Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Миссия причастных

ModernLib.Net / Скаландис Ант / Миссия причастных - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 1)
Автор: Скаландис Ант
Жанр:

 

 


Скаландис Ант
Миссия причастных

      Ант Скаландис
      Миссия причастных
      Посвящается Бульвару, которого, к сожалению, больше нет, и всем его обитателям, которые, к счастью, пока еще живы.
      ПРОЛОГ
      (Из романа Михаила Разгонова
      "Точка сингулярности")
      Когда раздались первые выстрелы, мы сидели на пепельно-сером песке океанской отмели, хрумкали чипсы и запивали их хорошо охлажденным пивом "Миллуоки Олд" из принесенной полчаса назад упаковки. Ничто вокруг не предвещало беды. Огромное солнце садилось прямо в воду, заливая расплавленным золотом маленький коралловый остров в километре от берега, и угрюмые темные скалы будто растворялись в пылающей водной ряби. Тот, кто хотя бы однажды видел океанский прибой - широкий и могучий даже в самую тихую безветренную погоду, - тот никогда не перепутает его с обычными волнами, накатывающими на берег любого из внутренних морей, как нельзя перепутать тяжелые вздохи тигра в темноте джунглей с уютным посапыванием домашнего кота. Однако и дыхание океана в тот вечер было ровным, спокойным, умиротворяющим.
      Татьяна вздрогнула, конечно, от первого резкого звука, но даже она не обернулась, только руки ее и спина напряглись на какую-то секунду. А я и вовсе с непонятной уверенностью сразу сказал себе: "Ерунда. Вся эта пальба не имеет к нам ровным счетом никакого отношения". Меж тем моя правая ладонь, жившая собственной, совершенно отдельной жизнью, нырнула в карман пиджака и привычно нащупала там теплую рубчатую рукоятку старенького "ТТ". На дне большой спортивной сумки валялась еще и "беретта" - полегче, поудобнее, поскорострельнее, - но ввязываться в боевые действия приходилось, мягко говоря, не часто, и под одеждой я постоянно носил с собою именно любимый "ТТ" - скорее как талисман, чем как средство самозащиты.
      - Ну, и для чего я сюда приехал?
      Мне пришло в голову, что пора, наконец, поинтересоваться и этим.
      - Для того же, для чего и я, - сказала Татьяна. - Чтобы все начинать сначала. С нуля.
      Это было слишком общо, я ждал продолжения.
      Кажется, меня доставили сюда на вертолете. Точно я уже ничего не мог вспомнить. Хотя в баре "боинга" за обедом выпил совсем немного хорошего ирландского виски, а в вертолете - и того меньше - рюмочку текилы с лимоном и солью, как полагается. Впрочем, я насыпал крупные кристаллы между большим и указательным пальцами и выдавливал сок из несчастного фрукта только из уважения к двум летевшим вместе с нами мексиканцам. На самом деле я всегда восхищаюсь изысканным и ни на что не похожим вкусом настоящей серебряной текилы и совершенно не понимаю, для чего нужно глушить тонкий букет агавы грубо-контрастным впечатлением от соленого цитруса.
      Потом, от места посадки, мы, кажется, ехали с Татьяной на лошадях, которых позже привязали к столбам, торчащим из песка посреди пляжа. Кажется, довольно долго целовались, прежде чем опустились в шезлонги и начали пить пиво. Однако целовались мы еще и раньше, едва только встретились, и было это совсем неплохо, даже здорово, хотелось поскорей остаться вдвоем, неважно где, только бы вдвоем, без свидетелей... А вот поговорить как раз и не успели.
      - Начать с нуля, - повторила Татьяна, потом выдержала солидную, по-актерски эффектную паузу и грустно сообщила: - Трахаться сегодня не будем.
      - Хорошо, - сказал я рассеянно.
      Теперь, на вечереющем пляже, я как-то совсем не думал об этом. Странно.
      - Чего ж тут хорошего? - удивилась Татьяна. - Просто времени, похоже, не остается.
