Невротические стили

      [123]
      ностями и заботами, нацеленные на получение немедленного удовлетворения, всегда изменчивы и преходящи. Долговременные интересы, ценности и эмоциональные связи являются той самой изначальной структурой, стабильным контекстом, в котором у обычных людей появляется прихоть или импульс. Обычно этот контекст с самого начала проводит отбор возникающих склонностей согласно существующему направлению интересов. Из этого контекста прихоть получает эмоциональную и ассоциативную поддержку, но этот же контекст модулирует содержание прихоти. Например, в контексте существующих пристрастий, готовности к интимным отношениям, определенных жизненных ожиданий и т.п. может развиться реакция на привлекательную девушку, получить содержание, стать устойчивой; то есть девушка "включила" этот процесс. Без подобного контекста это будет просто сексуальный импульс.
      Эти структуры не только являются основой развития и модуляции импульса, но и выполняют стабилизирующую, я бы даже сказал консервативную, функцию. Эти структуры не позволяют внезапным импульсам автоматически, без отбора превращаться в действия. Когда я говорю "не позволяют", я не имею в виду, что эти структуры заковываются в броню или просто теряют чувствительность к мимолетным прихотям и провокациям. Я всего лишь имею в виду, что контекст постоянных, долговременных интересов и ценностей создает перспективу, в которой прихоть воспринимается как прихоть: возможно, возбуждающая, интересная, стоящая или нет, но не как нечто немедленно и автоматически приводимое в действие. Таким образом, эти структуры, развивающие и стабилизирующие импульс, создают основу для осознанных действий.
      Такое понимание легко применимо к концепции "терпимости" расстройства или напряжения, и с его помощью можно подкорректировать определенные непсихологические детали этой концепции. Я полагаю, что, говоря о низкой "терпимости" импульсивных людей к расстройствам и напряжению, психологи имеют в виду ограниченную способность к выносливости. Мне кажется, что в этой концепции есть и моральные аспекты.(50) Но, хотя это наблюдение весьма основательно, оно не принимает в расчет, что объек
      [124]
      тивно одинаковые расстройства воспринимаются разными людьми совершенно по-разному.
      Нормальный человек "терпит" расстройство или хотя бы откладывает удовлетворение своей прихоти, поскольку заинтересован и в других вещах; он настроен на цели и интересы, для него более важные, чем прихоти - эта и выходящие далеко за ее пределы. Таким образом, выносливость просто зависит от существования подобных интересов и ценностей. Это не просто вопрос интеллектуального выбора. Скорее, существование основных целей и интересов автоматически создает перспективу, в которой воспринимается прихоть или временное расстройство. При отсутствии таких целей и интересов возрастает субъективная важность переживаемого расстройства или ожидаемого удовлетворения, и в подобных условиях выносливость или терпимость немыслимы.(51)
      В отсутствие таких высокоразвитых и стабильных структур преобладающие интересы импульсивной личности направляются на немедленное достижение и удовлетворение (что иллюстрирует пример пациента, внезапно решившего торговать медикаментами). Его интересы также мимолетны, они меняются в зависимости от настроения, потребностей или возможностей. Контекст эгоцентричных и изменчивых интересов не создает основы ни для высококачественной модуляции прихоти или импульса, ни для отсрочки немедленного удовлетворения. С другой стороны, если преобладает ориентация на немедленное достижение или удовлетворение, то, скорее всего, прихоть или импульс получит только отработанный набор средств для немедленного достижения цели. Конечно, это тоже интеграционный процесс, но весьма примитивный по сравнению с интеграционным процессом обычного человека.
      Однако следует помнить, что в определенные моменты жизни импульсивный стиль может оказаться незаменимым. Например, если потребуется быстрое действие или выражение, будет очень полезна спонтанность. Хорошо известно, что многие импульсивные люди общаются спонтанно, и разговаривать с ними приятно и увлекательно. Часто они хорошо шутят, в отличие, скажем, от тяжелых, чрезмерно сознательных и туповатых обсессивно-компульсивных лю
      [125]
      дей, и при хорошей интеллектуальной основе они бывают также сообразительными и занимательными. Несомненно, что многие настоящие и выдуманные "люди действия", люди, способные действовать быстро, без колебаний, относятся к этому стилю деятельности. Я постараюсь показать, какую роль в спонтанности играет модель когнитивной деятельности.
