Цена бессмертия (сборник)

      — Неужели все уезжали? — усомнился я.
      — Все… Деревня одиндва старый человек оставался… Больше никто.
      — А Справедливейший?…
      Ку Мар замотал курчавой головой:
      — Я не знает.
      — Так был он на рыбной ловле или не был?
      — Я не знает.
      Когда чай был выпит и банка с шоколадом опустела, Ку Мар пожелал нам спокойной ночи и отправился домой. Маленькая его фигурка сразу растаяла в непроглядной тьме, но мы ещё долго слышали его гортанный петушиный говорок. Удаляясь, Ку Мар распевал во все горло. Он пел о маленьком острове, большом море и глупом старом обезьяне, который не знал, чего хотел…
      — Как тихо, — сказал Джо. — Даже волн не слышно…
      — Это к буре, — проворчал Питер. — Тихо, и душно, и звезды закрыло. Идёт ураган…
      И словно в подтверждение его слов, далёкая оранжевая зарница полыхнула над океаном…
      Гроза началась глубокой ночью. Налетел порыв тёплого влажного ветра, зазвенели пустые консервные банки, развешанные Джо среди склада оборудования. И сразу же крупные капли дождя забарабанили по тенту палатки. Потом небо треснуло у нас над головами. Ослепительная белая молния озарила пустой берег, пальмы, гнущиеся от порывов ветра, косые струи стремительно надвигавшегося ливня… И началось…
      Мне не в новинку ярость тропических гроз. Но такой грозы, как в ту ночь, не припоминаю. С неба, озарённого непрерывными всплесками белых и зеленоватых молний, на лагерь обрушился громыхающий водопад. Струи воды, толстые, как канаты, притиснули тент к потолку палатки. Палатка наполнилась водяной пылью. Я сидел на койке, закрывшись плащом, и чувствовал, как потоки тёплой воды бегут под ногами. Гул дождя заглушал удары грома. Питер сидел напротив меня. При наиболее ярких вспышках молний он приподнимался и выглядывал в открытую дверь палатки. Чтото кричал мне, но его голос тонул в шуме дождя и раскатах грома…
      Гроза бушевала около двух часов. Потом утихла так же стремительно, как и разразилась.
      О сне нечего было и думать. Все промокло насквозь. Мы разломали несколько ящиков. Полили бензином. Питер щёлкнул зажигалкой — и в тёмное небо, где в разрывах облаков уже поблёскивали звезды, взметнулись языки пламени. Присев на корточки на мокром песке, мы молча глядели в огонь. Джо сушил мокрый носовой платок. Тоби старательно раскуривал трубку.
      — В такую грозу можно было утащить весь лагерь, — заметил Джо, поднося платок к самому огню.
      — Они, пожалуй, предпочли сидеть в хижинах, — проворчал Питер.
      Тоби ничего не сказал, только осторожно отвёл платок Джо подальше от пламени.
      — Они придут под утро, — сказал Питер. — Это просто, как манная каша, которую Тоби приготовит на завтрак. Не так ли, Тоби?
      — Нет, — возразил Тоби. — Сегодня дежурит Джо.
      — Это не меняет дела, — сказал Питер и отвернулся.
      Мы сидели у костра, пока не забрезжил рассвет. Влажный ветер угнал облака. Солнце выкатилось над фиолетовой гладью океана и засияло с туманного безоблачного неба. Воздух был так насыщен влагой, что Джо не удалось высушить своего носового платка. Теперь Джо разложил его на ящике и придавил осколком большой раковины, чтобы не улетел. Покончив с этим, Джо огляделся.
      — Кажется, все на местах, — объявил он и облегчённо вздохнул.
      — Все, — подтвердил Питер, который тоже внимательно оглядывал склад оборудования. — Все на местах, парни, за исключением твоего ящика с шестерёнками, Джо, десятка штанг и ещё койкакой мелочи весом килограмм триста…
      И Питер закончил свою тираду замысловатым немецким ругательством, которое, немного подумав, сам же перевёл на английский и потом на испанский. Мы слушали молча. Ящика с шестерёнками, который вечером стоял возле самой палатки Джо, действительно не было, и штабель штанг заметно уменьшился.
