100 великих спортсменов

Заставив себя успокоиться, Дженнер прикинул свои шансы и вычислил, что для успеха ему нужно пробежать 1500 метров на восемнадцать секунд быстрее Стива Гоу, занимавшего тогда третье место. Умевший целиком выкладываться и опередив на восемь секунд свое рекордное достижение, он прошел квалификационный отбор также с личным рекордом, набрав 7846 очков.

Здесь история делает некоторую паузу, так как в Мюнхене Дженнер финишировал десятым, набрав 7722 очка – на 732 меньше, чем Николай Авилов, установивший мировой рекорд с 8454 очками.

Теперь, оставив свою визитную карточку, Дженнер поставил себе целью набрать в 1976 году 8600 очков. «Я повесил на стене лозунг, – говорил он. – Восемь пятьсот в 75-м; восемь шестьсот в 76-м».

За три прошедших между Олимпиадами года Дженнер выиграл двенадцать из тех тринадцати соревнований, в которых принимал участие. Единственная неудача постигла его в 1975 на Национальном первенстве ААУ. Лидировавший перед прыжками с шестом, Дженнер вдруг начал испытывать проблемы с приближением к яме для прыжков. Не сумев оторваться от земли, он сперва посмотрел на шест с таким видом, будто вина за это лежала на неповинном снаряде, а потом пробежал по матам, ругаясь во всю глотку, зашвырнул шест подальше и вновь побежал. «Я подобрал шест, выбежал со стадиона, пересек поляну, уселся под деревьями и выплакался», – вспоминал он впоследствии.

Месяц спустя, на матче по десятиборью между командами США, СССР и Польши Дженнер установил новый мировой рекорд, набрав 8524 очка, в то время как прежний его обладатель, Николай Авилов, сумел финишировать только третьим с 8211 очками. Так Дженнер исполнил первую часть собственного обета.

Вторая половина воплотилась в жизнь на Олимпийских играх 1976 года в Монреале. Вступив на дорожку стадиона, Дженнер ощутил, что «в известном смысле обязан победить». И к концу первого дня двухдневных соревнований, надеясь отставать от лидеров очков на 200, он обнаружил, что отстает от лидера всего на 35 очков и на 17 от шедшего на втором месте Авилова. Земля Обетованная была теперь совсем рядом, оставалось только протянуть руку и коснуться ее.

Дженнер знал, что теперь ему для победы нужно было «только показать свои лучшие результаты во всех оставшихся пяти видах». И после первых трех видов последнего дня он уже не сомневался в победе. А осознав ее близость, этот человек, которого звали «Доблестным и Мускулистым Принцем», зарыдал.

Перед последним видом, бегом на 1500 метров, Дженнер успел набрать 7904 из обещанных самому себе 8600 очков. Выходя на последнюю прямую, он уже знал, что недалек от заветного числа. «Я не мог замедлить хода. Я гнал и гнал себя вперед». Пересекая линию финиша, он поглядел на часы. Личный рекорд в беге на 1500 метров принес ему мировой рекорд. А с ним и 8618 очков.

Так Брюс Дженнер доказал всему миру и себе самому, что и в самом деле является величайшим атлетом мира.

СЭМ СНИД

(1912—2002)

«Сладостный» свинг Снида являлся движением ритмическим и текучим. Он исполнялся одними запястьями, отчего разлакомившийся на подобных деликатесах ведущий спортивный журналист того времени Грантленд Райс писал: «В одном-единственном движении тяжелой лапы тигра изящества и экономии больше, чем у всех у нас. И истинно животная грация Сэма Снида, наносящего убийственный удар Бейба Рата, разворачивающегося на пятках, ну и конечно же Джека Демпси, уничтожающего противника, являются для меня воплощением тигриных рефлексов в человеческом облике».

