Дерзкая

      В шутку, ради того, чтобы просто поиграть со мной, Юра обучал меня разным своим хитростям: наблюдательности и умению извлекать информацию из мелочей, правильной постановке вопросов и секретам диалога, умению вести разговор так, чтобы собеседник сам без нажима рассказывал все, что нужно, и всяким другим пустякам из области психологии общения. Потом я отрабатывала все это на своих подругах по интернату и приходила в восторг от результатов. Иногда Юрка показывал мне приемы какой-то странной борьбы и больше меня радовался, когда у меня что-то получалось. Я очень боялась разочаровать его и старалась вовсю. Юрка казался мне самым добрым и умным человеком на свете.
      Когда я видела свои странные сны, мне очень хотелось увидеть именно Юрку на пороге того желанного дома. Это стало бы для меня свидетельством того, что мы с ним никогда больше не расстанемся. Но сон всегда кончался одинаково, и поэтому сердце мое при пробуждении тревожно билось, и слезы сами лились из глаз.
      Как и все на свете, кончилось и мое сиротское детство.
      И вот три года назад Юра пообещал приехать в день моего семнадцатилетия и забрать меня с собой. Но в этот день он не появился. Я не находила себе места. Когда, наконец, через неделю меня позвали в кабинет директрисы, я обнаружила там взволнованную Веру Сергеевну и хмурого мужчину, совершенно мне незнакомого. Он поднялся навстречу и не сразу заговорил, а некоторое время сосредоточенно глядел себе под ноги. Он был довольно высоким и худощавым. Густые и лохматые медные волосы не позволяли сразу разглядеть выражение его склоненного лица. Наконец, вздохнув, он поднял голову, взглянул на меня усталыми и слегка припухшими глазами. От этого взгляда мне стало не по себе. "Меня зовут Олег", -- услышала я низкий хриплый голос. -"Тебе придется поехать со мной".
      Он посадил меня в видавший виды жигуленок и повез в Питер.
      В тот вечер мне удалось узнать только, что Юрий Орешин после полученного две недели назад ранения находится в больнице в тяжелом состоянии. Положение по-настоящему угрожающее, а потому нам надлежит поспешить. Почти всю дорогу мы молчали, не испытывая никакой потребности разговаривать. Я даже не представляла, до какой степени мой новый знакомый разделяет мое горе, не подозревала, каково ему было мотаться за неизвестной девчонкой в то время, как его друг умирал в больнице.
      Мы добрались до реанимационного отделения военного госпиталя в нашей славной северной столице, и с той минуты на многие недели вперед время растянулось для меня в один огромный безнадежный день. Все впечатления слились в одну мучительную картину: белоснежная палата, несчетное количество аппаратуры, снующий туда-сюда медперсонал, писк приборов, звякание инструментов... И безжизненное лицо брата, серым пятном выделяющееся на стерильных больничных простынях. В первые секунды я не узнала Юру: лежащий в больничной палате человек был старше на добрый десяток лет. Запавшие глаза, сухие, серые губы, прозрачная, мертвенно-бледная кожа превратили его в незнакомца. Он не приходил в себя очень долго, в его исколотые руки уже невозможно было вставить иглу капельницы. Какая-то сволочь изрешетила брата пулями, и надежды на то, что он выкарабкается, не было почти никакой.
      Я проводила с ним все время, просто сидела рядом, когда была такая возможность, и молилась. Я молила судьбу, небо, Бога не отбирать у меня Юрку. Олег Середа, время от времени наведывающийся в больницу, почти не разговаривал со мной, он только успевал немного посидеть с Юрой. Олег был по-настоящему подавлен свалившимся несчастьем, и я догадалась, что связь между этими мужчинами прочней, чем обычные служебные отношения.
      Кто знает, может, и мои молитвы хоть немного помогли Юрке. День за днем, месяц за месяцем мы выбирались из кошмара. Юрка поправлялся медленно, и никакие усилия врачей не смогли полностью помочь ему. В тридцать четыре года Юрий Орешин был по инвалидности отправлен в отставку с выплатой максимальной государственной страховки и пенсии.