      Импульсивная модель познания
      Я уже упоминал о неумении импульсивных людей строить долговременные планы. Можно вообразить, что этот дефицит автономен и просто следует из склонности к быстрым действиям. Однако, как правило, в импульсивном стиле познания не подвергаются коррекции ни активная концентрация, ни способность к абстракции, обобщению и обдумыванию. Фактически познание импульсивных людей характеризуется недостаточным активным интегративным процессом, сравнимым с недостаточной интеграцией аффектов.
      Сначала разберем так называемое суждение импульсивной личности. Любой, кто слушал ее суждение, скажет, что оно неглубоко; некоторые добавят, что оно "произвольно" или "безрассудно". Хорошо известно, что импульсивная личность способна впутаться в сомнительное дело или неподходящий брак. У такого поведения есть когнитивный аспект, связанный со склонностью действовать. Дело кажется ей замечательным, хотя все остальные сомневаются; жениться нужно только на этой девушке (хотя с ней едва знаком); и даже - как будет показано дальше - кажется, что удастся провернуть самое безнадежное преступление.
      У сорокалетнего мужчины до начала психотерапии была богатая история разного рода импульсивных действий. Он в течение нескольких лет очень много играл; внезапно уходил с хорошей работы и часто выписывал фальшивые чеки. Это чередовалось с короткими периодами раскаяния, когда он заявлял (скорее с чувством, чем с убеждением), что такое поведение не доведет его до добра. Он описывал свои мысли во время выписывания фальшивых чеков сле
      [126]
      дующим образом: ему казалось, что "каким-нибудь" образом он избежит наказания; "возможно", ему удастся получить деньги; а если нет, он "рассчитывал", что все как-нибудь обойдется. В действительности эти надежды никогда не оправдывались, и теперь он понимает, что они были тщетными, но в тот момент он думал именно так. Он добавил только, что "на самом-то деле он знал, что из этого выйдет".
      Несмотря на некую неопределенность, его история звучала убедительно. Иными словами, его мышление приблизительно соответствовало этому описанию, то есть он без всякой определенности "рассчитывал", что все как-то обойдется. Однако следует согласиться со справедливостью его утверждения о том, что "на самом деле он знал, что из этого выйдет". Его анализ показывает ясное понимание, что шансы на успех у него были крайне малы, но не похоже, что это обстоятельство в момент преступления привлекло его внимание. Сейчас он прекрасно знает ответы и, несомненно, знал их и раньше. Остается только заключить, что ему удавалось не задавать себе вопросов.
      Подобные самокритичные вопросы, активный анализ первого впечатления, организация информации и взвешивание возможностей - все это составляет обычный процесс создания суждения. И, как правило, "суждению" импульсивной личности подобный процесс не предшествует. У такого человека была необходимая информация, но у него не было активного, анализирующего внимания и организационного процесса, обычно использующего эту информацию. Конечно, это момент неоднозначный, и у многих импульсивных людей, в том числе и у этого пациента, происходит определенный самокритический процесс, однако не слишком развитый. Так, этот человек еще до проигрыша на скачках трезво оценивает свои шансы, но его внимание занято другой проблемой: на какую лошадь поставить?
      Этот активный процесс критического анализа, который мы называем суждением, у обсессивных личностей растягивается и становится ритуалом, у нормальных людей он протекает сравнительно гладко и автоматически, а у импульсивных личностей он сокращается или уничтожается вовсе. Этот процесс не в их стиле. Если что-либо толкает
      [127]
      импульсивного человека на быстрое действие, то его суждение (или, скорее, заменитель суждения) позволяет ему не замечать осложнений, которые заставили бы задуматься любого другого.
