Омела и меч

— Я должна открыть тебе нечто: мы с Пендоком ведем тебя этой тропой не только потому, что я… я хочу помочь тебе. Тебе не повредят — я даю в этом слово. И я покажу тебе, как добраться до Глочестера, если ты действительно этого захочешь. Но сначала… — она остановилась и принялась теребить полы своего платья… — сначала ты должен встретиться с моим дедом.

— Твоим дедом? Но, Регана, я считал, что у тебя на всем свете нет никого из родных!

— Никого, кроме деда. Он сейчас в Великом Храме камней. В Стоунхендже.

— Почему? — ошеломленно спросил Квинт. — Ничего не понимаю…

— Потому что мой дед — Верховный друид Британии, — торжественно произнесла она. — Он должен быть в Стоунхендже, потому что в эти дни — праздник Луга.

— Юпитер Максимус… — прошептал Квинт, уставившись на нее. — Ты и вправду на редкость необыкновенная девушка. Как только я начинаю думать, что знаю тебя, как сразу открываю в тебе что-то новое и пугающее.

Регана внезапно улыбнулась, как будто открыв ему свою тайну, освободилась от какой-то тяжести, вскинула голову и взглянула на него — насколько он мог быть уверен в лунном свете — с лукавством.

— Я слышала, — с притворной скромностью заявила она, — что маленькие тайны придают женщине больше привлекательности.

Квинт, совершенно сбитый с толку и растерявшись с мыслями, не мог удержаться от смеха. Эта вспышка женского кокетства потрясла его не меньше, чем ее недавнее признание, и доставило удовольствие. Даже слишком, внезапно осознал он, вспомнив клятву Петиллию и Марсу. Сидеть вот так с девушкой, в лесном уединений, при лунном свете, было опасно. Он обнаружил, что бессознательно придвинулся к ней совсем близко, и с облегчением услышал за спиной треск шагов Пендока. С копья гончара свисали три рыбины, и сняв их, он торжественно положил добычу у ног рядом с Реганой.

Девушка сразу же вновь накинула на себя отчужденность как плащ, и принялась чистить и потрошить рыбу своим маленьким железным ножом, а затем жарить ее.

Они поели в полном молчании. Через некоторое время Квинт, швырнув через плечо рыбьи кости, сказал:

— Регана, почему ты настаиваешь, чтобы я встретился с Верховным друидом? Это задержит меня, и… — он не хотел показывать, будто сомневается в ее словах, что ему не причинят вреда, однако она могла переоценивать свое влияние на деда.

— Потому что он очень мудр и могуществен. И потому что… — она поколебалась, — мы не знаем пути до Глочестера. — Вновь последовала пауза размышления, после чего она медленно произнесла: — Конн Лир должен сказать тебе, как добраться.

— Кто! — воскликнул Квинт, — Конн Лир — так звали жреца, которого мы встретили на дороге в первый день в Британии. Значит, он твой дед? Но Светоний приказал схватить его, он послал одного из своих трибунов.

— Никто не может схватить Конна Лира, — сказала Регана, вытирая нож и убирая его в котомку. — Он маг. Он может видеть… и делать то, чего не может никто.

Квинт подумал о странной власти глаз Конна Лира, о своем оцепенении, которое позволило старику бежать — и ему понадобились усилия, чтобы сохранить мужество. Он пытался вспомнить, что Верховный друид говорил в тот день… что знамения и гадания предвещают несчастья римлянам, что он пришел тебя предупредить. Что ж, знамения были верны, дальше некуда — Квинт подумал о гибели Девятого легиона, о бойне в Колчестере и Лондоне. Пока он разговаривал с Региной, важность его миссии в Глочестер была заслонена другими мыслями, но сейчас она вновь обрушилась на него с жестокой непреложностью. Сознание его заметалось в поисках возможности оторваться от Пендока и Реганы и как-нибудь добраться до Глочестера самому. Но он знал, что это было бы глупо. Он доверился Регане и предоставил ей вести его. И обязан продолжать. Но когда они завернулись в плащи и улеглись под деревом, сон Квинта был беспокоен.

