Реквием по Сальери

Но где же Бетховен, Шуберт, Лист? Неужто забыли своего первого учителя?

Не в том дело. Бетховену как всегда не везет — он сейчас лежит в клинике Федорова, недавно омоновцы случайно выбили ему глаз при разгоне демонстрации половых меньшинств, куда Бетховен по рассеянности затесался, переходя Цветной бульвар в неположенном месте и отыгрывая в уме концовку своей 7-й симфонии: «трам-пам-па-пам, турам-тарам-тара-ра-рам-рам-пам, па-рам-та-ри-ра-ри-ра-та-рам…» И получил в глаз.

А Шуберт с Листом подрядились на Казанском вокзале разгружать вагон с рулонами нотной бумаги, которую Лже-Моцарт уже успел пригнать из Веймара по накладной под видом гуманитарной помощи от Иогана Баха, чтобы загнать ее (нотную бумагу) как обои на черном рынке, о чем Иоган Себастьянович, понятно, ни сном, ни духом.

Короче, ночь.

Но уже близится утро. Наступает долгожданная предрассветная тишина. Покинутый Лже-Моцартом Экс-Моцарт сидит за роялем Чайковского и думает о своем: цены, зарплата, жизнь коротка, а он чем занимается?.. Пишет буквами на нотной бумаге некролог Сальери:"смерть вырвала из наших рядов…" «Нотами надо! Нотами надо некролог писать!» — вдруг осеняет Экс-Моцарта.

Листок с некрологом летит на пол. Экс-Моцарт открывает «Стейнвей Д» и неуверенно берет первый аккорд"Реквиема": трам-таа-та-та-там-па-ра-рам… Потом второй: пам-пам-тари-та-там-три-та-там… Третий: трум-турум-туру-ру-рум…

Рука Экс-Моцарта крепчает. Экс-Моцарт постепенно опять превращается в Моцарта. Он подбирает лист нотной бумаги и лихорадочно записывает ноты поперек линеек… Самонастраивающийся рояль"Стейнвей Д" самозабвенно продолжает исполнять моцартовский"Реквием". Из зрительного зала на сцену лезет с цветами какой-то прибалдевший меломан, но гардеробщик Михалыч вызывает милицию и его выводят.

Звучит «Реквием».

«РЕКВИЕМ» ЗВУЧИТ!

Звучит «Реквием», заглушаемый каким-то немузыкальным рокотом и какофонией лязгающих звуков…

Из-за правых кулис под звуки «Реквиема» появляется первый, головной танк, проезжает в глубине сцены за роялем и исчезает за левыми кулисами.

«Стейнвей-Д» сердито замолкает и захлопывает крышку — когда танки идут,"Стейнвей" молчит.

Моцарт отупело смотрит за кулисы вослед танку, включает телевизор, подходит к окну…

По телевизору крутят любимый балет Моцарта —"Лебединое озеро", а из головного танка на сцену вламывается группа"Альфа" в костюмах"листопад" во главе с черным полковником КГБ, в котором Моцарт узнает черного следователя УГРО с красными глазами.

«Вы — Моцарт Валерьян Амадеевич?» — спрашивает черный полковник, заглядывая в какой-то список.

