Приключения Ёженьки и других нарисованных человечков

      Посмотрели Вулканы и видят: это и вправду не Акула.
      Затихли они, успокоились.
      - Мы покажем тебе дорогу, - прогремел Старый Вулкан. - Сейчас я брошу эту черную гору на самый край океана. Гляди на нее и плыви, никуда не сворачивай. Обогнешь гору, покажется земля, а там три пальмы и друг мой - Погасший Нарисованный Вулкан - это и есть Остров Нарисованных Человечков.
      Собрался Старый Вулкан с силами и швырнул черную гору далеко-далеко.
      Видишь - даже горизонт прогнулся.
      Проплыла Рыба-Бутылка мимо черной горы и увидела Остров.
      Синички-сестрички уже рассказали Человечкам про Рыбу-Бутылку. Стоят они на берегу, машут руками и кричат "Уррра!".
      Рыба-Бутылка передала Еженьке письмо и сказала:
      - Перебирайтесь ко мне на спину - только по очереди, осторожно! Поплывем скорее, а то ведь Злой грозится через три дня казнить нашего отца!
      Стали Человечки в очередь, а Чудовище замешкалось и оказалось самым последним - оно ведь большое да неловкое.
      Еженька и Маленький Еж забрались на Рыбу-Бутылку, и больше места не осталось.
      - Ничего, - сказала Рыба-Бутылка. - Я Волшебная - раздуюсь!
      Понатужилась и раздулась, как обещала.
      Теперь и Средний Еж и Старший Еж поместились на ее спине.
      - А мы-то как же?! - кричат бывшие людоеды. - Ни за что на свете не останемся без Еженьки!
      Вздохнула, тяжело вздохнула Рыба-Бутылка.
      - Ну что ж, - говорит. - Хоть и ужасно трудно это, постараюсь еще раздуться.
      И постаралась! И раздулась!
      Теперь и бывшие людоеды сидят на Рыбе-Бутылке, ногами в воде болтают: как говорится, в тесноте, да не в обиде.
      - Раздуйся, раздуйся, раздуйся еще, милая, дорогая Рыба-Бутылка! молит Чудовище.
      Рыба-Бутылка и сама чуть не плачет - жалко. Но разве может маленькая бутылка - пусть хоть и волшебная - раздуться так, чтобы на ней поместилось Чудовище?!
      Спрыгнула в последнюю секунду Еженька на берег, обняла Чудовище, поцеловала в нос и скорее обратно.
      - Пожалуйста, вперед! - командует она.
      Ударила Рыба-Бутылка плавниками, пенный след остался за ее хвостом. Сидит Чудовище на берегу опустевшего Острова и сквозь слезы смотрит на океан, где только волны с белыми гребешками.
      - Совсем, совсем я осталось одно... - прошептало Чудовище. - И никому, никому на свете я не нужно!..
      - Как же так "совсем одно" и почему это "никому не нужно"? пискнула Мышь, вспрыгнула на Чудовище и похлопала его по плечу лапкой. - Не горюй, с тобой я, сама Большая Слоновая Мышь. Мы еще такое придумаем, все на свете удивятся!
      ПОГОДИМ НЕМНОГО, ВОТ И УЗНАЕМ, ПРИДУМАЮТ ЛИ ОНИ, БОЛЬШАЯ СЛОНОВАЯ МЫШЬ И ЧУДОВИЩЕ ПЯТИРОГ, ТАКОЕ, ЧТО ВСЕ НА СВЕТЕ УДИВЯТСЯ.
      Плывет Рыба-Бутылка, торопится. Теперь она песенок не поет дыхания не хватает: легко ли нести на спине Еженьку, да еще всех воинов-ежей, да еще всех бывших людоедов?
      Нет, не легко.
      Страшная буря поднялась в океане. Волны белыми своими языками слизывали звезды, которые ближе к земле. Сто кораблей разбилось в щепки; тысяча кораблей спряталась в бухтах.
