Джаг (№2) - Ошейник позора

Машинист ворчал, проклиная все и вся, и этим всем было, конечно же, бестолковое ничтожество, навязанное ему Галаксиусом, этот безынициативный, лишенный здравого смысла Рамона, который только и делал, что путался у него под ногами.

– Черт возьми! Такой болван, как ты, не имеет права на существование! Уголь нужно бросать подальше в огонь! Если ты будешь продолжать в этом же духе, то скоро около топки гора угля вырастет до потолка! Клянусь Господом, ты делаешь это нарочно! Если нам не хватит топлива, я затолкаю тебя самого в топку головой вперед! Когда закончишь, не забудь подмести пол! Я хочу, чтобы в кабине моего паровоза было чисто, как на обеденном столе! Да работай же, не зевай!

Одурев от инструкций и воплей Потреро, Джаг старался изо всех сил.

Мало-помалу он привык к новой работе и научился двигаться уверенней, просыпая с лопаты не более трети набранного угля. К несчастью лопата была шире, чем проем топки, и вторая треть ее содержимого просыпалась в момент забрасывания угля.

Потреро снова пришлось вмешаться. Он возвел глаза к небу, и с несчастным видом закричал:

– Держи лопату наискось! Наискось, говорю! И все-то тебе надо подсказывать!

После этого в топку полетели полные лопаты угля.

Оставалось найти подходящий ритм. В какой-то момент Джагу показалось, что это ему удалось. Он приноровился к покачиванию локомотива и безостановочно метался от бункера с углем к пышущей жаром топке и обратно, будучи не в силах хоть на секунду расслабить онемевшие мышцы. Но тут Потреро снова открыл рот:

– Ты чего суетишься? Это тебе не дешевая танцплощадка! Пока ты тут выписываешь пируэты, весь уголь успевает прогореть! Ты что, хочешь, чтобы остыл котел?

Опустив руки, Джаг озадаченно уставился на машиниста. Видя его недоумение, Потреро объяснил:

– Нужно бросать с платформы! Набираешь уголь, поворачиваешься и бросаешь! Только так!

Не очень-то доверяя его словам, Джаг, тем не менее, решил последовать полученному совету. И очень скоро на полу кабины угля оказалось больше, чем попало в топку.

– Не так высоко! Бросая, разворачивайся корпусом к топке, тогда точнее попадешь, – подсказал Потреро.

Учтя все эти ценные наставления, Джаг очень скоро набил руку, хотя ничего для себя не выгадал, ускорив подачу угля в топку. Опорожнив лопату, он тут же погружал ее в недра тендера и забрасывал в топку очередную порцию дробленого угля – черную кровь, как назвал его Потреро.

Время от времени приходилось оставлять лопату и бежать к разверстому зеву топки, чтобы пошуровать кочергой, распределяя уголь равномерным слоем по решетке колосника.

Обливаясь липким соленым потом, чувствуя тупую боль в пояснице от постоянного физического напряжения, он орудовал кочергой, которая с каждой минутой становилась все тяжелее и тяжелее. Ладони Джага покрылись кровавыми мозолями, а поскольку кочерга оказалась коротковатой, ему пришлось компенсировать этот недостаток, засовывая руки по локоть в топку, отчего кожу от запястий до локтей украсили длинные блестящие полосы ожогов.

– Так приходит мастерство, Чико, – убеждал Потреро, видя, как Джаг корчится от боли, случайно прикоснувшись к раскаленному краю топки. – Считай, что это благородные раны. Машина защищается, она тебя не знает. Чтобы приручить ее, потребуется время!

Тогда-то Джаг понял, что и Потреро был способен на чувства. Стоило ему заговорить о своем паровозе, как глаза его увлажнялись, а голос дрожал от волнения. В общении с Джагом он имел странную привычку называть его разными именами: Рамона, когда был не в духе, и Чико, когда все шло хорошо.

