Пани Эльжбета

      "Значит, это был все-таки сон", - подумал я и успокоился.
      Днем я даже исхитрился и нашел рациональное объяснение этому сну. Цепочка рассуждений выглядела так. От жары и одиночества я сделался нервным, как старая дева, а от безделья зациклился на своих ничтожных ощущениях. Это отправной пункт. Ночью что-то звякнуло, мало ли что могло звякнуть. Будь я усталым или занятым своими мыслями, я б и не услышал, а тут услышал и начал себя накручивать, изучая крупицы сахара на столе и порядок расстановки чашек. И вот подсознание, утомившись от бесплодной работы Эго, выдало сон, объясняющий все странные звуки. Только и всего.
      "Да, Рыжов, - сказал я сам себе, смеясь, - еще немного, и тебя самого отправят на Кульпарковскую. Брось всю эту фигню немедленно!"
      Я бросил, и целых два дня прожил спокойно, и спал без снов - пока в ночь с пятницы на субботу, около полуночи, идя, пардон, в туалет, я не заметил полоску голубого света, снова выбивавшуюся из-под двери в кухню.
      Даже во сне сердце мое забилось: я понял, что пани Эльжбета сдержала слово и снова пришла.
      Я открыл дверь в кухню. Как и в прошлый раз, пани Эльжбета сидела на том же месте, но чашки возле нее уже не было.
      И тут я смутился, сообразив, что я снова одет неподобающим образом. Но гостья словно прочла мои мысли, любезно сказав:
      - Ничего, пан Сергей, не смущайтесь своего внешнего вида. Кто приходит в гости после полуночи, всегда застает хозяев в неглиже.
      - Я переоденусь...
      - Не стоит тратить на это время, садитесь!
      Я сел - и вдруг ощутил холодное дуновение, словно где-то не закрыли дверь и потянуло сквозняком. Это длилось, впрочем, только одно мгновение. Пани Эльжбета выглядела не лучше и не хуже, чем в прошлый раз, и я вновь подумал, что она чем-то больна. У нее были такие худые, бледные пальцы, как у очень изможденного человека, и неестественно тонкие запястья. Ногти были какие-то синеватые - или это так казалось от голубого света лампы? Чем-то невероятно грустным повеяло от этой женщины, хотя она и попыталась сдержать слово и быть более интересной собеседницей: с усиленным оживлением она заговорила о Львове, о том, сколько новых одинаковых районов было построено, а центр города ветшает, и не лучше ли было бы потратить деньги на сохранение старой части Львова? А Стрыйский парк? Разве таким он был прежде?
      - Вы любите Стрыйский парк, пан Сергей?
      - Да, с удовольствием там гуляю.
      - Раньше это было такое романтическое место... По крайней мере, для меня! Я гуляла там с Павлом - это мой муж - когда он был еще моим женихом.
      - Пани замужем?
      - Уже вдова. Павел погиб в 39-м, - по лицу пани Эльжбеты пробежала тень. - А пан? Отчего пан не женат?
      Вопрос был, конечно, слишком личный и не слишком вежливый, но я понял, что пани Эльжбета задала его, желая отвлечься от мрачных воспоминаний и отчасти мстя за ту боль, которую я причинил ей своим необдуманным вопросом. Впрочем, она тут же поправилась:
      - Простите, я не имею права спрашивать.
      - Нет, отчего же? Хотите, я расскажу вам одну историю?
      - Любовную?
      - Да. Может, вы поможете мне разобраться в том, что случилось.
      - Конечно, помогу. Я рада буду хоть в чем-то быть полезной пану.
      И я, на мгновение заколебавшись, словно прыгнул в моста в воду и подробно, как умел, рассказал случайной гостье, которую видел второй раз в жизни, историю любви, историю о девушке по имени Роксана. Пани Эльжбета слушала с необыкновенным вниманием, которое, честно говоря, здорово меня стимулировало: ведь никто не любит рассказывать равнодушному и зевающему собеседнику.
