Вкус ранней клубники

      Видел бы меня Артем! Интересно, такая девушка ему бы понравилась? Молодая, развязная, уверенная в себе...
      Хороша я, хороша, да плохо одета... Нет, одета я неплохо, но вот машины у меня теперь нет. А я так к ней привыкла. Может, вернуться в этот переулок, доехать до шоссе и бросить её где-нибудь в кустах?. Кажется, эта мысль не из лучших.
      Я так глубоко задумалась, что вздрогнула от резкого сигнала клаксона шофер маленького автобусика упорно старался привлечь мое внимание.
      - Бэби, тебе далеко ехать? - он явно старался подражать героям кинобоевиков.
      - До Мало-Степанца, мальчик!
      Ну, почему - мальчик? Мы же по легенде с ним одногодки. Господи, я совершенно забыла, как они, молодые, друг к другу обращаются!
      И потом - этот город. Чего ко мне так привязалось его название? Если уж на то пошло, мы в него даже не заезжали, объехали стороной. Но, говорят, раз начал врать, нужно врать одно и то же.
      - Жаль, - откровенно разочаровался шофер. - Я так далеко не езжу. Думал, ты к кому-нибудь в гости приехала. По Черноморскому я тебя подвез бы в любое место.
      На мне и вправду одеяние не дорожное. В таком приличные девицы не путешествуют. Свое дорожную сумку, куртку и прочее я оставила в универмаге, вроде, невзначай затолкала её ногой под прилавок.
      Кто подумает, что в моем псевдо-модном рюкзачке куча денег, прикрытых газетой, поверх которой расческа, новенькое портмоне с несколькими купюрами и небольшой косметический набор.
      - А до шоссе подбросишь?
      Я так вошла в роль молоденькой девушки, что у меня даже голос соответствующий прорезался.
      - До шоссе - садись! - оживился парень. - Я в соседний колхоз еду, а он как раз по другую сторону от центральной трассы.
      И сколько же до неё ехать? На "десятке" этот отрезок пути я проскочила так быстро, что и не заметила. Но ничего, пусть паренек поедет даже очень медленно. Мне как раз нужно время, чтобы адаптироваться к новому образу.
      В компенсацию за оказанную любезность я разрешила парню подержаться за мою коленку. Денег-то он наверняка не возьмет. За десять лет супружества я так далеко отошла от привычек и запросов молодежи, что сейчас мне заново предстоит открывать для себя этот мир. Ведь для полного соответствия образу, я чувствовала, мне будет не хватать именно мелочей.
      Наша молоденькая корректорша, помнится, говорила: "Я никогда не плачу тем, кто сам предлагает меня подвезти!" Значит, и мне об это разговор заводить не стоит.
      - К кому-нибудь в гости приезжала или так, проездом? - больше из вежливости поинтересовался мой водитель.
      - В гости, - решила схохмить я, - к Могильным.
      - Это к каким же? - отчего-то решил уточнить он и руку с колена убрал.
      - Гаврилыча знаешь?
      - Дядю Витю, брата Льва Гавриловича? Кто же их не знает! Но я и не подозревал, что у них есть такая родственница.
      - Я - дочь их друзей.
      - Тогда понятно, - кивнул он, но руку на колено класть больше не пытался.
      Кажется, Могильных здесь побаивались. Но не из-за фамилии же!
      - Слушай, крошка, а хочешь, я тебе прикольный музон поставлю? предложил водитель. - Братан из города привез, отпад!
      Он посмотрел на мое незаинтересованное лицо и осекся. И слегка сник. Я и без слов поняла, что он стушевался: чем он захотел удивить городскую телку? Небось, она и покруче диски слушала!
      Пришлось срочно снизойти, а то из-за своей озабоченности я едва не выпала из образа. Что мне трудно закатить глаза в восторге - продолжая думать о своем! - и выдохнуть что-нибудь, вроде: "Офигеть!"
      Водитель автобуса расставался со мной не без сожаления.
      - Эх, закатиться бы с тобой куда-нибудь, на море там или в горы, отвиснуть недельку-другую... И хорошо бы, дядя Витя об этом не узнал.