      А Рыба-Бутылка плывет без отдыха: ведь только два дня осталось до черного того часа, когда Злой пригрозился убить любимого их отца.
      КТО ЗНАЕТ, МОЖЕТ БЫТЬ, ЭТО ЗЛОЙ ХУДОЖНИК ПОДНЯЛ ТАКУЮ НИКОГДА НЕ ВИДАННУЮ БУРЮ, ЧТОБЫ ПОТОПИТЬ РЫБУ- БУТЫЛКУ?
      Торопится Рыба-Бутылка.
      Человечки держатся за руки и поют во весь голос:
      - Плывем сквозь волны в те края,
      Края родные,
      Чтобы спасти, спасти отца
      От тех, кто злые!
      Вот уже вдали показался берег. А на берегу - город.
      На краю города, около дремучего леса, тот самый домик, где родилась Еженька.
      Рядом с домиком сараюшка-развалюшка. Там заперт Добрый Художник; ждет он своего часа, а черствая буква "Ч" с мечом в руке стережет его.
      Сдержалась Еженька, не стала плакать, только еще громче запела.
      Может быть, отец услышит ее голос и поймет, что дети его близко.
      Рыба-Бутылка пристала к берегу. Еженька, а за ней воины-ежи и воины - бывшие людоеды соскочили на землю.
      Навстречу Нарисованным Человечкам спешила армия Бешеных букв.
      Впереди буква "К": у нее даже зубы выросли - такая она кровожадная.
      - Убирайтесь, пока живы! - заорали Бешеные буквы.
      - Освободите прежде нашего отца! - ответила Еженька.
      - Не освободим! - сказала свирепая буква "С". - Не уйдете - будем воевать!
      - Хорошо, будем воевать, - ответила Еженька, а про себя подумала:
      "Трудно без Чудовища - ведь Бешеных букв с ядовитыми жалами в пять раз больше, чем нас!"
      - В бой! Уничтожим Нарисованных Человечков! - скомандовала кровавая буква "К".
      Но Еженька громко крикнула:
      - Так не по-честному, не по-честному! Давайте считаться - кому начинать войну.
      И буква "П", хотя и бешеная, но немного правдивая, тоже сказала:
      - Да, так не по-честному. Будем считаться.
      ... Чудовище тем временем сидело на берегу опустевшего Острова под конфетной пальмой рядом с Большой Слоновой Мышью. Мышь знай грызет орехи в меду, которые падают с пальмы, а Чудовище все смотрит в дальнюю далекую даль и тоскует.
      С тех пор как Еженька уплыла, не спит оно, не ест и вот каким стало - можно все ребра пересчитать.
      - Ума не приложу, как тебе помочь, - сказала Мышь. - Было бы ты слоном, я бы тебе посоветовала: иди по дну океана, хобот поднимешь и дыши через него. Так у тебя ведь и хобота нет - такое ты несуразное уродилось...
      Пригорюнилась Мышь, а потом как пискнет:
      - Ага! Придумала! - даже лапками захлопала от радости.
      - Что, что ты придумала?
      Осмотрелось Чудовище, а Мышки нет. Испугалось оно, взглянуло на небо - может быть, Ястреб снова унес бедняжку? И Ястреба не видать.
      - И ты меня покинула, Мышенька! - заплакало Чудовище.
      - И не думала тебя, дурачка, бросать! - отозвалась Мышь из-под земли...
      - Вот она где я! - через минуту пискнула Мышь; голос ее прозвучал уже не из-под земли, а откуда-то между небом и землей...
      - Выше голову! - пискнула она еще через несколько минут, и Чудовище увидело Мышь на самой верхушке конфетной пальмы.
      - Как ты там очутилась? - спросило оно, ужасно удивленное.
      - Подрылась к корням и прогрызла ход по серединке ствола.
      - Но ведь пальме больно! - воскликнуло Чудовище.
