Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Рассказы о животных - Тито

ModernLib.Net / Природа и животные / Сетон-Томпсон Эрнест / Тито - Чтение (Весь текст)
Автор: Сетон-Томпсон Эрнест
Жанр: Природа и животные
Серия: Рассказы о животных

 

 


Эрнест Сетон-Томпсон

Тито

1

Если бы не маленький камешек, мой рассказ никогда не был бы написан.

Этот камешек, лежал на дороге в Дакоте и в одну жаркую темную ночь попался под ноги лошади, на которой ехал пьяный пастух Джек. Пастух соскочил на землю, чтобы посмотреть, обо что споткнулась лошадь. Спьяну он выпустил поводья из рук, и лошадь умчалась в темноту. Пастух Джек понял, что лошади ему не догнать, улегся под кустом и захрапел.

Золотые лучи утреннего летнего солнца дрожали на вершинах деревьев. По дороге, идущей вдоль Верхнего ручья, пробиралась старая самка шакала. В зубах она несла кролика на завтрак для своих детенышей.

С давних пор скотоводы этой местности вели ожесточенную войну с шакалами. Капканы, ружья, яд и собаки почти совсем уничтожили шакалов, а те немногие, что остались в живых, научились остерегаться на каждом шагу.

Поэтому старая самка шакала скоро свернула с проезжей дороги: все места, где ступала нога человека, грозят шакалу гибелью. Самка шакала прошла по краю невысокой гряды холмов, потом перебралась через кусты остролистника, озабоченно внюхалась там в выветрившийся уже запах человеческих следов и побежала к другой гряде холмов. Здесь на солнечной стороне была пещера, где жили ее детеныши. Около пещеры она осторожно покружила, сделала несколько прыжков в разные стороны, потянула носом воздух. Запахов, грозящих опасностью, она не почуяла. Успокоенная, она приблизилась ко входу в свое жилье и тихо фыркнула.

Из пещеры, около которой рос куст шалфея, выскочила целая куча маленьких шакалов, прыгавших друг через друга. Отрывисто лая и визжа, точно щенята, они накинулись на завтрак, принесенный матерью. Они пожирали мясо, вырывая его друг у друга, а мать смотрела на них и радовалась.

Пастух Джек проснулся на восходе солнца. Он успел заметить самку шакала в ту минуту, когда она перебиралась через холм. Как только она исчезла из виду, он вскочил на ноги, дошел до вершины холма и увидел оттуда всю веселую семью.

Пастух Джек смотрел и думал о том, что за каждого убитого шакала можно получить хорошую денежную награду. Налюбовавшись, он вытащил свой большой револьвер и прицелился в мать. Грянул выстрел, и она упала мертвая.

Маленькие шакалы в ужасе спрятались в свое логово, а Джек завалил камнями вход в пещеру и ушел. Пленники выли и визжали в темноте.

Весь день они просидели в темной норе, удивляясь, почему мать не приходит кормить их. Уже под вечер они услышали шум у входа, и в норе опять стало светло. Они побежали навстречу Матери, но это была не она. Два каких-то чудовища разрывали вход в их жилье.

Примерно через час люди добрались до конца пещеры и тут, в самом дальнем углу, нашли мохнатых светлоглазых детенышей, сбившихся в один пушистый комок. Сильным ударом лопаты приканчивали они беспомощных и дрожавших от ужаса зверьков и одного за другим кидали в мешок.

Каждый звереныш вел себя перед смертью по-своему. Одни из них визжали, другие рычали, когда их вытаскивали из норы. Двое или трое попробовали даже кусаться.

Когда люди убили шестерых, они заметили в глубине пещеры седьмого, последнего зверька. Он лежал совсем тихо, с полузакрытыми глазами. Вероятно, ему казалось, что так его не заметят. Один из людей поднял его, хотел было прикончить, но вдруг, неожиданно для себя самого, пожалел.

— Джек, — сказал он, — если этот еще жив, возьмем его на ферму. Я его подарю ребятам. Пусть возятся с ним, как со щенком. Если тебе жалко потерять полдоллара за шкуру, я тебе верну его когда-нибудь потом.

— Ладно, как хочешь, — вяло ответил Джек, вытирая о землю окровавленную лопату.

Итак, последний детеныш живым попал в мешок, где лежали его мертвые братья. Даже в мешке он не ворочался и не визжал.

После долгой тряски мешок открыли, зверька вытащили — и он очутился перед целой толпой детей.

— Собачка! Собачка! — весело кричали они. — Почему она такая маленькая, а голова у нее такая большая? Почему у нее такая острая морда?

Мексиканец, который был в это время на ферме Чимни-Пот, объяснил детям, что это не собака, а «койотито» — маленький койот, степной шакал.

Звереныша стали звать Койотито, а потом, для краткости, просто Тито.

2

Оказалось, что это самка. Она была хорошеньким маленьким зверьком с пушистой шерстью. С виду она была похожа на щенка, но для игры с ребятами не годилась.

Тито ела все, что ей давали, но ни с кем не дружила и никогда не выходила на зов из своей конуры. Она боялась людей потому, что они были с ней грубы и часто вытаскивали за цепь, если хотели ее видеть. Тогда она страдала молча, а иногда прикидывалась мертвой.

Среди детей фермера был тринадцатилетний мальчик Линкольн. Впоследствии он стал похож на своего отца, доброго, мужественного и умного человека, но в то время он был беспощаден и жесток.

Подобно всем своим товарищам. Линкольн мечтал сделаться пастухом и поэтому все время учился бросать лассо — длинный кожаный аркан для ловли животных. Но ловить ему было некого. Набрасывать лассо на столбы и пни очень скучно. Ловить братьев и сестер ему запрещали. Собаки удирали от него, как только видели его с арканом в руках. Оставалось охотиться на Тито. Несчастная жертва скоро поняла, что спасение можно найти только в конуре. Стоило ей выйти наружу, как на нее со свистом летела петля. Тито припадала к земле и таким образом избавлялась от аркана.

Но когда Тито настолько наловчилась, что поймать ее стало невозможно, жестокий мальчишка придумал новое развлечение. Он достал большой капкан для лисиц, врыл его в землю у самой конуры и сверху прикрыл разными объедками. Через некоторое время Тито, привлеченная запахом пищи, осторожно подкралась к приманке и одной ногой попала в капкан. Мальчик наблюдал за нею из укромного местечка. Он издал боевой индейский клич и бросился к ней. Он накинул на Тито свое лассо и с помощью младшего брата, своего способного ученика, высвободил ее из капкана прежде, чем старшие открыли его проделку.

Два-три подобных опыта внушили Тито смертельный страх перед капканами. Она скоро научилась узнавать запах стали и избегала капканов, несмотря на то что Линкольн чрезвычайно искусно закапывал их в землю.

Тито сидела на цепи. Однажды цепь распалась, и Тито попыталась бежать. Нерешительными шагами вышла она из своей конуры, волоча за собой цепь. Но один из рабочих увидел Тито и выстрелил в нее мелкой дробью. Ожог и нежданная боль заставили ее сейчас же вернуться в единственное убежище — конуру.

Тито снова посадили на цепь. Теперь Тито знала, что следует бояться не только капканов, но и ружей.

Скоро она узнала, что есть и другие опасности.

Линкольн не раз слыхал от взрослых, что шакалов часто уничтожают отравой. Ему пришло в голову проделать опыт над Тито.

