Преображенский (№2) - Железный город

– Во время войны я ходил на «Призраке-42».

– Капитаном или программистом?

– Механиком, но…

– Механиком! – профессор всплеснул руками и закатил глаза. – А почему не коком?!

– Там стоял пищемат, – Найдер стушевался. – Я просто хотел вам напомнить. Вдруг вы забыли.

«Браво, Фриц, – подумал Краузе. – Эти эксперты только и знают, что «якать» и давить авторитетом. А на самом деле их теории не стоят и пфеннинга. Для контрразведывательной практики они, как воздушный шар для ежа».

– Получается, матрос Крафт рассказал вам, профессор, то, что вы хотели услышать, а не то, что происходило на самом деле?

– Бред! – Нейман громко фыркнул.

Он и так напоминал поджарого скакуна, а уж теперь, с раздутыми ноздрями и почти стоящей дыбом гривой пегих волос, выглядел самым натуральным конем. Только не в упряжи, а в костюме с галстуком. Альфред едва сдержал ухмылку.

– Логика, профессор, и непредвзятый подход, – сказал Краузе. – Пора побеседовать с Крафтом на нашем языке. Как считаете, Найдер?

– Желательно после укольчика, – Фриц взглянул на доктора Хирша.

– Я доктор, а не палач, – Хирш демонстративно отвернулся.

– И все-таки, я не понимаю, инспектор, – попытался продолжить дискуссию Нейман, – что вы хотите сказать? Что Крафт лазутчик? На основании чего вы сделали такой вывод? И почему он, а не женщина-славянка. Разве не логично подозревать в первую очередь ее?

– Так мы и делали до последнего момента, – согласился Альфред. – И она остается под подозрением. Но Крафт всё же подозрительнее.

– Почему?

– Объясняю, – снисходительно произнес Краузе. – Во-первых, слишком уж стандартная у него легенда.

– Надо же, как подозрительно! – Нейман поморщился.

– Во-вторых, его рассказ явно подверстан под вашу недоказуемую теорию о «боковых поправках», сформулированную гораздо позже катастрофы судна.

– Теория верна!

– Но «Призрак-9» не мог проверить ее на практике. Не имел соответствующего программного обеспечения.

– Случайность!

– Вы верите в такие фантастические совпадения?

– Но если Крафт шпион, как он попал на судно?! Пусть навигатор «призрака» несовершенен и разумного объяснения спасению судна мы пока не имеем, но я гарантирую, что никаких «промежуточных финишей» не было и быть не могло! Судно было просто не в состоянии выйти из затяжного гипердрайва где-нибудь на орбите Марса и оттуда прыгнуть к Эйзену.

– Вот с этой неувязкой мы и надеемся разобраться, повторно допросив матроса Крафта, – Альфред поднялся. – Что у нас имеется в специальной укладке, доктор?

Хирш хотел, было, снова возмутиться, но вовремя сообразил, что вопрос адресован не ему, а штатному врачу лазарета. Эйзенский врач был не столь щепетилен. Он вытащил из нижнего ящика стола небольшой саквояж и похлопал его по лоснящемуся пластиковому боку.

– Все, что требуется, герр старший инспектор. Средство древнее, почти как шнапс, и такое же надежное – Н-пентотал. Запоет, как соловей.

– Изверги, – тихо проронил Хирш.

– «Шварцлюфт» помнит гостей и посолиднее вас, – так же тихо возразил ему Краузе. – Прикусите язык, герр Хирш, мой вам добрый совет.

Доктор проводил офицеров ГСП и эйзенского врача хмурым взглядом. Профессор Нейман остался с Хиршем, но не из солидарности, а явно для того, чтобы позвонить Штрауху и пожаловаться на инспекторов. Ну что ж, его право.