      - А что, у тебя репутация плохая?
      Парень расхохотался.
      - А ты, сразу видно, девчонка классная. Не гордячка, - он спохватился, - ну, я, в натуре, тормоз! Даже не спросил, как тебя зовут?
      Я чуть было не ляпнула свое настоящее имя, которое прозвучало бы как вымышленное. Нет, надо было что-то попроще. Я только открыла рот, как парень остановил меня.
      - Подожди, дай я попробую угадать...
      Как матрона зрелого возраста, я вдруг подумала: "На чем воспитывается наша молодежь? Это же наверняка он песню вспомнил, этакую блатную-жиганскую: "Как вас зовут, вы мне не говорите, сейчас я сам вам имя подберу!"
      Но, поймав себя на этих возвышенных мыслях, я посмеялась над собой, а вслух сказала:
      - Угадаешь с первого раза, я тебя поцелую.
      Парень оживился.
      - Почему с одного, всегда же говорят, с трех.
      - Так то в сказках или в спорте, а у нас с тобой суровая проза жизни.
      Он несколько озадаченно взглянул на меня и неуверенно проговорил:
      - Марина.
      Я чмокнула его в щеку и ступила на землю.
      - Эй, а почему в щеку, а не в губы?
      - Потому что! Извини, не угадал.
      И помахала ему рукой. Шофер медленно закрыл дверцу и так же медленно поехал прочь. Кстати, я тоже не узнала, как его зовут.
      Теперь я стояла на обочине дороги. Голосовала. Недолго, но за это время произошло событие, которое заставило меня собрать в кулак все свои силы, чтобы не поддаться охватившей меня панике.
      Мимо меня промчалась темно-вишневая девятка, которую совсем недавно я видела в поле, лежащей вверх колесами после столкновения с нашей фурой. Я бы не обратила на неё никакого внимания, если бы на переднем сидении не торчал тот самый водитель, которого я заставила выпрыгнуть из белых "жигулей" и кому я придумала кличку Уазик.
      Неужели после такого столкновения машину просто поставили на колеса и поехали дальше? "Жигули" не "повело", нигде не заклинило, или у них под рукой просто не было никакой другой машины?
      А как вообще он успел так быстро встретиться со своими? Может, до места встречи их подвез Лев Гаврилыч на своем милицейской машине?.. Ну, и шутки у вас, боцман!
      "Девятка" мчалась как на пожар. Или на захват? Никто из её пассажиров не обратил внимания на одинокую фигуру девушки в мини-юбке, которая добиралась куда-то автостопом. Определенно, мой ангел-хранитель - или кто там у меня есть? - вовремя подсуетился, заставив меня зайти в универмаг и так основательно изменить свою внешность.
      Я ещё провожала взглядом своих преследователей, когда возле меня остановилась легковушка, которую я вовсе не останавливала. Просто от удивления я замерла с протянутой рукой - стремительно мчавшаяся погоня произвела на меня прямо-таки гипнотическое действие.
      Отчего-то я медлила садиться - то ли никак не могла отойти от своего столбняка, то ли сочла для себя опасным ехать в машине с тремя незнакомыми мужчинами.
      Конец моим сомнениям положил прямо-таки залихватский голос с заднего сидения машины, принадлежащий молодому мужчине - он гусарским жестом распахнул передо мной дверцу и проговорил:
      - Садитесь, девушка, не бойтесь. Мы не едим таких юных леди.
      И я села. В крайнем случае, у меня с собой пистолет. Тот самый, реквизированный. Вряд ли он не заряжен. В примерочной кабинке универмага, где я меняла свой облик, я наскоро его осмотрела. Только для того, чтобы найти предохранитель. Остальное, подумала, придется постигать, что называется, по ходу пьесы.
      "Макаров" я положила на дно своего рюкзачка - тяжеловат он для меня. Конечно, и тот, что полегче, я вряд ли смогла вытащить быстро, но я уже успела понять, что раз подобного от меня не ждут, то на меня вполне может сработать так называемый фактор неожиданности: много ли "юных леди" носят в своих сумочках боевое оружие? Тут вам не Америка!
