В час, когда взойдет луна

      — Метаболизм. И я стараюсь не держать дома еды. И много хожу пешком.
      — Но ведь это легко поправляют сейчас, — Антон заспорил уже по инерции. — Очень легко. Или…? Извините…
      — Или. Вернёмся к нашим подпольщикам. Вот что. Переночуете здесь. Терминалов в доме достаточно. Постелей тоже. Зубных щеток хватит на полк. Еды нет, но еду я куплю. Итак. На следующие несколько часов. Вы — читаете «Луну». А мне вы дадите все, что собрали по штабу. Вы же, надеюсь, потрошили ваших крыс?
      — Да, — Антон снял с шеи флешку. Эней только молча кивнул.
      — Андрей, — сказала Алекто. — Вы плохо выглядите. Не выспались? Или… недавно перенесли ранение?
      — Нет, со мной всё в порядке, — Эней повел плечами. — Я просто… немножко устал и заторможен. Извините. Сон не поможет — я просыпаюсь как и не отдыхал. Синдром хронической усталости, наверное. Покончу с самым насущным — залезу в койку. А пока — не обращайте внимания. Я почитаю книжку, а вы — наши данные.
      Это не синдром усталости, мальчик. Это посттравматическая депрессия. Что-то у вас там вышло. Или были потери. Уже после Вик… Сброс.
      — Не буду, — сказала Алекто, — обращать внимание.
 

* * *

 
      Антон закончил первым — он читал по вертикали, прихватывая глазами сразу всю строчку. Время было — хорошо за полночь.
      С ума сойти, подумал он, глядя в окно на бархатное, серебром усыпанное южное небо. Всего четыре месяца назад я сидел в Воронеже как мышь под метлой. И вот теперь я в Ниме и собираюсь строить подпольную организацию. C нуля. Нет, не с нуля. Я учился у Хеллбоя, ограбил мафию и убил человека. Я совершил ошибку, определяя свое место — и из-за этого погибли люди. Я больше не хочу ошибаться. И через полторы недели мне исполнится шестнадцать лет.
      Антон покосился на Энея, и увидел, что тот не читает. Уперся глазами в одну строчку и тупо смотрит, словно в каталепсию впал. Такое с ним часто случалось после Копенгагена.
      — Кэп, — окликнул его Антон.
      — М-м? — Андрей вышел из оцепенения. — Ты уже дочитал?
      — Ага. А вы как продвинулись?
      — Зi страшенним рипiнням , — Андрей вздохнул. — Мне тяжело через его брачные заморочки продираться, Тоха. Даже смешно. Я куски про подполье выковыриваю как изюм из булки. А остальное… не могу.
      Он осторожно положил планшетку на стол — было видно, что первый свой порыв, запустить ею в стену, он подавил.
      — Он или не натрахался за свою жизнь, или полный идиот. Человеку не нужны эти… многозарядные гаремы… Человеку нужен… один человек. «Ликвиднуть»… руки бы отбил за это словечко.
      — Человеку, — голос фурии был свеж и чист, будто она не висела пятый час над штабными данными, — бывают нужны самые разнообразные вещи. Тут через улицу живет семья. Новые европейцы. Мужчина, две женщины и их дети. Два месяца назад взял в дом жену покойного брата. И очень, знаете ли, неплохо у них обстоят дела.
      Антон хотел было возразить — но тут получил очередной бронебойный взгляд, и понял, что Алекто всё заметила и сейчас пытается Энея отвлечь.
      — А Хайнлайн был счастливо женат. Он просто экспериментировал со всем, что подвернётся. За что я лично ему признательна. Будем спать или разговаривать?
      — Разговаривать. Главное я прочёл, остальное нам, как я понимаю, не интересно.
      — А ваши товарищи? Или в вопросе обсуждения политики организации они права голоса не имеют?
      — Имеют, — Эней опустил глаза. — Извините, ребята. Я просто думал, что читаю медленнее всех.
      — Ну, ты правильно думал, — капеллан тоже поднял голову от планшетки. — Как организация работает, прочитали все, а их кодексы о семье нам и в самом деле копировать не нужно. У меня только один вопрос, Елизавета Павловна: у них там все было завязано на компьютер. Чудо-юдо мудрачок. У нас его в наличии не имеется.