      Так что неглубокое суждение импульсивной личности относится и к познанию в целом, а именно к дефициту определенных активных процессов. Обычная личность анализирует, взвешивает и развивает первое впечатление, а импульсивная личность реагирует немедленно; ее первое впечатление или догадка мгновенно, без дальнейшего развития, становится решением. Импульсивное мышление "скачет". Истерический способ познания, в котором есть сходная недостаточность, я бы охарактеризовал как "впечатлительный"; импульсивное же познание, где недостаточность активного, критического внимания гораздо сильнее, можно назвать "пассивным" или "твердым".(52) Я объясню, что имеется в виду под этими терминами, иллюстрируя следующее импульсивное "плохое суждение".
      Импульсивной молодой женщине предложили непостоянную и, по всей вероятности, сомнительную работу. Но при этом обещали хорошо платить, а она очень нуждалась в деньгах. В первую очередь ее внимание привлекло обещание хорошей оплаты, как в подобной ситуации поступил бы любой другой. Но у этой работы были весьма неприятные особенности. Нужно было путешествовать по маленьким городкам без гарантии хороших условий и жить у людей, которых она не знала и которым не доверяла, и т.д.
      Эти серьезные осложнения были очевидны при первом знакомстве с работой. Однако для нее они не были очевидными или она не обратила на них внимание. Тогда она без дальнейших размышлений поступила на работу и через несколько недель уволилась. Теперь неудобства путешествий стали для нее самой насущной проблемой, а счета и кредиторы отошли на второй план.
      На этом примере я хочу показать несколько вещей. Во-первых, говоря, что внимание импульсивного человека не занимается активным анализом, следует добавить, что его вниманием очень легко полностью овладеть; он видит то, что его захватило, и это не только начало когнитивного интеграционного процесса, но, в сущности, и его заверше
      [128]
      ние. В этом смысле его познание можно назвать пассивным.(53) Во-вторых, если он критически не анализирует разные аспекты, он не может понять потенциальное и логическое значение вещей и видит только то, что для него важно в данный момент. В этом смысле импульсивный метод познания относительно конкретен. Так, женщина из вышеприведенного примера не замечает потенциальные осложнения, связанные с предложенной работой, она полностью увлечена возможностью получить деньги.
      Ограничения этой модели познания проявляются разными путями, на некоторые из которых мы уже указали. Как правило, у импульсивных людей не развиты планирование, концентрация, логическая объективность и анализ; для всего этого требуются модели познания, которые импульсивные люди не используют. Для планирования, как и для суждения, необходимо взвешивать разные возможности и обращать внимание не только на то, что впечатляет сейчас, но и на то, что может стать важным в будущем. Как правило, в твердом познании неизбежно доминирует настоящее и умаляется значение далекого будущего. Концентрация требует острого, сфокусированного, постоянного внимания; а этого невозможно добиться, если пассивно увлекаться каждым новым событием.(54) Для анализа необходимо прокрутить ситуацию в уме, активно обращая внимание то на один аспект, то на другой. Вместе с тем для объективности (чтобы, как говорится, взглянуть со стороны) необходимо направить внимание не только на текущие интересы и насущные заботы, но и на вещи более важные и долговременные. Таким образом, пассивное, твердое познание не является объективным, и в целом оно эгоцентрично.
      Здесь я снова должен подчеркнуть относительность этих ограничений. То, что ум импульсивных людей не планирует, не абстрагирует и не анализирует, не означает, что он бездействует. Наоборот, этим людям часто присущ очень острый практический ум, успешно выполняющий краткосрочные насущные задачи. Даже крайне импульсивные люди, которым абсолютно чужды планирование и анализ, быстро схватывают те аспекты ситуации, которые относятся к их личным интересам, и могут реагировать весьма эффектив
      [129]
      но. Они "действуют" и могут достичь успеха. Рассмотрим следующий пример.