Они оставили лагерь, когда лучи рассвета были призрачны. Жуткие тени колыхались под огромными нависающими зарослями, а выбравшись на поляну, они услышали протяжный волчий вой. Лохматый пони Квинта фыркнул и задрожал, прядая ушами. Квинт успокоил его, как успокоил бы Ферокса, по которому сильно скучал. Пендок сделал знак, отвращающий зло, а Регана сказала:

— Волк воет от радости, что его не принесут в жертву, как бывало в старые времена.

— Жертвоприношение волков? — спросил Квинт, радуясь возможности поговорить, поскольку вчерашнее неуютное чувство его не оставляло.

Регана кивнула.

— Прежде многих зверей жгли в плетеных клетках… и не только зверей, но и людей тоже, как… как… — Она умолкла и закрыла глаза.

Квинт понял, что она думает о Боадичее и ужасных ритуалах Андрасты.

Затем Регана продолжала со своим обычным хладнокровием:

— Мой дед верует не так, как Боадицея, хотя и отдал меня под ее опеку, потому что она очень образованна и приходится двоюродной сестрой моему отцу. Вера иценов не истинна, так же как у бродячих друидов, которых губернатор Светоний убивал на далеком острове Энглси. Конн Лир милосерден.

— Рад это слышать, — произнес Квинт так легко, как мог, и собрался расспрашивать ее дальше, но Пендок неожиданно махнул рукой, призывая к молчанию.

Все трое замерли, прислушиваясь. Впереди невнятно раздавались гортанные голоса. Глаза Пендока сузились. Жестом он указал, что если они осторожно отъедут вправо, то проскользнут незамеченными. Квинт развернул пони, но, к несчастью, маленький конек учуял кобылу в приближавшемся отряде и приветственно заржал.

Внезапно голоса стихли.

— Прикрой лицо, — шепнула Регана Квинту, и тот поддернул плащ.

И в следующий миг десяток британских воинов с копьями наперевес выехали из-под деревьев.

Квинт, подогнав коня, загородил собой Регану, и неуклюже перехватил собственное копье, страстно желая, чтобы на его месте оказался привычный меч.

— Погодите! — закричала Регана по-кельтски, обращаясь к воинам. — Погодите! Мы друзья, мы едем как и вы на праздник Луга! Луга, бога света! — Она крикнула это наудачу, поскольку бельги, которых она опознала по татуировкам, могли быть просто бродячей шайкой разбойников, и тут уж ничего не могло бы остановить их оттого, чтобы, по меньшей мере, не отобрать у путников лошадей.

Предводитель отряда, со смуглым злобным лицом и синими полосками на щеках, нацелил свое копье на Пендока.

— Мы убиваем чужестранцев, которые приходят шпионить за нашим священным праздником, — прорычал он, но острие копья опустилось. Его маленькие красные глазки скользнули от Реганы к мужчинам. — Вы не из наших племен. У вас странная одежда! — неуверенно добавил он.

— Но мы не чужаки! — воскликнула Регана. — Посмотри на эту пряжку! Посмотри хорошо… — она указала на бронзовую с эмалью фибулу, удерживающую ее плащ. — Что ты видишь?

Маленькие глазки внимательно вгляделись, затем голова в рогатом шлеме дернулась.

— Я вижу знак красной змеи, — пробормотал предводитель с благоговейным страхом. — Знак друидов. — Он почтительно склонил голову. Его сотоварищи сгрудились вокруг, уставясь на Регану. Затем вожак снова вскинул колье. — Но где ты его взяла? — крикнул он. — Может ты его украла! А этот человек… — Так же быстро, как и легко, его копье метнулось вперед и отбросило полы плаща от лица Квинта. Тем же ударом он сбил с головы Квинта британский шлем. Тот покатился по земле вместе с длинными прядями конских волос.

— Это, конечно, не британец! — завопил воин, глядя на выбритое лицо и короткие кудрявые черные волосы. — Клянусь священными кострами Бельтана, похоже, это…

— Силур из Уэльса, — сказал Квинт, разыгрывая обиженное достоинство, и молясь, чтоб его кельтский звучал понятно. — Ты оскорбил силура!