      — Компьютер был чудом на их стороне. Сама модель работала бы и без него. Медленнее, хуже. Мы будем уязвимей, чем они — нам негде взять непробиваемую систему связи. Нам придется иметь дело с распределенной базой данных, и какие-то живые люди должны будут знать — в любой момент времени — как до нее добраться. Соответственно, шансов на провал будет больше, но они никак не равны единице. И в некотором смысле компьютер у нас есть.
      — Вы говорите о себе?
      — Анекдотов я не рассказываю. И происхожу, вероятно, от модели «Ниро Вульф», а не от модели «Холмс». Но административную часть я могу взять на себя.
      — Вы — и есть та самая одна кандидатура, которую вы увидели сразу? — спросил Игорь.
      — Нет. Администратору не обязательно состоять в штабе. Кандидатура — вот, — императорский перст, казалось, пустил через всю комнату невидимый лучик, который уперся в Энея.
      — Почему? — спросил Эней.
      — Потому что любой организации нужен… постоянно действующий мотор.
      — Из меня сейчас мотор — как из дерьма пуля. Я два раза принимал решения навскидку — и оба раза наломал таких дров, что… Мне долг и вера запрещают глотнуть иглопатрон от головной боли… или бежать туда, где другие мне пропишут. Тем и жив.
      — Я очень рада, — холодно сказала Алекто, — что долг и вера вам запрещают. Потому что мне было бы обидно в самом начале оказаться без командира боевой. Итак, я выдвигаю кандидатуру Андрея — как его фамилия?
      — Настоящая — Витер, — улыбнулся данпил. — Это «ветер» по-украински.
      — Андрея Витра, псевдо Эней, на должность командира боевой. Кто «за»?
      — Самоотвод, — выдохнул Эней.
      — Мы тут обсуждали возможность самоотвода? — Алекто обвела присутствующих глазами. — По-моему, нет.
      — Не обсуждали, — прогудел Костя.
      — Ни словечка, — ехидно улыбнулся Антон.
      — Я… некомпетентен, — беспомощно сказал Эней.
      — Посмотрим, — Алекто вперилась в планшетку. — Оставшись в одиночку на чужой территории, без поддержки организации…
      — Раненым, — подсказал Игорь.
      — Раненым, — кивнула Алекто. — Вы сумели собрать боеспособную группу, которая провела эффективное расследование ряда случаев сотрудничества руководителей подполья и СБ. Группа добыла ценные сведения и выбила самую опасную из проваленных секций — это я о руководстве боевой. И после этого говорите о некомпетентности?
      — Мне повезло. А там, где не везло, все горело. — Эней начал злиться. — Вы, уроды, что вы человеку мозги пудрите? Всё же было случайно! Игорь! Ну расскажи по правде, как ты меня встретил и почему! И как Антон к нам прицепился!
      — Кхм, — громко прокашлялся Костя. Эней ударил кулаком в ладонь.
      — Ну ладно. Ну пусть будет Божий промысел. Полагаться на него я могу. А закладываться — нет. Для Алекто это ведь всё равно набор случайностей!
      — Извини, а что ты меня не убил — это тоже случайность? — Игорь подался вперед. — Или твой собственный выбор?
      — И что ты меня решил подключить к расследованию? — вскочил Антон.
      — А меня взять в капелланы, когда я попросился? — добавил Костя. — Нет, командир, похоже, от повышения тебе не отделаться.
      — Я напартачил, — отчаянно сказал Андрей. — Ростбиф просил меня не мстить, не заканчивать операцию — а я полез… и меня подстрелили. И… сто раз всё могло накрыться из-за моей глупости.
      — Но ведь в конечном счете всё вышло правильно, — тихо, но почему-то очень… громко, как шёпот в пустом соборе, так это получилось у Игоря. — Андрей, в конечном-то счёте мы там, где мы есть.
      — Да, — губы Энея дёрнулись. — И Десперадо с Мэй там, где они есть.
      — В Божьих руках? — приподнял брови Костя. — Так это результат для всех нас определенный. Что за мандраж?