      Кажется, я "крутела" на глазах, как смазанное бленд-а-медом яйцо.
      Между тем, сидящие впереди мужчины тоже кивнули:
      - Не едим мы девушек, не едим. Мы их любим!
      Еще не хватало мне попасть в руки сексуальных маньяков! Я невольно взялась за ручку двери.
      - Не пугайте детей! - шутливо прикрикнул на них мой сосед и обратился ко мне. - А вы очки хоть на ночь снимаете?
      - Снимаю. А разве уже ночь?
      - Да, нашей молодежи палец в рот не клади!
      - Оставь в покое человека! - отозвался мужчина с переднего сидения. Хочет ходить в очках, пусть ходит. У нас свободная страна.
      - Ты прав, - чуть ли не с ностальгией проговорил мой сосед. - Мы так рьяно боролись за демократическую свободу, что теперь ею хоть подавись!
      - Только попрошу на политику опять разговор не переводить! потребовал водитель машины, и отчего-то его голос показался мне странно знакомым.
      Мало ли на свете знакомых голосов! Я вовсе не собиралась напрягать свои извилины в попытках вспомнить, где я его слышала. Разве мало у меня своих забот? И то хорошо, что мои попутчики вовсе не пытались ко мне приставать или говорить пошлости... В конце концов, очки я сняла. Перед ними маскироваться мне было незачем.
      - А глаза-то у вас.., - пытливо заметил мой сосед.
      - У меня что-то с глазами?
      - Глаза красивые, ничего не скажу... Но, как бы это поточнее выразиться, не по возрасту мудрые.
      Что поделаешь, для глаз ничего, кроме очков, не придумали. Впрочем, может делать соответствующий макияж ? Гримируют же в театрах актрис под молоденьких девочек... Но я учту на будущее... На какое такое будущее? Неужели и впредь я собиралась участвовать в каких-либо аферах?
      Для чересчур приметливого попутчика я произнесла:
      - Заботы одолевают.
      - А не можем ли вы облегчить вашу тяжкую ношу?
      - Увы, - фальшиво вздохнула я - врать, так врать о том, что ты хорошо знаешь, - зарубежную литературу все равно придется изучать мне.
      - Ой, ребята, да мы с вами студентку подобрали. Вон какие они у нас нынче... ладненькие!
      - А где вы учитесь, - не поворачивая головы, спросил водитель.
      - В университете. На филологическом.
      Мы проезжали через какой-то населенный пункт, и когда остановились на очередном светофоре, водитель повернулся ко мне и сказал:
      - Здравствуй, Белла!
      Это до какой же степени нужно углубиться в свои проблемы, чтобы не узнать Глеба Винярского, с которым мы учились в одной группе целых пять лет! Глеб - наш лучший студент - после окончания университета - поступил в аспирантуру, и теперь преподавал там же. Да, тесен мир!
      - Здравствуй, Глеб! - вынуждена была расконспирироваться я. - Выходит, меня легко узнать? А я-то думала...
      - Вовсе не легко! - успокоил он; то есть, он не думал, что успокаивает, но его слова именно так на меня подействовали. - Но, если помнишь, я был в тебя влюблен, а любящее сердце вещее... Однако, ты теперь одеваешься так экстравагантно!
      Понятное дело, что Винярский моему прикиду удивился. Он был всегда так консервативен, а навязанный мамой стиль моей одежды в полной мере соответствовал его представлением о том, как должна была одеваться студентка тех лет.
      Потому Глеб нравился моей маме. Был безразличен мне. И совсем не нравился Артему. Но уже совсем по другой причине.
      Как бы то ни было, перед Глебом я могла не скрываться.
      - Хочу тебе признаться: мое нынешнее одеяние - не что иное, как маскарад.
      - Слава богу, ты сняла груз с моей души, - откровенно высказался Глеб и представил меня своим спутникам. - Знакомьтесь, парни, это - Белла Решетняк - первая красавица нашего факультета.