      Он уже никогда не бывал прежним Юркой, каким я успела его узнать. Исчезла его открытость, взгляд потяжелел, голос стал жестче. Он часто уединялся и подолгу не разговаривал с нами. Даже когда Олег ушел со службы, решив присоединиться к частным планам Юры, брат принял это с агрессивным протестом. С трудом, пройдя от полной неподвижности через инвалидную коляску к своему алюминиевому костылю, он приспособился к нормальной жизни.
      Олег, несмотря на то, что мы с ним быстро стали хорошими приятелями, никогда не посвящал меня ни в подробности произошедшей трагедии, ни в детали их с Юрой отношений. Я только видела, что они давно и хорошо знают друг друга и умеют работать вместе. Раньше Юрка был начальником Олега, и поэтому Олег безропотно уступил ему первую скрипку в нашем новом бизнесе. Сам Олег оказался симпатичным, и, несмотря на свой взрывной темперамент, бесконечно терпеливым человеком. С ним не только было интересно общаться, но и легко работать, к тому же он не жалел для меня времени, натаскивая и обучая меня тому, чему Юра теперь был физически не в состоянии меня научить.
      Сейчас мне было жаль, что придется немного посамовольничать, потому что я знала, как это расстроит и рассердит брата. Я понимала, что основанием для всех его запретов была серьезная опасность, в которую мы все вляпались, и несмотря на почти полное неведение, мне было немного страшновато, тем более, что я видела: Юрке и Олегу их информированность ни на грош не прибавляет уверенности.
      Я уснула уже под утро, решив назавтра поступить так, как подскажут обстоятельства. Проснувшись уже довольно поздно, первым делом я достала свой старый и потрепанный атлас и стала искать в нем Кепу. К моему удивлению, такая обнаружилась. И на мое счастье не где-нибудь в Хабаровском крае, а в Карелии... К западу от Кепы действительно было продолговатое озеро, обозначенное голубой капелькой даже на мелкомасштабной карте. Тонкая линия -- дорога с твердым покрытием -- шла через Кепу к побережью и как бы утыкалась в кромку берега. Никакого населенного пункта на побережье не было.
      Одевшись и выйдя из своей комнаты, я обнаружила, что брата уже нет, а Олег сидит в гостиной, углубившись в чтение конфискованной у Зубарского книжечки. Когда я вошла, он лениво усмехнулся и предупредил:
      -- Шаг в сторону -- попытка к бегству. Мне даны самые широкие полномочия.
      -- А разговаривать со мной тебе не запрещено?
      Олег отбросил в сторону книжку. Благодаря скользкой глянцевой обложке она завертелась на диванной обивке и свалилась на пол. Мы оба добросовестно проследили весь ее маршрут, потом выпрямились и взглянули друг другу в глаза.
      -- Это зависит от того, о чем разговаривать, -- ответил Олег.
      -- Расскажи мне о Рае.
      Олег покачал головой:
      -- Ты и так уже знаешь лишнее. Я, наверное, совсем с ума сошел, если стал показывать тебе фотографии, -- повторил Олег то, что я уже слышала ночью. -- Сегодня я уже ни за что этого бы не сделал.
      -- Да брось ты, "умерла, так умерла", -- беспечно произнесла я. -- Покажи мне эти снимки еще раз.
      -- Юра их забрал... -- нехотя отозвался Олег. -- Да ведь ты уже видела нечто подобное вчера ночью в файлах.
      -- Скажи, это в Раю искалечили Юру?
      Олег не сразу поднял голову. Он внимательно изучал свои блестящие ботинки и размышлял, видимо, стоит ли говорить со мной вообще.
      -- На подступах, -- наконец отозвался он. -- В Рай мы не попали... Вообще-то на его месте мог оказаться и я. Но я послушался приказа, а Юрка полез туда. Вот почему Юра знает, чем может кончиться самовольная деятельность, и настаивает, чтобы ты не подставляла свою пустую голову...
      Я пропустила его шпильку мимо ушей. Уж насчет своей головы я была спокойна.
