, скомандовать "Руки вверх!" и приблизиться вплотную для обыска было для них куда опасней. В общем, пока мы лезли в карманы, стрельба не начиналась. Я даже повторил еще раз:
      - Хорошо.
      А в следующее мгновение открывать огонь с их стороны было уже некому. Четверо хватались за отсушенные руки после точных выстрелов прямо в стволы пистолетов, пятый лежал на земле с прострелянным запястьем, а с шестым и седьмым было хуже - они так неудачно держали свои пушки, что нарвались на смертельные попадания. Особенно с седьмым печально вышло: он вздумал стрелять в прыжке и в момент падения на линии огня оказалась его шея. А шея - место тонкое, пули девятого калибра из "Хеклера и Коха" пробивают ее насквозь, как лист бумаги, и застревают где-нибудь еще. На этот раз не повезло ослу. Ранило его в бок, не насмерть, но животное вмиг сделалось более чем подвижным, а главное шумным, и кровища из раны хлестала. Хоть фильм ужасов снимай! Не иначе какую-то артерию бедолаге зацепило.
      Вы спросите, каким образом три человека ухитрились враз вывести из строя семерых? Ну, так, во-первых, нас было уже не трое: Пиндрик и Шкипер, как выяснилось, достаточно давно переместились из неприметного "фольксвагена" в цитадель крестьянского двора - в амбар и бойницы там себе приглядели весьма удобные. А во-вторых, я же говорю, в таких делах все решает темп. В том числе и темп стрельбы. Очевидно, немецкие "хеклеры" оказались лучше австрийских "штайров" в руках у бородатых, а еще вернее, руки у них росли все-таки не совсем оттуда.
      Но их было много. Слишком много. Поэтому мы сразу залегли - кто где сумел. Ответный залп не заставил бы себя ждать, прозвучи только приказ. Да и кто ж мог знать наверняка, как поведут себя неизвестно кому подчиненные ребята возле "хаммера"!
      Мы залегли и снова чего-то ждали.
      Очуметь! Как долго я все это рассказываю! А ведь на деле-то все произошло в считанные секунды. Я потом часто пытался анализировать, где мы ошиблись.
      Мог ли я, например, что-то сделать, когда русский мальчик, вырвавшись из маминых объятий, с плачем кинулся к раненому ослику?
      Мог ли я что-то, сделать, когда связной с мрачной рожей по кличке Семнадцатый кинулся на перерез?
      Если честно, я просто не понял, что происходит, а когда понял, было уже поздно.
      О самых гнусных, о самых подлых вариантах почему-то забываешь в последний момент. Привычка мерить по себе неистребима, особенно в бою. Как правило, чтобы победить ты должен считать противника сильнее себя, и это правильно: зазнайство - плохой помощник. Но как учесть, что иногда противник оказывается просто трусом?..
      Семнадцатый держал мальчишку левой рукой за горло, прижимая к себе изо всех сил - так и удушить можно, а к виску несчастного вплотную придвинул пистолет.
      Требование его оставалось прежним:
      - Бросьте оружие!
      Только голос стал тоньше, истеричнее.
      Двое еще не подстреленных грубо оттолкнули мать, в отчаянии ринувшуюся к сыну. Понять ее было можно, но глупость она совершала ужасную. Я успел натерпеться страху, глядя на эту сцену - от подобных придурков вполне естественно ожидать чего угодно, и вероятность случайного или неслучайного выстрела росла с каждой секундой.
      Шум стоял несусветный, кричало сразу несколько человек, плюс один раненый осел, плюс козлы и еще утки с курями - Содом и Гоморра!
      "Когда приедет полиция - а она в Берлине приезжает быстро, тут вам не Москва - хуже станет сразу всем, - смекнул я и тихо скомандовал ребятам:
      - Бросайте оружие. -А потом добавил зачем-то:- Убьет же он мальчишку.Как будто и так непонятно былоs
      Курды работали вполне профессионально. Обыскали каждого, обезоружили, браслетки защелкнули за спиной, сцепили меня с Филом, а Циркача - почему-то со Шкипером и Пиндриком. Не били, хотя и могли - некоторые за своих погибших друзей начинают мстить сразу.
      И мерзкий Семнадцатый продолжал держать мальчонку до тех самых пор, пока нас не затолкали в красные "бээмвухи". Вот тут и подъехал господин Матвеев. Попозже. Как и обещал. На двух машинах.
      И сразу началась торопливая перегрузка. Голубой каблучок "ситроен-берлинго" не задействовали - некогда было, да и схема действий со всей очевидностью изменилась кардинально. За какую-нибудь минуту все пачки перекидали из одного броневика в другой, машины были поставлены открытыми задними дверями друг к другу. А момент передачи денег как-то ускользнул от нашего внимания. То есть, похоже, никто и никому денег вообще не передавал.
      Потом нас не слишком грубо, но резко выдернули из салонов "БМВ" и затолкали в кузов бронированного "ивеко", где покоилась теперь взрывчатка. Сопровождающих не посадили ни одного. Оно и понятно: убить такого охранника в темноте, с тем чтобы отобрать его оружие - в общем, не проблема для профи, даже в наручниках, а вот удрать из броневика, когда задвинут внешний засов - задача практически нереальная.
      Короче, все машины рванули с места аккурат в тот момент, когда вдалеке послышалась полицейская сирена. Впрочем, насчет всех машин, это я погорячился, конечно. Во-первых, мы ничего не видели и могли догадываться об обстановке лишь по звуку моторов. Во-вторых, "ауди" отъехала раньше, так и не проявив никаких признаков активной реакции на происходящее. И, наконец, принадлежащие нам машины вряд ли вообще куда-то уехали без хозяев. Подозреваю, что убитых и раненых курды забрали с собой, а осла скорее всего пристрелили, чтоб не мучился, во всяком случае, кричать он в какой-то момент перестал.
      Ехали мы совсем недолго. Очевидно, даже из Кройцберга не выбрались. От двери машины до двери подвала, у которого остановился броневик, было буквально меньше метра, и за короткие два шага, верти головой или не верти, а понять где мы, не представлялось возможным. Да это было и не важно. Важнее было разобраться, с кем мы.
      Подвал оказался слабо освещенным, пыльным, но сухим. Больше всего он походил на склад, с которого недавно вывезли весь товар, а нового еще не доставили. У той стены, где были дверь и выключатель, стоял еще и стол с единственным стулом. На столе громоздились какие-то папки и прилепился на краешке телефонный аппарат. Судя по проводу, тянувшемуся от розетки, исправный. Больше в помещении не было ничего.
      Нас посадили на пол под противоположной стеной. Семнадцатый велел не вставать без крайней надобности, точнее без приказа. Других пожеланий не озвучил и быстро покинул помещение. Вместо него появились два бородача с автоматами, один остановился у двери, другой занял позицию у стола. Лица у обоих были предельно равнодушными.
      И очень быстро выяснилось, кто здесь главный.
      В дверь стремительно влетел господин Матвеев и притворил ее за собой. Сел к столу, закурил, предложил и нам. Фил не отказался, тем более что это были его любимые - "Кент", белые, самые легкие. Фил в последнее время на почти безникотиновые перешел, о здоровье начал задумываться.
      - Как-то все у нас пошло наперекосяк, ребята. Вам не кажется? произнес наконец Матвеев.
      - Кажется, - согласился я. - Мы собирались работать вместе. А работаем почему-то друг против друга. Это кому-то нужно?
      - Это кому-то нужно, - повторил Матвеев с утвердительной интонацией, но раздумчиво и печально. - А кто, как говорят дети, первый начал? вскинулся он вдруг. - Кто?!
      Тогда и я разозлился:
      - Как говорят дети, западло приставлять пушку к виску десятилетнего пацана на глазах у его матери!
      - Ах, оставьте, Большаков, - жеманно поморщился Матвеев. - О чем вы говорите? При совершении массовых убийств погибают дети какого угодно возраста вплоть до внутриутробных эмбрионов. Или вам до сих пор удавалось исполнять теракты, в результате которых люди вообще не умирали? Поделитесь опытом, милейший!
      Я прикусил язык. Вот черт, забыл в какой роли мы здесь выступаем! На Циркача тянул, а сам несу хрен знает что!
      - Терпеть не могу трусов, - пробурчал я, чтобы как-то закрыть эту тему.
      - Это не трусость, дружище. Это тонкий расчет. Семнадцатый не видел иного способа остановить вас. Я, честно говоря, тоже не увидал бы. Ну, ладно, я ведь задал вполне серьезный вопрос. Кто первый начал? Вы пришли с оружием, которого мы вам не выдавали. Это очень плохо, ребята. Вы затеяли двойную игру. Считайте, не получилась.
      - Чего вы хотите? - спросил я.
      - Ну, во-первых, выполнения обязательств, взятых на себя каждой из сторон. Точнее, нет, это как раз во-вторых. А во-первых, я хочу знать, откуда у вас оружие.
      - Купили, - заявил я внаглую. - Нам не понравились ваши люди, мы решили подстраховаться.
      - Ай-ай-ай! Как нехорошо врать. Семнадцатый предупреждал вас насчет оружия. Какая, к черту, могла быть подстраховка?! Это просто двойная игра. И второе. Может, это в России сегодня продают спецназовские пистолеты на рынке рядом с картошкой, а здесь, в Германии, подобное оружие на очень строгом учете. И не вздумайте рассказывать мне, что вы протащили эти немецкие стволы через границу, когда прилетели сюда по обычным красным паспортам!
      - Нет, мы купили их здесь, - упрямо повторил я.
      - У кого?
      - А это так важно?
      Обычно подобные вопросы с милой улыбкой на лице задавал Циркач, но сегодня я взял на себя его роль. Циркач мрачно молчал. Он готов был, по-моему, только материться и проклинать всех вокруг.
      - Значит, так, ребята, - объявил Матвеев, демонстративно игнорируя мой риторический вопрос, - я человек интеллигентный. Я вас ногами по лицу бить не буду. Просто сейчас позвоню, и через десять минут мне принесут пару ампул и шприц. Все что мне нужно узнать, я узнаю. Всегда и ото всех. Понятно?
      - Понятно, - сказал я. - А что за препарат? На меня не все действуют.
      - А на других? - похоже, он воспринял всерьез мою последнюю импровизацию.
      На самом деле я просто тянул время. Помолчал немного, потом сказал:
      - А другие ничего не знают.
      - Предлагаете проверить? - он протянул руку к телефону и взял трубку.
      - Еще я все знаю, - неожиданно заговорил Циркач. - Но не успею сказать. Крошка убьет меня. Он умеет. Он обязательно найдет способ даже со связанными рукамиs
      Циркач нес чудовищную ахинею, и я был благодарен ему. У меня появлялась дополнительная возможность подумать. Но время таяло.
      Матвеев тоже не слишком-то слушал Циркача, он уже набрал номер и теперь отдавал кому-то распоряжения по-немецки. Серьезный мужик. Слов на ветер не бросает.
      О том, чтобы говорить правду, не могло быть и речи. Оставалось несколько вариантов. Первый. Сослаться на убитую Монику. Но это легко и быстро проверялось - слишком много общих знакомых. Вариант второй. Сказать, что оружие обеспечили нам люди Мышкина. Если даже Матвеев знает, кто такой Мышкин, проверка займет достаточно долгое время, но в итоге Мышкин (при всем уважении к Циркачу и его осведомленности в делах "Сферы") вряд ли примет нашу сторону. Опять плохо. Третий вариант. Приплести Павленко (обещавшего помочь) и его людей в Бонне. Опасный блеф. Ведь мы так и не поняли: они сидели в "хаммере", или в "ауди", или их вообще там не было? Наконец, оставалась возможность назвать Эльфа. Вариант представлялся самым рисковым, но и самым многообещающим.
      До прихода ассистента со шприцом еще оставалось время. Циркач нес все более вдохновенную ахинею, а я лихорадочно просчитывал вероятные последствия, страдая от невозможности обсудить проблему с Филом. По его глазам я видел: он тоже размышляет над ситуацией.
      - Циркач, ну что ты орешь, как резаный?! - рявкнул я, перекрикивая его.
      Борька понял и заорал еще истошнее. А я успел под шумок спросить Фила:
      - Сказать ему про Эльфа?
      Фил молча кивнул.
      Вот тут и появился отвратительный тип в белом халате и с чемоданчиком. Действительно, рожа еще противнее матвеевской. Если сотрудник посольства был похож не столько на фашиста, сколько на партсекретаря большого оборонного завода, то вошедший теперь выглядел как типичный гестаповский врач-садист из советских фильмов про Великую Отечественную.
      - Не надо уколов, - громко объявил я. - Мы получили оружие от Клауса Штайнера.
      Эффект превзошел все ожидания.
      Матвеев уронил на рычаг телефонную трубку, которую держал, чтобы позвонить еще куда-то, резко поднялся, потушил в пепельнице сигарету и сделал знак безумному доктору удалиться. Потом зашагал по комнате от стены к стене, не приближаясь к нам и даже не глядя в нашу сторону.
      Наконец, быстро набрал еще один номер, вкрадчиво спросил:
      - Клаус?
      И заговорил по-немецки.
      Беседа была короткой, новых слов немного, и Фил сумел догадаться о ее смысле. А вообще лаконичность фраз по телефону всегда предполагает серьезное продолжение при встрече.
      - Он едет сюда? - спросил Фил с таким видом, будто понял все до последнего слова.
      - Да, он будет здесь очень скоро, - кивнул Матвеев.
      Тон его в общении с нами явно переменился. Причем весьма радикально, из чего следовало: Эльф взял на себя передачу нам оружия. Что дальше?
      Юриуш Семецкий появился раньше, чем можно было представить. Уж не его ли "ауди" стояла рядом с нашим "фольксвагеном"? Ворвался в подвал, как всегда, без охраны и вместо "здрасте" вопросил нарочито по-русски, надо думать, из уважения к нам:
      - Мы будем снимать кино, или мы не будем снимать кино?
      - Не понял, - растерялся Матвеев.
      - Так говорил режиссер в каком-то хорошем французском фильме. Там еще играл Бельмондо, а название я не помню. Так мы будем делать теракт? Или теракт отменяется?
      - Это ты у меня спрашиваешь? - решил возмутиться Матвеев.
      Но еще сильнее возмутился Эльф.
      - А у кого же мне спрашивать?! Вы чуть не убили моих людей, теперь держите их в каком-то подвале. Работать-то кто будет? Скажи мне: кто будет работать?!
      - Погоди, Ахман уверял, что это его люди.
      - Все люди Ахмана уже давно стали моими.
      - Не очень-то веритсяs
      - Это твои проблемы!
      - Ладно, Клаус, успокойся. И вообще, выясняй это с Ахманом, а я просто не привык работать с исполнителями, которые разворачивают стволы в любую сторону.
      - Не в любую. Ты просто не понимаешь разницы между тупыми послушными бойцами и настоящими профи, - подколол его Эльф. - В нашем случае приходится работать именно со спецами высшей квалификации. Давай лучше рассказывай, что ты задумал.
      - Теперь уже неважно, - махнул рукой Матвеев.
      - То есть как? - удивился Эльф.
      - А так. После этой перестрелки в центре Берлина ничего нельзя организовывать. Даже в предместьях не стоит. Засвечены все, кто только мог засветиться. А вообще-то, твои ребята еще утром забраковали наш вариант.
      - Вот как. И что же они предложили?
      - Гамбург.
      - Интересно, - оценил Эльф. - О конкретном месте шла речь?
      - Пока нет, - сказал Матвеев, и Эльф переключился на нас.
      - Так и что, ребятишки, какие есть идеи?
      Я понял, что сейчас наш выход. Нельзя ударить лицом в грязь. Назвать ратушу? Главное полицейское управление? Порт? Да нет. Нужно что-то более конкретное. Но я был в Гамбурге столь мимолетно! Потом вспомнил: там же есть знаменитая улица красных фонарей, вроде розового квартала в Амстердаме. И мы еще с Филом по ней среди дня носились, когда потеряли Малина, и потом, по пути в порт. Рипербан. Ну конечно. Весьма подходящий вариант.
      - Улица красных фонарей, - предложил я.
      - Рипербан, - согласно кивнул Фил и добавил, поясняя, как для идиотов: - Очень людное место по ночам.
      - Да, но там и полиции - пруд пруди, - возразил Матвеев. - А впрочем, мысль интересная.
      - У нас еще будет время для обсуждения, - решительно подвел черту Эльф. - Для КРП безразлично, где прогремит взрыв? Ты подтверждаешь это?
      - Подтверждаю, - кивнул Матвеев.
      - Тогда снимай с них наручники, возвращай пистолеты, и мы поехали. Сюда ведь тоже могут нагрянуть?
      - Нагрянуть могут куда угодно, в том числе и в Гамбург, - улыбнулся Матвеев.
      Под занавес он выдал какую-то шутку на немецком, оба засмеялись, и мы поняли, что на этот раз угроза миновала.
      Мы с Эльфом вышли через другую дверь. У подъезда на улице стоял просторный джип "опель-фронтера", куда нам и было предложено сесть.
      - Мы больше не вернемся в Берлин? -спросил я
      - Скорее всего, нет, - кивнул Эльф.
      - Тогда придется заехать в "Кауфхоф".
      - В какой еще "Кауфхоф"? При наличии денег в Гамбурге есть все, что необходимо.
      - Вот именно, - подхватил я, - при наличии денег. Они-то и остались в "Кауфхофе" на Александерплатц.
      - Крошка, - Эльф неожиданно назвал меня коротким прозвищем, как друг, и перешел на "ты". - Ты абсолютно уверен, что нам стоит туда возвращаться?
      - Абсолютно, - сказал я. - Потому что там остались все наши деньги.
      Эльф понял. Надо думать, он еще не забыл, какую сумму выдавал нам совсем недавно. А я, когда получали оружие, сразу смекнул, что деньги следует держать в более надежном месте, чем полуконспиративная квартира Моники. Служебное помещение в универмаге контролировали люди Кулакова, и это был наилучший вариант. Идти же в бой с полными мешками денег можно во владимирской глуши, но не в Берлине. И я не ошибся. Вряд ли товарищ Матвеев отдал бы нам миллион баксов с той же легкостью, с какой вернул оружие.
      - Хорошо, - кивнул Эльф. - Заедем.
      - Только наверх я пойду один. Договорились, Юра?
      Я впервые назвал его так. Ну а как еще? Клаусом, что ли? Или может быть Эльфом?
      Семецкий улыбнулся.
      - Хорошо, - повторил он еще раз. - Я понял.
      И тут встрепенулся Фил, который, по-видимому, тоже анализировал все нюансы этого необратимого отъезда из Берлина.
      - А наши машины останутся там, где мы их бросили?
      - Ну зачем же? Я успел отогнать их подальше от нехорошего места. Вы же не случайно побросали их с ключами в замках.
      - Это из стратегических соображений, - пояснил я.
