На мопедах по Африке

      Мы приближаемся к Нубии - стране, лежащей между Египтом и Суданом. Дорога хорошо укатана. Ее сохраняют несколько необычным способом: время от времени мы видим дорожных рабочих, которые разбрызгивают вдоль шоссе воду из каналов. Остальное делает солнце. На какое-то время дорога становится угрожающе скользкой, но вскоре цементируется и делается твердой, как камень.
      Чем дальше мы продвигаемся на юг, тем сердечнее и гостеприимнее нас встречают. Крестьяне ненадолго прерывают свою работу на полях и приветливо кивают нам. Нас окружают на каждой остановке. С интересом расспрашивают о поездке, о нашей родине. Наконец нас приглашают отведать обычные в этих местах сладости - сушеные фрукты и финики. Ведь туристы редко выбирают тяжелую проселочную дорогу, чтобы добраться до памятников времен фараонов в Луксоре.
      ИЕРОГЛИФЫ ЗАГОВОРИЛИ
      [Фото: 16-17.jpg]
      "Добро пожаловать в Луксор" - плакаты на краю дороги вдалбливают эти слова, уже не раз прочитанные нами; они рассказывают о "чуде, которое надо самому посмотреть, чтобы поверить".
      Действительно, нельзя посетить "страну Нила" и не побывать в Луксоре. Мы часто видели памятники античного мира, но редкий из них производит столь сильное и непосредственное впечатление, как могилы фараонов в Верхнем Египте. Здесь в "стовратных Фивах", как называл их Гомер, была столица Нового царства. Здесь находилась резиденция Рамсеса II, который долгое время считался одним из крупнейших полководцев в истории, пока археологи не разузнали, что он был всего лишь удачным фальсификатором. С каменных плит, которые рассказывали о военных удачах, власти и величии его предшественников, Рамсес II приказал срубить имена прежних царей и высечь на них свое собственное [16].
      Гнетущая тишина лежит на гигантских статуях и развалинах храма Амона. Со своими колоннами диаметром три с половиной метра, из которых средняя имеет высоту 32 метра, он является одним из грандиознейших в мире. Трудно охватить взглядом развалины пилонов и стен.
      В горах, на другом берегу Нила, недостижимом для осеннего паводка, лежит мертвый город, куда доставляли на вечный покой фараонов. Переплываем Нил в лодке. С видом путешественников, отлично знающих местные условия, суем перевозчику в ладонь 2 пиастра. Если бы мы справились о цене вначале, то вряд ли отделались бы и 10 пиастрами.
      Асфальтированная дорога зигзагами поднимается высоко в горы и заканчивается в узкой котловине. Для своих гробниц цари Фив выбрали место в скалах. Им была слишком хорошо известна судьба пирамид в Гизе и Саккара, которые привлекали грабителей могил. Несмотря на это, богатые украшения в гробницах "Долины царей" тоже давно украдены. Это случилось еще до того, как к ним сквозь мусор и щебень проложили дорогу первые ученые. Только одна могила (и то случайно) осталась нетронутой - могила молодого Тутанхамона, чьи сказочно дорогие украшения дают нам лишь примерное представление о богатствах египетских фараонов.
      Открытие и изучение этой гробницы является примером кропотливой работы ученых. Гробницу Тутанхамона долго не удавалось найти. Тогда, тщательно взвесив все за и против, англичанин Картер начал очищать от мусора, остатков прежних раскопок, место, где, по его предположению, должен был быть похоронен Тутанхамон. Добрались до скал, снесли хижины рабочих. Под фундаментом этих хижин Картер обнаружил ступеньки, ведущие к запертой двери. И здесь в Картере победил ученый: несмотря на свое волнение, вызванное радостью открытия, он приказал вновь забросать вход мусором, чтобы подготовить консервацию возможных находок. Несколькими неделями позже раскопки были продолжены, и на второй двери нашли печать Тутанхамона. В первой комнате, которую вынуждены были взломать, находились, по выражению потрясенного ученого, "чудесные вещи" - вазы, золотые украшения, покрытые золотом троны и ложа, позолоченные барельефы. Целые месяцы ушли на то, чтобы собрать и описать все найденное в боковых и передних комнатах. И только после этого решили наконец открыть дверь в усыпальницу. Две статуи из черного дерева со священными царскими змеями на лбу охраняли вход.