Свинг этот осенил Снида не сам по себе. Некоторые утверждают, что он рожден был колыханием древесных ветвей на холмах графства Бат, что находится в западной Вирджинии возле гор Аллегени. Другие предполагают, что причиной всему послужил заработанный в средней школе во время игры в футбол перелом левой руки, заставивший Снида взяться за клюшку для гольфа – чтобы рука не немела. Как бы то ни было, к двадцати одному году игра его достигла столь высокого совершенства, что он сумел найти себе работу в местном отеле, где чистил клюшки для гольфа и ботинки за царские деньги – 20 долларов в месяц, в денежных единицах времен Депрессии. На следующий год зарплату его урезали ровно на 20 долларов, однако хозяева отеля позволили Сниду водить постояльцев «на лужок» – попрактиковаться в гольфе.

В профессиональный тур он вступал уже в 1936 году, дерзким и беспечным 24-летним юнцом, обладателем самого сочного, то есть «сладкого» свинга, который когда-либо видели представители спортивной прессы. Однако журналисты заметили кое-что другое. И потому, привыкнув иметь дело с личностями, годящимися для музея восковых фигур мадам Тюссо, немедленно занялись парнем, физиономия которого лучилась блаженством, а ступни явным образом не обнаруживали привычки к ботинкам. Отличавшийся тягучим, словно теплый сироп, говорком, Снид быстро был окрещен «деревенщиной». Однако сам он не возражал и даже посмеивался вместе с журналистами, не забывая перемежать деревенский юмор широкой ухмылкой.

Когда он выиграл свой первый турнир, открытое первенство в Окленде в 1937 году, кто-то подарил ему экземпляр «Нью-Йорк Таймс» с описанием его победы и фотоснимком. Утверждают, что Снид сказал: «И как же это к ним попала моя фотография? В Нью-Йорке-то я не бывал». В другой раз, после того как Снид впервые победил в чемпионате ПГА, репортер спросил, чем для него примечателен этот турнир. Наш герой в соответствии с одной из самых знаменитых баек гольфа ответил с южным акцентом и всем прочим: «Я никогда не ем в день проведения турнира». В газетах же получилось: «Я никогда не ем в день Искупления (в английском языке эти слова можно произнести схожим образом)», что заставило многих любителей гольфа решить, что Снид принадлежит к иудейскому вероисповеданию.

Никто не знал, от ума ли исходит юмор Снида, или же от природы. Однако словечки его пользовались успехом. К тому же он продолжал выигрывать турниры, а значит, росла и его легенда, пересыпанная почтительными анекдотами.

Снид трижды выиграл первенство ПГА, трижды «Мастерс» и один раз открытое первенство Британии. Он выиграл восемьдесят четыре турнира – больше, чем любой другой гольфист в истории этого вида спорта.

Однако характерной чертой его карьеры было не множество побед, а скорее неспособность выиграть самый главный турнир, который он называл «Большим Дядей», – Открытое первенство США. Являясь фаворитом первого из таких турниров – в 1937 году в Окленд-Хиллз, – он был «близок к победе, но, увы», Снид финишировал со вторым результатом в истории Открытых первенств, проиграв лишь Ральфу Гулдолу, опередившему его всего на два удара при рекордном 281 очке.

Два года спустя находившемуся перед финальной лункой вновь в качестве фаворита Сниду нужно было для победы только отправить мяч в восемнадцатую лунку. Однако табло рядом не было, и Снид не знал этого. Но на сей раз удар получился не классическим, а катастрофическим. Он проиграл два удара.

В 1947 году Снид вновь претендовал на звание чемпиона Открытого первенства США. Уступая перед последней лункой всего один удар Лью Уоршему, Снид сумел отыграть этот удар и перейти в плей-офф на восемнадцати лунках. После семнадцатой лунки по-прежнему сохранялась ничья. Потом на восемнадцатой лунке Уоршем недотянул двух с половиной футов. Получив шанс на победу, Снид также не сумел добить мяч до лунки. Когда он начал примеряться ко второму удару, Судьба положила на его плечо свою тяжелую руку, прибегнув для этого к услугам Уоршема, усомнившегося в том, что Снид имеет такое право. Расстояния замерили, и мяч Снида оказался чуть дальше – в 30 1/2 дюймах, против 29 1/2 у Уоршема. Расстроенный и раздосадованный промахом, Снид промазал, а Уоршем аккуратно положил свой мяч в лунку. И звание чемпиона США опять ушло от Снида.