Самое ужасное во время разравнивания угля на колоснике – внезапные выбросы пламени. Предугадать или предотвратить их было абсолютно невозможно.

– Это дыхание дьявола, – ухмылялся тогда Потреро, – так можно остаться без волос, правда, Чико?

С обожженным лицом и порыжевшими от огня бровями и ресницами, Джаг не разделял юмора Потреро, особенно когда приходилось гасить прихваченные пламенем волосы.

Иногда прожорливая топка досрочно съедала все запасы топлива, и, чтобы добраться до пункта снабжения, Джаг вынужден был спускаться через узкий лаз в угольный бункер и подбирать разбросанный там уголь. Это была самая неприятная работа. Он любил открытое пространство и ветер, бьющий в лицо, а потому испытывал острый приступ клаустрофобии, оказавшись в темном стальном гробу, стенки которого гудели так, что, казалось, от адского грохота вот-вот лопнут барабанные перепонки.

Даже Потреро посочувствовал Джагу, когда тому в очередной раз пришлось протискиваться в мышиную нору бункера.

– Это работа для обезьян, но никак не для тебя, Чико, – с сожалением сказал он. – Но Галаксиус хочет, чтобы ты все делал сам. Не знаю, что ты ему сделал, а точнее сказать, не сделал, но он, похоже, чертовски зол на тебя!

Обезьянами машинист называл маленький народец, обслуживающий поезд – Сервиклонов-мужчин.

Ловкие как акробаты, они восхищали Джага. Он испытывал удовольствие, наблюдая за их работой. Вместе с Потреро они были истинной душой поезда, его составной частью. Надо было видеть, как они бегают по крышам вагонов мчащегося на полном ходу поезда, перескакивают с одного вагона на другой, моют, драят металлические части, ползают по стенкам вагонов, не испытывая головокружения и словно не замечая бешеной скорости. Они, как паучки, деловито сновали под днищами вагонов, пригнув головы, бесстрашно шли наперекор ветру, а иногда даже цеплялись за торчащие над крышами вентиляционные трубы, чтобы не быть унесенными набегающим потоком упругого воздуха. К счастью, ничего подобного еще ни разу не произошло.

Кроме технического обслуживания состава, им вменялось в обязанность удерживать беглецов от необдуманного шага. Случалось, что несмотря на страх перед ошейником, самые отчаянные вопреки здравому смыслу пытались бежать, не думая об ужасных последствиях своего поступка.

Периодически Сервиклоны опускали с днищ вагонов тросы и цепи с прикрепленными к ним длинными кусками рельсов, которые, подпрыгивая на шпалах, как дьявольские палицы метались из стороны в сторону, поднимали невообразимый грохот и калечили кандидатов в беглецы, когда те выползали из своих тайников. Но чаще всего несчастные попадали под колеса, где их ожидала верная смерть. Растерзанные, но еще живые, некоторые кричали в агонии, однако грохот мчащегося поезда заглушал их душераздирающие вопли.

– Эй, Рамона, не спи, черт бы тебя побрал! Пошевеливайся, бездельник! У меня упал уровень воды! Ее уносит с паром в пароотводную трубку! Полезай наверх, уверен, что кто-то из обезьян не закрыл крышку клапана водозабора. Но они у меня получат свое! Ну, давай, одна нога здесь, другая там!

В такие моменты Джаг сожалел, что Кавендиш не дал ему выпрыгнуть из поезда.

Глава 14

В этом дьявольском круговороте у Джага не оставалось ни минуты свободного времени. Как часто утверждал Потреро, он буквально спал стоя. Но, даже отключаясь, он не переставал обслуживать прожорливое чудовище, другой же частью мозга овладевало спасительное оцепенение, необходимое для восстановления сил.

Иногда Потреро не выдерживал.

– Хорошо, Чико, хорошо! – бормотал он. – Передохни немного! Пока угля достаточно, топка переполнена! Лучше разровняй уголь!