      Во время посещения тюрьмы я шел с тюремным психологом через двор, где было множество заключенных. Мы шли к соседнему зданию, путь занимал всего несколько минут, и в этот момент прямо к моему спутнику подошел заключенный и очень вежливо попросил о личной услуге. Из его поведения было ясно, что он быстро сообразил, что психолог, гуляющий по двору "в компании" - прекрасная возможность попросить об услуге. Позже мне описали этого молодого человека как умную, но крайне импульсивную и психопатичную личность. Он несколько раз совершал преступления и имел неприятности и в тюрьме, и на свободе. И этот человек, не обладавший хорошим суждением, не планировавший и не анализировавший, действовал из сиюминутных, крайне эгоцентрических побуждений и преуспел.
      Этот пример заставляет усомниться во всеобщем убеждении, что такие люди неспособны к эмпатии. Этот человек продемонстрировал весьма впечатляющее (хотя и очень ограниченное) эмпатическое понимание. Несомненно, сами по себе чувства психолога его интересовали мало. Он воспринимал только те из них, которые ему были полезны в данный момент, но при этом он их воспринимал. Наверное, не так важно, назовем мы этот феномен "эмпатией" или нет. Однако это психологическая чувствительность, сходная с чувствительностью импульсивно-нарциссических людей (что звучит парадоксально, если этого не понять). Хотя такие люди заинтересованы в других крайне мало (и лишь с целью эксплуатации), но, если затронуты их интересы, они совершают социальные манипуляции с большим пониманием.
      Интересно отметить, что и у нормального, и у импульсивного человека когнитивный процесс занимает разное место в деятельности в целом, особенно что касается текущих нужд и импульсов. Обычно мы считаем, что когнитивный и мыслительный процесс - это один из факторов, поддерживающих стабильность личности. При обычной деятельности планирование, анализ, суждение и объективность стабилизируют изменчивые и импульсивные действия. На
      [130]
      пример, импульс уйти с работы, потому что она сегодня раздражает, стабилизируется мыслями о том, что в другие дни работа не раздражает или что это необходимая ступень к переходу на более приятную работу. Иногда анализ борется с импульсом; иногда он развивает желание или импульс в долговременный и активный план. В любом случае, познание у обычного человека объединяется со стабильными эмоциональными структурами, чтобы не допустить немедленного освобождения немодулированного желания или импульса.
      В импульсивном же характере познание не выполняет стабилизирующей функции. Над осознанностью здесь доминирует все, что связано с текущим интересом или импульсом. Импульсивная личность не заглядывает в будущее, не смотрит "со стороны", и у нее ограничено восприятие логически важного. Такой способ познания не может стабилизировать поспешное действие прихоти или импульса; наоборот, он служит сиюминутной прихоти или импульсу.
      Можно пойти и дальше. С точки зрения такого познания, мир выглядит прерывистым и непостоянным: серия возможностей, искушений, разочарований, переживаний и фрагментарных впечатлений. Такое познание и восприятие мира не только не стабилизирует импульсивное действие, но и способствуют ему. Когда над сознанием доминирует раздражение от работы, а восприятие логических соотношений и будущих возможностей отсутствует, никакого сопротивления не будет. В таком субъективном мире сопротивляться будет бесполезно, а у мышления будет только одна функция - воплощение поспешного действия.
      Способ познания и способ аффективной деятельности так приспосабливаются друг к другу, что их невозможно разъединить. Можно лишь спорить об их психологическом приоритете. Короче говоря, допустимо утверждать, что импульсивный человек не уходит за пределы настоящего, ибо его интересы и эмоциональные связи ограничены немедленным достижением и удовлетворением. Но вместе с тем допустимо утверждать, что ограничения познания и доминирование над сознанием текущих впечатлений и личных интересов сталкиваются с развитием долговременных интересов и ценностей. Я полагаю, что это уже частности.
      [131]
      И деятельность, и характеризующие ее способы существуют вместе и развиваются вместе: одно трудно представить без другого. Основные черты обоих способов одинаковы; параллельно мгновенному восприятию и выражению импульса идет мгновенная когнитивная реакция. Параллелью недостаточным аффективным структурам, составляющим основу интеграционного развития прихоти или импульса, является недостаточность когнитивного процесса. Например, у импульсивных людей не хватает таких частей когнитивного процесса, как твердое чувство объективности, независимой реальности, непрерывности, времени и так далее. Однако эту область еще предстоит исследовать.