      - Что? - не поверил мой сосед. - Это юное создание - твоя однокурсница? И почему я не пошел на филологический?!
      - А это мои друзья, - продолжал Глеб - Тот, что рядом с тобой Костя Левченко, мой коллега по университету, доцент, преподает химию. А рядом со мной - писатель из Санкт-Петербурга Витя Круглов.
      - Нет, на нашем курсе таких студенток не было, - продолжал сокрушаться Левченко.
      - Это в Москве, где ты учился, не было, а в нашем городе, как видишь...
      - Но, главное, подкатываться к таким девушкам он научился. Ишь, засыпал Беллу комплиментами. Можно подумать, не науку химию в вузе изучал, а науку обольщения...
      - Ребята, прекратите ерничать, - прервал их словопрения Глеб. - Мне сдается, у Беллы трудности, а вам бы только поржать... Нельзя ли полюбопытствовать, ты догоняешь или убегаешь?
      - Убегаю, - вздохнула я.
      Но если они ждали от меня дальнейших откровений, то им пришлось разочароваться. Я вовсе не собиралась взваливать на Глеба и его товарищей свою нелегкую ношу.
      Что поделаешь, это сильнее меня. Сама я нарушила не одну статью российского Уголовного кодекса, но я знала, из-за чего рисковала, а эти молодые люди... Зачем подобный риск им?
      У меня не было сомнений в том, что расскажи я откровенно о своих бедах, и они тут же возьмутся помогать. Женщина самой природой организована так, чтобы прежде всего думать о последствиях своих шагов, а мужчины чаще всего идут на поводу минутного порыва. Как сказал Жванецкий, одно неосторожное движение, и ты уже отец.
      Казалось бы, именно теперь я должна хвататься за любую руку, которая вытащит меня из многочисленных бед, обрушившихся на мою голову. Это и раненый муж, оставленный мною вдалеке от дома, в больнице, брошенный под присмотр чужих людей. Это и бандиты, которые неслись за мной в погоню...
      И все же во всем это было одно "но". Наш с Артемом частный интерес. Это ради него мы рисковали своими жизнями. И все наши неприятности были связаны с тем, что мы вознамерились иметь побольше денег. А раз мы хотели обогатиться, нам самим за то и расплачиваться!
      Вот если бы мы выполняли какой-то гражданский долг, то призывать на помощь соотечественников нам бы сам бог велел. А так... Видел ли свет подобную дуру?
      Как-то на третьем курсе сам же Глеб говорил мне:
      - Решетняк, у тебя явно вывихнуты мозги. Так, как ты, рассуждали энтузиасты двадцатых годов. Или женщины-декабристки...
      Знай он сейчас мои дела и мое нежелание доставлять ему неприятности, небось, опять покачал бы головой и сказал:
      - Решетняк, за эти годы ты ничуть не поумнела!
      И он был бы прав.
      - Вы направляетесь домой? - спросила я у Глеба.
      - Домой. Мы с Константином ездили на научно-практическую конференцию в Питер, а Виктор приурочил к нашей встрече свой отпуск и теперь едет с нами на юг.
      - На конференцию - на своей машине? Так далеко?
      - А что, не хуже, чем на поезде. Машину мы вели по очереди. Ночевать пришлось дважды, но у нас на примете были неплохие мотели.
      - Так что вы - своего рода легковые дальнобойщики, - посмеялась я. - И попутчиц берете.
      Чуть не брякнула: плечевых!
      - Хоть ты на себя и не была похожа, а юношеская память, видимо, сработала... Ты так и живешь с Артемом?
      - Так и живу.
      - Серьезный мужик. Морская пехота. Не чета нам, гнилым интеллигентам... Помнится, твоя мама об этом очень сокрушалась.
      - Она и сейчас сокрушается.
      Друзья с Глебом в наш разговор не вмешались, но слушали с интересом.
      - Что-то я тебя из виду потерял. Ты сейчас где работаешь?
      - Там же, где и работала, в издательстве "Южные зори". Наверное, ты меня не очень искал.
      - Работа, суета... Засасывает, - сконфузился Глеб.
