Академия принцесс - Дворец из камня

Шеннон Хейл

Дворец из камня

Моей Дине, принцессе по праву

Глава первая

Дорога из камня ведет на работу,

Дорога из камня увозит работу.

Всем служит дорога из камня.

Куда б ни уехал по этой дороге,

Обратно домой приведут тебя ноги

По старой дороге из камня[1].

Мири проснулась от настойчивого блеяния козы и чуть-чуть приоткрыла один глаз. Сквозь щели в ставнях проглядывало бледно-желтое небо. Вот он и настал, этот день, когда приедут торговцы и увезут ее прочь. Она ждала их всю неделю, и сердце у нее замирало от радости, а желудок сжимался от страха. Странно, но в последнее время очень многое вызывало в ней противоречивые чувства.

Например, Петер.

Мири тихонько слезла с матраса, набитого гороховой шелухой, и прокралась к окошку. В дверях соседнего дома стоял Петер. Она помахала ему, а он помахал в ответ, и опять на душе стало неспокойно: с одной стороны, легко и радостно, а с другой — страшновато.

И насчет родных мест тоже не было определенности — Мири поняла это, оглядывая несколько десятков домов горы Эскель, освещенных первыми лучами рассвета. Гора у них большая. Но мир еще больше.

От этих мыслей ее отвлек шум. Сестра Марда уже сидела на постели, да и отец тоже потягивался и кряхтел, с трудом отходя ото сна. Вот к кому Мири испытывала однозначное чувство. Расставаться с семьей ей очень не хотелось.

Помогая Марде складывать матрасы один на другой, чтобы подмести пол, Мири без умолку болтала и продолжала болтать, пока готовила завтрак, а после выгоняла коз из соседней комнаты на яркий утренний свет. Если болтать — не нужно думать. От мыслей только чаще обрывается сердце.

— Дедушка Петера говорит, что столько пчел, как в эту осень, ему еще не приходилось видеть, а это означает, что зима наступит не слишком суровая, но если начнет то таять, то подмораживать, все покроется льдом, вот я и думаю, не подсыпать ли нам побольше гравия на тропинку к ручью…

— Мы справимся, Мири. — Марда почесала ушки чересчур игривой козочке. — Не нужно беспокоиться.

Впереди девочек шагал отец. Услышав слова Марды, он напрягся.

— Папа… — позвала его Мири, ожидая услышать, что и он без нее справится.

Они дошли до каменоломни — огромного карьера с неровно торчащими со всех сторон глыбами, где добывался белый камень. Несколько десятков селян уже трудились, обтесывая блоки линдера, вырезанного из горы, а затем вытягивая их из каменоломни. Ближайшая к Мири группа работала над одной глыбой, распевая песню, чтобы не сбиваться с ритма: «Туда и обратно — всегда по дороге из камня».

Отец остановился на краю карьера.

— Жди нас к обеду, Мири, если только…

Мири поняла, хотя он не договорил: «Если только не приедут повозки».

Отец взвесил в руке кирку и направился в карьер. Марда последовала за ним, на ходу обернулась к Мири и пожала плечами. Мири тоже дернула плечом. Обе знали отцовский характер.

Мири привязала коз на склоне, где они могли щипать траву, и вприпрыжку вернулась домой. На столе лежало письмо. Она взяла его и прочла, как делала каждое утро с тех пор, как его привезли летом торговцы. Оно по-прежнему казалось магическим — такими же магическими казались Мири книги, когда она только-только научилась читать.

Письмо она успела выучить наизусть, но все равно опять прочла. Его написала Кэтар, уехавшая в столицу несколько месяцев назад.

Послано Мири, дочери Ларена, служительнице принцессы, гора Эскель

Мири!

Это письмо. Письмо — это как разговор с тем, кто находится далеко. Только никому его не показывай, а то вдруг я что-то не так делаю.

Осенью из Асленда во все стороны отправится еще больше торговцев с повозками, им поручено привезти обратно выпускниц академии принцесс — тех, кто захочет. Девушек приглашают пожить здесь год. В тебе, по крайней мере, я уверена — ты приедешь. Путь долгий. Захвати одеяло, чтобы постелить в повозке, а то вся попа будет в синяках.

Во время сбора урожая каждая провинция Данленда преподнесет королю подарок.

Так как гора Эскель первый год считается провинцией, я хочу, чтобы наш подарок был по-настоящему прекрасным. Не могу придумать, что бы такое подарить, кроме линдера. Наверное, все-таки козы не столь хороший подарок. Будь добра, сообщи совету деревни, что линдер должен быть особенный, самый большой блок, быть может. Я от волнения не сплю по ночам. Мне надоело, что остальные делегаты с насмешкой отзываются о горе Эскель.

Жду тебя с нетерпением. Тут, в Асленде, происходят всякие вещи. Мне нужен совет, но писать об этом, я думаю, опасно. Надеюсь, когда ты приедешь, еще не будет поздно.

Это письмо от Кэтар, делегата от горы Эскель при королевском дворе в Асленде.

Мири положила письмо на стол и придавила осколком линдера — белым камнем с серебристыми прожилками. Она не догадывалась, какие такие опасности хотела обсудить с ней Кэтар, но это не помешало ей все лето строить предположения. А лето, как назло, тянулось бесконечно долго.

Мири взяла в руки второе письмо и невольно улыбнулась при виде строчек с завитушками.

Мири, дочери Ларена, гора Эскель

Дорогая Мири!

Я так рада, что могу тебе написать! Хотя лучше бы, конечно, поговорить с тобой лично, как тогда, в академии принцесс, когда мы устраивались в тенечке, любуясь полетом ястреба. У меня для тебя хорошая новость. Король приглашает выпускниц академии приехать осенью во дворец! До той поры я могу лопнуть от нетерпения, но осень все-таки ближе, чем весна.

Немножко похвастаюсь в надежде заслужить похвалу. Я привела довольно убедительный аргумент: мол, весной горная тропа может оказаться под снегом, и это помешает девушкам успеть к свадьбе. Как же принцесса пойдет под венец без своих служительниц? Девушек разместят здесь, во дворце. Придворные портнихи сошьют вам платья по столичной моде, поэтому насчет наряда не беспокойся.

И еще одна чудесная новость! В Замке Королевы, университете, о котором я тебе рассказывала, нашлось одно свободное местечко. Занятия начнутся после сбора урожая — еще одна причина, почему мне так не терпится заполучить тебя до весны.

Третье радостное известие: резчик по камню, выполнявший когда-то заказы для отца, согласился взять Петера к себе в ученики. Гас на целый год поселит Петера у себя и будет его кормить в обмен на блок линдера и помощь в работе.

Нас с тобой ждет здесь столько всяких дел. Я иногда не могу заснуть, мечтая об этом! Пусть лето скорее пролетит на легких жарких крыльях.

Твоя подруга Бритта

Торговцы приезжали на гору Эскель только один раз в сезон — весной, летом и осенью, поэтому Мири не могла ответить на письма девушек. Кэтар там наверняка с ума сходит от беспокойства о том, какой подарок ее земляки приготовят королю. Мири не терпелось удивить подругу.

Наполнив горшок утренней кашей, девушка направилась в соседний дом. Последние три месяца Петер колдовал над подарком. И пока он трудился в поте лица, его семья лишилась одного работника в каменоломне, поэтому остальным селянам приходилось кормить Петера. Сегодня настала очередь Мири. Отец и сестра работали в каменоломне, а на попечение Мири остались дом и козы.

Она прошла легким шагом по каменным обломкам, усыпавшим тропинку к дому Петера, стукнула разок в дверь и вошла.

— Доброе утро, Петер, — начала она, но сразу умолкла.

Отец Петера, Джонс, стоял, воинственно сложив руки на груди. Чувствовалось, что атмосфера в доме накалилась добела.

Петер беспомощно опустился на табурет:

— Отец сомневается, отпускать ли меня в Асленд.

— И вовсе не сомневаюсь, — возразил Джонс. — Уже решил. Ты и так убил впустую три месяца, вырезая эту штуковину. Раз уезжает твоя сестра, ты остаешься.

Работу в каменоломне Петер считал пустой, нескончаемой. Он уже несколько лет вырезал из кусочков линдера фигурки животных и людей, мечтая о возможности заниматься только этим. Мири чуть было не начала упрашивать Джонса, но вовремя остановилась, вспомнив уроки дипломатии, усвоенные в академии принцесс.

— Я понимаю, почему вы хотите, чтобы Петер остался. Он не появлялся в каменоломне почти все лето после отъезда торговцев. К тому же семье придется нелегко, когда двое уедут на целый год.

— Вот именно, — поддакнул Джонс, подозрительно прищурившись. — Это совершенно невозможно.

— Я бы с вами согласилась, но в данном случае отъезд Петера в Асленд принесет гораздо больше пользы семье, а в дальнейшем и всей деревне. А то сейчас как: торговцы увозят наш камень и ремесленники в Асленде рубят его на куски, чтобы изготовить каминные полки, изразцы и тому подобное, при этом они хорошо зарабатывают.

— Верно! — воскликнул Петер, вставая. — Почему бы нам не делать эту работу самим, здесь? Я обучусь, и тогда торговцы смогут осенью привозить мне заказы, всю зиму я буду их выполнять, а по весне отправлять готовые изделия.

— Торговцы увезут в два раза больше изделий, чем необработанного камня, — поддакнула Мири, — а это значит, и выгоды для всех будет в два раза больше.

Джонс только сильнее прищурился. Мири нервно сглотнула, но все-таки задала решающий вопрос:

— Я уверена, из Петера получится прилежный ученик, вы еще будете им гордиться. Ну как, отпустите сына?

Она задержала дыхание. И Петер как будто тоже перестал дышать. Джонс отвернулся к окну.

— Ладно, — наконец буркнул он и, прежде чем выйти, опустил ладонь на голову сына.

— Ты потрясающая! — воскликнул Петер, обнимая Мири.

Он отстранился на шаг и заулыбался, словно ему действительно нравилось смотреть на ее лицо. Потом приступил к завтраку.

«Почему он не спрашивает меня?» Эта мысль так часто посещала девушку, что уже начала поскрипывать в мозгу, словно ржавые дверные петли. Мири достигла подходящего возраста для обручения. Петеру она как будто нравилась, во всяком случае, ни на кого другого он не смотрел. И все же он до сих пор не произнес важных слов.

Не смея поднять на него взгляд, чтобы он не догадался, о чем она думает, Мири склонилась над каминной полкой, которую он вырезал, и разглядела деревушку на горе Эскель и горную цепь вдали, прекрасно запечатленную в линдере.

— Какой гладкий камень.

— Я его полирую.

Снаружи донесся знакомый шум. Они бросились к окну и увидели первую повозку из каравана торговцев, которая ехала, размалывая колесами обломки камней.

Мири почувствовала, что сжимает теплую мозолистую ладонь Петера. Она так и не поняла, кто из них первым протянул руку.

Они побежали встречать повозки, а с ними — почти вся деревня. Начались торги, селяне продавали линдер, а взамен приобретали продукты и другие припасы. Раньше торговля была хлопотным делом, каждая семья выручала за свой камень ровно столько, чтобы не умереть от голода. Но с прошлого года, когда селяне впервые смогли продавать линдер по справедливой цене, торговые дни превратились в праздники.

Дети пританцовывали от радостного возбуждения при виде ленточек и тканей, инструментов и обуви, мешков с сушеным горохом в стручках, бочонков с медом, луком и соленой рыбой. Все эти товары таили для Мири какое-то волшебство, казались доказательством существования сказочных далеких мест. Как часто она мечтала о городах, фермерских угодьях и безбрежном океане! И вот наконец она собралась в путь. Но почему-то ее не тянуло присоединиться к общему веселью.

Петер побежал к матери, чтобы помочь в торговле, а Мири продала семейный запас камня. Потом отправилась на поиски сестры.