      Прежде чем приступить к рассмотрению двух вариантов импульсивного стиля, я хотел бы вернуться к проблеме, о которой упомянул во вступлении. Я считаю, что это основная проблема в понимании импульсивных людей и в общении с ними, и ее решение вместе с тем помогло бы подвести некоторые итоги их стиля.
      Проблему можно представить в виде вопроса, заданного импульсивным пациентом.
      "Видите ли, я не могу себя контролировать. Я не могу контролировать эти импульсы. Я знаю, что люди правы, говоря, что я наживу себе неприятности, но ничего не могу поделать. Вы должны согласиться, что я ничего не могу поделать. Я знаю, что вы детерминист и признаете власть бессознательного. Вы со мной согласны?"
      Как ответить на этот вопрос, ответить не только пациенту, но и самому себе? Как примирить то, что мы действительно детерминисты и признаем бессознательные силы, - с ощущением, что человек просто пользуется этим фактом? Психиатрический взгляд на человека как на марионетку вряд ли нам поможет; он просто вынудит нас ответить "да". Но есть и другой ответ.
      Нет, я не согласен с твоим утверждением, ведь когда ты говоришь, что "не можешь" остановиться, то подразумеваешь, что хочешь остановиться; или, по крайней мере, этого хочет твое сознание. Я не думаю, что это так. Скорее всего, у тебя по этому поводу смешанные чувства. Ты чувствуешь, другие считают, что тебе следует остановиться; ты и сам чувствуешь, что следует остановиться, тебе неприятно, что ты не останавливаешься, а если ты будешь
      [132]
      считать, что не останавливаешься добровольно, то тебе будет неприятно вдвойне. Но захотеть остановиться - совсем другое дело.
      Ты упомянул об отдаленной возможности неприятностей, но об этом я скажу почти то же самое. Ты чувствуешь, что должен обращать внимание на отдаленные возможности, интересоваться ими больше, чем немедленным удовлетворением. Но я не думаю, что они для тебя важны, что ты в них заинтересован.
      Так что я не согласен с твоим утверждением, что ты "не можешь остановиться", поскольку не думаю, что ты сознательно заинтересован в том. чтобы остановиться. Но ты прав в одном: я детерминист и не верю, что кто-то другой может контролировать твою заинтересованность(55).
      [133]
      Импульсивные стили: варианты
      В этой главе мы кратко рассмотрим определенные черты двух специфичных вариантов импульсивного стиля, а именно психопатический характер и пассивный характер. Эти варианты не только важны и интересны, но и представляют собой две его крайности.
      Психопатические черты
      Психопат во многом представляет собой модель импульсивного стиля. Он постоянно находится в состоянии, в котором другие оказываются только временно. Он действует по прихоти, его цель - немедленное достижение цели, и это единственное, что его интересует. Поведение психопата очень переменчиво, но весьма эффективно для достижения текущих целей. Я постараюсь показать, что определенные психопатические черты (например, отсутствие совести и склонность к уклончивости и обману) соответствуют общим формам импульсивной деятельности и могут считаться особым случаем в рамках общего стиля.
      Мораль и совесть
      В психоанализе считается, что суперэго возникает, когда врожденные инстинкты ребенка сталкиваются с внешними авторитетами и запретами и в результате происходит интернализация (интропроекция) авторитетов и запретов. Таким образом, за формирование специфической индивидуальной формы суперэго отвечают два источника: первый - специфическое, индивидуальное качество и интенсивность инстинктивного состояния ребенка и второй, основной, - природа доступного для интернализации материала. Например, патология суперэго обычно соотносится с отсутствием, несоответствием или чрезмерной жесткостью родительского авторитета.
      [134]
      К двум основным источникам, определяющим качество суперэго, можно добавить и третий: статус различных функций эго (в особенности существующую модель мышления, преобладающие формы эмоционального восприятия и т.п.), которые могут вовлекаться в процесс трансформации внешнего авторитета во внутренние склонности, восприятие и аффекты. Однако, чтобы мы не считали их источниками появления суперэго, нет сомнений в том, что взрослая форма суперэго, или, точнее, форма компонентов и проявлений суперэго, присутствующих в сознательном субъективном восприятии личности, - форма совести, моральных ценностей и тому подобного, - всегда зависит от модели мышления и восприятия.