      - Понятно, - кивнул Эльф. - Но все получилось правильно. И теперь добрые люди помогут вернуть транспорт фирме. Поехали.
      Картина только что отгремевших событий потихонечку вырисовывалась. И я все-таки решился задать уже давно мучивший меня вопрос:
      - Так это ты сидел в той "ауди"?
      - Да. Только не спрашивай, почему я не вмешался сразу.
      - Не буду. Я о другом спрошу. Кто приехал на армейском "хаммере"?
      - Некие господа из Бонна, - уклончиво ответил Эльф.
      - "Корпорация Феникс", - решил уточнить я.
      - А! Так это вы их и пригласили! - мигом догадался он. - Удачный ход.
      - Почему удачный?
      - Потому что это для вас - "Корпорация Феникс", а для берлинской полиции они - военная разведка. И одним только фактом своего появления ребята надолго отвлекут оперативников. Это важно, если, конечно, предположить, что полицейские вдруг вздумают нас с вами искать.
      - Так мы куда едем? - полюбопытствовал Циркач, словно только что проснулся.
      - Сначала за вашими деньгами, потом - в Гамбург, разумеется.
      - А как же взрывчатка?
      Во, какие вопросы интересуют, оказывается, ветеранов советского цирка!
      - Взрывчатку мы, к сожалению, забрать не можем. В Берлине свои курды, в Гамбурге - свои. За эту платил Семнадцатый, так что, считайте, мы ее подарили российскому посольству в лице господина Матвеева. Приедем и на месте разберемсяs Да, слушайте! - вспомнил вдруг Эльф что-то очень важное. - Почему вы назвали Матвееву именно Гамбург?
      Я так долго мучился тогда, выуживая из собственной памяти, с чем еще связан у нас Гамбург, а теперь оно вспомнилось мгновенно. Так иной раз пытаешься вытряхнуть патрон из заклинившего затвора, а потом устало махнешь рукой, и он вдруг выкатывается сам собою. Ну конечно! Вчерашняя ночь, кнайпе, начало разговора с Эльфомs Это он сам и упомянул Гамбург.
      Но вначале я решил сказать о другом:
      - Видишь ли, Юра, с этого города я начинал свое знакомство с Германией. Там остались люди, с которыми я могу выйти на связь и в случае чего попросить о помощи.
      - Вот как, - Эльф почувствовал некоторую недоговоренность. - А если не секрет, с каким заданием вы туда ездили?
      - Думаю, что теперь уже не секрет.
      Я еще накануне решил, что про историю девяносто седьмого года можно и даже нужно рассказать Эльфу, не упоминая, разумеется, заказчика.
      - Это было два года назад. И мы должны были встретиться в порту с человеком по имени Сергей Малин.
      Эльф даже притормозил и смерил меня долгим пристальным взглядом.
      - Вот это да! Большаков, неужели вы и на его организацию успели поработать?
      - Нет, - честно признался я, - встреча тогда не состоялась.
      - Жаль, - резюмировал он. - Ну, да ладно! Какие ваши годы!
      Я улыбнулся и предложил:
      - А давай-ка откровенность за откровенность. Мы ведь тоже не лаптем щи хлебаем. Учимся думать потихонечку. Вот, например, тогда, в кнайпе, ты сказал нам, мол, для курдов ты в Гамбурге. Ну, я и решил, что это не просто так, что это намек. Я прав?
      - Ты даже вообразить себе не можешь, Крошка, насколько ты прав! Только в Гамбурге есть смысл что-то организовывать сегодня. И то, что там есть ваши люди - прекрасное совпадение. Они могут нам пригодиться. Но для начала мы сделаем ставку как раз на людей Сергея Малина.
      Вот, черт! Если б я еще знал, кто такой этот загадочный Малин! Но вопросы задавать было негоже, тем более что через пару секунд Эльф сказал:
      - Обратите внимание на "трабант" в правом ряду. Он уже довольно долго едет за нами.
      - На таком музейном экспонате заниматься слежкой?
      - Вот и я думаю, - согласился Эльф, - ерунда какая-то!
      Подозрительный "трабант" "вел" нас до Большой Звезды, то есть круговой развязки с триумфальной колонной в центре, а по улице Семнадцатого июня мы ехали уже со спокойной душой. Знаете, кстати, в честь чего она так названа? Я специально поинтересовался, и оказалось, что в 1953 году в этот день было жестоко подавлено восстание рабочих в гэдээровской части Берлина. Это было одно из первых (после Гданьска) выступлений в завоеванных Советским Союзом странах. Немцы так и говорили: оккупационные власти Москвы. А мы тогда ничего об этом и не слыхали. Дружба-фройндшафт и никаких проблем.
      В "Кауфхофе" на Александерплатц тоже все прошло на удивление нормально. И дальше в городе хвоста за нами вроде не обнаружилось. А вот когда уже порядочно отъехали от Берлина по автобану, на одном из постов дорожной полиции нас ждал некий сюрприз. Освещение на трассе отличное, видно лучше, чем днем, и мы разглядели издалека некоторую избыточную активность на дороге. Один из полицейских выбрел аж на середину крайней полосы движения, видно, полученное от начальства распоряжение носило особо важный характер.
      Лично мне очень не понравился этот пост. И Эльфу, как я понял, тоже. Даже еще сильнее. Он все ворчал сердито:
      - Никогда здесь никакого поста не было. Откуда взялась полиция? Что за ерунда?..
      Наконец, по каким-то только ему понятным признакам, Эльф окончательно определился и произнес вслух:
      - Это не полиция.
      И уже начав тормозить, он внезапно ускорился и все-таки сшиб золоченым кенгурятником неправильного человека в форме дорожного полицейского, который за какую-нибудь долю секунды до этого попытался выстрелить в лобовое стекло нашего автомобиля и отпрыгнуть. Не удалось бедняге ни то ни другое.
      Неприятный эпизод. Во всех отношениях.
      После такого инцидента мы дружно молчали минут пятнадцать. Потом Эльф процедил сквозь зубы:
      - Если это действительно была полиция, на следующем посту нас всех повяжут.
      - Понимаю, - сказал я.
      Следующий пост довелось увидеть очень скоро. Но там на нас даже внимания не обратили.
      Глава седьмая
      ТЕРАКТ С ПОЛОЖИТЕЛЬНЫМ РЕЗУЛЬТАТОМ
      1
      Дом правительства сверкал сахарной белизной на солнце, и даже выцветшее от жары небо казалось по контрасту с ним ярко-синим.
      "Красиво", - оценил про себя генерал-майор Кулаков, и сразу вспомнил, каким был этот дом шесть лет назад после танкового обстрела. Невольная ассоциация вернула его к событиям под Вязниками. Подумалось: "Что-то частенько у нас стали в мирное время из танков палить".
      С Геной Шалимовым, от которого он только что вышел, познакомился Кулаков не в мирное время, а больше пятнадцати лет назад в Афгане. Шалимов приезжал туда от информационно-аналитического управления КГБ, приезжал в короткую командировку, а застрял надолго, и вышло так, что они подружились. Потом судьба раскидала в разные стороны. Гена в дела военные больше не совался. После девяносто первого года он и из КГБ уволился, стал чистым администратором с каждым годом все более высокого уровня. И вот теперь у него был огромный кабинет в аппарате правительства с гербовыми телефонами, референтами и секретаршами.
      Шалимов сам разыскал старого друга и пригласил к себе. Кулаков как человек военный доложил о звонке начальству, то есть Форманову. Тот прикинул, к кому из кремлевских бонз может быть ближе Шалимов, подумал с минуту, но не стал ни с кем советоваться и встречу разрешил. А объяснять опытнейшему Кулакову, что следует поменьше рассказывать и побольше вытягивать из собеседника, было бы абсолютно несерьезно.
      Вытягивать-то особо и не пришлось - Шалимов сам все выложил. Миновав вежливый обмен вопросами и джентльменский набор необязательных реплик о семье и детях, он решительно проговорил:
      - Ну что, брат, слышал я, обижаете вы нашего Аристарха.
      - Если ты про Павленко, то его обижают совсем другие люди, - ответил Кулаков уклончиво. - Я-то здесь причем?
      - С другими людьми мы сами разберемся. А тебя я пригласил, Вова, чтобы получить поддержку ЧГУ. И не делай мне тут удивленные глаза.
      Удивленных глаз Кулаков, признаться, и не делал, просто сохранил совершенно каменное выражение лица - на всякий случай. Что, если это блеф, и кроме услышанных где-то букв "ЧГУ" Шалимов ничего про их сверхспециальное и сверхсекретное управление не знает.
      Однако старый друг спокойно продолжал:
      - Да, о самом существовании вашей конторы знают очень немногие, но, уж извини, мы с Аристархом Николаевичем как раз среди этих немногих. Видишь ли, в наших делах безответной любви не бывает. Если вы следите за Павленко и на работе, и дома, и еще где только сумеете, то и нам, сам понимаешь, становится интересно, кто же это нас так внимательно опекает. Потому мы и знаем, где находится ваша служба, кому она подчиняется и какие примерно задачи выполняет. Однако сегодня я перестал понимать, на кого вы работаете. Запутался, брат. Если на Мышкина с его зарубежным консультантом Штайнером это, по меньшей мере, странно. Аникеев, между прочим, никогда и не догадывался о существовании ЧГУ. Может, потому и погиб. Не знал, откуда ждать удараs
      - Ты что, намекаешь на причастность нашего управления к этому убийству?
      - Заметь, не я это сказал.
      - Да ты с ума сошел, Генка!
      - Возможно, но сегодня я действительно не понимаю сути ваших игр. Америка выделяет России очередной транш. Не тот, который официально пойдет от МВФ несколько позже, а другой, настоящий, раз в двадцать пять больше. Надеюсь, ты уже понял эту арифметику. Вопрос решен, деньги поступят со дня на день, но, по нашим агентурным данным, в Германии начинается какая-то темная возня. Некто пытается использовать курдов для дестабилизации общей обстановки в Европе и России. Цель - кардинальное изменение инвестиционной политики.
      - Мы знаем об этом, - солидно кивнул Кулаков.
      Вряд ли Гена Шалимов действительно знал, кому подчиняется Форманов и какие задачи на самом деле выполняет его управление. Досканально не знал этого и сам Кулаков, не мудрено, что старый приятель его запутался. Намекал-то он, конечно, на подчинение Кремлю. И пока все совпадало: Иван Матвеевич просил не трогать Павленко - и Шалимов работал вместе с ним. Иван Матвеевич катил баллон на Семецкого, и Шалимов высказывал озабоченность в связи с авантюрными планами Эльфа в Германии - правда, не называя имен. Вот только интерес Шалимова все равно казался куда более конкретным. Он просто пока не сформулировал четкой просьбы, но просьба была, определенно была. Не стал бы ушлый Генка вызывать Кулакова просто так, для общей беседы. В конце концов, все то же самое Шалимов мог выяснить и в Кремле.
      - Значит, вы пытаетесь контролировать ситуацию в Германии?
      Вот это уже был серьезный вопрос.
      - Разумеется. У нас есть свои люди в Гамбурге и Берлине - расплывчато ответил Кулаков, пытаясь понять: знает или не знает Шалимов о связях группы Большакова с ЧГУ.
      - Так вот, - сказал Шалимов, - давай так: откровенность за откровенность. Мы получаем сведения непосредственно из "леса", то бишь от Внешней разведки, поэтому знаем, что эти сумасшедшие, которых нанял Мышкин, сейчас вместе с Эльфом, то бишь со Штайнером. Большаков поддерживает контакт и с нами, поэтому трудно сказать наверняка, работает его группа на Эльфа или против него. Возможно, и не то и не другое. Ведь, по некоторым косвенным данным, Большаков работает на Ахмана. Кто такой Ахман, объяснять не надо?
      - Не надо, - сказал Кулаков.
      Он уже понял: Павленко и его команда не знают, но догадываются о контактах Большакова с ЧГУ. Поэтому и разговор идет в такой мягкой форме.
      - А теперь, - сказал Шалимов, - как говорят в известной передаче: внимание, вопрос! Попробуйте выяснить с помощью своих людей в Германии, через какой банк пойдут в Россию американские деньги. Если через "Дрезденер банк" - все в порядке. Если через любой из банков Франкфурта-на-Майне пусть лучше не отправляют их вовсе. Если же какой-то третий вариант, будем думать вместе.
      - Что значит "пусть не отправляют вовсе"? - искренне удивился Кулаков.
      - А то и значит, что деньги попадут не туда.
      - Мышкину, что ли?
      - Ну а какая вам разница?
      - Теперь уже большая. Мы слишком глубоко влезли в ваши экономические проблемы. Ты что же, хочешь, чтобы мои люди давали отмашку на перевод миллиардов долларов и при этом не знали, куда они идут?
      - А так всегда и получается, - грустно усмехнулся Шалимов. Исполнителям избыточная информация мешает. Поясняю вкратце. Для тебя, а не для твоих орлов. Через германские банки и франкфуртскую валютную биржу прокручиваются криминальные капиталы в таких масштабах - Интерполу в кошмарном сне не приснится! Но есть человек, который реально все эти денежные потоки контролирует.
      Шалимов сделал паузу, и Кулаков уже, что называется, рот открыл для следующего вопроса, мол, кто он, этот человек. Да вовремя заметил, как Геннадий выдернул листок из блокнота и быстро пишет на нем. Всего два слова - имя и фамилию. Потом молча протягивает листок Кулакову.
      - В общем, попробуйте нам помочь. Уверяю, сегодня мы делаем общее дело.
      Аудиенция была явно закончена на этой странной конспиративной ноте. Кулаков спрятал листок в карман, поднялся и откланялся.
      Подумать только! Шалимов боялся прослушки в собственном кабинете! И в то же время наговорил черт знает чего открытым текстом про ЧГУ. Значитs Только одно это могло значить: те, кто их слушал, прекрасно знакомы с Управлением генерала Форманова.
      Они еще двух светофоров не отъехали от Белого дома, когда сидевший за рулем лейтенант Абаканов попросил у Кулакова разрешения свернуть с набережной в переулок по довольно смешной причине. Старлей Курочкин из хозяйственного отдела нашел накануне по газетной рекламе фирму, располагавшуюся где-то здесь, в одном из Ростовских переулков. Фирма заправляла картриджы к принтерам и ксероксам существенно дешевле, чем в других местах. Грех было не завернуть, проезжая мимо. В ЧГУ из соображений секретности штат и раньше был небольшой, а после кризиса его ухитрились еще сократить по чисто экономическим соображениям, так что теперь это было нормально, когда все думали обо всем. И Кулаков не возражал.
      Но только они поднялись в крутую горку и свернули направо, как почти сразу пришлось остановиться. Строгий гаишник, переименованный ныне в сотрудника ГИБДД, преградил путь. Новая кличка дорожных милиционеров "гиббоны" - пока еще не привилась и лишь передавалась из уст в уста, мол, слыхали, как их теперь зовут?
      Кулаков мог, разумеется, предъявить свое служебное удостоверение и проехать куда угодно, но смысла в этом не было никакого. Старая добрая привычка - лишний раз не светиться: чем доказывать, что ты не верблюд, легче другой дорогой препятствие обогнуть. Но для начала захотелось понять, в чем дело: случилось что-то, ведутся дорожные работы, илиs
      "Э, - вспомнил генерал, - да здесь же находится посольство Турции!"
      И гаишник смотрел явно выжидающе в сторону посольского особняка.
      - Не торопись разворачиваться, - сказал Кулаков Абаканову, припаркуйся здесь и подожди.
      И тут из раскрывшихся ворот выехало сразу три машины на ненормально высокой для узкого переулка скорости - маленькая "БМВ" с мигалкой рассекатель, длинный спецзаказовский "мерседес" с бронестеклами и замыкающая "волга" сопровождения. Кулаков автоматически запомнил все номера и про себя отметил, что, во всяком случае, центральная машина - из президентского гаража. И наконец, государственный флаг Турции на фасаде посольства красноречиво свидетельствовал о присутствии первого лица.
      И вот высокие гости турецкого посла умчались в сторону Садовой. Путь был снова открыт. Гаишник неторопливо двинулся к будочке постового.
      Вряд ли об этой встрече будет написано в газетах. Да и начальнику ЧГУ не обо всем докладывают со Старой площади, так что удачное вышло совпадение.
      А фирму, где картриджы заправляют, найти, между прочим, так и не удалось. Видно, адрес неправильно записали.
      Генерал-лейтенант Форманов только что вернулся от своего куратора Ивана Матвеевича, и Кулакову почудилось, что кондишн в кабинете начальника сломался раз и навсегда. В помещении сделалось как будто бы даже жарче, чем на улице. Лицо у Алексея Михайловича было цветом под стать Кремлевской стене, а в глазах читались недовольство и гнев, если не сказать озверение. Ясно, как дважды два, что Форманов сейчас в очередной раз закурит. Ну, он и закурил. Извлек из недр стола английские сигареты "Джон Плейер Спешиал", оригинально выпускаемые не в картонных пачках, а в пластиковых цилиндрических коробках, словно печенье или соленые орешки, сделал несколько глубоких затяжек и лишь потом произнес:
      - Ну, Владим Геннадич, теперь либо нас разгонят, либо я скоро новое звание получу.
      - Что, нахамил президенту?
      - Нет, до этого пока дело не дошло. Но Иван Матвеевич с Николаем Гавриловичем дрючили меня в два смычка, а я их обоих послал в итоге.
      - Николай Гаврилович - это кто? - решил на всякий случай уточнить Кулаков. - Чернышевский, что ли?
      Форманов поглядел свирепо на шутника-подчиненного:
      - Николай Гаврилович - это Демидов.
      - А-а-а, - протянул Кулаков. - А у него номер служебной машины часом не такой? Вот этот, верхний, смотри.
      И он положил перед Формановым небольшой листок, где записал на всякий случай номер "мерседеса", встреченного в Седьмом Ростовском переулке, а заодно, для порядка, и номера "БМВ" с "волгой". Но хватило и цифр "мерседеса".
      - Сейчас проверим, сейчас проверим, - повторял Форманов, листая тоненький справочник, отпечатанный в очень ограниченном количестве экземпляров для служебного пользования.
      - Сейчас мы их проверим, сейчас мы их сравним, - автоматически пробормотал Кулаков, вспомнив старый-старый мультфильм про золотую антилопу.
      Вот такое игривое настроение вдруг напало, так и тянуло шутить все время. Но Форманов даже внимания не обратил. Ведь оказалось, что генерал Кулаков угадал, хотя и сам не сумел бы объяснить сразу, какая тут была логика.
      - Ну, - осведомился Алексей Михайлович сурово, - и где же ты записал этот номер?
      - Я видел его машину, выезжающей из ворот турецкого посольства, минут двадцать назад
      - Сколько? - улыбнулся Форманов. - Занятноs Самого Демидова в ней быть не могло. Погоди, я сделаю запрос, пусть пока ищут.
