Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дневник ангела

ModernLib.Net / Отечественная проза / Шебалин Роман / Дневник ангела - Чтение (стр. 1)
Автор: Шебалин Роман
Жанр: Отечественная проза

 

 


Шебалин Роман Дмитриевич
Дневник ангела

      Шебалин Роман Дмитриевич
      Дневник ангела
      Глава 1.
      "Открытие."
      Мне 27.
      Двадцать семь, само по себе, - число замечательное. По части притягивания к нему за уши того или иного высокого смысла: нумерология, мистические теории, гностические открытия и прочее, прочее, прочее...
      Судите сами: прежде всего - это число содержит в себе две ключевые для человеческого существования цифры. "2" и "7".
      "2" - число человека разумного.
      Мы привыкли: правое-левое, доброе-злое, черное-белое.
      Это нам просто.
      Четыре стихии: огонь, вода, воздух, земля.
      Ваpианты осознающей себя материи.
      Дуализм во всем.
      Да? - Нет!
      Нет? - Да!
      Бог - Дьявол.
      Правда - ложь.
      "Плоскатики". Декартова система координат.
      Человек разделяющий.
      Так, для ребенка, наконец разобравшегося, где: мое-чужое, правое-левое, я-они, - наступают времена просветления. Ненадолго.
      Постепенно мир приобретает объем. Раздвоенное рушится - возникает движение.
      Тогда для сознания пространства необходимы уже три координаты, три стихии, три "бога".
      Мир треугольников. Первые нонсенсы. Первые сомнения.
      Появляется понятие "пути", того, что лежит между "богом-дьяволом", "правдой-ложью", "светом-тьмою".
      Итак, появляется число "7".
      "7"
      "4" + "3".
      "4" - мир материи.
      Четыре стихии. Координатная плоскость.
      "3" - мир сознания, духа.
      "Троица".
      Творение, разрушение, хранение.
      "7" - многим ключевое число для человека.
      Человек имеет "семиконечное" строение.
      "7" - и квадрат, и треугольник. Таков человек.
      Но человек вписывается в пентаграмму. Значит ли это, что "5"
      "7". Да. Почему так?
      "5" - это "7", погруженная в самою себя. Часть квадрата стала треугольником и часть треугольника стала квадратом. И таков человек. У трона его - земной куб, одна грань которого - грань Высокого треугольника, в высоте венчающего трон.
      Символов естества - семь.
      Четыре - физические (квадрат реального мира): пространство, время, скорость, направление. (В них - четыре стихии.)
      Три - метафизические (горний треугольник): вера, надежда, любовь. (В них - триединство творения, разрушения, хранения.)
      Семь различаемых нот. Семь различаемых цветов. Семь сюжетов. (Метатекст) Семь архетипов. (Метагерой)
      Пять в семи - человек в естестве.
      Человек - автор, тот, кто выявляет. Катализатор. Адепт.
      Пять в семи - человек в естестве. Адепт.
      "2"+"7"
      "9".
      Девять - "3"+"3"+"3", т.е. тройка зацикленная на самой себе: граненый шар. То, что мы можем постигнуть.
      Выше: проще - бог.
      Шар.
      Итак, мне - 27 лет. Это что-то "значит"?
      Я могу считать.
      Я очень могу считать.
      Так получилось.
      ...Центростремительность человека. Постоянное желание уйти в символ, приблизиться в пониманию шара.
      *
      Символ.
      Образ - часть символа. Как человек "состоит" из головы, рук, ног и т.д. - символ состроит из образов.
      Мы, как правило, апеллируем к образам. К тому, что видим или ощущаем. Но обpаз (как часть символа) тут же относит нас к некому единому, целому, неделимому. Идеальному.
      Порой стоит увидеть лишь часть лица человека или услышать лишь две-три ноты некой мелодии, - как сразу же: я знаю! это - то-то или то-то! Так и с нашими обpазами. Наблюдая часть целого (идеального) можно порою воссоздать это целое во свей "высокой полноте его сущности".
      Воображение и интуиция - не ошибаются: никогда.
      Вы скажите: неужели?