      - ... И вот я даже не знаю ее адреса в Киеве, - закончил я свою повесть, - не знаю, увижу ли я еще ее когда-нибудь. Но почему так вышло? Что я сделал не так? Или она меня не любила?
      - Любила, пан Сергей, - грустно сказала пани Эльжбета и вздохнула. Похоже, моя история ее затронула по-настоящему. - Но вы не переживайте так. История ваша печальна, но пан еще так молод! Вы еще встретите большую любовь, я уверена.
      - Значит, все из-за меня.
      - Не вините себя. Пока мы живем, мы видим только одну сторону луны, и потому во многом ошибаемся.
      - Вы ходите сказать, что наше видение жизни несовершенно, а раз так нельзя себя обвинять? Но нестерпимо думать, что все могло бы быть иначе...
      - Но вы же не знали об этом.
      - Теперь знаю, но ничего нельзя изменить.
      - Да, пан Сергей, да! И это самая страшная мука, это ад! Полное зрение ты обретаешь тогда, когда можешь смотреть только во мрак, а полное знание когда оно уже бесполезно. О, какая тоска, пан Сергей, какая тоска! Я не узнаю квартиры, где прожила всю жизнь, от меня в ней ничего не осталось, только чемодан, старый желтый чемодан! Я блуждаю по улицам, смотрю на окна, и знаю, что из сотен тысяч людей, живущих за этими окнами, никто не помнит обо мне!
      Пани Эльжбета обхватила голову своими худыми руками, точнее, сдавила ее, закрыла глаза и задрожала, словно в ознобе.
      - Что с вами? Вам плохо?
      - Нет, нет. Простите меня, пан Сергей. Я веду себя безобразно, и порчу вам настроение. Вы прощаете меня?
      - Да, безусловно, о чем речь...
      - Спасибо. Пан добрый человек. И я знаю, что если я попрошу что-то у пана, пан исполнит. Не переживайте, это мелочь, самое малое, что может сделать человек. Помните обо мне.
      - То есть?
      - Просто вспоминайте меня иногда - и все.
      - Только это?
      - Да, только это.
      И я, дурак, пообещал. Пообещал искренне, от всей души.
      Словно вдохновленная моим обещанием, пани Эльжбета начала рассказывать о себе, да с такой откровенностью, какую из мужчин может ожидать от женщины разве что личный врач. Она рассказала, что долго не выходила замуж за своего Павла из-за сопротивления матери ("Он был не шляхтич, моя мать не могла этого пережить"), что сделала два аборта ("За это меня и покарал Бог"), что за ней ухаживал один богач, уехавший перед войной в Аргентину, и что выйди она за него, все было б иначе ("Но он был такой толстый, как свинья, и совершенно лысый! Я не могла бы полюбить такого!"), что с Павлом они жили очень хорошо и что на последнее Рождество он подарил ей котиковую шубу. В комнате, где теперь кухня, жила ее прислуга, Христина. Ей не повезло: она попала на улице под облаву и была отправлена в Германию на работу, на военный завод, где и погибла во время бомбежек союзников. "Мы разминулись всего на год. Бедная девушка!"
      - И в итоге всех пережил чемодан из свиной кожи, - грустно пошутила пани Эльжбета. - Но и он никому не нужен. Пану нужен желтый чемодан? Нет? И мне, к сожалению, тоже. О, скоро три. Как я не хочу уходить! Надеюсь, я немного развлекла пана своей болтовней?
      Если сперва я и воспринимал рассказ Эльжбеты как развлечение, то чем дальше, тем сильней мной овладевала тревога, природу которой я не мог понять. Но что-то здесь было определенно не так! Я не успел разобраться в своих ощущениях: настало время прощаться.
      ...Проснулся я поздно, с тяжелой головой, и в первые минуты после пробуждения не помнил о второй серии странного сна. Но зайдя наконец в кухню, я мгновенно все вспомнил - и сел. Мне отчего-то стало необычайно тошно и захотелось проветрить помещение.