      Здесь возникает вопрос: какие общие модели мышления и субъективного восприятия необходимы для существования нормальных моральных ценностей и совести? Можно задать и еще один вопрос: возможно ли существование нормальных моральных ценностей и совести в контексте импульсивной модели деятельности? Я постараюсь ответить на эти вопросы, хотя ответы будут краткими и неполными.
      С этой целью лучше отделить проблему моральных ценностей от проблемы совести. Сначала давайте рассмотрим природу моральных ценностей - моральных ценностей, выражающихся в интересах или целях. Такие моральные ценности, как справедливость, истина или честность, прежде всего являются крайне абстрактными интересами или целями. Это идеалы. Их цель - соответствие абстрактному принципу, они рассчитаны на долгий срок, и получаемое удовлетворение неосязаемо и часто неполно. В определенном смысле, это не личные ценности, поскольку они более или менее объективно определены и относительно независимы и отдалены от временных предпочтений и интересов личности. Например, справедливые действия могут принести конкретному человеку пользу, а могут - вред. Но если справедливость является важной ценностью, то, даже если она нанесет вред, человек может предпочесть справедливость собственной выгоде. Другими словами, эти ценности и, возможно, идеи могут рассматриваться как высокоразвитые цели или интересы; они отличаются от
      [135]
      стремления к немедленному удовлетворению не только содержанием, но и формой.
      Таким образом, для существования моральных ценностей требуется определенный уровень эмоционального развития, способность аффективного вовлечения в неосязаемые интересы, относительно далекие от личных потребностей. Кроме того, для их существования необходимо определенное когнитивное развитие - умение видеть перспективу и способность размышлять, это неотъемлемая часть уважения к принципам. Поэтому неудивительно, что такие моральные ценности, как справедливость, обычно развиваются у детей медленно и постепенно.(56) Трудно себе вообразить, что подобные ценности разовьются в контексте стиля, в котором интересы ограничены немедленным достижением и удовлетворением, а в сознании доминирует то, что относится к личности.
      Можно возразить, что моральные ценности не обязательно основаны на уважении к абстрактным принципам и идеям и могут включать в себя более практичные личные интересы. Так, гуманист может возразить, что его интерес к социальной справедливости, - это не только вопрос принципа, но и сочувствие к людям; социолог может сказать, что уважение к закону и социальной регуляции является социальной необходимостью и потенциально защищает каждого; ученый может сказать, что ценит истину, потому что наука без нее невозможна; художник может сказать, что предъявляет к себе высокие требования лишь потому, что любит искусство.
      Безусловно, абстрактные моральные ценности, уважение к принципам и идеям обычно существуют в контексте других, квазиморальных ценностей и социальных, идеологических, интеллектуальных или даже эстетических интересов. Но все эти ценности, цели или интересы весьма абстрактны, направлены на перспективу и достаточно удалены от конкретной выгоды, которую человек может получить в ближайшее время. Очень часто эти ценности даже противоречат конкретной выгоде. Иными словами, это высокоразвитые, стабильные и постоянные цели или интересы, для которых требуется относительно высокоразвитая аффективная организация вместе с познанием, без осо
      [136]
      бенных волнений выходящим за пределы данного момента. Эти квазиморальные ценности и интересы почти неотделимы от моральных идеалов и потому едва ли могут появится у импульсивного человека. У него отсутствуют необходимые для этого аффективные и когнитивные структуры.
      Наличие совести ни в коем случае не эквивалентно уважению к моральным ценностям. Совесть включает в себя различающее восприятие - "мне следует" или "я должен" (см. Гл.2). "Я должен" всегда подразумевает ссылку на моральный стандарт, иногда в форме общего морального принципа, а иногда - просто в форме конкретного авторитета, уважаемого человека. Для этого нужно посмотреть на себя и свои действия с точки зрения принципа или авторитета, что часто приносит разочарование. Именно этот квазивнешний взгляд на себя мы имеем в виду, говоря о "внутреннем голосе" или "голосе совести".