      — Что же это? — сказал наконец Джо. Мне показалось, он готов расплакаться.
      — Принимайся за свои обязанности, Джо, — посоветовал Питер. — Приготовь хороший омлет и не забудь положить побольше перца. После завтрака предлагаю окружить деревню и поджечь с четырех сторон…
      После завтрака мы вчетвером отправились в деревню. Стражи у коттеджа вождя торчали на своих местах.
      Снова, уже в который раз, я попытался начать переговоры с расстояния в двадцать шагов. Ответом было молчание… Потом выступил вперёд Питер. С той же самой дистанции он прокричал все известные ему ругательства, вошедшие в словарь “пиджин инглиш”. В замысловатой вязи непереводимых эпитетов выражение “полосатые канальи, нафаршированные дохлыми кальмарами” звучало почти комплиментом.
      Стражи равнодушно поглядывали в нашу сторону. Словоизвержение Питера явно не произвело на них впечатления.
      — Довольно, Питер, — попросил я. — Вы же видите, это бесполезно…
      Питер послушно умолк. Его словарный запас был исчерпан. Мы молча переглядывались.
      Внезапно Джо осенила блестящая идея.
      — Послушайте, шеф, — выпалил он, широко раскрыв глаза, — а не сыграть ли нам в телефон?
      — Что такое?
      — У парня горячка, — хрипло пробормотал Питер.
      — Нетнет, — запротестовал Джо. — Это такая игра. Знаете? Хотя это будет не телефон, а скорее… громкоговоритель.
      — Какой ещё громкоговоритель?
      — Послушайте. Мы стоим вот тут, где стоим, и по команде хором крикнем, что нам надо. Понимаете, все вместе. Может, он там услышит.
      — Мысль, достойная головы Джо, — заметил Питер. — Но мы ничего не теряем. В нашем положении можно попробовать даже это.
      Мы посовещались, и я составил краткий текст устного обращения к “власти Муаи”. Питер перевёл “обращение” на “пиджин инглиш” и записал латинскими буквами. Каждый из нас потренировался шёпотом в произношении каскада непонятных звуков.
      — А теперь повторяйте хором за мной, — сказал Питер. — Хором и возможно громче…
      Зычный вопль четырех здоровых глоток разорвал знойное штилевое безмолвие. Серые попугайчики, гнездившиеся в кронах пальм, всполошились не на шутку. Стремительными стайками они заметались над посёлком, оглашая окрестности пронзительными криками. Залаяли собаки, заблеяли козы и овцы.
      В ближайших хижинах зашевелились яркие циновки, изза них появились удивлённые и встревоженные физиономии обитателей Муаи. Даже надменные стражи в медных касках растерялись. Они завертели головами, неуверенно поглядывая друг на друга, на нас, на двери, которые охраняли.
      А мы продолжали хоровую мелодекламацию. Гудел бас Тоби, высоким дискантом надрывался Джо, мы с Питером вторили им по мере сил. Мы отчётливо отчеканили слова, которые потихоньку подсказывал Питер, и после каждого слова оглушительно орали:
      — Вваа!..
      Это “Вваа!..” звучало особенно мощно. Питер уверял, что оно не переводилось, но подчёркивало многозначительность и важность всего остального. Не сомневаюсь, что, окажись мы на эстраде в Чикаго, наш ансамбль имел бы ошеломляющий успех. Но мы были на Муаи…
      Проревев в последний раз “Вваа”, мы замолчали и поглядели друг на друга. Стало тихо. Покачивая головами, обитатели Муаи исчезали в своих хижинах. Стражи, присев на корточки, выжидательно поглядывали в нашу сторону. Лишь серые попугайчики не могли успокоиться. Они кружились над деревьями и оживлённо обсуждали удивительное происшествие.
      Из коттеджа так никто и не появился. И тогда впервые мне пришла в голову странная мысль, что, может быть, он пуст. И вождя там нет. И эти экзотические стражи никого не охраняют. И загадка Муаи совсем в другом…
      Ктото осторожно потянул меня за рубаху. Я оглянулся. Сзади стоял Ку Мар.