      Я вдруг испытал страх - леденящий страх кошмара - но впервые я испытывал его не ночью, во сне или сразу после пробуждения, а днем, спустя несколько часов спустя сна. Но разве это был кошмар? Что такого страшного было в этом сне - кроме повторения ситуации?
      Повторяющиеся сны мне снились и раньше, например, когда я был студентом, часто повторялся сон, что я вытянул на экзамене билет, в котором не знаю ни одного вопроса -обычный кошмар отличников. Снились мне и настоящие кошмары, один я помню до сих пор, хотя он снился еще когда я учился в университете: словно в университетском туалете маньяк на моих глазах перерезает горло однокурснице Андросенко. Я даже отчетливо помню глаза этого маньяка: белые, безумные, какие-то нечеловеческие. Но здесь что-то другое, что-то не то.
      Я принялся метаться по кухне, а поскольку ее скромное пространство не оставляло места для судорожных метаний, то очень скоро напоролся боком об угол стола, выругался и сел. И тут я заметил, что у меня дрожат руки.
      Поскольку дрожание рук для меня крайне нехарактерно, я ощутил нешуточную тревогу - уже от этого симптома. Что со мной происходит? Уж не схожу ли я и впрямь с ума, но с какой стати?
      Справедливо решив, что ключ к моему необычному душевному состоянию заключается все-таки в моих снах, я принялся лихорадочно вспоминать и анализировать наш диалог, точнее, реплики пани Эльжбеты, анализировать как нечто реальное.
      Итак, мне дважды снилось, что я разговариваю в кухне с какой-то женщиной по имени пани Эльжбета. Сам разговор ничем необычным не сопровождался. Сама пани Эльжбета, кроме бледности, измученного вида и худобы ничем особым также не отличалась. Ах да, еще эти ее выщипанные брови... Она говорила, что она бывшая владелица квартиры, что здесь она прожила лучшие годы, что мужа ее звали Павел, что у нее была горничная Христина, которую угнали в Германию. Немцы угнали в Германию горничную... но когда же это было? Львов был освобожден в сентябре 1944 года. Значит, горничную могли угнать только с 1941 по 1944 год. Странно, но для снов характерна нелогичность. Хотя почему нелогичность? Ее муж погиб в 1939. Видимо, его призвали в польскую армию. Значит... Значит, пани Эльжбета жила в квартире еще до войны, хотя на вид ей больше 35 никак не дашь при всей ее изможденности.
      "Мы разминулись на год", - сказала пани Эльжбета о горничной, погибшей во время бомбардировок. Это могло означать только одно: горничная пережила хозяйку лишь на год. Значит....
      Значит, я дважды - во сне или наяву - разговаривал с покойной владелицей квартиры.
      И тут, как бывает с опозданием, меня осенило: конечно, как я не догадался раньше! Эти выщипанные брови, этот фасон поношенного платья, эта прическа с растрепавшимися валиками явно крашеных белокурых волос на висках - все это должно было сразу навести меня на мысль о моде 1940-х гг.! И эти слова, что она может придти только ночью, что полное знание человек обретает только оказавшись за чертой, когда ничего изменить нельзя, эта просьба ее помнить...
      Да, хороший летний отдых придумал для меня любезный троюродный братец: сторожить квартиру с привидениями!
      Как человек с твердым научным мировоззрением, я не мог не знать, что привидений не существует и что сны мои не более чем редкое совпадение случайностей. Я даже нашел рациональное объяснение тематике снов: еще в первый день пребывания в квартире, когда я ее осматривал, я невольно подумал о тех, кто мог когда-то жить здесь, а случайные звуки только стимулировали работу подсознания. В общем, вышло все в точности как в финале "Мастера и Маргариты": следственная комиссия во всем разобралась, но и днем седой старик Римский не смог зайти в кабинет, где ночью тянулась к нему зеленая рука покойницы и качался в воздухе вампир Варенуха. Мне же было тем утром настолько не по себе, что когда внезапно (хотя что значит внезапно? как обычно) зазвонил телефон, я вздрогнул всем телом.
      - Алло! Сережа, это мама. Закончили наши маляры, надо убирать. Приезжай.