      - Не забывай, что перед тобой не мышка-норушка, а сама Большая Слоново-Пальмовая Мышь! Я-то знаю, как прогрызать ход в пальме, чтобы ничего не повредить... Ну, хватит болтать. Вырывай пальму с корнем! Слушайся старших, иначе не видать тебе Еженьки... Так! Надвинь пальму покрепче на нос! Дыши через ствол! Дышишь?
      - Ага! - глухо отозвалось Чудовище.
      - Прекрасная картина, скажу я тебе! Жаль, что ты не видишь самого себя... Ну ладно, марш в океан!
      - На дне темно и страшно... Я не найду дороги.
      - Что ж... Если ты очень попросишь... И если ты сорвешь вот это кремовое пирожное с пальмы... и кусочек орехового тортика... Когда так много думаешь, без орехового торта не обойтись... И это миндальное печенье... Ну что ж, пожалуй, я соглашусь отправиться с тобой и командовать.
      - А ты умеешь?
      - Что тут особенного, если ты не кто-нибудь, а Большая СлоновоПальмовая Мышь-Капитан?! И если у тебя на голове во-о-от такая настоящая морская фуражка с золотым капитанским гербом. И если ты умеешь стоять на капитанском мостике в самую страшную бурю и пищать в переговорную трубку: "Полный вперед, пустой - наоборот!.. Право руля, лево - тру-ля-ля!.. Тысяча дьяволов и один серый кот!" - и всякие другие морские капитанские команды...
      - Но почему-то... я не вижу на тебе капитанской фуражки, - робко возразило Чудовище, изо всех сил протирая лапами глаза.
      - Что поделаешь, мерзкий растяпа Ястреб все мои вещи уронил в океан; доверяй после этого людям, зверям и птицам... Но ведь молено командовать и без фуражки. Мы, мыши, а особенно Большие СлоновоПальмовые Мыши-Капитаны, всегда считали, что важнее не то, что на голове, а то, что в голове. Согласно, Чудовище?
      - Согласно! Согласно!
      - Тогда смело в путь! Слушать мою команду! - пискнула Мышь. Полный вперед!
      В океане теперь творилось такое, чего еще никогда и никто не видел!
      Чудовище шагало по дну, а на поверхности океана, разрезая волны, скользила высокая красивая зеленая пальма.
      - Фьють-фьють!.. Тиу-тиу-тиу!.. Чок-чок-чок!.. Ходячая пальма, плавучая пальма! - кричали птицы.
      Пальме пришлось по вкусу, что кругом столько воды: ведь на Острове дожди выпадали редко. Она пила всеми своими корнями, весело шумела листьями и роняла в океан конфеты.
      Она бросала в волны ириски и тянучки, леденцы зеленые, синие, желтые, шоколадные конфеты с кремовой и марципановой начинкой и с начинкой ромовой, розовый и белый зефир, сливочные и шоколадные помадки, пригоршни яблочного мармелада...
      Рыбы-дети узнали, что вот такое чудо плывет по океану и дарит конфеты - ешь сколько влезет. А ведь они никогда и не видели конфет, только знали из рыбьих книг и сказок, какая это самая вкусная штука на свете.
      И рыбы-дети и морские зверята вместе с мамами и папами из всех морей и от всех берегов океана что было духу поплыли к конфетной пальме. Моря в одно мгновение опустели; рыбаки, вытащив невод, покачивали головой, не могли взять в толк, что же такое приключилось.
      Конфетная пальма бросала и бросала орехи в меду, клюкву в сахаре, конфеты "Раковая шейка" и "Мишка", монпансье, халву, карамель "Птичье молоко", "Прозрачную" и "Угадай-ка". Даже вода в океане вокруг пальмы стала не соленая, а сладкая.
      Дельфинята, китята, осетрята, медузята, белужата, морские ежата, меч-рыбята и другие рыбьи ребята плыли за конфетной пальмой; собралось их столько, что воды не видно. Куда ни взглянешь - раскрытые рты.
      Летучие рыбята ловили розовый и белый зефир прямо в воздухе. Двое сельдят-одноклассников, которые всегда ссорились, схватили сливочную тянучку и поплыли в разные стороны. Тянучка возьми и притяни их друг к другу.