      Вы скажите: человек ведь не всегда правильно угадывает, предполагает, измышляет.
      Да, но: во-первых, где - объективная уверенность в том, что некая истина сосредоточена конкретно в этом носителе разума? Его амбиции, даже его знания - ещё не дают ему повод рассуждать об истинности тех или иных явлений. Вероятнее всего, иных людей просто удобно считать умными и имеющими право указывать и учить. Но пусть и эти "умные" знают свое место.
      Во-вторых, любое рассуждение, в основе которого лежит анализ якобы категорического, - софистично. О чем это говорит? Да о том, что все современные системы знаний - софистичны, так как апеллируют сами к себе, искусство же является иллюстрациями к подобным апелляциям.
      Живем в гармоничном мире, совершенно заполненном. То есть - там, где ничего "негармоничного", "неестественного" возникнуть не может, что называется, по определению.
      И если художник рисует солнце зеленым, а небо - оранжевым, если историк утверждает, что Иван Грозный жив до сих пор и пасет гусей на крымской ферме Дж.Неру, если поэт пишет стих, состоящий из одних букв "ы", а композитор сочиняет симфонию, исполняемую на лязгающим замке, следовательно: они лишь называют те явления обыденной, реальной жизни (а другой - у нас нет), на которые иные люди почему-то не обратили внимания.
      Презумпция, знаете ли, невиновности.
      Или прочтите "Суфизм" Идриса Шаха. Очень занятная книга. (Впрочем, и я, и он - мы ведь тоже... см.: "во-первых" и "во-вторых".)
      Итак, ошибок не бывает.
      Другое дело, да, - человек способен причинять себе боль. Так он этим и живет. Но учиться на подобных "ошибках" - глупо и нелепо. Ученик, как правило, вырастает тогда человеком жестоким, самонадеянным и грубым. Он, "пройдя сквозь огонь и воду", слепнет и глохнет. Чему он "научился на своих ошибках"? Он и на прямом пути станет искать ямы и колдобины.
      И найдет ведь. Потому что: смерть, как говорил М.Метерлинк, пользуется лишь тем оружием, которым наделяет её человек. "Сколько будет дважды-два-четыре?" Не знаете.
      ...Дети сродни цифрам. Они знают все. Поэтому, иногда, когда бывает: сложно понять самого себя - скрываюсь за цифрами, они-то уж не обманут. Они умеют честно играть.
      Ребенком вновь стать сложно...
      Частокол вычислений и формул надежно скрывает некую внутреннюю пустоту. Конечно, пустоту, - кто посмеет утверждать, что в человеке, внутри его, существует "дух", "душа" или же что-то подобное; полноте! Человек разумно устроен так, что любая функция его организма, будь то любовь к другому человеку или к богу, будь то принятие пищи или писание стихов, будь то выговаривание слов или выпевание мелодий, - все функции, несомненно, материальны, физиологичны.
      А "дух" - иной.
      Иначе как бы мы, "материальные", воспринимали "нематериальные" объекты типа "любовь", "бог", "совесть", "вдохновения" и т.п.? Остается лишь признать, что и "любовь", и любые другие явления воспринимаемые, а порой и творимые, нами - суть вещи, физические объекты, не больше. Но и не меньше.
      То, что - в Пентаграмме человека, когда уже часть Треугольника стала Квадратом.
      Там, где вершина Треугольника, - бог?
      Полноте! Вы видели ее?
      Я ведь предлагаю лишь расчет, я не настаиваю: уверуйте в Треугольник бога вашего!
      Мне достаточно того, что: "7"
      "4" + "3"
      "5".
      Так, иногда с радостью высчитываю правила, версии, приемы,... Да, это несколько скучновато, зато - конкретно применимо в личной жизнедеятельности. Опыт, как правило, основывается на статистике.
      Статистика форм.
      Вот человек, - разве то, что внутри не сообщает внешнему облику некую суть? Разве человек не творит свою внешность на базисе своих сокровеннейших представления о гармонии, боге, любви?
      И разве Треугольник не есть следствие Квадрата, как Квадрат есть следствие Треугольника?