      Таким образом, совесть зависит от способности личности отстраниться от себя и самокритично себя исследовать. Самокритичное изучение черты поведения а в обсессивно-компульсивном случае изучение всех черт поведения - с точки зрения морального стандарта иногда включает в себя достаточно абстрактные аспекты. Изучаться может не только практическое значение черты поведения (а также мысли или мотива), но и потенциальная моральная важность: что это "значит" для морали, каковы будут последствия и т.п.
      Например, пациент решил, что нехорошо посещать проститутку, потому что этот поступок поддерживает институт проституции, который служит злу и несправедливости; конкретные последствия такого действия он не рассматривал.
      Даже если самокритичное изучение исходит из более конкретной точки зрения - например, что бы подумал об этом мой отец (учитель,...) - для него требуется отстраненное внимание, фокусируемое на собственных мыслях или поведении, рассматривающее их с особой точки зрения.
      Такое отстраненное и самокритичное внимание более всего характерно для обсессивно-компульсивного стиля; такая форма мышления проявляется в совести, в сомнениях и в
      [137]
      характерном обсессивном симптоме - в беспокойстве. Но эта форма мышления чужда импульсивному стилю. Я не хочу утверждать, что импульсивные люди никогда не испытывают уколов совести. Я лишь хочу сказать, что, чем более импульсивным является человек, тем более ограничена у него совесть.
      Эгоцентрическая когнитивная ориентация и пассивная конкретность познания несовместимы с таким самокритичным изучением. Я попытался показать, что общие ограничения этого стиля мышления, критической самооценки и активного ищущего внимания таковы, что нарушают даже обычное суждение и логическую объективность. При таких условиях не может развиться ни самокритичный "внутренний голос", ни совесть. А может ли мышление, отвергающее даже очевидную логическую значимость ради сиюминутных личных впечатлений, обратить внимание на потенциальную моральную значимость? Иначе говоря, человек, поддающийся искушению что-либо сделать и не задумывающийся над тем, какие последствия будут через два месяца, вряд ли станет рассматривать свое действие с точки зрения абстрактной морали, и не задумается, что значило бы такое поведение для социального устройства, если бы так делал каждый и т.д.
      Остается добавить лишь одну деталь. Человек, непривычный и неспособный к самокритичному мышлению, которое является фундаментом совести, лишен и другого фундамента как в действиях, так и в субъективном восприятии действий. У такого человека почти отсутствует субъективное ощущение свободы воли и намерения и крайне сжата фаза подготовки к действию. Дело не только в том, что эта подготовительная фаза (планирование, ожидание и тому подобное) создают важнейшую возможность для деятельности совести. Не менее важно то, что для чувства моральной ответственности требуется чувство ответственности реальной, то есть намерения, свободы воли и свободы выбора. Если человек действует слишком быстро и не успевает почувствовать груз желания, размышления, решения и последующего действия, то исчезает не только время, но и сам материал для деятельности совести.
      [138]
      Это можно увидеть на примере психопатов. К действию, которое у любого другого вызвало бы муки совести, они относятся по принципу "на войне как на войне". "Это ужасно, но никто не виноват - в этих условиях любой поступил бы так же". В этом отношении отсутствует не только совесть, но и ощущение свободы действий, свободы выбора.
      Например, во время телевизионного интервью у преступника спросили, почему он зверски застрелил стоявшего рядом охранника. Тот, пожав плечами, ответил, что этот (невооруженный) охранник двинулся ему навстречу, и он выстрелил чисто инстинктивно: так сделал бы любой другой. Он явно не догадывался об объективном существовании множества других возможностей: бегства, угрозы и тому подобного.
      Таким образом, совесть и моральные ценности не являются отдельными психологическими элементами, а зависят от множества когнитивных и аффективных функций. Лишь в определенном контексте мораль будет развиваться, процветать и, в свою очередь, влиять на более общие аспекты деятельности.