— Да, — быстро вскричала Регана, — разве такому гостеприимству учил тебя Конн Лир? Тебе должно быть стыдно встречать угрозами тех, кто с миром пришел почтить праздник Луга!

Татуированная физиономия с длинными вислыми усами и всклокоченной густой бородой выразила недоумение. Регана, не дав вожаку времени на раздумья, сказала:

— Мы сейчас едем прямо к Конну Лиру. Следуйте за нами, если хотите, — и ударила пятками в бока пони.

Трое выехали вперед. Белый пропустили их, а потом двинулись следом, переговариваясь между собой.

— Ух, — выдохнул Квинт, — это было близко. — И сейчас еще близко, подумал он.

Трудно было сохранять уверенность из-за этих неумолкающих голосов за спиной, и кожа между лопатками покрывалась мурашками в ожидании свиста копья, что каждый миг могло туда вонзиться.

— Не разговаривай, — произнесла Регана, почти не разжимая губ.

Он кивнул. У всех этих британцев слух был, как у летучих мышей, а лес они знали, как дикие звери. Пендок, не заблудись! — молча умолял Квинт, ибо белый следили за каждым движение гончара, ехавшего впереди. Ясно было, что это проверка. Ни один чужестранец не смог бы найти пути через лес к великой равнине. Если Пендок собьется, нет сомнений, что Квинт найдет точно тот же конец и в той же самой стране, как Гай. А это, мрачно подумал Квинт, никак не входило в мои планы.

Наконец, и совершенно неожиданно, они выехали из леса и оказались на склоне, ведущем к петляющей синей реке.

— Эйвон, — буркнул Пендок. — Река. — Его изуродованная шрамами верхняя губа дернулась, и он повернулся на пони к предводителю бельгов. Указал за реку. — За этим холмом — ров, и селение под названием Ог, и много длинных курганов, насыпанных народом древности, и дальше, к западу — Великий Храм Камней.

Британцы посовещались между собой, затем предводитель сказал:

— Все верно. По крайней мере, ты не чужестранец.

Он метнул еще один подозрительный взгляд на Квинта, не обращая внимания на девушку, и, сделав знак своим людям, потрусил вниз по склону к реке.

— Надеюсь, с ними кончено, — заметил Квинт, пока Пендок вел их вдоль реки к броду.

— Я так думаю, — выдохнула Регана. Напряженные пальцы, сжимавшие уздечку, расслабились. Она взглянула на небо, где солнце уже прошло полпути до зенита. — Скорее, — сказала она. — Мы должны добраться до Конна Лира раньше полудня, когда начнется обряд.

Путь оставался недолог, а ехать по просторным, плодородным меловым равнинам, где дороги были ясно обозначены, было легко. Они миновали земляные укрепления, деревни и десяток торфяных курганов с древними захоронениями. Вскоре после того, как они пересекли реку, то оказались в некоей аллее из одиночных камней, воздвигнутых на высоких берегах по обеим сторонам пути. И они больше не были одни. Все возрастающая толпа народа шла и ехала по этой церемониальной дороге к храму. Все они — мужчины, женщины и дети — держали в руках охапки пшеницы, ячменя или льна. Общее настроение было тихим и благоговейным.

Они встретили несколько удивленных взглядов, но никто не тревожил троих, ехавших в молчании до тех пор, пока не поднялись на холм и не увидели равнину внизу. Тогда у Квинта вырвалось изумленное восклицание. Он не ожидал увидеть несколько грубых камней, кое-как расставленных, подобно тем сооружениям, что они видел севернее, он даже собирался сильно позабавиться контрастом между дикарским храмом и величественными постройками Рима.