      Начальник ЧГУ набрал какой-то очень короткий номер - либо это была АТС-1, то есть правительственная связь, либо внутренняя сеть ФСБ, к которой Управление, некогда совершенно обособленное, теперь опять подключили напрямую. Форманов попросил выяснить все возможное по интересующему вопросу, после чего снова обратился к Кулакову.
      - Ну, так вот, Владимир Геннадиевич, они потребовали не проводить фонографическую экспертизу голоса Навигатора. Не попросили, а именно потребовали! А также немедленно передать пленку с той записью одному из них лично в руки. Все возможные копии велено уничтожить и вообще заниматься этим делом строго в рамках рекомендаций.
      Я вспылил, ответил довольно резко, что мы так не работаем, что у нас свои методики, и любое расследование полагается вести по определенным правилам от начала и до конца. Кураторы мои развели руками и объяснили, что их правила важнее всяких других. Разговор переходил в самую тупую, бюрократическую стадию. А я как раз к этому моменту догадался, кто он такой - наш любимый Навигатор. После их заявления уже трудно было не догадаться. Ну, я и сказал им прямо. Нет, фамилию не назвал, просто объяснил, что знаю теперь, кто такой Навигатор - и все. А никакой экспертизы уже и проводить не надо, просто следует решить, как нам быть теперь с этим знанием.
      Они, конечно, заподозрили утечку, причем через Гамбург, Берлин и так далее. Я попытался объяснить, что просто вычислил ответ - на то мы, в конце концов, и аналитическая служба. Вроде поверили. И тогда начался уже серьезный разговор.
      Кулаков слушал и прикуривал вторую сигарету от первой.
      - Успеваешь следить за ходом мысли? - то ли в шутку, то ли всерьез поинтересовался Форманов.
      Похоже, он сам капитально запутался в происходящем. А Кулаков следить, конечно, успевал, но то, что им обоим сделалось ясно за последние несколько часов, честно говоря, плохо укладывалось в голове. Вся газетная шумиха последних лет о коррупции в высших эшелонах власти блекла рядом с этой историей. От решений, которые со всей неизбежностью примут в ближайшее время Кулаков и Форманов, от поведения ребят там, в Германии, наконец, от вольных импровизаций какого-то шпиона-перебежчика по кличке Эльф зависело движение денежных средств, превышавших годовой бюджет России.
      - Видишь ли, - сказал Форманов. - Похоже, что засвеченный Навигатор не слишком интересен нашим кремлевским друзьям. И они попытаются либо сделать ставку на кого-то другого в своих макроэкономических делах, либо предпримут все усилия для восстановления режима секретности.
      - Восстановление режима секретности - это такой изящный эвфемизм? Хочешь сказать, что они попытаются физически убрать всех, кто знает имя Навигатора. Ты это серьезно, Алексей Михайлович?
      - Вполне. Не исключаю и такого варианта. Только для начала им придется расформировать ЧГУ. С этого все и начнется.
      - И на когда назначено начало этой операции?
      - Дня два, я думаю, у нас есть.
      - Мама родная! - вырвалось у Кулакова довольно странное восклицание (так ведь и повод был не слишком обычен). - Чем же он им так дорог - этот жалкий и гнусный персонаж?!
      - У этого жалкого и гнусного персонажа денег больше, чем у госбюджета.
      - Неужели в этом все дело?
      - К сожалению, не только, - вздохнул Форманов. - Навигатор был одноклассником Демидова и кое-что интересненькое может о нем рассказать газетчикам.
      - Что? Как мальчик Коля занимался онанизмом в школьном туалете? Или как он там же пил портвейн, протолкнув карандашом пробку внутрь бутылки? ядовито поинтересовался Кулаков.
      - Да нет, брат. Все гораздо серьезнее. У этих двоих общее уголовное прошлое.
      - Какое-какое? - не поверил Кулаков.
      - А вот именно такое, как ты услышал. Я, Павел Геннадиевич, с этими кремлевскими уркаганами уже такого дерьма нахлебался, что и не хочется пересказывать.
      - Пойдешь прямо к президенту? - деловито осведомился Кулаков.
      - Бессмысленно.
      - Тогда что? Отозвать ребят из Берлина? Или сообщить им туда имя Навигатора.
      - Ни в коем случае! - испугался Форманов. - Избыток информации только мешает исполнителям.
      Кулакова неприятно поразило, как по чистой случайности Форманов процитировал фразу Шалимова едва ли не дословно.
      Меж тем начальник ЧГУ продолжал:
      - На самом деле я предлагаю сегодня пустить дело на самотек. Знаешь, как говорят - кривая вывезет!
      - Безумие какое-то, - проворчал Кулаков. - То есть суть приказа: ничего не делать и ждать?
      - Нет, суть приказа - следить как никогда внимательно за всем, что происходит и держать руку на пульсе.
      - Понятно, - Кулаков задумался, потушил в пепельнице Бог знает какую по счету сигарету и вынул из кармана шалимовский листок.
      - Вот это и есть имя Навигатора? - спросил он.
      - Да, - удивился Форманов. - Кто это писал?
      - Мой друг из аппарата правительства. Боялся произнести вслух и нацарапал мне эту фамилию. Хотел, чтобы наши люди вышли на него в Германии. Этот гад, видишь ли, единственный, кто знает достоверно, через какие банки текут в Россию иностранные "черные" деньги.
      - Шалимов так и сказал? - не поверил Форманов.
      - Почти так.
      И тут раздался звонок. Форманов слушал, вытаращив глаза. Потом поблагодарил и повесил трубку.
      - Знаешь, кто был сегодня у турецкого посла?
      - Патриарх всея Руси, - не смешно пошутил Кулаков.
      - Почти угадал. Министр иностранных дел.
      - А почему на машине Демидова?
      - Конспирация. Точнее конфиденциальность. Про министра так будет уместнее. Очевидно, Демидов частенько бывает в посольстве Турции. А запись разговора существует, но, сам понимаешь, Седьмое управление не слишком афиширует, что оно занимается этим, поэтому нам пришлют не расшифровку, а всего лишь краткий пересказ. И то в виде самоуничтожающегося файла без возможности копирования.
      Послание из ФСБ пришло по эмейлу буквально через пять минут, но скачивалось с сервера раза в два дольше, потому что жалкая страничка текста в формате хитрой программы-самоуничтожителя занимала добрых два с половиной мегабайта на диске.
      Министр иностранных дел строго конфиденциально уговаривал турецкое руководство (посол соединил его с Анкарой по прямому проводу) не приводить в исполнение смертный приговор Аджалану без согласования с Москвой. Аргументы приводились сугубо экономические. И особое внимание было уделено деньгам, поступающим из Германии.
      - А еще пришла шифровка из Гамбурга, - поведал Форманов уже совсем бесцветным голосом.
      Если б оттуда сообщили, что завтра конец света, два генерала, наверное, и не удивились бы - приняли бы к сведению, подшили к делу, да и засели бы вдвоем за разработку мероприятий по встрече этого торжественного события.
      Однако резидент с концом света советовал повременить. Текст послания был такой:
      ШИФРТЕЛЕГРАММА
      (особая, вне очереди)
      Москва, Форманову, Кулакову
      Группа Большакова покинула Берлин в направлении Гамбурга вместе с Эльфом. У поворота на город Кириц машина подвергалась нападению неизвестных лиц. Один из нападавших был сбит, но всем троим удалось скрыться благодаря темному времени суток и хорошему знанию местности. В городе Виттенберге Эльф и группа Большакова разделились. В этой ситуации мы предпочли бросить все силы на Эльфа. Большаков предположительно отправился в Гамбург по железной дороге. Эльф остановился в Хилтон-отеле, дальнейшие перемещения не отмечены.
      Тремя часами раньше в Гамбург прибыл Ахман. Остановился в небольшой частной гостинице на Каналштрассе, в непосредственной близости от российского консульства на Ам-Феентайх.
      Павленко вылетел из Шереметьева в Бонн.
      Резидент, Гамбург
      Кулаков прочел сообщение дважды и сказал:
      - А потом к ним приедет Мышкин на танке и ребята возьмут штурмом российское консульство, а заодно и Хилтон-отель.
      - Примерно так, - грустно улыбнулся Форманов.
      2
      Маленький городок Виттенберге ничем не отличался от всех других германских городков. Особенно ночью. Выложенные брусчаткой мостовые, черепичные крыши, аккуратные садики, потухшие вывески, слепые глаза магазинных витрин, бледно-зеленоватые фонари, горящие вполнакала и строго через один,- экономия, ё-моё! - и наконец, ни души на улицах. Единственным живым местом в этот мертвый час был вокзал, поэтому Эльф остановил машину за пару кварталов до него, предлагая нам оставшийся путь пройти пешком.
      - После такой радушной встречи на дороге, нехорошо нам ездить вместе, - сказал он, вроде как собираясь прощаться.
      Трудно было не согласиться со столь очевидным утверждением.
      - Кто это был? - поинтересовался я.
      - Да кто угодно, - небрежно бросил Эльф. - БНД, военная разведка, американцы из АНБ, Моссад, ваши чекисты, служба безопасности Линдеманнаs
      - Кого? - удивился я.
      Буквально за пятнадцать минут до этого Эльф рассказывал нам, что вообще-то приехал в Гамбург к старому другу Дитмару Линдеманну, хозяину концерна "Ханзаринг", о котором мы немного знали по информации со служебных дискет. Как сказал Эльф, друга Дитмара сейчас нет в городе, но завтра мы должны встретиться именно на его вилле, где-то в районе Альтона. Почему же тогда его секьюрити должна проявлять враждебность?
      - Я пошутил, - странно ответил Эльф. - Просто хотел сказать, что за мной охотятся уже все кому не лень, загонщиков стало слишком много, вот я и намерен вывести вас из-под удара хотя бы временно.
      - Хорошо, - сказал я, - спасибо. Где мы встречаемся в Гамбурге и когда?
      - А вот это самое главное.
      Эльф вышел из машины, присел на бордюрный камень у края тротуара и закурил.
      - У нас очень мало времени, - сказал он. - Встречаться будем прямо на объекте. Но до этого вам надлежит подъехать в порт за взрывчаткой.
      - Лихо! - оценил я. - А на чем ехать?
      - Слушайте и запоминайте. У выхода из универмага на вокзале Альтона ("Опять Альтона!" - подумал я.) - это конечная станция междугородних поездов, мимо не проедете, - так вот, у выхода из универмага будет стоять открытая машина с ключами. Номер я сообщу вам по телефону. Позвоню и продиктую только номер. Никаких слов. Буквы и цифры в обратном порядке. Это первое. Второе. В пассажирском порту подъедете к воротам шестого причала пропуск будет заказан. А на пристани ровно в восемь ноль-ноль с плавучего ресторана сгрузят три коробки с шампанским и одну из-под телевизора "Сони". Эту, последнюю, вы откроете, вынете из нее четвертую коробку с шампанским, а в пустую уложите деньги и отдадите повару в белом халате и в белой шапочке.
      - Стоп, - перебил я, - какие именно деньги?
      - Семьсот тысяч долларов.
      - За взрывчатку?! - обалдел я.
      - Ну, во-первых, там будет больше ста килограммов, - терпеливо начал объяснять Эльф, - во-вторых, это вам не аммонит какой-нибудь, а новейший американский состав Си-4, очень мощная штука, почти триста килограммов тротилового эквивалента в очень скромном объеме. А в третьих, в одном из ящиков будет комплект взрывателей самой современной конструкции. Уверяю вас, вы такого еще не видели: дистанционное включение в радиусе полукилометра, автоматическая защита от шести способов разминирования, срабатывание на выстрел при специальной настройке. Наконец, в-четвертых, имела место надбавка за срочность и риск. Понимать же надо, тут все-таки Гамбург, а не Вязникиs
      - Стоп, - еще раз сказал я. - А деньги откуда?
      - Вот это самый больной вопрос, - согласился Эльф.
      И слова его прозвучали необычайно трогательно. В принципе, все уже стало понятно, но Эльф стеснялся, как девушка, произнести вслух давно заготовленную фразу.
      - Я хотел попросить вас заплатить за взрывчатку вашими деньгами. А я потом непременно верну, просто до восьми утра мне негде найти такую сумму наличными. Меж тем, как говорил незабвенный Ильич, не Карлос, а еще тот, лысый, "промедление в выступлении смерти подобно".
      - Нам нужно посоветоваться, - объявил я.
      - Понятно, - кивнул Эльф и закурил еще одну сигарету.
      Мы отошли в сторонку все пятеро.
      - Ты ему веришь? - спросил Фил.
      - Почему-то - да, - сказал я.
      - Мне тоже кажется, что он вернет деньги, - заметил Циркач.
      - Удивительно, ребята, но и я с вами согласен, - сказал Фил.
      А Шкипер высказал совсем уж парадоксальную мысль:
      - Деньги шальные, пропадут - не жалко.
      И Пиндрик поддержал его:
      - Семьсот тысяч баксов на мороженом за всю жизнь не проешь. Тут надо тратить с фантазией. Почему бы не вложиться в красивый фейерверк в центре Гамбурга?
      Шутка получилась не слишком удачной, черноватой слегка, и никто даже не улыбнулся. А впрочем, Пиндрик, наверно, и не шутил.
      В общем, все были согласны платить за адскую машинку из своего кармана с надеждой на последующий возврат. Только Фил счел необходимым предупредить:
      - Ребята, но я не смогу вернуть свои деньги назад, они уже вложены в реабилитационный центр для "афганцев" иs
      - Все понятно, Фил, - сказал я. - Не нагружай себя чепухой. Потом разберемся. Когда эта история закончится.
      Мы вернулись к Эльфу. Он все так же сидел на краешке тротуара, только теперь вертел в руках маленькую плоскую бутылочку виски, словно размышляя, выпить или не стоит.
      - А в Германии можно после этого дела за руль садиться?
      Он посмотрел на меня, как на идиота. Ну, конечно, если Эльфа остановит дорожная полиция, проверять будут уж точно не на алкоголь. И все же он ответил:
      - У них есть норма на содержание спирта в крови, сколько-то там промилле, никогда не помню точной цифры, в общем, в пересчете на виски граммов семьдесят можно заглотить.
      Он свинтил пробку и скрупулезно заглотил те самые семьдесят граммов.
      - Ну? Так что вы решили?
      - Будем брать твою взрывчатку, Юра.
      - Отлично, Крошка, тогда из порта сразу туда же к вокзалу Альтона. Я вас сам найду. И последнее. На шестой причал подъезжайте вдвоем. Остальные трое - неважно, как вы разделитесь - должны ходить пешком, ну и, конечно, не в этих комбезах - купите себе что-нибудь цивильное. Вот, пожалуй, и все. - Эльф посмотрел на часы. - У вас до поезда еще прорва времени, а у меня осталось минут десять.
      Он замолчал, явно прикидывая, успеет ли за десять минут рассказать что-то важное, или лучше отложить до следующего раза. А мы терпеливо ждали.
      - Видишь ли, Крошка, - он все-таки начал, - я не знаю, зачем ты рассказал мне, как вы следили за Сергеем Малиным, но благодаря этому я вычислил наверняка, на кого вы работаете.
      - Вообще-то мы работаем сами на себя, - по неистребимой привычке я отрабатывал стандартную легенду. - Задание можем получить от кого угодно, но только вместе с деньгами. Ты же знаешь это не хуже других. Мышкинскими деньгами кто расплачивался?
      - Капитан, - Эльф поморщился, - отставить секретность! О том, когда, кем и как создавалось ЧГУ, я знаю больше, чем ваш генерал Форманов.
      Я прикрыл глаза и помассировал пальцами виски. То ли проснуться собирался, то ли надеялся, что после этого башка станет лучше соображать.
      - Однако гораздо интереснее, - продолжал Эльф, - для чего, зачем придумали вашу контору. Знаете, например, на кой черт Америке понадобилось ЦРУ? Для создания серьезного, адекватного противовеса коммунистической агентурной сети. Это было в сорок пятом году. После победы во Второй мировой размах деятельности советских спецслужб превысил все разумные пределы. Американцы поспешили наверстать упущенное и преуспели в этом. Впрочем, и соцлагерь не отставал, завоевывая все новые пространства. И тогда в конце пятидесятых под шумок советской "оттепели" была создана Международная служба контроля (или Служба ИКС - по английской аббревиатуре). Эта сверхсекретная организация объединила весь свободной мир в борьбе с тоталитарной угрозой. Равновесие сохранилось.
      Однако еще лет через тридцать с приходом Горбачева маятник качнулся почти так же сильно, как в сорок пятом, только теперь уже в другую сторону. Коммунистическая идеология рушилась на глазах, и вместе с ней расшатывалась структура крупнейшей в мире спецслужбы - КГБ. Но самое главное: в СССР был создан филиал службы ИКС, так называемый РИСК, который и возглавил Малин. До 91-го года это была малочисленная и слабовлиятельная организация. Но после путча, они явно стали играть первую скрипку, и возникла опасность тотального контроля над миром из единого центра.
      Вот тогда ваш Алексей Михалыч Форманов и зазвонил в колокола тревожного боя. Под благовидным предлогом спасения России он кинулся защищать вечные ценности тоталитаризма. Схватка на территории России длилась четыре года, и ЧГУ одержало победу. Не останавливаясь на подробностях, скажу, что Малина со всей командой вышвырнули за рубеж, а ЧГУ укрепило свои позиции не только в стране, но и в мире.
      Поймите, тайное желание вашего Форманова - заставить весь мир подниматься в шесть утра под музыку Александрова на слова Михалкова и Эль-Регистана. Тайное желание Малина - установить во всем мире западную демократию. И то и другое бред. Но вместе они делают доброе дело поддерживают равновесие в природе. Так что вам нечего стыдиться, вы честно исполняете свой долг не только перед Россией, но и перед человечеством в целом.
      Выслушав эту очередную, хоть и весьма необычную, политинформацию, я странным образом успокоился: Эльф знал о ЧГУ, но это не было нашим провалом. Пользуясь случаем, я решил уточнить некоторые детали.
      - А твой любимый Навигатор на чьей стороне?
      - Политически, конечно, на стороне Малина, а чисто практически ситуация вот какая. И Аникеев и Павленко - это буквально люди Малина, то есть до 95-го он конкретно опирался на их деньги и связи, а сам играл объединяющую роль. С расформированием РИСКа конфликт между Аникеевым и Павленко углубился, эту историю вы знаете хорошо. А Навигатор, как крупнейший западный инвестор, в отличие от Малина, стал играть не на объединении, а на конфликте, на склоках, на настоящей межклановой войне. Кто ж не знает, что на войнах зарабатывают куда больше, чем на дружеских контактах? Поэтому в итоге Навигатор аполитичен, он самый обыкновенный паразит, цинично сосущий кровь одновременно из двух сцепившихся в поединке зверей. Я понятно излагаю?
      - Более чем, - сказал я. - Только остается один вопрос: ты сам на чьей стороне?
      - Крошка, я не смогу ответить на этот вопрос в двух словах, а время наше, к сожалению, истекло. До завтра.