      - Да! Я немедленно еду! - завопил я с таким нетипичным для меня трудовым энтузиазмом, что мама осторожно спросила:
      - С тобой все в порядке?
      - Разумеется, - очень уверенно ответил я и, даже не позавтракав (плевать, дома покормят), помчался домой двигать мебель, отмывать полы и отчищать окна - точнее, ринулся прочь из заколдованной квартиры.
      Весь день я честно пропахал не разгибаясь, и, как всегда за честный и добросовестный труд, пришла неожиданная награда: пока то, пока се, пока ужинали, пробило одиннадцать часов, и мама, учитывая криминогенную обстановку на улицах, предложила мне остаться ночевать. Мне стыдно признаться, как я обрадовался: представить свое возвращение сейчас, ночью, в эту квартиру было свыше моих сил. Бабушка, правда, заметила, что это не слишком добросовестно, ведь я обещал Роман не оставлять надолго квартиру, но мама вполне логично заметила, что если воры и намеревались ограбить моего троюродного брата, то уже убедились, что квартира не пустует ни днем, ни ночью, и нашли себе уже другой подходящий объект, так что я спокойно могу провести эту ночь у себя дома.
      То ли от усталости, то ли от ощущения безопасности, я спал под родимым кровом как убитый, и в десять, когда меня наконец разбудила бабушка, все не хотел вставать. Не скрою, мне ужасно не хотелось возвращаться в жилище Романа, и к конечной остановке трамвая №3 я шел с дикой тоской, так не гармонировавшей с солнечным, погожим утром.
      "Гори она пропадом, эта квартира! - думал я, трясясь в трамвае, и глядя на проносившиеся за окном знакомые дома. - Хоть бы ее и впрямь ограбили".
      То ли по контрасту со свежестью солнечного августовского утра, то ли от самовнушения, но сам воздух в квартире, когда я наконец перешагнул ее порог, показался мне каким-то затхлым, сырым, чуть ли не кладбищенским. Сама прохлада показалась мне прохладой склепа. С раздражением я принялся открывать окна нараспашку, словно желал выветрить обитавший тут нездоровый дух. Мною владело сложное чувство: с одной стороны, как ни стыдно в этом признаться, я боялся, или, скорей, чувствовал смутную тревогу; с другой, я был зол на себя за расшалившиеся нервы. И когда около полудня позвонил (наконец-то!) мой троюродный братец, он неожиданно для себя получил по первое число.
      - Какие люди удостоили нас разговора! Ты ли это? Ах, все-таки ты. Молодец! Я тут как цепная собака сижу, сторожу твои манатки, а ты не удосужился даже позвонить за две с половиной недели! Что? Где я был вчера вечером? Так ты меня контролируешь? Знаешь что, Роман, в следующий раз найми себе профессионального охранника с пистолетом, плати ему и проверяй! А с меня довольно! Я не мальчик на побегушках! Со мной все в полном порядке! Да! Сам пей бром! Будешь 26? Я очень рад. До свиданья!
      Я швырнул телефонную трубку с такой яростью, словно она была во всем виновата. Конечно, я выглядел глупо, и спустя несколько минут после разговора, когда эмоции начали остывать, сам признал это. Немотивированное раздражение всегда выглядит со стороны глупо и жалко, но сказать о причине моих эмоций было бы еще глупее. Я вздохнул, поправил трубку и пошел на улицу якобы за мороженым, хотя никакого мороженого мне не хотелось.
      Вторую половину дня я провел самым нелепым образом. Усевшись у окна, я собрался было читать, но вместо чтения начал вспоминать все, что я слышал о привидениях, призраках и духах. Понятно, я не вспоминал специально, но память начала работать сама, и я не смог ее остановить.