      - Ничего не поделаешь, будем дружить, - сказал старший сельденок. И они вместе съели эту волшебную тянучку и с тех пор всегда всем делились.
      Птицы летели в дальние северные страны и в дальние южные страны и везде рассказывали о чудесной конфетной пальме, которая плывет по океану.
      Белые медвежата, тюленята, моржата, морские зайчата, пингвинята обыкновенные и пингвинята, дети королевских пингвинов, сошли с ледяных берегов и поплыли поскорее.
      Нагрянули утром охотники на котиковые лежбища, а там ни котиков-пап, ни котиков-мам, ни котиков-детей.
      Толстая мама-тюлениха едва поспевала за своими детками и на ходу говорила:
      - Много конфет не ешьте - от сладкого испортятся зубки и заболит животик!
      А Большая Слоново-Пальмовая Мышь-Капитан стояла на вершине дерева между зеленых листьев и командовала:
      - Право руля! Тысяча морских дьяволов и один серый кот!
      Чудовище шло и шло по дну океана. Оно чувствовало, что Еженька с каждым шагом все ближе, и сил у него прибавлялось.
      Вот и Остров Настоящих Вулканов показался.
      - Куда ты спешишь, о шагающая по волнам прекрасная Королева Пальм? - прогрохотал Старый Вулкан. - Я догадался, кто ты, потому что лишь у Королевы может быть такая летающая и плавающая свита - медведи и тюлени, рыбы и птицы.
      - Мы идем на помощь Еженьке, - отозвалась из зеленой пальмовой кроны Мышь.
      - Счастливого пути! И поторопись, о могучее королевское дерево с пискливым голосом. Жерло мое кипит от тревоги за Доброго Художника и его детей.
      - Полный вперед! Самый полный! - пискнула Мышь. Чудовище побежало так быстро, так сильно топоча, что дно океана заколебалось под его лапами.
      А ТЕМ ВРЕМЕНЕМ...
      Тем временем Нарисованные Человечки вместе с Бешеными буквами стали в круг и принялись считаться: кому первым начинать войну.
      Сначала посчитались Еженькиной считалкой.
      Вышло начинать Нарисованным Человечкам.
      Потом посчитались злой считалкой.
      И опять вышло - начинать Человечкам.
      - Война - завтра утром! - сказала Еженька. - Спокойной ночи!
      Ничего не ответили Бешеные буквы.
      Еженька, и воины-ежи, и воины - бывшие людоеды отошли, улеглись на песочке около прибрежной скалы и уснули.
      Они ведь очень устали после такого трудного плавания.
      Рыба-Бутылка покачалась на волнах и тоже уснула. Тихо стало, темно...
      А как только стало тихо и темно, зашептались, зашипели Бешеные буквы:
      - Пошшшшшлем шшшшшшпионов... Пусть шшшпионы пережжжжжалят Ежжжженьку и ее воинов, пока те спят...
      ... Шшшшшуршат, ползут по песку шшшпионы-змеи. Ничего не слышат Человечки - так крепко они уснули.
      Вот уже шпионы-змеи пережалили всех воинов - бывших людоедов. И ужалили Среднего Ежа.
      - Тревога! - успел вскрикнуть Старший Еж, когда его жалили змеи.
      Еженька и Маленький Еж вскочили на ноги и пиками отогнали змей.
      Только они двое и остались в живых, да еще Рыба-Бутылка.
      Взглянула Еженька на звезды в ночном небе и тихо спросила:
      - Что нам делать, звездочки?
      Не ответили звезды, замигали, сгоняя с глаз слезы.
      - Что нам делать? - спросила Еженька у серебряной луны.
      Спряталась за тучи луна, ничего не ответила.
      - Что нам делать? - спросила Еженька у океана, который тревожно шумел у ее ног.
      - Садитесь на Рыбу-Бутылку, и я унесу вас отсюда, пока не поздно, - пророкотал океан.