      Я вздрогнул от ее последней реплики. Я вдруг вспомнил с магнитофонной точностью, что мы повторяем слово в слово собственный исторический диалог трехлетней давности. Однако для продолжения давнего спектакля требовался, как минимум, еще один персонаж, который сейчас отсутствовал.
      Я привлек Татьяну к себе и прошептал:
      - Я снова люблю тебя! Как тогда. Слышишь? Мне достаточно, чтобы ты просто сидела рядом.
      - Врешь ты все, поросенок, - улыбнулась она.
      - Не-а, - я помотал головой. - Рассказывай. Рассказывай, наконец, что случилось.
      Солнце уже почти целиком ухнуло в океан, коралловый остров сделался похож на несчастного черного жука, угодившего в еще не остывшее апельсиновое желе. А за нашими спинами продолжали стрелять. Однако вместо подробных объяснений происходящего мне довелось услышать от Татьяны лишь несколько странных сентенций, одна загадочнее другой.
      - Два года назад наша хваленая Международная служба контроля, она же Служба ИКС, фактически прекратила существование, - поведала она, словно это было какое-то откровение или фраза, имеющая ритуальный смысл. - Служба почила в бозе вослед за своим российским филиалом. Но МСК или ИКС - это только имя, пустой звук в тишине. Организацию можно назвать и службой "игрек" и даже службой "зет", намекая на первую букву слова "зеро". Служба может превратиться в нуль, в дым, в ничто, но мы, Причастные, с этого нуля начнем и пойдем дальше. Понимаешь?
      - Нет, - честно признался я. - Не понимаю.
      - А все очень просто. Причастные - это ведь не звание и не должность, это... как национальность, даже еще глубже - как принадлежность к биологическому виду в животном мире. Поэтому Причастные и не могут отказаться от своей миссии, - терпеливо объяснила Татьяна и добавила: Даже если они сидят в Берлине и пишут романы на французском языке.
      - На английском, - автоматически поправил я. - По-французски писать мне пока еще слабо.
      - Какая разница! - буркнула она.
      И вправду разницы никакой. Просто камушек был брошен в мой огород. Это я, один из Причастных, демонстративно ушел от дел надолго, вернулся к литературным занятиям и свой последний роман действительно сам переводил теперь на английский, откровенно вызывая на поединок тень великого и горячо любимого мною автора "Лолиты". Нет, это была еще не паранойя, но что-то вроде. "Уж если убегать от проблем внешнего мира, - рассуждал я, - так убегать основательно".
      А убежать хотелось, особенно после того экстравагантного приключения прошлой зимой, когда они все-таки выдернули меня из иллюзорной пасторальной тиши и, бросив в самое пекло, заставили вновь работать во имя и на благо. Чего? Я не успел понять, я тут же выкинул все из головы и вернулся к роману. Между прочим, титанический этот труд начат был еще в девяносто шестом в Ланси, под Женевой. Далеко не закончив русского варианта, я уже стал перетолмачивать первые главы романа на английский - сам не знаю, для чего, так, хохмы ради, серьезное понимание пришло позже. Однако большую часть последнего, как и предыдущего, года я прожил - Татьяна была права - в Германии.
      И вот теперь она попрекнула меня и Берлином, и романом. Оказывается, у нас у всех есть миссия, про которую никак нельзя забывать. Ах-вах!
      - Хорошо, Верба, - смирился я, даже не пытаясь больше возражать ей.
      Впервые с момента нашей встречи я назвал ее этим условным именем, как бы подчеркивая наше взаимопонимание и "братство во Причастности".
      - И что же мне надлежит теперь делать? Опять руководить?
      - Нет, Ясень, - сказала Татьяна, - руководить не надо, как и раньше, впрочем. Надо просто найти ответ.
      - На все вопросы сразу, - предположил я почти всерьез.
      - Лучше на один, но самый главный, - она грустно улыбнулась и вытащила из маленькой сумочки дискетку в прозрачной твердой упаковке.
      О, дьявол! Дискетка была черная с золотом, фирмы "Макселл".
      - Та самая? - решил уточнить я, хотя уже понял наверняка и сразу: это именно она.