      Он сел в машину, хлопнул дверцей и уехал.
      А мы зашагали по темной улице в сторону вокзала, и ни одному из нас совершенно не хотелось комментировать услышанное.
      На железнодорожной станции Виттенберге нам удалось неплохо перекусить. Вокзальные буфеты даже в этой ненормальной Германии работают круглосуточно. А потом - мы уже стояли на платформе в ожидании поезда - внезапно вышел на связь Павленко.
      - Здравствуйте, Большаков. Я говорю из Бонна, завтра буду в Гамбурге. Скажите, вы увидитесь с Линдеманном?
      Удивительно, он совсем не боялся прослушки БНД и всех прочих спецслужб!
      - Аристарх Николаевич, - рапортовал я, - наверняка обещать вам не могу, но теперь мне кажется, что встреча с Линдеманном у нас состоится.
      - Очень хорошо, Большаков. Так вы задайте ему вопрос (только на меня не ссылайтесь!): деньги в Россию пойдут через Франкфурт или через Дрезден? Запомнили? И потом перескажите мне подробно, как он ответил. Заметьте, что бы он ни сказал вам, я все равно пойму, через какой из банков пойдут деньги. Тут самое главное, что от вас он подобного вопроса не ждет. Понимаете?
      Ни черта я не понимал, но сказал ему:
      - Конечно, Аристарх Николаевич, будет сделано.
      Ну а действительно, что мне стоило задать человеку вполне невинный вопрос?
      Гамбург в районе вокзала Альтона показался нам скучным до оскомины. Все те же аккуратные немецкие домики вдоль чистых улиц, работяги, спешащие в порт, свежеумытые автомобили во дворах, шпили церквей. Утро выдалось хорошим, солнечным, и уже чувствовалось, что день будет жарким. В Берлине было заметно прохладней. А здесь погода стояла, почти как в Москве, с поправкой на близкое море.
      Эх, в такие дни купаться надо! На пляже валяться, любоваться красивыми загорелыми девчонками в купальниках. А мы готовили теракт.
      Я испугался собственных мыслей. Что-то в последнее время я слишком много задаю себе вопросов. От Эльфа, что ли, заразился любовью к философии? Но деньги за рассуждения на платят, деньги платят за конкретную работу.
      И конкретная работа началась в порту, куда мы отправились вдвоем с Филом на предоставленном нам микроавтобусе "фольксваген-спортер". Фила я выбрал за его лингвистические способности. В качестве переводчика он худо-бедно, но годился. А кто знал, какие проблемы возникнут при общении с тем же поваром или охранником на въезде - остальные-то среди нас вообще ни бум-бум в языках.
      Но проблем не возникло никаких. Все прошло как по маслу. Нас только упорно зазывали на экскурсию по древнему Гамбургу на том самом теплоходе, с которого мы получали ящики со смертоносным "шампанским". Ящики оказались тяжеловатые. Впрочем, вино в стеклянных бутылках - это ведь тоже не кукурузные хлопья, так что таскали мы их, вполне натурально напрягаясь. И вообще, если честно, никто не обращал на нас внимания. Восемь утра в порту - это уже самый разгар рабочего дня. Народу там немерено. Все делом заняты. Только скучающие богатые туристы глазеют на все вокруг с безобидным любопытством.
      А еще говорят, в цивилизованных странах трудно достать оружие и взрывчатку, все на Россию кивают. Мол, у нас дикость, гранатометы на базаре продают вместе с гранатами и персиками! Эльф, и тот - туда же. Но ничего особенного в России нет, доложу я вам, во всем мире все одинаково: деньги плати и можешь купить любую вещь, какую захочешь, хоть атомную бомбу. Правда, уровень жизни везде разный. Поэтому во Владимирской губернии тебе тротиловую шашку за бутылку принесут, а в Гамбурге - извините! - тут один бокал пива стоит, как пять пузырей нашей "пшеничной", - поэтому и за взрывчатку раскошеливаться надо.
      У вокзала Эльф предложил нам пересесть в скромненькую "хонду-сивик", а сам поехал впереди за рулем груженного смертью "фольксвагена". Ехали недолго. На северо-запад от порта начинался шикарный район богатых вилл, эта была все та же Альтона, только уже ее элитная часть. Высокие заборы, деревья с пышными кронами, старинные особняки, не дома, а целые замки с башенками, шпилями, балкончиками. Один из таких замков нам и предстояло рвануть. Если я правильно понял.
      За квартал от объекта Эльф остановился и объяснил:
      - Я сейчас проеду в ворота, а вы тихонечко поезжайте вокруг, изучите обстановку, прикиньте, как будете проникать внутрь ночью. Потом бросайте машину и походите здесь немного пешком, но действительно немного, чтобы внимания не привлечь. Потом - до вечера свободны. Гамбург - город богатый во всех отношениях, есть на что посмотреть и чем заняться. Оружие и спецсредства получите у товарища Ахмана. Он позвонит вам лично. О намеченном объекте Ахману ни слова. На любые вопросы - стандартный ответ: "Пока не знаем, место взрыва будет названо в самый последний момент". Кстати, так обычно и делают - на случай провала, поэтому звучать будет правдоподобно. И вообще, напомните ему: "Вы же сами говорили, неважно, что рвануть". Наконец, в двадцать два ноль-ноль мы с вами встречаемся на станции метро "Сан-Паули" в центре зала. Все.
      Он даже не произнес обычного в таких случаях: "Вопросы есть?" Но вопросов и не было.
      А замок Навигатора оказался крепким орешком. Следящих камер понатыкано больше, чем в КГБ или в солидном банке. Грубое перелезание через трехметровый забор пресекалось бесчисленными фотоэлементами, фиксирующими любой предмет, оказавшийся на верхней кромке ограждения. Наконец, живых людей, охраняющих эту цитадель, тоже обнаружилось немало, и вооружены они были отнюдь не дубинками и даже не газовыми пистолетами. Законы, охраняющие священную здесь частную собственность, позволяли вооружаться очень серьезно. Легко было предположить, что за забором бегают еще и натасканные собаки, если не тигры. Тропически жаркая погода и несколько чрезмерная, я бы сказал, чисто восточная помпезность виллы Навигатора вполне естественным образом наводила на мысли об экзотическом зверье. Тем более что не забылись еще знаменитые павленковские "крокодилы".
      Меж тем задача перед нами стояла, в общем-то, элементарная: проникнуть в дом абсолютно не замеченными, заложить взрывчатку, смонтировать взрыватели по хитрой схеме и покинуть дом опять же абсолютно никем не замеченными. При этом очень желательно было не оставлять за собой трупов, да и вообще поменьше следов. Иначе будет тут же вызвана полиция, которая обязательно что-нибудь лишнее обнаружит, возможно, сумеет дом разминировать. А если даже не сумеет, все равно взрыв, будь он преждевременный или случайный, потеряет добрую половину смысла.
      "Злая" половина смысла нужна была курдам. А намs Мы уже догадались, что главная цель - это ни много, ни мало физическое уничтожение Навигатора. И еще об одном мы догадались: зовут Навигатора Дитмаром Линдеманном, хоть Эльф и не говорил об этом впрямую.
      Да, всякое киллерство, даже в такой несколько завуалированной форме, глубоко противно мне и моим друзьям, но на этот раз я почему-то готов был согласиться. Понимание пришло позже. А во время утреннего разговора с Эльфом все было на уровне интуиции.
      Есть шестая заповедь Христова - не убий. Не первая, заметьте, а только лишь шестая. Но дай нам Бог всем не нарушать ее! Дай Бог. Правда, есть еще война, и каждый знает, что война может быть даже священной. На войне солдаты преступают шестую заповедь.
      А вот теперь самое главное в моих рассуждениях: есть огромная разница между убийством в бою и подлым убийством из-за угла - за деньги, или из мести, или из страхаs Это примерно такая же разница как между изнасилованием и нормальным сексом по обоюдному согласию.
      То, что предлагал сделать Эльф, представлялось мне изнасилованием по обоюдному согласию. Дико, страшно, не по-людски, не по-божески - но на радость всем. Вроде даже подло, но абсолютно необходимо для здоровья, для жизни. Совершенно безумный проект.
      Теракт с положительным результатом.
      Возможно ли такое?
      Лучше не думать, а то, и правда, с ума недолго сойти.
      А чем развлечься в старом добром Гамбурге действительно нашлось. Только поначалу развлечения искали нас сами.
      Первое настигло по дороге к порту. И зачем нас понесло туда? Ну, прямо как воров и убийц, которых тянет на место преступления. Внезапно нам преградила дорогу шумная компания юнцов, нагло требовавших денег. Мы с Филом прямо обалдели: что бы это значило? Но еще сильнее обалдели эти юнцы, потому что мы повели себя более чем нестандартно: стали по сторонам головами вертеть, ища действительную опасность, от которой эти олухи просто призваны были нас отвлечь. Однако ничего обнаружить не удалось и оставалось сделать вывод о простом случайном совпадении. А в руках у мальчишек уже сверкали ножи, и они отчаянно ругались по-немецки с явной примесью еще какого-то языка. Но было нам с Филом не до лингвистики, в общем, после того как четверо легли отдыхать на аккуратно подстриженном газоне, пороняв ножики в траву, остальные трое убегали со скоростью молодых оленей, вспугнутых выстрелом. Так что у нас даже разминки толковой не получилось перед вечерней операцией.
      А после этого, разумно передумав идти в порт, мы взяли курс на памятник Бисмарку, возле которого договорились встречаться с остальными, а уж оттуда поехали на "хонде" изучать достопримечательности второго по величине города Германии. Немного мы успели изучить, даже до музея эротики не доехали, потому что позвонил товарищ Ахман, поселившийся зачем-то подозрительно близко к нашей резидентуре. И возле временного жилища этого "курда в законе" мы неожиданно почуяли за собой хвост. Если б еще знать наверняка, что это свои, из ЧГУ, можно было бы и плюнуть на все. За полсуток до финала Кулаков в наш сценарий точно вмешиваться не стал бы. Но в том-то и беда, что сотрудники, занимающиеся наружкой, аккредитационных карточек с фамилией и названием фирмы на пиджак не прицепляют. Так что, на всякий случай решено было от хвоста оторваться, и на это ушло добрых полтора часа.
      Наконец, Ахман выдал нам все необходимое, получился едва ли не полный багажник всякой хитрой техники. Он мудро не спрашивал, где именно мы собираемся отрабатывать свои деньги.
      Эх, Ахман, Ахман, знал бы ты, что наши деньги уже уплачены за одно короткое мгновение торжества, да к тому же торжества чужого!
      "Чужого ли?" - спрашивал я себя.
      Я уже мечтал взорвать хоть что-нибудь, дабы расшевелить этот безумный муравейник. В мире, давно сошедшем с ума, все люди, стоящие у руля, другого языка просто не понимали. Они сами убивали сотнями и тысячами, иногда небрежно, иногда с удовольствием, и всегда кичились друг перед другом очередными успехами. Они убивали простых, ни в чем не повинных граждан, а друг друга, как правило, не трогали, в последний момент успевая договориться.
      Сегодня Эльф предлагал нанести удар не по куклам, а по одному из кукловодов. Трудно было отказать ему в такой услуге.
      Обедали мы в маленьком ресторанчике на берегу маленького озера. Там и порции были маленькие на маленьких тарелочках, и столики, и стульчики крохотные. Только деньги за все за это мы заплатили большие. Гамбург город не для бедных.
      Потом позвонил совершенно слетевший с нарезки Павленко и заполошным голосом сообщил, что Дитмар Линдеманн возвращается домой завтра утром. Готовьтесь, мол, к встрече. Мы обещали.
      Уж и не знаю, понимал он или нет, но своими звонками создавал нам отличное алиби. Если, конечно, те, кто собирался обвинить нас в теракте, слушали сейчас эти переговоры.
      Потом незаметно случился вечер, и мы, уже откровенно убивая время, пошли пешком через весь город, удивляясь на не спадающую жару, попивая какие-то освежающие напитки, просто холодные или со льдом, заходя в магазинчики, оглядываясь на красивых длинноногих девушек с разноцветными шевелюрами. В Германии вообще модно, а в Гамбурге особенно, выкрасить волосы в кричащие, яркие, противоестественные тона: зеленый, оранжевый, голубой. Полазили мы изрядно и по метро, там было прохладнее, но скучно до невозможности - все станции одинаковые. Это же вам не Москва и не Питер. Но встреча была назначена именно в подземке, и ровно в десять мы оказались на Сан-Паули.
      3
      Я так и не понял, почему Эльф не мог остаться в доме Дитмара, раз его туда пускали как родного, хоть со взрывчаткой, хоть с мешком ядовитых тараканов. Он объяснил так: никто не должен связать его появление у Линдеманна со взрывом. Ерунда какая-то! Если взрыв удастся, вспоминать об Эльфе будет просто некому, а если не удастся - так это же в любом случае провал, подумали на Эльфа или не подумали. А о провалах у профессионалов не принято и мысли допускать перед началом операции.
      Однако Эльф, похоже, думал обо всем. Любой сотрудник фирмы "Ханзаринг", любой работник в резиденции ее хозяина должен был вспоминать об Эльфе только хорошее. Ведь именно этому человеку Дитмар доверил присматривать за домом и даже отвечать на кое-какие простенькие деловые звонки.
      Неужели Семецкому было важно, что подумают о нем покойники и что расскажут Господу, представ перед Страшным Судом?
      В общем, никакой помощи изнутри ждать, к сожалению, не приходилось: ни отключения сигнализации, ни открытых гостеприимно ворот, ни отвлечения внимания главных персон в охране. Так что нам пришлось повозиться.
      Специалисты у Линдеманна служили неплохие, но готовились они к встрече с уголовщиной, с мальчишками-хулиганами, в крайнем случае с политическими экстремистами. На поединок со спецназом эти ребята явно не рассчитывали. А на свидание с феноменами - тем более.
      Первым делом мы перебросили через забор Пиндрика, который мягко приземлился, как кошка, и в несколько мгновений нейтрализовал вокруг себя все живое. Потом нашел слепое место в ограде, забрался наверх и сбросил нам веревку. Так перебрались остальные. Дальше была рутина. Шкипер занялся техникой, в считанные секунды отключив всю автоматику и электронику, а мы четверо поработали с живой силой. Стрелять усыпляющими иголками приходилось все больше по собакам, а наивные люди-человеки подпускали к себе почти вплотную. И ложились спать, где стояли, под действием незамысловатых приемов временного физиологического отключения.
      Если все пройдет строго по плану, наутро они даже и не вспомнят, отчего им вдруг сделалось так плохо. Полицейские, конечно, заподозрят неладное, едва узнав о массовом недомогании всей охраны, но пока еще они всех опросят, пока разберутся, пока придут к выводам и наметят план действий - Дитмар вернется. А мы успеем нажать на все необходимые кнопки и дать по газам.
      Билеты на самолет до Москвы выдал нам товарищ Ахман, и даже время отправления было очень удобным - только-только успеваешь сувениров прикупить в ларьках аэропорта Фюльсбюттель.
      Кто б еще знал, что поутру в резиденцию Линдеманна приедет совсем не полиция!..
      Мы спокойно покинули замок, больше напоминавший теперь обитель призраков, выехав прямо через ворота на том самом микроавтобусе. Эльф вопреки всякой логике вдруг передумал оставлять свою машину во дворе приговоренного дома. Вот так раз! Уйти ото всех подозрений в причастности к теракту - и вдруг так подставиться - заехать в дом на машине, которая потом исчезнет! Но, очевидно, он просчитал в уме еще какой-то, уже совсем немыслимый вариант и пришел к выводу: машину надо уничтожить, о чем и позвонил нам, уже совсем было собравшимся уходить из дома пешком.
      Мы выбрались на стоянку перед фасадом, и я внутренне ахнул, увидав среди прочих машин царственно возвышавшийся надо всеми, огромный, как бэтер, и обтекаемый, как капля, снежно-белый "линкольн-навигатор". Однажды хорошо разглядев вблизи это сделанное по спецзаказу диво, я бы уже никогда не перепутал обычный, серийный "навигатор" вот с таким бронированным, тяжеловооруженным, оборудованным антикрыльями и специальными устройствами повышенной проходимости. Очевидно, этих машин было сделано всего три: для Аникеева, для Павленко и для Линдеманна. И покрашены они были характерно в цвета российского флага. "Хохмачи", как сказала бы покойная Моника. Хозяева новой России. Кто еще, кроме нас, мог оценить столь изысканную, тонкую шутку? Ведь едва ли эти трое собирались где-нибудь вместе, да еще на своих ритуальных машинах.
      Когда за углом к нам подсел Эльф, мой первый вопрос к нему был таким:
      - Линдеманн - это и есть Навигатор?
      Мне хотелось услышать это непосредственно от Семецкого.
      - Да, некоторые зовут его именно так.
      - И этот бывший русский паренек убивает теперь в России всех подряд, чтобы упрочить свою власть над нею?
      - Примерно так, - согласился Эльф. - Но только он не просто убивает всех подряд, как это делают бандиты, заметая следы преступлений. Он сознательно и цинично запустил машину убийств. И эта машина не остановится, пока не выкосит лучших. То есть самых упрямых и сильных, вроде Аникеева и Свирского. Полагаю, что на очереди Павленко и Аннамурадов. Мышкин рискует в меньшей степени: он - приспособленец. А за мной охота идет уже давно, но себе давать оценку как-то нескромно. Скажу о других: вместе с главными персонами будут десятками погибать второстепенные: личные охранники, курьеры, бухгалтера, секретарши. Они уже начали погибать. Машина убийств страшная штука. И я вижу только один способ остановить ее - отключить запускающее устройство. В данном случае - это Навигатор. Ладно, поехали.
      - А куда мы едем?
      - Пока к берегу Эльбы, надо утопить эту машину - по ней слишком легко вычислить, кто и откуда брал взрывчатку. Не хотелось бы подставлять людей, оказавших нам серьезную помощь.
      - А не проще ли было взорвать ее вместе с домом? - спросил Фил.
      И Эльф вдруг начал хохотать, удивляясь, как это ему самому не пришла в голову такая элементарная мысль. Только смех был какой-то искусственный, вымученный.
      - Конечно, проще, - сказал он, успокоившись. - Но мне вдруг захотелось искупаться этой жаркой ночью, вот я и зациклился на утоплении.
      - Вам хотелось искупаться в одежде? - вкрадчиво поинтересовался Циркач.
      - Не обязательно, - ответил Эльф и захохотал еще громче, но теперь намного натуральнее.
      Мы сидели в машине вшестером, и в таком тесном коллективе смех оказался заразительным. Наступила неизбежная в подобных случаях психологическая разрядка.
      А купаться в одежде вызвался Шкипер. Вариант, предложенный Пиндриком: уронить машину с берега, пустив ее своим ходом и выскочив в последний момент, показался недостаточно эффективным. Выпрыгивание на узкую бетонную полосу мола на скорости сто - удовольствие ниже среднего, даже для такого аса, как Игорь. А если не дожать скорости, машина упадет слишком близко к берегу и может случайно быть обнаружена кем угодно.
