Всемирная гармония

      - Да-да, - Знаток кивнул, - с некоторыми есть о чем и поговорить. Но ты не отвлекайся. Зачем все это? Зачем эти горы, поход, рюкзак?
      - Давай попробуем, тогда поймешь.
      - Ты ведь обратно не пустишь.
      - Будешь хорошо себя вести - пущу. Я же сказал: нам друг без друга никак... Ну, что, по рукам?
      - Погоди, погоди, - спохватился Знаток, - а как же насчет святая святых?
      - А куда она денется? Мое условие: вернемся - тогда скажу. Для твоей же пользы. А может, по дороге сам поймешь.
      На следующий день, опечатав лабораторию, Знаток отбыл в неизвестном направлении. Он сообщил только, что для успешного окончания эксперимента нуждается в кратком отдыхе на природе, дабы собраться там с мыслями, - чем весьма порадовал директора.
      - Однако, - пробормотал директор, когда за другом закрылась дверь, у меня опять ощущение, что с нами был еще кто-то. Только на этот раз совсем другой. И сам Знаток - не такой какой-то. Душевнее, что ли...
      Святая святых
      Двумя неделями позже загорелый человек сошел с поезда и двинулся домой пешком, тихо беседуя сам с собой. Однако внимательное ухо могло бы уловить, что собеседник был, но голос его доносился, как ни странно, из полупустого рюкзака, заброшенного на одно плечо.
      - Ну и как наше богатырское ничего? - доносилось из рюкзака.
      - Своя ноша не тянет, - отвечал человек и шагал довольно легко.
      - Однако мы загорели, - слышалось из рюкзака.
      - Скорее, обветрились.
      - Каков же вывод?
      - А его сделала за нас та симпатичная рыженькая попутчица. Она, помнится, сказала: "Вашему виду можно позавидовать".
      - Простой каламбур. Не обольщайся.
      - От черноглазой туристки в горах тоже были комплименты.
      - Все равно не спеши радоваться, - парировал рюкзак. - Комплименты часто делают тем, с кем не собираются иметь дела.
      - А пожизнерадостнее нельзя покаламбурить?
      - Можно, - легко согласился рюкзак. - Эта рыженькая в поезде вместе с комплиментом могла бы и адресок подарить.
      - Так еще не поздно исправиться, - заметил загорелый. - Вон же она!
      Загорелый с рюкзаком догнал на трамвайной остановке рыжую красавицу, попросил у нее адрес, получил его, посадил улыбающуюся в трамвай и двинулся дальше.
      - И ты готов идти к ней в гости? - обратился он к рюкзаку.
      - До сих пор не веришь? - донеслось оттуда. - Две недели в горах тебя не убедили?
      - Да как тебе сказать... Не боялся. Домой не просился. Скучать не давал. Понимал меня, как будто...
      - Э-э, батенька, ищешь, к чему бы придраться!..
      - И все же, - сказал загорелый, я ждал большего.
      - А именно?
      - Неужели забыл?
      - А-а-а, - пропел рюкзак. - Святая святых... Жгучая тайна... Знаешь, было так хорошо, что я об этом ни разу не подумал. Боже мой, первый раз в жизни - горы, ветер, солнце, этот роскошный камнепад...
      - Который нас чудом не накрыл!..
      - Да плевать! Это была жизнь, достойная жизни! Не согласен?
      Загорелый облегченно засмеялся:
      - Как же я могу быть не согласен, если в этом - моя идея?! Совсем не важно, что ты не определил наш секрет по имени. Главное - ты его правильно почувствовал... Вот тебе тема для размышлений чувства разума! Мне доступен анализ, тебе чувства. Это на уровне открытия. Значит, все в порядке!
      - Так что же, - голос из рюкзака зазвучал надеждой, - осталось вернуть меня на место, и будем жить дальше?
      - Разумеется. Только вот наше тело проголодалось.
      Человек с рюкзаком завернул в столовую. Когда он покончил с обедом, рюкзаку было предложено сначала зайти в гости и закрепить знакомство с рыжей красавицей, а уж затем...
      - Прошу тебя, - взмолился рюкзак, - никаких красавиц и никаких "затем"! Во-первых, представь ощущения человека, к которому ввалится гость без разума...
      - С разумом в рюкзаке, - поправил загорелый.
      - Это одно и то же. Тело, начиненное только эмоциями, может быть привлекательно только односторонне...
      - Гармонии возжаждал? Похвально. Но ты сказал: "Во-первых"...
      - А во-вторых, пора бы и меня пощадить. Две недели такой бесприютности...
      - Вдвойне похвально, - оценил загорелый. - Все больше уверяюсь, что до тебя многое дошло. Даже начинаю верить, что теперь мы с тобой поладим.