      Верба кивнула.
      - И зачем же ты таскаешь с собой такое сокровище?
      Темнеющий на глазах океан вдруг заворчал глухо, тревожно и, как мне показалось, злобно, а притихшая было стрельба за горами вспыхнула с новой силой, автоматы застучали ближе и чаще. Татьяна терпеливо дождалась относительной тишины и ответила:
      - Я взяла дискету с собой именно потому, что здесь и сейчас есть шанс прочесть информацию по-новому.
      Ну, наконец-то ответ был получен. Значит, мы вдвоем притащились сюда, чтобы вот так вот запросто раскрыть древнюю и страшную тайну. Весело. Как говорят англичане, полный чайничек рыбы. Беда заключалась в том, что я совсем не надеялся поймать золотую рыбку даже в самом распрекрасном чайнике. Я уже очень давно в эти сказки не верил. Точнее, не верил никогда. Писатели-фантасты - они ведь ужасные циники и скептики. В реальной действительности никаких чудес на дух не переносят. А большинство людей, то есть читателей, этого не понимают и всякий раз очень удивляются. А чему тут удивляться? Ведь известно же, работники кондитерских фабрик терпеть не могут сладкого...
      Три с лишним года назад весь научный центр Службы ИКС в Колорадо во главе с Тимоти Спрингером стоял на ушах месяца четыре, не меньше, пытаясь разархивировать безумный файл, записанный кем-то на самый простой магнитный носитель, но, к сожалению, совершенно непростым способом. Существование файла подтверждалось, он даже копировался на что угодно, он позволял присваивать себе новые названия, многократно ужиматься при дальнейшем архивировании и только одно оказывалось невозможным - считывание, то есть перевод информационного массива в удобочитаемый двоичный или какой угодно другой код. Лучшие умы в информатике и кибернетике к исходу третьего месяца признали "дискету Сиропулоса" самой невероятной шуткой за всю историю науки и торжественно поставили крест на практическом решении этой проблемы, тем более что сам Никос Сиропулос, вручивший пресловутую дискету Вербе от имени предыдущего шефа Международной службы контроля Фернандо Базотти, умер раньше, чем успел что-либо рассказать. Сиропулос отошел в мир иной тихо, без эффектных жестов и постороннего вмешательства, что, впрочем, не исключало возможности подобного вмешательства на более ранних этапах. Провели вскрытие. Никаких следов отравления или иной насильственной смерти не обнаружили.
      Следствие по делу о дискете быстро зашло в тупик. Вообще вся история со стариком Базотти, расстрелянным своей преемницей Татьяной Лозовой непосредственно в гробу шестью серебряными пулями, и без того носила жуткий мистический оттенок. Обычные специалисты из оперативно-следственного отдела Службы не очень-то и хотели соваться в подробности "нечистого" заговора и "святой" мести. Юристы в таких категориях не работают. Другое дело - врачи. Эти проявили, конечно, известный интерес к феномену. Бывшего начальника ИКСа Фернандо Базотти по прозвищу Дедушка высоколобые психиатры признали стопроцентным параноиком, собравшим и вокруг себя не совсем здоровых людей с разной степенью психотических отклонений. Правда, саму Татьяну сочли абсолютно здоровой. Испугались, наверно, высочайшего гнева. Дядюшке Джо, ну то есть Иосифу Виссарионовичу, тоже, рассказывают, никто не решался сообщать, чем он на самом деле болен. (Миленькое получилось сравнение. Однако по масштабам власти две столь непохожие фигуры - Сталин и Лозова сопоставимы, как это не смешно покажется кому-то.)
      На том бы все и закончилось. Но внезапно к делу о "дискете Сиропулоса" подключился не кто иной, как великий гуру Свами Шактивенанда. Ну а как же иначе? На стыке физики, медицины и философии именно и только Анжей Ковальский - таково было настоящие имя гуру - мог нашарить что-то путное. Он и нашарил. Дискету Анжей принялся читать глазами. Скорее всего, не первыми двумя, а третьим, четвертым или сколько еще их там у него было. Ведь открыв что-то, гуру редко останавливался на достигнутом. Касалось это и открывания всевозможных глаз.