Добыть стрихнин

было трудно — взрослые его слишком тщательно прятали. И вот Линкольн достал крысиной отравы и дал ее Тито в куске мяса. Стоя у конуры, он спокойно ждал, чем кончится его опыт, как профессор химии, приступающий к новому исследованию.

Тито понюхала мясо. Всякую вещь необходимо прежде всего проверить носом. Носу пища показалась подозрительной — он различал в ней три запаха: мяса, человеческих рук и еще чего-то незнакомого. Так как это незнакомое не пахло ни капканом, ни порохом, Тито решила съесть мясо. Но через несколько минут после того, как она проглотила кусок, у нее сильно заболел живот, а потом с ней сделались судороги. Сильным напряжением воли она заставила себя отрыгнуть отравленное мясо.

После этого она с жадностью набросилась на какую-то траву и проглотила несколько стебельков. Не прошло и часа, как она совсем поправилась.

Линкольн закатил ей такую дозу яда, которая могла бы убить целую дюжину волков. Если бы он дал ей меньше, она, вероятно, почувствовала бы боль в желудке слишком поздно и не успела бы отрыгнуть отраву.

С того времени Тито навсегда запомнила особенный запах крысиной отравы, от которой бывает так больно.

Кроме того, Тито научилась пользоваться травами — целебным средством, которое природа почти повсюду заготовила для нее. С тех пор как только она чувствовала боль, она бросалась искать траву.

Спустя некоторое время один родственник прислал в подарок Линкольну бультерьера. Собака доставила много радости Линкольну и много горя шакалу. Мальчик постоянно натравливал на Тито свирепого бультерьера. Тито еще тверже запомнила, что в случае опасности лучше всего тихо и скромно лежать на земле.

Но не думайте, что Тито всегда была тиха и скромна. Она научилась огрызаться. Она охотилась на цыплят, бродивших по двору. Притворяясь спящей, она незаметно следила за ними и, когда они подходили к самой конуре, внезапно набрасывалась на них и хватала самого неосторожного цыпленка.

В довершение всего, она раздражала людей своим пением: пела она по утрам и по вечерам.

За эту страсть ее много раз били. Как только хлопнет дверь или форточка, Тито переставала петь и удирала в конуру. Она знала, что вслед за стуком в нее полетит палка, или камень, или заряд мелкой дроби. С каждым днем все больше рос ее ужас перед людьми и ружьями.

Почему она любила петь, никому не известно. Песня ее состояла из отрывистого лая и жалобных воплей. Все собаки сочувственно отвечали на ее пение, а однажды даже дикий шакал отозвался из-за далеких холмов. Обычно Тито пела в сумерках и на заре, но иногда и в лунную ночь она заливалась воем, заслышав какой-нибудь внезапный шум.

В самой глубине своей конуры Тито запрятала маленькую кучку костей, а перед конурой зарыла в землю несколько кусков мяса. Это были запасы на случай голодовки. Она прекрасно помнила, где лежат ее сокровища.

Если она замечала, что люди узнавали, где зарыты ее запасы, она при первой возможности зарывала их в другое место.

Прошел год с тех пор, как Тито попала в неволю. За это время она совсем выросла и приобрела много опыта, за который ее дикие сородичи нередко расплачивались жизнью. Тито познакомилась с капканами и ружьями и научилась бояться их. Она навсегда запомнила, как пахнет ядовитая приманка и что надо делать, если нечаянно проглотишь отравленное мясо. Она поняла, что ее вечерние и утренние песни должны быть как можно короче. Она научилась ненавидеть и бояться собак. А тверже всего она запомнила правило: когда опасность близка, приникни к земле, ничего не делай и не шевелись, чтобы тебя не заметили.

Тито была уже взрослой, когда хозяин фермы купил двух чистокровных борзых. Он думал с их помощью истребить последних шакалов, которые еще нападали на стада в окрестностях фермы.

Для того чтобы испытать своих новых борзых, он решил натравить их на Тито. Ее посадили в ящик и вывезли в степь. Там ее выпустили на свободу и сейчас же вслед за ней спустили с цепи борзых. Тито помчалась со всех ног, подгоняемая криками людей и лаем собак. Борзые летели следом. Спасения для Тито не было. Через минуту собаки должны были настичь и разорвать ее. Но вдруг Тито остановилась, повернула и пошла навстречу собакам, приветливо помахивая хвостом.

Борзые — совсем особенные собаки. Они готовы загрызть всякого, кто бежит от них. Но тот, кто не убегает, а спокойно глядит им в глаза, сразу перестает быть для них врагом.

Так случилось и теперь. Разогнавшиеся борзые промчались мимо Тито, но сейчас же вернулись, смущенные. Фермеры тоже были смущены. Маленькая, смелая самка шакала оказалась хитрее всех.

Тито снова загнали в ящик и отвезли на ферму.

На другой день фермеры решили повторить свой опыт, но на этот раз к борзым присоединили свирепого бультерьера. Как и накануне, Тито смутила борзых своей хитрой уловкой. Но бультерьер не был так вежлив, как борзые. Он ловко схватил Тито за шею, покрытую густой шерстью, и стал трясти изо всех сил. Через несколько мгновений Тито неподвижно лежала на земле. Фермеры стали расхваливать храброго бультерьера, а борзые в это время шныряли кругом, растерянные и недоумевающие.

Все думали, что Тито околела. Один англичанин, приехавший поглядеть, как травят шакала, попросил позволения взять себе на память хвост «этого странного животного». Ему разрешили. Он поднял Тито за хвост и одним ударом ножа отрубил у нее половину хвоста. Тито грохнулась наземь с пронзительным визгом и сейчас же кинулась бежать. Оказалось, что она все время только притворялась мертвой. Теперь, обезумев от боли, она помчалась во всю прыть через заросли кактуса и шалфея.

Для борзых убегающее животное — враг, которого нужно во что бы то ни стало настичь. Тонконогие борзые и белогрудый бультерьер стремительно бросились в погоню. Но, на счастье, дорогу собакам перерезал кролик. Потеряв Тито из виду, борзые кинулись за кроликом, который тоже скоро исчез в норе суслика. Так и Тито и кролик были спасены.

Тито чувствовала себя прекрасно, хотя обрубок хвоста все еще сильно болел. Она быстро бежала вперед, скрываясь в кустах и в ложбинах, пока не нашла надежное убежище среди холмов.

3

У каждого дикого животного есть три источника познания. Первый источник

— это опыт предков, инстинкт, переданный ему по наследству. Этот опыт накопился у целого ряда поколений за долгие века борьбы с опасностями. Второй источник познания — пример родителей и других взрослых животных той же породы. Детеныш перенимает обычаи и повадки своего племени. Третий источник познания — собственный опыт.

Наследственный инстинкт не всегда помогает животному, так как он недостаточно изменчив и подвижен, а условия жизни постоянно меняются. Пример взрослых тоже не может научить детеныша всему необходимому. А третий источник знаний плох тем, что личный опыт всегда приобретается слишком опасным путем.

Тито училась жизни не так, как ее сородичи. Собственного опыта она приобрела гораздо больше, чем другие молодые шакалы, но зато она никогда не видела примера старших и поэтому не умела добывать себе пропитание охотой.

Теперь она очутилась на воле. Спасаясь от погони, она только один раз присела, чтобы полизать окровавленный обрубок хвоста. Она бежала и бежала, пока не наткнулась на поселок сусликов.