Но в Стоунхендже не было ничего забавного. Сама неуклюжесть этого чудовищного сооружения внушала почтительный страх. Во внешнем круге стояло тридцать каменных монолитов. Каждый высотой в три человеческих роста, и каждая пара поддерживала мощную гладкую плиту, все вместе они составляли непрерывное перекрытие. Внутри внешнего круга Квинт видел другие ряды камней — целый каменный лес, но более массивных, и даже сейчас, при полном полуденном солнце, более мрачных и зловещих, чем деревья в лесной чаще.

— Но как могут эти огромные камни стоять да еще поддерживать другие? — воскликнул Квинт. — И откуда они взялись? — добавил он, окидывая взглядом голую травянистую равнину.

— Не знаю, — отвечала Регана, улыбаясь, хотя глаза ее затуманились от радости при виде храма ее детских воспоминаний. Это место всегда было здесь… всегда. Без сомнения, в начале времени Луг построил его для себя — с помощью магии. Так говорит Конн Лир. Я знаю только, что люди древности молились здесь так же, как мы теперь.

Да, конечно, какая-то магия есть в этих мощных камнях, думал Квинт по мере приближения. Он попытался сосчитать молчаливые мегалиты — девяносто? Сто? Двести? Перед глазами у него все расплылось, и не только от солнца. Виной было странное ощущение, наплывавшее из каменного леса.

— Да, — сказала Регана, взглянув на него. — Ты чувствуешь чары. Здесь всегда так. Отсюда мы должны пойти пешком, — добавила она более резко.

Они достигли ограды из деревянных столбов с северной стороны огромного рва, окружавшего Стоунхендж.

Квинт и Регана спешились, привязали пони в загоне, полном белых священных быков, и вернулись, чтобы присоединиться к людям, по одному проходившим в ворота, мимо плоского камня за оградой, к которому они прикасались. Затем они начинали молиться.

— Луг! — пели люди. — Луг, даруй благословение! Они вскидывали лица к сияющим небесам и брели так, простирая руки, среди гигантских камней.

У. входа стоял высокий молодой человек в лиственно-зеленых одеждах и наблюдал за проходящей толпой. В руке он сжимал серебристый березовый жезл, а за спиной у него висела небольшая арфа.

— Это бард, — сказала Регана с радостным узнаванием. — Я должна с ним поговорить.

Бард, принадлежавший к низшему разряду друидов, —улыбнулся и приветливо коснулся руки Реганы, когда девушка показала ему свою пряжку. Она робко спросила о Верховном друиде, и бард слегка нахмурился.

— Конн Лир, — ответил он, кланяясь при этом имени, — в тайном убежище, готовится к церемонии. Его нельзя беспокоить ни сейчас, ни до заката, пока не завершатся все обряды. — Он говорил на очень чистом и торжественном кельтском языке, поскольку его, как и всех бардов, обучали искусству декламации.

Квинт жадно прислушивался к словам барда, и был так огорчен, что не задумываясь, воскликнул:

— Но, Регана, я не могу ждать так долго! Ты же знаешь. Я должен добраться до…

Он проглотил последнее слово, потому что его захлестнула жаркая волна страха. Ибо он заговорил по-латыни. А молодой бард повернулся к нему, грациозно, как кошка, и окинул его пронзительным леденящим взглядом.

— Странно слышать этот язык у врат нашего храма, — тихо произнес он. — Мы не приветствуем здесь римлян… неважно, как… искусно замаскированных.

«Дурак, проклятый пустоголовый дурак!» — выругал себя Квинт. Он понимал, что сейчас бесполезно притворяться силуром. Бард явно отличался незаурядным умом, и на свой лад был гораздо опаснее, чем любая банда диких кельтов.

Холодные, изучающие глаза барда обратились к Регане, так же покрасневшей и напуганной.

— Ты, дева! Я нахожу крайне удивительным, что привела сюда переодетого римлянина и что ты спрашиваешь Конна Лира. До моего слуха дошло, что в других землях сотворили с друидами римляне… и что там не обошлось без предателей и шпионов. — Его взгляд, внезапно ставший угрожающим метнулся в сторону Пендока, стоявшего неподалеку, затем к отряду мужчин в южном боевом вооружении, собравшемуся за воротами. Квинт с ноющим сердцем заметил, что среди них находятся подъехавшие бельги.