      Я его видел тогда, в момент изучения проклятущей дискетки, и уж не знаю, в каком месте положено у них, у "гуров", открываться дополнительным глазам, но в данном случае чувствительный элемент располагался, похоже, на кончике носа. Шактивенанда скорее обнюхивал дискету, чем разглядывал ее. Ну, спасибо еще на зуб не пробовал!
      Резюме, однако, получилось сильным.
      - Эту дискету можно будет прочесть, - объявил великий ученый, не считающий себя магом. - Прочесть можно. Но исключительно в точке сингулярности.
      - Постойте, - вспомнил я. - Точка сингулярности - это что-то из физической химии. Причем здесь?
      - Не знаю, - ответил Шактивенанда скромно и явно не желая вдаваться в объяснения термина. - Я прочел это здесь. - Он показал на дискету. - Так сказано. Без комментариев.
      - Еще раз. И помедленнее, - попросил тогда Тимоти Спрингер, буквально ошалевший от выводов гуру. - Где именно вы прочли эту информацию?
      - Эту информацию я прочел на интересующей вас дискете. Там был такой маленький самостирающийся ментальный файл типа "read me". Файл, стирающийся в случае прочтения. Я прочел его. Просто как инструкцию без подробного комментария. Теперь я буду думать над ее смыслом. Вы тоже можете думать. Сингулярность - понятие достаточно широкое, проведите поиск по всему спектру значений. Вам дали ключ, а ключи к закрытым дверям никогда не выдают случайно. По крайней мере такой серьезный человек, как Базотти, рассеянностью не страдал даже в последние дни своей жизни.
      Вот, собственно, и все, что сообщил тогда почтенному собранию гуру Свами Шактивенанда. А после замолчал надолго. Вытрясать из него дополнительные сведения и даже самым мягким образом поторапливать никто особо и не намеревался. Среди Причастных слишком хорошо знали, насколько это бесполезное занятие. Однако, вопреки ожиданиям многих, информация Анжея Ковальского не дала никакого нового импульса экспертам научного центра. Энтузиазм их окончательно увял, а Тимоти Спрингер лично заявил, что само понятие "ментальный файл" представляется ему абсурдом, прочтение же злополучной дискеты "шестым глазом на носу в черт знает какой особой точке" - тем более нелепо. На том и закрыли тему.
      Слово singularis действительно означает на латыни "особенный, редкий, единственный", но я, решив освежить в памяти знания студенческой поры, заглянул в учебник по химии и прочел там следующее: "Точка сингулярности, или сингулярная точка, на диаграмме состояния вещества отвечает образованию в системе соединения постоянного состава. Иными словами, на кривой "состав - свойства" это максимум, в котором происходит разрыв первой производной свойства по составу". Ну и что могла мне дать вся эта дивная информация? Ничего. У физиков наверняка была своя сингулярность, у биологов - своя, у социологов - своя. Пусть Ковальский сам из симбиоза всех наук извлекает мистический смысл. Он эту ерунду придумал - ему и распутывать. Короче, тему действительно закрыли.
      И все бы хорошо, если бы не одно маленькое, но существенное недоразумение. После "обнюхивания" дискеты Шактивенандой, объем нечитаемой информации на ней уменьшился ровно на 2048 байт. Что особо примечательно, произошло это одновременно и во всех копиях. На основании столь невероятного факта несколько фанатиков продолжили изучение феномена. Все-таки наметился как будто некий серьезный сдвиг, если учесть, что до того частичное стирание файла в копиях было принципиально невозможным только полное, а оригинал оказывался и вовсе не стираемым. Эксперименты по сжиганию или, скажем, растворению оного оригинала, никто, разумеется, проводить не решился.