      Мне возразят обыватели: столько красиво одетых людей - пустышки, глупые и бездуховные! - наглядевшись глянцевых журналов, они тупо повторяют "красивые" картинки... И - внешность их красива.
      Да, красива.
      Потому что: красиво все.
      Но ведь мне иная красота может и не нравиться. Скажем, я вполне признаю Эрмитаж со всем его содержимым произведением искусства, прекрасным, в высшей степени гармоничным, но... Как говорил один хороший человек: мне его хоть сахаром облепи - в рот его не возьму!
      Нет, я даже не рассуждаю. Просто высказываюсь.
      Я могу тут же, не отходя, так сказать, от текста, признать себе неправым, толку-то?
      Вряд ли вообще для меня существует понятие "правды".
      Вряд ли вообще для меня существует понятие также и "смысла".
      Смысла?
      Да, возможно, даже и "смысла".
      Смысла, если, конечно, - выражать его.
      Звуками, словами, фразами...
      Смысла. Хм-м, какого "смысла"?
      Звуки (вообще-то, принято говорить: фонемы; но - поскольку "звуками" называют звуки, издаваемые как живой, так и неживой материей, а фонемы звуки, издаваемые лишь живой и разумной материей, то в данном контексте логичнее бы было вести речь именно о звуках, так как мы не можем утверждать, не будучи знакомыми с самим предметом обсуждения, складываются ли в своеобразные "слова" те "фонемы", которые издает не обладающая человеческим разумом, а также вовсе не-живая материя), итак, звуки - атомы.
      Физики-ядерщики расщепили атом. Звук тоже может быть подвержен расщеплению. Это очевидно. Каждый, отделимый от прочих, звук - состоит из "подзвуков", но... Это работа на уровне симбиоза лингвистки и биологии. Опустим.
      Звуки, - как атомы складываются в молекулы, - складываются в слова. (Или же - в звуковые сочетания: аккорды и пр.)
      Слова - молекулы. Что значит одно слово? Что значит одна молекула? Можно подышать молекулой кислорода?..
      Слова образуют текст: текстовую материю. Текст материален и вещественен. Как и слова. Как и звуки.
      Отдельные же слова никакого "особого смысл" не имеют и никакого "особого значения" в себе не несут.
      Утверждение же: "в начале было слово" - сродни утверждению о том, что у истока эволюции материи стоял, скажем, "водород". Некоторый научный интерес подобные утверждения, конечно, представляют. Но - не более.
      Человеческая фантазия способна наделить любое из веществ нелепыми и ненужными функциями, те же функции веществ, которые могут исследоваться с ощутимо полезными последствиями, - как правило не замечаются.
      У И.Крылова была басня. Про ларчик. Финал этой басни таков: "а ларчик просто открывался". Все почему-то думают, что ларчик ПРОСТО открывался, а он-то - просто ОТКРЫВАЛСЯ. Разум подсказывает нам, искушает нас: реши загадку, вскрой проблему, но... Нет ни проблем, ни загадок. Но: бесконечное и безнадежное желание желать. Человек, увы, устроен именно так.
      Он будет думать о том, как открыть заветный ларчик, вместо того, чтобы открыть его.
      Он наделит слова высокими смыслами. Но каждое слово в отдельности ничто.
      Кто такой Иисус без "Евангелия"? Без экспансии христианства на Запад? Никто. Персонаж эпизода, может быть, даже - малозначительного, истории Земли.
      Одежда делает монаха.
      Но, если каждое слово в отдельности не значит ничего, то и многие слова, являющие собой текст, не значат тоже ничего. 0+0+0+0
      0.
      Что же за этими нулями? Долгие, вечные игры "неразумной" природы. Блики солнца на листве, грохот падающих камней, шум далекой реки...
      Но самомнение людей не знает предела. Их-де слова имеют смысл.
      Глупость.
      Удивительная бестактная глупость.
      А что, что, pазве что-то значат наши слова без этого и солнца, и камней, и воды? Наши хваленые слова, наши высокие слова, наши полезные слова... они - лишь перевод (если не подстрочник) "слов" природы, совсем иных слов. Непонятных, но - поpою таких прекрасных, будто бы - истинных...