Джаг, как робот, менял лопату на кочергу и шуровал в топке.

И снова машинисту приходилось вмешиваться.

– Достаточно, Чико, хватит! Твоя кочерга раскалилась докрасна, ты хочешь, чтобы она прикипела к рукам?

Когда Потреро чувствовал, что Джаг вот-вот свалится с ног, он брал его за руку и нежно, насколько ему это удавалось, усаживал его на жесткое, неудобное сиденье кочегара. Аккуратно прикрыв помощника своим пончо, машинист давал Джагу время передохнуть.

Но спустя некоторое время вновь слышались его крики:

– Рамона, ты долго будешь нежиться? Тебя что, нужно поднимать лебедкой? Нет, вы только посмотрите на этого выродка! Пользуясь тем, что я отвернулся, он дрыхнет!

Сначала Джаг подскакивал как ужаленный. Но довольно скоро он понял, что гнев Потреро был наигранным, и под его суровой внешностью скрывается доброе, чувствительное сердце.

Мало-помалу монологи Потреро стали превращаться в диалоги.

– А вы что, никогда не спите? – спросил однажды Джаг машиниста и сам удивился своей смелости.

– Когда в пути – нет.

– Значит, вы не будете спать, пока мы не доедем до места назначения?

– Нет, такое уж у меня правило. К тому же, машина тоже не спит.

– Но ведь нам еще ехать и ехать! На дорогу уйдет не один день!

– Верно.

– А если в один прекрасный день вы свалитесь с ног?

Потреро рассмеялся.

– Доехав до места назначения, я всегда падаю, Чико. Помню, однажды я проспал две недели кряду! Все уже считали меня мертвым!

Однажды Потреро развязал красный платок, который носил на шее, и Джаг с удивлением заметил, что он, как и Кавендиш, не носит Шагреневой Кожи.

Поймав его взгляд, машинист спросил:

– Что тебя так удивило, Чико?

– Ваша шея, на ней... У вас нет ошейника!

Потреро пальцем указал на голову, потом на грудь.

– Вот где мой ошейник, Чико. В голове и в сердце. Этот паровоз – моя жизнь. Он означает для меня все. Самое плохое, что может случиться в моей жизни, – это если Галаксиус прогонит меня. Стоит ли в таком случае переводить ошейник?

– А как вы научились водить паровоз?

– На практике, Чико, на практике. Это лучший способ научиться чему-либо. Знания можно приобрести только у их истока. Но все пошло прахом, никто ничему не желает учиться!

– Но вы же не хотите брать себе помощника? Кому вы передадите свои знания?

– Я еще не встретил человека со священным огнем в душе, Рамона! Вот ты, например, ты смышленый и наблюдательный, но мне не нравится твой взгляд! В нем нет блеска, и у тебя не сжимается горло при виде паровоза! Тебе все интересно, и это тоже неплохо, ведь паровозов становится все меньше и меньше, и не так-то легко найти хорошего работника!

Обычно разговоры продолжались недолго – оба были слишком заняты своим делом. К тому же, если Потреро охотно разговаривал обо всем, что касается железной дороги, то другие темы его не интересовали. Поэтому Джаг решил не приставать к нему со всем сразу, а предпочел заводить разговор на интересующую тему окольными путями либо в зависимости от обстоятельств. В течение многих бесконечных дней он ни с кем не обмолвился ни словом. Он только наблюдал.

Каждое утро, едва вставало солнце, поезд останавливался. И тогда все пользовались случаем, чтобы ступить на твердую землю и размять ноги. Со своей площадки Джаг наблюдал за происходящим вокруг, не принимая участия во всеобщей суете. Но стоило ему увидеть Кавендиша, как он ощущал легкий укол в сердце.

Разведчик же не обращал на Джага никакого внимания, словно тот и не существовал. Но ведь он помог ему! Иногда Джагу казалось, что все это ему приснилось.