      - Разве ты не знаешь, если мы уплывем, завтра казнят отца?! ответила Еженька.
      - Тебе все равно не спасти его, - вздохнул океан.
      - Пусть нас только двое, мы не оставим отца. Сказав это, Еженька обняла Маленького Ежа, и они пообещали друг другу: если придется умереть, но не отступить.
      А небо светлело, и стало видно, как строятся Бешеные буквы. Слышно стало, как буква "Б" бьет, барабанит в барабан, а кровавая буква "К" командует:
      - Ать-два!.. Ать-два! Вперед, на Еженьку!..
      В последний раз обратился Добрый Художник к букве "Ч", которая с мечом в руке стояла у дверей сараюшки-развалюшки - его тюрьмы:
      - Отпусти меня на волю! Слышишь барабан?! Бешеные буквы идут воевать с Еженькой и Маленьким Ежом. Без меня дети погибнут. Вспомни, что ты не чужая, не черствая буква, а чистая, человеческая. Отпусти меня на волю, чтобы я помог Еженьке!
      - И чччеловек бывает ччччерствым и ччччужим, - с трудом выговаривая слова, сказала мрачная, молчаливая буква "Ч".
      - Нет, нет, тот, кто стал черствым и для всех чужим, - уже не человек!
      Задумалась буква "Ч".
      И, подумав, как еще ни разу в жизни не думала, опустила она свой меч, раскрыла дверь сараюшки-тюрьмы и тихо сказала:
      - Ты прав, добрый ччччеловек. Пусть будет по-твоему...
      Памм-пампампам-памм... - бьет, барабанит барабан. Поднялась Еженька вместе с Маленьким Ежом на скалу, вложили они стрелы в луки и ждут врага.
      - Ать-два... Ать-два! - командует кровавая буква "К".
      Идут, ползут Бешеные буквы.
      Выстрелили Еженька и Маленький Еле из луков. Хорошо прицелились, метко выстрелили, но стрелы не пробили вражеских железных щитов.
      Метнули они копья; копья сломались, ударившись о железо.
      Тихо, страшно, только слышится - памм-пампампам-памм - бой барабанов да шуршание шпионов-змей.
      Вот уже Бешеные у подножия скалы.
      - Сдавайтесь! - крикнула "К".
      - Ни за что! - ответила Еженька.
      - Лучше мы бросимся со скалы и разобьемся! - сказал Маленький Еж.
      Ползут по склону скалы Бешеные буквы. Со всех сторон ползут...
      Но что это?! Взбаламутился океан, затряслась земля, расступились волны, и на берег выскочило Чудовище-Пятирог.
      Ах, как вовремя оно подоспело, милое Чудовище, - в самую распоследнюю секунду!
      Оно выскочило на берег, отряхнулось, улыбнулось Еженьке и бросилось на Бешеные буквы. Справа от него выскочили из океана белые медведи с белыми медвежатами. А слева-тюлени с тюленятами, моржи с моржатами, котики со своими котятами. И все они тоже отряхнулись, улыбнулись Еженьке и бросились на врага.
      Вот какая грозная армия!
      Испугались Бешеные и побежали что было мочи.
      - Все равно догоню и растопчу! - заревело Чудовище. Очень уж оно переволновалось за Еженьку и рассердилось; и добрый может рассердиться.
      - Стойте! - раздался вдруг голос Доброго Художника. Все послушались и остановились.
      А Художник подбежал к Чудовищу, погладил его и, обернувшись к Бешеным, сказал:
      - Ведь главное, что вы буквы! А то, что вас сделали бешеными, забудьте, забудьте! "К", оставь коварство и кровожадность, ты ведь кроткая, красивая. Милая "М", ты буква матерей и младенцев, всех маленьких и милых, игрушечных мишек и матрешек, всех молодых и мудрых. А ты, "Л", - буква ласковых, любимых и любящих. Зачем вам воевать с детьми?!
      Задумалась, поникла головой "М"; отошла в сторонку "Л".