      -- Почему вы не попали в Рай? -- я решила не отставать до тех пор, пока Олег еще хоть как-то реагирует на мои вопросы. Хорошенько пошевелив мозгами, можно было сделать много полезных выводов и из совершенно невинных сведений, которые удавалось выдавливать из него по капле.
      -- Был приказ: прекратить все изыскания. Прекратить и похоронить.
      -- Чей приказ?
      Олег выразительно покосился на потолок:
      -- Оттуда. А Юрка пошел на риск, на совершенно сознательный риск, ну и... Он не только заплатил своим здоровьем, но было еще и служебное расследование, хотя его быстро прикрыли. Доброе начальство даже признало его увечье полученным при выполнении служебного задания... Знаешь, почему? -- Олег вдруг зло сверкнул глазами.
      Я боялась пропустить даже слово.
      -- Они хотели, чтобы все, кто хоть что-то знал об этом деле, молчали. А кроме этого самого... -- он снова покосился на потолок, -- ... начальства, об этом знали только я и Юрка. Остальные пятеро парней к тому времени уже никому, кроме господа Бога, проговориться не могли.
      Я вспомнила список, распечатанный мной. Несомненно, список жертв Рая. Только двое из соприкоснувшихся с этим делом остались до сих пор живы.
      -- Зачем же Юра пошел на это?
      -- Тогда мы были потрясены тем, как быстро потеряли товарищей. Юра хотел отомстить. Может быть, это и глупо, но я жалею, что меня с ним не было. Если бы я знал, что он задумал, я бы тоже послал высокое начальство ко всем чертям... Ну, хватит об этом. Я уже сыт воспоминаниями.
      -- В крутых детективах тех, кто много знает, убирают, -заметила я. -- Что, ваша бывшая контора выше таких методов?
      -- Во-первых, мы не в детективе, во-вторых, наша контора не лучше остальных. Но было очевидно, что затишье вокруг Рая рано или поздно закончится. Я не хочу показаться нескромным, и скажу только о Юрке: глупо убирать парня, без которого сядет в лужу любой, кто начнет заниматься Раем... Ладно, мне это надоело. Можешь расспросить об этом Юру, но лет через десять, не раньше.
      -- Почему же не раньше, ведь вы собираетесь разбираться с этим делом сейчас. Правда, как я поняла, без меня. Ты ведь только и ждал случая от меня избавиться. Я права?
      -- Если я не ошибаюсь, в нашем доме завелся кто-то, подслушивающий по ночам в замочную скважину, -- проворчал Олег. -- И не надо дуться. Иногда ты бываешь невыносима, как сейчас, например. Ну, что ты ко мне пристала? Все равно ничего больше не скажу.
      -- Да мне ничего от тебя и не нужно, -- фыркнула я. -Только скажи, разве бывают собаки с человеческими глазами?
      -- Не бывают, -- буркнул Олег.
      -- Но я же видела это сама.
      -- Так пойди и расскажи об этом всему свету, -издевательски усмехнулся Олег.
      -- Вредина! -- разозлилась я. -- Что ты меня, совсем глупой считаешь?! Стали бы вы так охранять эту информацию, если бы это был фотомонтаж! Непонятно только, зачем вашей бывшей конторе такая ахинея?
      Олег усмехнулся:
      -- Наша контора занимается именно такой ахинеей.
      -- Впервые слышу, чтобы органы безопасности занимались подобным. Это только в "Твин Пикс" ФБР занимается потусторонними явлениями.
      -- А чем мы хуже ФБР? -- развеселился Олег. -- Не думаю, что разглашу государственную тайну, если скажу тебе, что наше родное ноль тринадцатое управление занимается именно ахинеей всех мастей: барабашками, летающими тарелками, телепатами, экстрасенсами... Ибо если упомянутые явления имеют место быть, то они должны изучаться... И небольшой, но довольно крутой персонал управления АНЯ до сих пор на своих постах. За исключением нескольких изгоев, вроде меня и Юрки...
      -- Аня? Какая Аня?
      -- Управление АНомальных Явлений, -- пояснил Олег, весело глядя на меня.
      -- Врешь ты все!! -- вскипела я, чувствуя себя замороченной. -- Все хиханьки?!!
      -- А вот и не вру!