      Мы ехали, балагурили, вспоминали студенческие годы, но напряжение никак не хотело меня покидать. Мчавшаяся на большой скорости темно-вишневая "девятка" все стояла у меня перед глазами. Похоже, эти волки не собирались упускать то, что они считали своей добычей.
      На очередном пункте ГИБДД мы пристроились к целой веренице машин.
      - Опять кого-то ловят, что ли? - ни к кому не обращаясь, спросил Виктор; он с Глебом недавно поменялся местами под предлогом того, что я отвлекаю водителя посторонними разговорами, водитель все время на меня оборачивается, а он, Виктор Круглов, не написал ещё единственного романа своей жизни, потому решил ещё немного пожить. - Пойду, послоняюсь, может, узнаю, что к чему.
      Он вернулся быстро, взбудораженный, и, едва открыв дверцу машины, принялся говорить.
      - Что делается на свете, люди! У нас сериалы снимают: "Бандитский Петербург", то да се, а у вас делишки покруче завариваются! Я, грешным делом, думал, что кто-то опять из армии с оружием удрал, или зеки в побег ударились. А слуги закона какую-то женщину ищут...
      Он сделал многозначительную паузу.
      - А что эта бедняжка натворила? - весело поинтересовался Глеб.
      - Машину угнала! - торжествующе объявил Виктор и многозначительно усмехнулся. - Мужика-шофера выкинула из машины под угрозой применения оружия и умчалась. Жигуль, говорят, новехонький! Экспортный вариант... Словом, приготовьте документы! Подозревают, что она переоделась мужчиной.
      - Мужчиной? Чего только не придумают! Летом переодеваться мужчиной себе дороже! - я фальшиво засмеялась.
      Интересно, кто заявил об угоне машины? Неужели Рафик? А что же Могильный? Дал его заявлению ход? Я, конечно, могу лишь домысливать, как все было. Скорее всего, в розыск машину подал сам Лев Гаврилович. Тогда он должен был знать, что я её угнала. А от кого?
      Рафик мог при этом не светиться. Выдвинул в качестве истца своего подельника Уазика.
      Опять не сходится. Ничего у нас в государстве не делается быстро. В том числе, вряд ли так споро дали бы ход заявлению частного лица. А у него - то есть, Уазика - попросту не было времени. Он мчался за мной в погоню вместе с другими.
      В любом случае, показывать милиционерам свой паспорт я не могу. Иначе, для чего я так тщательно уничтожала всякую похожесть на его обладательницу?
      А если бандиты догадались, что я - жена Артема? Тогда тем более паспорт показывать нельзя. Не может быть, чтобы среди слуг закона у банды Рафика не было своих людей...
      Я неспеша взяла свой рюкзачок, надела очки.
      - Будет лучше, ребята, если я от вас уйду.
      - Ничего подобного! - запротестовал первым Константин, обнимая меня за плечи. - Если кто-то поинтересуется, знайте: это моя невеста, а паспорта мы как раз сегодня сдали в загс. Для оформления.
      - А что, неплохо придумано, - согласно кивнул Виктор, продвигаясь в очереди вслед за другими машинами. - Хотя, скорее всего, никто не станет спрашивать документы у вас.
      - Прямо детектив какой-то, - натянуто улыбнулась я. - Глеб, объясни своим друзьям, что твоя бывшая однокурсница Решетняк слишком прагматична для того, чтобы...
      Я успела увидеть краем глаза, как к нашей машине приблизился молодой человек в форме лейтенанта дорожной милиции и, козыряя, попросил предъявить документы.
      Но Константин не дал его рассмотреть. Сгреб меня в объятия и надолго приник к моим губам. Я почувствовала, как тронулась машина - не голова ли моя пошла кругом? - потом поехала быстрее, быстрее, и вскоре мы опять мчались по шоссе.
      Константин с видимой неохотой отпустил меня.
      - Глеб, когда следующий пост ГАИ? - спросил он как ни в чем не бывало.
      - Теперь не скоро. Только под Мало-Степанцом, - ответил Глеб.
      Глава двенадцатая
      Легковая машина - это все-таки не большегрузная фура, так что в родимый город мы добрались хоть и поздно вечером, но в тот же день.
      Дети наши были по-прежнему в лагере отдыха. Мама, скорее всего, на даче. Словом, домой мне ехать не хотелось. Я чувствовала, что после перенесенных волнений мне будет невмоготу одной слоняться по пустой квартире, потому и попросила Глеба подвезти меня к дому, в котором жила моя подруга Татьяна.
      Его друга Константина мы высадили раньше, а Володя сидел рядом с Глебом, опять уступив ему руль - наш город он знал плохо.
      Моя закадычная подруга - Татьяна Шедогуб - тоже училась с нами в одной группе. Так мы с нею и дружили, с институтских времен. Танька, пожалуй, единственный человек, кроме самых близких родственников, к которой я могу прийти со своими печалями в любое время дня и ночи, не размышляя, прилично это или неприлично.
      Глеб и Татьяна отчего-то всегда недолюбливали друг друга и все пять лет учебы только тем и занимались, что вышучивали каждый поступок неприятеля, каждый жест. Глеб первый стал звать её Татьяна Душегуб. А молодые авторы каким-то образом узнали про эту кличку. И, озлясь на критикессу, реанимировали её. Татьяна, не мудрствуя лукаво, именовала Глеба - Хлебом Вонярским.
      - Душегуб во второй раз замуж не вышла? - высаживая меня у дома подруги, небрежно поинтересовался Глеб.
      - Не вышла. Ждет, когда ты с женой разведешься, - пошутила я. Поняла, что без тебя все её замужества обречены на провал.
      - Передай, чтобы не ждала. Скажи, я её благословляю, так что теперь ей повезет.
      - Передам.
      Почему между людьми без причины возникает неприязнь? Между теми, кто не сделал друг другу ничего плохого. Татьяна всегда была девушкой видной. Статная, русоволосая, с глубокими зелеными глазами. На мужчин она нападала с яростью дикой кошки. Не потому, что была, как теперь говорят, склонна к нетрадиционной половой ориентации, а потому что считала их всех похотливыми кобелями и первым делом принималась оттачивать на них свой острый язычок, создавший ей впоследствии славу самой язвительной и злой журналистки края.
      Литературный мир шутил, что Татьяне надо было вручать не "Золотое перо", - ежегодный приз лучшему журналисту, - а "Золотое жало".
      Каким образом её бывшему мужу удалось склонить Татьяну к браку, остается только гадать. Потому, что он и был как раз тем самым кобелем, что было видно всем, кроме такой умной и проницательной Шедогуб.
      Супруги разошлись, но, кажется, Вадим - её бывший - продолжал по-своему любить Татьяну. Правда, на этот раз безо всякой надежды. Шедогуб, как говорят французы, уходила уходя.
      Специально для Таньки я надела свои новые очки и позвонила в дверь. Долго и нахально. Как молодой автор, не сомневающийся в собственной гениальности. Татьяна курировала городскую ассоциацию молодых журналистов.
      Подруга открыла на звонок дверь и посмотрела на меня с профессиональной строгостью.
      - Девушка! Я принимаю в рабочее время, в редакции газеты. Кто вам дал мой адрес?.. О, господи, Решетняк! У тебя, что, крыша едет?
      - Переночевать пустишь? - я решила не обращать внимания на всякие гнусные инсинуации.
      - Дай сначала закрыть рот, а то я, кажется, вывихнула челюсть. "Мария Ивановна, как вы могли стать валютной проституткой?" - "И не говорите, девочки, повезло, наверное!"
      - Анекдот с бородой, Шедогуб!.. Тебе привет от Глеба Винярского. Просил передать, чтобы ты его не ждала и выходила замуж.
      - Ты подружилась с Вонярским?
      - Он подвез меня к твоему дому.
      - А... Ну бог с ним! Лучше скажи мне, чего это ты так вырядилась?
      - Вот и Глеб удивлялся.
      Я хотела наклониться, чтобы снять с себя новые босоножки на высоченном каблуке - знак моего нового имиджа, как в это время что-то больно укусило или ужалило? - меня за ногу. От неожиданности я села прямо на пол в Танькиной прихожей, а прямо над моей головой кто-то громко захохотал грубым мужским басом:
      - Ха-ха-ха!
      - Петька! Немедленно скройся с моих глаз! Что за гнусная птица...
      - Птица? - спросила я слабым голосом.
      - Да попугай же! - досадливо пояснила Татьяна, помогая мне подняться. - Понимаешь, не терпит голые женские ноги и клюется, как глупый петух!
      Ах, да, недавно один знакомый Танькин журналист уехал на постоянное жительство в Америку и подарил ей своего попугая "ара" по кличке Петька. В прошлый свой приход я была в брюках и потому избегла нападения птицы. Кстати, похожей на желчного старика-пенсионера. Наверное, по причине того, что почти все его когда-то роскошные перья выпали, и он имел весьма облезлый и совсем непрезентабельный вид.
      - Может, тебя отдать его куда-нибудь в "живой уголок"?
      Петька отчетливо возмущенно фыркнул.
      - Не обращай на него внимания, - махнула рукой Татьяна.
      - Петька - глупый петух! - очень похоже на Танькин голос передразнил её попугай. - Вор-рона!
      - Ты доболтаешься! - пригрозила Танька. - Отдам тебя Марату.
      Марат - огромный соседский дог, которого, по-видимому, боялся Петька. Он улетел в коридор и продолжал оттуда бурчать:
      - Марат! Марат!
      И при этом глухо лаял.
      Татьяна обреченно вздохнула и сказала:
      - Короче, что у тебя стряслось?
      - Короче не получится, - невольно повторила её вздох я, стаскивая с головы надоевший парик. - Потому, как история моя длинная и страшная.
      Я произнесла это безо всякой патетики, но Татьяна этого все ещё не понимала.
      - Читаешь какой-нибудь триллер?
      - Скорее, пишу его прямо набело в книгу жизни. Собственной кровью. А если точнее, кровью Артема.
      - Белла, ты никогда не была склонна к дешевой мелодраме, это не твой жанр. Что случилось? Откуда эта патетика? Разве ты не поехала в рейс со своим мужем?
      - Поехала. Только рейс уже закончился.
      - Вот и ладушки! В чем же тогда трагедия?
      То ли оттого, что я наконец почувствовала себя в безопасности, то ли из-за Танькиного участливого взгляда, напряжение наконец отпустило меня. Зато навалилась слабость. Мне стало жалко Артема, Сашу, себя... Неужели это все случилось с нами только потому, что мы захотели иметь побольше денег? Не украденных, заработанных... К глазам подступили слезы.
      Татьяна усадила меня в кресло и протянула стакан резкого холодного кваса - она делала его сама.
      - Только без слез! Пожалуйста, выпей, успокойся и расскажи мне все с самого начала.
      В обычное время Таньку хлебом не корми, дай только похохмить, но сейчас в глазах её не было и тени насмешки. Она слушала меня, не перебивая, лишь однажды повторила вслед за мной:
      - Дырка во лбу при выстреле из "макарова" в упор. О какой дырке речь? Да ему просто разнесло бы полчерепа. Я, конечно, не большой знаток баллистики, но тут что-то не стыкуется.
      - Какая разница! - устало отмахнулась я.
      В этом месте моей речи - да и самой реакции! - мой мозг попытался пробуксовать. Как это, какая разница? Убить человека уже для меня семечки?! Но, оказывается, я даже думать не хотела о самом слове "убийство" применительно ко мне. Ерунда это все, господа присяжные! Этого не может быть никогда!
      - Не скажи. А что, если этот бандит просто пугал тебя? Отвлекал от собственной персоны. Посмотри на себя - какой из тебя снайпер? Из Чечни она приехала! Только круглый идиот мог в такое поверить. Да он тебя просто забалтывал!
      - Нет, это для него слишком сложно. С одной извилиной такого не придумаешь.