      Он одобрительно кивал курчавой головой.
      — Что скажешь? — поинтересовался я.
      — Хорошо орал! — со знанием дела похвалил Ку Мар. — Оо… Очень хорошо. Да!
      — Нам необходимо видеть вождя, — сказал я. Это прозвучало, как попытка оправдаться.
      — Айяяй, — сочувственно закивал Ку Мар, — айяяй! Нельзя… Плохо будет. Совсем плохо будет… Слушай, — Ку Мар вдруг перешёл на шёпот. — Положи подарка вот тут. Вот тут на земля. И записка положи. Такой большой записка. Напиши там, чего надо. Хорошо напиши… Как орал! И подпись сделай. Пусть лежит вот тут… А завтра утром приходи… Может, хорошо будет.
      — Придётся так и поступить, — сказал я, и поиспански Питеру: — Может, парнишка специально подослан… Может быть, завтра нам удастся добиться аудиенции.
      — Попробуем, — не очень уверенно согласился Питер. — Во всяком случае, это ничуть не хуже, чем “громкоговоритель”, придуманный Джо.
      — Или твоё сольное выступление, — отпарировал Джо, густо покраснев.
      — Ладно уж, — примирительно махнул рукой Питер. — Все мы тут не выглядим мудрецами. Пишите, шеф. Я попробую перевести ваш меморандум на “пиджин инглиш”…
      Я быстро написал записку. Наши пожелания и требования выразил предельно лаконично в трех пунктах: встреча с вождём, помощь при строительстве буровой вышки, в остальном — невмешательство и взаимное уважение суверенитета… Помощь обещал оплатить натурой или долларами. Предупреждал, что с этой ночи лагерь охраняется. В незваных гостей будем стрелять без предупреждения.
      Питер с тяжёлым вздохом взял у меня записку и принялся переводить на “пиджин инглиш”. Написав несколько слов, он закусил губы и стал сосредоточенно скрести голову. Ку Мар с интересом следил за ним. Питер написал ещё слово, перечеркнул и вполголоса выругался. Крупные капли пота скатывались по его сосредоточенному лицу и падали на бумагу.
      — Да ну, Питер, ты попроще, — не выдержал Джо. — Это тебе не школьное сочинение…
      — А ты заткнись! — посоветовал Питер, посасывая кончик авторучки. — Попробуй переведи просто, если у них, к примеру, вместо того чтобы сказать “зонт”, говорят: “Не очень большой дом, который носишь под мышкой и поднимаешь навстречу дождю, если не хочешь повстречаться с ним”. А если, например, надо сказать “болван”, то приходится говорить: “Облезлая обезьяна, у которой хвост на месте головы, а вместо головы пустая тыква, набитая прокисшими отрубями”. И ещё надо к этому трижды прибавить: “Вваа…”
      — Правильно, — подтвердил Ку Мар, внимательно слушавший Питера.
      — А ты лучше помог бы, если понимаешь, в чём дело, — сердито бросил Питер, вынимая авторучку изо рта.
      — Давай, — просто сказал Ку Мар.
      — Что тебе давать?
      — Бумага давай.
      — Зачем?
      — Помогать буду.
      — Ты умеешь писать? — изумился Питер.
      — Немного… Немного лучше, чем ты.
      — Что?…
      — Давай покажу.
      — И понимаешь, что написано здесь, в этой записке?
      — Где начальник написал английский слова? Немного понимаю.
      — Гм… Ну, вот тебе перо и бумага. Попробуй переведи.
      — Попробовать что?
      — Попробуй напиши словами муаи то, что начальник писал в своей записке.
      — Давай чистый бумага, — решительно сказал Ку Мар.
      — Зачем? Ты продолжай то, что я начал.
      — Нельзя, — заявил Ку Мар, возвращая Питеру листок перевода.
      — Почему нельзя?
      — Там, — Ку Мар застенчиво улыбнулся, — там немного неправильно писал… Кто будет читать, очень обижайся. А если не обижайся, будет сильно смеяться. Вот так: хохохо… — и Ку Мар, широко улыбаясь, потёр себя ладонью по животу.