      -- Не может быть такого управления в службе безопасности! Тем более у нас!
      -- А вот это ты зря, -- лукаво прищурился Олег. -- У нас в спецслужбах есть все, не хуже, чем в славном ФБР.
      -- Ты это все на ходу сочинил! -- упрямо повторила я.
      -- Отчего же?
      -- Оттого, что раньше вы делали из всего жуткую тайну и ничего такого не рассказывали!
      -- Не было случая... -- Олег вдруг сбросил улыбку и сказал очень серьезно: -- На самом деле все то, чем занималось и занимается управление АНЯ, находится за семью печатями, персонал имеет наивысшую степень допуска. Правда, я сейчас могу выйти на площадь и проорать всю информацию на весь свет. Или тиснуть страшную статью в бульварную газетенку. Девяносто процентов читателей сочтет меня придурком, остальные поверят, но и их вслед за мной тоже сочтут придурками. Поэтому при поголовном стихийном материализме нашего населения можно было и не засекречиваться до такой степени...
      -- Ну-ну, -- проворчала я. Я все равно не верила Олегу. Вернее, не знала, чему из услышанного верить. И я решила верить увиденному: я поверила в существование пса с человеческими глазами. -- А ты сам видел таких собак, а, Олег?
      Олег не ответил, наверное, он решил, что и так много сказал. А сказал он, действительно, достаточно.
      -- Слушай, если уж я тут в тюрьме, мне полагается еда и питье?
      -- Совершенно верно. Только у нас тюрьма самообслуживания, -- буркнул Олег, снова усаживаясь за книжку. -- Возьмешь сама в холодильнике. К входной двери не приближайся, ключ у меня. Через четверть часа приедет Юрка меня подменить. Мне ведь еще нужно передать дела ребятам, прежде чем вплотную заняться твоим воспитанием.
      Я прошла на кухню. В холодильнике, на удивление, завалялись холодный гамбургер и две бутылки лимонада. Настоящая роскошь. Обычно мы ели где-нибудь на стороне.
      Забрав с собой гамбургер и питье, я вернулась к Олегу. Бутылка белого стекла была слишком тяжелой для той роли, которую я ей отвела... Я отхлебнула немного и предложила Олегу. Он отмахнулся, уткнувшись в книжку.
      Время шло, и если верить Олегу, вот-вот должен был подъехать Юра. Когда лимонада осталось уже около трети бутылки, я подошла к дивану и присела на подлокотник. Нужно было быть достаточно осторожной.
      -- Ну и что интересного в этой белиберде? -- спросила я, зная, что многие люди, в том числе и Олег, отвечая на вопросы о предмете, который у них в руках. во время ответа смотрят именно на предмет, а не по сторонам.
      -- На первый взгляд, ничего. Но Юрка считает, что в любой белиберде есть что-нибудь рациональное. Вот тут в третьей главе...
      Не прерывая его, я в очередной раз поднесла бутылку к губам, перехватила ее за горлышко и, постаравшись, чтобы рука не дрогнула, ударила Олега в висок. Немного сильнее, чем мне приходилось это делать в наших с ним учебных драках.
      Наверное, в последний миг Олег разгадал мою подлость, его рука вскинулась, но не успев даже вскрикнуть, он согнулся и повалился на меня. Я не ожидала, что его безвольное тело окажется таким тяжелым: я подставила руки, но не удержала его. Олег соскользнул на пол. С досады я выругалась на себя и свою неловкость.
      Осмотрев его карманы, я завладела ключом от входной двери, а также заветной коробочкой Зубарского и серебряным кольцом. Олег не соврал: фотографий при нем не было.
      Я прошла в свою комнату, достала небольшую сумку, бросила в нее пистолет, поясной патронташ с запасными обоймами, свитер, бесценные трофеи Олега и все деньги, которые были в моем распоряжении.
      Я вернулась в холл. Олег по-прежнему лежал неподвижно, лицо его было в крови. Если бы у меня была возможность быстро переложить его на диван, я не бросила бы его просто так. Но он был большой и тяжелый, если я стану с ним возиться, не успею до приезда Юры. Да и сам Олег очнется через пару минут, и тогда моим ушам придется запомнить этот день на всю оставшуюся жизнь.