Спустя некоторое время, когда персонал поезда выстраивался двумя шеренгами, появлялся Галаксиус. Сидя в портшезе, который несли четыре раба, он с важным видом кивал своим подданным, изрекая при этом общеизвестные истины.

Когда портшез ставили на землю, перед Супроктором расстилали красный ковер, ибо он отказывался ступать на землю, убежденный, что все болезни идут из ее недр. Обход поезда завершался в походной кухне, где ему подавали ломоть хлеба из муки грубого помола и миску рагу, которое он долго обнюхивал, прежде чем дать попробовать одному из своих любимцев. Тот, разумеется, говорил, что блюдо просто восхитительно, но никогда не доедал свою порцию. Тогда Галаксиус, пожелав всем приятного аппетита, в сопровождении двора удалялся в свои апартаменты, чтобы вкусить более изысканные яства.

Во время остановки поезда лошадей выводили из вагонов для разминки и кормления, одновременно благородным животным меняли подстилку. В эти же часы забивали крупный и мелкий рогатый скот, чтобы обеспечить состав продовольствием на весь следующий день.

Каждое утро все повторялось с точностью до мельчайшей детали.

Все другие остановки делались также строго по графику, ибо предназначались для пополнения запасов воды и топлива. Паровоз этой модели, 141 Р Алко, мог пройти без заправки не более четырехсот километров. Станции обеспечения принадлежали независимым торговцам и располагались равномерно по всему маршруту. Там можно было пополнить запасы воды и угля, а также пищи и различных напитков.

На некоторых перегонах торговцы предлагали также услуги жриц любви, и Отис, ответственный за содержание рабов, нередко отдавался их умелым ласкам, иногда по нескольку раз в день.

Однако не всегда можно было рассчитывать на хорошую память торговцев и на их постоянство. Довольно необязательные, они могли ни с того ни с сего закрыть водокачку или угольный склад, останавливая тем самым уже пущенный в ход конвейер заправки. Для таких экстренных случаев был предусмотрен целый вагон с запасом воды и топлива, расположенный за тендером. Нагрузка на локомотив увеличивалась, зато не грозила вынужденная остановка вдалеке от населенных пунктов.

Предусмотрительный Потреро останавливался также посреди мертвого леса, черневшего стволами и голыми ветвями деревьев на фоне белого как снег пепла. И тогда рабы, подгоняемые криками Отиса, принимались за работу, ловко орудовали пилами и топорами. Они рубили, пилили и складывали сухие дрова, чтобы создать аварийный запас на случай нехватки топлива.

Потреро останавливал состав и в том случае, если он шел по местности, где в изобилии водился одичавший крупный рогатый скот. В таких местах рабы собирали кизяк, который при сгорании выделяет значительное количество тепла. И во время всех этих остановок, не покладая рук, трудились Сервиклоны, обслуживающие поезд.

Вооружившись тряпками, масленками и смазочными шприцами, они что-то чистили, подтягивали болты, доливали масло в трущиеся части, контролировали работу всех важнейших частей поезда: проверяли сцепные устройства, тормоза, простукивали колеса, следили за исправностью топки, поддувала, дымогарных трубок котла, проверяли показания приборов, короче, делали все для поддержания паровоза в рабочем состоянии.

Джаг с любопытством наблюдал за ними. Пока ему не оставалось ничего другого.

Глава 15

Однажды утром привычный ритуал был нарушен.

Высунувшись из кабины и подставив лицо прохладному ветру, Потреро держался за рычаг управления, и, казалось, не замечал раннего рассвета. Заметив, что глаза машиниста закрыты, а его голова безвольно покачивается из стороны в сторону в такт движению паровоза, Джаг подумал, что он умер, затем, правда, рискнул сделать более соответствующее обстановке предположение.

– Эй, вы спите? – закричал он, подойдя к механику.