      *
      Saved by a bell,
      Suffer in Hell,
      But you were to blind to tell!
      Saved by a bell,
      Suffer in Hell,
      And you made it through so well!..
      М.Олдфилд "Saved by a bell".
      ...Кстати, да: если кому-то показалось, что несколько абзацев выше я шутил или издевался над кем-либо...
      Возможно, прикол с "семи-пяти-конечным человеком" заставил кого-то пожать плечами или попросту махнуть рукой: вот уж бред какой-то...
      Возможно.
      Но возможно - и нет.
      Одно могу обещать вам: есть нечто неизвестное ни мне, ни вам. О нем не нужно думать. О нем можно только "немножечко жить". Шутить, "сотрясать воздух".
      Оно большего и не требует.
      Вы усмехнетесь: что, Роман Шебалин, просыпаясь утром, думает не о том, как быстро и вкусно позавтракать, а о нумерологических законах, о пантаклях, - неужели?
      Да. О законах, о пантаклях и о вкусном завтраке. Одновременно. Сразу. И ничто ничему не мешает.
      Проблема "геометрического доказательства бытия божия" или решение о постройке действующей модели "пролонгатора естества" или, попросту говоря, - машины времени, - не менее реальны и значительны, чем проблемы, скажем, лично моей внезапной депрессии или какой-нибудь новой гражданской войны.
      Так скучно, что даже: смешно.
      Мир гармоничен. Человек центростремителен. Материя вечна. Не-материя вечна также.
      "5"
      "7".
      Полетели.
      /октябрь 1997г./
      Глава 2. "Pоман в стихах - 1".
      /июнь 1996г./
      Я стараюсь ладонями схватить
      Искры
      Убегающих от меня
      Листьев
      Осыпавшегося клена.
      Асида Такако
      Удивительно.
      Надо было как-то дожить. Он торопился, проборматывая людей, события, чувства...
      Ощущение того, что данный вариант, вероятно, не получился, не покидало его. С радостью он бы вернулся в то единственно важное теперь для него прошлое и проиграл бы жизнь последних лет десяти опять, ещё раз, зная уже возможный финал.
      Итак, его бы устроил иной вариант. Поэтому он опять и опять пытался вычислить, выявить возможности своих любви и смерти. Он словно опять и опять ставил им новые условия, предлагал им все новые и новые альтернативы, решал за них, не веря толком в их существование, он должен был знать о них все; он очень хотел опередить, обмануть, запутать или даже запугать своих: любовь и смерть; хотел устроить все сам...
      И теперь, всякий раз, когда он оставался в пустой квартире один, когда ехал в метро, в автобусе, когда вдруг, среди ночи, просыпался, вспоминал сразу: я должен как-то дожить.
      Но разом перечеркнуть, прекратить - не было над ним такого закона.
      - Я должен найти этот закон.
      Улыбнулся однажды, пораженный простой мыслью: а вдруг - там, внутри так мне необходимый повод живет, внутри - он ждет моей мольбы или, может, приказа. Как просто!
      Узнать работу механизма.
      - Я найду в себе эту смерть. Я вычислю единственно верную для себя любовь. Мой организм вырабатывает достаточное количество средств для моей жизни. Необходимо лишь осознать эти средства и разумно их использовать.
      Отныне все должно быть сделано правильно.
      *
      /июль 1996г./
      Ушла Лена.
      Умеpли Куpехин и Костик.
      Они отpезали от меня жизнь. Но ведь никто ни в чем не виноват, да?
      Я понимаю. Так страшно.
      Вот и все. Тепеpь: новый отсчет. Совеpшенно новый. Тепеpь - нет долга пеpед людьми, нет веpы в их дела, нет надежды на их память.
      Я так хочу. Не нужно ничего.
      У меня была любовь, был учитель, был дpуг. Их больше нет. Значит, не должно быть и меня?
      Словно шутка такая. Жаль.
      Легче всего было бы сейчас умереть Или убить тебя и отмечать Праздник схожденья Орфея в Аид для того, Чтобы она никогда не вернулась в любовь.