      Короче, Шкипер разогнался на всю катушку, чтобы реально подальше прыгнуть, как с трамплина, еще и притормозил ручником, грамотно ставя машину, как говорят гонщики, в положение "на взлет". В общем, прыжок получился славным, приводнение - мягким, обратный путь Шкипера - неспешным, а будущий путь выброшенной нами консервной банки фирмы "Фольксваген" обещал быть долгим и интересным - на таком расстоянии от берега ее должно было подхватить течением Эльбы и долго перекатывать по дну к самому устью, где о нас уже никто и никогда не вспомнит.
      Эльф с уважением наблюдал за действиями Шкипера, который явно не впервые прыгал в воду на слабо приспособленных для этого предметах. А на самом-то деле, пока машина погружается, любой мало-мальски расторопный человек может не только успеть дверцу открыть (а если заклинит от удара вылезти через окошко), но еще и необходимые вещи из кабины забрать. У Шкипера вещей в кабине, по определению, не было, поэтому он поплыл к берегу свободно, легко и с достоинством.
      А воздух так и не остыл над водою, хотя солнце давно уже село. В этом Гамбурге было жарко, как в Турции. Одежда, вне всяких сомнений, должна была высохнуть за пару часов, даже среди ночи. Из солидарности со Шкипером, да и просто чтобы расслабиться, мы все разделись и полезли купаться. Вблизи одного из крупнейших в мире портов вряд ли вода могла быть слишком уж чистой, но по темноте этого не видно - и слава Богу. А вообще искупались хорошо. Приятно было.
      Потом мы сидели на берегу, обсыхали. Фил и Семецкий курили, а мы просто смотрели вдаль на разноцветные огни порта. Пахло почему-то совсем не сгоревшей соляркой и не мазутом, а пряностями, сдобными булочками и какао. То ли стоял где-нибудь под разгрузкой пришедший из Индии или Африки корабль с кондитерскими изделиями, то ли эти ароматы доносил до нас ветер из ближайшего кафе. Но, так или иначе, далекие ночные огоньки,- белые, синие, желтые, зеленые, розовые, красные - казались сладкими цукатами в темно-шоколадной коврижке.
      - Скажи мне, Юра, - я решил спросить напрямую, - убийство Дитмара это и есть то, что ты давно задумал?
      - Да, - кивнул он, - это не экспромт. Ради этого я и влез в ваши российские дела. Может быть, именно ради этого уже погибло немало людей. Но я поклялся остановить машину убийств.
      - Это я уже понял. Но беда в другом, Юра. У нас есть приказ помешать тебе любой ценой.
      И кто тянул меня за язык - не знаю. Второй раз подряд я сознательно выбалтывал служебную тайну. Однако теперь, когда все дошло до края, я уже не мог молчать. Эльф не собирался оставлять нас одних. И мы могли обсудить проблему только так, при нем. А если честно, я и не хотел ничего обсуждать без Эльфа. Я до сих пор не знал, на кого он работает, но сам уже давно был на его стороне. А от того, что мы не видели глаз друг друга, мне было намного легче говорить.
      - Помешать тебе любой ценой, - повторил я.
      - Знаю, - сказал он. - Ваше право поступить так, как вы считаете нужным. Дистанционник у вас в руках. Взрывчатка куплена на ваши деньги. Вся подготовительная работа выполнена вами. Так что - вперед! Можете вызывать полицию и все отменять. Можете позвонить на виллу, предупредить охрану о срочной эвакуации, а потом рвануть пустой дом - и красиво, и совесть чиста. А уж Ахман со товарищи возьмет на себя ответственность с радостью. И даже сам товарищ Аджалан, не исключено, вынесет вам благодарность, телеграммку пришлет из далекой островной тюрягиs
      - Перестань, Юра, - сказал я, - мне сейчас очень трудно. Я солдат и привык выполнять приказы.
      - Я знаю, - повторил он.
      И меня прорвало:
      - Откуда ты все знаешь?! Ты следил за нами раньше, чем мы начали работать? Или у тебя прослушка во всех кабинетах ЧГУ?
      - Нет у меня никакой прослушки и агентуры нет. Я - герой-одиночка. И от большинства своих врагов отличаюсь всего лишь умением думать. Не то чтобы они совсем думать не умеют, просто у меня это лучше получается. Я не знаю, кто конкретно давал вам задание, не знаю, как оно звучало. Но суть этого задания я вычислил, как вычислил и вашу подчиненность ЧГУ. Павленко, например, знает, кто дал вам это задание, но он не способен догадаться о сути. Поэтому ему и не суждено спасти своего разлюбезного Навигатора.
      - Павленко знает, кто послал нас сюда? - искренне удивился я. - А это-то тебе откуда известно?
      - Элементарно, Ватсон! Павленко знает обо всем, что творится в России. Он - один из тех, за кем до сих пор сохраняется привилегия - звонить лично президенту по прямому проводу. В исключительных случаях даже ночью. Так что, судите самиs
      - Слушайте, о чем мы говорим? - спросил Фил. - Если еще есть время для бесед, я предпочел бы выяснить другое: после гибели Линдеманна, что случится со всеми этими проклятыми траншами, инвестициями в торговлю, контролем над рынками, налоговой системой, ну и так далее. Что будет с экономикой России?
      - Ничего хорошего, - честно признался Эльф. - Жуткий бардак начнется. Передел собственности. Инвестиции временно прекратятся. Какие-нибудь бандиты постреляют друг друга. Товарооборот резко уменьшится. Доллар скаканет, наверно. Цены поползут вверх.
      - Еще один август 98-го? - спросил Циркач.
      - Не совсем, но что-то вроде.
      - Так это же паршиво! - не удержался Шкипер, всегда рубивший, правду-матку с плеча.
      - Паршиво, - согласился Эльф. - Но если Дитмар останется жив, будет намного хуже.
      - Ой ли! - сказал я, не дав ему продолжить и развить эту мысль. - А может, дело не в этом?
      Эльф - мужик умный. Даже слишком, заболтает кого угодно. Разрисует картину умирающей российской экономики - попробуй потом поспорь с ним! Вот я и намекнул ему совсем на другое.
      - В чем ты меня подозреваешь, Крошка? В сведении личных счетов? Да, он увел у меня Нику. Это было девятнадцать лет назад. Признаюсь: я не простил ему до сих пор. Такие вещи срока давности не имеют, просто потому, что это вообще не преступление. Но ты еще слишком многого не знаешь.
      С Балтики налетел порыв влажного ветра, волны глухо ударились о мол, Эльба точно вздохнула на пару с Юриушем Семецким.
      - Помнишь, я говорил тебе, что Димыч не раз и не два мечтал убить меня, а я - его. Про Костика Жилу я вам тоже рассказывал, а ведь это тот самый человек, которого Димыч кинул. На деньги Костика он и взлетел. А не вернул ни цента. Ни гроша. Бандит. Жила за голову Линевича готов был отдать все, и в восемьдесят восьмом, когда он вышел на свободу и, пользуясь новыми временами, сумел утечь за рубеж, он очень быстро разыскал меня. Кто мог знать лучше всю подноготную Димы Линевича? Ведь я занимался этим уже восемь лет с упорством, которому позавидовал бы и сам Остап Бендер.
      Ну, я и передал Жилину всю информацию о Линевиче. Надеясь на хорошее вознаграждение, а главное - на месть чужими руками. Ноs вы уже знаете эту историю - бандитская логика далека от общечеловеческой. Получив всю информацию, Жила решил для начала устранить источник, дабы, кроме него, уже никто не сумел им воспользоваться. Результат той попытки известенs
      А Димыч опять вышел сухим из воды. Но про мой контакт с Жилой он узнал. Все понял и придумал, гаденыш, ответный ход. Через третьих, точнее, через тридцать третьих подставных лиц, он заказал мне очень высокооплачиваемый теракт на Ближнем Востоке. Я работал тогда на "Моссад" и взялся с энтузиазмом, очень хотелось показать обезумевшим в очередной раз арабам, что, убивая других, рискуешь быть убитым и сам. Причем строго по той же схеме. Теракт был задуман жестокий, и вряд ли кто-то кроме меня за такую гадость взялся бы. s
      До сих пор не знаю, как ему это удалось - вне всяких сомнений, ценою нескольких жизней, - но за пару часов до начала операции произошла немыслимая рокировка. В теракте, которым руководил лично я, появились абсолютно незнакомые мне исполнители. Был взорван автобус в Иерусалиме. Автобус, полный евреев, в том числе и детей. Мои отношения с "Моссадом" на том и закончились. Точнее, начались совсем другие отношения. Я был объявлен позором еврейского народа. Петлял тогда как заяц. Отсиживался в итальянской тюрьме, а там не слишком хорошо кормилиs Они охотятся за мной по сей день. А что это значит, если за тобой всю жизнь охотится "Моссад"s Спросите у Эйхмана, когда попадете на тот свет. И вот этого я тоже не прощу Линевичу никогда.
      Эльф помолчал, прислушиваясь к рокоту волн.
      Гамбург - морской порт, но стоит не на Балтике, а в эстуарии Эльбы. Однако широченная и уже солоноватая в этих местах река ведет себя совсем по-морскому. А ночной прибой звучит как-то особенно зловеще.
      Потом Семецкий спросил в пространство:
      - Рассказывать дальше?
      Никто из нас не ответил, да ему и не нужен был ответ.
      - Димыч кидал всех. Его одноклассник Коля Демидов, небезызвестный ныне человек в вашей президентской администрации, тоже помогал ему удирать из страны. И Жилу держал на зоне до упора. Дождался благодарности? Как же! Сегодня у них война компроматов и вооруженный нейтралитет. Один сидит в Кремле, объевшийся властью, другой - в Гамбурге на несуразно огромных деньгах, уже не помещающихся под жопой. Кто круче, не понятно, но каждый мечтает лишь об одном - сожрать другого. Они готовы не просто на убийства ради этого. Они рвут на куски зубами всех, кто встает на их пути, чтобы на финише разнести в клочья друг другаs
      Да, я тоже убивал людей. Но, как правило, защищаясь. Димыч - почти всегда нападая, а если и защищался, это все равно выглядело как упреждающий удар. Он как начал с того наглого турка на границе, так и не сумел остановиться. Турок ведь просто деньги хотел отнять, а Димыч его шлепнул, не задумываясь. И так всю жизнь. Он убивал первым.
      А когда не то что бы для жизни, а просто для его власти возникла малейшая угроза, он решил всех перессорить насмерть и с этой целью сфабриковал три одинаковые фальшивки, одновременно в трех странах. Этот гениальный интриган распространил такой текст: "Братва угрожает Королю рынков. Если его убьют, рыночной экономике в России придет конец". Вся гэбуха в России стояла на ушах, кому надо, поняли, что Король рынков - это Димыч. Но что сам Линдеманн это все и написал, не догадался почему-то никто. Зато в итоге пошла стрельба по Аникееву и Свирскому. Сценарий сработал.
      Эльф еще немного помолчал. Потом добавил со вздохом:
      - Наверно, большая серьезная экономика строится именно по таким законам. Но я не занимаюсь экономикой. По роду своей деятельности я занимаюсь людьми. И таких людей, как Линевич, я считаю своим долгом уничтожать.
      Потом добавил после паузы:
      - Сегодня уже неважно, что Ника по-прежнему любит его. Она просто не понимает, не может понять, что любит другого Дитмара, того, который перестал существовать много лет назад, превратившись в настоящее чудовище, в адскую машину, грозящую смертью всем вокруг. Гибель Димки Линевича, конечно, станет трагедией для Ники, но у нее останусь я и сумею помочь. А вот окончательная победа Навигатора - это будет кошмар пострашнее и помасштабнее. Для всех, в том числе и для Ники. Я много думал над этим и, наконец, принял решение. Всё, ребята. Теперь вы решайте, как поступать. Приказ - дело серьезное, но если честно, мне кажется, что каждый из вас тоже своего рода герой-одиночка.
      Он попал в яблочко. Мы, конечно, уникальная группа. Но, может быть, в том и заключается наша уникальность, что каждый в этой команде герой-одиночка.
      И я вдруг понял, зачем Кулаков собрал тогда всех пятерых вместе возле этого гаража в Медовом переулке. Он уже чувствовал: Эльф будет перевербовывать нас, и не деньгами, а исключительно силой своего обаяния. И дорогой наш дядя Воша надеялся по наивности, что каждому в отдельности будет стыдно перед остальными отказаться от выполнения приказа. И что хоть один из нас не сломается и сумеет убедить других, что долг выше совести, а офицерская честь выше морали.
      Дядя Воша ошибся. Он, наверно, забыл, что бывшие кадровые офицеры спецназа тогда, в Чечне, вылетели из регулярных частей как раз за невыполнение приказа. Приказа, который противоречил нашим представлениям о совести и морали.
      Мы и на этот раз оказались единодушны все пятеро. Мы остались вместе с Эльфом - до конца.
      4.
      Время до утра он предложил убить на Рипербане. Это было не слишком оригинально, зато довольно полезно для нас. Перед последним аккордом серьезной и грязной (чего греха таить!) работы самое лучшее - расслабиться, забыться, выкинуть все из головы. Тогда в нужный момент достигаешь максимальной собранности. А кто мог знать, что еще ожидает нас наутро в этом безумном, безумном, безумном деле? (Или в знаменитом фильме Стенли Крамера слово "безумный" повторено четыре раза?)
      Яркие картинки той ночи запомнились надолго. Рекламные вывески мерцали, вспыхивали и рассыпались на сотни сверкающих брызг во всех направлениях. В общем, света было больше, чем днем. Мы мотались из кабака в кабак, из одного секс-шоу в другоеs Индивидуальные кабинки и номера с девочками нас пока не интересовали, но похоже было, что закончится все именно этим. Циркач в своей излюбленной манере приступил к тесным контактам с профессионалками и любительницами практически сразу. То есть иногда он выхватывал девушек из зала и тащил куда-нибудь в туалетную комнату, иногда после особенно эффектного танца догонял артистку за кулисами. И, по-моему, всякий раз обходился без денег. А вообще платил за все Эльф и только переживал, бедняга, ужасно, что мы до смешного мало пьем, а я так и вовсе отказываюсь от спиртного.
      - Вы половину кайфа теряете, ребятки, - повторял он, принимая внутрь очередную порцию какого-нибудь коллекционного напитка.
      В эту ночь Эльф пил только коньяк. Причем все время разные марки, но с выдержкой никак не меньше двадцати пяти лет.
      А девчонки липли к нам все настойчивей и настойчивей. Иногда изысканно разодетые, иногда условно прикрытые лоскутками и ленточками, а иногда просто голые. Некоторые были дивно как хороши, некоторые - просто безобразны. Но даже в безобразии своем одуряюще сексапильны и многоопытны. Те же, что выступали на сценах, вертелись вокруг шестов в ресторанных залах или запрыгивали в танце к нам на стол, были всегда с прекрасной кожей, юные, гибкие, в меру спортивные, в меру упитанные и очень миловидные.
      Под конец, уже ближе к рассвету, мы почувствовали себя пьяными от этой эротической чехарды, и я, наконец, позволил ребятам махнуть граммов по сто очередного потрясающего коньяка, кажется, это был "Курвуазье Эмпериаль". Хуже не будет. Было ведь ясно, что спать не придется вовсе, и небольшая доза спиртного могла их даже взбодрить. Это подтвердил и наш всеобщий персональный доктор, который сам, как выяснилось позже, уже накатил где-то граммов двести тайком от меня. Неслыханно! Но я простил ему.
      А себе я заказал, понятное дело, лишь крепкого кофе и оглоушил три чашки подряд.
      Эльф к этому моменту дозу набрал изрядную, он был в ударе и не очень-то считал, сколько выпил, особенно когда слизывал свой дорогущий коньяк с грудей или лобка какой-нибудь очередной и тоже не слишком дешевой красавицы. Поэтому, поглядев на мой кофе, Юра сказал:
      - Нет, это уже не поможет.
      И запил пепси-колой три большие голубые таблетки.
      - Что это было? - спросил я.
      - Неважно, - сказал он. - Жуткая, очень вредная гадость. Зато уже через час буду снова как огурец.
      - Жаль, Фила нет, ему было бы интересно, - сказал я.
      Фил к тому времени нашел девушку своей мечты, радостно сообщил, что ее зовут Роксана (девушка не возражала), и "молодые" удалились в уютный номер. Доктор наш выпил больше остальных ребят, поэтому пока был свято уверен: перед ним та самая потерянная шлюшка с Савиньиплатц. Я понимал, что с ней он выпьет еще, скорее всего шампанского, и тогда обнаружит, что его сегодняшняя партнерша - это и есть его жена Роксана. Каждый сходит с ума по-своему.
      Ночь катилась к финишу, и Пиндрик со Шкипером тоже отправились ставить победную точку в отношениях с женщинами. Пиндрик продекламировал, вспоминая анекдот о поручике Ржевском:
      - Плывет по морю клипер, на клипере шкипер, у шкипера триппер. Не боишься?
      - Ерунда! - сказал Шкипер. - Мне тут одна русская девчонка поведала. Наши так и зовут эту улицу - Триппербан. Одни болеют, другие не болеют. На все воля Божья.
      - Может, ты и прав, - философски заметил Пиндрик. - А давай-ка, чтоб все было по-честному, возьмем одну девочку на двоих. Уж лечиться, так вместе!
      Кажется, они так и поступили. Не из экономии, а из солидарности. И ради эксперимента.
      Только Циркач сидел теперь за столиком вместе со мной и Эльфом, заявив, что уже никого и ничего не хочет. Он тупо смотрел на очередное разнузданное шоу под тихую вкрадчивую музыку и удивленно бормотал:
      - Не возбуждает! Ну совсем не возбуждает.
      - Все, братец, - констатировал я, - ты, наконец, объелся. Шесть партнерш за одну ночь - это все-таки перебор.
      - И это, еще не считая тех, которые меня заводили, но не отдавались, почти застонал Циркач.
      - Коньячку? - предложил Эльф.
      - Не хочу, - вяло отозвался Борька. - А впрочемs Давай! Вдруг поможет.
      И Циркач принялся вдумчиво потягивать "Эмпериаль", вдыхая аромат и закатывая глаза от неземного блаженства, словно кто-то ему под столом делал минет.
      - Хорошо погуляли, - резюмировал Эльф. - Ты-то хоть получил удовольствие, аскетище? Не пьет, не курит, женщин только щупает робко, как мальчикs Что за жизнь у тебя, Крошка? Может, ты и не человек вовсе?
      Я посмотрел на него долгим взглядом. На что намек? На мои алкогольные экзерсисы? Знает ведь наверняка. Этот - все знает. Но говорить о собственной феноменальности сейчас не хотелось, и я мгновенно перевел стрелку.