      В общем, уже через месяц после исторического откровения гуру Спрингер заявил, что сойдет с ума, если будет продолжать работу над этой чертовой загадкой. Главное, он не видел в ней никакого практического смысла. "У нас с вами что, других проблем нет? - распалялся бывало старик Тимоти на закрытых совещаниях в самом узком кругу. - Ну, в конце-то концов, у одних сообществ считаются символами власти меч и дубовые листья, у других скипетр и держава, у третьих - серп и молот... А мы с вами выбрали перстень и дискету. Так ли уж важно знать химический состав ритуального предмета? Какая вам разница, что там написано?! Главное - признавать авторитет первого лица и соблюдать внутренний распорядок службы".
      Но вот как раз с внутренним распорядком и вышла накладочка.
      Практически одновременно с завершением работ по проекту с романтичным названием "Readme", то есть "Прочтименя" в одно слово, первое лицо в "сообществе перстня и дискеты" Татьяна Лозова объявила о реорганизации Службы ИКС, в частности, о сокращении аппарата, о сужении круга охраняемых персон и соответствующем уменьшении численности личного состава подразделений внутренней безопасности. Наконец, было принято решение о полном переводе диверсионно-разведывательных групп под юрисдикцию федеральных служб США, Западной Европы и Японии. А агентурная сеть ушла в прямое подчинение Фонду Би-Би-Эс, то есть тому самому прародителю службы ИКС - изначально созданному гуманитарному фонду Базотти, Балаша и Спрингера. Меж тем на текущий момент в живых оставался один лишь "С". И Верба автоматически стала соучредителем Фонда.
      В общем, началась кадровая чехарда в лучших российских традициях худших периодов нашей истории. И чтобы как-то остановить этот зловредный процесс, директором-распорядителем Фонда был назначен Леня Вайсберг, меня же, не спрашивая, поставили одним из его заместителей. Ну, наконец-то справедливость восторжествовала. Какой я им, к черту, самый главный начальник?! Я вообще мечтал быть этаким почетным членом. А по нечетным я предпочел бы сидеть дома и писать книги. Довольно скоро мне именно это и позволили. Жизнь потекла мирно и тихо. Я, правда, по-прежнему числился Сергеем Малиным, а не Михаилом Разгоновым. А для тех ненормальных в штаб-квартире в Майами и в Колорадском центре вообще оставался Ясенем, Причастным и суперагентом, благо подготовочка была уже ого-го! Однако для себя и ближайших родственников стал просто писателем.
      Возвращение домой, в смысле в Москву, пока не планировалось. Даже после бурного лета девяносто шестого, когда закончилась война в Чечне, а Ельцин, на радость одним и на горе другим, вновь - или, как очень мило говорят не совсем грамотные люди, обратно - возглавил многострадальную Россию. Рановато оказалось приезжать в Белокаменную: люди-то кругом все те же, и попасть в лапы какой-нибудь из спецслужб было для меня более чем реально. Вот я и отсиживался в тихом городке Ланси вместе с сыном, женой и ее родителями. Потом мы втроем переехали в Берлин.
      А потом оно грянуло.
      Впрочем, я же хотел обо всем по порядку... Или не хотел? Память хитрая штука, порою совсем неуправляемая. Верба потревожила ее, извлекая на свет Божий почти забытую мною дискету. И всколыхнулось в памяти что-то огромное и зловещее. Я же не хотел больше знать никаких тайн, и если б Татьяна предупредила заранее, просто бы никуда не поехал.
      - Неужели пора? - спросил я.
      - Похоже, что да. Точка сингулярности - это понятие одновременно пространственно-временное и ментально-психологическое.
      - А-а-а, - протянул я, болезненно морщась от ее последних слов. Однажды я, помнится, уже охотился за свирепым ментальным бармалеем. По-моему, ничего хорошего не получилось. Пустое и даже вредное занятие.
      - Значит, придется поохотиться вновь, - строго сказала Верба.
      - А тебе не кажется, что дело Грейва начинает поразительным и самым наипротивнейшим образом напоминать дело Седого? Опять все тот же черный кот имени старика Конфуция, которого надо ловить в абсолютно темной комнате, особенно...