      — Хихи, — не выдержал Джо, а Тоби вынул трубку изо рта и принялся громко сморкаться.
      Питер выглядел несколько обескураженным, но не хотел сдаваться.
      — А где не так? — придирчиво поинтересовался он, подозрительно поглядывая то на Ку Мара, то на своё сочинение.
      — О, вот тут и тут, — Ку Мар бесцеремонно тыкал коричневым пальцем в каракули Питера. — И ещё тут… О, совсем много.
      — Ладно… — сказал Питер. — Пиши ты. Посмотрим.
      — Давай бумага и садись вот тут на землю.
      — Это ещё зачем?
      — Как писать буду? Твой спина писать буду. Другой столик нет. Садись, пожалуйста.
      — Гм… — сказал Питер, но подчинился.
      Ку Мар присел на корточки, положил чистый лист бумаги на спину Питера и принялся писать ровным, довольно правильным почерком, время от времени поглядывая на мою записку. Исписав сверху донизу один лист бумаги, он попросил второй, потом третий.
      Мы терпеливо ждали.
      — Все, — объявил Ку Мар и поставил жирную точку.
      — Нука давай, я проверю, — сказал Питер, с трудом распрямляя затёкшую спину.
      Ку Мар отдал ему исписанные листки. Питер внимательно прочитал их и, кажется, остался доволен.
      — Грамотей, — с оттенком уважения заметил он. — Чисто написал и, в общем, понятно. Лучше, чем я. Кто это тебя успел научить?
      — Кто? — презрительно надул губы Ку Мар. — Муаи много грамотный. Все грамотный… Один старый бабка Хмок Фу а Кукамару немного неграмотный. Сейчас учится.
      — Интересно… — протянул Питер. — Если, конечно, не врёшь. Так, может, муаи и поанглийски понимают?
      — Немного понимают.
      — А вождь? — не выдержал я. — Может, и он тоже?…
      — Не знаю… — сказал Ку Мар и посмотрел на меня с откровенной издёвкой.
      — Так чего ради мы здесь морочили себе головы с переводом? — сердито спросил Питер. — Зачем мы все это делали, шеф, если каждый, гм… Ку Мар мог перевести ваше письмо этой загадочной местной власти. А ты чего не сказал? — напустился Питер на Ку Мара.
      — Зачем говорить? — удивился Ку Мар. — Ты просил, я помогал. А зачем, я не знаю. Зачем так писал, не знаю… Зачем орал там, тоже не знаю. Зачем дырка остров делать хочешь, тоже не знаю. Я ничего не знаю. Я только помогал немного, что просил.
      — Вождь Муаи поймёт, в чём дело, если ему оставить только записку начальника и подарки? А то, что писал ты, не оставлять?
      — Не знаю…
      — Ладно, Питер, — вмешался я. — Положите посреди площади обе записки вместе с подарками, и пошли. Мы и так потеряли здесь полдня. Спасибо за помощь, Ку Мар. Приходи в гости.
      — Приду, — обещал Ку Мар и побежал домой.

* * *

      Ещё не дойдя до лагеря, мы почувствовали, что дело неладно. Прерывистые полосы, словно глубокие колеи, тянулись вдоль всего пляжа. Местами их уже заровняли волны, но на сухом белом песке они были видны очень отчётливо. Каждый из нас готов был поклясться, что утром, когда мы шли в деревню, этих полос не было.
      — Штанги, — твердил, сжимая кулаки, Питер. — Говорю вам, парни, это штанги. Пока мы горланили на площади, эти обезьяньи дети опять околпачили нас…
      Однако то, что мы застали в лагере, превзошло самые худшие ожидания. Площадка, на которой утром лежало оборудование, была пуста. Штанги, обсадные трубы, секции буровой вышки, инструменты — все исчезло. Не осталось ни одного болта, ни одной гайки. Только кухонная утварь, продукты и наши палатки. И словно чтобы подчеркнуть всю бездну издевательства, жертвой которого мы стали, на обеденном столе возле палаток высилась целая гора “подарков”: фрукты, свежая рыба, поднос с устрицами, оплетённые тыквы с местным пивом.