      Еще первобытные люди верили, что после смерти человек не исчезает совсем из этого мира, и во всех примитивных культурах развито почитание духа предков. Местами эти верования дожили до наших дней, как, скажем, на Гаити с их магией вуду. Жрец вуду сперва умерщвляет свою жертву, а потом воскрешает покойника, делая из него зомби. Очень интересно. Сходные предания рассказывают и о енисейских шаманах. Шаман забирает труп к себе в чум, ложится возле него и лежит три дня, после чего труп или воскресает, или шаман выходит к родственникам покойного и разводит руками. А еще шаманы, как и жрецы доколумбовых цивилизаций Америки, путешествуют в трансе в мир мертвецов.
      Древние египтяне делили человека на тело и нематериальную часть, ка. Ка могло жить и процветать на том свете, только пока на этом свете была мумия человека. С уничтожением мумии ка переходило в небытие, и человек исчезал окончательно. Оттого в Древнем Египте мумифицировали даже священных крокодилов.
      В Библии колдунья вызывает тень Самуила. Веру в призраки знала и античность. Кажется, у Светония - или не у Светония ? - тень Агриппины, матери Нерона, убитой своим сыном, блуждала ночью по дворцу? Или не тень Агриппины? Но чья-то тень вошла в анналы, это я помню четко. Древние греки верили в ламий - спутниц богини ночи Гекаты, вампиров, нападавших ночью на людей на безлюдных перекрестках и высасывавших из них кровь. А вот в японской повести "Пионовый фонарь" Санъютэй Энте девушка, умершая от тоски по возлюбленному, приходит ночью к молодому человеку в компании верной служанки, скончавшейся вместе с ней. Молодой человек, ясное дело, тоже вскорости помер. Сама японская повесть восходит к китайской новелле 14 века "Записки о пионовом фонаре", в которой оборотень в облике прекрасной девушки является овдовевшему и горюющему по умершей жене студенту Цяо.
      Тут мне стало противно от моей эрудиции, и я включил телевизор. Но, видно, высшими силами было решено, что в тот вечер мне не удастся отвлечься от мыслей о потустороннем. По первому украинскому каналу шла передача о свекловодах. Я переключил на ОРТ, еще транслировавшееся в ту пору, но уже в урезанном виде, и вместо какого-нибудь фильма попал на передачу "Кофе по-львовски", где ведущая и гость пили кофе на желто-голубом фоне. Все имевшиеся у Романа видеокассеты я уже пересмотрел, а ближайший пункт видеопроката работал до девяти вечера и, следовательно, был уже закрыт.
      Мрачный и раздосадованный, я принялся сам блуждать по квартире, как призрак, как душа, не упокоившаяся с миром на кладбище. Так блуждают души некрещеных младенцев и умерших не своей смертью - самоубийц и убиенных и погребенных без христианского обряда. С наступлением полуночи они выходят из земли, из безвестных могил, куда их бросили убийцы, и скитаются по земле до пения третьих петухов. В каждом старинном дворце, в каждом замке и темнице есть свои призраки, некогда жившие в их стенах как существа из плоти и крови, и войдя ночью в спальню императрицы, давно ставшую частью музея, можно наткнуться на фигуру в белом, сидящую перед потускневшим зеркалом. Если вслушаться в осенний вой ветра и завывания вьюги, можно различить стоны тех, кто проносится над землей из ниоткуда в некуда, их плач и стенания. Оттого такую тоску наводит на живых вой ветра, оттого нельзя оставаться на кладбище после заката солнца, оттого после чьей-то смерти в доме занавешивают зеркала - чтоб душа умершего не поселилась в нем.
      Дальше пошел сплошной бред. Я некстати вспомнил, как грустно мне было перед первым появлением пани Эльжбеты, и я захотел, чтоб кто-то был рядом. Получалось, что я позвал ее сам. В наше время подобные паранормальные явления и появления объясняют теорией полей: каждого человека окружает энергетическое поле, не исчезающее до конца после смерти, и привидения и есть сгустки негативной энергии. Эти стены впитали в себя энергию всех предыдущих жильцов, но больше всего ее, пани Эльжбеты. Она явно умерла не своей смертью, ее убили немцы, оттого она их ненавидит. Ее не похоронили как следует, со всеми обрядами на освященной земле, вот она и ходит по ночам, звенит чашками. Приходит после полуночи, исчезает в три (пение третьих петухов!), и ключи ей не нужны - все, как принято у привидений, вплоть до голубого света, освещавшего наши беседы. Где-то я отдельно читал про голубой свет... Кажется, в "Томе Сойере".