      - Не объясняй так длинно. Предыдущий кот был больше похож на мерзкого опоссума. И был пойман, хотя и сдох до этого сам. Нового мы тоже выловим. Такая уж у меня профессия - убивать крыс. Я выросла в советской стране и воспитывалась на книгах "Как закалялась сталь" и "Овод". Павку Корчагина оставлю в покое, а вот Ривареса процитирую: "Единственное достойное занятие - убивать крыс".
      - Должен заметить, весьма вольная цитата, Танюшка, - проворчал я, однако беззлобно.
      Спорить не хотелось. Стрельба стрельбой, а настроение было по-прежнему удивительно мирным. И все-таки я обернулся. Мимолетно, косо. Увидел на горе красиво подсвеченный особняк, целый дворец с воротами, с резными стенами, с башенкой, увенчанной красным неоновым маячком на телевизионной антенне, и сказал:
      - А ты знаешь, что вторая жена шейха Шарджи - итальянка. Вон ее дом на горе. Видишь? По-моему, очень красивый.
      - Ясень, ты бредишь, - испугалась Верба. - Какая жена шейха? Мы же в Калифорнии. Посмотри на баночку у себя в руках. Да в эмирате Шарджа не только нельзя пить пиво, его даже провозить туда запрещается.
      - Ну, значит, это уже расстреливают тех, кто незаконно пил пиво, мрачновато пошутил я. - Скоро и до нас доберутся.
      - Там никого не расстреливают, - проговорила Татьяна с непонятным выражением.
      Я огляделся. Теперь уже обстоятельно. Сверкающий огнями береговой отель выглядел вполне стандартно: "Хилтон", он и в Африке "Хилтон". Но вот узнанный мною замок на горе был далек от калифорнийских традиций. Растительность по склонам, скалы, песок - все это гораздо больше напоминало Аравию, притом что летел я, безусловно, в Америку. Теперь-то уж точно вспомнил: рейс был до Сан-Франциско. И сомнения в реальности происходящего закрались капитальные. А добило меня тяжко вздохнувшее неподалеку животное. Там, где мы оставили лошадей, поднимался с колен - сначала задние ноги, передние потом - огромный одногорбый верблюд в ярко-голубой шелковой попоне с надписью по-арабски "Океанский отель". Было уже почти темно, но не настолько, чтобы перепутать верблюда с лошадью, а причудливую арабскую вязь с латиницей.
      Вокруг нас был именно Кхор-Факкан - чудный курортный городишко на берегу Оманского залива.
      Однако в чудных курортных городишках убивают порою так же хладнокровно, как и в больших грязных мегаполисах. Моя правая рука, привыкшая жить собственной жизнью, уже стискивала рукоятку "ТТ". Верба коротко обернулась и вмиг поняла все, точнее, поняла что-то свое.
      - Убери этот музейный экспонат и достань у меня из сумки "узи", буркнула она.
      Я послушно выполнил приказ, а Верба тем временем быстро извлекла свой миниатюрный ноутбук и пихнула в дисковод нашу вселенскую загадку.
      Океан взревел. Налетел сильнейший порыв ветра, нас забросало солеными брызгами. Верблюд протрубил жалобно и громко, как слон. Стрельба за горами усилилась, точнее, из-за гор уже слышалась канонада, а перестрелка, довольно беспорядочная, сместилась куда-то к самому отелю. Я тут же залег и, поводя стволом, напряженно шарил глазами в полумраке. Однако никакой активности в зрительном ряду не наблюдалось - только звуки. Экран компьютера слабо светился. В глазах Татьяны плясали безумные искорки.
      - Все, - сказала она вдруг. - Автомат можешь убрать.
      - Почему? - спросил я тупо.
      - Потому что сейчас нам ничто не угрожает.
      - Да, но ведь эти арабы уже совсем близко, - не понял я. - Хоть на всякий случай...
      - Это не арабы, - перебила Верба. - Это тон-тон-макуты, то есть тьфу!.. эти, как их... ирландские оранжисты. Они попали в чеченскую засаду, и, к сожалению, мы не сумеем помочь им. Мы же в Калифорнии, а они у себя.
      Сказать ей, что теперь бредит она, было бы слишком примитивно и даже неостроумно. Я убрал оружие и предпочел промолчать. Потом демонстративно поднялся во весь рост, сделал большой глоток пива и начал расстегивать рубашку.
      - Тогда самое время пойти искупаться, - такую глубокомысленную фразу придумал я в ответ на весь поток ее абсурдной информации.
      - Нет, - резко возразила Татьяна. - Купаться теперь уже тоже не получится. Видишь ли, Ясень, здесь не Америка и не Эмираты, не Ирландия и даже не Чечня. Мы угодили в самую точку сингулярности.
      - Куда?! - не поверил я.
      А потом посмотрел еще раз на океан и в ту же секунду все понял.
      Часть первая
      ВИРТУАЛЬНЫЙ
      БУМЕРАНГ
      Глава первая
      ЯЙЦА ВСМЯТКУ
      Грохот был очумительный. Будто с крыши двухэтажного дома напротив уронили контейнер с мусором. Это уже потом Тимофей часто вспоминал, что именно такая дурацкая ассоциация первой пришла ему в голову, хотя тяжеленные контейнеры никто и никогда на подобную высоту не поднимает наоборот, в них по ходу бесконечного ремонта, случается, бросают всякий хлам из верхних окон. Как-то раз швыряли с утра и до обеда - работать невозможно, хоть ты тут сдохни. А сейчас грохот был существенно масштабнее, несуразнее, да и время, прямо скажем, нерабочее - полночь без двадцати. Если честно, Тимофей сразу понял, что произошло, еще до того, как заорала сигнализация. Но, упрямо не желая смиряться со страшной мыслью, мозг изобретал абсурдные объяснения случившегося. Сигнализация-то орала простенькая - допотопный "аларм" за двадцать долларов вместе с установкой в этом пижонском переулке возле Курского вокзала ни у кого такой больше и не было. Так что вывод напрашивался сам собою.
      Кажется, Маринка подлетела к окну первой. Но какое это имело значение? Время все равно как будто остановилось для них обоих. Маринка превратилась в соляной столб, словно жена Лота, а сам Лот, то бишь Тимофей, только выдохнул с непонятной, будто злорадной интонацией:
      - Точно! Наша.
      И ринулся ко входной двери. Ломанулся как был в одних спортивных трусах и старых стоптанных вьетнамочках на босу ногу. Ведь сидели, чай пили. Окна нараспашку, жара, даже ночью не ослабевшая, умиротворение, покой, хорошо так сидели...
      В любой другой ситуации глупее бы не было лететь на разборку с долбанувшим тебя водителем, не только не прихватив чего-нибудь тяжелого, но даже не обувшись, однако специфика данного случая заключалась в одной простой вещи: окна их квартиры выходили аккурат на отделение милиции, перед которым все и произошло.
      В действительности не так уж и сразу вылетел Тимофей Редькин из квартиры. Тоже постоял столбом каких-нибудь три-четыре секунды, пялился в окно, словно завороженный. Не каждый же день видишь, как твою машину уродуют, да еще вот так! Оба автомобиля замерли, словно боксеры в клинче. Покореженный металл, осколки на асфальте, дымится что-то - в тусклом свете фонарей и не разобрать, что за марка у обидчика. Но Тимофей успел увидеть еще сверху, как изо всех четырех дверей выскочили молодые ребята и дружно драпанули во двор. Вопрос о том, что злостный нарушитель может слинять с места аварии на своих колесах, по сути, и не стоял, но все равно почему-то думалось, что следует спешить. Куда? Зачем? Ну, мало ли!
      Пока он ссыпался вниз по лестнице, не было еще ни обиды, ни досады, ни злости даже, был какой-то звериный охотничий азарт: догнать, задержать, в милицию их всех, в милицию! А уж там разберемся. Спасибо, хоть ключи от машины Тимофей не забыл на бегу схватить, они, как всегда, лежали в прихожей на фортепьяне.
      Так у них в семье было принято говорить после совместного прочтения в журнале "Проза Сибири" романа Павла Кузьменко "Катабазис". "Фортепьян - это такой большой черный пианин", - объяснял автор на первых же страницах своего выдающегося произведения в стиле постмодернизма. Тимофей с давних пор любил всевозможную авангардную литературу - Аксенова, Довлатова, обоих Ерофеевых, Владимира Сорокина, Егора Радова. Так что не всеми замеченный роман Кузьменко сразу сделался его настольной книгой.