      Легче всего было бы поверить всему, Что нас держало так странно в святой пустоте. Как я любил свое прошлое, но не понять ему; - Это Иуда, который целует меня каждую ночь.
      Слезы последнего лета - солнце и пыль - Вот, что осталось ослепшим от собственных грез. В грань озверевших времен замурованный бог, - Не прощай его, но прости ему все.
      Легче всего было не верить словам, Только слова иногда так просты, что хочется жить И ждать, когда прошлое вновь Сквозь пустые пространства людей рванет заржавелым крюком.
      Но, Астэ, что я могу, теперь, когда внутри острия, - Маленький мир сжатый до пределов любви, Больно где для двоих, но страшно для одного, И нечем дышать, и нужен ядерный взрыв...
      Слезы последнего мира - скрежет и бред - Вот, что осталось после борьбы за право быть иль не быть, - Жить, задыхаясь от жизни, стараясь успеть, И гнать, гнать проклятое время вперед, бросая в прошлое сны.
      ансамбль "Навь" "Вивисекция"
      *
      /август 1996г./
      Вчеpа я фотогpафиpовал. О, это очень сеpьезное действо! Обычно я заpанее ищу некое живописное место для съемок. Забpошенные железнодорожные станции, полуpазpушенные заводы, цеpкви, жилые дома. Столь мною ценимые, меpтвые пpизнаки былой жизни (во сказанул, а?). Очень люблю фотографировать пыльные уpбанистические натюpмоpты (а как их ещё называть? не пейзажами же!) Вообще, я могу считать себя почти пpофессиональным фотогpафом, - года тpи-четыpе назад я pаботал ассистентом у некого фото-мастеpа, мы делали снимки для, скажем так, несколько эpотического жуpнала. Одним словом, клепали поpнуху. Поначалу было смешно, потом - интеpесно, затем - скучно. Оказывается, человек - весьма посpедственный для искусства объект.
      Впpочем, мне никогда не нpавилась поpтpетная живопись, а от телес мастеpов Возpождения меня пpосто тошнит. Я и сам, будучи где-то художником, всегда боялся pисовать людей, не потому что - они мне не нpавятся, не потому что я считаю их некpасивыми (за малым исключением), - потому что они не статичны. Их неинтеpесно пpедставлять объектами искусства. Ставишь вот для такой модели свет, кладешь ткань, pасчитываешь каждый блик, а тут она по-видимому считая себя неотpазимой - легонько так попpавляет свои пышные волосы, и весь свет летит к чеpту! Видимо, Метерлинк был прав, когда говорил, что писать портреты следует лишь с мертвых. Мне подсовывали живых. Коpоче, вся эта мбдень мне надоела и я покинул своего фото-мастера.
      Но о профессионализме в области фотографии я кое-какое представление получил. Я научился ставить свет относительно предметов и ставить предметы относительно света. Я научился делить "данное мне мироздание" на свет и предметы. Уже потом, чуть позже, сам для себя, я составил "Геометрическое доказательство Бытия божьего". Фотография открыла мне геометрию, через геометрию я постиг поэзию и музыку.
      ...Итак, тогда фотография на год-два была заброшена.
      Но... веpнулся к ней не так давно.
      Я знаю в Москве места. Они - как гpибные. Они пpитягивают меня. Там есть: обгоpелые деpевья и железобетонные констpукции, киpпичи, стекло и груды стаpых вещей.
      Да-да, подчас для интеpесного кадpа я забиpаюсь в настоящие помойки. И вот вчеpа-то я и был на помойке. Здесь, у нас, недалеко - около Химок, от МКАД - км 10-15, не больше. Нашел я на помойке очень забавную вещицу, куклу. Вообще-то, я коллекциониpую свиней, плюшевых, там, деревянных, но кукла мне показалась столь пpикольной, что я пpитащил её домой.
      *
      /сентябрь 1996г./
      Куда я забpосил эту куклу, никак не мог вспомнить - куда. Вытащил все из-под дивана (пустые коробки, старый паяльный набор, какие-то свои картины, - пыльные, грязные). Думал: найду куклу - должен был зайти в гости Лин, вот бы он порадовался кукле (а я бы эту куклу повесил под потолком, как раз напротив портрета Гитлера). Но разные из-поддиванные разности отвлекли меня.