Альфред поморщился, словно от зубной боли. Эти иностранцы слишком себя любят. Поживи они на Эйзене хотя бы год, вся их спесь и завышенная самооценка сошли бы, как змеиная кожа. Двенадцать обязательных семинаров в Доме пропаганды, восемь тренировочных сборов в учебном центре «Фольксштурма», четыре трехдневных строевых праздника, по одному в сезон, и еще триста тридцать суток жизни среди задвинутых на Великом Порядке нацистов сделали бы из этих экспертов настоящих патриотов. Людей, для которых военная мощь государства и расовая чистота важнее слюнявого гуманизма, равноправия и прочих глупостей вроде неприкосновенности личности, презумпции невиновности и всяких там демократических свобод.

Нельзя сказать, что сам Альфред фанатично верил в правильность такого Порядка. К сожалению, чем жестче и холоднее закон, тем лицемернее его блюстители, ведь слишком крутые виражи этой ледяной трассы зачастую приходится «срезать» по «газонам». Но верить самому и требовать от других – не одно и то же. Может быть, где-то, когда-то и возникнет идеальное общество, в котором все будут говорить то, что думают, и делать то, что полагается, но пока это лишь мечта, особенно на Эйзене. И, тем не менее, даже несовершенный порядок лучше демократического хаоса и слащавого гуманизма.

Уже стоя на пороге изолятора, Краузе понял, что в данный момент Фортуна все-таки на стороне слюнтяев. В частности, тех, кто так переживал за здоровье подозрительного матроса с «Призрака-9». Матросу Крафту и его болельщикам повезло. По экстренной линии офицерам ГСП пришел сигнал сбора по тревоге третьей степени. Судя по степени опасности, ситуация была из разряда проверок бдительности, но все-таки «сбор» имел приоритет над текущими делами любой важности.

Офицеры, не долго думая, покинули лазарет и пошагали к лифтам.

– Усиление, – прижав палец к мочке уха, сообщил Найдер. – Была попытка проникновения на борт, вторая за сутки. Как обычно, взяли прямо в шлюзе, но по инструкции полагается провести «генеральный чёс», вот и объявили сбор третьей степени.

– Так я и думал, – Альфред вздохнул. – Только время потратим. Ведь ни первый, ни второй инцидент ни к чему не привели: обоих шпионов выловили еще в погранзоне, зачем срывать с мест всю ГСП? Формалисты!

– Порядок есть порядок, – Фриц ответил искренне, будто и вправду верил, что прочесывание города необходимо.

– Педантичность – надгробие рациональности, – Краузе раздраженно махнул рукой. – Иногда я понимаю таких, как Хирш.

– Доктор Хирш, по-вашему, рационален? – удивился Найдер.

– Нет, но Великий Порядок – это когда нет авралов, Фриц, когда все работает, как часы, независимо от обстоятельств. Пока мы будем, бросив важные дела, мотаться на «усилении», порядка на Эйзене не будет. Будут только смутные мечты о нем. А мечты, как кривые тропинки, ведут в тупик, согласитесь, Фриц. Дорога к великой цели должна быть прямой и вымощенной кирпичами точных, внятных инструкций, а лучше выложена безукоризненными плитами исчерпывающих алгоритмов и закатана асфальтом железной дисциплины.

Альфред мысленно поаплодировал себе любимому и даже поставил оценку «отлично». На семинаре в Доме пропаганды за такой пассаж ему вполне могли дать значок агитатора первого класса.

Правда, на Фрица речь начальника впечатления не произвела. У Найдера вообще было очень туго с восприятием пропагандистской поэтики и прочего черного юмора. Он понимал только прямую речь, без изысков и скрытого смысла. Наверняка он сейчас глядел на свое отражение в лифтовом зеркале и думал, что «железный асфальт» будет слишком дорог в производстве, а недовольство старшего инспектора приказами руководства следует обязательно запротоколировать и отправить протокол в отдел собственной безопасности.

Хотя, возможно, он думал, что пора подать заявку в вещевую службу на новую сорочку и галстук. Что за фрукт этот Найдер, старший инспектор Краузе пока так и не разобрался.

В штабе карантинного сектора офицеров ждали сразу два сюрприза, один «приятнее» другого. Во-первых, выяснилось, что сбор по тревоге отменен, то есть они потратили целый час драгоценного времени совершенно напрасно, а во-вторых, в кабинете у Штрауха уже минут двадцать бушует тайфун по имени Грета.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.