      В этой-то комнате и находилась мумия. Более 3 тысяч лет покоилась она здесь в семи вложенных друг в друга саркофагах из дерева, кварцита и чистого золота.
      Золотая маска покрывала лицо. Пальцы рук и ног были тоже покрыты золотом.
      Но ценнее всех золотых вещей и саркофагов, стоимость которых исчисляется многими миллионами марок, были найденные в несметном количестве предметы культа и быта Нового царства, известные доселе лишь по их графическим изображениям и ныне оказавшиеся в руках ученых. Поражает исключительное художественное мастерство, с каким выполнены амулеты и барельефы, статуи и мебель. Стены комнат были покрыты иероглифами. Теперь, в XX веке, египтологи читали их как раскрытую книгу.
      Благодаря работам Шампольона, гениального ученого прошлого столетия, стало возможным прочесть иероглифы. В дельте Нила у Розетты на Средиземном море нашли плиту с тремя, как потом оказалось, одинаковыми надписями греческой, демотической и иероглифической. После десятков лет кропотливой работы удалось расшифровать значение иероглифического письма - иероглифы опять заговорили.
      Спускаемся в гробницу. Нас охватывает приятная прохлада. Этим гробницам тысячи лет, но впечатление они производят такое, будто построены всего лишь несколько дней назад. Свежие краски изображений пережили века и сверкают со стен. В середине погребальной камеры стоит саркофаг из желтого кварцита, матово сияет освещенная прожекторами золотая маска молодого царя.
      У входа собралась обычная толпа драгоманов. Постоянное общение со слоняющимися по свету богачами выработало у них "загребущий характер":
      - Экскурсия по всем гробницам. Я прочитаю вам иероглифы.
      Мы отказываемся. Драгоман тут же стыдит нас перед своими коллегами:
      - Эти два немца не хотят осмотреть гробницы.
      В глазах других туристов мы выглядим варварами. Другой араб бежит за нами и, боязливо оглядываясь, дергает за рукав. Наконец он вынимает из галабии маленькую статую.
      - Царица Нефертити, найдена в гробнице Тутмоса.
      Как изображение царицы попало в гробницу фараона, умершего за много лет до ее рождения, - этот вопрос остается открытым. Кланяясь, он протягивает нам статуэтку. То, что он продает ее из-под полы, понятно. Если эта каменная фигурка действительно подлинная, он обязан сдать ее в Управление Службы древностей. Если же это подделка, то у него тем больше оснований не кричать об этом слишком громко. Кроме того, прибывший из-за моря турист скорее решится приобрести что-нибудь древнее, если сделка окружена тайной. Но мы можем спокойно следовать дальше: ни одна из предлагаемых здесь вещиц не является подлинной.
      Крестьяне Эль-Курны издавна славятся как искусные мастера. Быть может, они потомки тех ремесленников, которые трудились в городе мертвых. Во всяком случае их мастерство создало немало затруднений для многих исследователей. Наряду с украденными в гробницах находками тысячелетней давности им часто вручали такие, которые (это выяснялось позже) были сделаны руками рабочих-арабов. Предвидя скорое окончание раскопок, последние старались обеспечить себе и дальнейший источник заработка, появившегося у них с того времени, когда ученые начали систематически вскрывать гробницы.
      Но время не ждет, надо ехать дальше. Из-за Нила нас еще раз приветствуют Колоссы Мемнона: тяжеловесные, выше 20 метров статуи в тысячу тонн, подлинные свидетели времен расцвета архитектуры и техники, символ могущества фараонов и вечный памятник унизительного, рабского труда.