      - А я злая, зловредная, завистливая, змеиная буква и все равно буду жжжжалить, потому что у меня ядовитое змеиное жжжжало, прошипела "З".
      - Неправда! - сказал Художник. - Ты, "З3", только притворяешься злой, а на самом деле ты заботливая, и звериная - а звери добрые, - и зеленая, как деревья и трава.
      И только Художник сказал это, прилетел доктор Дятел, разложил на столике под деревом щипцы, шприцы, козьи ножки и всякие другие штуки, которыми рвут больные зубы, и вывесил на стволе сосны объявление:
      УДАЛЯЮ ЯДОВИТЫЕ ЖАЛА /без боли/
      Выстроилась змеиная очередь.
      Скоро не стало в здешних местах ядовитых змей.
      Только одна самая вредная Змея не захотела отдать ядовитое жало. Поползла она к Злому Художнику, приползла и зашипела:
      - Мы побежжждены!..
      "Надо бежать", - решил Злой Художник; он ведь был злой да трусливый. И побежал что было мочи.
      Продирается он сквозь колючие кустарники, с кочки на кочку перепрыгивает, карабкается через горы и скалы.
      А за ним ползет Змея.
      Совсем они выбились из сил и вдруг видят - среди дремучего бора избушка на курьих ножках. На пороге сама Баба-Яга.
      - Спаси нас, кума! - взмолился Злой Художник.
      - Хи-хи-хи, я битым не спасительница, - ответила Баба-Яга. - Это добрые да глупые любят несчастненьких. И больше не кума я вам, дуракам, а хозяйка. Будешь ты, Злой, воду мне таскать, печь топить и щи варить. А сам будешь под лавкой спать да кости глодать. А тебя, Змея, я на цепь посажу, вместо собаки; собака-то сбежала, не захотела мне служить.
      - А если я опять в силу войду? - спросил Злой.
      - Если бы да кабы... Тогда другой разговор. А теперь - марш в лес! Чтобы к вечеру сто вязанок дров принес!..
      А Коршун тем временем опустился на землю около Доброго Художника и сказал:
      - Ужасно надоело быть злой птицей Коршуном. Пожалуйста, прими меня к себе в дети!
      - Хорошо! - согласился Художник. - Только слетай сначала в Далекие горы, зачерпни из родников ведерко мертвой воды и ведерко живой воды!
      Коршун послушался, полетел в Далекие горы и принес живую и мертвую воду.
      Опрыснул Художник сперва мертвой водой, а после живой всех бывших людоедов, Среднего Ежа и Старшего Ежа, которые лежали около скалы, где их ужалили змеи.
      Старший Еж открыл глаза, потянулся, поднялся на ноги и сказал:
      - Ах, как долго я спал!
      А за ним открыли глаза, потянулись и встали все другие Человечки. И тогда... Вот тогда-то Художник объявил:
      - Завтра пир на весь мир!
      Была лютая зима, а тут растаял снег, зазеленела трава, распустились листья на деревьях и расцвели цветы.
      Собрали Человечки со всего города столы и поставили их один к одному от дома, где жил Художник, через лес и до океана, и в океане тоже, чтобы и рыбы и рыбьи ребята могли быть на пиру.
      Откуда ни возьмись, появились пауки и соткали вот такую серебряную и золотую - скатерть на весь стол.
      Вырыли яму и посадили конфетную пальму. Она сразу зашумела листьями:
      - В океане хорошо и тут прекрасно, мне везде нравится!
      Такая славная пальма.
      Шумит пальма листьями и без счета роняет на праздничный стол конфеты - одна вкуснее другой.
      И созрели на ней бутылочки с ананасно-клубничной шипучей водой и с апельсиновым лимонадом.