      — Да какой мандраж, вы Гамбург вспомните…
      — И кто бы действовал иначе — с теми же данными на руках?
      — Поставим вопрос иначе, — врезалась в разговор фурия. — Есть ли сейчас в подполье более компетентные… тактики?
      Эней набрал воздух и выпустил его. Если смотреть трезво и здраво, то по подготовке, способностям и опыту в списке боевой ОАФ он должен был идти пятым. После Ростбифа, Билла, Пеликана и, наверное, Мориса-Твига. Не потому что он был так хорош — просто очень уж невесело было с боевиками. Особенно с командным составом. Тактик, сказала Алекто. Тактик — это хорошо, тактику ставят задачу.
      — Понятно. Можете не продолжать. Полагаю, вопрос закрыт. Кто за?
      Антон, Цумэ и Костя подняли руки.
      — Четыре голоса при одном воздержавшемся. Начальником боевой организации Свободной Луны избран Андрей Витер, псевдо Эней.
      — Ладно, — сказал Эней. — Значит, так… пусть так. Тогда координатором я выдвигаю Елизавету Бенуа, псевдо Алекто. Кто за? — и первым поднял руку.
      Четыре руки поднялись почти одновременно.
      — Единогласно, — сказала фурия. — И заметьте, юноша: я обошлась без дурацких гримас. На повестке дня доклад координатора о штабе ОАФ и рекомендации по порядку действий. — Алекто фыркнула. Экран, кажется, повинуясь именно фырканью, развернулся на 90 градусов и заработал как проектор. На стене вспыхнула цветная схема.
      — Красные узлы — точно провалены. Жёлтые — как минимум скомпрометированы. Зелёные — предположительно чисты. По серым — нет данных.
      Этьен Гарднер, псевдо Милочка — аналитик. Скомпрометирован.
      Луиза Рош, псевдо Гном — связист. Скомпрометирована.
      Карина Раураамо, псевдо Дрозд — представитель низовых организаций. Провален.
      Владимир Мельникоф псевдо Гидра — кадры. Скомпрометирован.
      Торвальд Стаффансон, псевдо Орион. Провален.
      Джон Синглтон, псевдо Рашель, пропаганда. Скомпрометирован.
      Эмма Мейерова, псевдо Клара. Скомпрометирована…
      На самом верху имелась одинокая серая точка. Габриэль Молла, псевдо Рено, интендант. Не то хорошо маскируется, не то на самом деле чист. А почему нет? Был же Ростбиф членом штаба.
      — Войти с ручным пулеметом, — улыбнулся Антон, — спросить, кто тут Рено, и скомандовать «пригнись».
      — Нет, — уронил Эней.
      — Нет, — одновременно с ним сказала Алекто. — Скомпрометирован — не значит виновен. Да и среди проваленных могут быть такие как Стелла. Те, кто пытался работать на свою сторону. «У нас цари, цареубийцы не помнят меж собой границы и мрут от одного питья». Но взаимодействовать с этим нельзя. И без них тоже нельзя. Потому что если вы после этого турне пропадете с карты, то и штаб, и СБ вместе и по отдельности решат, что вам надоел переизбыток грызунов и вы решили строить свою лавочку. И начнут искать. И могут найти. Потому что совсем без следов у нас точно не получится, особенно поначалу. Вы знаете, кем был Бурцев?
      — Друг Дениса Давыдова. Кажется, декабрист… — опять Антон.
      — Хорошо, но мимо. Это Бурцов. А нас интересует Бурцев, Владимир Львович. Это был такой русский социалист начала XX века. Тихий такой социалист, вполне умеренный. Журналист. Так вот, он, в свое время обнаружив, что их подполье тоже срослось боками с тогдашней СБ, решил заняться полезным делом — и стал ловить крыс для всех левых партий. Вернее у всех левых партий. И получалось у него это очень неплохо. Во всяком случае, в его послужном списке был начальник боевой одной партии, парламентский представитель другой… Так вот, вы скажете им, что отныне ваша фамилия — Бурцев. Только Бурцев ограничивался тем, что разоблачал провокаторов, а вы возьмете на себя и исполнительную часть.
      — И что это нам даст? — спросил Игорь.