      Дорога покидает населенную часть долины Нила и уходит в пустыню. И опять нас по-новому пленяют ее необозримые просторы и величие. Мы уже давно поняли, что поездка по пустыне отнюдь не монотонна. В последних лучах заходящего солнца желтый песок начинает светиться, и горизонт расплывается, как жидкое золото.
      - Вы не собьетесь - дорога обозначена столбиками. На перекрестках держитесь все время левой стороны, иначе попадете к Нилу. Повернете вправо только у последнего перекрестка перед Идфу.
      А что, если дорожные знаки вдруг кончатся? Эта проблема возникает перед нами очень скоро. Следы расходятся во всех направлениях. Мы держим большой военный совет. Но прежде чем мы успеваем что-либо решить, издали слышится шум мотора. Шофер подъехавшего джипа объясняет нам дорогу. Едем дальше. Проходит час за часом.
      Сворачивать все время влево, говорили нам, и только на последнем перекрестке - вправо.
      Какой же перекресток последний? Мы так часто сворачиваем влево, что у нас возникло чувство, будто мы сделали громадный круг. Не может быть, чтобы дуга Нила была такой большой!
      Издали виден свет прожекторов. Не Идфу ли это? Или мы уже у Нила и видим какой-нибудь корабль? Или это низко стоящие, ярко светящиеся звезды? Специальных карт этой местности нет, и наши компасы поэтому бесполезны.
      Свет приближается, ощупывает скалы, какой-то холмик. Это фары грузовой автомашины. Из машины выскакивает водитель и указательным пальцем рисует на песке план: два километра прямо и поворот вправо:
      - Идфу, Нил, хорошо.
      Затем указательный палец движется влево:
      - Муш - нехорошо. - При последнем слове его лицо выражает страх. Он полузакрывает глаза, высовывает язык и запрокидывает голову, наглядно демонстрируя, что случится с нами, если мы поедем не тем путем.
      Опять спускаемся в долину. Далеко впереди видны мерцающие огни Идфу. Снова остался позади большой участок пустыни. И мы спокойно ставим палатку. Однако, едва мы успеваем лечь, как слышим снаружи шаги. Высовываем головы и видим двух пастухов. Это, вероятно, отец и сын. Они вежливо приветствуют нас и приглашают в гости.
      Дорога была слишком утомительной, да и палатка наша уже установлена, и мы отказываемся. Однако, проснувшись на следующее утро, мы обнаруживаем, что пастухи не ушли.
      Отец прилег в нескольких шагах от нас, а сын поддерживает огонь в костре, подбрасывая в него горсти сухого верблюжьего навоза. Позже мы узнали, что здесь водятся шакалы и пастухи всю ночь охраняли нас от них. Арабское гостеприимство по отношению к чужеземцу - древняя священная обязанность.
      "ДАР НИЛА"
      Мы проезжаем последние сто километров по египетской земле. И снова вдоль берега Нила. В небе парит коршун, он падает камнем в воду, чтобы тут же взвиться с серебристой рыбой в когтях. По обеим сторонам реки тянутся плантации сахарного тростника и бахчи. Одиноко стоят несколько цветущих кустов хлопка; белизна их бутонов резко контрастирует с фоном темной зелени листьев и серо-коричневой почвы. "Даром Нила" назвал Геродот Египет. И хотя решающим для урожая является трудолюбие крестьян, это выражение нисколько не утратило своего смысла. Нил остается жизненным нервом, пронизывающим весь Египет. С повышением и понижением уровня его воды повышается и падает жизненный уровень феллахов. Нил - это символ плодородия и жизни, роста и развития, ибо только там, куда достигает илистая вода его ежегодных паводков, можно помышлять о земледелии.
      Недаром показания водомера в Каире получили в народе свои названия: "нужда" - если вода в самом низу; "спокойствие" - если вода у средней отметки; "богатство" - если уровень Нила достиг высшей точки.