– В дороге я никогда не сплю, Рамона! – незамедлительно откликнулся машинист и выпрямился. – Мне казалось, что я уже говорил тебе это!

Джаг указал на небо.

– Светает!

– Поздравляю, от твоего внимания ничто не ускользает!

– А почему мы не останавливаемся? Я уже проголодался!

– Поешь в Томболл Пойнте!

От удивления у Джага округлились глаза.

– Уж не хотите ли вы сказать, что мы...

– Вот именно, – Потреро с важностью кивнул головой. – До прибытия, Чико, осталось меньше часа.

– Но вы мне ничего не говорили!

– С каких это пор орел отчитывается перед червяком, Рамона?

Джаг сердито метнул в топку несколько лопат угля, не замечая лукавого взгляда машиниста. Не скрывая своего раздражения, он пошуровал кочергой, потом забился в свой угол и, надувшись, уставился в окно на проносившийся мимо пейзаж.

На протяжении всего пути поезд шел по пустынной местности, по пыльным просторам, заросшим сорняками, крапивой, тщедушным колючим кустарником, который яростно трепали порывы вольного ветра.

Высунувшись наружу и сощурив глаза, как Потреро, чтобы не попала соринка, Джаг смотрел вдаль, пытаясь разглядеть силуэт Томболл Пойнта. Но тщетно, город был еще далеко.

– Смотри, не выпади, Чико! – крикнул Потреро. – Ты мне еще нужен!

– Разве орел нуждается в червяке? – не оборачиваясь, с горечью парировал Джаг.

Механик удовлетворенно рассмеялся.

– Только для того, чтобы съесть его, Чико, только для этого!

Именно в этот момент прозвучал первый выстрел. Джаг с удивлением обернулся. Теперь он видел весь состав целиком. Позади его нагоняла большая группа всадников, которые рассыпались в лаву и теперь мчались по обе стороны поезда.

– Бог ты мой! Присоски! – рявкнул Потреро.

Он быстро отошел от окна и дал несколько длинных гудков.

– Кто? – озадаченно переспросил Джаг.

– Присоски или Пиявки, как тебе больше нравится! Жертвы Осадков! На район Томболл Пойнт регулярно валится сверху всякая гадость! Кстати, сейчас в городе почти никого нет, остались лишь самые упрямые и немощные. Больные сбиваются в группы, чтобы не умирать в одиночку. Они считают, что поезд – это дьявольское изобретение, пережиток прошлого. Они отождествляют его с технологией вчерашнего дня и наравне с осадками винят его во всех своих бедах.

Джаг непроизвольно вздрогнул. Старый Патч часто рассказывал ему об этих космических осадках, о контейнерах с вирусами химической чумы и других болезней, которые внезапно падали с небес и превращали город в кладбище. Удивительно, как это Томболл Пойнт до сих пор не постигла та же участь.

По всему поезду забили тревогу. Теперь выстрелы гремели со всех сторон.

– Но ведь у них нет оружия! – заметил Джаг.

– Нет! Они не убийцы в обычном понимании этого слова! Но им достаточно просто прикоснуться к тебе – и ты труп! Они преследуют лишь одну цель – заразить как можно больше людей!

– Это же безумство!

– Такова их тактика.

– Но ведь у них ничего не получится, их всех перебьют.

Потреро пожал плечами.

– Может быть, в глубине души они сами хотят этого. Но будет лучше, если ни один из них не ступит на поезд, иначе... Черт возьми! Впереди появилась еще одна группа! – вдруг вскрикнул машинист.

Взглянув туда, куда указывал Потреро, Джаг увидел добрых полсотни всадников, которые в строгом порядке стояли на небольшом удалении от железнодорожного полотна.

– А ну-ка, подбрось, Рамона! – резко скомандовал Потреро. – Нужно прибавить ходу!

Вцепившись в поручень у своего наблюдательного поста, Джаг увидел то, что потрясло его до глубины души. Он почувствовал, что волосы у него на голове зашевелились и встали дыбом.

В просвете между кожухом паровозного котла и экраном-пароотбойником впереди на рельсах внезапно появился силуэт женщины.

Гордо выпрямившись, она стояла посередине пути в окружении всадников. На каждой руке она держала по ребенку.

Глава 16

– Что вы делаете? – в ужасе вскрикнул Джаг, видя, что вместо торможения, машинист, наоборот, увеличил скорость. – Перекройте подачу пара! Экстренное торможение, кран Н6!

Скупой на объяснения, Потреро, однако, посвятил Джага кое в какие тонкости своего ремесла. Он рассказал ему об основных маневрах, в том числе и об экстренной остановке состава.

– На путях женщина с двумя детьми! – снова завопил Джаг. – Вы же не собираетесь...

Потреро бросил на него язвительный взгляд.

– Угля! Давай еще угля, если хочешь жить! И не учи меня, что делать!

Словно завороженный, Джаг не отрывал взгляд от железнодорожного полотна.

Все произошло так быстро, что он ничего толком и не увидел. До последней минуты он надеялся, что женщина сойдет с пути, отскочит в сторону в самый последний момент.

Но этого не произошло.

Последнее, что врезалось Джагу в память, – это образ неподвижно замершей, как статуя, женщины. Ему и в голову не могло прийти, что можно вот так хладнокровно стоять перед лицом смертельной опасности. Для этого нужно обладать либо редким мужеством, либо быть отрешенным от всего...

Затем перспектива смазалась, и в остальном Джаг мог положиться только на свое воображение. Страшный удар. Отброшенные с огромной силой, тела падают на рельсы и уже мертвые попадают в мясорубку колес. Хруст костей, фонтаны крови, отрезанные конечности и расчлененные тела...

– Чико-о-о!

Джаг встрепенулся, приходя в себя.

Всадники скакали по обе стороны локомотива. Одни из них держались рядом с ним, другие отставали, рассчитывая напасть на вагоны и попытаться проникнуть в них. Поражало отсутствующее выражение на лицах нападавших: ни ненависти, ни криков, ни угрожающих жестов. Холодные, безразличные, непроницаемые лица выглядели даже торжественно.

Вдруг, как по сигналу, всадники начали сбрасывать с себя одежду. И тогда Джаг увидел страшные следы Осадков, оставленные на обнаженных по пояс мужских и женских телах: гнойные абсцессы, сочащиеся сукровицей открытые раны, в которых белели кости, бубоны, величиной с голову ребенка на шее, под мышками.

Джаг невольно попятился.

– Подбрасывай уголь, или мы пропали! – заорал Потреро. – А главное, не давай им приблизиться. Они только того и ждут!

С пересохшим от волнения горлом, Джаг бросился к тендеру и схватил лопату. Он действовал почти бессознательно, его подгонял страх.

В хвосте поезда стреляли вовсю. Одиночные выстрелы и очереди сопровождались яростными выкриками команд и воплями агонии.

– Подбрасывай же, чертов Рамона! Любой ценой нужно удерживать скорость! И не забудь: если кто-нибудь прикоснется к тебе, считай, что ты покойник. Они все заразны.

Встав на седло, один из всадников внезапно прыгнул на локомотив.

– Окно! Закрой окно! – успел крикнуть Потреро, лихорадочно пытаясь закрыть створки окна со своей стороны.

Но его предупреждение запоздало. Нападавший обеими руками успел уцепиться за оконную раму.

– Быстро сбрось его! – зарычал механик, но поскольку Джаг не отреагировал, добавил: – Только не прикасайся к нему! Да шевелись же, черт бы тебя побрал!

Но Джаг словно оцепенел, он ничего не видел и не слышал.

Разъяренный, Потреро схватил лопату и метнулся к окну, чтобы сбросить нападающего. Держа лопату как кувалду, он размахнулся и ударил с такой силой, что отрубил ему палец.

