Разумное животное. Пикник маргиналов на обочине эволюции

Вполне вероятно, что решающую роль в этом повороте сыграл широко известный феномен «чуть-чуть». Художники и писатели о нем знают не понаслышке: достаточно убрать лишнюю деталь на полотне или слегка видоизменить фразу, чтобы произведение сразу же заиграло новыми красками. Один-единственный штрих превращает неуклюжую поделку в шедевр. В терминах точных наук это аналог фазового перехода: воду можно достаточно долго охлаждать или нагревать, но по пересечении некоторого малозаметного рубежа (плюс-минус 1—2°) она немедленно обращается в лед или пар. Когда система находится в положении неустойчивого равновесия (специалисты называют такие развилки точками бифуркации), достаточно незначительного толчка, чтобы она нечувствительно перешла в новое качество.

Вопрос о том, каким образом бестолковой обезьяне удалось одним великолепным прыжком перемахнуть пропасть немоты, разделяющую бессловесных приматов и говорящее человечество, лишен практического смысла. С таким же точно успехом можно спросить, почему первобытные люди с упорством, достойным лучшего применения, на протяжении десятков тысяч лет обтачивали неподатливые кремни, вместо того чтобы сразу начать возделывать землю и одомашнивать скот. До сегодняшнего дня никто ничего не знает о механизмах действия первого начала термодинамики. Просто все процессы происходят так, что энергия сохраняется. Вот и здесь мы, похоже, сталкиваемся приблизительно с тем же самым явлением: неторопливые биосферные процессы протекают таким образом, чтобы накопившаяся инерция в час «икс» позволила совершиться фазовому переходу. В верхнем палеолите звоночек, надо полагать, еще не прозвенел. Исподволь растущая социальность (понимаемая весьма широко) еще только готовилась выпорхнуть и пустить первые многообещающие побеги.

Коротко подытожим сказанное. С точки зрения современной науки, не существует никаких качественных биологических отличий между высшими приматами и человеком. Вынырнувшая из-под спуда социальность многократно ускорила эволюцию рода Homo – и только. Неистребимое животное начало, доставшееся нам в наследство, при этом никуда не делось и время от времени властно диктует свои правила игры, в чем нам еще не раз будет возможность удостовериться. Поскреби слегка человека – и без труда обнаружишь притаившегося на дне души зверя. Факты, накопленные современным естествознанием, таковы, что не оставляют камня на камне от теологических версий антропогенеза. Высшие приматы и Homo sapiens – ближайшие родственники, и с этим, увы, ничего не поделаешь. Сомневаться в этом сегодня даже как-то не совсем прилично. С таким же успехом можно не верить в таблицу умножения, игнорировать закон сохранения энергии или настаивать на истинности геоцентрической модели Птолемея...

В ЖЕЛТОЙ ЖАРКОЙ АФРИКЕ

В наши дни подавляющее большинство специалистов считают, что прародиной человечества была Восточная и Юго-Восточная Африка. Однако первые находки ископаемых человекоподобных существ, которые могли бы претендовать на роль недостающего звена между высшими приматами и собственно людьми, были обнаружены отнюдь не в Африке, а в Юго-Восточной Азии, на острове Ява. В 1891 году голландский антрополог Эжен Дюбуа (1858– 1940) близ деревушки Триниль, что на западном побережье острова, выкопал примитивный череп и бедренную кость нашего далекого предка. Это доисторическое существо, вполне уверенно ходившее на двух ногах, назвали питекантропом, то есть обезьяночеловеком. Справедливости ради следует сказать, что слово «питекантроп» выдумал неутомимый немецкий биолог Эрнст Геккель (1834—1919), еще в 1866 году предложивший на суд почтеннейшей публики добротный латинский термин – «питекантропус алалус», что в переводе означает «обезьяночеловек, не обладающий речью». Дело было за малым – найти реального обезьяночеловека, поскольку ископаемые останки неандертальца, обнаруженные в 1856 году, не привлекли внимания научного сообщества.

Дюбуа назвал своего «первенца» питекантропом прямоходящим (Pithecanthropus erectus), ибо его великолепное бедро не оставляло сомнений в том, что он ходил куда прямее иных наших современников. А вот череп явно подкачал – его объем не превышал 900 см3, что много меньше, чем у нас с вами (примерно 1400 см3). Но по сравнению с обезьяньим он был чудовищно велик: средний объем черепной коробки у современных горилл составляет, как мы знаем, около 500 см3. Кроме того, в строении черепа питекантропа обнаруживается множество архаических черт: скошенный покатый лоб, выраженный надглазничный валик, очень широкие носовые кости, отсутствие подбородочного выступа, тяжелая нижняя челюсть и бросающаяся в глаза вытянутость и уплощенность черепной коробки, то есть отчетливое преобладание длины черепа над его высотой. Но нельзя же все сразу! Человек прямоходящий жил около миллиона лет назад, и было бы верхом наивности полагать, что в столь отдаленную эпоху по земле ходили истинные арийцы с безупречным профилем.

Плоский череп доисторического яванца никаких нареканий вызвать не мог. Его очевидная примитивность была выше всех похвал и позволяла питекантропу достойно занять вакантное место в длинном ряду обезьяноподобных предков. Но вот с бедром, изящным и совершенным бедром яванского гоминида, вышла безобразная неувязка. Ох уж это бедро! Оно выглядело возмутительно человеческим для такой сравнительно небольшой и архаической головы. Тогда считалось само собой разумеющимся, что обезьяна на пути в люди распрямлялась постепенно, поэтому далекие предки людей современного типа еще долгое время были обречены неуклюже ковылять «на полусогнутых». Инерция этого стереотипа оказалась столь велика, что соответствующие картинки исправно кочевали из учебника в учебник еще во второй половине XX столетия. А вот яванский питекантроп одним махом перечеркнул удобную кабинетную схему, решительно расправил плечи и сразу же зашагал по просторам родной планеты торжественно и гордо. Это сегодня мы знаем, что прямохождение возникло давным-давно, задолго до первых питекантропов, еще в те баснословные времена, когда так называемые третичные приматы только-только становились на дорогу очеловечивания. Но на рубеже веков подобного рода утверждение выглядело откровенной ересью и ни в коем случае не могло быть воспринято всерьез.

Короче говоря, Э. Дюбуа поначалу пришлось несладко. Он был как Генрих Шлиман, который поехал открывать легендарную Трою, вооружившись небольшим саквояжем и томиком Гомера. Извлеченные из-под спуда доисторические кости подверглись ревнивому ощупыванию и разглядыванию. Специалисты долго судили да рядили, перебирая в горсти ископаемые зубы, обломки черепной крышки и вертя в разные стороны замечательное прямое бедро яванского гоминида. Если в отношении черепа и зубов доисторического Homo уважаемый синклит рассобачился, переругался самым неприличным образом, будучи не в силах прийти к единому мнению, то бедренная кость произвела самый настоящий фурор: 13 депутатов ученого сословия нашли ее человеческой, а 6 депутатов высказались за промежуточное существо. Против голосовал только один-единственный человек. Это был великий Рудольф Вирхов (1821—1902), создатель теории целлюлярной патологии и основоположник современной медицины, а по совместительству решительный противник новомодных обезьяньих штучек. Вердикт корифея был тяжел, как пудовая гиря: ископаемые кости принадлежат гигантскому гиббону, а прямая походка ровным счетом ничего не доказывает, поскольку упомянутый гиббон ходил на двух ногах и так постепенно приучился к двуногости. «Умный» череп питекантропа Вирхов тоже забраковал: под давлением земных слоев он, дескать, мог трансформироваться самым неожиданным образом.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.