      Ребята безмолвно повалились на песок в тени навеса. Молчание длилось долго.
      Первым его нарушил Тоби.
      — А не сыграть ли нам в телефон? — негромко предложил он, не выпуская изо рта потухшей трубки. И, не дожидаясь ответа, наградил Джо звонким шлепком.
      — Ну ты, полегче, — возмутился Джо, поспешно откатываясь в сторону.
      — Начинаем войну, шеф? — спросил Питер.
      — Вернёмся в деревню и потребуем объяснений. Надо только проверить, где оборудование: снова у причала или исчезло совсем…
      — Если бы исчезло, мы его под землёй нашли бы. Тогда нашлись бы и виновники. Разумеется — опять у причала…
      — Сегодня любой ценой войду в дом вождя, — запальчиво сказал я. — Если они станут стрелять, мы тоже откроем огонь.
      — А не снять ли сначала часовых? — предложил Питер. — Берусь сделать это с трехсот метров.
      — Первый выстрел — объявление войны. Пусть ответственность за начало военных действий падает на них.
      — Превосходно, шеф. Если останусь жив, обещаю каждый день до отъезда убирать вашу могилку свежими цветами.
      — Но я не хочу… — начал Джо.
      — Смирно! — прервал Питер. — Шеф объявил мобилизацию. Берите карабины и — шагом марш.
      — Но я…
      — Молчать! Вот твой карабин, проверь его. А ты чего ждёшь, Штанга?
      — Я за мирное разрешение споров, — спокойно объявил Тоби, выколачивая трубку. Я сохраняю нейтралитет.
      — Ага, и я тоже! — крикнул Джо, откладывая карабин.
      — Трусы, — взорвался Питер. — Бабы, слюнтяи…
      — Попридержи язык! Ты ведь тоже заключил контракт на бурение, а не на службу в колониальной полиции.
      — Вот именно, — подтвердил Джо.
      — Все равно — трусы. Над вами потешаются, а вы бормочете о нейтралитете. Трусы!
      — Если ещё раз повторишь это слово, Питер, подавишься им вместе с осколками зубов, — сурово предупредил Тоби.
      — Довольно, мальчики, — вмешался я. — Пошли к причалу, а оттуда, кто не боится, — в деревню.
      Тоби и Джо поднялись без слова. Мы в молчании покинули лагерь. По пути, оглянувшись на своих спутников, я убедился, что только Питер вооружён. Тоби и Джо демонстративно оставили карабины в лагере.
       10 января… Наши вчерашние перипетии кончились довольно неожиданно. Убедившись, что все исчезнувшее оборудование снова находится у причала, мы отправились в деревню. Тут нас ожидал новый сюрприз. Посреди площади, на том месте, где мы оставили подарки и меморандум, лежала красивая циновка, сплетённая из пальмовых волокон. На ней громоздилась куча ответных подарков — копчёная рыба, тыквы с напитками, рыболовные снасти, миски из панциря морской черепахи и гигантские перламутровые раковины, отливающие на солнце всеми цветами радуги. В одной из раковин торчала свёрнутая трубочкой записка.
       Она была нацарапана поанглийски.
       “Справедливейший приветствует гостей и благодарит за подарки. Справедливейший всемилостивейше обещает аудиенцию в полдень через три ночи. Справедливейший просит не делать дырок в острове до встречи с ним…”
      Помню, я тотчас же прочитал записку ребятам.
      — Ну, вот и хорошо, — обрадовался Джо.
      — Если это не попытка оттянуть время, — добавил Питер.
      Тоби по обыкновению ничего не сказал, только посасывал свою трубку.
      Мы забрали подарки и вернулись в лагерь.
      Вечером за ужином Питер задал вопрос, который в равной степени волновал всех:
      — Завтра опять станем вьючными ослами, шеф?
      — А что ты предлагаешь? — поинтересовался я. Питер испытующе глянул на меня:
      — Я предлагаю изменить место бурения. Соберём вышку возле причала. Какая разница, где продырявить этот паршивый остров?