      - Странная ты женщина, Решетняк, я тебя хочу успокоить, а ты предпочитаешь верить какому-то бандиту. Мазохизмом заболела? Давай, ковыряй свою рану! Чего ж ты тогда ко мне пришла, а не в милицию с повинной: арестуйте меня, я убила человека!.. Слова какие-то театральные, аж противно! Вот что, подружка, у меня есть импортная пена для ванны...
      - При чем здесь пена?
      - Не перебивай. Я налью тебе ванну с этой чудесной пеной, ты ляжешь в нее, закроешь глаза и постараешься ни о чем не думать. То есть, это тебе вряд ли удастся, но лучше бы тебе представить себе что-нибудь красивое. Море, золотой пляж. Или вечерний ресторан, тихий блюз, и ты танцуешь в объятиях широкоплечего партнера, одетого в смокинг с бабочкой... Даром что ли старые люди говорят: не стоит раньше смерти умирать! Посиди, попей кваску, а я пойду, все приготовлю.
      Я откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. В моей гудящей от перенапряжения черепушке, царила чехарда. Женщины-санитарки, уносящие на носилках бледного, без сознания, Артема... Что там сказали эти сельские медики? Большая кровопотеря? А если у них не было донорской крови и... какая у Артема группа крови? Я никак не могла вспомнить. Или не знала? Да и зачем мне прежде было об этом знать? Мой муж никогда ничем не болел. И этот врач... Я даже не спросила его имя-отчество... А вдруг у него не было опыта в подобных операциях?
      Я бросилась к телефону - его номер будто выжжен у меня в мозгу. Ответил сонный женский голос. Не Шурин, гораздо более молодой.
      - Девушка, миленькая, пожалуйста, мне только что сообщили, - ей-то я могла соврать, но рыдания, которые рвались у меня из горла, самые что ни на есть подлинные; я так себя накрутила, что готова услышать самую страшную весть. - Мне только что сообщили, сказали, муж ранен...
      - А, вы жена того шофера? - сразу взбодрилась девушка. - Не плачьте! Операция прошла удачно. У нашего Всеволода Илларионовича золотые руки, его даже в Москву хотели забрать, да он отказался... пуля застряла в мягких тканях...
      - Говорили, он потерял много крови, - мне едва удалось втиснуться со своим вопросом в частую речь медсестры.
      - Что ж вы думаете, раз у нас село, так и запаса крови нет? - попеняла мне молодая медичка. - Кровь влили, как и положено...
      - А у вас сиделки есть?
      - У нас есть дежурная медсестра, - сказала девушка, - она все время заходит к раненому в палату. Он сейчас все равно без сознания. Правда, Всеволод Илларионович распорядился... Ладно, вам я могу сказать: он сам нанял сиделку - пришла какая-то молоденькая, сидит возле вашего мужа.
      - Вы же сказали, что операция прошла успешно!
      - Женщина, что вы кричите? Ему же наркоз давали? Давали. Вот он и спит...
      - Все в порядке? - спросила Танька; она подошла так тихо, что я вздрогнула от неожиданности.
      - Говорят, операция прошла успешно.
      - А я тебе что говорю? Артем - парень крепкий, выздоровеет, не успеешь и глазом моргнуть... А сейчас иди в ванную, я тебе приготовила все, как обещала. Полежи в теплой водичке, расслабься, а потом мы спокойно подумаем, что делать дальше.
      В ванне я так расслабилась, что чуть не заснула. Хорошо, Танька запретила закрывать дверь на задвижку. Так что спустя, как мне показалось, несколько минут, подруга заглянула в ванную и спросила:
      - Ты долго собираешься здесь сидеть?
      - А мы торопимся?
      - Есть у меня одна мысль... К тому же, ты сидишь сорок минут, не многовато ли?
      - Сорок минут? Я, наверное, заснула.
      Татьяна помогла мне вытереться, словно я тяжелобольная и только что поднялась с постели, и запихнула в свой махровый халат.
      - Пойдем, мы с тобой ещё не договорили.
      Она усадила меня перед журнальным столиком, на котором дымилась яичница с колбасой, а рядом лежал на блюдечке разрезанный пополам огурец.