      Но самый лихой авангард и постмодернизм ожидал эстета Редькина непосредственно на улице, куда он не то чтобы даже выбежал, а скорее вывалился, потому как бегать во вьетнамках - последнее дело, знает любой. В общем, нога за порог, тапочек в подъезде, руки вперед, спасибо не носом по асфальту, но коленки все равно в кровь, особенно правая. Плевать, плевать! Главное - вот оно. Зрелище.
      И откуда столько зевак летом, в полночь, в центре Москвы? Некоторые с собаками вышли, чинно так прогуливаются, деловито осматривают картину происшедшего. А картина впечатляющая. Картина достойна кисти мастеров если не Лувра, то уж Малой Грузинской - это точно.
      Черная и весьма приличная на вид тридцать первая "Волга" въехала в зад редькинской "Нивы-Тайги" под углом и смяла новехонький кузов цвета "спелая вишня" по диагонали. Арка заднего правого колеса буквально вонзилась в покрышку, выдавленное стекло дверцы багажника, чудом не разбившись, висело не столько на резинке, сколько на честном слове. А морда "Тайги" влепилась в морду редькинского же старого "Москвича", помяв бампер, расколов решетку и, вне всяких сомнений, пробив паянный во многих местах и потому хрупкий радиатор. Мало того, "Москвич" боднул еще и стоявший позади "Фольксваген-Пассат" едва ли не девяносто седьмого года, сверкающий новизной, чистотой и прочим великолепием. Правда, теперь великолепие несколько пострадало спереди от корявого, заляпанного краской и грязью заднего бампера "Москвича". Неумытая русская попка глубоко въехала в мягкое и незащищенное лицо германского аристократа, лишив его обоих глаз. Что и говорить, зрелище!
      Сама же "волжанка" пострадала, похоже, сильнее всех: крышка капота вздыбилась корявой жестью, треснула в отдельных местах, из-под нее обильно валил дым. При ближайшем рассмотрении, впрочем, выяснилось, что угрозы пожара нет - это электролит из раздавленного в лепешку аккумулятора разъедал, не ленясь, все подряд. А лобовое стекло машины-тарана покрылось густой сеткой трещин.
      В дополнение к этому дивному пейзажу посреди мостовой лежала карикатурно большая пружина, словно кто-то разломил в небе гигантскую шариковую ручку с кнопочкой. Тимофей даже не сразу догадался, что это пружина амортизатора от его передней подвески. Затем как-то машинально поднял ее, подошел к несчастной изуродованной "Тайге", отключил противно кричащую сирену и, не без труда открыв перекошенную дверцу, бросил оторвавшуюся деталь внутрь.
      И в этот самый момент из дворов, с той стороны, куда умчались волговские ребята, отчетливо раздался выстрел.
      - Ни фига себе! - прокомментировал парень со здоровенным черным терьером. - Они уже стреляют.
      - Кто они? - автоматически спросил Тимофей.
      - Менты, - ответил парень. - Они же за этими уродами побежали. Вы разве не видели?
      - Нет, - сказал Тимофей.
      - А думаете, поймают? - спросила Маринка.
      Она уже стояла рядом, нервно вцепившись в голую руку Редькина.
      - Думаю, да, - ответил парень со знанием дела.
      Черный терьер смотрел на чету Редькиных из-под косматых бровей и явно соглашался с хозяином.
      Тимофей не знал, о чем говорить дальше. Он даже не знал, что вообще надлежит делать в подобной ситуации. Просто затравленно озирался по сторонам и ждал.
      - Это ваша машина? - участливо спросил парень в очках.
      Вопрос был дурацкий. После того как Редькин у него на глазах отключал сигнализацию и открывал дверцу собственным ключом, можно было спросить о чем-нибудь поумнее. Но на иронию не осталось сил, и Тимофей просто ответил:

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6