      — Место бурения задано главным геологом. Утверждено боссом. Древние лавы, а значит, и алмазоносные кимберлиты тут, возле нашего лагеря, кажется, залегают ближе к поверхности.
      — Вы сказали “кажется”, шеф?
      — Да… Точно этого никто не знает.
      — Значит, всё равно, где бурить?
      — А если скважина у причала вообще не встретит лав? — не сдавался я. — Если проектной глубины не хватит и скважину придётся остановить в теле кораллового рифа, венчающего древний вулкан? С меня начальство голову снимет…
      — Проектной глубины может не хватить и тут. Мы ведь не знаем толщины рифа.
      — Разумеется… Но тогда пусть беспокоится начальство.
      — Выходит, завтра снова таскать штанги к лагерю?
      — Выходит так, Питер… В конце концов нам за нашу работу платят. Но теперь не будем так легкомысленны… Установим круглосуточное дежурство.
      — Вопрос, поможет ли оно на этом проклятом острове, — проворчал Питер.

* * *

      Наконец настал долгожданный день аудиенции у Справедливейшего.
      Чтобы скоротать время ожидания, мы три дня в поте лица опять таскали оборудование от причала к лагерю. Ночью по очереди несли дежурство. Однако ночные гости больше не появлялись. То ли сыграло роль наше предупреждение, то ли островитяне выжидали…
      Я не сомневался, что в дальнейшем все будет зависеть от исхода встречи с вождём.
      Начали готовиться к ней с утра. Решено было, что на аудиенцию мы идём вдвоём с Тоби. Питер и Джо остаются охранять лагерь и в случае необходимости придут на помощь.
      Мы с Тоби побрились, надели чистые рубашки и новые сандалии. Я засунул в задний карман штанов плоский автоматический пистолет. Посоветовал сделать то же самое Тоби. Однако он категорически отказался и объявил, что пойдёт без оружия. С собой мы захватили подарки — тропический шлем, авторучку и бутылку коньяка. Все это Тоби завернул в большой кусок яркой ткани и перевязал широкой красной лентой.
      — Не беспокойся, Штанга, — сказал на прощание Питер. — В случае чего, мы с Джо устроим вам вполне приличные похороны.
      Тоби молча погрозил Питеру кулаком, и мы пошли.
      Признаться, мы втайне ожидали торжественного приёма, толпы на площади, танцев в нашу честь. Ничего этого не было. Площадь оказалась пустой. Только стражи в медных касках и расшитых камзолах были на своём посту у входа в коттедж. Мы с Тоби не очень уверенно приблизились к ним. На этот раз они вытянулись и приложили коричневые кулаки к белым перьям, украшающим каски. Затем один из стражей жестом предложил нам войти.
      Не скрою, я вступал в это святая святых Муаи с лёгким трепетом. Не от страха, нет… Скорее, из любопытства. И, кроме того, за трехнедельное пребывание на острове я невольно проникся уважением к недосягаемому и таинственному властелину, подданные которого, без сомнения, выполняя его волю, так блестяще разыграли нас.
      Мы с Тоби поднялись по нескольким ступеням на открытую веранду и вошли в коттедж.
      Убранство первой комнаты поразило нас. Оно было вполне европейским. У окна стоял низкий столик. На нем графин и несколько хрустальных бокалов. Возле стола низкие плетёные кресла. На полу и на стенах яркие циновки. Повсюду ослепительная чистота.
      Мы остановились в лёгком замешательстве.
      Идти дальше или ждать здесь? Тоби вытащил изо рта потухшую трубку и сунул в карман.
      Шорох заставил нас оглянуться. Лёгкая перегородка вместе с закрывавшей её циновкой скользнула в сторону. Изза перегородки появился невысокий коренастый человек в широком белом одеянии до пят и круглой чёрной шапочке с белыми перьями. У него было неподвижное темнокоричневое лицо без бровей, с удивительно толстыми губами. Глаза, полуприкрытые тяжёлыми складками век, внимательно оглядели нас. Я готов был присягнуть, что не встречал этого человека в посёлке.
      Я молча поклонился, и Тоби последовал моему примеру.
      Человек в белом плаще чуть шевельнул веками и продолжал разглядывать нас. Молчание явно затягивалось, и я почувствовал смущение.