      За окном тормознул автомобиль. Я выглянула в окно. Юрка.
      Олег зашевелился, дыхание его участилось, и он что-то пробормотал... Щелкнул замок входной двери...
      Прихватив сумку, я вышла на лоджию и перелезла через загородку на территорию соседней квартиры. Здесь ребята меня не заметят, и искать не будут, потому что открытая дверь на лоджию -- дело для нас самое обычное. Вот закрытую дверь они точно бы проверили... Изнутри прекрасно доносились звуки. Я слышала, как Юрка вошел в гостиную.
      -- Та-а-ак! -- протяжно выдохнул он. Затем зазвенел упавший костыль, и послышалось сдавленное ругательство.
      -- Где она? -- произнес голос Олега.
      -- Это я у тебя хочу спросить, -- проворчал Юрка, -вставай, вставай, разлегся... Мало она тебе двинула, сейчас и я добавлю.
      -- О-ох! -- простонал Олег, и я слышала, как он поднимается на ноги. -- Вот, ведьма маленькая... Научил на свою голову. Черт, больно как...
      -- Не причитай, жалеть не буду! -- заорал Юрка, а спустя несколько секунд добавил спокойнее: -- Проверь, что пропало?
      -- Ключ и серебро Зубарского, -- отозвался Олег через некоторое время.
      -- Вот теперь попробуй, отсеки ей пути... -- произнес Юра в раздумье.
      Олег пробормотал что-то еще, наверное снова выругался, и в тот же миг что-то с силой ударилось о стену, и послышался звон битого стекла. Похоже, Олег вымещал свою досаду и унижение на злосчастной бутылке.
      -- Прекрати! -- коротко потребовал Юра. -- Я сейчас свяжусь с конторой, подключу ребят, обращусь к Зинченко. Постараемся отловить ее, если она конечно, не собирается несколько дней отсиживаться...
      -- ... или еще какую-нибудь гадость не подстроит! -огрызнулся Олег. -- Я не удивлюсь, если ее через пять минут не будет в городе. Как ты себе это представляешь: отловить в Питере неприметную девчонку? Но когда мы, наконец, ее найдем, я ей кое-что объясню наедине...
      -- Если мы только найдем ее живую, -- уточнил Юра, и от его бесстрастно-задумчивого голоса у меня прошел мороз по коже.
      Олег не ответил. Юрка снова прервал молчание:
      Ладно, давай я тебе помогу кровь остановить. А после перевязки...
      -- А ну тебя к черту, старик, какая еще перевязка? Сейчас умоюсь, и вперед, нельзя терять время.
      Через пару минут за ними захлопнулась входная дверь. Пробравшись обратно в квартиру, я простояла у окна за шторой, пока машина брата не скрылась за поворотом. Больше никто не мог мне помешать двигаться дальше, нужно было срочно выбираться из города. А коль скоро мы жили практически на окраине, дело не представлялось таким уж и сложным: на попутке можно было за пару часов убраться из Питера, не связываясь ни с аэропортом, где нужно предъявлять паспорт, ни с железной дорогой, где вечно нет билетов, ни с поездкой на своей машине, при которой Юрка может отловить меня на шоссе, поскольку выбор автодорог на моем маршруте вряд ли слишком богат. Значит, остаются рейсовые автобусы. Дороговато, это да. Но с теми деньгами, что у меня были, проехать пол-Карелии вполне было можно. Значит, из любого райцентра области я на перекладных доберусь до цели, и никто меня не обнаружит.
      Я шла по улицам в надежде поймать попутную машину. Полупустая сумка болталась на плече, шлепая меня по бедру. Я представляла себе, как выгляжу со стороны: бродяжка, сбежавшая из дома, в старых, хотя и крепких еще джинсах, в клетчатой ковбойке, в грубых ботинках на толстой рифленой подошве, да еще в пухлой куртке с отстегивающимися рукавами. Я рассчитывала обойтись именно таким гардеробом, тем более, что мне нужно выглядеть как можно более обыкновенно.