«Ну, предположим…» «Одевайтесь!» «Я одет!» «Вы задержаны!.. Спросите»за что?" «За что?!» «За валютные операции с нотной бумагой в особо крупных размерах!» «У вас есть ордер на арест?» «Вы не арестованы, а задержаны.» «Не вижу разницы!» «Арест и задержание — разные вещи. Задерживать можно без ордера, многократно, до бесконечности — задержал-отпустил, отпустил-задержал. Вот список, заверенный старшим государственным нотариусом. Гордитесь, Ваша фамилия стоит сразу после Гдляна и Иванова.» «Но я сейчас не могу! Отложим до понедельника… У меня завтра похороны Сальери — август, жара, труп ждать не может!» «Неужто Антонин Иваныч померли?! — хватается за сердце черный полковник. — Какая потеря! Уж не отравлен ли своими учениками?.. Ничего, похороним без вас, с воинскими почестями, тем более, что всякие похороны в Москве отменены в связи с введением чрезвычайного положения.» «Это произвол! Я требую нотную бумагу и карандаш!» «На предмет?..» «На предмет написания»Реквиема" по Сальери!" «Справедливое требование! Давно бы так! Все необходимое для создания»Реквиема" Вам будет предоставлено в казарме эн-ской воинской части." «Разве в казарме эн-ской воинской части есть рояль?» «А как же! В любой Ленинской комнате любой воинской части стоит рояль. А вы как думали? Вы где служили? Кстати, почему вы не пишете военную музыку? Ах, Моцарт, Моцарт! Брали бы пример со своего учителя. С вашим талантом — написали бы по заказу Министерства Обороны»Марш Краснознаменной Чапаевской дивизии имени Дзержинского" или «Подожду два года и вернусь»… Нет?.. Ну —"Реквием" так «Реквием»! Хорошая похоронная музыка армии во-от так нужна! Увести задержанного!" Моцарта уводят, а историческое утро 19 августа продолжается. Вчера умер Сальери. Солнце уже взошло. Звучит и крепчает тема Чрезвычайного Положения — в глубине сцены с вонючим ревом проходит бесконечная колонна танков — идут танки, танки, танки, танки, танки, бронетранспортеры, танки, танки, танки, самоходная подстанция, танки, танки, между танками какой-то очумевший гражданский «жигуль», последней идет полевая кухня, за ней, как гусь отбившийся от стаи, еще один танк — танковый марш на Москву продолжается по кругу: танки, танки, танки, а в ЦДКомпозиторов происходит обыск. Автоматчики в «листопадах» кружат по сцене, ищут валюту и драгоценности — шуруют в печке, курочат портрет Чайковского, заглядывают в самовар, потрошат концертный рояль"Стейнвей Д". В глубине сцены образуется танковый затор, но черный полковник продолжает сидеть в Потертом Кресле, озабоченно сверяясь со списком и расставляя в нем красные галочки.

Обыск что-то не вытанцовывается. На сцену между танками пробирается возмущенный обнаженный кордебалет в черном. Шуберт с Листом, ошеломленные смертью Сальери, бросили разгрузку вагона и прибежали с Казанского вокзала, Бетховен удрал из клиники Федорова, из Нью-Йорка на путч уже прилетел Мстислав Ростропович — вот где достойная фигура для Потертого Кресла! — но о смерти Сальери Ростропович еще ничего не знает и потому пока кантуется с автоматом и виолончелью на защите Белого Дома, вместо того чтобы освобождать Дом Композиторов от черного полковника.

По одному появляются члены похоронной комиссии — фон Шнурке, Афонарелов, Таракан-Камчадальский и другие, — видят в глубине сцены танковую армаду, в первую секунду ничего не понимают, а потом понимают все — если Горбачев в отпуске, значит по телевизору"Лебединое озеро".

«Я уважаю Петра Ильича Чайковского, но меня от»Лебединого озера" уже мутит! — жестикулирует Шуберт. — Эй, кто-нибудь!.. Эй, вы!.. Я вам говорю! Выключите телевизор!" «Это вы МНЕ говорите?» — с превеликим изумлением переспрашивает черный полковник.

Лист в смятении дергает Шуберта за полу пиджака.

«Да, вам,…! Кто вы такой,…? Расселись, понимаешь! Что вы делаете здесь, в кабинете Чайковского?» Черный полковник не удостаивает Шуберта ответом.

Спрашивается: что делать в этих чрезвычайных условиях похоронной комиссии?

«Как —»что"?! — спросит офонаревший любитель балета. — Тем, кто за Ельцина — бежать к Белому Дому; тем, кто за ГКЧП — бежать в Кремль!" Резонно.

А кто будет хоронить Сальери?