Широко раскрыв полные ужаса глаза, Джаг увидел, что палец покатился прямо к нему. Он почувствовал приступ тошноты, и его вырвало.

Последующие события развивались с головокружительной быстротой. Вопль Потреро вывел Джага из оцепенения. Он увидел, что здоровой рукой атакующий схватил машиниста за предплечье и потащил его за собой. Одним прыжком Джаг подскочил к Потреро, резко рванул в стороны отвороты его кожанки, отчего пуговицы, как горох, посыпались на пол кабины, и буквально вытряхнул машиниста из куртки. Так и не выпустив ее из рук, нападавший исчез с ней за окном кабины.

Белый как мел, Потреро моментально захлопнул металлические створки окна. Какое-то время оба молча смотрели друг на друга, пытаясь унять дрожь в коленках.

Первая же стычка оказалась весьма горячей, однако до конца боя было еще далеко.

К паровозу приближались другие всадники, стремясь вскарабкаться на его заднюю платформу.

Глава 17

Обычно Потреро никогда не надевал перчатки, считая, что в них невозможно почувствовать машину. Но сейчас он без раздумий натянул их, снял с крючка ведро, наполненное питьевой водой на случай, если захочется утолить жажду в пути, и выплеснул его содержимое на пол. Открыв дверцу паровозной топки, он погрузил ведро в обжигающую магму и тут же вытащил его на три четверти наполненным пылающими углями.

Машинист поставил свой огненный груз на пол и похлопал дымящиеся перчатки одну о другую, чтобы не дать им загореться.

Выглянув в щель окна, Потреро увидел, как один из Пиявок уцепился за горизонтальные поручни тендера. Механик дождался момента, когда тот оставил лошадь, и обеими ногами стал на верхнюю ступеньку подножки, и только тогда, с размаху метнул в него содержимое ведра.

В тот же миг кабину наполнил сладковатый, отвратительный запах горящего человеческого мяса.

Нападающий – мужчина с землистым цветом кожи, обнаженное тело которого было сплошь покрыто струпьями, с костистым носом и бельмом на одном глазу, встретил этот раскаленный поток даже не поморщившись.

Добрая часть содержимого ведра, зашипев, этаким дьявольским компрессом прикипела к его влажному телу. Остальные угли падали ему на ноги и прожигали штаны, которые внезапно вспыхнули – ветер моментально раздул тлеющие подпалины.

– Черт возьми! – ошеломленно простонал Потреро. – Да ведь они больше похожи на мертвяков, чем на живых!

Как ни странно, это открытие благотворно отразилось на состоянии Джага. До сих пор его участие в разгорающемся сражении было пассивным, и эта орда отчаявшихся, исковерканных болезнями существ, бросающихся в атаку почти с достоинством и без оружия, внешне никак не выражая своей ненависти, казалось, абсолютно не трогала его. Но то, что произошло у него на глазах, в корне изменило его отношение к происходящему.

– Мне говорили об этом, но я не верил, – пробормотал Потреро, чувствуя себя совершенно подавленным.

Человек, стоявший на краю платформы, уже полыхал как факел, не ощущая при этом никакой боли.

Сжав зубы, Джаг схватил кочергу и с силой толкнул то, что можно было назвать живым шлаком. Человек-факел не оказал никакого сопротивления. Он рухнул навзничь, прямо под копыта лошадей, не издав при этом ни единого звука.

– Мы сами с ними не справимся, Чико! – крикнул Потреро. – Беги в конец поезда, пусть кто-нибудь придет к нам на помощь!

Поскольку Джаг колебался, он добавил:

– Ты же знаешь, что капитаны никогда не покидают свои корабли. Однако постарайся не задерживаться!

Джаг вскарабкался на тендера и побежал, проваливаясь по щиколотку в уголь.

Сверху у него был прекрасный обзор, и он понял, что обстановка гораздо сложнее, чем это казалось на первый взгляд.