      Выйдя из жилых кварталов на шоссе, я двинулась вдоль автострады, изредка оборачиваясь, чтобы не пропустить подходящую машину. Когда вдали показалась шикарная блестящая девятка, я невозмутимо пошла вперед, показывая, что она меня ничуть не интересует. Но автомобиль плавно объехал меня и затормозил. Из машины вылез загорелый, плотный мужчина в офицерской куртке-камуфляжке и, улыбаясь, ждал, пока я приближусь. Я хорошо знала его: это был капитан Игорь Зинченко, начальник мобильного спецподразделения, крутой парень, которого уважали друзья и побаивалась всякая шушара. Несколько раз дела, проработанные усилиями ребят из агентства Орешина, заканчивались совместной с командой Зинченко операцией. Кроме того, как я поняла из реплик, брошенных между делом, Зинченко и Юра когда-то где-то учились и начинали служить вместе. Их пути разошлись, видимо, когда Юрку занесло в управление АНЯ.
      -- Куда бредешь? -- приветствовал он меня. -- Может, нам по пути?
      -- Это смотря куда ты, -- осторожно ответила я, убедившись, что Зинченко в машине один.
      -- Я в Волхов. Наконец-то взял отпуск. Надо родителям с огородом помочь.
      -- Подойдет, -- я решительно забралась внутрь машины.
      Зинченко мягко тронул машину с места и, как бы невзначай, заметил:
      -- Твой брат звонил в управление и просил помощи в срочной расстановке капканов.
      -- Знаю. Он меня ищет, -- ответила я.
      -- Заливай! -- засмеялся Зинченко. -- Они там что-то серьезное копают. Но мотивировать запрос Орешин отказался, поэтому людей ему не дали. Когда я выезжал, прибыл Середа, я не успел с ним переговорить, но одного взгляда на его физиономию было достаточно... Кто это так разукрасил твоего приятеля?
      -- Я.
      Зинченко пожал плечами:
      -- Не хочешь, не говори.
      -- Да я просто не знаю, -- соврала я, показывая всем своим видом, что уж теперь-то я не шучу. -- Если хочешь знать, я уволена, и теперь путешествую в свое удовольствие. Я послала к черту все их проблемы.
      Зинченко засмеялся и произнес с издевкой:
      -- Давно пора было тебя уволить, чтобы под ногами не путалась. Я бы вообще всех женщин из нашего ведомства разогнал бы по домам. Дела не делают, только чаи гоняют, да мужиков смущают своими ногами да глазки строят...
      Ни за что не стала бы строить глазки Зинченко. Находятся же такие дуры...
      Игорь Зинченко не был злым человеком, но был всем известным женоненавистником. Поскольку он в принципе не считал женщину способной на что-то серьезное, он ни за что не поверил бы словам Олега обо мне, даже если бы они и успели побеседовать в управлении.
      Зинченко всю дорогу трепался и шутил, и если бы я его не знала, ни за что бы не подумала, что это настоящий профессионал, равных которому очень мало. В конце концов, мне наплевать, что этот балагур думает о женщинах. Но, черт возьми, горе мужчинам, даже самым лучшим, если они недооценивают меня! Пусть потом не ищут виноватых. Слушая треп Зинченко, я развлекала себя тем, что мысленно прикидывала, нужно ли мне было бы отпивать от бутылки лимонада, если бы на месте Олега оказался Игорь Зинченко, или следовало бы оприходовать его полновесным грузом.
      Через пару часов мы въехали в Волхов. Автобусная станция -- это было то, что нужно. Зинченко высадил меня у автостоянки и поехал по своим делам, пожелав мне приятного отдыха.
      Без особых хлопот я взяла билет на рейсовый автобус в сторону Петрозаводска.
      У меня еще оставалось время, чтобы, как говорится, привести в порядок свои дела. И я решительно прошла к телефонам.
      -- Агентство Орешина, -- прозвучал в трубке усталый голос Олега.
      Не зная точно, как он отреагирует, я замешкалась с ответом, и Олег тут же раскусил меня.
      -- А-а-а, молчишь?! Нет уж, ты будь добра объясниться!
      -- Как твоя голова?