      Муравьи разнесли по столу семена цветов, и в один миг выросли колокольчики с большими синими чашечками цветов, чтобы было из чего пить взрослым, а для детей, зверят и рыбят распустились чашечки ландышей. Когда стол был накрыт и гости расселись каждый на своем месте, Добрый Художник сказал:
      - Если бы не Еж-ежище - Черный носище, не было бы Еженьки и всех других Человечков. Да и я не дожил бы до этого часа, а умер бы от голода и холода. Крикнем "ура" в честь Ежа-ежища и попросим его рассказать нам чтонибудь про себя.
      Все крикнули или заревели - кто как привык - "Ура!", а Большая Слоново-Пальмовая Мышь-Капитан тихонько пропищала:
      - Если КОГО-ТО превозносят, будто он невесть кто, а КОГО-ТО забыли, будто не ОНА совершала неслыханные подвиги - ох, короткая память даже у Добрых Художников! - то КТО-ТО не будет ничего есть, разве только сгрызет десяточек орехов в меду да две-три шоколадные конфетки, чтобы уж совсем не помереть с голоду.
      Еж-ежище покраснел до самых корней иголок и, когда затихло "ура", сказал:
      - Живу я в норе вместе со своей Еж-ежовной - Черной носовной и Еж-ежатами - Черными носятами. Ничего, кроме родного леса, не видел, так что и говорить мне не о чем. Но тут среди нас неустрашимый морской волк, то есть я хотел сказать - неустрашимая морская Мышь-Капитан. Она-то уж наверно совершила больше подвигов, чем у меня иголок. Пусть бы она рассказала нам что-нибудь...
      Все закричали и заревели: "Просим! Просим!", а рыбы и тюлени захлопали плавниками и ластами по воде, но Большая Слоново-Пальмовая Мышь-Капитан только развела лапками:
      - Конечно, когда избороздишь все моря и океаны на разных чудовищах, конфетных пальмах и кораблях и когда доведется столько раз командовать битвами с осьминогами, пиратами, кошками и всякими там Бешеными буквами, есть что вспомнить. Но детвора любит сказочки. А мы, морские капитаны, сочинять не мастера. И у нас, морских капитанов, так уж повелось, что то, что было, - не обессудьте, - было, а то, чего не было, того, извините, не было...
      С этими словами Мышь села, но все так оглушительно закричали: "Пусть говорит! Слово Большой Слоново-Пальмовой Мыши-Капитану!", что она в конце концов рассказала о некоторых событиях своей жизни.
      О том, как она воспитывала Слона и никогда не шлепала его, не ставила в угол, хотя было за что.
      И как она дрессировала Ястреба, чтобы он перестал разбойничать, а честно зарабатывал себе на хлеб, перевозя через моря некоторых капитанов, если уж они позарез понадобились на каком-нибудь далеком острове.
      И как она стояла на капитанском мостике и командовала Чудовищем, так что голос ее заглушал рев бури: "Право руля! Лево тру-ля-ля!"
      И как сам Старый Вулкан, совсем было собравшийся извергнуться и залить лавой все моря и острова, залюбовался ею да и передумал извергаться. И все повторял, что, конечно, на худой конец, молено дожить век Вулканом, но насколько чудеснее было бы хоть немного походить на такую вот Большую Слоново-Пальмовую Мышь-Капитана.
      - Ничего, - сказала я ему, чтобы старичок не огорчался. Когда-нибудь в свободное время я научу тебя капитанскому делу, и ты еще успеешь кое-что повидать...
      Так она рассказывала и рассказывала.
      А Художник кивал головой и улыбался - ему очень нравилась эта маленькая Большая Слоново-Пальмовая Мышь.
      А Морская Корова, которая сидела за столом рядом с Мышью, хотела сказать своему любимому морскому теленочку, что эта Мышь и действительно очень храбрая, если все говорит не умолкая, когда на столе столько вкусного, и не боится, что все съедят без нее. "Вот с кого надо брать пример", - хотела она сказать своему теленочку, но не сказала, потому что рот у нее был набит конфетами.
      А потом все попросили Рыбу-Бутылку спеть ее песенку.
      Она сказала, что у нее болит горлышко и вообще она не в голосе, но потом очень хорошо спела:
      - Я Волшебная Бутылка,
      Да-да-да!