      — Мы хотели бы видеть вождя, — пробормотал я, чтобы чтонибудь сказать.
      — Вы готовы говорить со Справедливейшим из справедливых, мудрейшим из мудрых, вышедшим из синих волн Великого вечного океана? — спросил поанглийски человек в белом плаще.
      Признаться, меня поразило его правильное произношение.
      — Дда, — сказал я не очень уверенно.
      — Следуйте за мной!
      Мы прошли через несколько небольших комнат. Красивая удобная мебель. Фотографии и картины под стеклом, часы, барометр… Лишь яркие циновки на полу и на стенах напоминали, что мы находимся на острове в центральной части Тихого океана. В углу последней комнаты оказалась винтовая лестница. Она вела кудато вниз.
      Коттедж вождя был одноэтажным. Значит, вход в подземелье… Не ловушка ли?
      Человек в белом плаще начал было спускаться, потом оглянулся.
      — Не бойтесь, — сказал он, заметив моё колебание. — Здесь ничто не угрожает. Справедливейший ждёт вас. Он внизу. Можете оставить вашего товарища здесь, если сомневаетесь.
      — Нет, — ответил я. — Мы верим и пойдём вместе.
      Наш провожатый отвернулся и начал спускаться. Мы с Тоби последовали за ним.
      Впоследствии, вспоминая первую аудиенцию у Справедливейшего, я всегда испытывал чувство неловкости, граничащее со стыдом. Хороши же мы оказались… Особенно наш узелок с подарками!..
      Спустившись по винтовой лестнице, мы очутились в обширном, довольно мрачном помещении. Свет проникал откудато сверху через небольшие оконца, расположенные под потолком. Приглядевшись, я рассмотрел, что стены этого странного зала увешаны разнообразным оружием. Здесь были луки и колчаны со стрелами, копья, дротики, боевые топоры, короткие мечи, остроги и какието странные приспособления, похожие на орудия пыток.
      Мне стало не по себе, и я незаметно дотронулся до заднего кармана. Пистолет был на месте. Я мог вытащить его в любой момент.
      В дальнем конце зала находилось чтото похожее на возвышение. Драпировка из тяжёлой, золотисто поблёскивающей ткани оставляла открытыми только нижние ступени.
      Не дойдя нескольких шагов до занавеса, провожатый остановился и жестом предложил нам сесть.
      Я с недоумением оглянулся. Однако оказалось, что на полу лежат подушки, набитые морской травой. Мы с Тоби сели, и Тоби аккуратно поставил на колени свёрток с подарками, перевязанный красной лентой.
      Наш провожатый исчез за занавесом. Очевидно, пошёл докладывать. Мы напряжённо ждали.
      “Кто бы мог предполагать, что под коттеджем имеется ещё подземелье, — думал я. — Зал не меньше двадцати метров в длину. Конечно, он высечен в скале. Ведь домик вождя стоит прямо на выступе кораллового рифа. Зачем все это понадобилось? И оружие, — я глянул по сторонам, — это, пожалуй, одна из самых больших коллекций оружия тихоокеанских островитян. Даже в Мельбурнском музее не видел такой… Ей цены нет”.
      Тоби шевельнулся на своей подушке. Я глянул на него. Он чуть заметно покачал головой.
      — Все будет в порядке, — успокоительно шепнул я.
      — Не в том дело, — тихо ответил он. — Покурить бы…
      — Придётся потерпеть. Сейчас неудобно…
      Занавес дрогнул и раздвинулся.
      На возвышении, покрытом яркой циновкой, скрестив ноги, сидел человек. Его тело, руки и ноги были окутаны складками белого плаща, широкое коричневое лицо с толстыми губами и крупным носом казалось высеченным из камня. Массивные веки прикрывали глаза. В курчавых чёрных волосах блестел золотой обруч. Очевидно, это и был вождь Муаи собственной персоной и… в полном одиночестве. Больше в зале никого не было видно. Исчез даже наш таинственный провожатый, говоривший поанглийски.