— Прошу тебя, поедем, Марда, — взмолилась она сдавленным от ужаса голосом. Марда не оканчивала академию, но Мири знала, что Бритта не станет возражать, да и остальным девушкам ее нежная сестренка пришлась по душе. — Я думала, что хочу поехать, но сейчас я боюсь. Ты мне нужна. Прошу тебя.

— Ты не боишься, — спокойно возразила Марда. — А если и боишься, то это скоро пройдет.

— Марда, я говорю серьезно.

— Я не такая, как ты, Мири. Узнавая про все эти далекие страны, прошлые войны и умерших королей, я чувствую, будто… будто сплю на краю пропасти. И мне это не нравится. Я хочу остаться дома.

— Но…

— Мы с отцом уверены, что с тобой все будет в порядке. Настолько в порядке, что он даже опасается, захочешь ли ты вернуться домой.

— Вот как?

Марда кивнула:

— И я тоже опасаюсь.

Мири покачала головой. Она даже не представляла, что может навсегда покинуть родной дом по доброй воле, но ведь за год может произойти много такого, что помешает ей вернуться домой. И о каких таких опасностях писала Кэтар? Мири почувствовала, как у нее задрожал подбородок.

Марда погладила сестру по спине и заставила себя уверенно улыбнуться:

— Глазом не успеешь моргнуть, как окажешься снова дома. Один год — это пустяки.

Слова Марды напомнили Мири строку из стихотворения, которое она прочла в одной из книг библиотеки академии, и сейчас она ее продекламировала:

— «Укус пчелы совсем не пустяки, коль прямо в сердце жало входит».

— В чье сердце? — удивилась Марда.

— Это просто стихотворение. Не обращай внимания, — ответила Мири.

Ей бы следовало догадаться раньше, что Марда не поймет, а так она сразу почувствовала себя одинокой, словно успела уехать из дома.

Марда обняла сестру, прижалась лбом к ее голове. Мири отметила про себя, что сестра за последний год вытянулась. Она была старше большинства местных девушек, заключивших помолвку, но к ней пока никто не посватался. Когда у всех сельских парней появятся невесты, никто не прибежит с равнины, чтобы занять их места. А Марда слишком застенчива, чтобы хлопотать за себя.

«Как только вернусь из столицы, — решила Мири, — сразу сосватаю сестру, а сама стану учительницей в деревенской школе и научу читать всех жителей, включая отца». Ей стало немного легче дышать: эти планы, как веревки, привязывали ее к горе.

Торговля продолжалась бойко, а завершился день пиром. Теперь это был прощальный пир.

Не все выпускницы академии собирались отправиться в столицу. Некоторых не пустили родители, другие успели обручиться и сами не хотели уезжать. Мири предстояло путешествие с пятью девушками: Герти, Эсой, Фрид, Беной и Лианой. Каждая везла мешок со своими вещами. Мири тоже прижимала к груди мешок. Лето тянулось бесконечно долго, но теперь, когда пришла пора прощаться, ей показалось, что время пролетело как одно мгновение, словно ястреб, выследивший добычу.

— Я буду писать, — пообещала она Марде. — Каждую неделю. И весной с торговцами ты получишь целую стопку писем. Правда, в них будет одно и то же: я скучаю и осенью вернусь домой. Навсегда.

Марда просто кивнула.

Подошел отец, опустив глаза и сцепив руки за спиной. Мири шагнула к нему.

— Не забудь в середине зимы забить кроликов, в это время мех у них самый густой, — сказала она. — А то у Марды сердце не на месте, когда приходится это делать, и если меня не будет…

Он бросил взгляд на дочь, потом снова отвел глаза и хмуро уставился на горную цепь — коричневые, фиолетовые, синие вершины, а позади них призрачные серые, словно зависшие над облаками.

— Я вернусь, папа, — сказала Мири.

— Посмотрим, — тихо отозвался он. — Посмотрим.

— Обещаю.

Отец поднял ее на руки легко, словно младенца, и прижал к груди. Ну почему от одного объятия ей стало так тепло на душе и в то же время грустно?

— Я всегда буду возвращаться домой, папа, — сказала она.

Но в сердце ее закралась неуверенность.

Мири уселась в повозку и поехала, стараясь на прощание запомнить родные места: старый дом, сложенный из серого булыжника, тропинку, усыпанную белыми осколками линдера, поблескивающими в темноте, острые утесы каменоломни и величественную белую вершину горы Эскель.

Ей вдруг с перепугу показалось, что она ничего не видит в темноте, словно движется по тропинке, ведущей к обрыву, за которым — пустота. Равнина так далеко, и трудно поверить, что она вообще существует. Но как только Мири туда приедет, не покажется ли ей родной дом такой же мечтой?

Перед поворотом дороги она в последний раз бросила взгляд на отца и сестру, и уже через секунду деревня исчезла из виду.

Глава вторая

Город на речке,

Город на море.

Дом из камня,

Дом из глины.

Мири так часто ахала и разевала рот на увиденное, что у нее разболелась челюсть. Сначала ее поразили деревья равнины, их огромные густые кроны, такие зеленые, что резало глаз. Затем пошли фермерские угодья, протянувшиеся до самого горизонта, зеленые и золотистые. А потом повозки покатились по настоящим улицам, мимо деревянных домов, подмигивающих стеклянными окошками. Крыши у домов были соломенные или черепичные, лишь изредка попадалась листовая медь — новая, блестящая, но чаще позеленевшая от времени.

— Так вот он какой, Асленд, — произнесла Мири, стараясь не выдать своего волнения.

Торговец Энрик закатил глаза:

— Нет, это просто какой-то городок.

В ту ночь они разбили лагерь на окраине города и уселись поужинать картошкой с беконом. Мири подняла глаза от своей тарелки и встретилась взглядом с худенькой девочкой, жевавшей веточку. Городская девчонка ничего не говорила, просто смотрела на Мири во все глаза. Она что, пришла сюда полюбоваться отсталым населением с горы Эскель? А теперь побежит домой и высмеет то, как Мири ест? Мири ссутулилась и отвернулась.

На третий день она успела привыкнуть к ритму путешествия: леса, поля, города сменяли друг друга снова и снова, неизменным оставалось только одно — трясущаяся повозка. Теперь Мири редко чему-то изумлялась и почти позабыла о своих страхах — до тех пор, пока они не прибыли в столицу.

В день приезда дождь начался как туман, тут же превратившийся в надоедливые капли, неприятно клевавшие лицо и руки. Скоро полило как из ведра, и девушки скрылись в глубине колышущейся повозки, где сбились в кучку под покрывалом из промасленной ткани. Мири сразу стало подташнивать.

Тут Бена перевесилась через борт, и ее начало выворачивать. Мири кое-как выползла из-под покрывала на дождь.

— Лучше смерть, чем духота, — объявила она. — Смерть или дождь.

Петер и Энрик вдвоем сидели на месте возницы, прячась под накидками из той же ткани.

— Ты промокнешь, — сказал Энрик.

Своим длинным носом и худыми обвислыми плечами он напомнил Мири ворчливого стервятника.

— Уже промокла.

По крайней мере, на равнине воздух был теплее.

Петер подвинулся, и Мири пристроилась рядышком. Он накинул на нее половину своей накидки. Они сидели совсем близко, соприкасаясь ногами.

Дождь испортил ей прическу, проник сквозь одежду, прилип к коже. Зато на свежем воздухе тошнота улеглась. Мири обхватила себя руками и порадовалась хотя бы тому, что разглядывает серо-голубой мир. Много раз она представляла, как впервые увидит столицу. В ее фантазиях дождь никак не планировался.

— Я очень волнуюсь, — прошептала она Петеру, стуча зубами.

— Слышу, — отозвался тот.

— Нет, просто моей челюсти не хватает звука отбойных молотков из карьера.

— Или просто ты замерзла и тебе нужно вернуться обратно под покрывало.

— И лишить тебя своей компании? Я не настолько жестока.

До нынешнего года ни один житель гор ни разу не спускался на равнину. Очень многое изменилось с тех пор, как оракулы предсказали, что на горе Эскель живет будущая принцесса. Назначенная королевским двором наставница основала там академию принцесс, где невежественные девушки-горянки учились читать, а заодно постигали и другие предметы, необходимые той, кто хочет стать невестой принца. Но из ученых книг Мири вместе с остальными девушками узнала гораздо больше, в частности — как выгоднее продавать линдер.

Теперь жителям деревни не нужно было тратить все светлое время суток на работу в каменоломне, и Мири сумела открыть сельскую школу для тех, кто хотел учиться. Гора Эскель из простой территории поднялась до статуса провинции Данленда, выпускницы академии получили звание служительниц принцессы, и внезапно мир вокруг горы перестал пугать своими тайнами — теперь Мири могла не только поехать туда, но и остаться там.

Дождь постепенно утих и превратился в мелкую морось. Низкие облака разошлись, солнечный свет разогнал туман, и оказалось, что повозка едет по центру города, такого огромного, что он не поместился бы ни в каких мечтах Мири.

Улица за улицей, сады, фонтаны, высоченные здания… Скамейка, на которой сидела Мири, словно куда-то пропала, и девушке почудилось, будто она летит через весь этот бескрайний мир.

Петер толкнул ее плечом и выразительно округлил глаза. Она в ответ кивнула, тоже округлив глаза.

Они въехали на мост, перекинутый через реку. По берегам стояли дома в шесть этажей, настолько близко друг к другу, что казались сплошной стеной. Каждое здание было выкрашено в свой цвет: синий, желтый, красный, коричневый, зеленый, рыжий, бирюзовый.

Внизу по течению реки ряд домов резко обрывался на границе с огромной пустой равниной.

— Почему это поле такое серое? — спросила Мири.

Энрик рассмеялся:

— Это океан.

— Океан?!

Торговцы с равнины неизменно нахваливали океан как самое расчудесное чудо на свете, считая глупым жить на горе и не видеть такой красоты. Но океан оказался просто безжизненной плоскостью.

«Бедный Асленд, ни одной горы, — подумала девушка. — Вот и приходится горожанам красить свои дома, чтобы было на чем остановить взгляд. Потому-то они и восторгаются скучным океаном».

Мост закончился, и повозка повернула от реки к центру города, где посреди бескрайнего зеленого парка стоял белый каменный дворец.

— Линдер, — прошептала Мири. — Наверное, на добычу этого камня ушло сто лет.

Остальные девушки привстали на коленях, глядя на приближающийся дворец.

— Какой огромный, — сказала Фрид.

— Ты тоже не маленькая, — заметила Мири. И это было действительно так: сравняться с Фрид ростом могли разве что ее мать и шестеро братьев-великанов. — Случись какая заварушка, ты развалишь любой дворец.

Фрид рассмеялась:

— И что тогда будет? Он свалится на меня?

— Он похож на огромный кусок горы Эскель, — проговорила Эса, сестра Петера.

— Значит, мы можем чувствовать себя как дома, — сказала Мири, храбрясь.

Повозки въехали на территорию дворца через ворота, за которыми открылся огромный двор.

— Здесь могла бы поместиться вся наша деревня с каменоломней, — сказал Петер.

— И то верно, — поддакнул Энрик. — Вероятно, в следующий раз король объявит этот двор провинцией.

— Очень смешно, — фыркнула Мири и сдвинула ему шляпу на глаза.

От толпы людей отделилась ярко-рыжая девушка и побежала к повозкам. Кэтар стала как будто выше ростом и приобрела солидность. Мири припомнила «опасное» дело, о котором писала Кэтар, и принялась озираться — не опоздали ли они.

— Привезли подарок королю? — с ходу спросила Кэтар, забыв поздороваться.

Петер вскочил в повозку, в которой везли каминную полку, и сдернул с нее ткань.

Кэтар кивнула:

— Хоть что-то, по крайней мере.

— Прекрасная вещь, — сказала Мири, с упреком глядя на Кэтар.

Та заморгала, переводя взгляд с Мири на Петера.

— А. Ну да. Очень красиво.

— Как тебе здесь живется, Кэтар? — спросил Петер.

— Нас все ненавидят, конечно. А чего ты ожидал? — Кэтар наклонилась к уху Мири: — Мне нужно поговорить с тобой наедине, как только подвернется возможность.

Мири кивнула. Солнце успело почти полностью просушить на ней одежду, но девушка все равно поеживалась от холода.

— Лучше бы ты приехала вчера, но уже хорошо, что не завтра, — сказала Кэтар. — Устраиваться будете позже. Пора вручать подарок. Гора Эскель идет первой, так как мы совсем новая провинция.

Король уже вышел из дворца и занял место на помосте посреди двора. Вокруг него стояли какие-то люди, по-видимому его гвардейцы и родственники. Мири узнала принца Стеффана, а рядом с ним светлоголовую и румяную Бритту. Девушка запрыгала, замахала рукой, и Бритта радостно помахала ей в ответ. Кэтар строго взглянула на Мири, призывая к порядку, и велела погонщику следовать за ней по двору.

— Ваше королевское величество, — начала Кэтар, отвешивая поклон перед помостом, — жители горы Эскель просят принять наш подарок в честь вашего благородного правления.

Король взглянул на повозку, даже не наклонившись вперед:

— Первый подарок с моей любимой горы. Король выражает свою благодарность.

Он взмахнул рукой, и повозка двинулась дальше.

На лице Петера застыло выражение надежды, словно он опасался, что любая перемена выдаст, какая ему нанесена рана. Три месяца он трудился над этим камнем. Жители горы Эскель предложили королю свое ценнейшее сокровище, но оно удостоилось всего лишь беглого взгляда.

Мири положила руку на плечо Петера и почувствовала, как он напряжен.

Остальные провинции, несомненно, предложат впечатляющие дары, устроив величественную демонстрацию своего благосостояния. Мири приготовилась в очередной раз испытать унижение оттого, что родилась в бедном, скромном селении.

К королю обратился седовласый мужчина.

— Это делегат от Элсби, — прошептала Кэтар, подойдя к Мири. — Там полно шахт.

— За прошедшие годы, — говорил в это время делегат, — мы преподнесли вам всего лишь горсть драгоценных камней. Но в этом году благодаря вашему доброму вниманию и многочисленным податям, которые с нас берут, Элсби желает почтить ваше королевское величество большей частью нашей добычи.

Он сорвал с повозки кусок парусины, открыв всем взорам кучу простого песка. На помосте кто-то тихо охнул.

— Что происходит? — прошептала Мири.

Кэтар, с трудом придя в себя от изумления, ответила:

— Вероятно, это горная порода, из которой добывают драгоценные камни. Я не понимаю…

Следующим к помосту подошел делегат из Хиндрика, а с ним двенадцать мужчин, и каждый нес мешок.

— Ваше величество, мы постоянно думаем о вас благодаря податям, которые вы так часто от нас требуете. В прошлом мы посылали вам бушели отборного зерна, а себе всегда оставляли ровно столько, чтобы поддержать наше существование. А сегодня, великий король, к вашим амбарам подъезжают двенадцать повозок, груженных соломой.

С подчеркнутой торжественностью делегат и его дружина перевернули мешки и высыпали на землю их содержимое, так что пыль покрыла королевские сапоги.

— Соломой? — переспросила Мири.

— После того как из колоса удаляют зерно, остается солома, — прошептала Кэтар. — Проку от нее никакого, сгодится разве что для набивки колючих матрасов.

Король вскочил и яростно зашептался о чем-то с представительным человеком в зеленой одежде, с черными орденскими лентами крест-накрест. Кэтар сказала, что это Гаммонт, главный вельможа короля.

— Кто-нибудь принес настоящие дары? — спросил Гаммонт.

Остальные тринадцать делегатов ждали своей очереди. Насколько могла видеть Мири, один из них держал кувшин с водой, другой стоял рядом с повозкой, груженной коровьими костями. Некоторые делегаты испытывали неловкость, а другие дерзко улыбались и не прятали глаз.

Королю ответил делегат с банкой червей:

— Разумеется, при обычных обстоятельствах мы бы преподнесли любимому монарху наши лучшие шелка, — сказал он. — Но подати в этом году…

— Его величество не желает больше терпеть этот фарс, — изрек Гаммонт.

Король подошел к ступеням, ведущим с помоста, вокруг него сгрудились гвардейцы.

Кэтар покачала головой:

— Мне так хотелось, чтобы мы не выделялись как невежественные бедняки. Но мы опять оказались белой вороной. Другие делегаты давно все спланировали, только меня не посвятили в свои планы.

Мири толком не поняла, что происходит, но разглядела растерянность и тревогу на лице Бритты, когда она и Стеффан последовали за королем.

К королевской процессии приблизился человек в одежде из красивой красной ткани.

— Последний дар, ваше величество, — произнес он.

Штаны на нем едва доходили до щиколоток, рукава заканчивались высоко над запястьями — невольно возникало впечатление, что он позаимствовал одежду у какого-то коротышки.

— Это кто-нибудь из делегатов? — спросила Мири.

Кэтар покачала головой.

— Какую провинцию ты представляешь? — спросил Гаммонт.

— Босоногую! — ответил незнакомец и достал из-за пазухи какой-то предмет.

Мири в жизни не видела пистолета и только позже узнала, что громкий треск и шипящие искры были произведены вспышкой пороха, протолкнувшего свинцовый шарик по стволу, нацеленному в грудь короля. Зато все это знали королевские гвардейцы, и, как только незнакомец достал оружие, охрана пришла в движение. Один охранник прыгнул к королю и повалил его на землю. Остальные поспешили втиснуться между ним и человеком в красном, а еще несколько охранников выстрелили из своих длинноствольных мушкетов. Залпы оружия окрасили воздух дымом, больно ударили Мири по ушам.

Когда дым рассеялся, стало видно, что на земле лежат несколько человек. Все они поднялись, кроме двоих: это были охранник, закрывший короля от пули, и сам стрелок, сраженный мушкетами гвардейцев.

Мири показалось, будто она смотрит на все это издалека, и она скорее почувствовала, чем услышала собственный крик.

Глава третья

В палатах из хлеба жила королева,

Тра-ля, тру-лю, ненасытное чрево.

Изгрызла кровать и комод обглодала,

Тра-ля, тру-лю, днем и ночью жевала!

Ни с кем не желала делиться любезно,

Тра-ля, тру-лю, и просить бесполезно.

Но плесень зеленая — вот так дела! —

У жадины хлебный дворец отняла!

Но кричала не только Мири.

Гвардейцы окружили короля и его свиту, оттесняя их ко дворцу. Толпа, собравшаяся на церемонию вручения даров, побежала к воротам. Двор мгновенно превратился в клетку.

— Сюда! — велела Кэтар.

Эскелиты последовали за Кэтар ко входу во дворец, обходя подальше два неподвижных тела.

Несколько гвардейцев с грозным видом загородили дверь. Кэтар объяснила, что она делегат, а девушки — служительницы принцессы, но гвардейцы крепко держали свои копья.

Из дворца появилась Бритта. Без солнечных искр ее волосы выглядели темнее, щеки, покрытые веснушками, ярко пылали.

— Пропустите их, пожалуйста, — сказала Бритта, и только тогда гвардейцы отступили.

Во дворце нависла тяжелая атмосфера, словно дым от засорившейся печной трубы. Когда Мири представляла встречу со своей лучшей подругой, ей и в голову не пришло, что прозвучат выстрелы, погибнут люди. По сигналу Бритты все девушки, включая Мири, и Петер последовали за ней по коридору в большую комнату. Она закрыла дверь и щелкнула замком.

Мири больше не слышала шума и криков со двора. Рядом с ней был Петер, их руки соприкасались. Бритта зажмурилась. Герти, самая младшая из девушек, дрожала. Мири поняла, что никто из них пока не готов говорить о случившемся.

Она прокашлялась:

— Значит, мы будем жить здесь?

Герти вздохнула и огляделась, обрадованная тем, что можно отвлечься.

Комната напомнила Мири общую спальню учениц в академии принцесс. Но там им выделили пустое, необставленное помещение. А в этом зале на полу лежали ковры, спальные места представляли собой матрасы на деревянных рамах, отделенные друг от друга свисающими с потолка занавесками, что давало возможность каждой девушке спокойно переодеться и спать в относительной изоляции от других. Ткани для занавесок были цветные, с цветочными узорами, в полоску или завитушку. Мири решила, что это сделано для красоты, но ей подобное убранство показалось чересчур ярким.

— Да, это ваш дом на целый год, — сказала Бритта. — Постарайтесь не волноваться. Здесь нам ничто не грозит, охрана обо всем позаботится. Все собрались, кто приехал? В таком случае можно убрать лишние кровати. Моя комната находится напротив, через коридор.

— Мы будем жить в самом дворце? — спросила темноглазая Лиана, с удовольствием озираясь по сторонам.

— А я думала, дворец построен из линдера, — сказала Герти, проводя кончиками пальцев по стене из светлого известняка.

Ее отец, глава деревенского совета, был здоровяком, а его дочь скорее напоминала птичку — худенькая, светленькая, очаровательная певунья.

— Только главное крыло, где живет король, — пояснила Бритта. — Мы находимся в южном крыле. Здесь действуют удивительно строгие обычаи: только королевская семья может жить в стенах из линдера, слугам и охранникам дозволено проводить там не больше восьми часов подряд, а потом они должны переходить в другое крыло дворца, ну и тому подобное. — Она пожала плечами. — Разве их поймешь, этих сумасшедших жителей равнины.

Мири рассмеялась, и Бритта ей улыбнулась.

— Кэтар, — сказала она, — я подумала, что ты захочешь побыть со своими подругами, пока они здесь, поэтому велела перенести сюда твои вещи из комнаты в крыле делегатов.

Бритта улыбнулась, уверенная, что сделала хорошее дело, и вроде бы даже не заметила сомнения на лице Кэтар.

У Кэтар никогда не было подруг, хотя, по мнению Мири, ее жестокость в прошлом объяснялась просто несчастливой жизнью. Возможно, теперь, когда она покинула гору Эскель и отца, который никогда ее не любил, она наконец готова к дружбе.

— И мои вещи тоже пусть сюда принесут, — заявил Петер, падая на ближайшую кровать.

Утонув в мягком матрасе, он застонал от удовольствия и перевернулся на бок.

— Хм… мне кажется, что мальчикам… — начала Бритта.

— Не обращайте на меня внимания! — Петер натянул на голову одеяло.

Мири не понимала, как можно даже притворяться, что хочется спать. Она едва сдерживалась, чтобы устоять на месте.

— Не волнуйся, Бритта, — сказала Эса. — Мы выставим его пинками еще до ночи. Ступай-ка ты к своему учителю, братик.

Она толкнула Петера, укрывшегося с головой, а он преувеличенно громко захрапел.

В дверь постучали, напугав Мири. Снаружи раздался голос, и Бритта открыла дверь какому-то чиновнику.

— После всего, что случилось, начнут созывать советы. — Бритта вздохнула и встретилась взглядом с Мири. — Мне жаль, что ваш приезд совпал с такими событиями. Но я очень рада, что вы все здесь!

Как только Бритта ушла, Кэтар схватила Мири за руку и потащила в другой конец комнаты. Мири оробела перед мягкой длинной скамьей, которую Кэтар назвала софой. Нельзя же, в самом деле, использовать такую прекрасную вещь как обычную табуретку! Но Кэтар рывком усадила Мири рядом с собой.

— Ой! — сказала Мири, устраиваясь поудобнее. — Мне кажется, мы с этой софой подружимся.

Кэтар строго посмотрела на нее, но Мири сделала вид, что не заметила этого.

— Тот человек выкрикнул что-то насчет босоногих перед тем, как…

— Перед тем, как выстрелить в короля. — Кэтар объяснила ей все про пули и порох, а потом рассказала про общественные классы в Данленде: — Землей владеет знать. Простолюдины платят подати господам за землю, на которой живут. Некоторые торговцы и ремесленники из простолюдинов живут припеваючи. Но беднейшие слои — фермеры, работники и слуги — называются босоногими.

Мири подумала, что она и остальные жители горы Эскель тоже сойдут за босоногих.

— А как понимать то, что он хотел убить короля за босоногих? — спросила Мири.

— Думаю, это надо понимать так, что началось то, о чем я и хотела с тобой поговорить, — ответила Кэтар.

Она бросила взгляд в сторону девушек, но те выбирали себе кровати и исследовали шкафы, забитые одеждой.

— Революция, — прошептала Кэтар.

Мири впервые слышала это слово, но почему-то ее охватила дрожь.

— Весной, сразу после моего приезда во дворец, ко мне пришли несколько простолюдинов, — продолжала Кэтар. — Я хоть и делегат, но дочь каменотеса, вот они и решили, что я с сочувствием отнесусь к босоногим. Последние несколько лет дела у них идут совсем плохо. Король все время повышает подати с землевладельцев, а те, в свою очередь, взимают все больше с простолюдинов, проживающих на их землях. Босоногим приходится отдавать знати такую большую часть своего урожая и прочих доходов, что они боятся голода. А когда люди чего-то боятся, Мири, они совершают безумные поступки.

— Как тот человек на королевском дворе.

Кэтар придвинулась ближе:

— Эти мятежники хотят, чтобы я примкнула к их делу и шпионила среди делегатов.

— И ты согласилась для них шпионить? — спросила Мири.

— Нет! Я сказала, что подумаю, и с тех пор стараюсь не попадаться им на глаза. Стоит только вельможам короля заподозрить, что я разговаривала с такими людьми, и я потеряю свое место делегата. Или еще больше — голову, например.

— Тогда не разговаривай с ними, — сказала Мири, внезапно испугавшись. — Избегай их.

— Я так и делаю. Но они не оставляют меня в покое: присылают записки, поджидают у Дома делегатов, пристально глядя на меня. Я не считаю их плохими людьми. Они просто отчаялись. И наверное, оголодали. — Она заговорила еще тише: — Нам ведь с тобой прекрасно известно, каково это — отправляться спать на голодный желудок.

Мири кивнула. Голод пронизал все ее детство, как нитка пронизывает ожерелье из бус. Но Кэтар наверняка преувеличивает невзгоды бедняков с равнины. Как можно ходить голодным на земле такого изобилия?

— То, что мы совершили в прошлом году, — то, что ты совершила, Мири, — это самая настоящая революция. Когда все перевернулось с ног на голову. Это ты сказала, что если испокон веку так заведено, то еще не значит, что нельзя ничего изменить. Это ты уговорила деревенский совет отказаться от условий торговцев и отстаивать справедливую цену. Ты проявила большую храбрость.

Мири заморгала от удивления, услышав комплимент из уст Кэтар, привыкшей в лучшем случае говорить «спасибо».

— Вручение даров — традиция старинная, ей столько же лет, сколько Данленду, но сегодня знать воспользовалась ею, чтобы высмеять королевский трон. Господа по-прежнему выплачивают королю подати — они не осмеливаются противостоять ему и его гвардейцам. Но гнев, должно быть, растет, если даже благородные господа не оказывают честь монарху. А какой-то простолюдин с оружием вообще попытался его свергнуть. — Кэтар вздрогнула и потерла руки, делая вид, что ей просто холодно. — Возможно, он действовал один, но нельзя исключать, что тысячи таких, как он, сейчас объединяются. Хотелось бы знать точно. Сейчас обстановка для нас, жителей горы Эскель, вполне благоприятная. Если дело простолюдинов обречено, то присоединяться к борьбе против короля — плохая мысль.

— А если оно не обречено? — поинтересовалась Мири.

— Если они свергнут короля и создадут новое правительство? В таком случае нам лучше примкнуть к их стороне, причем быстро. Нас слишком мало, чтобы выстоять в одиночку. Мы просто обязаны быть на стороне победителя, или нас раздавят. Я бы предпочла не видеть, как наших отцов повесят за предательство той или другой стороны.

Мири покачала головой:

— Помнишь, как наша школьная наставница и все торговцы говорили о равнине? Их послушать, так здесь жизнь идеальная.

— Ничего здесь нет идеального, — сказала Кэтар и обняла обеими руками оранжевую подушку. — Насколько я понимаю, в Замке Королевы тебе представится возможность общаться с широким кругом людей и оценить ситуацию.

— Выходит, для тебя слишком опасно быть шпионкой, а мне эта роль подойдет?

— Я делегат, — пояснила Кэтар. — Королевские вельможи сразу заметят, если я начну вращаться среди простолюдинов, даже если действовать скрытно.

— Ладно, сделаю, что смогу.

— Будь осторожна. Никому не рассказывай о своих планах, даже Бритте, договорились? — Кэтар опустила голову, теребя кисти на подушке. — Ты, наверное, не поверишь, но я не жажду оказаться зрителем на твоей казни.

Тут Мири осенила одна мысль.

— Погоди… Кто владеет горой Эскель?

— Что?

— Ты говорила, земля принадлежит только знатным господам, а на горе Эскель нет никаких господ уже сотни лет.

Кэтар посмотрела на потолок, словно искала ответ на белой штукатурке:

— Думаю, всем владеет король.

— Если простолюдины платят подати своим землевладельцам, тогда почему нам не приходилось платить королю?

Раздался взрыв смеха. От неожиданности Мири даже подскочила. Оказалось, что Бена и Лиана столкнули Петера с кровати на пол. Тогда он запрыгнул на кровать Лианы и с хохотом вцепился в нее обеими руками, сопротивляясь девушкам, которые старались стащить его вниз за лодыжки.

— Ну так что, вы помолвлены? — спросила Кэтар.

— Нет, — коротко ответила Мири.

— Ой-ой-ой, — усмехнулась Кэтар, вздернув бровь и на секунду став прежней язвительной девчонкой. — Похоже, я ненароком затронула тему еще более опасную, чем революция.

Глава четвертая

Чистое небо, кошачий глаз,

Медовая капля, макушка ивы,

Дым из трубы, старый дуб,

Полоска флага, спелая слива,

Сосновый сучок, лунный свет,

Роза и воронова крыла цвет.

Окна в карете были стеклянные, но на них висели занавески. Мири чувствовала себя примерно так же, как в повозке Энрика, когда пряталась от дождя под покрывалом. Правда, теперь сиденья были обиты красным бархатом и она сидела рядом со своей лучшей подругой.

— Я действительно не считаю, что мне грозит опасность, — сказала Бритта. — Тот вчерашний бедняга был сумасшедшим. А кроме того, он… — Она умолкла. — Но все равно Стеффан никак не хотел отпускать меня с тобой, пока я не пообещала плотно задернуть занавески. Надеюсь, тебя не укачало.

Мири обхватила себя за живот и состроила страдальческую гримасу:

— Омлет, который нам подали на завтрак, был таким восхитительным… ик… что, пожалуй, я бы взглянула на него еще раз…

— Только осторожнее, не запачкайте мое платье, ваша светлость, — чопорно пропищала Бритта, приосаниваясь. — Это последний фасон из самого Морленда.

— Вы хотите сказать, — заговорила Мири таким же противным голосом, — что в Асленде не модно украшать свое платье завтраком?

— Вероятно, вы считаете нас такими отсталыми, моя дорогая.

— Я просто шокирована! — Мири улыбнулась, но ей было трудно забыть о вчерашнем происшествии. — Тот охранник… он знал, что может погибнуть, и тем не менее подставился под пулю.

— Чтобы спасти короля. — Бритта на секунду закрыла глаза. — Королевские гвардейцы приносят присягу, когда поступают на службу.

Мири кивнула, но ее действительно подташнивало, и не только от тряски в карете. Ей хотелось расспросить Бритту о революционных волнениях, однако Кэтар предостерегла ее от вопросов на эту тему, велев помалкивать.

— Не волнуйся. Я уверена, король и его придворные разберутся со всеми недоразумениями, — сказала Бритта. — Самое главное, ты здесь! Прости, что поторопила тебя, но у нас впереди еще целый год, а я знаю, ты бы не захотела пропустить первый день занятий в Замке Королевы.

Мири немного раздвинула занавески и, прищурившись, попыталась разглядеть сквозь собственное отражение в стекле, что ожидает ее снаружи.

Карета выехала на мост. Река расходилась на два рукава вокруг каменистого островка, на котором возвышалось здание из красного кирпича с остроконечными башенками и крышей из позеленевшей меди.

— Замок Королевы, — тихо произнесла Мири.

От одного названия на душе стало хорошо. Ведь здесь таились все знания мира. Если бы она овладела ими, то потом могла бы сама учить других у себя дома, а гора Эскель наконец получила бы те же преимущества, какими пользуются жители равнины.

Не дожидаясь, пока карета остановится, Мири начала открывать дверцу.

— Погоди! — сказала Бритта. — Это дурной тон — упасть и разбиться насмерть в первый день занятий! Кроме того, ты должна надеть вот это поверх своей одежды. Это мантия студента.

— Кто такой студент?

— В общем, ты одна из них. Это человек, который хочет много узнать, у него такая работа — учиться.

Мири сунула руки в широкие рукава, спереди застегнула крючки. Мантия бледно-голубого цвета, как утреннее небо над горой Эскель, а над сердцем — вышитая эмблема в виде короны и открытой двери.

Бритта чмокнула подругу в щеку и пожелала ей удачи:

— Карета вернется за тобой в конце дня. Иди и учись за всех нас.

Мири знала, что Бритта не имела в виду ничего плохого, но ее слова вызвали болезненный отголосок. «Иди и учись за всех нас». За других выпускниц академии принцесс, за ее родных, за все население горы Эскель. К тому же ей предстояло познакомиться с другими простолюдинами и выяснить для Кэтар, стоит ли присоединяться к их делу или безопаснее держаться короля. Мири не могла никого подвести.

«Я не подведу», — дала себе слово девушка.

Тяжелые длинные мантии поверх одежды служили защитой от грязи, в них не полагалось красоваться. Но Мири, проходя сквозь массивные деревянные двери, чувствовала себя красавицей, как тогда, на балу в академии принцесс. Ведь она, маленькая Мири из горного селения Эскель, превратилась в столичную студентку.

Но видимо, она была одной из тысячи.

Замок наводняли люди в таких же, как у нее, мантиях, только других цветов. Мири завертела головой по сторонам. Как их много! И так много седых голов. Она пригладила свои каштановые волосы. Еще раньше она успела заметить, что столичные девушки чаще всего ходят с распущенными волосами, поэтому сегодня утром не стала заплетать косы. Так странно было ощущать, что волосы висят свободно.

Навстречу ей попалась группа студентов в оранжевых мантиях, и она поспешила уступить им дорогу. На нее тут же налетел какой-то студент в коричневом, и Мири метнулась в угол. Сердце у нее громко забилось, и, чтобы справиться со страхом, Мири представила, что держит за руку свою сестру.

Но вместо Марды рядом оказался юноша постарше, в голубой мантии. Он окинул ее взглядом, и Мири внутренне содрогнулась, ожидая замечания, что она слишком молода для студентки. Тогда ей придется объяснять, что она не так молода, как выглядит, просто не выросла, что тут поделаешь. Хотя, быть может, она действительно слишком молода. А вдруг произошла ошибка и ее выдворят отсюда?…

— Цвет мантии зависит от курса обучения, — произнес юноша.

— А-а. Я не знала.

— Я сразу понял по твоим глазам, что ты здесь впервые. Еще совсем недавно у меня был такой же взгляд. Я приехал в прошлом году, полный задора и готовности учиться! А потом стоял на этом же самом месте и ждал, когда мне кто-нибудь подскажет, что делать.

— Ну и как, подсказали?

Он покачал головой:

— Все были очень заняты, изображали из себя студентов. Если тебя не привлекает перспектива бесцельно бродить по замку, можешь пойти за мной.

Пока они шли, Мири рассматривала юношу. Волосы у него были такие светлые, что казались почти белыми. Лицо хорошее, с выразительным ртом. Она и сама не поняла, почему отметила в первую очередь рот.

— Э-э… А светло-голубой означает новичка? — осмелилась она спросить.

— Совершенно верно. Каждый первокурсник носит «чистое небо», как это здесь называется. «Кошачий глаз» — это будущие учителя. — Он кивнул в сторону группы студентов в зеленых мантиях. А затем обучил Мири песенке, в которой назывались все двенадцать областей знаний. — Когда достигаешь статуса магистра, то носишь «вороново крыло» — черную мантию.

— Ха, — усмехнулась Мири и тут же пожалела об этом.

— Что смешного? — спросил юноша.

— Ничего. Я просто подумала, что магистры точно самые умные. На светло-голубом видно каждое пятнышко, но если магистр не постирает свою черную мантию, никто даже не заметит.

— Если только не подойдет к нему с подветренной стороны, — сказал юноша и помахал у себя перед носом.

Мири улыбнулась. Наверное, студенты не слишком серьезные люди и любят посмеяться.

— А сколько времени уйдет на то, чтобы стать магистром?

— Лет двадцать, не меньше.

— Двадцать…

У Мири упало сердце. Как же она успеет выучиться всего за один год?

— Погоди… Если ты был здесь в прошлом году, почему же по-прежнему носишь голубое?

— Я не закончил учебный год, — ответил юноша, и что-то в его голосе подсказало Мири, что он не желает об этом говорить.

Они поднялись по многочисленным лестницам (Мири даже не подозревала, что их может быть так много) и наконец пришли в зал, облицованный серой каменной плиткой и деревянными панелями, с узкими окнами, выходящими на реку. Здесь оказалось около трех десятков студентов в мантиях «чистое небо», из них двое или трое, к облегчению Мири, были одного с нею возраста. Мужчина с седой бородой — единственный, на ком была черная мантия, — поднял руку, и все притихли.

— Я магистр Филипп. А вы либо начинаете свою учебу в Замке Королевы, либо проникли сюда незаконно. Если вашего имени не окажется в моем списке, — он потряс какой-то бумагой и грозно зарычал, — я буду вынужден отослать вас на лобное место для казни без суда и следствия.

Мири подумала, что он шутит. Наверняка шутит, как же иначе? Но никто не засмеялся.

— Называйте свои имена, а я буду отмечать по списку.

Магистр Филипп ткнул пальцем в ближайшую студентку.

— Ханна, дочь Венджера, из Элсби, — представилась девушка.

Магистр Филипп уткнулся в бумагу.

— Мм, ваше имя здесь есть, так что, похоже, вы избежали топора. На сей раз. Следующий.

После первого десятка имен и провинций Мири перестала слушать. Тот юноша, который с ней заговорил, оказался Тимоном из Асленда. Его имя она запомнила.

Мири внимательно рассматривала картину над камином, когда Тимон толкнул ее в бок. Настала ее очередь представиться.

— Ой. Я Мири, дочь Ларена, с горы Эскель.

Магистр дернул бровями: наконец-то его что-то заинтересовало.

— Наша первая студентка с горы Эскель. Мм… А где вы проходили предварительную подготовку?

Мири заморгала:

— Какую предварительную подготовку?

— В какую школу вы ходили раньше?

— Да в ту единственную, что у нас была. В академию принцесс.

Вот теперь все заинтересовались. Мири нервно улыбнулась, испугавшись, как бы ее не приняли по ошибке за Бритту.

— Я была там просто одной из учениц, — пояснила она. — Не принцессой. То есть среди нас принцесс не было, конечно. И принц Стеффан выбрал не меня в свои невесты. Он выбрал Бритту, поэтому теперь она будет принцессой. Но мне все равно. То есть… хм…

«Закругляйся, Мири», — велела она себе.

— Выпускница академии принцесс, — произнес магистр Филипп. — Скажите-ка мне, вы учились чему-нибудь, помимо чтения?

— О да, мы учили всё.

— Всё? — Он заморгал, презрительно поджав губы. — Я не знаком с таким предметом. Он относится к естественным наукам или искусству?

— Э-э, я хотела сказать, что мы также изучали коммерцию, дипломатию, географию, королей и королев, манеры и искусство беседы…

Кто-то фыркнул, и Мири покраснела. Наверное, настоящим студентам нет дела до манер и искусства беседы.

— Хорошее начало, — сказал магистр Филипп.

Начало? Разве есть другие предметы?

— Само собой разумеется, чтобы стать преподавателем, нужно также постичь основы математики, естествознания, инженерной науки, юриспруденции, музыки и живописи, астрономии, истории, логики, риторики, теологии и этики.

— Что такое этика? — спросила Мири.

Если честно, названия других перечисленных предметов она тоже слышала впервые, но сразу их забыла.

— Этика… — Преподаватель перевел взгляд на картину над камином. — Я заметил, как внимательно вы разглядывали это произведение искусства.

Мири кивнула. До приезда в Асленд она видела только одну картину и дорожила ею не меньше, чем своими шестью книгами. Но теперь ее картина потеряла всякое значение. Та, что висела здесь, была не только больше по размеру, но и живее, ярче. Изображенная на ней девушка наливала молоко из кувшина и смотрела в окно, за которым царила ночь. И Мири чувствовала все то, что, наверное, чувствовала эта девушка. Что ее дом маленький и надежный, а мир там, за окном, огромный и пугающий, но в то же время зовущий. Как она поступит, эта девушка? Останется дома и будет все так же наливать молоко? Или уйдет?

— Это одна из сохранившихся работ мастера-живописца Халстейна. Обратите внимание, как свет от свечи падает на щеку девушки, повторяющую форму кувшина и полумесяца. Совершенство.

— Да, — согласилась Мири.

— А теперь представьте, что в Замке Королевы начался пожар. Кроме вас, в здании находится только один человек — убийца ребенка, прикованный цепью в темнице. Если спасете убийцу, он не причинит вам зла, но проведет остаток жизни в другой тюрьме, а картина погибнет. Если спасете картину, то погибнет человек. Кого будете спасать — убийцу или картину?

«Картину, конечно», — сразу подумала Мири. Но, заподозрив, не пропустила ли она чего-то, сказала только:

— Картина невосполнима…

— Как и человек, — подхватила девушка по имени Ханна.

И тут начался спор, такой динамичный, что Мири едва успевала следить, кто и что говорит.

— Картина вдохновляет, а человек убивает.

— В отличие от картины человек живое существо, а потому обладает бесконечным потенциалом творить добро…

— Или зло.

— Картина дарит нам красоту.

— Красота бесполезна. Просто подсчитайте, что дороже: картина или работа, которую может сделать человек.

— Ты только и думаешь, что о звонкой монете. А как же добро и зло?

— Кто имеет право судить о ценности человеческой жизни?

— Да и есть ли какой-то предмет ценнее человеческой жизни?

— Он уничтожил свою жизнь, лишив жизни другого человека.

— Вот это, госпожа Мири, — изрек наконец магистр Филипп, призвав всех к тишине поднятой рукой, — и называется этикой. Наукой, решающей, что правильно, а что нет.

— Неразрешимый вопрос, — сказала Ханна.

— Такой же неразрешимый, как сама жизнь, — возразил Тимон.

Мири так не думала. Однажды ее пытался убить вор и разбойник. Теперь он был мертв, о чем Мири нисколечко не жалела. А самое главное, картина действительно была прекрасна.

Остаток утра они занимались математикой, и хотя Мири прилежно писала мелом на своей доске, она то и дело поглядывала на картину. Вопрос этики, казалось, повис в воздухе прямо перед ней, этакая пылинка, которую ладошкой не поймаешь.

В конце дня Тимон поравнялся с ней на лестнице, когда они покидали здание.

— Ты поселилась не в Замке Королевы? — поинтересовался он. — Я тоже живу в городе. Можем вместе пройтись.

— Э-э… за мной приехала карета.

Мири опустила голову, чтобы закрыть лицо волосами. Только богатые разъезжали в каретах, и Мири почувствовала себя самозванкой.

— Тебе далеко ехать?

— Во дворец…

Он заморгал:

— Так ты что, придворная?

— Хм… я служительница принцессы, — ответила она так, словно сама сомневалась.

— Понятно.

После секундной заминки Тимон зашагал быстрее, направляясь к мосту.

Мири смотрела ему вслед, испытывая досаду и угрызения совести. Как она могла надеяться, что разузнает что-нибудь для Кэтар? Нельзя же, в самом деле, подойти к Тимону и сказать: «Отличный денек, мне нравится твоя обувка, и, кстати, не расскажешь ли мне о революции?» С тем же успехом она могла бы завопить на весь город: «Все, кто хочет избавиться от короля, поднимите руки».

Тут к Мири подошли двое ребятишек. Очень худенькие, босые, одному на вид лет пять, а другому — семь. Костлявыми ручонками они вцепились в ее одежду и захныкали.

— Пятачок, пожалуйста, будьте добры, — попросил мальчишка.

Мири знала из книг, что так называют деньги.

— Я не поняла. Вам нужна монетка?

— Пятачок мне, пятачок моей сестрице или один на двоих, будьте добры, пятачок на двоих, подайте.

У Мири не было денег, ни тяжелых золотых, ни легких медных монет, она так им и сказала, но они ее не отпускали. Мири попыталась мягко отцепить руку мальчика, но он только заголосил еще громче.

— Пятачок, пятачок, будьте добры, — повторяли дети снова и снова, с надеждой глядя на нее.

Мири строго велела им отпустить ее, даже оттолкнула детей, но они лишь усилили напор, прижав ее к воротам. Их пальцы впились в нее, как ястребиные когти. От их одежды и волос шло нестерпимое зловоние, их молящие голоса немилосердно терзали нервы:

— Пятачок, пятачок, подайте…

Откуда ни возьмись, появился Тимон.

— Держите, — сказал он, сунув каждому по серебряной монетке. — А теперь ступайте.

Дети зажали монеты в кулачках и кинулись бежать. Вскоре они исчезли в толпе прохожих на мосту.

Мири сказала, чуть не плача:

— Я говорила им, что у меня ничего нет, но они мне не верили.

— Они привыкли, что люди говорят им «нет». Когда не поешь день или два, голод доводит до отчаяния. На этих улицах слишком много бедных и отчаявшихся.

— Бедных? Но это же столица.

— И в Асленде есть бедняки, Мири. Разве ты не знала? Они повсюду.

Кэтар рассказывала, что босоногие часто голодают, но, пока Мири не увидела этих детишек, она не вполне в это верила.

Потом Мири вспомнила худенькую девочку из неизвестного городка, которую встретила в пути. Вспомнила, как эта девочка смотрела на Мири, когда та ужинала. И как она покусывала палочку. Вспомнила ее худые ножки, босые ступни. У Мири сжалось горло. Ей захотелось вернуться в то мгновение, поздороваться с девочкой, разделить с ней еду.

— Нет, не знала. Прости, — извинилась она и перед Тимоном, и перед той девочкой. — На гору Эскель почти все припасы привозили с низин — из Асленда и остальной части Данленда. Наверное, поэтому я считала, что здесь полным-полно продуктов.

— Многие на равнине живут припеваючи, — заметил Тимон. — Но слишком часто дети фермеров голодают, пока благородные господа набивают себе брюхо. Когда наступят перемены…

Тимон замолчал и огляделся, не подслушивает ли кто.

— Зря я так сказал… Я не имел в виду… Прости. — И он пошел прочь.

«Перемены?» Хватит ли у нее смелости спросить? Мири бросилась за ним, но страх будто не давал ей идти, толкал назад, и ей показалось, что прошло не меньше часа, прежде чем она догнала Тимона на мосту.

— Подожди. Вчера у дворца кое-что произошло.

Он оглянулся:

— Ты имеешь в виду покушение на короля?

Мири подошла ближе и прошептала:

— Если грядут перемены, я бы хотела знать больше. Я бы хотела помочь.

У Тимони загорелся взгляд.

— Ты не шутишь? Но…

— Я живу во дворце, но я не одна из них. Надеюсь, ты мне поверишь.

Она ведь пообещала Кэтар. Да и воспоминание о худенькой девочке подстегивало к действию.

— Я не могу говорить свободно, — сказал он, — но… мы обязательно побеседуем, как только представится возможность. Сейчас много чего происходит.

И он улыбнулся ей, сверкнув светло-голубыми глазами. Мири невольно улыбнулась в ответ. Сердце ее как-то странно сжалось. Тимон явно был хорошо осведомлен, и Мири впервые подумала, что неизвестные перемены, возможно, окажутся чудесными.

Глава пятая

Дай монетку, господин, пятачок на горсть зерна.

Дай монетку на жилье, чтоб укрыться от дождя.

На горячую похлебку, чтоб набить пустой живот,

И на старый шарф из шерсти, чтоб не мерзли нос и рот.

— Чем вы сегодня занимались? — спросила Мири, входя в спальню девушек.

Она остановилась на пороге, чтобы они взглянули на ее студенческую мантию, если захотят. Никто не захотел.

— Мы шили, — сказала Бена. Она тоже распустила свою каштановую косу, и волосы рассыпались по спине, доходя до талии. С такой прической она казалась еще выше. — Служительницы принцессы участвуют в подготовке свадьбы, то есть, судя по всему, шьют целыми днями.

— И прядут пряжу, — добавила Эса.

— Сколько же ткани нужно для свадьбы? — недоверчиво спросила Герти.

— А я скучаю по каменоломне, — вздохнула Фрид. Она держала руки поднятыми, а Эса наматывала на них пряжу. — Мне бы постучать молотком.

Лиана лежала на боку, выставив крутое бедро.

— Еду нам приносят слуги. Мы даже не моем тарелки. Звание служительницы принцессы не пустой звук. У нас теперь есть положение.

— Я удивлена, что Бритта не смогла записать больше девушек в твою особую академию, — сказала Бена. — Она же все-таки помолвлена не с кем-нибудь, а с принцем.

Мири сняла мантию и оглядела комнату, высматривая Кэтар, — ей не терпелось рассказать о разговоре с Тимоном. Кэтар куда-то ушла, зато Инга, их седовласая дуэнья, растянула в улыбке морщинистое лицо. Инга сидела на софе и ничего не делала. Не шила, не пряла. Только смотрела. Король поручил ей присматривать за девушками, этим она и занималась.

— Уверена, что Эса не отказалась бы от учебы в Замке Королевы, — продолжала Бена. — Да и я тоже, если хочешь знать. Вместо того чтобы шить в этой комнате с утра до…

— И прясть, — перебила ее Эса.

— И пробовать блюда, которые подают нам слуги, словно вельможным дамам, — сказала Лиана.

— Я как вошла, сразу поняла, что здесь чересчур «вельможно», — пробормотала Мири.

— Что?

— Ничего, Лиана. — Мири опустилась на пол и подбросила в воздух подушку. — Сегодня я узнала кое-что новое. Сейчас расскажу. Тогда получится, будто вы тоже побывали на занятиях в Замке Королевы.

— Я хочу послушать, — сказала Эса, поворачиваясь так, чтобы видеть Мири и в то же время использовать руки Фрид вместо шпульки.

Левая рука Эсы после давнишнего несчастного случая в каменоломне не действовала, висела безжизненно.

Мири перечислила различные предметы, названные магистром Филиппом. Но когда она добралась до этики и задачи с картиной и заключенным, девушки затеяли такой горячий спор, что в комнату ворвались двое дворцовых гвардейцев.

— У нас все в порядке, — заверила Мири озадаченных охранников. — Чего не скажешь о том убийце, если только Фрид до него доберется.

— Он убил ребенка! — Фрид вскочила, размахивая обмотанными пряжей руками. — А ты рассуждаешь о том, чтобы освободить его!

Эса тронула ее за руку:

— Это просто выдуманная история.

У Фрид от гнева горели глаза, раздувались ноздри, она шумно дышала.

— С чего вдруг? Если бы я рассказывала выдуманную историю, то в ней не было бы ни слова об убийстве ребенка. Я бы рассказала о том, как легко я перекидываю через голову блоки линдера. И это было бы смешно. Все истории должны быть смешными.

Один из охранников поскреб в бороде:

— Так что, девушки, у вас все нормально?

— Можете идти, — сказала Лиана, взмахнув рукой.

Подали ужин, и Мири попросила у Инги разрешения навестить Бритту и поесть у нее. Инга кивнула, как будто ей было все равно.

В покоях Бритты стояло несколько гардеробов, раскрашенных так же ярко, как домики у реки, и огромная кровать с матрасом, набитым перьями, и с несколькими одеялами. Самой Бритты не было. Мири опустилась на пол и только принялась за пироги с рыбой и картофелем, как дверь открылась.

— Мири! — Бритта обхватила Мири за плечи и повалила на ковер. — Я чуть не забыла, что ты здесь, а когда тебя увидела, то снова очень обрадовалась. Ну разве не чудесно? Как прошел твой первый день?

— Потрясающе! И немного странно. — Она рассказала Бритте о великолепном замке, о старом магистре Филиппе, о Тимоне из Асленда. — У него такие светлые волосы, что кажутся чуть ли не седыми. Он немного старше нас, но временами рассуждает как магистр. Наверное, оттого, что прочел кучу книг. А кстати, не удастся ли тебе устроить туда Эсу? И еще, может быть, Бену? Не хотела просить за Бену — иногда она просто несносна, — но ей вроде бы очень хочется учиться.

— Прости, не могу. Очень бы хотела, но…

— Ничего страшного. — Мири вспомнила слова Бены по этому поводу. Разве принцесса не может просто приказать? Мири слабо улыбнулась Бритте, сожалея, что не выглядит увереннее. — Хм… как поживает Стеффан?

— Хорошо. Во всяком случае, я думаю, что хорошо. Я вижу его только за столом, когда родители за нами наблюдают, или на прогулке в саду под присмотром дуэньи, и… и…

Бритта прижала руку ко рту и всхлипнула.

— Бритта! — Мири обняла подругу. — Не печалься. Что такого я сказала?

— Прости, ничего. Я в порядке. — Бритта утерла слезы кулачками. — Просто столько всего навалилось. Обязанности, тревоги, а тут еще король с королевой глаз с меня не спускают, да и отец сейчас тоже живет при дворе, присматривает за мной. Все только и делают, что смотрят на меня. Кроме Стеффана. Я раньше никогда не бывала в Асленде вместе со Стеффаном. Возможно, он всегда держится отстраненно при родителях. Или… он не чувствует ко мне того, что чувствую я к нему.

— Не верю. Он тебя обожает. Это было сразу ясно, когда он приехал на гору Эскель.

— Мне тоже так казалось. Наверное, он передумал. И я не знаю, как понимать это покушение на короля и все перешептывания, пересуды, хмурые взгляды… Впрочем, не обращай внимания. Я просто хочу радоваться, что ты здесь.

— Я тоже рада, что я здесь, хотя и не совсем понимаю, где именно. Асленд такой огромный.

— Насчет тебя у меня нет никаких тревог. Знаешь, из тебя бы получилась лучшая принцесса. И король с королевой одобрили бы.

— Ну да, конечно, — сказала Мири, театрально надув губы. — Их королевские величества спят и видят, как бы заполучить в невестки девушку, способную отличить козу от козла и разбирающуюся в деловом вопросе, каким концом половника зачерпывать суп.

— Я серьезно.

Мири покачала головой:

— Бритта, не глупи. Стеффан выбрал тебя, и говорить тут не о чем.

«А кроме того, — подумала она, — у меня ведь есть Петер. Разве не так?»

В тот вечер Мири улеглась спать под ровное дыхание других девушек, плотно задернув занавески вокруг постели, чтобы почитать при свете свечи. Это был первый день, когда Мири не видела Петера. А еще это был первый день ее знакомства с Тимоном.

Осень, шестая неделя

Дорогая Марда!

Вот и прошла моя первая неделя в Асленде. Пройдет еще по меньшей мере пять месяцев, прежде чем торговцы отвезут мои письма к тебе вместе с бочонками солонины и мешками с луком. Но я хочу поговорить с тобой сейчас. Жаль, здесь не получится пообщаться на языке горы — слишком большое расстояние.

Каждый день дворцовая карета отвозит меня в Замок Королевы, где я занимаюсь. Я рада, что есть возможность пользоваться каретой. Я не осмеливаюсь даже нос высунуть на шумную столичную улицу. Ты удивлена, что я дрожу, как ребенок? В Замке Королевы нам столько всего приходится учить, что голова раскалывается. А еще больше предстоит выучить, и это меня немного пугает. Я чувствую себя букашкой, а мир представляется мне голодной птицей, которая смотрит на меня с высоты.

Вот уже пять дней, как я не вижу Петера, поскольку он свободен только в конце недели. Бритта говорит, что мастерская Гаса расположена довольно близко, можно пешком дойти, но тогда ведь мне придется выйти на улицы Асленда. Те самые, которые пугают меня до дрожи. Ну что, уже смеешься надо мной? Надеюсь, что да.

Бритту я вижу редко. Она очень занята, готовится стать принцессой. И с другими девушками я тоже вижусь редко, так как занимаюсь весь день. Как у меня получается чувствовать себя одинокой в городе, кишащем людьми? Будь ты здесь, рядом, ты бы ткнула меня локтем в бок и сказала, что у меня отлично выходит изображать из себя старую ворчливую козу.

Я скучаю по тебе. Скучаю по папе. Не знаю, не совершила ли я ошибку, приехав сюда. Быть может, когда наступит время отправлять это письмо, настроение у меня улучшится. Трудно такое представить. Легче представить, что ты здесь. Легче представить, что дождь — это мед, а камни — хлеб.

Если ты до сих пор не догадалась, то это письмо от твоей пугливой маленькой сестренки

Мири.

Глава шестая

Любимая, я снова здесь, поклонник дерзкий твой.

Просить твоей руки явился в этот час ночной.

Король бандитов, весь увешан золотом цепей,

Я беден без твоей любви. Ответь же мне скорей!

В Асленде почти никто не просыпался с рассветом. Даже у бедняков было вдоволь свечей и керосина. Они могли себе позволить освещать дом после заката и засиживаться подольше по вечерам, так что все окошки в городе мигали золотистыми огоньками. Мири с трепетом взирала на домашний свет от свечей, керосиновых ламп и ярко горящих очагов, не знающих недостатка в дровах. Какая это все-таки роскошь — не спать, когда солнце уже спит, а утром не обращать внимания на рассвет и продолжать видеть сны, пока мир за окном светлеет.

«Я теперь жительница столицы, — думала Мири. — Утро мне не указ».

Девушки просыпались медленно, потягивались, как кошки, в своих постелях, освещенных солнцем. Наступил конец недели, и Мири не нужно было спешить к карете.

В комнату, шаркая, явилась дуэнья Инга.

— Просыпайтесь, девочки. Их величество король приглашает вас на королевский завтрак.

Кэтар встрепенулась:

— Сам король? Когда?

— Сейчас, — ответила Инга.

Кое-кто тихо охнул, а через секунду в комнате поднялись визг и суета: девчонки метались в поисках платьев, чулок, туфель, плескали воду из кувшинов на лицо и шею, толкали друг дружку локтями перед зеркалом.