      Он поперхнулся:
      -- Ну ты подумай, какая трогательная забота! Я тебе потом расскажу. Ты еще пожалеешь об этом, нахалка... Где ты сейчас?
      -- Билет у меня в кармане. Автобус отходит через десять минут.
      На том конце возникла долгая пауза. Олег лихорадочно прикидывал свои дальнейшие действия.
      -- Я спросил, где ты, -- наконец отозвался он.
      -- Даже если я скажу, то за это время вам меня не остановить. А где Юра? Он очень зол?
      -- Он очень переживает, как и я, между прочим, -укоризненно сказал Олег. -- Но меня можно и не спрашивать, из старины Олега можно вить веревки и разбивать о его голову бутылки...
      Он явно тянул время, возможно, Юрка в это время пытался по другому аппарату поймать "живой" звонок.
      -- До встречи в Раю, Олег, -- я уже вешала трубку, когда Олег громко закричал:
      -- эй, Катерина! Послушай, это важно!..
      Я снова вернула трубку к уху, но не ответила. Уверенный, что я слушаю его, Олег умоляюще произнес:
      -- Чтобы эта наша встреча состоялась, я прошу тебя: надень кольцо Зубарского и не снимай его ни при каких обстоятельствах!
      Я медленно опустила трубку на рычаг.
      Глава 3.
      Рейсовый автобус лихо ехал по пустынной дороге, ковыляя по рытвинам и колдобинам разбитого вдребезги асфальта. Двигатель хрипло завывал, в салоне пахло бензином. Несколько пассажиров дремали и совершенно не интересовались ничем. Это были, в основном, пожилые женщины с набитыми хозяйственными сумками. Ехали они, скорее всего, по домам и были равнодушны к пейзажу за окнами.
      Закатное солнце слепило меня через стекло.
      Автобус приближался к Кепе. Состояние шоссе говорило о том, что эти места не очень-то посещаемы: покрытие дороги давно никто не ремонтировал.
      Кепа оказалась небольшим одноэтажным поселком. Автобус остановился в самом центре поселка, и тетки с авоськами и сумками дружно выгрузились. Я осталась в салоне одна. Водитель, пожилой толстый дядя в грязно-бурой куртке и кепочке покосился на меня в зеркало дальнего вида и буркнул:
      -- Красавица, уснула, что ли?
      -- А мне дальше, -- ответила я, помня, что там, где я брала билет на этот рейс, была схема маршрута. Автобус должен был ехать по грунтовке до озера.
      -- Дальше тебе? Еще выдумала!.. -- фыркнул водитель. -Давай, давай, выгружайся, не то увезу обратно!
      -- Но мне нужно дальше, к озеру! -- возразила я без всякой надежды на то, что мне удастся избежать долгого пешего путешествия. -- Я купила билет до конца маршрута.
      -- Ну-ну! -- водитель как-то зловеще ухмыльнулся, закрыл двери и неожиданно стронул машину с места.
      Миновав Кепу, автобус потащился дальше. Асфальт за поворотом кончился, и машина заковыляла по грунтовке.
      Ни одна машина, ни один человек не попался нам навстречу в надвигающихся сумерках. Это было странно, я ожидала, что увижу кого-нибудь, кто даст мне какое-либо представление о населении здешних мест.
      По моим расчетам, автобус был едва ли на середине пути между Кепой и озером, когда водитель затормозил и грозно сказал:
      -- Приехали. Конец маршрута.
      Поблагодарив его, я вышла и двинулась вперед по грунтовке. Автобус сзади запыхтел, развернулся и уехал.
      Я осталась одна на лесной дороге. Ни автобусной остановки, ни каких бы то ни было намеков на нее: столба, бетонной плиты или оборванной таблички -- не было и в помине. Толстый дядька все-таки высадил меня раньше, чем было положено.
      Но делать было нечего. Я пошла вперед на своих двоих.
      Оглядевшись по сторонам, я заметила в окружающем меня пейзаже нечто новое,
      Вообще-то картина была весьма однообразна: плоская, покрытая негустым лесом поверхность тянулась во все стороны, насколько простирался взгляд. Сумерки постепенно скрадывали местность и неумолимо приближали ко мне горизонт, на который со всех сторон набегали тяжелые темные тучи.