      Мы с Тоби встали; я неловко поклонился. Ни один мускул не дрогнул на лице человека, восседающего перед нами. Если бы не дыхание, чуть колеблющее складки одежды, его можно было бы принять за каменное изваяние.
      Я скосил глаза на Тоби. Он переступал с ноги на ногу и крутил головой с таким видом, словно ему давил горло несуществующий воротничок.
      Приветственная речь начисто вылетела у меня из головы. К тому же я понятия не имел, на каком языке говорить. Молчание явно затягивалось, и меня начала разбирать злость. Что означает все это представление? Может быть, над нами опять хотят позабавиться?
      Наконец вождь соизволил нарушить молчание.
      — Гм… — сказал он.
      Это “гм” могло быть произнесено на любом из тысячи пятисот языков Земли, и я снова очутился в затруднительном положении: на каком же языке отвечать?
      — Гм, — повторил вождь. — Вы собираетесь молчать до вечера?
      Он говорил на довольно правильном французском языке.
      Я торопливо ответил пофранцузски.
      Это оказалось нелегко — с ходу переводить приветствие на французский язык. К тому же я забыл начало и переиначил титул вождя.
      Он прервал меня, махнув рукой:
      — Переходите к делу!
      Я принялся пространно объяснять цели нашей экспедиции, задачи бурения, сам способ бурения скважины. Подчеркнул, что “дырка” не причинит никакого вреда острову и его обитателям. Я старался говорить как можно более популярно: упрощал терминологию, по возможности заменял технические выражения словами, которые должны были быть ему понятны.
      Он слушал довольно внимательно, потом спросил:
      — Зачем нужна эта скважина?
      Он употребил именно слово “скважина”, а не “дырка в острове” — выражение, которым пользовался я в своих объяснениях.
      Вопрос поставил меня в тупик. Объяснять ему строение кораллового атолла? Рассказывать о кимберлитах, которые мы предполагали обнаружить на глубине под коралловой постройкой?… Я уклончиво ответил, что хотим “заглянуть внутрь острова”, убедиться, нет ли там чегонибудь, что в дальнейшем могло бы принести пользу обитателям Муаи…
      — Например? — резко перебил он. Я чувствовал себя как на экзамене. Пот ручьями струился по щекам, стекал за воротник рубашки.
      — Разные вещи могут оказаться на глубине, — пробормотал я не очень уверенно.
      Он чуть приподнял тяжёлые веки и принялся рассматривать меня с насмешливым любопытством. Потом сказал:
      — Верно… Разные вещи могут оказаться на глубине. Например, такие, которые вам даже не снились… Допустим, вы не знаете, зачем эта скважина; допустим, ваш босс, которого тут нет, не объяснил вам этого. Но я — верховная власть на острове, — должен я знать, что, где и зачем вы хотите делать? Или вы не согласны со мной?
      Судя по языку, по манере выражаться, он получил коекакое образование и производил впечатление довольно цивилизованного человека. Поэтому я решился… Я рассказал ему об устройстве атолла, о том, что под коралловой постройкой должен находиться скальный цоколь. Этот цоколь, скорее всего, является древним вулканом. До вулкана мы и хотим добраться скважиной.
      Я готов был побиться об заклад, что он обязательно заинтересуется древним вулканом и захочет узнать, не начнёт ли вулкан извергаться после бурения скважины. Но он только сказал:
      — Там, где собираетесь бурить, не достигнете цоколя.
      — Почему же?
      — Там цоколь глубоко.
      Счастье ещё, что Тоби не понимает пофранцузски. Повидимому, мне давно пора возмутиться… Кажется, этот коричневый монумент собирается учить меня.
      Я сказал возможно более решительно и холодно:
      — О том, какое место подходит для бурения, разрешите судить мне.
      Слово “мне” я подчеркнул. Неожиданно он согласился:
      — Разумеется… у вас могут быть свои соображения. Это ваше право.
      Он помолчал и добавил:
      — А я не могу разрешить вам бурить там, где вы задумали.
      — Почему?
      Дипломат никогда не задал бы подобного вопроса. Но я был плохим дипломатом… Он тотчас дал мне это почувствовать: он даже не счёл нужным ответить, только пожал плечами.