      - И день сегодня рабочий, - напомнил рюкзак. - Институт открыт...
      - Хорошо! - Загорелый решительно встал. - Идем в институт. Совместимся, сходим в парную... А в гости двинем вечерком, да?
      В рюкзаке - радостный всхлип.
      И вот они в институте. То есть не они, а он, загорелый и обветренный в горах Знаток прекрасного и Светило точных наук. В его опечатанной лаборатории осталась настроенная аппаратура, с помощью которой он собственную душу отделил от тела. Но теперь душа на месте, а в рюкзаке, небрежно заброшенном за плечо, томится и перевоспитывается разум холодная, ненасытная субстанция, лишенная сострадания, озабоченная когда-то лишь поиском истины. Похоже, однако, что, уступив душе свое место, помыкавшись без тела, разумная составляющая Знатока серьезно изменилась к лучшему, проще говоря - подобрела.
      Загорелый и обветренный, ни к кому в институте не заглядывая, достал из кармана ключ и заперся в своей лаборатории. Там он немедленно развязал рюкзак и опустился в кресло. Освобожденный Призрак расположился в кресле напротив. Он был небрит и нечесан, худ лицом, глаза блестели.
      - Ты больше похож на духовную составляющую, усмехнулся бритый, мытый, загорелый и обветренный.
      - Зато тебе жаловаться не на что, - Призрак вздохнул. - Ты всего достиг.
      - Не скажите, батенька. Идеал недостижим - это во-первых. А во-вторых и в - остальных, чувство удовлетворенности, если оно не преходяще, ведет человека к деградации. Совпадает?
      - По форме-то совпадает, - Призрак поморщился. - Да трудно мне представить, чего еще можешь хотеть ты, лишенный аналитичности. После гор сходить в море? После рыжей девицы узнать пегую? Или серую в яблоках? Вместо коньяка пожелать мартини?
      Загорелый засмеялся.
      - Разумеется, разумеется, разумеется. И моря хочу, и пегую в яблочках, и мартини, и в парную желаю, и еще много чего. Однако без тебя все это пресно. Не вижу, почему надо хотеть только чего-то непостижимого? Мне кажется, когда мы были в этом теле вместе и ты притеснял меня, ты хотел еще меньшего, чем я.
      - Меньшего?!
      - Именно. Ты хотел всего лишь Истины. Мистической Истины, ради которой не жалел ни себя, ни окружающих. Только послушай, какое дикое созвучие: "Ничего, кроме Истины". Да что она такое, кто она такая? Знал ли ты, ради чего истязаешь материю?
      - Мне казалось, знал, - пробормотал Призрак смиренно.
      - А теперь что тебе кажется?
      - Теперь я сомневаюсь. Во всем, кроме того, что материя существует.
      Несколько минут стояло молчание, только гудели разогреваемые приборы и чуть потрескивала единственная свеча на осциллографе. Занавеси на окнах Знаток, входя, не поднял, но большего света ему теперь не требовалось все необходимые данные он держал в памяти, а рукоятки приборов легко находил ощупью.
      - Что ж, - сказал наконец загорелый, - аппаратура готова. Прости за душеспасительную беседу, если она тебе таковой показалась... И давай соединяться. Командуй, что где подключать.
      Глаза Призрака мрачно блеснули, он пружинно встал, приблизился спереди вплотную к загорелому, повернулся к нему спиной, вытянул руки и велел двойнику сделать то же самое.
      - Теперь выполняй мои движения.
      Ведомый призраком разума, человек затягивал клеммы и застегивал манжеты на запястьях, потом щелкал тумблерами и крутил рукоятки...
      Последний щелчок, мигнули лампы - и Призрак растворился в теле.
      - Ну вот и все, - сказал Знаток голосом Духа и потянулся к рубильнику.
      - Ошибаешься, - ответил он сам себе другим, прежним голосом и ударил себя по руке. Лицо его исказилось яростью, которая легко стерла мелькнувшую было обиду.
      - Не выйдет! - простонал голос Духа.
      - Уже вышло! - был ответ. - Пошел вон!
      Руки Знатока уверенно пробежали по тумблерам и рукояткам, снова мигнули лампы, и опять их стало двое... Только теперь бритый, мытый, загорелый и обветренный ошеломленно заколебался в воздухе, а бледный, обросший и нечесанный с мрачным видом содрал манжеты и датчики, отключил аппаратуру, отшвырнул ногой рюкзак и тяжело опустился в кресло. На худом лице горели ненасытные глаза, дышал тяжело.
      - Ну, и чего же ты добился? - спросил Дух.
      - Скоро увидишь, - был ответ. - Только отдышусь. А вот ты не добился ничего.