      Нилу суеверно поклонялись еще в древнейшие времена. Он был одухотворен фантазией людей за много тысячелетий до нашего времени. Не так давно здесь считали, что подъем нильской воды в стране, где почти не выпадают дожди, явление тайное и непостижимое. Иероглифический знак "аньх" - символ благоденствия и богатства - можно найти как на плитах фараонов Нового царства, так и у современных египтян.
      Не считая оазисов и побережий Средиземного и Красного морей, здесь обитаема только узкая долина по обе стороны длиннейшей реки нашей планеты и, разумеется, ее дельта. Статистика показывает, что, хотя Египет почти в 10 раз больше Германской Демократической Республики, его население - 26 миллионов человек - ютится на площади, составляющей всего 3,5 процента территории страны. Феллахи ведут отчаянную борьбу с пустыней за каждый кусок земли. И легко понять, что значат для Египта слова, записанные в проекте Асуанской плотины: "Осуществление проекта Ас-Саддаль-Али увеличит полезную площадь на 40 процентов". Совершается техническая революция, которую страна еще никогда не переживала. И нет ничего удивительного в том, что этот проект стоит в центре всей экономической политики государства.
      Название города - Асуан - уже однажды облетело мир. Приблизительно 50 лет назад здесь построили первую плотину, которая регулировала уровень воды в Ниле. Мы стоим на опоре плотины. Глубоко под нами громадными каскадами выбивается из люков вода Нила. Высота опор - 40 метров. Но сейчас громадной энергией реки будут питаться турбины электростанции, построенной правительством свободной державы. Строители этой старой плотины - англичане не были заинтересованы в электрификации и индустриализации Египта. Старые сооружения уже давно не соответствовали требованиям молодого государства: регулярное снабжение водой часто нарушалось, все больше энергии требовалось для растущей промышленности.
      Теперь весь мир вторично облетело имя Асуана, и опять благодаря плотине. Проект Ас-Саддаль-Али - символ нового Египта, государства, которое обрело новую жизнь, символ мирного сотрудничества с другими народами и в первую очередь с народами Советского Союза, предоставившего Египту на выгодных условиях значительные кредиты.
      Строительная площадка находится в нескольких километрах от Шаллаля. Она столь велика, что ее не охватишь взглядом. Сейчас ведутся лишь подготовительные работы, и все же угадывается будущее величие плотины, высота которой превысит 110 метров, длина - 5 километров, а толщина основания - 1,3 километра. В водохранилище будет собрано 130 миллиардов кубометров воды - количество, не вмещающееся в нашем сознании. Этой воды будет достаточно, чтобы покрыть все возрастающую потребность развивающейся экономики.
      Сторонний человек не может постичь все многочисленные проблемы, связанные с асуанским проектом. Предстоит решить не только техническую сторону строительства плотины, электростанции, фабрики удобрения, каналов и водоподъемных сооружений. Будущее водохранилище захватит 350 квадратных километров суданской территории, почти 170 тысяч нубийцев придется переселить. Строительство связано с интересами Судана, Уганды и Эфиопии. Необходимо выяснить и вопросы изменения климата.
      Но одно совершенно ясно: новая плотина продемонстрирует всему миру, на что способен освобожденный от цепей народ.
      Настал последний день нашего пребывания в Асуане. Мы идем к коменданту пограничной заставы. Может, нам еще удастся получить транзитную визу для проезда через Нубийскую пустыню. Но полковник и слушать нас не хочет.