      Неожиданно впереди начали проблескивать огоньки. Я не смогла точно оценить ни расстояние до них, ни размеры светящегося объекта. Я шла вперед, но в течение целого часа огни не приблизились, хотя их становилось все больше и больше. От постоянного наблюдения за ними глаза у меня здорово устали, и я остановилась, чтобы немного прийти в норму. Подул довольно сильный ветер, и мне пришлось застегнуть куртку наглухо.
      Огни горели по-прежнему, более или менее постоянно, лишь изредка несколько расположенных рядом огоньков вдруг резко уменьшали свечение, и некоторое время казалось, что перед ними проплывает какая-то мутная завеса. В какой-то момент мне показалось, что огни находятся где-то далеко внизу, в котловине необъятных размеров, а я стою у края этой котловины, и пытаюсь в надвигающейся темноте различить ее контуры.
      Становилось все темнее, а ветер хлестал все злее и злее, я поспешно пошла вперед, стараясь не задумываться об этих странных огнях до тех пор, пока не приближусь к ним на подходящее расстояние.
      Свечение впереди вдруг стало ослабевать, и огни стали пропадать целыми группами. Я почувствовала себя хуже некуда.
      Темнота сгустилась, кроме участка дороги, уже ничего не было видно. По моим расчетам, я уже должна была достигнуть того самого безымянного населенного пункта на побережье. И точно, я миновала два столба у края дороги, на которых когда-то, видимо, был укреплен стандартный указатель с названием поселка. Но, тем не менее, в темноте ничего похожего на жилье разглядеть было невозможно. Я шла по дороге, решив ни на шаг не сходить с грунтовки.
      Какие-то едва заметные огни появились снова. Но они появились неожиданно близко, прямо перед моим носом, в нескольких метрах. Похоже, что я свернула куда-то в темноте.
      Я остановилась.
      -- Ого! Вот это да! -- результат был так поразителен, что я заговорила сама с собой.
      Я стояла посреди тихой, пустой и почти абсолютно темной улочки. Какой-то фонарик горел на трехэтажном здании, около входа в которое скорее угадывалась, чем прочитывалась вывеска "Гостиница".
      Похоже, что цель моего путешествия достигнута. Только городок, в который я попала, напоминал летучий голландец.
      Я поправила сумку на плече и подошла к входной двери гостиницы. Под ногами лежали ровные небольшие бетонные плитки, и мостовая в этом притихшем закутке отнюдь не походила на развороченный асфальт, который бывает в заброшенных и запущенных городках.
      Какое-то движение за моей спиной заставило меня обернуться. В трех метрах от меня стояла собака. Крупный взъерошенный пес беспородной наружности. Его силуэт четко вырисовывался в тусклом свете лампочки. Пес молча смотрел на меня. Вообще-то я не терплю собак, не нахожу их ни умными, ни забавными, ни преданными. Собаки раздражали меня своими рабскими повадками, и тем, что стоит поднять на них руку, как они поджимают хвосты.
      -- Какого черта ты тут делаешь? Пошел вон! -- сказала я псу.
      Тот наклонился, понюхал плиты, повернулся и метнулся назад, в темноту. И вот уже оттуда, в полной темноте раздался рык, сопровождающийся ворчанием и поскуливанием доброй полудюжины собак.
      Нельзя сказать, что первое впечатление от этого местечка было приятным.
      Я взялась за ручку входной двери, ожидая, что она окажется запертой, но, к моему удивлению, дверь легко отворилась.
      Судя по всему, эта гостиница была построена давным-давно. Тесный холл с несколькими дешевыми креслами, деревянная лестница, ведущая наверх, к номерам, а под лестницей -конторка администратора с неизменной толстой книгой на стойке и с ячеистой полочкой для ключей на стене. Весь интерьер, представший передо мной, освещался маленьким бра, укрепленным где-то на уровне стойки. Дверь в комнатку дежурного оказалась отворенной настежь, но за ней, кроме непроглядной темени, ничего не было.