Не оставлять же труп до окончания путча, этот путч хрен знает сколько может продлиться — это сейчас, задним числом, мы знаем что он длился всего-ничего, а в первое утро никто ничего не знал.

И вот, к чести похоронной комиссии, она (комиссия) решает похоронить Сальери во что бы то ни стало! Она садится на сцене и объявляет сидячую забастовку: или ГКЧП в лице черного полковника освободит председателя комиссии Моцарта и разрешит похоронить Сальери или сами они с этой сцены не уйдут, а их унесут вперед ногами.

Пусть полковник прикинет: похороны одного Сальери, или всей похоронной комиссии?

Пока полковник прикидывает, из головного танка появляется озабоченный танкистик и, держась пониже живота, жалобно вопрошает:

«Извините, товарищи, где тут у вас уборная?..» «В театре „уборная“ и „сортир“ — не одно и то же», — наставительно объясняет Шуберт.

Не дождавшись вразумительного ответа, солдатик исчезает за дверью женского сортира.

Полевых походных сортиров еще не изобрели, и где справить нужду целой танковой армаде никто в похоронной комиссии не знает. Комиссию уже не спрашивают. Из танков выскакивают танкисты и расстегиваясь на ходу без строя бегут в сортиры Центрального Дома Композиторов. По театру разносится дух солдатских портянок и отработанного танкового масла, публика затыкает носы.

Проносится слух, что Моцарт уже расстрелян. Весь в слезах появляется обнаженный кордебалет… Девки влезают на танки, втыкают в дула черные тюльпаны и гвоздики, приготовленные для похорон Сальери.

На танках начинаются сексуальные пляски. В танках полным ходом идет разложение войска.

«Потерять Москву или потерять армию?! — кричит черный полковник, видя такое дело. — Моцарта отпускаю! Похороны разрешаю! Но где, где, где труп вашего Сальери?!» Члены похоронной комиссии в недоумении: в самом деле, где, где, где труп Антонина Иваныча?

Раскуроченный «Стейнвей Д» вдруг оживает: он откидывает крышку и начинает играть"Реквием".

Из левых кулис появляется труп — т. е., на сцену нетвердо входит приехавший в Москву первой же электричкой живой и невредимый, хотя и с сильного похмелья, Антонин Иванович Сальери с бутылкой китайского спирта; из правых кулис появляется живой и нерастрелянный Моцарт с нотным рулоном"Реквиема", написанного в казарменной Ленинской комнате.

«Реквием» звучит…

ЗВУЧИТ ВЕЛИКИЙ МОЦАРТОВСКИЙ «РЕКВИЕМ»!

Нервные удаляются из зала. «Учитель! Этот „Реквием“ я посвящаю Вам!» — шепчет Моцарт, делает шаг навстречу Сальери и падает замертво от инфаркта.

«Умри, Моцарт! Лучше не напишешь!» — отвечает Сальери и умирает рядом с Моцартом от инсульта.

ЗВУЧИТ УМОПОМРАЧИТЕЛЬНАЯ МУЗЫКА МОЦАРТОВСКОГО «РЕКВИЕМА»

Занавес медленно-медленно опускается

АПОФЕОЗ

Девочки из кордебалета срывают театральный занавес, заворачивают в него тела Моцарта и Сальери и укладывают за неимением гроба в раскуроченный рояль"Стейнвей Д".

Появляется гардеробщик Михалыч и забивает гвозди в крышку рояля.

Черный полковник смахивает слезу и уходит за кулисы.

За ним из Москвы уходят танки.

За танками на лафете везут рояль"Стейнвей Д"

с телами Моцарта и Сальери.

За лафетом под звуки"Реквиема"

идут Бетховен, Шуберт, Лист, а также все вышеназванные действующие лица и исторические личности.

За кулисами раздается залп.

Это застрелилась из двустволки Чайковского последняя жертва режима — черный полковник.

Начинаются Новые Времена.

На пустую сцену врывается Галопирующая Инфляция.

Исполняется гаплык.

Зрители в ужасе бегут из театра.