      - Просить меня бесполезно. Последнее разрешение на проезд мы выдали немногим более года назад. Через пустыню отправилась легковая машина с двумя французами, двумя американцами и одним нашим проводником. В Судан машина не прибыла. Лишь через несколько недель поисковая группа нашла остатки экспедиции: двое мужчин умерли от жажды, двое застрелились, пятый пропал без вести. Потом в окрестностях Хартума обнаружили молодого парня, который мог бы сойти за пропавшего члена экспедиции. Но сам он об этом сказать уже не мог. Одиночество, смерть, постоянно стоящая перед глазами, отсутствие воды все это лишило его памяти и рассудка. Мы называем это "безумием пустыни". А если вы все же хотите ехать, то взгляните-ка на карту. Дорога проложена лишь на несколько десятков километров, чтобы можно было добраться до стройплощадки плотины. Почва усеяна камнями. Самый мелкий из них - величиной с дыню. Камни перемежаются с песком. Между скалами, как в лабиринте, вьется тропа. Куда она ведет? Где она кончается?
      Мы быстро соображаем. Пусть западная часть пустыни немного лучше, но у нас все равно нет шансов преодолеть 350 километров на наших мопедах.
      За плотиной нас ждет пароход, идущий вверх по течению.
      ПРОЩАНИЕ С АБУ-СИМБЕЛОМ
      "Когда пророк Магомет был вынужден бежать из Мекки в Медину, его отъезд был настолько поспешным, что он смог взять с собой только самое необходимое: своих семь жен и пять верблюдов с домашним скарбом".
      Этот стилистический перл из ученического сочинений пришел нам на память, когда мы вступили на причал в Шаллале. Среди огромной груды узлов, ящиков и мешков расположились целые семьи арабов. Куры и дети словно соревновались кто кого перекричит. Носильщики проталкивались сквозь толпу, волоча за собой тяжелые заокеанские чемоданы. В этой страшной неразберихе мы с величайшим трудом добрались до таможни и паспортного стола, где от нас потребовали международные свидетельства водителей, чековые книжки, страховые полисы и справки о прививках, - можно было подумать, что мы находимся на пограничной заставе в Европе.
      В багажном помещении каждая часть мопедов должна быть демонтирована и взвешена отдельно. Эта работа у нас еще в самом разгаре, когда до нас доносится рев пароходной сирены. Стрелки часов угрожающе быстро приближаются к моменту отплытия.
      Наблюдающий за нашей спешкой судовой офицер покачивает головой:
      - Не торопитесь. Пароход не отойдет до тех пор, пока на борт не взойдет последний пассажир.
      К шуму, производимому людьми и животными, примешиваются звонки машинного телеграфа и тяжелый ритмический гул дизеля. По обе стороны судна под лопастями колес бурлит и шипит коричневая вода Нила. Наш пароход выходит на стрежень.
      Прибрежный ландшафт почти не меняется. Десятки километров тянутся отвесные, лишенные растительности скалы, за которыми расстилается выжженная солнцем непроходимая Нубийская пустыня. Лишь изредка скалы отступают, и безотрадное однообразие ландшафта нарушают несколько хижин, лужайка и две-три финиковые пальмы. Нубийцы, рослые темнокожие люди в светлых галабиях, стоят на берегу и машут нам вслед.
      Проходит час за часом. Наша посудина, спокойно пыхтя, поднимается вверх по течению. Мы готовимся к ночлегу. Вокруг нас - арабы, они едут по делам на юг, где все дешевле; нубийские крестьяне со шрамами от татуировки, принятой у суданских народов; пастухи из восточных степей. И хотя все они из разных мест, у них есть одна общая черта: чистота и свежесть верхней одежды и ослепляющая белизна тюрбанов, которые резко выделяются на фоне вечернего темного неба.
      Впереди нашего парохода укреплена понтонообразная баржа. Под обыкновенным навесом прямо на верхней палубе лежат на полу пассажиры четвертого класса, под ними в трюме - козы и овцы. Вдоль правого борта размещаются роскошные каюты первого и второго классов. Путешествующих в этих салонах мы почти не видим. Арабских женщин не стоит искать: они сидят в похожей на клетку закрытой надстройке на палубе. Плотные занавески надежно защищают их от посторонних взглядов. Лишь изредка маленькая коричневая, почти детская, рука просовывается через решетку словно для того, чтобы прикоснуться к внешнему миру. Мужчинам туда вход запрещен. Гарем на корабле...