      Вспомнив о Томе Сойере и "доме с привидениями", я наконец-то рассмеялся - хотя и несколько принужденно. Ну что я, в самом деле, совсем спятил! Обрадовавшись внезапной перемене настроения, я принялся настраивать себя на иронический лад. "Если ты, Рыжов, дошел до веры в привидения, говорил я себе, - зачем же останавливаться на полпути? Поверь еще в НЛО и барабашек. В самом деле, призраки - это старо, а вот зеленые гуманоиды с Бета-Центавра - это ново и актуально. Да, и не забудь про сглаз, порчу и черную магию. Помнишь, как у тебя украли в трамвае стипендию за два месяца? Не иначе, как черный глаз посмотрел. А заваленный экзамен по истории философии? Явная порча конкурентов".
      Несколько развеселившись, я попытался в таком же ключе подойти к загадочным ночным визитам. Тут очень кстати оказались воспоминания о рассыпанном сахаре и чашке в руке призрака. В самом деле, зачем призраку чай? Они ж бестелесные, не едят, не пьют, не дышат, одним словом - духи.
      Я снова рассмеялся, и на сей раз искренне. Действительно, я никогда не читал и не слышал, чтоб призрак чаевничал! И хотя признание поведения призрака нетипичным не есть научный аргумент к его отрицанию, на сердце у меня полегчало, так что спать я в куда лучшем расположении духа, чем мог ожидать.
      Прикрывая на ночь все окна, кроме форточки в гостиной, я заметил, что небо трагически почернело, звезд не видно, и, судя по духоте и внезапным порывам ветра, надвигается гроза. Отметив это обстоятельство, около половины двенадцатого я улегся на свой диван и закрыл глаза, искренне желая побыстрее заснуть - но не тут-то было.
      Стоило мне погасить свет и остаться лицом к лицу с бездонной ночью, как мой иронический скептицизм меня покинул, более того, я понял, что моя наигранная веселость была вызвана нервным возбуждением, имеющим свойство легко переходить в самые разнообразные чувства. Я ворочался, прислушивался к порывам ветра за окном, пытался заснуть, но стоило мне чуть-чуть расслабиться, как что-то толкало меня, я вздрагивал и возвращался к бодрствованию. Чем старательнее я пытался обуздать свои разыгравшиеся нервы и успокоиться, тем, как водится, сильнее они вибрировали. Свою посильную лепту вносило бурное воображение, рисовавшее самые нелепые картины, вроде беззвучно раскрывающихся входных дверей, таинственных фигур, спрятавшихся за шторами, и прочей ерунды. Попытки самокритики не имели прежнего успеха, и в конце концов упреки в глупости и трусости, адресованные самому себе, сменились стойким и абсурдным убеждением, что что-то должно случиться, и именно этой ночью.
      За окном раздался первый и сильный раскат грома, и я вздрогнул, открыл глаза и посмотрел на часы. На табло электронного будильника, стоявшего на столике возле дивана, зеленым огнем светились цифры: 00.03; значит, классическое время деятельности нечистой силы уже наступило. За громом окно осветилось яркой вспышкой молнии, при свете которой мне почудилось, что за плотной шторой и впрямь кто-то стоит. Я прикрикнул на себя и повернулся на другой бок, но расшалившиеся нервы заставили меня через минуту вернуться в прежнее положение и осторожно открыть правый глаз. Штора подозрительно шевелилась!
      Видимо, в этот момент способность к критическому восприятию действительности окончательно покинула меня: все высшие этажи сознания отключились, превратив взрослого мужчину с высшим образованием во взвинченного психопата. Я встал и подошел к окну.
      Штора действительно шевелилась: ее колебал врывавшийся в форточку грозовой ветер.