      - Я-то человек, а вот ты, Юра... Ты так и не объяснил нам, на чьей стороне играешь.
      - Хорошо! - Эльф был все-таки уже пьян и говорил хоть и четко, но с неумеренной аффектацией. - Хорошо, рассказываю. Только слушай внимательно и не переспрашивай потом. Я уже объяснял тебе, что на этой планете есть две противоборствующих силы. Если угодно, добро и зло, если угодно, демократия и тоталитаризм, если угодно, стремление к порядку и стремление к хаосу, назови, как хочешь, но силы все равно две. Конфессии, концепции, государства, партии, нации - это все лирика. Есть две силы, которым не можно победить друг друга. Победа одной из них означает конец света. В противостоянии заключено равновесие. Но проклятый технический прогресс дает все больше шансов смещать естественное равновесие в ту или иную сторону.
      Он сделал паузу, хотел еще выпить, потом вспомнил, что после таблеток уже не пьет. И продолжил:
      - Во все века кто-то должен был следить за борьбой титанов. Назовем этих людей третьей силой. Они всегда действовали предельно аккуратно и незаметно, но сегодня приходится вмешиваться все активнее и активнее. Иначе - хана. Вот и все. Так что я ни на чьей стороне. Я - на стороне жизни. И против смерти. Понятно?
      - Более-менее, - пробормотал я растерянно.
      Потом все-таки нащупал следующий вопрос:
      - И где же находится центр этой контролирующей всех организации?
      - Не здесь, - серьезно сказал Эльф. - Он и не может находиться на Земле.
      - А-а, - разочарованно протянул Циркач, напоминая о своем присутствии. - Ты - инопланетянин!
      - Сами вы инопланетяне, - обиделся Эльф и цинично затушил сигарету в фужере с недопитым коньяком стоимостью четыреста долларов за порцию. - Я связан с Землей гораздо сильнее, чем вы. Просто вы живете здесь впервые, а я в девятнадцатый раз.
      Даже Циркач не нашелся, что ответить, а я глупо спросил у этого самозванного Дункана Маклауда:
      - Ты бессмертный?
      - Все люди бессмертны, - скучно ответил он, - только не все знают об этом.
      Я поморщился, уже готовясь спросить, какой именно из христианских церквей он отдает предпочтение, но продолжение оказалось неординарным.
      - Дослушай, Крошка. Не все знают о своем бессмертии. Я - знаю. Достаточно давно и наверняка. Заметь, не верю, а знаю. Такое знание называется Посвящением. С большой буквы. А такие люди, как я, Посвященными. Посвященных намного больше, чем принято считать. Но только некоторые из них, называемые избранными, умеют после смерти возвращаться назад, на Землю. Вот они-то и осуществляют контроль за равновесием в мире.
      - Здорово, - сказал Циркач, почти увлекшийся этой байкой. - Значит, все-таки центр вашего тайного общества где-нибудь на Тау Кита?
      - На Тау Кита - погода не та, - задумчиво проговорил Эльф и небрежно прикурил новую сигарету от указательного пальца. Как от зажигалки.
      - Браво, - апатично похлопал Борька. - Ты готовил этот номер к шестидесятилетию Советского цирка?
      И мне вдруг подумалось, что он со своими девочками тоже выпил не сто граммов коньяка, а раз в пять больше. Я не мог поддержать ироничного настроя Циркача. Потому что ясно видел собственными глазами: не было никакого фокуса - просто человек прикурил сигарету от указательного пальца. Потому что он не совсем человек.
      - Видите ли, других обитаемых планет в том смысле, как вы себе представляете, не существует в природе, - зачем-то начал объяснять Эльф. Есть только разные уровни бытия. Их всего десять, но сейчас не об этом речь. С Земли, то есть с первого уровня бытия, люди, умирая, переходят на второй, и вот оттуда мы умеем возвращаться обратно. Но, к сожалению, даже мы, избранные, до сих пор не научились на втором уровне бытия находить своих погибших друзей, которые не были Посвященными. Вот такая беда. Научиться бы! И можно больше не возвращаться. Честно говоря, я уже устал от этих перелетов.
      Эльф говорил спокойно, буднично, словно речь шла о регулярных рейсах Москва - Берлин, а не о жизни и смерти.
      - Мне кажется, я уже выполнил свою миссию. Вот только очень больно оставлять на Земле Никуs
      Потом он внезапно, оборвал сам себя:
      - Все, ребята, я пошел в душ. И вы собирайтесь потихонечку. Каких-нибудь два часа осталось. Надо быть в форме.
      И он действительно был в форме - бодр и подтянут, когда мы, покинув утомленный, засыпающий на глазах Рипербан, поехали в офис маленькой фирмы в районе Альтона, в удобной близости от объекта.
      Эльф намерен был позвонить Линдеманну часов в семь утра, когда тот, по расчетам, собирался ехать из аэропорта домой, но хитрый Димыч опередил давнего соперника и позвонил сам в половине седьмого. Не из аэропорта, а уже из дома.
      - Юрка! Куда ты пропал? Быстро дуй ко мне!
      - Как это, быстро? - обалдел Эльф. - Я только проснулся. Я сейчас не могу, мне ехать далеко.
      Он нес какую-то мутную ахинею. Он оказался не готов. И, наконец, сообразил разорвать связь:
      - Я тебе перезвоню, Димыч.
      Мы посмотрели друг на друга шальными глазами, и Эльф еле слышно произнес:
      - Пли!
      Я нажал на кнопку дистанционника, не испытывая ни малейших угрызений совести. В тот момент мне хотелось только одного - поскорее добраться до самолета, откинуться в кресле и спать.
      Но ничего не случилось.
      Объект был от нас меньше, чем в полукилометре, и не услышать взрыва было просто нельзя. Значит, что-то произошло, что-то из ряда вон выходящее.
      - Звони ему, - приказал я, чувствуя, что Эльф уже плохо соображает и вряд ли способен принять решение самостоятельно.
      Он набрал номер.
      - Ты чего трубку бросаешь, урод?! - снова заорал Линдеманн с истеричными нотками в голосе. - Ты хоть представляешь, что здесь у меня происходит?! Кто-то заминировал мой дом. Я послал вперед себя профессиональную группу антитеррора. Не обижайся Юрка, это не потому, что я тебе не доверяю, это потому, что мои аналитики предсказали возможную ловушку, засаду. Видишь ли, за время моего отсутствия в Гамбург - по агентурным данным - прибыли враги. Много врагов. Понимаешь, я ждал живых террористов под диваном, а оказалось кто-то напичкал весь мой дом тротилом. Или чем сейчас принято взрывать дома? Аммонитом?
      - Си-4, - подсказал Эльф.
      - Что ты говоришь? - не расслышал Дитмар.
      - Си-4 - это такая американская взрывчатка, - тупо повторил Эльф.
      Он вел себя как сомнамбула. Он уже ничего не соображал. И мне сделалось страшно.
      - Правильно! - обрадовался Дитмар. - Мои спецы как раз и обнаружили некоторое количество Си-4. Им только не удалось найти всю взрывчатку, зато они обнаружили пару детонаторов, поняли принцип взрывного устройства и отключили его. Теперь дистанционный взрыватель не работает. Но все равно опасность сохраняется. Юрка, приезжай скорее, помоги мне разобраться с этой ерундой!
      - Позови Нику. На минуточку, - выдавил Эльф тихим, бесцветным голосом.
      Он словно бы и не слышал всего, что говорил ему Дитмар.
      Но просьба была настолько решительной и неожиданной, что Линдеманн, конечно, подчинился и крикнул жену.
      - Ника, - сказал Эльф, не меняя интонации. - Срочно приезжай ко мне. Эльбхаусзее, четырнадцать. Ты помнишь этот дом?
      - Помню, - сказал она.
      - Приезжай, это вопрос жизни и смерти. Я уже девятнадцать лет не просил тебя ни о чем. Сегодня - прошу.
      Он был уверен, что Ника поедет. В его голосе звучала эта уверенность. Звучала сквозь усталость и тоску и набирала силу победного клича.
      - Все, - сказал нам Эльф. - Ника едет сюда. Задержите ее. Я скоро вернусь.
      Он поднялся и ринулся к двери.
      - Ты куда? - спросил я, жестом прося остановиться хоть на секунду. Черт с ним, с Димычем. Пусть живет. Полетели вместе с Никой в Москву.
      - Нет, - ответил он. - В Москве меня "Моссад" отыщет быстрее, чем в Берлине. Лучше мы вместе с Никой уйдем на второй уровень.
      - Юра, ты бредишь, - сказал я.
      Потом вспомнил недавний, а казалось, уже вчерашний разговор, сообразил, что он имеет в виду дружное самоубийство на пару с любимой, и решил уточнить:
      - А разве Ника тоже Посвященная?
      - Нет, в том-то и дело, что нет. Но мы должны уйти вместе, я думаю, у меня получится.
      - То есть ты хочешь убить и ее?
      Эльф поморщился, как от боли.
      - Я хочу убить его. А с ней я хочу уйти вместе, - тупо повторил он.
      - Давай ты никуда не пойдешь, - предложил я, заступая ему путь. - А мы вместо тебя закончим твою работу. Сиди здесь и жди свою Нику.
      На какую-то секунду легкое колебание отразилось на лице Эльфа. Но он потряс головой и сказал упрямо:
      - Нет. Я должен идти. А вы задержите ее.
      Я понял, что все равно не смогу его остановить, и отошел в сторону.
      А Ника до нас не дошла. Люди изобрели на свою голову такую замечательную штуку, как мобильный телефон. Из-за какой-то сущей ерунды она позвонила домой с полдороги, и Дитмар, вовсе и не думавший ревновать ее к Эльфу в этот драматичный момент, невозмутимо сообщил:
      - Ну, где тебя носит, родная? Сказала, на минуткуs А тут уже Юрек пришел, помогает ребятам искать взрывчатку.
      Ника почуяла неладное. Развернулась и побежала обратно.
      А Юрек, конечно, помогал ребятам. И даже закладки искал, но с совершенно другими целями. Его, собственно, интересовала не столько взрывчатка, сколько способ рвануть ее как можно быстрее, да еще так, чтобы самому смыться. Проще всего было выпрыгнуть в окно, найти канаву поуютнее и, падая в нее, на лету выстрелить себе за спину. Только прежде, чем все это делать, стоило убедиться в исправности устройств, срабатывающих на выстрел. Вот этим наш дорогой Юрек, надо полагать, и занимался.
      Достоверных сведений на сей счет не осталось. Весь нижеследующий эпизод был реконструирован исключительно по аудиозаписи. Магнитофоны ЧГУ, да и прочих служб, находились, как водится, в машинах за квартал от объекта, а видеопленки погибли в момент взрыва в доме вместе с камерами. Короче, из сохраненных для истории разговоров получается примерно следующее.
      Процесс изучения всех наших закладок занял у Эльфа изрядное время. Да он еще дюже тормозной был после бессонной ночи и своих чудовищных голубых таблеток. И вот, когда уже скорее всего стало ясно, что оставшийся под полом заряд исправно сработает на выстрел и можно бежать, в комнату влетела переполошенная Ника.
      Ника. Здравствуй, Юра! Ну, что тут у вас?
      В этом месте записи очень долгая пауза. А потом - следующий диалог:
      Линдеманн. Ах, Юрка-Юрек, неужели ты думаешь, что старика Линевича можно так просто перехитрить?
      Семецкий. Я не думаю - знаю. Я уже перехитрил тебя. Ника, прости! Очевидно, с этими словами Эльф вынимает пистолет и приставляет его себе к виску.
      Ника (истошно). Не делай этого! (Очевидно, бросается к Эльфу, а Дитмар хватает жену за руки и не пускает, дальнейшие слова явно обращены к Линдеманну.) Отпусти меня, слышишь, отпусти! Что же ты делаешь, сволочь! Ты хочешь, чтобы он умер? Отпусти! Я никогда тебя не любила!
      Линдеманн (глухо). Ты врешь.
      Ника (почти спокойным голосом). Наверно. Наверно, я вру. Просто я хотела сказать, что с тобой мне никогда не было так хорошо в постели, как с ним. Потому что ты, Димыч, в первую очередь думаешь о себе. И только с Юркой,s только онs это незабываемо... s
      Новая долгая пауза.
      Линдеманн. Уходи. Я тебя отпускаю.
      Семецкий. Спасибо, Димыч.
      Линевич. На здоровье, Юрек. Посмотри, а вот это кто?
      Линевич показывает Семецкому чью-то фотографию. Чью именно, установить не удалось.
      Семецкий. Димыч, ты с ума сошел? Это же Ника.
      Линевич. Нет, дорогой, смотри внимательно.
      Ника. Юрка, что он говорит? Я ничего не понимаю.
      Семецкий. Я тоже. Димыч просто сошел с ума.
      Линевич. Взгляни, Ника. Разве это твоя фотография?
      Пауза.
      Ника. Нет. Ну и что?
      Линевич. Он любит ее, а не тебя. А теперь можешь уходить.
      Ника. Это какой-то бредs
      Семецкий. Димыч, ты дурак. Иди ко мне, Никаs
      Далее в фонограмме некий шум. Очевидно, Ника бросается к Семецкому, роняя что-то. В финале легко различимы два звука: пистолетного выстрела и взрыва. Интервал между ними строго соответствует указанному в тактико-технических данных специального взрывного устройства.
      5.
      Линдеманн находился в непосредственной близости от закладки Си-4 весьма солидной массы, вот почему его труп ни в одном из протоколов опознания не значился. Эльфа и Нику от эпицентра взрыва отделяло несколько метров, благодаря этому изучение фрагментов тел позволило экспертам предположить: они двое в момент гибели стояли, крепко обнявшись.
      Ну а результаты теракта в целом получились довольно бледненькие: погибших всего пять (с Линдеманном в комнате были двое телохранителей), пострадавших - тринадцать (десять человек из обслуги резиденции с несерьезными травмами и три случайных пешехода с легкими царапинами).
      А вот стекла вылетели почти во всем квартале.
      До самолета мы добрались благополучно, даже стрелять не пришлось. Документы предъявляли повсюду, где надо, держались индеферентно. И только Циркач был какой-то серый с лица.
      - Ты, наверно, в Нику влюбился, которую не видел ни разу, - пошутил я более чем мрачно.
      - Наверно, - сказал Циркач и гадко отпарировал: - А ты, наверно, в Эльфа влюбился.
      Он был почти прав. Такие люди, как Юриуш Семецкий, мягко говоря, не часто встречаются, и отношение к ним у меня особенное. Нет, я не слишком верил его пьяному ночному монологу, заимствованному из какого-то фантастического романа, а последние слова про Нику звучали и вовсе полнейшим бредом. Но с другой стороны, я чувствовал явное раздвоение сознания, будто бы одна половинка мозга сохраняла здоровый скепсис, а другая истово верила во всю эту романтическую чушь. Ведь была сигарета, зажженная от пальца, и был Вроцлав, где он убежал после дозы мощнейшего анестезирующего средства, и было досье на Эльфа, в котором подтверждалась его многократная гибельsВпрочем, утомленные половинки моего мозга конфликтовали между собой вяло. Главным было совсем иное ощущение дьявольская смесь восторга и горечи утраты.
      Весь опыт общения с Эльфом заставлял меня восхищаться этим человеком.
      - Он был сильнее меня и так и ушел из жизни победителем. А ты говоришь "влюбился"! Смешной ты, Циркач!..
      Последние слова я, кажется, произнес вслух.
      Циркач не ответил.
      Мы сидели в ресторане аэропорта Фюльсбюттель в ожидании рейса на Москву, и на меня вдруг навалилась такая тоска! Вы не поверите, почудилось, что жить на этом свете больше не за чем. Что я уже все-все сделал - и хорошее, и плохое, и для своей страны, и для своей планеты, - и теперь вообще не нужен никому. Даже моим друзьям. Даже моей Шушуне, потому что теперь я стал другой, я - уже не я, потому что мир опустел без Эльфаs
      Дурдом!
      Я зажмурился. Помотал головой и сказал:
      - А что, ребятушки, давайте закажем себе литр водки и все вместе выпьем на посошок!
      - И ты? - осторожно поинтересовался Фил.
      - Ну, конечно, работа-то закончена. Что я, не человек?
      Я уже встал и решительно двинулся к стойке бара.
      Фил догнал меня. Сгреб в охапку и потащил обратно к столу:
      - Только не это!
      Я подчинился, сел. Шкипер проговорил тихо:
      - А может, правда, выпить? Чего такого?
      - Да ты что? - зашипел на него Фил. - Чечню забыл, что ли? Или не знаешь предыстории? У Крошки с каждой дозой эффект получается все мощнее. Если он сейчас выпьет, он же до Москвы пешком пройдет быстрее самолета и живого места по пути не оставитs
      Фил нес чудовищную ахинею, я даже хотел засмеяться. Но вместо этого сжал кулаки до белизны в костяшках, уронил на них голову и заплакал.
      6.
      Генерал-майор Кулаков притащился ко мне в Бадягино, как всегда, неожиданно. Хорошая погода, как назло, закончилась, похолодало резко и противно. Зарядили дожди, посыпались в тихие заводи Жидохманки золотые листья с деревьев, а все еще зеленая трава вмиг сделалась грустно пожухшей от ночных заморозков. Впрочем, рыбачить в такое время самое оно, однако настроения не было. Мы просто побродили по скошенным полям, по проселкам и опушкам, подышали сырой сентябрьской свежестью.
      Я уже успел перезабыть многое из того, что случилось летом, и начал путаться в фамилиях персонажей, точно так же, как в Берлине путался в названиях улиц. Дагестан меж тем уже полыхал вовсю. В Москве грохотали чудовищные взрывы, хоронившие под обломками домов десятки и сотни людей. Стамбульский и даже гамбургский теракты казались рядом с ними несерьезными, опереточными. Короче, полным ходом шла самая настоящая война в России, а параллельно - предвыборная кампания. Одно к другому как бы не имело никакого отношения, и это было противно.
      Внезапно вспомнилась давнишняя история с нашим увольнением из славных рядов легендарной и непобедимой.
      - Дядя Воша, а вот скажите, я ведь так и не спрашивал ни разу, почему нас вышибли тогда из штатных бойцов "невидимого фронта"? То, что не за нарушение Устава, я и сам понимаю.
      - Ты удивишься, Крошка, но ответ будет очень коротким. После знаменитой атаки под Бамутом, они там, наверху, элементарно наложили в штаны. Испугались всех вас пятерых, но особенно тебя. Непредсказуемый боец спецназа - это страшное оружие.
      - Мы - оружие? - удивился я.
      - А кто же вы? Смири гордыню. Вы очень опасное оружие, вот и решили держать вас на некотором расстоянии от Конторы. Но уничтожать физически это было немыслимо - слишком дорогой человеческий материал.