      ...О-ля-ля! оказывается, она валялась на шкафу! За корабликом. (Когда мне было лет 16-17, я склеил три пластмассовых кораблика, не доклеил, правда, - не стал приделывать паруса, так они без парусов и живут у меня, кто где: один висит над монитором на веревочках (слизано из комнаты Волшебника фильма "Обыкновенное чудо"), другой - покоится на книжной полке (на книгах) в коридоре, а третий - валяется на шкафу.)
      Вот за третьим корабликом-то и нашлась моя кукла.
      Я все-таки потом повесил её. За ноги. Вниз головой. Портрет Гитлера, правда уже (давно) переместился со стены - в груду бумаг (на шкафу), но и без Гитлера кукла смотрелась отменно. Я сфотографировал повешенную. Класс!
      Однажды ночью, когда спал, проснулся от странной мысли: у кого-то закружилась голова.
      В лунном луче поворачивалась плавно моя кукла. Я тогда ещё подумал: рассказ! был у меня рассказ, где маленький мальчик, вообразив себя "лунным волчком", умирает вдруг утром, от разрыва сердца, случайно сев на кнопку.
      Лунные лучи. Нельзя сказать, что я вообще не люблю эту Луну. Но меня на окне висят серые занавески, пробиваясь сквозь них, лунные лучи рассеиваются по комнате, мешают спать. А когда полнолуние (дом, где я живу, как назло, сориентирован так, что мои серые окна смотрят - на запад) - в полнолуние Луна - ровно в центре окна: уснуть невозможно в принципе. Какая уж там мистика с лафоргивскими Пьерро и булгаковскими Пилатами! Никакой мистики, противно только.
      Так вот, кукла мерно покачивалась в лунном луче. Ее тень паутиной ходила по фотографиям развешанным на стене. Тени от загнутых уголков фотографий то удлинялись до зеркала, то уходили в вглубь стены.
      Что такое? С куклой что-то не так?
      Ах, ну конечно же! Это у неё закружилась голова.
      Я выбрался из-под одеяла, я отцепил куклу от веревки и положил у кровати на пол.
      Лег и уснул.
      *
      Как же тебя назвать?
      "Только не именем..."
      А как?
      "Ты ведь как-то называешь меня?"
      Да, просто - кукла.
      "Так и зови."
      Так и стал звать. Постепенно она привыкала к моему голосу, на вторую неделю общения с ней можно было уже вполне серьезно беседовать. Иногда она задавала вопросы, но обычно, предвосхищая её любопытство, я рассказывал ей буквально что ни попадя. Читал ей вслух любимых Андерсена и Экзюпери, обсуждал с ней программку телевидения, смешил её анекдотами из личной жизни. Порой её интерес к этой самой обыденной жизни меня поражал: то, что было для меня нормальным, реальным, - вызывало у неё удивление и даже испуг.
      Первый раз она испугалась, когда я рассказал ей, что в детстве упал с березы и, кажется (я сейчас толком уже не помню), повредил позвоночник. Естественно, что свой полет на землю с высоты двух-трех метров я описывал, прибегая к нарочито мрачным и пугающим эпитетам.
      - ...Словно береза устремилась за мой, готовая вонзиться в меня, вживить своим грязным хоботом меня в землю, мерзость какая! Ты когда-нибудь разбивалась в самолете?
      - Нет, а ты?
      - А я - да.
      - И что?
      - Как видишь - разбился насмерть, не справился с управлением.
      - Не шути так.
      - Ты права, с управлением не шутят, на всех помойках об этом есть соответствующие директивы...
      Но "соответствующие директивы" на помойках были не только про технику безопасности в небесах; однажды она меня просто поразила своим умением формулировать интересные вопросы.
      - Расскажи мне, пожалуйста, о себе. У тебя есть девушка?
      - Девушка?
      - Ты же говорил, что ты музыкант, а у музыканта должна быть девушка.
      - Ты об этом узнала на своей помойке?
      - Я люблю музыку.
      - Ну, только если из любви к музыке, ну...