      И не страшны мне ни горе,
      Ни бе-да!
      Ей очень хлопали, и громче всех хлопало Чудовище.
      От букв выступила молчаливая буква "Ч" и сказала:
      - Главное - быть настоящим чччеловеком. И не быть чччерствым. И не быть чччужим для других людей. Чччеловек к чччеловеку должен относиться по-ччччеловечески.
      - И к Человечкам тоже, - прибавила Еженька.
      - И к зверям, - сказал Белый Медведь.
      - И к рыбам, китам и дельфинам! - сказал Дельфин.
      - И деревьям, ц-цветам и т-травам он тоже не должен быть ч-чужим, заикаясь от волнения, прошелестела конфетная пальма.
      А потом Еженька сказала:
      - Чудовище-Пятирога все называют "Чудовище". А ведь оно совсем не чудовищное. Давайте будем называть его "Чуп" - это хорошее имя.
      - А может быть, дадим ему имя "Мичуп" - "Милый Чуп"? - сказал Добрый Художник.
      Всем это понравилось. Все закричали: "Ура-урра-уррра Ми-чупу!", а Мышь про себя пропищала, что лично она не признает такого рода хвалебных прозвищ.
      - Не позволю же я себя называть Мимышь - Милая Мышь, или Храмышь Храбрая Мышь, или Мумышь - Мудрая Мышь. Скромность, скромность и еще раз скромность-вот чего, к сожалению, не понимают даже некоторые Добрые Художники.
      Потом крикнули громовое "УРРРРРА!" в честь конфетной пальмы. Тогда от радости на ней выросли конфеты, которых раньше не было никогда и нигде на свете.
      Эти конфеты называются вот так:
      "Етевсанатефнокяансуквяамас!"
      Даже название этой конфеты не выговоришь, а как описать вкус ее, когда она и шоколадная, и мармеладная, и сливочная, и леденцовая, и ореховая, и зефирная, и ананасовая, и мороженая и пирожная, и всякая другая?!
      Если, уж очень захочется самому попробовать эту конфету, надо выучить ее название - "ЕТЕВСАНАТЕФНОКЯАНСУКВЯАМАС", и надо прочесть это название наоборот - от последней буквы до первой, - интересно, что получится? И надо узнать, где сейчас находится конфетная пальма: ведь говорят, что после своего плавания через океан она очень пристрастилась к путешествиям.
      А когда ты отыщешь наконец конфетную пальму, надо ведь еще обрадовать ее.
      Иной скажет, что это-то совсем легко - иногда радует даже просто улыбка, даже просто одно вовремя сказанное слово. А другой ответит, что такая улыбка и такое слово - самые редкие и драгоценные дары на свете.
      Несколько минут за столом было совсем тихо - все ели конфеты "ЕТЕВСАНАТЕФНОКЯАНСУКВЯАМАС".
      А потом... Потом, к сожалению, мама-тюлениха оказалась права: у самого младшего тюлененка-ребенка заболел живот. Доктор Дятел не смог ему помочь - у него не было тюленьих лекарств. И тюлени заторопились домой.
      И морские зайцы, моржи, морские коровы, белые медведи, пингвины королевские и пингвины простые, киты и дельфины, меч-рыбы и селедки, морские звезды и медузы - словом, все-все тоже заторопились домой, потому что в звериных и рыбьих школах кончались каникулы и надо было поспеть к началу занятий: дорога не близкая!
      Все-все распрощались друг с другом, расцеловались - и поплыли по домам: кто на север, кто на юг, кто на восток, кто на запад.
      Они плыли и пели Еженькину песню:
      Плывем сквозь волны в те края,
      Края родные,
      Чтобы сберечь весь белый свет
      От тех, кто злые!
      А Добрый Художник и его дети стояли на берегу и махали рукой; Мичуп махал лапой, конфетная пальма - листьями, Коршун - крыльями, Еж-ежище - всеми своими иголками.