      — Во-первых, они испугаются. Во-вторых, они составят себе представление о том, что вы такое.
      — Они нас не оставят в покое. Никто не может работать под таким прессом. — медленно сказал Эней. — Они не оставят нас в покое, рано или поздно информация протечет вниз и в стороны, и начнется охота на ведьм, которая парализует все.
      — Правильно, — императрица была весела как бабочка, — они вам это объяснят. И вы отступите. Предупредив их, что база данных Эллерт уже рассеяна в сети. И что в случае, если вы столкнетесь хотя бы с тенью слежки, она автоматически пойдет по всем каналам связи ОАФ и на все оппозиционные плавающие сетевые локации. К «Шэмроку», к «Роттенкопфен», к «Сынам свободы», но, что важнее, к «Нешеру» и к FGF. К тем, с кем штаб сотрудничает. Мы отыграем как минимум два-три месяца.
      — Хорошо, — сказал Эней. — Как собрать все яйца в одной корзинке, мы потом сами придумаем. Сейчас на повестке дня — двое оставшихся членов верхней ячейки. Я предлагаю Александра Винтера. Правда… его тоже нужно уговорить. Но это рекомендация Ростбифа. Голоса покойников считаются?
      — Этого — да, — кивнула Алекто. — У меня тоже есть кандидат, но предлагать его я пока не буду — до разговора с ним. Этот человек, безусловно, согласится работать с нами, но может отказаться войти в руководство. А он нам нужен в любом качестве.
      — Так, — сказал Костя. — Я конечно, не член ячейки А, но по-моему, всем пора спать. Мы и так завтра утром уехать не сможем.
      — А вы не уезжайте. Поспите. Приведите себя в порядок. Посмотрите город. Арену хотя бы. Здесь прекрасно сохранившийся римский цирк. Я из-за вас, кстати, сегодня концерт пропустила. А я вам к вечеру выдам раскладку на финансы. Эту организацию ведь надо будет как-то кормить. А теперь действительно спать. Это наверху.
      На чердаке и впрямь обнаружились две спальни. Кровати раздвигались надвое. Алекто достала из стенного шкафа четыре комплекта белья.
      «Это для Ростбифа, — подумал Эней, — на случай если он появится, и не один. Тут наверняка и подвал оборудован. Или схрон где-то за городом. Жена в каждом порту. Любимая жена…»
      И тут до него дошло. В груди снова торчком повернулся ржавый якорь. Что сказать? Как утешить другого, если сам себя утешить не можешь? «Извини, Мойша, но у Бога те же проблемы». Он поблагодарил за постель, сбросил туфли, носки и водолазку — и лег в джинсах и майке, поверх одеяла. Сон накатил мгновенно — словно ангел провел крылом по лицу. Даже не слышал, как Антон просит ещё одну нашлепку от головной боли.
      Когда мальчик тоже улегся, Алекто с двумя комплектами белья в руках прошествовала в комнату напротив, но, раздвинув кровать, села на нее.
      — А вас, господа, я попрошу немного задержаться. Вы, Костя, как я поняла, священник. А вы, Игорь, — видите. Так что же у вас произошло в Копенгагене?
      — Если кратко, — сказал Игорь, — в Копенгагене у него убили жену.
      Алекто кивнула.
      — А винит он себя, — продолжил Костя. — Потому что… тут какая штука, Лизавета Пална — оказалось, что эта вот фигня… волна… ну, наведенные эмоции, страх, все такое… Оно на причастившегося человека много слабее действует. И вообще варки в такой ситуации… как бы теряются. Билл, покойник, — он был игрок, но жить-то ему хотелось. И он нашел где-то четверых варков, нанял, наверное. Бывают такие, вы знаете, которые с разрешения клана подрабатывают. Так вот, нас они и встретили. Волной. И мы устояли, а Мэй… Малгожата… она пыталась это переломать, на адреналине, как в подполье учат. А ее не страхом били — яростью. Она еще больше взвинтилась. И сорвалась. С варками-то мы справились, но уже потом она новую цель увидела — и прямо на мину-ловушку налетела. А Андрюха винит себя, потому что не настаивал. А не настаивал он, потому что оно, если насильно, не работает, только когда по доброй воле. Но ему теперь от этого не легче.