— Ты ошибаешься, о бард, в своих подозрениях, — воскликнула, наконец, Регана дрогнувшим голосом. — Отведи меня немедленно к Конну Лиру, ибо я его внучка.

Губы молодого барда сжались, когда он взглянул на иценский тартан Реганы.

— Я никогда не слышал, чтоб у Верховного друида была внучка, — невозмутимо сказал он. — Никто не может тревожить сейчас Конна Лира. Думаю, лучше будет, если ты не потревожишь его вообще. Думаю… — он снова поднял руку и взглянул на воинов.

Он собирается приказать взять нас под стражу или хуже того! — подумал Квинт, но Регана, поняв то же самое, вдруг схватила его за руку.

— Бежим, Квинт! — закричала она. — Бежим в храм!

Прежде, чем ошеломленный бард смог остановить их, они пронеслись мимо, и Регана, подтащив Квинта к наклонному камню, закричала:

— Я призываю защиту! Защиту Луга! Бард подъехал к ним и остановился.

— Ты не можешь коснуться нас! — выдохнула Регана.

— Вижу, тебе известен древний закон, — хмуро ответил бард. — Тогда ступай к камню убежища, и оставайся там, не двигаясь или… наказание тебе известно?

Она склонила голову и молча повела за собой

Квинта по узкой дорожке, пока они не достигли границы великого круга мегалитов. Здесь находился валун, отличавшийся от других формой и цветом. На нем лежала ветка омелы.

— Мы должны оставаться здесь, — сказала Регана, усаживаясь на камень. — Пока длится церемония, мы в безопасности.

— А потом?

— А потом мы должны добраться до Конна Лира.

Квинт стиснул зубы и глянул за ограду, где рыжеволосая голова Пендока возвышалась среди рогатых шлемов бельгов. Значит, они все же взяли Пендока…

— Регана… это бесполезно говорить… но, когда я думаю, как навлек на тебя опасность… почему я не смог прикусить свой проклятый язык… как я мог забыть… я всегда сначала делаю, а потом соображаю… — Он ударил по камню кулаком.

— Неважно, — нежно прошептала она. — Что было, то было. И все будет хорошо, как… как только мы сможем встретиться с Конном Лиром.

Квинт немного поразмыслил.

— Верховный друид будет вести службу, так? Когда ты увидишь его там, — он указал на алтарь, смутно видневшийся сквозь концентрические ряды мегалитов, — не сможешь ли ты добежать до него и сообщить ему, кто мы?

Она покачала головой и печально вздохнула.

— Посмотри за тот камень и за этот.

Тогда он увидел две полускрытые в тени фигуры в белых плащах, молча наблюдавшие за ними — и перед каждой поблескивало золотое копье.

— Они не дадут мне убежать далеко, — мрачно сказала Регана. — Это друиды Правосудия. Камень убежища, где мы сейчас сидим, назывался раньше Камнем Убийств, и может стать им снова.

Да сжалятся над нами боги! — подумал Квинт. Он не призывал ни римских, ни кельтских богов — это просто была отчаянная молитва о помощи.

Припекало солнце, из каменного круга, куда все еще прибывал народ, доносилось ритмическое моление Лугу. Пришел бард в зеленом, не оглянувшись на них, извлекая из своей арфы резкие монотонные звуки! Он исчез в храме. Туда же ушли воины-бельги, все, кроме тех, кто остался охранять Пендока. Квинт и Регана остались одни, если не считать белых фигур в тени. Если бы не они, Квинт взял бы ее руку и сжал в своей. Он не мог больше сдерживать нежности к ней, нежности, смешанной со жгучим стыдом за собственную глупость, ввергшую их в беду. Сидя рядом с ним на камне, она казалась очень маленькой и беспомощной, голова ее поникла, солнечные лучи играли на мягких, волнистых волосах. Несмотря на все опасности, сквозь которые они прошли, он ни разу не видел, что она потеряла мужество, но по напряженности ее взгляда, по тому, как плотно были стиснуты алые губы, он понимал, что сейчас она с трудом сдерживает страх.