Хотя в 1949 году он был соперником Гэри Мидлкоффа, а в 1953 Бена Хогана, Снид никогда более не был настолько близок к победе в Открытом первенстве США, хотя принимал участие в тридцати чемпионатах и в двадцати семи из них завершил семьдесят две лунки, что до сих пор остается рекордом открытых первенств. Оглядываясь назад, Снид вспоминал: «Вот если бы я попал в шестьдесят девятую на последнем круге, то выиграл бы девять».

Прошло много лет, но «серийный» Сэмми по-прежнему оставался в деле. В 1979 году, покрыв веснушчатую лысину широкополой шляпой, уже старческими движениями, едва ли не в стиле крокета, Снид ошеломил мир гольфа, набрав 67 очков (в точности число своих лет), а через два дня последовали 66 очков на открытом первенстве четырех городов[62].

Тем не менее он останется в нашей памяти, как величайший гольфист, правда, никогда не побеждавший на Открытом первенстве США.

БИЛЛИ ДЖИН КИНГ

(родилась в 1943 г.)

В юности Билли Джин Моффитт блистала во многих видах спорта, в особенности в бейсболе. Однако один бейсболист в ее семье уже был – старший брат Рэнди, которому предстояло двенадцать лет выступать на уровне старшей лиги – и юная Билли Джин обратила все свое внимание и энергию на теннис.

Почти с самого начала своей карьеры Билли Джин обнаружила, что самой судьбой ей предназначено оспорить традиции тенниса. В юности, не имея средств на теннисную юбочку, она выходила на корт в шортах. Поэтому некие самонадеянные хранители теннисного огня исключили ее из группового снимка участников турнира, чтобы подобная вольность не подорвала имидж загородного клуба. Этой обиды она так и не забыла. И начиная с этого мгновения Билли Джин вступила в войну с «проклятой идеей теннисных загородных клубов», и с отношением к женскому теннису как к занятию второго сорта.

Не веря, что в мире рассчитывать не на что, Билли Джин попыталась исправить ситуацию и засучив рукава взялась за дело, считая, что необходимо быть, коротко говоря, – самой лучшей. Свой потенциал она продемонстрировала в Уимблдоне в 1963 году, победив одну из сильнейших теннисисток того времени Маргарет Смит с помощью сильных подач и ударов с лету, совершенно не свойственных в ту пору женскому теннису. В 1966-м она возглавила мировой женский теннис, впервые победив в Уимблдоне. А потом титулы и турниры пошли один за другим.

Но все это было прелюдией к ее профессиональной карьере, начавшейся в 1968 году. Вскоре после того, в соответствии со вздорными политическими традициями тенниса, между Билли Джин и Джеком Крамером разгорелся спор.

Поводом для этой полемики, которой суждено было навсегда преобразить весь облик профессионального тенниса, стал чемпионат Тихоокеанского Юго-Западного региона, состоявшийся в 1970 году. Возмущенная проведенным Крамером распределением призовых денег – на долю женщин выделялось менее одной восьмой той суммы, которая отводилась мужчинам, Билли Джин пригрозила бойкотировать соревнования до тех пор, пока Крамер не согласится на более равное распределение доходов. Когда тот отказался, Билли Джин и еще семь профессиональных теннисисток заключили символические контракты на 1 доллар с Глэдис Хелдман, издававшей в Хьюстоне журнал «Мировой Теннис». Так начался самостоятельный профессиональный женский тур, названный в честь новых сигарет фирмы «Филип Моррис» – «Вирджиния Слимз».

Оставалось сделать всего один шаг до стычки между Билли Джин Кинг и энергичным Бобби Риггсом.

Риггс не один год трудился на деловой стороне улицы, распихивая всех и каждого. В возрасте двадцати одного года этот сын проповедника выиграл Уимблдон, поставив на себя самого и заработав при этом 108000 долларов. Вершин впереди оставалось не много, и этот в сущности еще мальчишка, принялся шустрить и шустрить в масштабах всего мира.

Учитывая популярность женского тенниса – и в том числе количество призовых денег, которые начали приносить турниры «Вирджиния Слимз», Риггс придумал интересную схему. Объявив себя «Джейн Л. Салливан женского тенниса», пятидесятипятилетний Риггс заменил лозунг «Я могу побить любого мужика в этом доме» в более современный вызов: «В этом доме я побью всякого».

Начал он с залпа оскорблений: «Женский теннис? Какая гадость. Гоняют мячик вперед и назад, ударчики хорошенькие выходят, и ножками симпатичными перебирают. Но рядом с мужским теннисом это все равно что ночь в сравнении с днем». А потом добавил: «Самая лучшая теннисистка не сумеет победить даже такого старика, как я!» И, сделав подобное заявление, сей доблестный джентльмен отослал вызов пяти лучшим игрокам «Слимз». Ответила ему только одна: Маргарет Смит Корт.

Почти с того самого момента, когда мисс Корт приняла вызов Риггса, по ее мнению «потехи ради», матч этот разделил мужчин и женщин на два соперничающих лагеря. Этот матч стал в век рекламы, так сказать, «спортотрясением».

Игра состоялась в воскресенье, 13 мая 1973 года, в День Матери. И Риггс вышел в центр корта с подарком в руках, с красными розами, праздничным подношением Маргарет Корт. Это был первый психологический выпад. Взволнованная мисс Корт стала ждать следующего. Долго ждать ей не пришлось. За пятьдесят семь минут Риггс одарил ее целой кучей праздничных подарков – ударами прямыми, короткими, длинными, резаными и так далее и выиграл встречу: 6:2, 6:1.

На Риггса посыпалась теперь куча предложений всякого рода, начиная от боксеров и кончая гольфистами. Одно из них прислала Билли Джин Кинг, сказав: «Маргарет дверь открыла, а я намереваюсь ее захлопнуть», она предложила Риггсу сыграть за 100000 долларов, при условии, что все достается победителю. Риггс ответил согласием: «Я хочу сыграть с Билли Джин Кинг. Именно ее я и имел в виду!»

Билли Джин, публично заявлявшая: «Я не могу играть только за деньги; я хочу играть за дело», теперь получила и то и другое. Дело ее было делом феминисток, обиженных наглостью Риггса, утверждавшего, что его цель «вернуть женщин домой, на кухню, к детям, где им и положено быть». Ее доля была такой же, как у Риггса, 50000 долларов, что отражало ее веру в то, что раз женщины «предоставляют такое же качественное развлечение, как и мужчины», то и платить им следует соответствующим образом – поровну.

В вечер матча в хьюстонском «Астродоме» был настоящий карнавал. Толпа – 30472 человека – потекла на трибуны с программками, в теннисках, с повязками на головах, украшенных биологической символикой мужского и женского полов и разными теннисными цацками, – многие из важных гостей, занимавших 100-долларовые места, уже были на приеме в честь «Вирджиния Слимз». Здесь, в городе, где женский тур был организован три года назад, все пили здоровье Билли Джин. Многие из занимавших места за 50 и 20 долларов были при значках и знаменах, символизировавших их симпатии и пол. Несколько мужчин явились в шляпах со свиными пятачками и надписью «Мы свиньи и шовинисты за Риггса». Повсюду виднелись тенниски с надписями «Всю власть женщинам», а также сокращенным названием «WORMS» («Мировая организация борьбы против мужского превосходства»). Одно из многих знамен, вывешенных на ограждении, горделиво вещало: «Восток-Запад-Север-Юг, мисс Кинг, заткни рот Бобби». Другие, может и не столь красноречивые, требовали: «Побей его, Билли Джин» или: «В спальню ее, Бобби, в спальню!»