      Губы Алекто на несколько секунд потеряли резкость очертаний.
      — Самое скверное дело. Когда доля вины есть. Когда думаешь, что если бы тогда нажать ещё. Остановить. Отговорить. Игорь, не отходите от него. Он не станет искать смерти, но вот в штабе он может наломать дров. И сломаться уже на этом. Так что вам придется сменить окраску и пойти с ним. Гримироваться умеете?
      — Да, — ответил Игорь. — Я же бывший нелегал.
      «Остановить. Отговорить». Это же от нее не сочувствием фонило… очень странно — только что-то поднялось, и опять чистая доска.
      — Вы были замужем? — ткнул он наугад.
      — По существу, нет.
      Цумэ не собирался пробовать дальше, мало ли что там, но тут его подхватило — и протащило как по дну горной речки. Ох, мать-перемать! Рана. Свеженькая. Сегодняшняя.
      — Чужой опыт — не помощник, — сказал он. — Да и не нуждается Андрей в душеспасительных беседах. То есть, нуждается, но это по части падре. Я мог бы сказать ему, что на своей шкуре знаю — эта боль проходит. Но ему это известно и без меня. Мэй ведь не первая, кого он теряет. Родители, друзья, Ростбиф… с подпольем этот обвал. Я пошутил, что там — «восточный экспресс», а оказалось, что ни хрена я не пошутил. Короче… он действительно устал до полусмерти. Психология физиологией накрылась.
      — В беседах — нет. В том, чтобы кто-то был рядом — да. И в том, чтобы, при случае, кто-то его удержал — тоже. Но вы это знаете не хуже меня.
      Она посмотрела на них.
      — У нас очень небольшие шансы. В сумме — у нас их практически нет. Но это дело, которое стоит делать. Вне, — четко выговорила она, — зависимости от шансов. Вы это знаете. Но время от времени себе об этом надо напоминать. Тем более что это помогает.
      — Да, — неопределенно сказал Игорь. — Костя, ты укладывайся, пожалуй, а я… Госпожа фельдмаршал, что мне больше всего не нравится в этих западных европах — то, что ночью не работают даже бордели. Не говоря уж о булочных. В этом городе есть место, где в… пол-второго ночи можно купить что-нибудь сильно зажаренное?
      — Молодой человек. Вы не в западной Европе. Вы — в Лангедоке. Сильно зажаренное или глубоко умаринованное, в шоколаде или без здесь можно купить в любое время дня и особенно ночи. В трёх кварталах отсюда, например, запекают курицу в шоколаде. Хорошо.
      — Прогуляемся? — Цумэ поднял руку, изображая пойнтера в «стойке». — Королевский конвой готов.
      — Решили погубить мою репутацию? Или талию?
      Талия у Алекто, между прочим, была. Видимо за счет метаболизма и пеших прогулок.
      — Ну что с вами делать, не снотворное же вам давать… Пойдемте.
      Сплетя крендельком руки, они вышли на сонную улицу.
      — Между тремя и пятью я обычно стараюсь спать, — объяснял Игорь. — А перед этим поесть. Тогда мне удается удержать себя на ногах в полдень. Правда, я немногим отличаюсь от зомби в это время. А насчёт репутации я не понял — разве это не Лангедок? Разве лишний кавалер разрушает, а не укрепляет репутацию порядочной женщины в этих местах?
      — Лишний, — улыбнулась Алекто, — укрепляет. Единственный — разрушает.
      Из-за заборчика донесся храп с присвистом.
      — Что это? — спросил Игорь.
      — Соседская сигнализация. Она, кстати, вчера сдала вас с головой. А сейчас спит в саду. Поздравляю — теперь вы слышали, как храпят болонки.
      Мужчина и женщина шли под руку ночью по прекрасному старому городу и говорили о деньгах.
      — А вы часом не знаете, кому можно сдать новехонькую коллекционную яхту в прекрасном состоянии? Потому что это совершенно не наш круг общения и интересов, а триста тысяч вернуть хочется. Собственно, ради этого и покупалось.