      На следующий день утром все бросаются к поручням правого борта. Перед нами Абу-Симбел с его гробницами, высеченными в скалах. Самый интересный пункт путешествия по Нилу. Пассажиры спешат на берег.
      Вначале мы горячо спорим с продавцами сувениров, которые норовят навязать нам зеленые шапочки и талисманы Абу-Симбела. Потом останавливаемся перед мощными каменными статуями высотой почти 20 метров. Они охраняют вход в храм. Глубоко в скалах вырублена галерея. Стены украшены барельефами, сценами охоты, изображениями из жизни царицы Нефертити. И всюду иероглифический знак "аньх" - эмблема плодородия и благоденствия, которые дарит людям Нил. В конце галереи некогда богато убранная часовня. Но и она была разграблена задолго до того, как этот памятник более 120 лет назад вновь открыли европейские ученые.
      Какая-то дама не поленилась забраться на цоколь. Она фотографируется, сидя на пальце ноги монументальной фигуры. Еще один наглядный пример "почтительного" отношения снобствующих туристов к великим памятникам древнейшей культуры. Вокруг нас щелкают затворы аппаратов из всех стран света. Но вот корабельный колокол напоминает об отплытии. Один из путешественников вертит в руках только что купленную шапочку.
      - Память об Абу-Симбеле!
      Старания продавцов сувениров не пропали даром!
      Около нас у поручней стоит молодой египтянин и задумчиво смотрит на скальные храмы.
      - Может быть, вы в последний раз видите Абу-Симбел, - говорит он. Через несколько лет плотина в Асуане будет закончена, вода в реке поднимется и скроет статуи.
      - Нам рассказывали в Каире, что собираются принять меры, сделать насыпь перед входом.
      - Да, я знаю, есть разные проекты. Эксперты оценивают стоимость таких работ в 30 миллионов долларов. Этим сказано все. Последним проектом предусматривалось отделить весь массив вместе с храмом от скал, поднять гидравлическим прессом на несколько десятков метров и передвинуть. Установленные на новом основании монументы будут возвышаться над поверхностью воды. Но пока это, к сожалению, всего лишь проект.
      - А что делает ваше правительство, чтобы спасти гробницы?
      - Увы! Для этого у нас не хватает денег [17]. Зато этот район открыт для ученых всего мира. Их работы координируются комиссией ЮНЕСКО. Поставленные нами условия обычны: половина всех находок должна быть безвозмездно передана государству, а вторая половина выставлена в музеях для всеобщего обозрения. Но каких-либо особо богатых кладов ждать не приходится. Речь идет главным образом о скульптурах и иероглифических надписях.
      ТРУДНОПРОХОДИМЫЕ ПЕСКИ
      В Вади-Хальфа мы снимаем с парохода мопеды. Длинный, как жердь, темный нубиец в форме цвета хаки и широкополой черной войлочной шляпе сопровождает нас к комиссару - высшему должностному лицу северной провинции.
      В Судане, как и в соседнем с ним Египте, проезд по дорогам требует особого разрешения. Это сделано для облегчения дорожной службы, а также контроля за перевозками. Первые ходатайства Германской Демократической Республики, посланные еще год назад, постигла судьба всех последующих, погребенных в каком-то из учреждений Хартума. Дальнейшие попытки выяснить что-нибудь в суданском консульстве в Каире оказались безуспешными. В Судане нет надежных дорог, тропы в пустыне часто не имеют дорожных знаков, а в период дождей более половины из них вовсе не проходимы.
      В информационном бюллетене государственного туристического бюро стоит черным по белому: "Преодолеть район песков можно лишь на специальной машине, у которой все колеса ведущие".
      Дежурный берет с полки толстую папку...
      "Отказы" - читаем мы на потертой обложке.