      Я хотел было вздохнуть с облегчением, но вдруг замер, напряженный, как гепард перед прыжком. Из кухни снова доносились какие-то звуки! Правда, толком расслышать их мне мешал вой ветра за окном и раскаты грома, но ошибки быть не могло - там кто-то (или что-то) есть.
      Сердце мое бешено забилось, руки стали мокрыми от пота. Я не знал, что делать: пойти на кухню или спрятаться под одеяло? После колебания я принял мужественное решение лично убедиться, что происходит на кухне. Правда, продиктовано оно было не мужеством, а наоборот, сознанием собственной слабости: я чувствовал, что больше не вынесу неизвестности.
      Медленно, стараясь двигаться неслышно (вероятно, желая застать призрака врасплох) и не включая света, я двинулся, озаряемый вспышками молний, от окна к двери. Толкнув дверь, я остановился: передо мной был мрак не освещенного ни единым окном коридора. Мощным броском я ринулся вперед и нажал на выключатель. Тотчас зажглись обе лампы, освещавшие противоположные концы коридора, который, разумеется, был пуст.
      Осталось самое главное: войти в кухню. Я собрал остатки воли в кулак и сделал шаг к кухонной двери. Потом еще шаг и еще один - и замер у самой прикрытой двери. Я отчетливо услышал звук, теперь это был стопроцентно не сон и не иллюзии, я слышал звук, похожий на стук шагов.
      Звук повторился и даже приблизился. Я стоял перед дверью в кухню, как перед вратами в потусторонний мир. Одно движение руки, один шаг - и я, возможно, окажусь перед лицом неведомого... И я сделал этот шаг! Я включил свет и распахнул дверь. Сердце сжалось и тут же разжалось: кухня была пуста. С неимоверным облегчением я перевел дыхание, выдохнув весь воздух, имевшихся в легких. Можно было спокойно возвращаться в гостиную и наконец-то уснуть здоровым крепким сном. К сожалению, вместо того, чтоб сразу покинуть кухню, я решил выпить воды, и, взяв чашку, пошел к плите, где стоял чайник с кипяченой водой. Я налил воды в чашку и поднес ее к губам, как вдруг пальцы мои разжались и чашка, выплескивая на лету воду, полетела вниз.
      Я отчетливо увидел в зарешеченном темном прямоугольнике слухового окна приникшее снаружи к стеклу мертвенно-бледное лицо, заглядывавшее в кухню. Конечно, испугаться в такой ситуации - хотя бы от неожиданности - мог на моем месте любой, но я не просто испугался, я помертвел от леденящего ужаса, перехватившего дыхание и тысячей иголок впившегося в тело. Мне показалось, что в приникшем к стеклу лице я узнал пани Эльжбету!
      Замешательство мое длилось, вероятно, не больше секунды; движимый ужасом, я бросился прочь из кухни, как метеор пролетел по гостиной и через мгновение оказался в темной спальне. Когда я захлопывал дверь негнущимися руками, за окном прозвучал ужасный, оглушающий раскат грома, от которого я затрясся, как ребенок. Со лба градом катился холодный пот. Я был в таком состоянии, что даже не догадался включить свет. Я сел, точнее, упал на край громадной двуспальной кровати и, обхватив себя руками, начал механически раскачиваться (это я потом понял, что я раскачиваюсь), не соображая ничего и не в состоянии отвлечься от одного-единственного вопроса: "Что это было? Господи, что это было?"
      Неужели она блуждает ... летает вокруг квартиры, заглядывая в окна и выжидая, пока я усну? Или я схожу с ума и у меня начались зрительные галлюцинации? И то, и другое предположение доводили меня до умопомрачения, и неизвестно, чего я боялся больше. Хотя нет, известно. До тошноты, до обморока я страшился одного: что вдруг повернется ручка двери, и в образовавшуюся щель просунется мертвенно-белая худая рука с тонкими длинными пальцами и синими ногтями покойницы, отчетливо видная при свете непрерывных молний за окном. Ведь ей так хочется общаться, этой непогребенной душе!