В назначенный час университет Хьюстона сыграл что-то из «Клеопатры», и шестеро обнаженных по пояс мужчин, одетых в стиле нубийских невольников, спустились по красному помосту с носилками, в которых восседала Билли Джин Кинг. Потом на другой стороне площадки появились шесть девиц, в красных теннисках с надписями «Сердечные подружки Бобби», толкавших тележку рикши. Внутри с огромным «Пряничным Дедушкой» в руках находился другой дедушка, Бобби Риггс. Выпрыгнув, он вручил Билли Джин свою конфету. В свою очередь она поднесла сопернику крохотного поросенка по имени «Лоример Торопыга», явно удостоенного этого имени в честь Роберта Лоримера Риггса.

После обмена приветствиями и обязательного телеинтервью соперники отправились бросать жребий, чтобы определить, кому подавать первым. Билли Джин превратилась в само воплощение деловитости, она поглядывала из-за своих очков с самым серьезным видом, словно говоря: «не-морочь-мне-голову-Джек-не-на-таковскую-напал». У нее колени не тряслись, хотя Риггс вел себя развязно.

Билли Джин выиграла жребий. И первую подачу. Она выиграла первый гейм ослепительным бэкхендом. Риггс проиграл второй гейм из-за двойной ошибки. Трудно было поверить глазам, спесь явно сходила с него! Сняв жилет, Риггс отправился в кресло сбоку площадки, чтобы ему помассировали ноги. Омолодившись таким образом, он выиграл подачу Билли Джин в третьем гейме. Но эта удача стала для него не только первой, но и последней, поскольку Билли Джин отвечала на его мягкие, коварные удары, то посылая мячи в угол, то чередуя их могучими ударами, всякий раз застававшими его врасплох. Билли Джин успешно довела первый сет до победы, 6:4. Второй оказался примерно таким же, и Кинг победила, 6:3. А потом был третий, поскольку матч продолжался до трех побед. Риггс допустил двойную ошибку на подаче, а потом ответил слабым бэкхендом, послав мяч в сетку. И все закончилось! Билли Джин запустила ракетку под своды арены, и явно уставший старик с трудом, не с первой попытки, перепрыгнул через сетку, чтобы поздравить ее.

Билли Джин Кинг также кое-что перепрыгнула, ею был совершен прыжок через два мира, спорта и привычки. Эта спортсменка по воле Судьбы вывела женский теннис на центральный корт. И этим занесла свое имя в анналы истории.

ГЛЕНН КАННИНГЭМ

(1909—1988)

Когда терзавшая двадцатые годы лихорадка завершилась крахом, начавшим тревожные тридцатые, «американская мечта» превратилась в кошмар, приунывшие люди принялись искать героев, способных пробудить в них надежду. И самым невероятным героем этих блеклых лет, известных нам как Депрессия, стал обыкновенный человек, которого мог идентифицировать с собой всякий простой американец, человек, который преодолел все невзгоды и добился высоких результатов в своей сфере деятельности: Гленн Каннингэм.

Человек, получивший в духе того времени жутковатое прозвище «Галопирующий Гленн», был любим спортивными болельщиками за яркость и отвагу, делавшие его среди бегунов подобием Бейба Рата.

Каннингэму пришлось обретать свою отвагу достаточно сложно: в юности он получил тяжелые ожоги ног во время пожара, приключившегося в его канзасской школе. Не став тратить время на вылеживание под толстым одеялом – а также на мысли о грозившей ему ампутации, молодой Гленн вместо этого обратил свои надежды к бегу. С жестокой настойчивостью и утомительным усердием он укреплял ноги и восстанавливал в них кровообращение – хотя проблемы с сосудами будут досаждать ему до конца дней. И когда он ворвался на национальную спортивную арену, победив в первенстве ААЮ 1932 года на дистанции 1500 метров, стало ясным, что его старания увенчались успехом.

Став всего лишь четвертым в беге на 1500 метров на Олимпийских играх 1932 года, Каннингэм вернулся к победам в 1933 году, победив сразу на дистанциях 1500 и 800 метров на первенстве ААЮ, кстати, впервые сделав подобный дубль после 1919 года.

В 1934-м мир спорта находился в тисках депрессии, посещаемость соревнований падала, и герои обнаруживались нечасто. Но в легкой атлетике герой как раз был – Гленн Каннингэм. Организаторы легкоатлетических соревнований стояли в очереди, чтобы пригласить его на свою дорожку. Одним из них был учредитель «Мэдисон Сквер Гарден», Бакстер Майл, сведший Каннингэма с «гордостью Принстона» Биллом Бонтроном в забеге, который пресса окрестила «Милей столетия». Соревнование между ними было настолько разрекламировано, что февральским вечером вокруг зала собралась такая толпа, что нью-йоркской конной полиции пришлось основательно потрудиться, удерживая рвавшихся внутрь болельщиков.

Когда Каннингэм появился из раздевалки для разминки – ему нужно было для нее дополнительное время, чтобы как следует разогреть ноги, – собравшаяся публика повскакала с мест в таком возбуждении, что начало соревнований пришлось задержать. Публика успокоилась только после того, как пистолет стартера дал сигнал к началу забега, но тут же вновь взорвалась криками. И Каннингэм и Бонтрон держались позади на первых шести кругах из одиннадцати, позволив другим задавать темп. Свой ход они сделали на седьмом круге, когда Каннингэм решительными широкими шагами переместился вперед. Продолжая лидировать, он первым выбежал на последний круг и попытался нейтрализовать финишный рывок Бонтрона, однако тот догнал его на последнем вираже и финишировал, обойдя Каннингэма на несколько сантиметров, причем оба закончили дистанцию со временем 4:14,0.

Той же весной короли американского бега встретились еще раз – в чемпионате ААЮ в крытых помещениях, на сей раз в беге на метрическую милю, на 109 метров более короткую, чем американская. На сей раз Каннингэм предпочел стартовать не из стайерской, а из спринтерской стойки и, получая несомненное удовольствие от бега, перешел с бега скоростного к бегу на выносливость, опередив Бонтрона на финише опять-таки на самую малость: оба показали время 3:52,2.

На Принстонском пригласительном турнире того года Каннингэм установил рекорд мира и Америки в беге на милю – 4:06,7.

Однако суперзвездой – за десятилетие до того как было придумано само это слово – Каннингэма сделал не его официальный рекорд, а «неофициальный». На состоявшихся под открытым небом легкоатлетических соревнованиях в Чикаго Каннингэм пробежал милю за 3:58. Тем не менее судьи решили, что секундомер спешил и что, кроме того, бегуну помог на дистанции порыв ветра, и потому в чести преодоления четырехминутного барьера в беге на милю Каннингэму было отказано. Легенда утверждает, что тренер велел ему даже не заикаться о том, что он преодолел милю менее чем за четыре минуты, потому что «этому никто не поверит». Однако люди поверили – просто потому, что речь шла о Гленне Каннингэме.

А потом Гленн Каннингэм продолжал выигрывать почти все забеги, в которых участвовал, все забеги и почести, доступные тогда бегунам, и однажды одержал более шестидесяти побед кряду. Он закончил свою карьеру с лучшим результатом на 1500 метров – 3:48,0. Таким был Гленн Каннингэм, человек, преодолевший боль, чтобы стать величайшим среди бегунов Америки – в частности на миле и в общем – во все времена.

НОЛАН РАЙЕН

(родился в 1947 г.)

Нолан Райен являлся бейсбольным аналогом Миссисипи. Двадцать семь лет он тек мимо нас, смывая рекорды.

До Райена стандартными мячами были: нафталиновые шарики и шары, елочные и бильярдные. Теперь к ним присоединился четвертый: мяч, посланный Ноланом Райеном. Каждый раз, когда, откинувшись назад, Райен метал этот снаряд, казалось, что на манер нового Колумба он отправляется в новый мир. Только представьте себе: 7 игр без ударов, 12 с одним ударом, 770 стартов и т д.