Живые мертвецы штурмовали поезд с двух сторон по всей его длине. Но больше всего их скопилось у головы поезда, возле паровоза. Останься Потреро один или вдвоем с Джагом – это сейчас не имело никакого значения. Рано или поздно они все равно бы не устояли перед натиском атакующих. Да и как сражаться с таким неуязвимым противником?

С тендера Джаг перепрыгнул на вагон с резервуарами для воды. Чтобы противостоять ветру и раскачиванию вагона, ему пришлось присесть на корточки.

Теперь стреляли со всех сторон.

Встречный ветер уносил грохот выстрелов, но время от времени отчетливо слышались приглушенные хлопки. Это означало, что бой шел не только снаружи, но и внутри поезда. Свидетельством тому были и лошади без всадников, скакавшие вдоль состава: многих из их хозяев уже убили, но некоторым удалось проникнуть в вагоны.

Джаг с разбегу прыгнул и приземлился на крыше соседнего вагона. Дальше ему пришлось пробираться на четвереньках из-за навалившегося на него головокружения. И только мысль о том, что Потреро остался один и рассчитывает на его помощь, заставляла его идти вперед.

Таким образом он миновал три вагона. Посередине крыши одного из них тянулся трап с поручнями, что значительно облегчило его задачу. Мимоходом Джаг отметил, что в крыше этого вагона имелись выпуклые иллюминаторы из толстого стекла, защищенные двойной решеткой.

Наконец, он добрался до первого вагона со смотровой площадкой. Здесь сражение было в самом разгаре. Охранникам Галаксиуса приходилось туго, поскольку атакующих нельзя было отбросить обычными методами.

Как только один из них поднимался на площадку, начиналась паника. Вокруг него тут же образовывалась пустота, и он машинально становился мишенью для охранников, такой удобной, что они все стреляли одновременно, внося свою лепту во всеобщую неразбериху и хаос.

Со своего места Джаг наблюдал жуткие сцены, которые с трудом поддавались пониманию. Он понял, почему Потреро называл нападающих Присосками или Пиявками. Когда они настигали кого-нибудь из защитников поезда, то набрасывались на него, заключали в тесные объятия и впивались губами в открытые части тела.

В эти моменты исчезала их ледяная апатия, и радостная улыбка искажала зачастую кошмарные лица.

Охранникам – свидетелям таких смертельных объятий – не оставалось ничего другого, кроме как прикончить своего бывшего товарища, который, падая с вагона-платформы, увлекал за собою и причину своей смерти.

С трудом удерживая шаткое равновесие на крыше вагона, Джаг растерянно смотрел на схватку, не зная, как ему поступить и что делать. Неожиданно в поле его зрения материализовался Кавендиш, который появился на площадке соседнего вагона.

– В лошадей! Стреляйте в лошадей! – крикнул он, не обращаясь конкретно ни к кому. – Это единственный способ остановить их!

Вскинув винчестер, он показал пример, стреляя в тех лошадей, которые скакали рядом с его вагонами. Несчастные животные падали, словно подкошенные, переворачивались через голову и с душераздирающим ржанием бились в агонии.

– Сзади! – громко закричал Джаг, указывая на женщину с точеной фигурой. Она была достойна резца скульптора: гладкая бархатистая кожа, высокая упругая грудь; весь ее внешний облик свидетельствовал о здоровье и молодости. Женщина стояла на крыше соседнего вагона. Всем она была хороша, но настораживала одна маленькая деталь – подобие шлема, закрывающего все лицо.

Резко обернувшись на крик, Кавендиш выстрелил с бедра и раздробил ей колено.

Потеряв равновесие, женщина, как птица, взмахнула тонкими руками и рухнула на баррикаду из мешков с песком, которыми была обложена смотровая площадка. В падении маска соскочила и открыла ее лицо, страшно изъеденное проказой.