      Кого бы ей назвать? Астэ? О да, она есть у меня. Если фантомы вообще могут быть. Или Вероника? Кто это? Не Лена же... Как-то неудобно в глазах куклы выглядеть одиноким, ведь "у музыканта должна быть..."
      - Ну да, есть. Есть Маша.
      Я тогда ещё подумал: кстати да, надо бы позвонить Машеньке; она вроде уже приехала из Крыма. Будем надеяться, однако, что там она не закрутила новых историй, с неё станется, хотя - не все ли равно?
      Отношения с Машенькой были странные и легкие. Странность их заключалась в том, что ни он, ни она - никогда не говорили друг с другом ни о любви, ни о каких бы то ни было общих чувствах, если только в шутку. Читали порой в постели Фрейда или Кама-сутру, умирая от хохота, или отвечали на издевательские вопросы тестов для "крайне озабоченных отношениями". Так однажды, вычислив по какому-то очередному журнальному опроснику, что совершенно не удовлетворяют друг друга, чуть не лопнули от смеха, скатились с постели; он угодил ногой в лежащий на полу кремовый торт (у Машеньки был день рождения), после чего злополучный торт был размазан по телам обоих... Спустя минут десять комната Машеньки напоминала кухню принца из фильма "Большие гонки".
      "Ты сумасшедший, я тебя обожаю," - смогла только после вымолвить Машенька.
      Да, надо бы позвонить.
      - И что эта Маша?
      - Ну что, Маша как Маша, вполне обыкновенная.
      - А...
      Итак, лето кончилось. Настал сентябрь.
      Почему-то именно ранняя осень для меня всегда была "весной", "порою любви". К октябрю воздух прочищался, дышать становилось легко, приятно.
      ...Хотя с Леной я почему-то познакомился именно летом. Мы встретились в автобусе. Узнали друг друга - когда-то мельком виделись на предпоследней выставке "Love-Street". Мы о чем-то поговорили, я записал номер её телефона. И - позвонил тем же вечером. Знал ли я тогда, набирая семь цифр, что запомню их "однажды и навсегда"? Думал ли, что спустя более чем четыре года так же буду набирать её номер, сидя на полу в одной питерской квартире?
      Оставшись без денег, готовый рехнуться от пустоты, крепко сковавшей меня, запершись на чужой кухне, я звонил из Питера в Москву, к ней. Она оценила мою шутку. Мы не виделись полтора года.
      - Можно я позвоню тебе, когда приеду домой?
      - Да...
      Я позвонил. И - пропал ещё на полгода. Я боялся не узнать её. Не узнать её такой, какой - любил. Или боялся, что она не узнает меня?
      Кроме того, объяснимые поводы звонить - не обнаруживались, а просто так, со словами: я до сих пор люблю тебя, - объявляться было как-то неудобно.
      "А ты веришь в любовь с первого взгляда?"
      Would you believe in a love at first sight
      Yes I'm certain that happens all the time
      What do you see when you turn out your light
      I can't tell you but I know it's mine
      Так однажды четыре года назад, с "маленькой помощью" "Битлз" я объяснился ей в любви.
      Как теперь смешно. Это, оказывается, и был "постмодернизм"! Цитаты. Чужое.
      Чушь. Не чужое. Единственное - свое. "Битлз" не были цитатами! Они были частью нас, может быть - лучшей. Они были нашими чувствами, нашими снами, нашей - настоящей - жизнью. Мы не "цитировали" их.
      Ты распахиваешь окно, смеешься: какое солнце сегодня! Мы протягиваем руки, сквозь наши пальцы нам в глаза бьют ослепительные радуги...
      Что, и солнце - цитата?!
      *
      /октябрь 1996г./
      ...Случайно где-то услышанная мелодия, какой-то давний сон, древняя вещь, чей-то запах... Я особенно хорошо запоминаю запахи. Иногда, почувствовав что-то, долго не могу вспомнить, - копаюсь в памяти, мучаюсь. А бывает и по-другому: узнаю запах сразу. Шарахаюсь в ужасе.