— Сага… — по-латыни это означало «дорогая», но он прошептал это слово так тихо, что она не расслышала. — Не надо бояться, — добавил он уже громче. — Мы оба побывали в худших переделках.

— Знаю, — она попыталась улыбнуться, — но так страшно, что мы не сумеем добраться до него… видишь ли, он милосерден, но друиды Правосудия — нет. Думаю, меня из-за моей пряжки они не тронут, разве, что я сойду с камня, но тебя… в тот же миг, когда церемония завершится…

Она сцепила руки и умолкла.

Да, подумал Квинт, они меня прикончат. Римлянину, конечно, не будет дозволено увидеть священные обряды и остаться в живых. Прекрасный тайный агент из тебя получился! Миссия в Глочестер! Он был так уверен в успехе, когда они выезжали из крепости… когда? Меньше двух дней назад. А кажется, месяц прошел. И он еще только на полпути — если, разумеется, путь был бы ему открыт.

Всеобщее возбуждение в храме отвлекло его от черных мыслей. Раздалась дикая, резкая музыка — смешение волынок, арф и голосов.

— Гляди! — прошептала Регана. — Там Конн Лир!

Квинт проследил за направлением ее взгляда и увидел, как с дальней стороны храма, между камнями движется процессия. Это были босые, одетые в белое, жрецы, помавающие ветвями омелы и дуба. Они вели белого быка с позолоченными рогами, с венком из пшеничных колосьев на шее. А позади шествовал удивительный впечатляющий человек, также весь в белом. Голову его венчала золотая корона, украшенная серыми крыльями.

Руки Верховного друида были воздеты в молении, лицо было обращено к небу, пока он шел прямо к середине храма и алтарному камню.

Музыка по мере приближения Верховного друида зазвучала громче. Люди падали на колени, крича: «Луг, осияй нас! Луг! Луг!». Солнце палило над алтарем, где для благословения были разложены ячмень и пшеница. Белого быка подвели ближе к алтарю. Два друида держали его за рога.

Началась торжественная древняя церемония, и полный ритуал занимал много времени, Квинту же с Реганой мало что было видно со своего камня. Но был миг, когда Квинт различил блеск золотого серпа в руке Верховного друида, и как серп взметнулся над быком. Тот рухнул без звука. Кровь из его горла окропила алтарь и народ закричал в экстазе. Это не слишком отличалось от жертвоприношений в Риме, и Квинт знал, что кровавый обряд очищает землю и делает ее плодородной в будущем году. Но других частей церемоний он не понимал. Странные танцы с омелой и дубовыми листьями… женщины в черных одеждах с капюшонами, окружившие алтарь с жалобными причитаниями…

Обряды длились, пока солнце не склонилось на запад и лучи его не коснулись камня, который прежде был в тени. Тогда Верховный друид поднялся на этот камень и заговорил с притихшим народом. Квинт мог расслышать его глубокий звучный голос, но не слова, сливавшиеся в тяжелую трель. Голос словно убаюкивал, и Квинт почувствовал сонливость. Он перестал бояться наблюдающих стражей, перестал беспокоиться и строить планы бегства, он взглянул на Регану и увидел, что она тоже успокоилась, напряжение покинуло ее лицо — на нем было внимание, граничившее с экстазом.

Миновали предзакатные часы, и Квинт, внезапно очнувшись от грез, понял, что время их безопасности почти истекло. Багровые лучи догорали, и солнце наполовину скрылось за холмом на западе.

Верховный друид прекратил речь и указал на солнце. Тысяча голосов немедля возобновила исступленные молебствия Лугу, и страх вернулся к Квинту. Он видел, как начала выстраиваться процессия, которая должна была увести Верховного друида прочь туда, откуда он пришел. Увидел, как бард в зеленом неожиданно возник между ближайшими камнями и его ледяной взгляд, устремленный на них. Увидел, как белые друиды Правосудия переложили копья из левых рук в правые.