Инга торопливо провела их по нескольким коридорам, и наконец они очутились на пороге королевского крыла, где охрана потребовала пароль. Инга назвала заветное слово и сделала знак девушкам идти дальше, но ни одна из них не шелохнулась. Стены, пол и даже потолок здесь были облицованы полированным линдером кремового цвета. Мири буквально осязала присутствие камня вокруг, какое-то безмолвное гудение, тончайшую вибрацию, от которой волоски на руках становились дыбом.

Подошел Гаммонт, главный вельможа, и велел им поторопиться. Но девушки стояли как вкопанные и озирались по сторонам. До сих пор ни одна из них не видела столько обработанного линдера, а Мири так и подмывало узнать, получится ли здесь поговорить на языке горы.

Жители горы Эскель прибегали к особой речи во время работы в каменоломне, когда глиняные затычки в ушах и оглушительный стук молотков не позволяли общаться обычным образом. В свое время Мири обнаружила, что мысль проникает сквозь линдер и связывается с памятью другого человека, причем в его голове возникают не слова, а такой же образ или похожее воспоминание.

— Кажется, будто мы внутри горы Эскель, — пробормотала Эса.

— Я скучаю по дому, — сказала Герти. — Я скучаю даже по тому, как спала рядом с козами.

Мири вспомнила, как однажды их наставница в ужасе промчалась по деревне, преследуемая особо норовистой козой, — эту картину в свое время наблюдали и другие девушки. Она передала это воспоминание на языке горы, а скорее, пропела мысленно, беззвучно передав его линдеру. Обычно общение в каменоломне сопровождалось лишь туманным видением, но на этот раз воспоминание ворвалось в мозг Мири таким полноцветным и динамичным, что на секунду ей показалось, будто она снова переживает тот миг.

Девушки резко вдохнули, видимо тоже испытав новое ощущение, а потом дружно расхохотались. Гаммонт обернулся, но так и не понял причину веселья. От этого девушки еще громче рассмеялись. Только жители горы Эскель владели этим языком, хотя к концу первого года своего пребывания в их деревне Бритта, видимо, тоже начала что-то понимать.

Гаммонт оглядел компанию бесстрастным взором:

— Сплошная деревенщина. И я еще вынужден кланяться этим козлятницам!

Девушки нахмурились, одернули платья, пригладили прически. Раньше Мири считала Гаммонта красивым, интересным мужчиной, но теперь она обратила внимание, как он кисло кривит рот, какой у него неприятный голос. Когда девушки засеменили за ним, Мири нюхнула свою косу, чтобы узнать, не пахнет ли от нее козой.

Они вошли в королевский зал, где за большим столом восседали на стульях с высокими спинками король Бьорн и королева Сабет.

— Ваши королевские величества, — произнес Гаммонт, — явились служительницы принцессы.

— Хм? — Король зачерпнул ложкой крема с изюмом и положил на тарелку с ржаным хлебом. — Да, хорошо.

Королева едва оторвала взгляд от своего чая. У нее были темные волосы и бледное, как пергамент, лицо.

Выпускницы академии принцесс уселись напротив Бритты, Стеффана и других придворных. Бритта махнула Мири и тут же вновь приняла чопорную позу.

Еды на столе было столько, что хватило бы на целую деревню. Мири быстро проглотила рыбу под ореховым соусом и овсяную кашу, щедро политую медом. Король и королева не смотрели на девушек. Друг на друга они тоже не смотрели. Никто не разговаривал.

Тут Мири заметила знакомую каминную полку.

— Ой! Подарок от горы Эскель! — сказала она. — Петер, юноша, который ее вырезал, будет счастлив услышать, что полку установили над камином. Благодарю вас, ваше величество.

Кэтар пнула Мири под столом. Должно быть, ей не следовало открывать рот? Но было бы грубостью не отметить любезность короля.

«Хотя, наверное, меньшей грубостью, чем пинок», — подумала Мири, потирая лодыжку и сердито посматривая на Кэтар.

Король нахмурился, его борода ощетинилась вокруг рта, и он взмахнул ложкой, призывая Гаммонта. Вельможа наклонился и прошептал Мири:

— Ты не должна обращаться к его королевскому величеству. Никогда.

Мири залилась краской стыда. Она заметила, что король закапал себе бороду рыбным бульоном, и впервые задумалась о том, так ли нужен Данленду монарх.

После завтрака выпускницы академии принцесс сопроводили короля и королеву в часовню на службу, а затем в дворцовый театр. На сцене актерская труппа в нелепо ярких костюмах разыгрывала пьесу о тайных возлюбленных: благородной девушке и предводителе бандитов. Мири сидела с открытым ртом, но ее это не волновало. Более очаровательного зрелища ей еще не приходилось видеть.

«Ненавижу бандитов», — напомнила себе Мири.

Но она невольно сочувствовала бандиту из пьесы, который бросал выразительные взгляды и витиевато изъяснялся. Она сжимала руки, переживая за влюбленных и надеясь, что они победят зло.

Когда наконец благородная девушка и ее исправившийся избранник поженились, Мири едва сдержалась, чтобы не всхлипнуть от радости.

В первом ряду сидела королевская чета. Королева смотрела в одну точку над сценой. Король храпел.

По окончании пьесы Бритта отыскала Мири:

— Мне жаль, что представление оказалось таким церемонным и скучным.

— Скучным? Оно было таким… таким… — Мири шумно задышала, не находя слов.

К Бритте подошел высокий темноволосый юноша с решительным подбородком; руки он держал за спиной, лицо его ничего не выражало.

— Кстати, о церемонности и скуке… — Мири покачала головой. — Только не говори мне, Стеффан, что ты опять пытаешься изобразить каменную колонну.

— Приятно видеть тебя, Мири, — сказал он, наконец улыбнувшись. — Надеюсь, ты не нашла приключений на свою голову. На этот раз.

— Мы же в Асленде, — произнесла она высокомерным тоном. — Здесь не бывает приключений, одна только скука.

Стеффан подтолкнул ее плечом, а она отпихнула его в ответ.

— Так давайте же устроим себе приключения, хорошо? — предложила Бритта, беря под руки Мири и Эсу. — Я целую неделю ждала, когда нам удастся…

— Госпожа Бритта! — К ним приблизилась придворная дама в зеленом. — Если ваши служительницы приехали, то нам следует начать примерку приданого.

— В этом приключении я не готов участвовать, — заявил Стеффан и, попрощавшись кивком, удалился.

— Приданое? — прошептала Мири.

Дама двинулась вперед, явно ожидая, что за ней последуют все девушки.

— Госпоже Бритте понадобится бальное платье, платье для часовни, платье для венчания, а также наряды для приемов…

В покоях Бритты портниха разматывала ткани, болтая о фасонах рукавов и шлейфов, юбок и лифов. Девушки с горы Эскель недоуменно смотрели на это. Как такое может быть: одних юбок четырнадцать штук и все разные?

— По традиции служительницы принцессы плетут кружева для свадебного платья, — заявила придворная дама.

— Э-э, мы бы помогли, если бы Бритте понадобилось заштопать чулок, — сказала Мири.

— Или вырубить блок камня на свадьбу, — добавила Эса. — Но вот кружева…

Портниха прищелкнула языком.

— В таком случае мы не станем больше занимать ваше время, — сказала дама и выпроводила девушек вон.

Перед тем как закрылась дверь, Мири перехватила огорченный взгляд Бритты.

— А что такое кружево? — поинтересовалась Фрид.

По дороге обратно в комнату девушек Кэтар отвела Мири в сторону:

— Что-нибудь разузнала?

— Пока нет, — ответила Мири, — но я познакомилась с одним человеком, который может мне помочь.

— Поторопись. Если простолюдины серьезно настроены на перемены и сумеют собрать силы, за кем они придут после короля, как ты думаешь? За делегатами, вот за кем. А потом примутся и за остальных господ. Если их ждет успех, жителям горы Эскель необходимо примкнуть к ним немедленно, иначе нас сочтут за роялистов и бросят в костер вместе с остальными.

— А я, выходит, должна все это выяснять в одиночку? — ворчливо спросила Мири.

— Я же говорила тебе: я делегат, — раздраженно ответила Кэтар. — И неужели ты доверяешь остальным девушкам настолько, чтобы…

Кэтар приосанилась. По коридору, преисполненный важности, шествовал Гаммонт с задранным носом. Нет, решила Мири, он определенно некрасив.

— Как много у нас эскелиток, — сказал он. — Невольно призадумаешься. Мне кажется, король еще ни разу не получал подати с вашего народа.

Мири замерла, как мышка под тенью ястреба, и услышала, что Кэтар тихонько зашипела.

— Я должен проверить по книгам. Уверен, что у горы Эскель накопился изрядный долг. Делегат Кэтар, — кивнул он и прошел мимо.

— Господин Гаммонт, — сказала Кэтар так, словно положила в рот кусочек заплесневелого сыра.

Как только вельможа ушел, она выругалась.

— Сколько может потребовать король? — прошептала Мири.

Кэтар привалилась к стене:

— Столько, сколько захочет. Обычная подать — один золотой с человека.

Мири вспомнила про две золотые монеты, которые в ее семье хранились завернутыми в старую материнскую шаль. Хотя бы раз в день Мири и Марда разворачивали красную шаль и любовались денежками, красивыми, как два крошечных солнца. До этого года в семье не водилось денег. Монеты означали надежду, монеты означали уверенность в будущем.

После упоминания о подати дворец превратился для нее в клетку, а ее стремление быть с Петером переросло в острую тоску. Мири сказала Инге, что пойдет прогуляться, и выбежала на улицу.

Страх перед тем, что может сделать Гаммонт, вытеснил ее страх перед городом. Бритта рассказывала ей, как добраться до мастерской Гаса. Надеясь, что она все запомнила, Мири сделала глубокий вдох и ступила на улицы Асленда.

Убедившись, что никто не собирается ее убивать, она вновь принялась перемалывать мысли о грядущей подати. Что, если двух золотых окажется мало? Не потребуют ли сборщики подати и козу в придачу или даже всех коз? Это значит, не видать ее родным больше ни молока, ни сыра. И никакого мяса морозной зимой. Даже с козьим молоком некоторые семьи с трудом дотягивали до весны.

— Поберегись! — завопил какой-то мужчина, осаживая коня в шаге от Мири.

Девушка метнулась к ближайшему дому и припала к стене. Ноги у нее дрожали, словно от испуга, что земля вот-вот разверзнется.

Мири перевела дыхание и продолжила путь, решив больше не отвлекаться. По дороге она еще раза два чуть не оказалась под колесами карет, но все-таки благополучно добралась до входа в мастерскую Гаса, расположенную на узкой улочке между лавкой бакалейщика с одной стороны и горшечника — с другой. В конце улицы Мири обнаружила небольшой дворик, огороженный другими домами. Мастерская с открытым сараем и небольшим квадратным домом, загроможденная каменными блоками и горами обломков, показалась ей частичкой родных мест, спрятанной посреди города. Несмотря на ужас, навеянный угрозой податей и шумными улицами, Мири почти пришла в себя.

Га с был мужчина дородный, с огромными мускулистыми ручищами и огромным толстым животом. Мири с трудом заставила себя не пялиться на него. Ей еще не доводилось видеть столько жира на человеке.

— Хм, — сказал он, когда она представилась, и кивком указал на Петера, находившегося по другую сторону сарая.

Петер склонился над столом, внимательно изучая кусок серого камня с затейливой резьбой. Мири подошла к нему сзади и остановилась.

— Ух ты, это твоя работа? — спросила она.

Петер подскочил как ужаленный:

— Мири! Кашляни или подай голос, прежде чем подкрадываться. А то ты как волчица зимой. — Он одернул замызганный фартук. — Это работа Гаса. Он настоящий мастер.

— Но не единственный. Король установил твою каминную полку в королевском утреннем зале!

— О нет, — простонал Петер.