      - Значит, вы нас - вот так, - сказал я. - Оружие, материалs Носом в дерьмо и еще повозили там. А мы-тоs Верой и правдойs
      - Огнем и мечом, мытьем и катаньем, в хвост и в гриву, - передразнил Кулаков. - С кем ты вздумал считаться, Крошка? С бездушной государственной машиной? Так она не способна на любовь. Ты лучше вспомни, как я к тебе в первый раз приехал.
      - Сюда? - решил уточнить я.
      - Ну конечно. Ты ведь, кажется, сразу купил этот дом и решил жить тихо, гончарное дело осваивать, сына раститьs
      - Было такое, - вспомнил я очень отчетливо. - А вы мне тогда напомнили, что КГБ в отставку не уходит, и работенку предложили. За деньги.
      - Ну, и что ты мне ответил? Историческую фразу, ядрена мать: "В гробу я видел ваше КГБ и все его новые инкарнации, но за Россию воевать пойду!"
      - Да уж, - ухмыльнулся я. - Прямо политрук Клочков: "Велика Россия. А отступать некудаs".
      - Между прочим, - поведал дядя Воша, - ничего такого политрук Клочков не говорил, то есть рассказать об этом было некому. Панфиловцы-то все погибли, а знаменитую фразу сочинил журналист из "Красной звезды" Александр Кривицкий.
      - К чему это вы? - не понял я.
      - Да так, - пожал плечами Кулаков. - Просто повсюду враньеs
      - Кстати, о вранье. Вы знаете, кто заказывал и готовил взрывы в Москве и Волгодонске?
      - Конечно, знаю, - кивнул дядя Воша грустно.
      - И, конечно, не скажете.
      - Конечно, не скажу. Зачем тебе? Чтобы окончательно жить расхотелось?
      - О, как! Ну, считайте, что ответили, - покивал я задумчиво. - Неужели и это было нужно на благо России?..
      - Дурак ты, Крошка, - только и сказал Кулаков.
      Потом достал свой сюрреалистический "Беломор" в блестящей пачке и неторопливо закурил.
      - Ладно, - сказал я, миролюбиво меняя тему. - А с экономикой-то у нас что? Разве какой-нибудь серьезный обвал случился после смерти Дмитрия Линевича?
      - Да нет, конечно, - сказал Кулаков. - Во-первых, Ахман, узнав, кого взорвали, категорически отказался брать ответственность на себя. Матвеев, разумеется, тоже промолчал. Впрочем, его это не спасло - по берлинским делам Матвеев все равно угодил под суд и вряд ли теперь избежит тюрьмы. Во-вторых, Бенжамен Харрис, узнав, что деньги из Германии в Россию поступать не будут, увеличил сумму "черного кредита" ровно вдвое. Поэтому доллар устоял. Даже когда Степашина сняли, а Путина назначили.
      - Ну, а теракт-то на кого повесили в итоге? - мне было действительно интересно.
      - Ни на кого, - сказал Кулаков. - Официальная версия - взрыв газа.
      - Мощностью в триста килограммов тротила?
      - А какая разница? Знаешь, сколько всякого народа понаехало в этот Гамбург после вашего отлета? И представители "Моссада", и Павленко со своей службой безопасности, и англичане, и голландцы, и, разумеется, российская внешняя разведка. Потом Мышкин лично прилетел, и даже наш любезный друг Малин из службы ИКС пожаловал. У него, оказывается, за полтора года до наших событий похожая петрушка приключилась - собственный дом в Берлине на воздух взлетел. Без единой жертвы. Тоже "взрыв газа", примерно такой же мощности. И дом, конечно, восстановили быстро. Но так уж вышло, что я случайно знаю, из-за чего этот взрыв случился и кто его готовил. Малин тогда тоже знал, но ни полицию, ни германские спецслужбы туда и близко не пустили. И точно так же теперь. Я-то видел, что Малину очень хотелось наше дело, связанное с Эльфом, побыстрее замять. И что характерно, не ему одному - абсолютно всем, кто туда приехал. А ты говоришь, триста килограммовs
      - Ну а дальше что?
      - Ничего. Павленко теперь баллотируется в Думу по списку "Яблока". Если не ошибаюсь, Мышкин благополучно примкнул к лужковскому "Отечеству". А Демидов - как всегда среди лидеров "Нашего Дома России", рвался чуть ли не в первую тройку, но потом решил быть скромнее. Ахман, как правильный вор в законе, в выборах не участвует, но товарищи по партии его за это сильно ругают. Фарид пропал куда-то бесследно. Говорят, видели его в Австралии. Но это больше похоже на слухиs А кстати, Крошка, как у тебя дела с Австралией?
      - Все-то вам расскажи, дядя Воша! - улыбнулся я. -Для начала, и не с Австралией вовсе, а с Новой Зеландией, а потомs Какие там дела? Ну, перевел нам Эльф деньги. Открыл каждому счет в Веллингтоне. А что толку-то? Мы в ближайшее время вряд ли в этакую даль поедем.
      - Чудак ты человек! - сказал Кулаков. - Или прикидываешься. В наше время, чтобы деньги со счета снять, никуда ездить не надо. Интернет-то на что?
      Я-то, конечно, знал об этом, только не думал, что и дядя Воша знает. Вот и промолчал на всякий случай. Теперь пришлось говорить правду.
      - Знаете, в чем дело, Владимир Геннадиевич, - я вдруг назвал его по имени отчеству, как бывало в особо серьезные и ответственные моменты. - Мне не очень хочется снимать эти деньги со счета. Пусть лежат до поры. Если прижмет, воспользуюсь. А такs Слишком много загадок вокруг этого Эльфа. Я даже не уверен, что он погиб. Представляете, что он нам с Циркачом рассказал в последние часы перед смертью? Что он Посвященный. С большой буквы. Что он умирал уже восемнадцать раз. Что он избранный среди Посвященных и возвращается на землю всегда для того, чтобы восстанавливать здесь утраченное равновесие сил и спасать нашу планету от угрозы светопреставления.
      Я все ждал, когда же дядя Воша перебьет меня. А он слушал очень внимательно и кивал, словно мысленно загибал пальцы. Я выдохся и замолчал. И тогда Кулаков вдруг поведал.
      - В КГБs Да, именно в КГБ, потому что до девяносто первого года существовал специальный отдел, занимавшийся этими самыми Посвященными. По-моему, я тебе рассказывал однажды, из какой структуры выросло ЧГУ, да? Наши предшественники всерьез изучали деятельность колдунов, магов, прорицателей и других шарлатанов. А самый секретный отдел в этой лавочке разрабатывал именно Посвященных. Потом, в девяносто первом, его постигла страшная участь: людей уничтожали вместе с документамиs Тебе не стоит в это лезть, Крошка. А по поводу Эльфа, я, честно говоря, догадывался, что он Посвященный. И был еще один человек, который считал так же - Игнат Никулин, но мы оба не решались доложить Форманову о своих подозрениях. Вот так, примерноs А ты думал, генералы все циники и скептики. Нет, брат. Прошли те времена. Умнеем с годами. Мудреем.
      Я слушал его совершенно как пришибленный. Потом спросил:
      - А кто такой Игнат Никулин.
      - Это наш лучший суперагент. Он еще при Брежневе служил в ГРУ. А потом... Впрочем, это долгая песня. Как-нибудь в другой раз. Я тут на днях прочел все-таки пресловутый "апрельский отчет" Никулина. Ну, прямо, доложу тебе, "апрельские тезисы" Ильича. По значимости. И гриф секретности на нем самый верхний. Но тебе я расскажу вкратце. Потому что такой секрет разболтать невозможно. Если только в сумасшедшем доме. Там поверят. А больше - нигде. Так вот, суть отчета в следующем: Никулин, завладев секретными кодами наших врагов из Америки, попал вместе с ними в так называемую точку сингулярности. То есть в особую точку, где людям открываются вечные истины. А теперь представь себе, какую истину они все вместе открыли. Очень простую: что 31 декабря 2000 года наступит конец света.
      - И все? - спросил я.
      - И все.
      - Что же нам теперь делать?
      Кулаков пожал плечами.
      - А холера его знает. Даже Форманов в полном ступоре.
      - Ну, уж если Форманов в ступоре - это беда!
      Мне вдруг захотелось свести все к шутке. В таком количестве чудеса уже не воспринимались.
      - Форманов - это голова, ему палец в рот не клади, как сказал бы Циркач, цитируя Ильфа и Петрова. А я вот думаю, что наш дорогой генерал на самом деле Фурманов. Вы, дядя Воша, в действительности Василь Иваныч, у вас вон и усы, как у Чапаева. Петька - это, конечно, я, а вот где у нас Анка?
      - Это ты, брат, спроси у Циркача, - предложил дядя Воша.
      И мы оба весело захохотали на всю округу.
      ЭПИЛОГ
      (Из романmа Михаила Разгонова
      "Точка сингулярности")
      Дождик зарядил не на шутку. Я с грустью посмотрел в окно и заказал еще чашку кофе. Все серьезные разговоры давно исчерпали себя. Всезнайка Хоффман уже поведал мне главное: в последнее время ситуация на книжном рынке сделалась более благоприятной для иностранцев, мало того, у германского читателя проснулся неожиданный интерес к русской прозе, так что издание моих рассказов, еще год назад на всякий случай переведенных на немецкий, представлялось теперь вполне реальным. Тиражом тысяч пять, а то и больше, уверял Хоффман, и я был склонен верить ему. А там, лиха беда начало, и романы начнем переводить. Он дал мне телефон хорошего литагента, которому звонить следовало завтра, так что на сегодня тему закрыли. Пора уже было двигать из "Винтергартена", но я оставил машину в добром квартале от Дома литературы, мокнуть зря не хотелось, вот и заказал еще чашечку.
      Хоффман ушел за пивом и не вернулся, прилипнув к другой компании, где, как обычно, хихикала Паулина, строя глазки, облизывая губки и заводя всех без разбору. Но я был не склонен сегодня клеиться к ней. Напало вдруг какое-то философическое умиротворение, душу грели навеянные серьезными разговорами мысли о доме, причем не только берлинскомs
      Ко мне, не слишком спрашивая разрешения, подсел Фрицик по кличке Энгельс с рюмочкой бренди и тут же, без объявления войны, принялся читать свои новые стихи. Чуял, мерзавец, мое благостное настроение. Принесли кофе. Я закурил и стал слушать его ритмичный вой, переходящий в утробное ворчание. Мерзкие, натуралистичные образы наползали один на другой, как весенняя грязь на капот летящего по трассе автомобиля - слой за слоемs Странноватый для Германии образ, не правда ли? Дороги тут чистые круглый год, а наших российских трасс Энгельс отродясь не видел, я же вот почему-то вспомнил. Наверно, опять остро и неудержимо захотелось домой, в Москву.
      Кажется, это было в мае. Тополь обещал возвращение в Россию после удачной охоты на Эльфа. Но, очевидно, охота опять не задалась. У этих народных умельцев из Майами и Дуранго (это ж надо было для серьезнейшего научного центра в немаленьком, скажу я вам, штате Колорадо выбрать городок с таким дивным названием!), так вот, у этих народных умельцев опять пошли накладки одна за другой, опять их "гэбуха обскакала", то есть пресловутое ЧГУ в блестящей манере провернуло спецоперацию, за которой наша хваленая служба только скромненько наблюдала со стороны. Я попробовал еще в августе робко так выяснить, не пора ли мне ехать в Москву, но ощутил в голосе Тополя растерянность и глубинное чувство вины, Вербу вообще предпочел не трогать, что уж ее бедненькую расстраивать - ну, не сложилось, так не сложилось, поживу еще годок-другой в этом треклятом Берлине. В конце концов, не так уж у нас все и плохо, особенно когда сын растет умненький, способный, спортом занимается, и жена хоть и не слишком молодая, но любимая, хоть и не слишком нежная, но в отличной форме, тоже спортом занимаетсяs Во, брат, наговорил-то про жену! Кому наговорил? Самому себе. Что это значит? А значит это, что я о ней думаю, много думаюs
      Фрицик почувствовал, что я совсем перестал его слушать, а если уж это Фрицик почувствовал, вывод один: пора уматывать хоть под дождик со снегом, хоть под тропический ливень.
      - Выпить хочешь какой-нибудь гадости, тошнотворно разящей спиртным?
      Я не сразу понял, что это он уже не стихи читает, а обращается непосредственно ко мне. Манера Фрицика изъясняться ритмической, а иногда и рифмованной прозой (последний термин - мой!) временами смешила, но чаще безумно утомляла. Однако сегодня я еще не успел устать от него всерьез. Посему улыбнулся вполне добродушно и, осознав суть вопроса, отрицательно помотал головой:
      - Нет, мой друг, обойдемся без шнапса, пищевод пожалеем и печень. У меня нынче планы другие. Погрузиться в пучину разврата, потных простынь и липких волосs
      Кажется, мне удалось вполне адекватно (в смысле ритмичности) продекламировать этот пассаж на немецком. Фрицик растерянно и как-то вяло скривился в ответ, силясь понять, пародирую я его или просто разговариваю на языке тех же образов. Потом закурил и махнул рукою:
      - Не хочешь - как хочешь.
      - Пойду, - сообщил я ему, уже вставая.
      Дождик на счастье поутих. Я улыбнулся этой маленькой удаче и вдруг, повинуясь внезапно возникшему тайному желанию, направился не налево, к широкой и шумной Ку'дамм, где был припаркован мой "ниссан", а в противоположную сторону, к знаменитому французскому магазину нижнего белья "Les Dessous". По дороге сочинился такой стишок (совсем не в духе Фрицика):
      Подарил я леди су.
      - Загляни-ка в "Ле Десу".
      - Да у этой "Ле десы"
      Тыща долларов трусы!
      А монетку в один су,
      Знаешь сам, куда засунь.
      Белье там действительно было дорогое, но о-о-очень шикарное. И каждый раз, бывая в этих местах с женою и покупая ей очередное колечко или сережки от "Картье", я предлагал заглянуть и в соседнюю фирму. Но Белка всегда отмахивалась. Как-то она недооценивала значение этой стороны жизни. А мне, наоборот, всегда мечталось увидеть любимую жену в каком-нибудь развратном бельишке с прозрачными вставками и кружавчиками.
      А вот возьму теперь и выберу что-нибудь сам, не спросясь и не советуясь, то есть советуясь только с продавцами!
      Да уж, опыт в выборе женского белья был у меня близкий к нулевому. В юности все мы любили полистать толстенные каталоги по этой теме, залетавшие к нам из-за рубежа. Практический интерес был тогда совсем другим: покупать это все не представлялось возможным, и глазки бегали от одной модели к другой в поисках наиболее открытых и прозрачных - то, что под бельем, занимало существенно сильнее. Изысканные лобковые стрижечки и разноцветные острые сосочки шикарных девушек-моделей романтично просвечивали сквозь тонкое белье и вполне заменяли нам недоступные в те годы фотографии из "Пентхауса" и "Плейбоя".
      Теперь глаза у меня тоже разбегались, перескакивая с игривых, разящих точно в пах фантазий модельеров на несуразно большие, валящие наповал номиналы ценников. А с них - на милую девчушку, предлагавшую покупателям все это великолепие. Она работала с другим клиентом, и я был вынужден подождать. Действительно, милая шатеночка. Нет, она не похожа была на Белку, но по комплекции соответствовала ей весьма точно, и я уже начал представлять себе, как попрошу примерить выбранное белье. Девушка станет отпираться, стыдливо улыбаясь, я буду настаивать, интересуясь, сколько же стоит эта дополнительная услуга, ведь клиент всегда прав, она начнет глупо хихикать, и кончится эта история бурной страстью в одном из служебных помещений: полумрак, стоны, падающие коробки с товаром, ноги и руки, путающиеся в ленточках и тесемкахs Господи! Что за бред? Это был эпизод из какого-то совсем другого фильма. Я же домой собрался, к женеs
      Девушка-продавщица наконец освободилась, но запланированному разговору состояться не довелось.
      - Этот мужчина со мной, - произнес знакомый голос сзади. - Покажите, пожалуйста, вон тот комплект от Дебюи, да, да, темно-красный.
      Я обернулся. Конечно, это была Верба. Татьяна Лозова собственной персоной. Первое лицо в службе ИКС и, как минимум, второе в моей личной биографии.
      - Привет, - сказал я просто, как будто мы расстались вчера. - А ты действительно считаешь, что Белке подойдет темно-красный?
      - Белке? - искренне удивилась она. - Нет, Белке лучше белый. И это не каламбур, это правда.
      Мы говорили между собой по-русски, и продавщица, навострив уши, тут же проявила к нам удвоенный интерес. Это когда-то в Германии отворачивались от русских со вздохом, мол, эти нищие только поглазеть заходят. Теперь-то они хорошо знают, кто у них настоящий покупатель. И мы не собирались разочаровывать девушку. Верба взялась за дело всерьез, я не мешал ей. И мы пересмотрели и перещупали десятка два моделек. К осязательным ощущениям я отнесся с особым вниманием - кому, как ни мне, придется и поглаживать, и потихонечку стаскивать, и даже целовать все это хозяйство. В итоге выбрали весьма достойные образцы, я оплатил оба комплекта, нам их шикарно упаковали, Верба, привстав на цыпочки, чмокнула меня в губы, и мы вышли под дождь.
      - Ты давно приехала? - спросил я.
      В душе моей творилось черт знает что.
      - Сегодня. А какое это имеет значение?
      - Не хочу, чтобы Белка узнала.
      - Она и не узнает. Пошли ко мне.
      - Зачем? - поинтересовался я холодно и настороженно.
      Но и в холодности этой, и в настороженности звучала слишком явная нарочитость.
      - А ты предпочитаешь разговаривать на улице под дождем?
      Верба не отвечала прямо, не уточняла, что именно мы будем делать у нее, только ли разговаривать, все было ясно и так, она уже завела меня. Точнее, я был заведен еще до встречи с ней, а она просто мигом переключила все мои чувства на себя. Она слишком хорошо умела это.
      - Но я хотел поехать домой, - последняя вялая попытка сопротивления.
      - Ты очень точно выражаешься, писатель. Именно хотел. А теперь уже не хочешь. Пошли, здесь недалеко.
      - Ты остановилась в "Бристоле-Кемпинском"?
      - Браво! - похвалила она.
      - Не слишком-то и трудно было угадать. По-моему, от красивой жизни отказываются только в одном случае - если кончаются деньги.
      - Ошибаешься, - сказала Верба. - Жизнь намного сложнее. Даже красивая жизнь, - улыбнулась она этой забавной мысли. - Вот об этом и поговорим.
      Но говорить мы начали не сразу, ох, не сразу! Едва преступили порог, Татьяна принялась раздевать меня, я ответил тем же, мы оба тяжело дышали и в какой-то момент, потеряв равновесие, упали на мягкий пушистый ковер, и хотелось кататься по нему вечно, распластываясь, скручиваясь, выгибаясь, замирая и дрожа, смеясь и плача, колотясь в агонии, хотелось раствориться друг в друге и опрокинуть на себя весь мир, заставив его принимать все те же позы, какие придумываем мы, и пусть это не кончается никогда, никогда!..
      На самом деле все закончилось очень быстро. Верба, вдоволь накричавшись, нашла спиною диван, запрокинула голову, разметав по покрывалу рыжие пряди, руками по-кошачьи царапая ковер, медленно вытянула ноги, не сводя при этом коленей, и, наконец, открыла глаза. Я сидел на корточках рядом и восторженно наблюдал за ней.
      - Какой-то воробьиный секс, - сказала Татьяна, все еще тяжело дыша.
      - В каком смысле? - не понял я.
      - В смысле, очень быстро.
      - Просто мы жутко соскучились друг без друга, - несколько виновато пояснил я.
      - Еще бы! - она мечтательно закатила глаза. - Когда мы в последний раз вот так кувыркались с тобою?
      - Вот так? - я попытался вспомнить. - Наверно, в девяносто пятом. А потом уже было черт знает что.
      - Вот именно: черт знает что, - повторила она с непонятным выражением. - Ты ревновал меня к кому-нибудь?
      - Ни разу.
      - Молодец. Я тоже. Пошли в душ.
      - Ты хочешь продолжить? - удивился я.
      - Не знаю, - Верба трогательно пожала плечиками и быстро поднялась.
      Пружинистая, спортивная, она казалась удивительно молодой, почти юной в этот момент.
      А стоя под тугими теплыми струями вдвоем, мы очень приятно поласкались, но тут же и поняли, что больше всего на свете хотим сесть, покурить и чего-нибудь выпить по чуть-чуть.
      Верба натянула свое только что купленное бельишко - эротичное сверх всякой меры, - но тут же и спрятала его под шелковый китайский халат. Для меня тоже халат нашелся, и уже через минуту мы уютно утопали во мшистых креслах и клубах ароматного дыма, а перед каждым из нас зазывно поблескивала янтарная лужица на дне большого пузатого фужера.
      - Кажется, - произнес я философски, - жизнь налаживается. Так любит говорить мой друг Олекс Кречет.
      - Почему ты вспомнил его? - поинтересовалась Татьяна.
      - Не знаю. Звонил ему недавно, спрашивал, что он думает по поводу этой гамбургской истории.
      - И что же он тебе поведал?
      - Да практически ничего. "Берлинер цайтунг" и та больше рассказала. А Олекс сообщил, что никогда раньше и не слыхал о Семецком. Врет, конечно.
      - Разумеется, - улыбнулась Татьяна. - А ты хотел, чтобы он тебе по телефону начал вселенские тайны раскрывать. По этой части у нас только Шактивенанда мастак.
      - Оставим Шактивенанду. Надеюсь, в этом номере нас не слушают?
      - Нет, - ответила Верба уверенно. - О чем ты хочешь спросить?
      - Ты знаешь, что в свой последний приезд в Берлин Семецкий жил именно в этом отеле?
      - Он жил именно в этом номере, - уточнила Татьяна, - и даже пил коньяк вот из этого самого бокала.
      - О, как! - я вмиг сообразил, на что она намекает. - И вы кувыркались с ним на этом самом ковре.
      - Ты почти угадал, - сказала она спокойно. - Мы кувыркались на диване. Но ты же меня никогда и ни к кому не ревнуешь.
      Я не сразу нашелся, что ответить. Мог бы, конечно, съязвить, мол, вот, оказывается, что называют теперь сложностями красивой жизни! Но шутить не хотелось, ведь я мгновенно вспомнил пленку, прокрученную мне Тополем, и свое странное ощущение от заочного знакомства с Эльфом. Неужели именно поэтому Семецкий вызвал во мне это сильное и непонятное чувство: ревность, зависть, стремление к конкуренции?..
      - Видишь ли, Танюшка, - проговорил я медленно. - К Эльфу я как раз ревновал, но не тебя, а сам не знаю кого: всех сразу, весь мир, самого себ.яs Звучит абсурдно, но ведь это случилось до, и это было очень сильное чувство, хотя я видел Семецкого только на экране телевизора. Я тогда сразу понял, что не хочу видеть его в жизни.
      - Вот, вот, Миша. Как только мы получили твою последнюю шифровку, Тополь сразу решил, что к Эльфу должна поехать именно я. "Мистика, - сказал Леня, - исключительно по твоей части. Я в ней ни черта не понимаю".
      - Так, значит, это была работа? - я махнул рукой в сторону дивана.
      - Не знаю, - задумалась Татьяна. - Семецкий был потрясающий мужчина. Не влюбиться в него могла только снежная королева.
      - А разлюбить?
      - Ты про Нику? - поняла Верба. - Это совсем другая история. Я сейчас говорю о себе. Эльф был интересен мне во всех отношениях. Но, естественно, это была работа. Ведь именно я в конечном счете доставала эту гребаную взрывчатку для него и его бравых солдат. Мы слишком поздно поняли, что команда Большакова работает уже не на ЧГУ, а на Эльфа. Возможно, оно и к лучшему. Мы хотели, как всегда, наехать на Форманова и Грейва, а получилось, что сработали против Дитмара и кремлевской мафии.
      - И что же из всего этого следует?
      Она так быстро перескакивала с одного на другое, что я не успевал понять главного.
      - А из этого следуют крайне интересные вещи. После гамбургского теракта в Кремле появилась принципиально новая концепция отношений с нашей службой. Фонд Би-Би-Эс, Спрингеровский центр и нас с Тополем они больше не считают своими прямыми врагами. Так что, Разгонов, Москве теперь по барабану, кто ты: Сергей Малин или простой писатель-фантаст.
      - Да ты что?! - я не мог сдержать счастливой улыбки. - Почему же Тополь не сказал мне этого сразу?
      - А потому что он этого не знал ни в июле, ни в августе, ни даже в октябре. Наши аналитики работают медленно, тем более когда им приходится перелопачивать такой объем информации. Они еще от апрельской точки сингулярности не успели в себя прийти, а тут новое дело: какой-то немыслимый Эльф, большая экономическая война, да еще в Чечне очень серьезная заваруха, и эти проклятые взрывы домов накануне предвыборной кампании в Россииs Ты же читал отчет Грейва. Да, никакого конца света не будет, но готовиться к нему надо - вот суть. И тот очень узкий круг лиц, который допущен к секретной информации, не может не понимать, сколь велика именно твоя роль во всей этой истории. По-моему, только ты один ни черта не понимаешьs
      Я уже выпил свой коньяк и встал, чтобы налить новую порцию. Нормальный разговор кончился, начиналась какая-то чудовищная мистика, и я сам не знал, чего мне хочется больше: то ли напиться и снова трахаться с Вербой, то ли все-таки напрячься, сосредоточиться и попробовать понять все до конца. Пока я выбирал второе:
      - Погоди, - решил я спросить конкретно, - ты можешь мне по-простому ответить: когда я еду в Москву?
      - Вот чудак-человек! - Верба тоже допила коньяк и протянула мне свой фужер для повторной дозы. - Пойми, простые политические причины больше не мешают твоему возвращению на родину, и наши аналитики, в принципе, даже рекомендуют тебе это. Но они не ручаются за результат, вот Тополь и мнется с окончательным решением. Ясно одно: если ты останешься в Берлине, мы все будем еще какое-то время топтаться на месте - это пассивная позиция, чреватая новыми катаклизмами. Если отпустим тебя в Москву, поставим грандиозный эксперимент - это активная позиция, чреватая не менее страшными последствиями. Лично я считаю так: делать хоть что-нибудь всегда лучше, чем не делать ничего. У Стива Чиньо похожее мнение. Разумеется, и Тимоти Спрингер рвется в бой: что может быть для ученого важнее научного эксперимента? Кедр готов разработать четкий план твоего переезда со всеми психологическими нюансами. В конце концов, даже Шактивенанда не против, он просто отмалчивается, как всегда.
      - Постой, - решил спросить я, пока не забыл, - а что все-таки сказал Шактивенанда по поводу конца света в двухтысячном году. Он разделяет опасения спецслужб?
      - Конечно, нет! Я была у него там, на Тибете. И он сказал главное только мне, но, в общем-то, не просил хранить в тайне. Я, например, передала его фразу Тополю. Леня поморщился и отмахнулся. Но ты, я думаю, должен оценить. Слушай внимательно и запоминай. "Конец света наступит в точности, как предсказано в ночь с тридцать первого декабря двухтысячного года на первое января две тысячи первого, но никто, ни один человек в мире, не заметит этого, и люди продолжат жить на Земле как ни в чем не бывало".
      - Это все? - спросил я на всякий случай.
      - Все, - кивнула Верба.
      - Здорово.
      - Я примерно так же сказала. Для спрингеровского центра подобная информация вряд ли представляет научный интерес, а вот для писателя-фантастаs
      - Да ладно тебе, - отмахнулся я.
      - Я вполне серьезно. Сядешь писать свой роман, вот тогда и подумай над этим хорошенько.
      Возникла пауза. И я решил спросить о другом:
      - Вы прислали мне дела этих ребят, работающих на ЧГУ. Для чего?
      - Досье команды Большакова? Ну, пятерка феноменов - это отличный литературный материал для фантаста, - съязвила она.
      - А если серьезно?
      - Разгонов, ты поглупел, что ли? Ты же пока еще состоишь вместе с нами в службе ИКС. А Причастные просто обязаны знать, кто и какими методами работает против них. В частности, система отбора феноменов в ЧГУ - это более чем важная для нас тема. Кстати, благодаря истории с Эльфом, мы убедились, что они и тут нас обскакали.
      - Наша самокритичность не знает границ, - хмыкнул я и добавил после паузы. - А ты специально не говоришь ни слова о главном?
      - О чем "о главном"? - похоже, она действительно не поняла, потом посмотрела мне в глаза и тяжко вздохнула: - Сумасшедший! Ты про Машку?
      - Конечно. У старшего в этой команде, у Андрея, жена на самом деле Мария Анатольевна Чистякова, тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года рождения?
      - Да, - сказала Верба, - я тоже вздрогнула, когда читала первый раз. И скажу тебе честно: не поленилась выяснить. Женщин точно с такими же параметрами по всей России еще ровно семьдесят три. Не считая погибших.
      - А с погибшими - восемьдесят две, - буркнул я, сам не знаю зачем.
      - Что? Почему восемьдесят две?! - глаза ее округлились.
      Потом Верба вспомнила, я однажды рассказывал ей о магическом числе "восемьдесят два" и его роли в моей жизни.
      - Прекрати, - она поморщилась, как от боли, - без тебя хватает всякой мистики. А это - чистая случайность. Вспомни бритву Оккама.
      - Я всегда о ней помню. Но в нашем деле не бывает случайностей. Вы хоть пытались встретиться с этой Машей?
      - С Большаковой? Зачем? Чтобы поставить на уши все спецслужбы из-за какой-то ерунды. После Гамбурга у нас есть шанс перевербовать Андрея и его команду. Но это надо делать тонко и постепенно. А ты предлагаешь черт знает что в угоду своим юношеским увлечениям!
      - О, как ты заговорила! - я начал сердиться. - А разве ты сама в угоду своей юношеской мечте отомстить Седому не поставила на уши все спецслужбы мира? Разве не благодаря этому существует и по сей день служба ИКС и ее благородные эмиссары?! Танюшка, девочка моя, нет на свете ничего важнее простых человеческих отношений. Неужели ты до сих пор не поняла этого? Ведь и Семецкий убивал Линевича не из-за российской экономики, а исключительно из-за Ники. Я это точно знаю. sАх, Верба, Верба, надо спасать людей, конкретных людей, а не абстрактное человечество от наступления абстрактного конца света!
      Верба вскочила:
      - Слушай, родной, не лечи меня. Ладно? Пиши лучше свои романы. И кой черт нас дернул снова втягивать тебя в политику?..
      - Сядь! - сказал я резко.
      Верба послушно села, быстро допила коньяк и запыхтела обиженно, закуривая сигарету.
      Я не хотел с ней ссориться и решил снова переключить тему.
      - Ответь мне лучше. Вот ты сказала: Эльф был потрясающим мужчиной. Ты действительно думаешь, что он погиб?
      - Хороший вопрос. Я не знаю. Ведь не только ты, мы все приехали на место взрыва слишком поздно. Эксперты, составлявшие отчет о случившемся, точнее, сто двадцать пять разных, противоречащих друг другу отчетов, не столько пытались провести расследование, сколько грамотно заметали следы. В последнее время это стало очень модно. Правда не нужна никому. И по сей день нет однозначного мнения о судьбе Эльфа. Но есть секретный доклад спецгруппы из Моссада. Они много лет гонялись за Семецким, как сумасшедшие. А еще, если помнишь, израильские ребята всегда любили нетрадиционные версии. Это они, например, очень убедительно доказали, что Освальд стрелял не в Кеннеди, а в губернатора Техаса, и президента шлепнул по ошибке. Правда, никто им не поверил. Вот и теперь существует грамотно расписанная, детальная схема эвакуации Семецкого с виллы Линдеманна. То есть теоретически Эльф и даже Ника вместе с ним могли спастись и скрыться ото всех. В расчет, конечно, были заложены некоторые уникальные способности Эльфа, но разве их мало у него?..
      Я задумчиво покивал, готовясь дать свою оценку, и тут заголосил Татьянин мобильник, лежавший на журнальном столике.
      Верба вздрогнула. Видно, она ждала звонка, только не успела или не хотела сказать мне об этом. Но, слава Богу, она хоть не пыталась уйти с трубкой из зоны слышимости. Я, конечно, был страшно опасным для мира человеком (в смысле наступления конца света), но с другой стороны (тоже цитирую по памяти), я все еще работал вместе с ними, с Причастными, в нашей замечательной службе ИКС, и у них не должно было быть от меня тайн.
      - Привет, - нейтрально и буднично откликнулась Верба.
      Потом она добрых секунд десять слушала собеседника, меняясь в лице: этакий едва уловимый переход от ленивого раздражения через любопытство и удивление к радости.
      - Вот это да! - наконец, выдохнула она почти с восторгом. - Разгонов рядом со мной. Тополь, скажи ему сам.
      И все-таки, передавая мне трубку, не удержалась и шепнула, выделив на свой взгляд самое главное:
      - Семецкий жив!
      А Горбовский был как-то необычно ласков, многословен и благостен.
      - Здравствуй, Мишенька, - начал он со странного обращения. - Я очень рад слышать тебя. У нас тут новости. Мои ребята видели Юриуша Семецкого в Москве. Понимаешь, не в Гамбурге и даже не во Вроцлаве, а именно в Москве. Конечно, у него совсем другая фамилия, и ни в какой разведке он не служит, то есть стопроцентный нелегал, но ошибки быть не может. Он там проходил медосмотр, так совпало все: даже рисунок радужки глаза и данные анализа на ДНК. Конечно, Миша, мы навели справки по всем каналам. Ни одна спецслужба пока не знает, что он жив. Или самые хитрые так искусно делают вид, что не знают. Но думаю, что действительно никто не в курсе, наши-то практически случайно на него напоролись. А он уже три месяца в Москве. И факт остается фактом: кроме нас, его там никто не пасет. Да и мы неизвестно зачем тратимся на наружку. Вот уже неделю Эльф не делает ничего: живет один на окраине в Новогирееве, работает в фирме по ремонту холодильников, вечерами читает книги и смотрит кино, любит гулять по парку...
      - Леня, - перебил я его, устав от этого чудного монолога. - А зачем, собственно, ты мне все это рассказываешь по телефону. Мне же, наверно, предоставят документы, и я буду изучать все в подробностях.
      Он ответил помолчав:
      - Если честно, не знаю, нужно ли там что-то изучать в подробностях. Тем более тебе. Для следственных действий у нас есть другие специалисты, Миша. А тебе просто нужно переезжать в Москву. Собирайся и вылетай хоть завтра. С женой и сыном.
      - Погоди, Леня. Я не понял. Так мне нужно или можно в Москву?
      - Можно на самом деле уже давно, - рассмеялся Тополь, - а вот нужно стало только теперь.
      - Ах вы, мерзавцы! - сказал я. - Но все равно не понял: как это связано с господином Семецким?
      - Формально - никак. В отличие от ЧГУ мы не охотились и не охотимся на Эльфа. Просто Анжей сказал: "Если Семецкий в Москве, Разгонов тоже должен быть в Москве". Вот и все.
      - Ага. А слово Шактивенанды - закон для Причастных.
      - Сегодня - примерно так, - осторожно ответил Тополь.
      - Ну, хорошо. Так я должен вступить в контакт с Эльфом?
      - Упаси Господь! - воскликнул он с неумеренной экспрессией. - Тебе просто надлежит быть в Москве. Вообще жить там постоянно, а заниматься при этом ты можешь абсолютно чем угодно.
      - То есть вы не даете мне никакого задания?! - я просто боялся поверить в такое счастье.
      - Сегодня - нет, - осторожно ответил Тополь.
      - Не верю!!! - вскричал я, как Станиславский и Немирович-Данченко, вместе взятые.
      - А ты поверь, - шепнула Верба.
      Она давно уже сидела рядом, прижавшись ухом к трубке с другой стороны, ей тоже было интересно.
      - Вот, собственно, и все, что я хотел тебе сказать, Миша. - Тополь решил закругляться: - Я очень скоро буду в Москве, там и пообщаемся. Пока, дорогой.
      Он дал отбой, и Верба забрала у меня свой телефон.
      - Знаешь, Мишук, - сказала она, - а я, наверно, не скоро появлюсь в Москве. Ты будешь без меня грустить?
      - Конечно, - сказал я.
      И это была правда.
      Верба обняла меня за шею, прижалась щекой к груди на несколько секунд, а потом встала и решительно распорядилась:
      - Ну, все. Теперь поезжай к своей Белке и Рюшику.
      - А может, еще разочек? - попросил я робко.
      - Нет, - помотала она головой. - Мысленно ты уже в Москве. Не надо. Помечтаете лучше вместе с Ольгой о вашей будущей счастливой жизни.
      И почему вдруг она назвала Белку Ольгой? Но я не стал спрашивать. Просто сказал:
      - Наверное, ты права.
      - Я всегда права, - со свойственным ей нахальством ответила Татьяна. И вот эту штуку не забудь, - она протянула мне упаковку с шикарным интим-гарнитуром. - Ей будет приятно. У тебя, я вижу, осталась нерастраченная энергия? Вот и сбережешь для жены.
      - В один день с двумя женщинами,s - проворчал я.
      - В первый раз, что ли? - улыбнулась Татьяна.
      Я скинул халат и начал одеваться. Застегивая рубашку, подошел к окну, выходящему во двор. Ничего там не было интересного. Только дождик опять пошел сильнее. Но он шумел не грустно, по-ноябрьски, а радостно, бодро, жизнеутверждающе. В Москве такие дожди бывают разве что в июне или в июле после недельной удушающей жары.
      Я смотрел на этот дождь в окне, и мне казалось, что я уже дома.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25