      — В какой стране? В России я мало кого знаю, а вот в Швеции или Финляндии… Но это вообще не дело. Вам — нам нужны совершенно другие деньги. Иной порядок. Раньше партии решали часть проблемы посредством членских взносов, но сейчас это не очень реально, и приток не соразмерен расходу, и такие финансовые потоки — ещё один фактор риска.
      — Ну, это стартовый капитал. Хотя в какую именно аферу мы его вложим — пока ещё не придумали. Как-то не до этого было. Антошка помаленьку играл на бирже — так можно что-то наколдовать, если осторожно. На жизнь хватило бы, но для финансирования акций это слезы. И ещё у нас совершенно мертвым грузом лежат остатки братиславской добычи.
      — Есть вариант. С высоким начальным риском.
      — Контрабанда?
      — В некотором смысле. Пакет законов об экологии очень сильно ограничивает возможность развёртывать определенные производства. Особенно в зелёных, «лёгочных» зонах.
      — Таких как Бразилия или Сибирь?
      — Да. Но торговля все равно идёт. У меня есть подозрение, что в ближайшее время «Орика» создаст «независимую» компанию для таких операций. Им недавно объяснили, насколько опасно делать такие вещи напрямую. Я полагаю, они будут счастливы, если кто-то разделит с ними финансовый риск.
      — Это хорошо. Это просто здорово. Только…
      Ветер донес до них звук, очень подходящий старому городу Ниму, но очень нехарактерный для середины 22-го века: цокот копыт по брусчатке.
      — Четвёрка, — на слух определил Цумэ. — Я ошибаюсь, сударыня, или вы точно знаете, кто здесь имеет привычку ездить четвёркой?
      Алекто не ответила.
      — А скажите, мадемуазель, есть ли у вас сейчас при себе такой необходимый в хозяйстве предмет как пайцза?
      — Естественно. Она входит в комплект с кийогой. Проблема в том, что её нет у вас.
      — Нет, — Игорь качнул головой. — Это совершенно никакая не проблема. Но лучше все же, если вы сейчас скажете мне, кто это — и пойдете домой. Как можно скорее.
      — Молодой человек, во-первых, вы обещали мне курицу в шоколаде. Во-вторых, мчаться с моими габаритами — неприлично. В-третьих, это высокий господин Франсуа Тален и ему что-то около 80. Местный. Региональный куратор. Здесь — особенно южнее — есть варки и постарше, но мало кто идет в администрацию. Лангедок…
      — Какой, к черту, молодой, я вам ровесник, если не старше. Охрана? Варки, люди? Численность? Вооружение?
      — Варки и люди. Обычно трое и кучер. Два на два. Здесь спокойно. Здесь, если бы не другие варки, он мог бы и один ездить.
      — Са бон, как говорят в этих местах, — Игорь выхватил комм и нажал кнопку экстренного набора. — Ребята, тревога. Тут местное начальство четверней гоняет. При кучере и охране. Может быть, охотится.
      Карета показалась в конце улицы.
      — Андрюха, мы в четырёх кварталах ниже по той же улице, где живет Алекто. Да бегите же! Пропал вечер.
      — А не резать всех подвернувшихся вам старших вы не можете? — координатор «Свободной Луны» излучала хищное любопытство и вовсе не собиралась бежать, а, наоборот, явно собиралась наблюдать из партера.
      — Да дался он нам — резать его без подготовки… Это только на крайний случай. Если что, постараемся его на варков списать. Ну, хотя бы в тень отойдите, а?
      — Есть, — фурия встроилась в нишу и встала там как родная. Если бы кариатиды носили брюки и мешковатые пиджаки.
      Карета остановилась. Бесшумно приоткрылась дверь — несмотря на стилизацию под 18 век, экипаж был выполнен из современных легких материалов и снабжён всей необходимой автоматикой.
      Высокий господин, выглянув из глубин салона, что-то спросил по-французски или по-окситански, Игорь не разбирался в этих тонких дефинициях.
      — Извините, я не понимаю, — ответил он по-немецки.
      — Я спрашиваю, чей ты, — повторил высокий господин.
      — Я — сам по себе мальчик. Свой собственный.