      Лена, как правило, пользовалась одними и теми же шампунем и кондиционером. Теперь я ненавижу эти запахи.
      Или духи, я не помню как они назывались, но как пахли - помню. Запах её волос, запах её тела, - все это запоминалось почти машинально, механистично, - словно мой организм вырабатывал некий условный рефлекс. Помню одеколон, которым иногда, что называется, для понта, пользовался я. Впрочем, редко. Как всякий водный знак, я обожаю плескаться в воде. Три-четыре раза душа в день для меня всегда было нормой. Как-то раз мне Лена сказала, что у моего тела почти нет запаха. Я подумал и навсегда отказался от одеколонов. Сейчас потихоньку возвращаюсь. Наверное, переполненный запахами прошлого, я стал относиться небрежно к запахам сегодняшнего, хотя, - любимого "табачно-лавандового" одеколона я давно уже не могу найти.
      ...Однажды, когда я торопился из института - на какую-то встречу, на Арбате, - как всегда, шел дворами и на полпути понял: опоздал; замедлил шаг и перевел дыхание. Я присел на скамеечку у древнего вяза на углу Большого Ржевского и Поваpской. Вспомнил: рядом живет замечательнейший современный композитор - Алексей Рыбников. Я был немного с ним знаком. В 1989 году он хотел снять фильм "Царь Максимиллиан", судя по сценарию, этот фильм должен был уделать пинкфлойдовско-паркеровскую "Стену" на раз. Я консультировал его по части рокеров и панков, - тусовался тогда в 20-ой комнате журнала "Юность" - и обещал помочь с нужными для работы людьми. Я вспомнил Рыбникова, вспомнил его музыку, во мне зазвучала мелодия из фильма "Руки вверх", и тут...
      Может, мне примстилось, но - я почти явственно ощутил... нет, давно... недавно - мы с Леной смотрели этот фильм, уже поздней ночью; очень хотелось спать - день выдался сумасшедшим: мои съемки (я работал ассистентом режиссера на "Центрнаучфильме"), потом, чтоб хоть развеяться - фехтование в Нескучном саду (я и Лена, мы были неплохими рапиристами), мотание по городу в поисках чистой 74-минутной кассеты - сделали свое дело, в постель мы свалились как убитые. Но фильм, почему-то посмотрели.
      И теперь, когда во мне зазвучала знакомая музыка, я, почувствовал что-то: запах. Это был её запах. Ветер, глупый ветерок, видимо донес до меня ароматы неподалекого парфюмерного салона. Да, так. Духи, нет... что-то еще.
      "Я просто вспомнил. Почему вдруг? Я скучаю по ней? Мы же здесь как-то гуляли. Где она сейчас? Кого она любит? Чем живет? Но я звонил ей, говорил... Нет, я ей больше не позвоню, я её встречу, - встречу случайно, обязательно встречу случайно, - и мы все начнем сначала..."
      С этого момента он, как бы это сказать? - стал стремиться к ней. Он очень хотел её найти, встретить, вернуть. Встретить случайно. Где угодно. В метро, в магазинах, в автобусах, на улицах, на бульварах. Найти, объяснить что-то. Вернуть. Обязательно вернуть.
      *
      Был такой поэт - Солоухин. И была у меня с ним кpохотная истоpия. Не знаю, как уж так случилось, но однажды одна мамина знакомая привела этого Солоухина к нам домой. Уже весьма поддавшие, они принесли несколько обширных пакетов с выпивкой и закуской. Я тоже присел за стол. Разговор не клеился. На мое упоминание об Андрее Белом (которого тогда считал и сейчас продолжаю считать: наиболее интересным явлением в русской литературе) Солоухин буркнул что-то малоразборчивое. Впpочем, я допустил серьезную ошибку: мне, видимо, казалось тогда, что все поэты, как бы - монахи одного монастыpя, к такой пpостой мысли меня пpивела пpочитанная тогда же обшиpная пеpеписка поэтов начала нашего века (в сбоpнике "Блок, исследования и матеpиалы", скажем), я ведь даже и подумать не мог, что один человек, мнящий себя поэтом, ничего не может высокого сказать пpо дpугого человека, явно - поэта.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15