Мири никак не ожидала подобной реакции.

— Мне так стыдно, Мири. Когда я ее делал, то не имел понятия о пропорциях, движении, глубине.

— А, — сказала Мири, не вполне понимая, что он имеет в виду.

Петер казался таким обескураженным, что она не захотела обременять его переживаниями о потерянных сбережениях и домашнем скоте. В самом деле, ведь король не может оказаться настолько жестоким, чтобы ограбить и довести до голодной смерти целую провинцию.

Петер протер камень тряпицей:

— Нужно работать упорнее.

Очевидно, он собирался тут же осуществить свое намерение, потому что смел каменные осколки и поволок глыбу на рабочий стол. Мири невольно отметила про себя, как напряглись мускулы Петера, когда он передвигал камень. Она пощупала собственную руку — ее мускулам явно не хватало такой выпуклости. Волоски на его руках были бледнее загорелой кожи. А шевелюра была такой кудрявой, что, когда Петер сунул кусок мела за ухо, он там и остался.

Дважды Мири пыталась возобновить разговор, но Петер отвечал на ее вопросы односложно или замолкал на середине предложения, увлеченный работой. Спустя какое-то время Мири забрела в сарай. Там она обнаружила носок с воткнутой в него иголкой и наполовину заштопанной дырой. Мири опустилась на ворох соломы, закончила штопку и принялась за второй носок, тихонько напевая песенку камнетесов. Петер подхватил ее, и, пока она штопала, а он резал по камню, они вместе пели до самого глубокого вечера, пока в небе не замигали тусклые аслендские звезды.

Осень, десятая неделя

Дорогая Марда!

Никогда не думала, что в мире столько людей. Каждый день мне попадаются на пути сотни безымянных. То есть у них есть имена, просто я их не знаю. А кроме того, возможно, безымянные жители равнины специально ходят целый день кругами, чтобы создавать в городе видимость оживленности и сбивать с толку бедную маленькую горянку.

Надеюсь, ты рассмеялась. Мне так не хватает твоего смеха.

Я подружилась с одним местным юношей, и имя у него есть: Тимон. Он прочел сотни книг и успел сплавать в три далекие страны. Последние несколько недель он каждое утро поджидает меня под деревом возле дворца, и мы вместе идем в Замок Королевы. Да, я наконец-то научилась передвигаться по улицам Асленда! Наверное, путь в замок довольно долог, но мне он кажется коротким, потому что наш разговор всегда длится дольше.

Когда я спросила у нашей дуэньи, Инги, можно ли мне ходить на занятия пешком, а не ездить в карете, она пожала плечами.

Видимо, ей все равно, куда мы ходим и чем занимаемся. Я думала, что обрадуюсь такой свободе, но мне почему-то стало одиноко.

Тимон пригласил меня провести вечер в салоне. «Салон» — это такое модное слово, означающее комнату, хотя мне непонятно, зачем вообще нужны эти модные слова для обозначения простых вещей. По местным понятиям, нам следует называть наш домик дворцом Ларена, а коз — рогатым скотом.

Тимон объяснил, что на салонные вечера господа приглашают в свои роскошные комнаты ученых и художников и ведут с ними беседу. Мне кажется, я знаю, о чем пойдет разговор, и потому волнуюсь. Кое-что из того, что я узнаю, даже опасно произносить вслух.

Так мне пойти, Марда?

Я хочу пригласить Петера, но он всегда занят. Все равно приглашу. Единственное, что мне остается, — докучать ему, пока он не попросит оставить его в покое навсегда. Верно?

Письмо написано твоей очень модной сестренкой, у которой все-таки есть имя,

Мири.

Глава седьмая

Укус пчелы совсем не пустяки,

Коль прямо в сердце жало входит.

А хрупкая травинка к свету путь находит,

Ломая твердый камень на куски.

Мири не спеша вышла на главную улицу. За последние несколько недель она много раз бродила по городскому лабиринту, так что приобрела кое-какую уверенность. Во всяком случае, успела вовремя остановиться перед проезжающей каретой. Потерянный кем-то кочан капусты угодил под колеса и тут же превратился в крошево.

«Хорошо, что это не моя голова», — подумала Мири.

На хозяйском дворе Петер размечал глыбу куском мела. Мири прокашлялась.

— Волчиха подкралась, — прошептала она.

— Привет, Мири, — сказал он, не поднимая головы.

— Привет.

Мири ждала. На ней было желтое шелковое платье, кружевная шаль и отороченная мехом накидка, тщательно завитые волосы украшала шапочка с пером. В последнее время Мири часто удивлялась тому, какое хорошее самочувствие дарит ей чистая и красивая одежда.

— Я не надеялся увидеть тебя сегодня, — сказал Петер, пристально рассматривая свой рисунок.

Посмотрел-посмотрел да и стер половину большим пальцем.

— Я пришла с приглашением.

Мири опять выждала паузу. На ней ведь шелковое платье. И волосы завиты.

— Прямо сейчас? Я… — Он поднял глаза. — О. Ты выглядишь… необычно.

Мири улыбнулась.

Петер тоже улыбнулся.

Мири улыбнулась еще шире.

— А как девушки делают это самое… — Он покрутил пальцем у волос. — Завитки.

— Мы нагреваем в камине железный прут, а затем оборачиваем вокруг него прядь волос. На это уходит целая вечность, но некоторым из нас не так повезло, как тебе. — Она коснулась его кудрявой шевелюры, почувствовала жар, идущий от головы, и поспешно отдернула руку. — Тимон, еще один студент из Замка Королевы, пригласил меня познакомиться с какими-то людьми в доме одной благородной дамы. Пойдешь со мной?

— Может быть. Я… — Петер взглянул на свои грязные руки, вытер их о фартук, а потом зевнул, прикрыв рот тыльной стороной ладони. — Я так устал, Мири.

Она невольно сникла.

— Оказалось, что ходить в подмастерьях означает таскать воду, камень, дрова, подметать, готовить пищу и заниматься чем угодно, кроме одного — резьбы по камню. После того как Га с заканчивает работу на день, он позволяет мне попрактиковаться на свободном камне, вот я и засиживаюсь за полночь, а едва засну, как снова пора вставать, и пошло-поехало: то принеси, это унеси… — Он снова зевнул. — Прости.

— Ладно. В выходные увидимся?

Петер кивнул и вновь склонился над камнем. Когда Мири уходила, он прокричал ей вслед:

— Ты очень хорошенькая, Мири!

После этих слов она прямо-таки летела по воздуху, а не шагала по улице.

Мири отыскала выкрашенный красной краской дом, который, по словам Тимона, принадлежал госпоже Сиселе. Дом показался ей невероятно огромным. Она постучала в дверь, готовая упорхнуть, но на стук вышел человек в черной одежде слуги, и сразу стало ясно, что ее здесь ждали. У него были пепельные волосы, он опирался на трость.

— Гости собрались в салоне. Сюда, пожалуйста.

Первый этаж был отделан линдером — блестящим белым камнем с бледными зелеными прожилками. Мири провела носком туфли по плитке, как бы приветствуя камень.

Перед дверью в салон она сжалась и попыталась сделать умное лицо — по крайней мере, закрыть рот. Напрасный труд.

Стены салона были обклеены бумагой с экзотическими узорами, пол инкрустирован полированной плиткой голубого, оранжевого и кремового цвета. Темно-зеленые растения росли в горшках (внутри дома!), а диванов и стульев было столько, что Мири даже не решилась их сосчитать. Неужели в такой роскоши живет обычная особа некоролевской крови?

Кто-то играл на музыкальном инструменте размером с повозку — позже Мири узнала, что это фортепиано. Песня как раз завершалась, когда она вошла. Две дюжины слушателей зааплодировали, поэтому Мири тоже захлопала в ладоши, надеясь, что поступает правильно. Тимона она нигде не увидела.

Жалея, что рядом нет ни Марды, ни Петера, Мири прислонилась к стене, словно чтобы слиться с нею. И тут на нее обратила внимание женщина, сидевшая возле фортепиано. Темные глаза незнакомки были слегка обведены черным карандашом. Спину она держала необычайно прямо, в черных волосах ярко выделялось большое белое перо.

— Добрый вечер, — сказала женщина.

Мири подумала, что нужно представиться.

— Э-э… я Мири, дочь Ларена. — Она помолчала, стараясь не сорваться на писк. — С горы Эскель.

Все притихли, повисла густая, до звона в ушах, тишина. А потом те, кто сидел ближе к Мири, поднялись со своих мест и принялись кто кланяться, кто приседать.

Мири восприняла это как явную насмешку. Никто всерьез не станет приседать перед девушкой из горного селения. Их наставница в академии принцесс выразилась совершенно недвусмысленно: жители столицы будут относиться к эскелитам хуже, чем к слугам. Уж лучше терпеть обидные слова и оскорбления от Гаммонта и других дворцовых вельмож! Стыд и гнев поднялись у нее в душе, ей захотелось крикнуть, что она ничем не хуже любого из присутствующих, но сил ей хватило только на то, чтобы убежать.

Мири чуть не столкнулась с Тимоном, который вошел в зал вслед за ней. Она пробежала мимо перепуганного слуги и почти достигла выхода, когда Тимон ее догнал.

— Тебе нехорошо? — спросил он.

— Со мной все в порядке, не волнуйся.

Она с трудом замедлила шаг, начиная презирать себя за то, что так легко сдалась. Видно, никудышная из нее шпионка. Как же быстро она сдалась! И подвела Кэтар и гору Эскель.

— Ты, кажется, расстроена.

«А ты, кажется, назойлив», — подумала Мири, но вслух произнесла:

— Надоело терпеть, что мне вновь и вновь указывают мое место. Спасибо, что пригласил меня, но я все поняла. Я всего лишь невежественная горянка, которая пытается выдать себя за служительницу принцессы.

Она торопливо пошла к воротам. Но юноша не отставал.

— Ты ничего не поняла, Мири… То, как они смотрели на тебя, а потом начали кланяться… ты подумала…

— Они смеялись надо мной.

— Нет, Мири, ничего подобного. Я серьезно. Мы знаем, что тебе приходится выносить в этом несуразном и бестолковом королевстве. Но в доме госпожи Сиселы тебя всегда встретят с уважением, которого ты заслуживаешь. Мири с горы Эскель. Выпускница академии принцесс. Тебя здесь чтут.

Мири остановилась. Тимон робко улыбнулся, будто сомневаясь, что она поверит его словам. Ей очень хотелось поверить, но девушка покачала головой.

— Позволь, я тебе докажу, — сказал Тимон.

Он протянул руку, и Мири взялась за нее, не успев осознать, что до сих пор не держалась за руки ни с одним юношей, кроме Петера. В ее родном селении девушки частенько прогуливались рука об руку, но если за руки держались юноша и девушка, то это означало, что между ними существует привязанность.

«Наверное, на равнине это обычная вежливость», — подумала Мири, позволяя Тимону увести ее обратно в дом. Рука у него была теплая, пожатие крепкое.

Когда она появилась в зале, гости заулыбались, словно ничего не произошло. Вновь заиграл пианист, и музыка окончательно развеяла оставшееся напряжение. Темноволосая женщина пригласила Мири присесть и представилась ей, назвавшись Сиселой, хозяйкой салона.

— Простите меня за грубость, — сказала Мири. — Я подумала, что мне здесь не место.

Прежде всего, я… — Она огляделась. Только Тимон и Ханна из Замка Королевы были приблизительно ее возраста. — Я маленькая.

— «Укус пчелы совсем не пустяки», — нараспев произнесла Сисела.

Мири изумилась, что Сисела процитировала стихотворение, словно не сомневалась в начитанности гостьи. А ведь Мири действительно узнала эту строчку! Она сама приводила ту же самую цитату Марде, хотя сестренка ничего не поняла.

Примечания

1

Здесь и далее стихи в переводе Е. Гуляевой.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.