Тито попробовала поохотиться. Множество сусликов сидело у своих нор и глядело на непрошеную гостью, но все они мигом исчезли, едва только Тито приблизилась к ним. Напрасно металась она из стороны в сторону.

Тито так и осталась бы голодной, если бы ей не удалось поймать в траве на речном берегу двух полевых мышей.

Но через несколько дней Тито уже знала, как добывать еду. Мышей, кроликов, сусликов, ящериц кругом было много.

С каждым днем Тито охотилась все хитрее и удачнее. Раза два видела она за это время людей с собаками. Всякий дикий шакал начал бы на ее месте вызывающе лаять или взобрался бы на холм, чтобы оттуда следить за врагами. Но Тито понимала, что это глупо и опасно. Она только ложилась на землю и замирала. Если бы она бросилась бежать, она неминуемо привлекла бы внимание собак. Так опыт, который она приобрела на ферме, спасал ее от смертельной опасности.

Шакалы славятся быстротой бега. Шакал не верит, что на свете есть животное, которое может догнать его, — он обыкновенно только играет со своими преследователями. Но когда его преследуют борзые, эта игра кончается плохо для шакала. Он слишком поздно соображает, что ему нужно бежать от этого врага всерьез.

Тито выросла на цепи и совсем не умела бегать. Поэтому у нее не было основания доверять своим ногам. Она жила, полагаясь только на свой опыт, и это было для нее спасением.

В течение всего лета Тито оставалась у реки Малой Миссури. Она продолжала учиться охотничьим хитростям и уловкам. Если бы она выросла на воле, она изучила бы эти приемы еще до того, как у нее выпали молочные зубы.

Она старалась держаться как можно дальше от ферм и пряталась, как только чуяла запах человека или незнакомого животного.

Тито провела лето в полном одиночестве. Днем она не чувствовала себя одинокой, но когда солнце заходило, ее охватывало непреодолимое желание петь.

Песню свою выдумала не она сама. С незапамятных времен все шакалы выражали свои чувства в этих диких звуках, в которых чувствуешь и самого шакала и равнину, его породившую. Когда один шакал начинает петь, это так же действует на остальных, как звук трубы или барабана на солдат или воинственный гимн — на индейцев. Всякий шакал, где бы он ни вырос, отвечает на ночную песню. Они поют ее после заката солнца и при восходе месяца. На рассвете степные волки поют самую громкую и волнующую песню:

— У-я-яяя-оо-оо-о-у…

И опять и опять повторяется этот дикий напев. Человеку он кажется однообразным только потому, что он не может различить отдельные звуки — точно так же, как шакал не различает слов в песне пастуха.

Тито по врожденной привычке пела эти песни в положенное время. Но печальный опыт научил ее петь коротко и глухо. Несколько раз она слышала далекий ответ своих сородичей, но сейчас же смущенно замолкала и быстро переселялась в другое место.

Однажды, бродя вдоль берегов Верхнего ручья, она наткнулась на след: очевидно, здесь волокли кусок мяса. Запах был необыкновенно привлекателен, и она пошла по следу. Внезапно Тито натолкнулась на кусок мяса. Она была голодна — теперь ее почти всегда мучил голод. Искушение было велико, и, несмотря на то что запах был совсем особенный, она проглотила мясо. Но уже через несколько секунд она почувствовала ужасную боль. Воспоминание об отравленном куске, который ей подсунул мальчик на ферме, было еще свежо. Дрожащими, покрытыми пеной челюстями она схватила несколько стебельков травы и, изрыгнув отравленное мясо, упала в судорогах на землю.

Этот кусок мяса подбросил Джек. Он нарочно волочил его по земле, чтобы след привел шакала к отраве. Все это проделал он накануне, а утром, проезжая по мосту через реку, издалека увидел бьющуюся в судорогах Тито. Он сейчас же догадался, что яд подействовал, и быстро подъехал к своей жертве. При стуке лошадиных копыт страшным усилием воли Тито вскочила на ноги. Джек схватил револьвер и выстрелил, но только напугал ее. Тито попробовала бежать, но ее задние ноги отнялись. Она собрала все свои силы и кинулась вперед, волоча обе задние ноги.

Если бы она осталась неподвижной, она умерла бы через несколько минут. Но выстрелы и приближение человека внушали ей отчаянную решимость. Она продолжала бороться с собственным бессилием. Омертвевшие нервы ее ног напрягались от этих усилий и должны были уступить воле. Каждый выстрел из револьвера придавал Тито все больше и больше энергии. Новое дикое усилие — и одна нога стала слушаться, еще несколько мгновений — ожила и другая. И Тито легко понеслась вдоль извилистого берега, не обращая внимания на ужасную боль, все еще сводившую ее внутренности.

4

Если бы Джек на этом прекратил свое преследование, она бы, наверно, все-таки легла на землю и тогда бы неминуемо умерла. Но он скакал вслед за ней и посылал ей вдогонку выстрел за выстрелом, пока наконец, на второй миле, Тито не перестала чувствовать боль. Враг принудил ее прибегнуть к единственному действительному средству — к сверхъестественному напряжению сил, которое заставило ожить отнявшиеся ноги. Так Джек спас Тито.

Новые сведения, которые Тито почерпнула из приключений этого дня, сводились к следующему: странный запах этого мяса влечет за собой смертельные муки. Она никогда не забывала этого и с тех пор всегда узнавала стрихнин.

К счастью, когда охотятся с капканами или отравой, не пускают в дело собак, ибо собаки сами могут попасться в капканы или отравиться стрихнином. Если бы в преследовании Тито участвовала хоть одна собака, наша история была бы окончена.

С приближением осенних холодов Тито сделала большие успехи. Теперь она всеми своими привычками походила на обыкновенного дикого шакала и смелее пела свою вечернюю песню.

Однажды лунной ночью, услышав ответ, она отозвалась на голос своего сородича и скоро увидела крупного темного шакала. Он осторожно двигался к Тито. Грива Тито поднялась дыбом. Она приникла к земле и стала выжидать. Незнакомец решительно приближался. Втягивая носом воздух, он направлялся прямо по ветру к ней. Затем он обошел вокруг нее так, чтобы и она могла почуять его запах, и приветливо замахал хвостом. Такое поведение было ясным выражением дружбы. Тито поднялась, помахала обрубком своего хвоста, и знакомство состоялось.

Пришелец оказался очень крупным шакалом, почти вдвое больше Тито, а темная полоса на его спине была так широка и черна, что пастухи прозвали его Оседланным. С этого времени новые друзья стали жить большей частью вместе. Это не значит, что они всегда были друг около друга. Нет, иногда в течение целого дня их разделяло несколько миль. Но с приближением ночи один из них всегда взбирался на какой-нибудь холм и запевал громко:

— Яп-яп-яп йоу-оу-ууу-ууу-ууу…

После этого они встречались в ближайшем убежище.

Оседланный был сильнее Тито, но она была образованнее и умнее и скоро сделалась вожаком; не прошло и месяца, как сначала один шакал, а потом еще два присоединились к ним и стали членами этого свободного союза.

Маленькая, с обрубленным хвостом самка шакала обладала редкими знаниями, которых недоставало другим шакалам. Тито знала, как бороться с хитростями людей. Скоро шакалам стало ясно, что ее способ охотиться был наиболее успешным, потому что, когда они шли без нее, им большей частью не везло.

У одного соседнего фермера было двадцать овец. Стадо стерегла громадная свирепая собака. Однажды зимой два шакала попробовали напасть на это стадо, но дело кончилось тем, что овчарка потрепала их.

Несколько дней спустя стадо в сумерки возвращалось домой. До сих пор никто не знает в точности, как Тито устроила то, что случилось. Ясно только, что она была зачинщиком и руководителем. Шакалы спрятались в ивняке, а Оседланный, храбрый и быстрый, пошел прямо на овец и громко залаял, вызывая врага на поединок. Овчарка прыгнула вперед со свирепым рычаньем и, увидя врага, стала бросаться на него.

Оседланный то подпускал к себе собаку так близко, что она почти могла схватить его, то снова отскакивал и таким образом завлек ее далеко в лес. А в это время остальные шакалы, с Тито во главе, разогнали стадо по двадцати направлениям и, преследуя овец поодиночке, растерзали несколько штук и спрятали их в снегу.

В темноте собака и ее хозяин с трудом собрали уцелевших овец. На следующее утро они убедились, что четыре овцы из стада были загнаны далеко и убиты, а шакалы устроили себе ночью роскошный пир.

Пастух посыпал мертвые тела ядом и оставил их лежать. На следующую ночь шакалы вернулись. Тито понюхала замерзшие тела, различила запах яда, издала предостерегающее рычанье и забросала трупы грязью, чтобы никто из ее товарищей не прикоснулся к ним. Впрочем, один, наиболее жадный, не послушался Тито и набросился на падаль. Скоро вся стая удалилась, а он остался на снегу мертвый.

5

Джек слышал со всех сторон, что шакалы становятся невыносимыми. Он решил серьезно приняться за работу и постараться при помощи капканов и ядов уничтожить хотя бы тех из них, которые жили у Верхнего ручья. Каждую свободную минуту он отправлялся с собаками на розыски по берегу Малой Миссури. Он провел в таких странствованиях целую зиму, и не без успеха: убил двух волков и нескольких шакалов, принадлежавших к стае Тито.

Зима эта ознаменовалась целым рядом набегов, даже подвигов, со стороны шакалов. След на снегу всегда указывал, что вожаком стаи был маленький куцый шакал.

Одно из этих нашествий возбудило много толков.

Однажды под вечер песня шакалов раздалась совсем близко от фермы. Собаки ответили обычным лаем. На вой шакалов бросился бультерьер, потому что только он один не был на цепи. Но он не нашел никого и, рыча, вернулся домой.

Через двадцать минут, уже совсем близко, снова раздался вой шакалов. Терьер опять бросился в темноту. Спустя минуту его возбужденный лай показал, что на этот раз он напал на след. Бешено лая, он летел вперед, пока голос его не потерялся вдали.

Наутро люди прочитали на снегу историю ночи.

Первый раз шакалы запели свою песню для того, чтобы узнать, все ли собаки спущены с цепи. И, узнав, что на воле была только одна, принялись за работу. Пять шакалов притаились у той дорожки, которую они протоптали, идя на ферму, а один выступил вперед и завыл. Пылкий терьер выскочил на его голос, и шакал увлек его в засаду. Что мог сделать он один против шести?

Шакалы разорвали терьера на части и съели.

Это случилось как раз на том месте, где он когда-то напал на Тито. И когда на следующее утро люди разглядели следы, они убедились, что все было сделано по определенному плану и что зачинщиком был и на этот раз маленький короткохвостый шакал.

Фермеры были очень раздосадованы. Линкольн взбешен, а Джек сказал:

— Я уверен, что это наша Тито расправилась с терьером.

6

К весне дружба Тито и Оседланного еще более окрепла. Шакалы, конечно, не дают друг другу имен, как люди, и Тито и Оседланный никак не называли друг друга, но у них был особый звук вроде короткого лая, которым они всегда подзывали друг друга.

Свободный союз шакалов распался теперь сам собой, так как весной вся стая разбилась на пары, и, кроме того, теперь появилось столько дичи, что незачем было охотиться стаей.

Обыкновенно шакалы не спят в норах. Они всю ночь напролет бродят с места на место, а днем спят несколько часов на солнечной стороне холма. Но с наступлением весны их образ жизни меняется.

Когда дни сделались теплее, Тито и Оседланный стали приготовлять логовище для своей будущей семьи. На склоне маленького, залитого солнцем холмика нашли они заброшенную барсучью нору, вычистили, расширили и углубили ее. Набросав в нее кучу травы и листьев, они устроили из нее уютное жилище. Оно помещалось в сухом, солнечном уголке между холмами.

Тито почти все время проводила близ своего нового дома. Оседланный обыкновенно приносил ей пищу, но иногда и сама она отправлялась на охоту в поселок сусликов. Это было то самое место, на которое Тито набрела в тот день, когда добыла себе свободу и потеряла хвост. Если бы она была способна предаваться воспоминаниям, она бы, конечно, смеялась теперь над собой — так глупа была она тогда. Насколько хитрее и опытнее стала она за это время!

Один из сусликов вырыл себе норку в стороне от других. Норка у него была образцовая.

Как-то раз Тито увидела, что этот суслик щиплет траву шагах в десяти от своей норы.

Поймать суслика, когда он один, конечно, гораздо легче, чем тогда, когда он находится в своем поселке, потому что у него ведь только одна пара глаз, чтобы наблюдать за всем окружающим, а в поселке глаз много.

Тито решила воспользоваться случаем. Но как приступить к делу, не имея никакого заслона, кроме низенькой травы?

Белый медведь знает, как приблизиться к тюленю на плоской льдине, и индеец умеет совсем вплотную подойти к оленю, пасущемуся в степи. Тито тоже понимала, как действовать, и начала приводить свой план в исполнение.

Суслик видит хорошо, только сидя на задних лапках; его глаза мало помогают ему, когда он уткнется в траву. Тито это знала. Желтовато-серое животное на желтовато-сером фоне песка и травы делается заметным только тогда, когда начинает двигаться. Тито знала и это.

Итак, не пытаясь даже особенно прятаться, она тихонько пошла по направлению к суслику, держась против ветра, для того чтобы все время слышать запах суслика. Как только ее жертва двинулась вперед, держа что-то в передних лапках, Тито застыла на месте. Но едва только суслик снова уткнулся головой в траву, она решительно пошла вперед, наблюдая за каждым движением зверька, чтобы опять застыть на месте, когда суслик поднимет голову.

Раза два суслик тревожно оглядывался, но, не видя ничего, продолжал пощипывать траву. Расстояние между Тито и ее жертвой скоро сократилось до десяти, затем до пяти шагов, а суслик все еще ничего не замечал. Наконец Тито сделала быстрый прыжок и схватила неосторожного суслика своими острыми зубами.

7

Далеко не все приключения Тито оканчивались так удачно. Однажды она чуть было не поймала маленькую антилопу, но на выручку детенышу явилась мать и копытом чуть не проломила хищнице голову. Тито никогда уже больше не повторяла этой ошибки — у нее пропала охота ловить антилоп.

Раза два ей пришлось вприпрыжку спасаться от гремучей змеи. Несколько раз охотники стреляли в нее из дальнобойных ружей. Но больше всего приходилось ей остерегаться волков. Волк много крупнее и сильнее шакала, но зато шакал быстрее бегает и всегда может спастись от волка в открытой местности. Гораздо опаснее встретиться с волком в каком-нибудь закоулке.

У Тито была странная привычка, иногда наблюдающаяся у волков и у шакалов, — таскать во рту неизвестно зачем на протяжении многих миль всевозможные несъедобные вещи. Много раз бежала она трусцой милю или две, держа в зубах старый рог буйвола или выброшенный сапог, для того лишь, чтобы оставить их, когда что-нибудь другое привлечет ее внимание.

Эта странная привычка послужила причиной гибели нескольких собак с фермы. Джек разложил цепь отравленных кусков мяса на западных холмах. Тито знала, что мясо отравлено, и не трогала его. Но однажды она подобрала два куска и направилась через Малую Миссури к ферме. Она обошла ферму на почтительном расстоянии и, когда услышала собачий лай, с испугу бросила куски. На следующий день собак выпустили погулять. Они наткнулись на отравленное мясо и съели его. Через десять минут на земле лежало несколько мертвых борзых — на сумму четыреста долларов. После этого был издан закон, запрещающий истреблять шакалов отравой. И закон этот был издан из-за маленького короткохвостого шакала.

Тито скоро поняла, что охота — даже на животных одной породы — требует каждый раз особых приемов. Суслик, живущий далеко от своих сородичей, достался ей очень легко. Другие суслики жили совсем близко друг от друга. Посреди их поселка жил аппетитный, толстый суслик, настоящий староста, и Тито несколько раз пыталась поймать его. Однажды она уже подкралась к нему на расстояние прыжка, но вдруг шипенье гремучей змеи предупредило суслика об опасности. Змея не то чтобы имела сама какие-нибудь виды на суслика, но просто не любила, чтобы ее тревожили. И Тито, боявшаяся змей, принуждена была бросить охоту. Открыто напасть на «старосту» было невозможно, так как расположение его дома обращало всех обитателей поселка в его сторожей.

У шакалов есть обыкновение наблюдать с какого-нибудь возвышенного места за всеми, кто проезжает по дорогам, а потом спускаться и обнюхивать следы. То же проделывала и Тито.

Однажды от города по направлению к югу проехала по дороге телега. Тито приникла к земле и стала наблюдать за ней. Вот что-то упало на дорогу. Когда телега скрылась из виду, Тито прыгнула на дорогу, чтобы, по привычке, понюхать след и посмотреть, что упало.

Тито увидела какой-то непривлекательный круглый зеленый предмет вроде листа кактуса, только без игл и с другим запахом. Это было яблоко. Она понюхала его, покатила и хотела уже пройти мимо. Но солнце так весело играло на яблоке и оно так занятно катилось, когда она толкала его, что Тито подняла его и побрела обратно через холм, туда, где жили суслики. Как раз в это время два степных ястреба показались над поселком сусликов, и зверьки, завидя птиц, принялись лаять, неистово помахивая хвостами, а потом попрятались в свои норки.

Когда все суслики скрылись, Тито направилась к жилищу «старосты», на которого она давно точила зубы. Оставив яблоко в каких-нибудь двух футах от края ямы, служившей «старосте» корой, она уткнулась носом в отверстие, чтобы насладиться аппетитным запахом жирного суслика. Его нора пахла вкуснее, чем все другие. Нанюхавшись вдоволь, Тито спокойно улеглась за ближайшим кустом. Спустя несколько секунд какой-то отважный суслик выглянул из своей норки и, ничего не замечая, успокоительно залаял. Один за другим все суслики появились на поверхности, и через двадцать минут поселок оживился по-прежнему. Одним из последних вылез «староста», всегда чрезвычайно заботившийся о своей особе. Он осторожно осмотрелся и затем забрался на верхушку своей насыпи.

Нора суслика устроена наподобие воронки, идущей прямо в землю. Отверстие окружено высокой насыпью. Края насыпи с наружной стороны постепенно сравниваются с землей.

Когда «староста» увидел странную круглую штуку, лежащую около его порога, он испугался. Подробный осмотр убедил его, что штука эта не опасна и, по-видимому, довольно интересна. Он осторожно приблизился к яблоку, понюхал и попробовал укусить его. Но яблоко покатилось по гладкой и покатой почве. Суслик последовал за ним, а яблоко катилось все дальше и дальше. Никакая опасность, казалось, не грозила «старосте»: все его товарищи были на поверхности земли, и он беспечно гнался за катящимся яблоком.

Яблоко катилось к кусту, росшему неподалеку под насыпью. А за кустом притаилась Тито. Она съежилась, напрягла мускулистые ноги и ждала, пока расстояние между нею и сусликом не сократится до трех хороших прыжков. Тогда она, как стрела, пущенная с упругой тетивы, бросилась вперед, и жертва была наконец в ее власти.

Мы никогда не узнаем, была ли простая случайность в том, что яблоко оказалось перед норой суслика, или это было сделано с целью. Как бы то ни было, яблоко на этот раз очень пригодилось Тито. Если бы такой случай приключился еще раза два с Тито или каким-нибудь другим умным шакалом — а обыкновенно такие случаи выпадают на долю умных, — у шакалов легко мог бы появиться новый, всеми признанный способ охотиться.

8

Пришла весна. Казалось, природа сказала себе: «Надо создать место, в котором соединялось бы все, что есть на земле чудесного, — рай для людей, животных и птиц», — и создала эти прекрасные дикие холмы, кипящие жизнью, покрытые тенистыми рощами, широкими степями и сверкающими на солнце озерами и ручьями. Здесь, в этой стране холмов, в этой стране вечно яркого неба и вечно яркой земли, природа щедро рассыпала дары, которые она в других местах распределяет скупо, как золото.

Маленький холмик к западу от фермы покрылся свежей травой. Весна разукрасила землю пестрыми цветами. И даже кактус, самое убогое из растений, удивил мир прекрасным цветком, столь же мало похожим на него, как жемчужина — на свою мать, раковину. В ложбинах и на холмах — везде благоухала весна. Наступал конец зимней голодовке, начиналось летнее раздолье. В это самое время природа повелела наконец маленьким шакалам увидеть свет.

Матери не нужно учиться любить своих беспомощных детей. В своей темноватой теплой берлоге Тито нянчила, лизала и ласкала своих детенышей.

Но любовь к детям так же велика, как и беспокойство за их жизнь. В прежнее время Тито должна была заботиться только о себе. Все, чему она научилась во время своего странного детства, все, что она узнала впоследствии, служило ей только для самосохранения. Теперь она забыла себя ради своих детей.

Главной ее заботой было сохранить свое убежище в тайне. Тито уходила и приходила с величайшей осторожностью и только после того, как внимательно исследовала местность.

Люди знали Тито только как существо с ужасной пастью, с ногами, не умеющими уставать, существо, одаренное необыкновенным коварством и всюду оставляющим за собой следы разрушения. А детеныши знали ее как любящую, нежную кормилицу и защитницу. Она кормила и отогревала их, сторожила их внимательно и умно. Она всегда была готова на отчаянную борьбу и всевозможные уловки для того, чтобы защитить их в минуту опасности.

Новорожденный шакал неуклюж, глуп и для каждого, кроме своей матери, довольно непривлекателен. Но когда глаза его раскроются, ноги окрепнут, когда он научится играть на солнышке со своими братьями и бежать сломя голову на нежный зов матери, принесшей пищу, маленький шакал превращается в самое ловкое, самое прелестное существо на свете. И когда девять детенышей Тито подросли, не надо было и материнской нежности, чтобы с нежностью наблюдать за ними.

Наступило лето. Детеныши ели уже мясо, и Тито с помощью Оседланного была постоянно занята добыванием пищи для себя и детей. Иногда она приносила домой суслика, иногда возвращалась с пастью, полной мышей, а иногда ей удавалось даже поймать большого кролика.

Наевшись, все семейство располагалось на солнышке. Тито всходила на какой-нибудь холм и обозревала землю и воздух своими острыми глазами, заботясь о том, чтобы ни один враг не нашел их счастливого дома. А веселые детеныши играли или охотились за бабочками, или затевали отчаянные схватки друг с другом, или, наконец, теребили кости и перья, валявшиеся у порога их норы. Только один, самый слабенький, как это случается в каждой семье, оставался около матери и карабкался ей на спину или тормошил ее за хвост. Какое это было трогательное зрелище! Тито была горда и счастлива.

9

Пастух Джек был человек предприимчивый и перепробовал много планов разбогатеть, которые лопались один за другим, как только Джек убеждался, что они требуют работы.

Однажды ему пришло в голову, что можно разбогатеть, разводя домашних птиц. Недолго думая, он купил дюжину индюшек и поселил их в углу своей убогой хижины. Два дня индюшки были предметом его нежнейших забот, но уже на третий он предоставил их самим себе. И всякий раз, когда Джек возвращался из странствий в свою неприветливую хижину, он убеждался, что число индюшек уменьшается. Наконец в живых остался всего один старый индюк.

Джека не особенно огорчала потеря, но он негодовал на вора.

Его главным занятием сделалось истребление шакалов. Фермеры снабдили его ядами, капканами и лошадьми; надежный человек получил бы еще и денег впридачу, потому что фермеры — народ щедрый, но Джек не был надежным человеком.

Вести против шакалов серьезную войну было всего удобнее летом, когда все логовища полны детенышей. Есть несколько способов выслеживать шакала. Один из них — влезть на пригорок и следить за шакалом, несущим пищу своим детям. Ленивому Джеку больше всего нравился именно этот способ, потому что он требовал продолжительного и спокойного лежания на земле. Положив рядом с собой подзорную трубу и отпустив лошадь, Джек проводил неделю за неделей на каком-нибудь пригорке. Он громко храпел и лишь изредка оглядывал окрестность сонными глазами.

Шакалы выучились избегать открытых пространств и обычно пробирались домой под прикрытием холмов. Но это не всегда, конечно, удавалось, и однажды взгляд Джека случайно упал на темное пятно, движущееся по открытому склону холма. Джек узнал шакала. Видно было, что он несет что-то в своей пасти, а это означало, что поблизости находится логовище с его детенышами. Джек заметил место и на следующий день вернулся, чтобы снова наблюдать. Прошел целый день, а он ничего не увидел у того высокого холма, к которому шакал нес свою добычу. Но уже на третий день Джек заметил темного шакала — это был старик Оседланный, который нес в зубах большую птицу. При помощи подзорной трубы Джек разглядел, что шакал нес индюка. Он теперь понял, куда девались его индюшки, и поклялся жестоко отомстить врагу, когда найдет его жилье. Он следил за Оседланным, сколько было возможно, и затем отправился на то место, где потерял его из виду. Но тут он не нашел никаких следов и не добрался до холма, возле которого играли дети Тито.

Между тем Оседланный приблизился к этому холмику и издал то тихое рычанье, которое всегда вызывало наружу девять голодных детенышей. Они накинулись на индюка и теребили его, пока не разорвали на куски, а получив каждый свою долю, разбрелись в разные стороны и молчаливо принялись за еду. Лишь изредка издавали они тихое рычанье при приближении кого-нибудь из братьев и сверкали белками глаз, стараясь уследить за всеми движениями соседей. Дело не-обошлось без драки, но заботливая мать тотчас же прекратила грызню, разделив индюка на равные части. Тогда буяны разбрелись кто куда, облизывая губы и покачивая головами, а самый маленький нырнул в нору, с торжеством неся свою добычу — громадную голову индюка.

10

Джек чувствовал себя глубоко обиженным. Он поклялся, что заживо сдерет кожу с маленьких шакалов, когда найдет их, и с удовольствием мечтал об этом. Попытка выследить Оседланного оказалась неудачной, и все поиски его логовища были напрасны, но он был уже готов ко всевозможным неудачам; на случай, если найдет нору, он захватил лопату и заступ, а если не найдет, — белую живую курицу.

Он отправился на полянку недалеко от того места, где видел Оседланного, и там привязал курицу к полену. Курица отбежала, насколько позволяла ей веревка, а затем улеглась на землю, растерянно хлопая крыльями.

Под вечер Тито пошла на охоту. Нора ее была близко, и она строго следовала правилу никогда не показываться на открытом месте. В прежние времена шакалы обыкновенно бегали по самому гребню холма, чтобы глядеть по обе его стороны, но Тито знала, что так ее наверняка увидят, и поэтому всегда пробиралась по склону недалеко от вершины, лишь изредка высовывая морду, чтобы заглянуть через гребень.

В этот вечер она с обычной осторожностью отправилась добывать ужин своим детям, и ее зоркие глаза скоро разглядели белую курицу, метавшуюся из стороны в сторону.

Тито была поражена. Она покружила вокруг птицы, которая как будто заигрывала с ней, но в конце концов решила лучше оставить ее в покое. Она двинулась дальше и вдруг заметила легкое облачко дыма. Направляясь к нему, она наткнулась на стоянку Джека. Тут была его постель, паслась лошадь со спутанными ногами, а на догоревшем костре стоял котелок с чем-то пахнувшим очень знакомо — это был кофе.

Тито сделалось не по себе, когда она увидела, что так близко от ее дома находится человек, но она все же отправилась на охоту. А Джек, на закате вернувшийся вместе с курицей к месту стоянки, так и не узнал, какой гость у него побывал.

11

На следующий день курица опять была привязана на том же месте и уже после полудня попалась на глаза Оседланному. Он остановился, поглазел на нее несколько мгновений, потом уловил направление ветра и осторожно, ползком стал приближаться. Курица забила тревогу, стараясь высвободиться из петли. Но Оседланный сделал прыжок, схватил ее так яростно, что оборвал веревку, и бросился к дому.

Джек было задремал, но кудахтанье курицы разбудило его, и он успел разглядеть шакала. Как только тот исчез из виду, Джек пошел по дорожке из белых перьев. Сначала след был очень ясен, так как курица в борьбе потеряла много перьев, но после того как она испустила последний вздох в зубах Оседланного, перьев стало падать меньше. Джек спокойно и уверенно шел по следу, который тянулся почти по прямой линии. Только раза два произошла досадная задержка: когда шакал немного менял направление или когда на пути совсем не встречалось кустов, на которых оставались перья. Но одного белого перышка на расстоянии пятидесяти шагов от другого было достаточно для Джека, чтобы снова отыскать дорогу. Когда стемнело, Джек был всего в каких-нибудь двухстах шагах от норы, где в эту самую минуту девять детенышей, рыча и давясь перьями, лакомились мясом белой курочки.

Если бы теперь поднялся ветер, один порыв его донес бы до Джека целое облако белых перьев и шум, который выдал бы нору шакалов. Но по воле судьбы вечерняя тишина опустилась на землю, и треск ветвей, которые Джек ломал, тщетно стараясь отыскать хоть одно белое перышко в кустах, отделявших его от пещеры, заглушил все остальные звуки.

В это самое время Тито возвращалась домой, неся в зубах сороку, и напала на следы Джека. В тех краях пеший человек уже сам по себе есть нечто подозрительное, и Тито пошла по следу, чтобы разобрать, куда направился человек. По запаху она сейчас же определила направление. Каким образом это удается животным, никто не знает, но все охотники утверждают, что животное всегда, внюхавшись, разберет, куда ведут следы. Тито поняла, что эти следы направлялись прямо к ее дому. Охваченная ужасом, она спрятала сороку в кустах и побежала дальше по следу. Через несколько минут она почуяла присутствие человека в чаще и поняла грозящую опасность. Поспешно обойдя холмик, она подошла к пещере и предостерегающе тявкнула. Но вид холмика, такого заметного теперь благодаря белым, как снег, перьям, вероятно поразил ее. Она лаем предупредила о приближении опасности, и все затихло на маленькой лужайке.

Тито убедилась, что человек, которого она всегда знала как существо самое коварное, находится близко от ее детей, выслеживает их и, быть может, уже через несколько мгновений будет держать их в своих жестоких руках.

О, какая мука сковала сердце матери, представившей себе эту ужасную картину! Но горячая материнская любовь сейчас же призвала на помощь всю материнскую мудрость. Отослав детей обратно в нору и знаком сообщив о своей тревоге Оседланному, она быстро вернулась к человеку и прошла мимо него. Сама себе не отдавая отчета, она была уверена в том, что человек должен пойти по запаху следов, точно так же, как она бы сделала это сама, и что, конечно, он выберет более свежие следы, которые она теперь оставляла за собой. Она не понимала, что в сумерках все следы были для человека совершенно одинаковы. Она побежала вперед и запела самую дикую и свирепую песню, какую только знала, — ту, которая столько раз заставляла собак гнаться за ней. Пропела и остановилась. Затем подбежала ближе к человеку и запела опять, подбегая все ближе, уверенная, что он последует наконец за ней.

Однако человек не мог увидеть шакала, потому что сумерки уже спустились на землю. Джек принужден был бросить охоту, но он догадался, что вой шакала был не что иное, как голос матери, старавшейся отвлечь его от норы. Из этого он заключил, что детеныши должны быть недалеко и что ему остается только вернуться сюда завтра и докончить начатое дело. Поэтому он отправился обратно к месту своей стоянки.

12

Оседланный думал, что они одержали победу. Он чувствовал себя в безопасности, потому что знал, что запах следов, который мог снова выдать их человеку, исчезнет к утру. Но Тито была менее спокойна. Ведь это двуногое чудовище было так близко от ее дома и от ее детей и всегда могло прийти снова.

А Джек напоил свою лошадь, сварил кофе, поужинал и закурил перед сном сигару, изредка вспоминая о маленьких пушистых комочках, которые завтра утром будут в его руках.

Он уже был готов завернуться в свое теплое шерстяное одеяло, когда где-то далеко в темноте зазвучала песня шакалов. Слышны были тягучие переливы двух голосов. Джек прислушался, злорадно усмехнулся и сказал: «Так, все в порядке. Пойте себе, голубчики. Утром увидимся».

Это был обычный ночной вой шакала. Он скоро умолк. Джек позабыл о нем и крепко заснул.

Тито и Оседланный выли не ради пустой забавы. У них была ясная, определенная цель — узнать наверняка, были ли у их врага собаки. Не услышав ответного лая, Тито убедилась, что собак не было.

Она ждала до тех пор, пока мерцающий огонек костра не потух совсем. Только фырканье лошади, пощипывавшей траву, нарушало мертвую тишину, воцарившуюся на полянке. Тито подкралась так тихо, что лошадь услыхала ее только тогда, когда она была уже футах в двадцати от нее. Лошадь фыркнула, вздрогнула, и веревка, которой она была привязана к колышку, туго натянулась. Тито спокойно двинулась вперед и, широко раскрыв свою громадную пасть, схватила веревку большими, острыми, как ножницы, задними зубами. Она пожевала и легко перегрызла сильно натянутые волокна веревки. Лошадь очутилась на свободе. Она не особенно встревожилась, так как запах шакалов был ей знаком. Сделав несколько прыжков, лошадь остановилась. Стук ее подков разбудил спящего человека. Он привстал, оглянулся, но, увидев, что лошадь стоит неподвижно, снова спокойно заснул.

Тито шмыгнула было в сторону, но теперь снова вернулась, неслышно, словно тень, обошла неподвижную человеческую фигуру и подозрительно понюхала кофе в жестяной кружке. Следом за ней из темноты вынырнул Оседланный, исследовал сковородку, на которой лежала горка сухарей, и забросал ее грязью. Рядом на низком кусте висела уздечка. Шакалы не знали, что это такое, но просто ради забавы разорвали ее на мелкие кусочки. Наконец, схватив мешки, где лежали сало и мука Джека, они унесли их далеко в поле и там закопали в песок.

Причинив таким образом своему врагу как можно больше неприятностей, Тито и Оседланный отправились в поросший лесом овражек. В этом овраге Тито присмотрела уже нору, вырытую каким-то животным, а потом расширенную многими другими — в том числе лисицей, старавшейся выцарапать оттуда обитателей. Тито принялась усердно увеличивать нору. Оседланный следовал за ней в недоумении. И только когда она, усталая, вышла из норы, он полез туда сам и, тщательно обнюхав нору, начал работать, выбрасывая землю задними ногами. Когда позади него выросла целая горка земли, он вышел и отбросил ее подальше. Так работали они в течение многих часов, не обмениваясь ни единым звуком, но тем не менее настолько хорошо понимая друг друга, что один все время помогал другому. И к восходу солнца перед ними была пещера, которая могла бы служить им убежищем в случае опасности, хотя, конечно, эту нору нельзя было и сравнить с их уютным домом на холмике, поросшем травой.

13

Солнце уже всходило, когда Джек проснулся. Как всякий степной житель, он прежде всего обернулся, чтобы поглядеть на свою лошадь. Ее не было. Лошадь для жителей степей — то же, что корабль для моряка, что крылья для птицы. Без нее он беспомощен, без нее он подобен человеку, затерянному в океане, или птице, обломавшей себе крылья. Оказаться пешим в степях — значит, испытать тысячи невзгод. Даже пьяница Джек понимал это. Но, раньше чем он вполне оценил потерю, он увидел далеко впереди свою лошадь, пасущуюся на лугу и все удаляющуюся от его стоянки. Посмотрев внимательнее, он заметил, что лошадь волочила за собой веревку. Если бы веревки на ней не оказалось, было бы совершенно невозможно поймать ее. Тогда бы Джек и не пытался ее настичь, а сразу отправился бы на охоту. В этом случае выводку шакалов грозила бы неминуемая гибель. Но, увидев, что веревка волочится за лошадью, Джек решил попробовать поймать ее.

Из всех вещей на свете, способных свести человека с ума, самая худшая — это когда в погоне за лошадью ему все кажется, что вот он схватит ее. Как ни старался Джек, чего только он ни делал, ему не удавалось приблизиться к лошади настолько, чтобы ухватиться за короткий обрывок веревки. И он метался за ней в разные стороны, пока наконец они не очутились на дороге, ведущей на ферму.

Несчастный Джек, потеряв всякую надежду поймать лошадь, решил следовать за нею пешком к ферме.

Он отмахал уже около семи миль, когда ему удалось наконец снова овладеть своим конем. Он вскочил в седло и в четверть часа пронесся последние три мили, оставшиеся до фермы; тут уж он дал волю гневу и выместил все огорчения этого утра на своей лошади. Конечно, это не принесло ему никакой пользы, но он сделал это просто для собственного удовольствия.

На ферме Джек закусил и, захватив с собой собаку, которая умела выслеживать шакалов, уже далеко за полдень отправился снова на охоту. В сущности, он мог бы и без помощи дворняжки легко найти нору, так как она была всего в каких-нибудь двухстах шагах от того места, где он накануне покинул дорожку из белых перьев.

Джек добрался до цепи маленьких холмов, находившихся шагах в ста от норы, и там почти нос к носу столкнулся с шакалом, держащим в пасти большого кролика. Шакал сделал прыжок назад в ту самую минуту, когда Джек выстрелил из револьвера. А собака, разразившись громким лаем, бросилась вперед.

Джек посылал шакалу вдогонку выстрел за выстрелом, собака гналась за ним по пятам, а шакал, к величайшему изумлению Джека, упорно не выпускал изо рта кролика. Ни один из выстрелов Джека не попал в цель. Перебравшись через холмы, Джек предоставил собаке продолжать преследование, а сам пошел искать нору, которая, по его расчету, была где-нибудь поблизости. Джек знал, что детеныши еще там: ведь он видел мать, которая несла им пищу.

Нору он действительно скоро нашел. Он принялся за работу и целый день провозился с киркой и заступом, расширяя отверстие норы. По всем признакам было видно, что в норе жили шакалы. Полный радостных надежд, Джек все рыл и рыл. После нескольких часов тяжелой работы он наконец добрался до конца пещеры и… убедился, что она была пуста. Он сначала страшно выругался, проклиная свою судьбу, а затем надел свои громадные крепкие кожаные рукавицы и принялся обшаривать нору. Вдруг он наткнулся на что-то твердое

— это оказалась голова его собственного индюка. Вот и все, что он получил за свои страдания и муки.

14

Тито не теряла времени, пока ее враг ловил свою лошадь. Окончив устройство нового жилья, она вернулась в ложбину, устланную ковром белых перьев, и на пороге дома была встречена большеголовым детенышем, удивительно похожим на нее. Она схватила его за шею и понесла в новую берлогу, находившуюся милях в двух от старой. Время от времени она должна была выпускать свою ношу из пасти, чтобы отдохнуть самой и дать передохнуть маленькому. Остановки эти очень замедляли переселение. Переноска маленьких продолжалась несколько часов. Тито не позволила Оседланному перенести ни одного детеныша — вероятно, потому, что он был слишком неловок.

Начиная с самого крепкого и большого, все детеныши были перенесены по очереди, и после полудня в старом доме оставался только слабенький баловень матери. Тито не только проработала всю ночь, роя нору, но сделала за утро около тридцати миль, причем половину этого расстояния она пробежала с тяжелой ношей в зубах. Но ей было рано думать об отдыхе. Когда она выходила из пещеры, держа последнего детеныша в зубах, на вершине того самого холмика, где была ее старая нора, появилась собака, а немного позади — Джек.

Как стрела, полетела Тито, крепко держа своего детеныша, и так же стремительно бросилась за нею собака.

Выстрелы револьвера гремели за нею непрерывно, но ни одна пуля не задела ее. Тито перелетела через гребень холма — теперь пуля уже не могла настигнуть ее. Усталая Тито со своим детенышем мчалась впереди, а громадная разъяренная собака — во всю прыть за нею.

Если бы Тито не была так утомлена и бежала бы налегке, она скоро оставила бы далеко позади своего преследователя, но теперь собака, свирепея, начинала настигать свою жертву. Тито призвала на помощь свои последние силы, стрелой взлетела на холмик и затем, выиграв небольшое расстояние, спустилась снова в долину, где густая трава несколько замедляла ее бег. Но вот опять она очутилась на совсем открытой равнине, и охотник, оставшийся далеко позади, снова увидел ее и начал стрелять с еще большим ожесточением. Правда, пули только взрывали землю и поднимали пыль, но Тито все же приходилось постоянно менять направление, чтобы избегнуть их. Таким образом она теряла драгоценное время, между тем как собаку звуки выстрелов только подгоняли. Охотник узнал Тито. Он видел, что она все еще держит в зубах кролика, и удивлялся ее странному упорству. «Почему она не бросит эту лишнюю тяжесть, когда дело идет о ее жизни?» — думал он.

Внезапно перед Тито открылась ложбинка. Усталая, с тяжелой ношей в зубах, она не решилась перепрыгнуть через нее, а обежала кругом. Но собака не успела еще устать и легко перескочила через препятствие. Теперь расстояние между ними сократилось вдвое. Тито неслась все вперед, стараясь держать своего детеныша повыше, над колючими иглами кустарников. Но при этом она держала его так крепко, что беспомощный детеныш начал задыхаться в ее пасти. Бежать долго с такой тяжестью Тито была уже не в силах. Она хотела крикнуть, призвать на помощь, но шерстяной комок во рту заглушал ее голос. Детеныш задыхался, и когда Тито попробовала держать его немного послабее, он дернулся и вдруг упал в траву, во власть безжалостной собаки.

Тито была гораздо меньше собаки. В другое время она, конечно, испугалась бы, но теперь она думала только о спасении своего детеныша. Когда собака прыгнула, чтобы схватить его, Тито выросла между ними и замерла. Вставшая дыбом шерсть и оскаленные зубы ее говорили, что она решила спасти жизнь своего детеныша какой угодно ценой. Собака не отличалась храбростью, и только сознание, что она крупнее врага и что сзади нее находится человек, ободряло ее. Но человек был еще далеко.

Первое нападение на дрожащего маленького детеныша было отбито, и Тито, воспользовавшись передышкой, громко позвала на помощь. Эхо подхватило этот вопль, так что Джек не мог разобрать, откуда он доносится. Но зато был некто другой, кто услышал этот клич и понял его. Собака снова прыгнула на детеныша, и снова мать отразила прыжок своим собственным телом. Они сцепились в смертельной схватке. О, если бы только пришел Оседланный! Но никто не приходил, и не было больше возможности звать на помощь. Тито упала на землю, борясь до конца, но изнемогая. А храбрость собаки росла, и теперь она думала только о том, как скорее покончить с матерью, а потом растерзать ее беззащитного детеныша. Она не видела и не слышала ничего кругом, но вдруг из ближайшего куста шалфея вылетел какой-то серый шар. Ощетинившаяся собака была отброшена врагом таким же сильным, как она сама. Еще мгновение — и старый Оседланный подмял ее под себя. У собаки не хватило дыхания, чтобы лаем призвать хозяина, скрытого за холмами, и в несколько секунд шакалы растерзали ее.

А затем Тито подняла спасенного детеныша, и шакалы не торопясь побрели к своему новому дому.

В этом новом убежище маленькие шакалы жили в мире и покое, пока не узнали всего, чему научила их родителей жизнь. Там жили и поживали не только они, но и дети детей их.

Бизоны давно перевелись: их истребили ружья охотников. Стада антилоп тоже почти совсем исчезли: собаки и пули доконали их. Старинные обитатели прекрасных степей исчезли, как исчезает снег под лучами солнца, но шакалы уцелели и не боятся исчезновения своего рода с лица земли.

Шакалы остерегаются капканов и ядов, они знают, как провести охотника и собаку. Их увертливость не меньше догадливости человека. Они узнали, как можно жить в стране, населенной их злейшими врагами — людьми.

И всему этому научила их Тито.


  • Страницы:
    1, 2