А потом добавьте к ним его удары навылет, целую груду: 5700 за карьеру; четырежды 19 раз за игру; двадцать шесть раз по 15; и целую груду по 10 и больше, сделавшуюся настолько внушительной, что спортивные обозреватели даже перестали считать это деяние подвигом.

Среди тех, кто не мог завязать даже короткое знакомство с посланным Райеном мячом – 100 миль в час, кстати результат из Книги рекордов Гиннесса, – числятся вполне естественные в таком случае подозреваемые: Клоделл Вашингтон, имевший тридцать девять ударов в играх против Райена, и Сесил Купер, нанесший шесть рекордных для лиги ударов в игре с Райеном. И некоторые не вполне обычные – двадцать один обитатель Зала славы, сорок четыре самых ценных игрока, двенадцать пар выступавших против него братьев, и – благодаря долголетию Райена – семь пар из отца и сына, чьи биты испепелил посланный им огонь.

Никто из тех, кто видел этого восемнадцатилетнего водохлеба в том, 1965-м, году не рискнул бы предсказать, что он станет одним из величайших в бейсболе. Выросший на скотоводческом ранчо отца, расположенном возле Элвина, Техас, юный Линн Нолан Райен отрабатывал свой бросок, швыряя мяч в стенки сараев. Он привлек к себе внимание бейсбольных специалистов в средней школе. Тем не менее некоторые вопросы все-таки оставались: не из-за скорости броска, а из-за его нескладного телосложения. Команда «Нью-Йорк Метц» отправила одного из своих скаутов, Реда Мерфа, поглядеть на эту звезду местного значения. Бросок парня на Мерфа произвел впечатление, чего нельзя сказать о телосложении потенциального кандидата в игроки. Но, как впоследствии вспоминал скаут: «Я спросил у папаши Нолана, каким был он сам в этом возрасте. Он ответил, что таким же, как Нолан. И это меня удовлетворило. Вес родителя молодого человека теперь составлял более двухсот фунтов». В итоге команда «Метц» взяла молодого Нолана в восьмом круге драфта 1965 года.

Проведя два сезона в младшей лиге – в том числе сезон в фармклубе «Метца», базировавшемся в Гринвилле, Южная Каролина, где он возглавлял список лиги по победам и проценту питчинга с рекордом 17:2 и 272 ударами навылет – занимавшая девятое место родительская команда внесла его в конце сезона в свой расширенный список для просмотра. Казалось бы, и что с того? Но в тех трех иннингах, когда он находился на питче, девятнадцатилетний Нолан вывел из игры своим быстрым мячом шестерых бэттеров, и первой жертвой его в высшей лиге пал Пат Джарвис из «Атланта Брейвз».

После 1968 года, когда двадцатиоднолетний Райен занял место в стартовом составе «Метца» вместе с такими молодыми игроками, как Том Сивер и Джерри Кусман, число таких жертв будет расти. Хронические проблемы с мозолями и месяц, проведенный на больничном, – первый из тех пятнадцати раз в его карьере, когда Нолан Райен прибегнет к услугам врачей, – мешали ему выступать. Однако такой старомодный способ лечения мозолей, как использование мазей и солевых ванночек для пальцев («они укрепили мою кожу, однако от пальцев моих отчаянно разило»), помог ему вернуться и высадить 133 бэттера в 134 иннингах его первого сезона.

Однако в 1969 году постоянного места для Райена в богатом на питчеров «Чудо-Метце» не нашлось, и менеджер Джил Ходжес выпускал его то в стартовом составе, то на замену. После завершения регулярного сезона Райен, выходя на замену, добыл победу в решающей игре плей-офф Национальной лиги против «Атланта Брейвз», а потом спас третью игру мировой серии против «Ореолов» из Балтимора, для чего ему потребовалось три удара навылет в двух иннингах.