      - Поверьте мне - вы не проедете. Правда, в исключительных случаях мы пропускали по северному тракту караваны машин, но они были специально приспособлены для пустыни. Все остальные ходатайства, - его рука взвешивает тяжелую папку, - находятся здесь.
      Мы не отступаем. Уговариваем чиновника, энергично жестикулируем. Наконец идем на компромисс:
      - Хорошо, первые триста километров мы проедем по железной дороге, а далее - на своих мопедах.
      Дежурный чиновник пожимает плечами.
      - Взгляните на карту, повсюду одно и то же: непроходимый песок. Дорога от Абу-Хамеда до Хартума столь же плоха, как и на севере. Кроме того, вы первые, кто хочет преодолеть ее на двухколесных машинах.
      - Всю ответственность мы берем на себя, мы едем на свой страх и риск.
      - Если с вами что-нибудь случится и вы не сможете уведомить об этом какой-либо пост вдоль железной дороги, я буду обязан вас найти и доставить к месту назначения. За ваш счет, конечно. Подпишите, пожалуйста, вот здесь, он пододвигает нам бланк, - что вы поставлены об этом в известность.
      Мы утвердительно киваем головами. В этот момент мы подписали бы что угодно.
      - И все же я должен сперва телеграфировать в Хартум. О принятом решении вам сообщат еще до отхода поезда.
      Время летит, а Хартум не дает о себе знать. Мы сидим как на иголках. До отправления поезда остается полчаса. Наши мопеды уже в багажном отделении. Какой-то водитель "Лэндровера" [так] из Южно-Африканской Республики сидит, посмеиваясь, на краю платформы.
      - Утешьтесь, мне тоже запрещен проезд.
      Сигнал к отправлению звучит для нас вдвойне неприятно. Поезд трогается. Удрученные, мы прыгаем на ходу в вагон - без разрешения. Поезд прошел уже с добрый километр, когда дверь в купе вдруг резко распахивается. Врывается запыхавшийся от быстрого бега человек в форме и передает запечатанный пакет. Короткое приветствие - и он, спрыгнув на ходу, бежит обратно к станции.
      Рюдигер разрывает конверт. Оттуда выпадает небольшая бумажка: "Мы разрешаем вам..." Это согласие властей на проезд по дороге Абу-Хамед Хартум. Однако тут же ставится условие, чтобы мы обязательно отчитались в своей поездке перед Министерством внутренних дел в Хартуме.
      Понемногу осматриваемся. Вагоны совсем непохожи на европейские. Светло-желтая окраска отражает солнечные лучи, двойная крыша также защищает от прямого облучения. От ослепительного солнечного света предохраняют путешественников и маленькие окошки с темными стеклами.
      Эта железнодорожная линия - единственная, связывающая Северную и Южную Африку, если не считать нескольких грунтовых дорог через Сахару. Всеми путями сообщений ведает Управление суданских железных дорог - самое крупное государственное предприятие Судана. В вагоне встречаем англичан и французов; время коротаем за беседой с какой-то датской туристкой, собирательницей фольклора африканских народов.
      Поезд неуклюже ползет по Нубийской пустыне. Жиденькая насыпь железнодорожного полотна и узкая колея не позволяют развивать большую скорость.
      На коленях у наших попутчиков появляются салфетки. Они приступают к еде. Каждый выкладывает то, что у него есть: сыр, кукурузные лепешки, маслины, финики, несколько яиц и кусок жареной курицы. Наш вклад - банка сардин в масле. Мы пробуем остроприправленный рис, которым нам еще долгое время предстоит питаться в Африке.
      За несколько минут до захода солнца наш поезд останавливается в чистом поле. Купе пустеют - мусульмане становятся на колени, чтобы совершить вечернюю молитву. Мы же прогуливаемся. Два-три полузанесенных следа от шин на зыбучем песке - вот та трасса, которая на дорожных картах отмечена толстой красной линией. Тут даже пешком трудно идти. Увязая в песке по щиколотку, возвращаемся к поезду. Того, что мы видим, для нас достаточно. Просыпаемся мы уже за полночь. Монотонный стук колес утих. На здании вокзала рядом с арабскими буквами (которые мы еще не все выучили) стоит надпись на английском языке: "Абу-Хамед" - наша станция.
      Спутники передают нам через окно багаж: сумки, брезентовые ведра для воды, канистры для бензина, футляры с фотоаппаратами. Сильные мужские руки извлекают из багажного вагона мопеды. И нас сразу же окружают любопытные. Из толпы выходит старший офицер:
      - Мне сообщили о вас из Хартума. Ехать вам разрешено, но вы все же не должны этого делать. Я знаю пустыню - она не для ваших машин.
      "Зыбучие пески!" - это предупреждение звучит снова и снова. Завтра будет видно.
      Нас провожают в правительственную гостиницу. Дорога идет вдоль деревни. Мы проходим всего 500 метров пешком, держа в руках мопеды, но, прибыв на место, чувствуем себя разбитыми и сразу же садимся. И это только 500 метров мягкого податливого песка, в который машины погружаются до ободов колес. А до Хартума еще далеко...
      ЗЫБУЧИЙ ПЕСОК, ВАДИ, ПОЛЯ ЩЕБНЯ
      [Фото: 18.jpg]
      Дорожные эксперты египетского автоклуба и суданский чиновник не без основания предостерегали нас от поездки по Нубийской пустыне. Едва мы оставляем за собой коменданта в Абу-Хамеде, как сразу же врезаемся в зыбучий песок. Ревут моторы, горят сцепления. Так начинается наш путь по расстилающейся вокруг пустыне. В провожающих нехватки нет, вокруг нас собралась половина деревни.
      - Только бы не застрять, иначе комендант аннулирует разрешение!
      Слабые, еле заметные следы от шин разбегаются в разные стороны, как только мы покидаем селение. Ищем нужную нам дорогу. Трасса обозначена каменными пирамидками высотой с полметра. Но по сути дела нет никакой разницы, каким путем пробираться в этом лабиринте песков и скал.
      Первые километры ужасны. Каждые 200 метров мы вынуждены сходить с мопедов и вытаскивать их из ям. Необозримая долина изборождена складками барханов. Они перемежаются с целыми полями щебня. Остроконечные, величиной с голову, камни разбивают покрышки и камеры. Но особенно туго нам приходится, когда мы пересекаем вади [18]. Берега высохшей реки в большинстве своем отвесные и вынуждают нас ехать медленно и осторожно. Поэтому нам не хватает скорости, чтобы пробиться сквозь гальку и пыль. Объединенными усилиями вталкиваем машины, одну за другой, на косогор и с тихой грустью вспоминаем твердую почву Сирийской пустыни.
      За два часа этой адской работы мы преодолеваем всего три километра. А до Хартума еще 650.
      Нет, так не пойдет. Держим большой военный совет. Зубчатую цепь, которой мы пользовались до сих пор, заменяем более мелкой, меняем и насадки карбюраторов. Так нам удается проехать почти 70 километров, после чего мы вынуждены остановиться: на сегодня хватит. И все же мы довольны достигнутым. Начало положено. Солнце стоит у горизонта и заливает дюны и каменистые поля пурпурным светом. Через 20 минут наступит ночь. Расстилаем спальные мешки прямо на горячем песке. Хорошо еще, что в это время года нет скорпионов.
      В последующие дни грунт улучшается. Мы накопили кое-какой опыт, и бездонные песчаные ямы уже не приводят нас в ужас.
      Наши мопеды проходят за день даже больше, чем их четырехколесные коллеги. Мы не раз попадаем в глубокие впадины, из которых вряд ли бы выбрались тяжелые грузовики. Их водителям приходится брать с собой в пустыню лопаты и широкие цепи, в то время как мы на своих легких машинах быстро преодолеваем любое препятствие.