      В эти жуткие мгновения я понял, как можно умереть от разрыва сердца. Так умерла когда-то старшая сестра моей бабушки, в три года заблудившаяся в маленьком леске, примыкавшем к деревне. Собаки нашли ее утром, но уже мертвую: ночью маленькое сердечко остановилось от страха. Что она увидела там? Господи, помоги! Защити меня, грешного атеиста, от привидений, от непознанной и нечистой силы! От гостей с той стороны луны.
      В какой-то момент, не слишком полагаясь на защиту высших сил, я дошел того, что решил задвинуть дверь большим комодом под старину, стоявшим возле кровати. Сдвинуть тяжеленный комод я не смог бы и в нормальном состоянии, а тем более теперь, когда я едва держался на ногах, но в очередной вспышке молний я увидел выключатель и, руководимый скорее инстинктом, чем здравым смыслом (последний в ту ночь меня покинул), включил свет.
      Тотчас часть первобытного хаоса, бушевавшего за окнами и во мне, отступила. Опять-таки инстинктивно я взглянул на часы: было всего лишь 25 минут первого! Сколько же длилась эта жуть? Я начал подсчитывать, и вышло, что не более 15 минут, если учесть, что как минут 5 я проверял штору, шел в кухню и наливал себе воду, а мне показалось, что прошла вечность. Я начал пересчитывать снова, и не потому, что это имело какое-либо значение, а потому, что я заметил, что произведение элементарных математический действий меня несколько успокоило. Да, как не пересчитывай, выходило минут 15.
      "Если пройдет еще 15 минут и ничего не случится, то все будет хорошо", - сказал я себе, как в детстве. Самое смешное, что когда отведенное время действительно прошло без всяких происшествий, я заметно воспрянул духом, хотя по-прежнему старался не смотреть на дверь.
      Ничего не происходило и в дальнейшем, разве что гроза начала стихать. Так прошел час, другой, и я мало-помалу начал успокаиваться, боясь даже подумать, что это было. Около трех я вылез из спальни в гостиную и забрался в бар в надежде что-то выпить; но все бутылки были закупорены, а у меня не было сил открыть. К трем утра дождь прекратился и настала тишина, в которой так разыгрывалось мое богатое воображение, но я уже ничего не страшился, потому что помнил: после трех утра (третий петух пропел"!) нечистая сила исчезает. Я даже лег, но уснуть, понятное дело, не смог.
      Измученный событиями бурной грозовой ночи, я настолько ослабел к утру духом и телом, что еле встал с дивана. Умываясь, я увидел в зеркале над раковиной побледневшее, вытянувшееся лицо с кругами под глазами - такое, словно я не спал три ночи подряд. Не хватало только поседевшей в один миг головы, и сходство со случайным посетителем замка Дракулы было бы полным. Шаркающей, медленной походкой поплелся я после утреннего туалета в кухню не для того, чтоб доказать себе свою храбрость, а потому, что вчера я не ужинал, и без малого 20-тичасовый перерыв в приеме пищи дал о себе знать характерным урчанием в желудке, сосанием под ложечкой и прочими малоприятными симптомами.
      В кухне меня ждало очередное неприятное открытие. Нет, днем призрак не появился, зато обнаружилось полное отсутствие съестного. Одна утеха, что хоть в этом и близко не было никакой мистики: поглощенный контактами с потусторонним миром, я не пополнял запасы пищи уже несколько дней, так что в итоге холодильнике осталось одно яйцо, сиротливо болтавшееся в своей ячейке. Даже хлеба не было. Я посмотрел на яйцо, как на личного врага, вздохнул и пошел одеваться.
      Закрывая входную дверь, я ощутил сильный и характерный запах человеческих экскрементов. Я оглядел лестничную площадку, но она была чистой, дверь на небольшой балкончик, общий для двух квартир, заперта; между тем запах доносился явно с близкого расстояния. Не успел я выдвинуть мало-мальски приемлемой гипотезы и закрыть второй замок, как раздался скрип открываемой двери. Отмечу с гордостью, что как ни расшатались мои нервы, на сей раз я не вздрогнул.