Невзирая на старт с одним хиттером в 1970 году и на потрясающе быстрый бросок, окрещенный слишком впечатлительными репортерами «Райеновским Экспрессом», видевшими фильм под подобным названием, Райен испытывал известные игровые проблемы, с которыми и боролся весь остаток сезона и начало следующего. Не добившись места в ряду питчеров и так и не привыкнув к атмосфере большого города, каковым, вне сомнения, следует считать Нью-Йорк, Райен потребовал, чтобы его продали. «Метц» согласился, и его отправили к «Ангелам» из Калифорнии вместе с еще тремя игроками, чьи имена благополучно канули в бездну забвения в обмен на третьего бейзмена Джима Фрегоси.

Эта торговая операция, бесспорно, оказалась худшей во всей истории «Нью-Йоркских Горожан», но для Райена ничего лучше быть не могло. Под пристальным оком тренера питчеров Тома Моргана и ветерана-кетчера «Ангелов» Джеффа Торборга, Райен сумел усовершенствовать свой быстрый бросок.

Это усовершенствование принесло Райену дивиденды, ибо, получая мяч каждый четвертый день, он отреагировал на это 19 победами и 329 ударами навылет, став первым со времен Боба Феллера правшой, выставившим с поля 300 бэттеров за сезон.

В 1973 году райеновский экспресс наконец набрал скорость. Для начала он совершил деяние, отмеченное до него в истории бейсбола только четыре раза: набросал два ноухиттера за один сезон. И в девятом иннинге Норм Кэш из команды «Детройтских Тигров», уже имевший на своем счету трех из семнадцати бэттеров, которых почтит своими стараниями Райен, вышел на биту, держа в руках отпиленную ножку стола и размышляя: «С этим парнем мне сегодня не справиться».

И Кэш был недалек от истины. Ибо перед тридцать девятым и последним стартом сезона 1973 года Райен уже не позволил прикоснуться к мячу 367 бэттерам, что всего на 15 душ уступало рекордному результату Сэнди Коуфакса. Выступая в тридцать девятом матче против «Миннесота Твинз», Райен чередовал быстрые мячи с закрученными и к восьмому иннингу отстрелял еще пятнадцать бэттеров, высадив Стива Бри и поравнявшись таким образом с Коуфаксом. Однако при этом он надорвал сухожилие на ноге. Не имея возможности сойти с горки и воспользоваться силой ног, Райен питчировал так, словно выбить бэттера можно одной силой воли. Послав последовательно три быстрых мяча мимо Рича Ризи, он набрал таким образом рекордные 383 удара навылет.

Теперь Райен сделался не только самым быстрым игроком лиги, он стал и самым грозным. Дик Шарон из Детройта подытожил свои впечатления следующим образом: «Он какой-то бейсбольный экзорцист. Он отправляет меня в самое пекло!» Теперь Райен добавил к своему арсеналу еще одно оружие: устрашение. Сэнди Коуфакс, питчер, с которым Райена чаще всего сравнивали, сказал однажды: «Питчирование есть искусство вселения страха в противника. Но если ты уверен в себе, и если мысль о пропущенном ударе заранее сидит в уме бэттера, ты далеко пойдешь». Регги Джексон добавил: «Страх в меня вселяет один только Райен. И не потому, что он может вывести меня из игры. А потому что он может убить меня».

Вооруженный своим быстрым мячом и этим страхом, Райен продолжал записывать на свой счет выведенных из игры бэттеров. И имена их пролетали мимо, как километровые столбы на автостраде. Сол Бендо, номер 1000; Сэнди Аломар, номер 1500, Рон Лефлер, номер 2000; Бадд Белл, номер 2500. Однако, устанавливая свои права на сезон и карьеру, он также застолбил свой участок и в области ноухиттеров. Однако для того чтобы Райен побил рекорды по числу ударов навылет за всю карьеру или ноухиттерам требовалась перемена сцены.

И таковая произошла в 1980 году, после того как в предшествовавший год Райен показал всего 16:14, и генеральный менеджер «Ангелов» Баззи Баваси решил, что с Райеном можно расстаться, и сказал себе: «Пойду возьму двух питчеров, имеющих по 8:7». Райен вновь решил сменить место деятельности и перебрался в Хьюстон, с которым заключил первый в истории бейсбола контракт на миллион долларов.