      Тонкие брови господина Франсуа сдвинулись, гладкий лоб прорезала единственная морщинка. Он был очень красив, этот господин Франсуа. Тут был не только варковский метаболизм, но и своя порода. Точёный нос, высокий чистый лоб, большие глаза… Александр Блок — вспомнил Игорь. Вот на кого это мурло похоже, особенно в шляпе.
      — Кто пометил тебя?
      — Так вот, как это выглядит… — пробормотал Игорь по-русски, больше для ребят и Алекто, чем для себя — и перешёл на немецкий: — Не знаю. Она мне не представилась.
      Насколько Игорь был знаком с клановыми «понятиями», инкогнито неудачливой охотницы давало господину Талену право закончить дело. Но если бы он назвал имя, его могли и проверить.
      — Подержанные вещи… — сказал варк, а потом по-французски обратился к Алекто.
      — У неё есть пайцза, — сказал Игорь.
      — Я спрашивал не об этом. Я не обеспокою вашу спутницу. В консервах есть своя прелесть. Заходите.
      Игорь махнул рукой Алекто и шагнул вперед. Двое варков обыскали его — весьма поверхностно. Потом вспрыгнули обратно на запятки. Третий так и сидел на крыше, четвертый правил. В салон не сел ни один. Прекрасно. Прекрасно.
      Двери закрылись, карета тронулась с места.
      — Что меня больше всего восхищает в агнцах, — проговорил господин Тален, вынимая яблоко из хрустальной вазы, прикрепленной к стене кареты держателем в форме золотой сирены, — это способность к самопожертвованию. Хотите яблоко? Это из моего сада. Кто вам эта женщина? Жена, любовница, сестра, подруга? В любом случае ей ничего не грозило. Почему вы не попытались убедить меня в том, что принадлежите другой? Почему не солгали? Почему сели в мою карету — вы же знаете, что вас вынесут из неё только мёртвым? Почему вы не боитесь, в конце концов?
      Игорь хрустнул яблоком.
      — Я больше люблю сорт «гольден», — сказал он. — Бояться смысла нет. И я так подумал: если я не сяду в вашу карету — вы поедете дальше, и ваши орлы затащат в нее кого-то ещё. У кого совсем не будет никаких шансов.
      — А у вас они есть? — улыбнулся варк.
      — Сто из ста, — улыбнулся в ответ Игорь.
      «Готовность два, — сказал Эней. — Мы впереди, сейчас снимем охрану».
      — Понимаете, — Игорь уронил огрызок в пепельницу, выдернул из кольца салфетку, аккуратно вытер руки. — Австралийская коричневая змея, например, опасна не только тем, что смертельно ядовита, но и тем, что по окраске её часто не отличишь от ужа.
      «Кончай выпендриваться, — сказал Эней. — Готовность один, сейчас дёрнет».
      Варк неуловимо выхватил откуда-то пистолет — красивую старинную игрушку, двуствольный «деррингер».
      — Серебро действует на людей так же верно, как и на нас, — сказал он. — И вряд ли ты быстрее пули.
      Игорь поднял руки в старинном жесте сдачи.
      — Я только одно хочу спросить напоследок. Вы и в самом деле увидели во мне «агнца»?
      Тален удивленно вскинул брови.
      — Большое спасибо, — сказал Игорь. — Вы сняли камень с моей души.
      Наверху кто-то вскрикнул, что-то упало с крыши. Тален вскинул голову и пистолет, Игорь левой рукой рванул золоченый карнизец, на котором держалась занавеска. Карета была сделана на совесть, человек бы разве что ткань разодрал, а тут трубка вылетела из стены с болтами, и дальний конец заехал Талену по плечу. Вообще-то недостаточно сильно, но выстрел (однако, успел) ушёл в сторону — и второй тоже, но это уже без всякого вмешательства со стороны Игоря — просто карета слишком резко остановилась.
      Когда дверь распахнулась, Игорь заорал только, не видя, своим или чужим:
      — Не лезь!
      В тесном пространстве кареты размахнуться было негде — поэтому противники рвали и ломали друг друга, и Игорю весьма пригодились уроки Хеллбоя. Господин Тален был достаточно стар, чтобы не чувствовать боли, но и Игорь вошел в такой кураж, что не обращал внимания на свои раны.
      Роковую ошибку варк совершил, попытавшись ухватиться за шнурок, на котором висел подарок сестры Юли, серебряный образок Матери Божьей Грузинской. Освящённое серебро оставило на руке вампира ожог, варк страшно завопил.
      — Что, не нравится?! — проорал в ответ Игорь и, воспользовавшись паузой в доли секунды, ухватил варка за голову и со всей силой ударил этой головой в сирену с хрустальной вазой.
      — Цитадель поднята по тревоге! Снитчи СБ в воздухе. Три минуты на отход! — крикнул Эней. — Кончай развлекаться!
      Держа высокого господина в жёстком захвате правой рукой, Игорь протянул левую назад и принял рукоять стилета.
      — Господин Тален, у вас есть пять секунд, чтобы покаяться перед смертью и умереть как человек. Скажите про себя: «Иисус Христос, сын Божий, прости меня, грешника». Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
      Стилет вошел варку в сердце. Игорь разжал правую руку и задом выбрался из кареты, напоследок вонзив нож в сиденье, чтобы счистить кровь.
      Обмякший господин Тален упал головой вперед, Эней ухватил его за вьющиеся длинные волосы и подтянул к выходу так, что голова свесилась из дверей. Блеснула и свистнула катана.
      — В лучших традициях Великой революции, — сказал Игорь. — Вив ля републик Франсэз!
      Они находились на мосту. Внизу вяло ползла по камням река, сзади распластались на брусчатке четыре тела — ага, это вы, ребята, обогнали их на нашем «шариоте» и захлестнули за фонарь молекулярную проволоку, потом осталось только остановить сам экипаж, и добить всех, кто шевелится.
      Эней достал из сумки спрей-стекломой и опрыскал сиденья, замызганные кровью Игоря. Предназначенный для удаления грязи и жира, стекломой прекрасно растворял человеческие ткани. И горел — Эней бросил в карету пиропатрон — горел тоже неплохо. Пламя лизнуло занавески — они понравились огню. Одежда мсье Франсуа понравилась значительно меньше, огонь задумался, потом явственно икнул — и выбросил протуберанец.
      — Смываемся, — Эней прыгнул за руль «рено-шариот». Костя отпустил головных в упряжке коней, которых держал, поглаживая их морды и что-то нашептывая, чтобы успокоить — кони почуяли кровь и огонь, и, нервно всхрапывая, топтались на месте. Стоило Косте отступить в сторону и с криком хлопнуть вороного по крупу — как вся четвёрка понеслась вперёд. Пламя вырвалось из салона и затрепетало на встречном потоке воздуха, как золотая кисея. Игорь впрыгнул в «шариот».
      — На пол, — скомандовал ему Эней. Цумэ забился под сиденье. Костя сел, развалившись небрежно, ногами загораживая Игоря. Эней рванул машину с места и повёл к «Арене».
      Когда машина выехала на площадь и остановилась, Костя недоуменно помотал головой:
      — Да это ж Колизей.
      Отливающее жёлтым в свете прожекторов здание действительно было похоже на Колизей — даже характером повреждений.
      — Это копия. На 24 тысячи мест, — сказал очень знакомый голос. Из-за столика под навесом — на юге хозяева кафе не затаскивали столы на ночь в помещения — поднялся призрак императрицы. — А здесь, кстати, пешеходная зона. И если нас застанут, то ещё и оштрафуют. Помимо всего прочего.
      «Я ей сказал, — подумал Игорь, — что мы сработаем под варков… И она пошла прямо сюда. Хорошо, что мы её уже выбрали и не надо голосовать второй раз».
      Эней сунул пинч-гранату в карман, подхватил у Кости мешок и пошел к воротам.
      — Там внутри должен быть деревянный помост, — сказала ему вслед Алекто. — Концерты сегодня и завтра.
      — Сядьте за руль, — сказал Игорь с пола. — Загоните машину на парковку. И попробуйте раздобыть для меня что-нибудь длинное и тёмное.
      — У меня есть идея получше. — Алекто загнала машину задом в какой-то проулок. — Подождите немного.