Регана также видела все это, и что Конн Лир поворачивается дабы уйти, и смятение и страх, сковавшие ее, исчезли. Как только солнце пропало из виду, она схватила ветку омелы с камня убежища, и вскочив на камень, подняла ветку высоко над головой, так, что последние лучи заката коснулись белых, восковых ягод и бледно-зеленых листьев. И закричала во всю мочь:

— Конн Лир! Конн Лир! Подойди ко мне! Тебя зовет Регана, дочь твоей дочери!

Друиды Правосудия подняли свои копья. Дыхание Квинта перехватило. Казалось, голос девушки не достигает подобного расстояния и заглушён молитвами. Какой-то миг Верховный друид не двигался, потом чуть повернулся в их сторону. Регана протянула к нему руки.

Сердце Квинта глухо заколотилось, и он сделал глубокий вздох. Ибо медленно-медленно, тяжелыми шагами, Верховный друид вышел из святилища и направился к ним.

Конн Лир шел среди лабиринта мегалитов, и люди расступались перед ним. Наконец встал, взглянул на Регану, слегка улыбнулся. Его горящий гипнотический взор смягчился.

— Ты испугана, бедное дитя, — произнес он глубоким, глухим голосом. — Ты не доверяешь моей власти? Однако ты была под защитой все время твоего путешествия. Я знал, что ты здесь, и никакого вреда не принесли бы ни тебе, ни… — мудрое старческое лицо повернулось к Квинту, — римлянину, которого ты привела… молодому человеку, которого я уже встречал раньше.

Регана опустилась на колени перед Верховным друидом и прижалась щекой к его руке.

— Я боялась, — прошептала она, — казалось, что мы окружены врагами и не можем добраться до тебя.

— Этот путь записан на звездах и знамениях, — торжественно сказал Конн Лир. — Через страх и зло ты должна прийти к безопасности. Так же, — добавил он, — как многое там записано о будущем, и настанет в свое время.

Бард жался поблизости, опасаясь говорить, но внимательно слушал. Два друида Правосудия также приблизились, и один из них сказал:

— Великий учитель мудрости… этот римлянин… он видел ваши священные обряды, его нельзя отпускать отсюда… живым. Великий учитель, разве ты не помнишь сон? О предателе, который придет к нам переодетым… римском солдате, что идет призывать против нас других римлян!

Верховный друид поднял руку. Его лицо сильно опечалилось, глаза были устремлены на закат, словно он что-то видел в небе.

— Я помню сон, а также пророчество, друид Правосудия. Тем не менее я говорю — этот римлянин останется жить и продолжит свой путь, невредимым. Довольно! — воскликнул он тоном, исключающим всякое неповиновение, ибо друид Правосудия явно собирался возражать. — Я сказал.

Повинуясь силе яростного, горящего взгляда, друид Правосудия побледнел, и, кланяясь, удалился.

— Освободи Пендока, слугу моей внучки, — обратился Конн Лир к барду, затем повернулся к Регане. — Идем, я должен поговорить с тобой и римлянином.

Глава шестая

Признание в любви. — Трава забвения. — Потеря памяти. — Кельтская пряжка. — Путешествие с Браном, немым проводником.

Верховный друид жил в круглом каменном доме посреди большой рощи древних дубов к северу от Стоунхенджа. В священной роще были и другие строения, составляющие некую академию, где жрецы жили и наставляли тех, кто стремился вступить в их орден. Здесь была школа бардов, носящих зеленые плащи, где они изучали поэтические разделы друидических преданий, тогда, как еще одна школа преподавала более практические знания другому рангу друидов, которых называли оваты.

Когда Квинт и Регана следовали за Конном Пиром, они видели как представители жречества прогуливаются, серьезно беседуя между собой. В роще царило умиротворение, и сумерки бросали таинственные тени на темнеющие дубовые листья. Страх перед смертью оставил Квинта. Когда они вошли в удивительный дом Конна Лира, смятение полностью уступило место почтительной тишине.