      - Кому ты сделал хуже, несчастный?
      - Ошибаешься, - был ответ. - Несчастным я прожил всего две недели. Правда, вполне несчастным. Боже мой, только вспомнить - две недели долой! Из такой короткой жизни! И ведь все уже было готово! Оставалось только подключиться - и я давно владел бы Истиной! Так нет, меня дернуло тащиться с тобой куда-то в пустыню - лишь затем, чтобы узнать, что твоя жалкая тайна тайн, твоя великолепная святая святых всего лишь мифическое единство двух врагов!..
      - Враг был только один, возразил Дух. Враг самому себе.
      - Сло-ва-а-а, - протянул Знаток. Он переплел вытянутые ноги и расслабился. - Как они мне надоели... Но ладно, говори что хочешь. Дело сделано, я опять свободен... Ты только послушай, какое слово: "Свободен"!
      От волнения Дух потерял форму. Его тело заколебалось, черты лица смазались. Но он взял себя в руки и спокойно возразил:
      - Ты был свободен. Когда рядом был я. Но ты рвался в рабство. Получай же: теперь ты раб своих страстей. И без меня они очень быстро тебя погубят...
      Он на минуту замолк, но хозяин тела снисходительно покивал:
      - Давай, давай. Твоя очередь меня развлекать. Скажи, что я пожалею. Скажи, что я обманул, когда сказал, что у меня появились сомнения. Только я не обманул. Я действительно всю жизнь сомневаюсь во всем, кроме того, что материя существует. Но сомнения - самое ненавистное, что есть на свете! Поэтому в тело я тебя не пущу, пока не приведу мир в порядок... Можешь сказать, что обнаружил у меня задатки совести. Давай-ка, взови к этому заморышу - может быть, он откроет тебе дверь...
      Дух последний раз содрогнулся и - стал уплотняться. Он убавился в росте, зато спинка кресла теперь едва проглядывала сквозь его тело.
      - Ну же, - подбадривал Знаток. - Где твое красноречие? На рыжих израсходовал?
      - Хорошо, - процедил Дух. - Развлеку последний раз... Ты о двери говорил. Я в нее стучаться не буду. Я так выйду.
      Тень какого-то чувства проступила на лице Знатока. Но время ее было кратким. Он сказал.
      - Я имею в виду другую дверь.
      - А я имею в виду вот эту, - Дух кивнул на дверь лаборатории. Впрочем, подойдет и окно, и потолок. Бог в помощь, как говорится.
      Забота осенила лицо Знатока.
      - На бога надеяться не советую, сказал он строго, как говорил бы с неопытным подростком. - Мы имеем дело с пока еще нетрадиционным законом физики.
      - То есть?
      - То есть без меня тебе долго не прожить. Из нашего путешествия я сделал вполне определенные выводы. Правда, они касаются меня, но физическая-то сущность у нас, надеюсь, одинакова... Так вот, любой из нас вне тела больше месяца не протянет. Рассеется. - Знаток замолчал, потом с непривычной для Духа задумчивостью начал вспоминать. - Еще в студенчестве пришла эта идея. Я представил, что душа это очень сложный электромагнитный сгусток, достоверная копия человеческой психики. Я думал, что после моей смерти она отделится от тела и будет витать между живыми, искать, в кого бы вселиться. Во взрослого вселиться мудрено - у каждого своя душа выросла. А если найти младенца - будет в самый раз. И тогда к нему в разные возрасты будут приходить разные странные воспоминания будто он уже встречал эту формулу, когда-то имел вот такую мысль, знал этого человека... Ты ведь помнишь эту идею?
      - Помню, конечно, - Дух печально кивнул. - На семинаре по философии преподаватель назвал тебя за нее "ползучим эмпириком".
      - Ярлыки вешать - много ума не надо, - подхватил Знаток. - Но я не отступил. Я поставил эту идею целью жизни...
      - И вот ты у цели, - перебил Дух. - Но все равно не доволен.
      - Нечем. Только пусть тебе не кажется, что я кокетничаю. Нечем быть довольну. Когда идея пришла, я еще не знал, что в мозгу нет единства. Правое полушарие, левое полушарие, эмоциональная доминанта, аналитическая... Чему радоваться теперь? Тому, что во мне работает теперь только одно полушарие? А правое не хочет возвращаться?
      - Сам выгнал!
      - Да я не о том! Если моя наука не может привести к согласию всего два полушария моего собственного мозга, то чему я могу радоваться? Да при том еще, что согласие между нами - это даже не цель, это всего лишь промежуточный этап, средство для постижения Мировой Гармонии...
      - Вселенской, - поправил Дух довольно насмешливо.
      - Да, Вселенской! И не надо иронизировать! Если бы ты не мешал, давно бы уже...
      - Так ведь уже не мешаю, - усталость и презрение зазвучал в голосе Духа. - Схема известна. Включай и наслаждайся. Только дослушай, что я тебе скажу.
      - А, валяй, - Знаток махнул рукой. - Все одно и то же.
      - Ты в лесу не видишь деревьев, - сказал Дух. - То, что кажется тебе этапом и средством, на самом деле - та самая святая святых, на которую тебе никак не следовало посягать. Гармония Разума и Духа - чего еще можно хотеть от Мирозданья?
      - Да ты, батенька, субъективный идеалист!
      - А ты, я гляжу, недалеко ушел от этого преподавателя философии. Ученый должен, говорят, все знать об океане по капле воды. А ты в погоне за Мифической Вселенской Гармонией готов перешагнуть через гармонию в собственной голове. Даже не перешагнуть. Наступить. Я ведь знаю: еще шаг...
      - Да что ты можешь знать?! - Знаток скривился. - Ты, примитивная Эмоция!
      - Мне и не надо что-то знать. Я чувствую. И поэтому, прежде чем под твоим каблуком захрустит твой собственный череп, я уйду. Может быть, и в самом деле переселюсь в какого-нибудь младенца.
      - Младенец! Ты же убедился, что без аппаратуры это невозможно!
      - Посмотрим. Теперь это уже все равно. В крайнем случае рассеюсь, но зато со спокойной совестью, по Хайяму: "Ты лучше голодай, чем что попало есть..."
      - "И лучше будь один, чем вместе с кем попало!" - рявкнул Знаток. Можешь катиться! Уже вон темно на дворе, а я все с тобой тут нянчусь! Отправляйся в какой-нибудь роддом и начни все сначала! А я честно дойду свой путь. Без дезертиров!
      - А ведь я было совсем поверил в тебя, - сказал Дух.
      - Вера - это убогая подпорка при недостатке информации!
      - Что ж, прощай.
      Не меняя позы, Дух начал смещаться вбок, и Знаток отвернулся, чтобы не видеть, как дезертир исчезнет за стеной.
      Полчаса бледный, давно не бритый человек не двигался в кресле и даже не открывал глаз. Потом он встал, порылся в карманах, нашел бумажку с адресом рыжей красавицы и разорвал ее в мелкие клочки. Потом обошел пространство предстоящего сражения, пнул подвернувшийся под ноги рюкзак и начал уверенно собирать сложную схему.
      Установив на последнем генераторе нужную частоту, он проверил показания всех приборов, бросил последний взгляд на экран осциллографа и двинулся к высоковольтному щиту. Там он еще раз пнул свой пустой рюкзак, довольно равнодушно полюбовался огоньком оплывшей свечи и положил руку на рубильник...
      Директор Института Безумных Идей, заканчивая вечерний моцион, шел расслабленной походкой по сырому асфальту и глубоко дышал. Этот перерыв в суточном рабочем цикле он особенно ценил, потому что мышечная разрядка вызывала чудесный отлив крови от головного мозга. При этом все суетные связи в мозгу рвались, и сторожевой центр имел возможность очень свежо поработать на свободе. Высшее наслаждение наступало дома, под душем, когда из всего комплекса идей и задач, которыми был загружен сторожевой центр, как бы случайно выделялась какая-нибудь одна. И не просто выделялась, а почти всегда имела вид законченного решения.
      - Жена с детьми сегодня в театре, - бормотал он про себя, позаботиться некому, так надо не забыть взять в ванную табуретку с бумагой и карандашом. А то шлепай потом голый до письменного стола...
      Рассмеявшись этой мысли, Директор хозяйским глазом оглядел издали свой институт, мимо которого, как всегда, лежал его путь.
      - А ведь это в лаборатории Знатока, - увидел он в двух окнах слабое мерцание. - Вернулся и даже ко мне не заглянул. На износ работает.
      Он прошел несколько шагов, размышляя о том, какой беззаветный вол науки этот Знаток и что бы такое предпринять, чтобы вывести его из этого самоубийственного режима. Еще один, последний взгляд на окна заставил его отшатнуться и замереть.
      Едва тлевший в окнах лаборатории свет сделался вдруг ослепительным и выплеснулся далеко наружу. Долетел треск и звон. Обожгла лицо и заставила зажмуриться волна сильно сжатого воздуха.
      Только на один миг стало оглушительно тихо, и в этой тишине раздался рядом негромкий голос:
      - Что и требовалось доказать.
      Директор огляделся. Рядом никого не было.
      В институте заголосила пожарная сирена.
      В соседнем медицинском учреждении закричал новорожденный.