Квинт оказался в большой круглой комнате, стены которой были завешены тканью, где были изображены деревья и различные символы. Здесь были пятиконечные звезды, солнце, серп молодой луны, кубок, сиявший рубиново-красным, а омела и другие символы на ветках выглядели такими же реальными, как яркий огонь, пылавший в очаге у двери. Комнату заполняли острые смолистые благовония, курившиеся на бронзовой жаровне. Здесь было несколько деревянных скамеек, стол, постель, смутно видневшиеся в свете мерцающих лампад, но конечно же, не они, и даже не гобелены создавали в комнате такое странное настроение. Посреди нее высилась мощная колонна, и Квинту потребовалось время, чтобы понять, что это живое дерево. Огромный дуб пророс сквозь жилище верховного друида и раскинул ветви высоко над его соломенной крышей.

— О, Конн Лир, — воскликнула Регана, сжав руки, — я помню эту комнату, и этот прекрасный запах, хотя была здесь так давно… и нарисованный лес тоже! — Она подошла к гобеленам и с детским удовольствием нежно погладила их.

Суровое лицо Верховного друида смягчилось при взгляде на нее.

— Ах, малышка, — сказал он, — ты долго прожила в жестокой стране иценов… это было необходимо… такова твоя судьба. Но теперь ты можешь остаться со мной.

Квинт испытал несомненную боль, когда увидел радость в глазах девушки. Разве это будущее было не лучше всего для Реганы? И какое право он имеет на разочарование, оттого что должен оставить ее и продолжать свою римскую военную миссию в одиночестве?

— Садись, Квинт Туллий, — неожиданно произнес Конн Лир по-латыни. — Конечно, — он улыбнулся удивлению Квинта, — я могу говорить на твоем языке, когда хочу, и помню твое имя с нашей последней встречи прошлой осенью на кентской дороге.

— Прошу прощения, — Квинт испытал неловкость при мысли о своей тогдашней тщетной попытке схватить этого самого жреца. — Я должен был исполнять приказ.

— Именно. — спокойно согласился Конн Лир.

Верховный друид снял золотую корону с крыльями, обнажив голову, наполовину обритую в друидской тонзуре.

Под седой бородой Квинт различил камень, пестрый, как змеиная кожа, подвешенный на золотом шнуре, однако, в отличие от первой встречи, не испытывал никакого желания смеяться.

Конн Лир — даже сидя на простой деревянной скамье, в грубом каменном доме в глуши Британии — был наиболее царственной фигурой из всех, кого Квинт когда-либо видел. Гораздо более, чем губернатор Светоний, и, со страхом осознал Квинт, даже более, чем император великий август Нерон, чье пухлое и порочное юношеское лицо возникло в его памяти. Квинт немедля пресек эти предательские мысли. Он встал и, несколько стыдясь столь непатриотичного сравнения, резко заявил:

— Я здесь не останусь, Конн Лир. Я должен идти своим путем. Твоя внучка обещала мне…

Он осекся, поскольку Регана, сдавленно всхлипнув, подбежала к Верховному друиду и бросилась к его ногам.

— Да, это правда, высокочтимый мой дед. Прости, что я привела сюда римлянина. Но ты знаешь как переубедить его и отвратить от цели! Ты, Конн Лир, знаешь искусства, которые заставят его увидеть, что его намерение — ужасная ошибка.

— Регана. Ты обещала мне! Я доверился тебе… Думаешь, если ты так быстро говоришь по-кельтски, я ничего не понимаю? Ты обещала мне, что покажешь дорогу в Глочестер!

Она вскинула голову, устремив на него взгляд. Его лицо было таким же белым, как плащ Верховного друида, губы дрожали, когда они отвечала:

— Да, обещала — если ты захочешь пойти.

— Но ты думала, что я не захочу? Ты хотела добраться до Конна Лира только для того, чтобы он подчинил мой разум, как наверное, он сделал на Кентской дороге! Регана, теперь я вижу, что мы происходим из разных народов, мы и мыслим по-разному. Я был дураком, что верил тебе! — сглотнув, он перевел возмущенный взгляд с Реганы на Верховного друида, который встал между разгневанными молодыми людьми, и сказал: