Стальные стрелы

Начальник РУБОПа вспомнил рассказ своего шофера.

28 мая, в День пограничника, генерал отправил хороший подарок «погранцам», у которых РУБОП официально выкупил часть территории и оборудовал ее под свой гараж. Видеодвойка «Самсунг» и большой телевизор этой же фирмы должны были помочь скрасить пограничникам рутину службы. Подарок повез личный шофер генерала и пара ребят из СОБРа, чтобы вынести все это добро на сцену.

Сейчас видеодвойка – это прошлый век в развитии техники, хотя и двадцати лет еще не прошло, а современная молодежь даже и представить себе не может подобную конструкцию, но знающий человек скажет, что по тем временам это был царский подарок.

Милиционеров встретили, обрадовались и торжественно усадили в зале, чтобы они присутствовали на церемонии награждений и поощрений.

Парни из РУБОПа удивились предельной скупости материальных премий, выдаваемых на этом профессиональном празднике. Самая большая премия была размером в 300 рублей, ею наградили командира части. И дальше шло по нисходящей, и даже вручали премии размером в десять рублей! Когда пограничникам начали вручать эти десятки, собровцы уже не хлопали. Они молча смотрели на офицеров, которые выходили и под аплодисменты всего зала принимали эти подачки. По реакции собравшихся ребята с удивлением сообразили, что пятьдесят рублей для этих людей считались пусть скромной, но неплохой суммой. Рубоповцы понимали, что такое издевательство над пограничными войсками ФСБ стало возможным не потому, что их начальство вдруг перед праздником разворовало все деньги, предназначенные для награждений, а потому, что эта некогда мощная организация, известная всей планете под названием КГБ, сейчас совершенно уничтожена и довольствуется жалкой ролью падчерицы на обеде у злой мачехи и ждет, пока ей бросят кусочек даже не пирога, а сухаря, чтобы не сдохла раньше времени…

Тогда еще водитель шепотом предложил собровцам скинуться и насобирать еще на несколько премий. Зарплата офицеров РУБОПа на тот момент была около трех тысяч рублей.

Генерал моментально вспомнил об этом эпизоде (водитель не удержался и рассказал, когда вез шефа домой) и хмуро кивнул. Хоть у него и имелись претензии к «соседям», так унижать их было нельзя.

– Сейчас мы опираемся в Северо-Кавказском регионе только на вашу организацию (генерал готов был поспорить на что угодно, что его собеседник только в последний момент удержался и не сказал – «к сожалению»), но я повторяться не буду насчет исправления ситуации… расскажите мне лучше о деятельности комиссии по освобождению заложников. Ее возглавляет Берестовский. Чем они там занимаются на самом деле и чего стоят их действия, и вообще, как все это выглядит.

Грузный седой человек в специально пошитом на заказ штатском костюме сразу все понял. Директор ФСБ хочет перепроверить свою информацию и, возможно, взглянуть на знакомую картину с другой стороны. Ведь начальник Северо-Кавказского РУБОПа на сегодняшний день отлично знал расстановку и степень значимости политических и криминальных группировок на подведомственной ему территории. Как говорится, сам Бог велел…

Генерал недобро сощурился. Берестовский… бывший заместитель секретаря Совбеза… крупнейший финансист России, уже давно мелькавший на экранах телевизоров. Человек, внезапно ставший миллиардером и известный своей близостью к «семье». Альтруист, который решил освобождать захваченных в плен россиян, выплачивая огромные выкупы чеченским бандитам из своих личных капиталов, нажитых непосильным трудом. Он возбуждал у генерала неприятное чувство. Возможно, потому, что о его сомнительных делишках начальник РУБОПа был хорошо осведомлен хотя бы в силу того, что эта организация действовала на его территории (их штаб находился в Пятигорске).

По внимательным глазам хозяина кабинета начальник единственно влиятельной силы на Юге России (не считая, конечно, опозоренную армию) понял, что действия всесильного Берестовского не у всех и не всегда находят одобрение.

«Вот и хорошо, – устало подумал генерал. – Мне он тоже не нравится… но я-то ничего не смогу с ним сделать, а вот этот товарищ, видимо, постарается».

– Берестовский мне мешает, – хмуро сказал гость и осторожно потянулся к маленькой фарфоровой чашечке. – Примерно месяц назад мои люди перехватили радиопереговоры между Арабом и Балаевым. Дело было так. Группу Араба, около сотни человек, которые переправлялись через Терек на Ставрополье, «прихватил» спецназ ВВ и армейцы. Зажали их в излучине реки и накрыли из артиллерии и минометов. Араб вышел в эфир и начал спешно молить Балаева, чтобы тот выручил его. Обещал любые деньги и все, что угодно, в обмен на то, чтобы Балаев (а он болтался недалеко от Терека, мы знали об этом) ударил бы сейчас по федералам. Мой заместитель срочно позвонил в Ставрополь, военным… мол, еще немного нажмите и Арабу конец. Ему ответили, чтобы он не лез не в свое дело, а еще через полчаса бандиты благополучно вырвались, потому что пушки внезапно замолчали… я знаю, что Берестовскому позвонили, и он вмешался в ситуацию…

Генерал зло посмотрел на чашку в руке и со стуком поставил ее на стол. Затем опомнился и виновато кашлянул. Действительно, чашка была не виновата…

– Разберемся, – тихо и недобро произнес хозяин кабинета. Он задумчиво кивнул головой: – Что еще?

* * *

– Надо двух человек. Кавказца и русского. Они будут сопровождать Зернова в Ингушетию как охрана. Пусть едут по «гражданке»… у тебя есть что-нибудь помощнее автоматов Калашникова?

– Да сколько угодно, товарищ полковник… Когда выезд?

– Через сорок минут. Пусть ждут Зернова, он сам к ним подойдет.

– Я понял, товарищ полковник.

Командир СОБРа подождал, пока первый заместитель генерала положит трубку, и только после этого аккуратно положил на рычаг свою.

Затем он позвонил дежурному и поинтересовался личным составом, который сегодня заступил в суточный наряд.

* * *

– Мне, пожалуйста, «стечкин», «Клин», «макар», «Кедр», «ВСК», «ВСС», «изделие девять-А»… – Алексей вдруг увлекся. Неожиданно для себя он решил вспомнить, какие виды оружия хранятся в «оружейке» СОБРа. Но предпенсионный Славик молча прервал его словоизвержение, сунув собровцу «ПМ» и пистолет-пулемет «Кедр».

– Едем в Ингушетию, ребята, – сказал Зернов, как только служебная «шестерка» выехала за ворота Управления. – Мне надо с одним человечком там увидеться… а по легенде мы приехали покупать оружие, если что. Мы с Алексеем из Ставрополя, а Сафар нам помогает передвигаться по Кавказу. Встреча будет один на один, вас я взять с собой не могу, сами понимаете, конспирация.

Алексей хмуро кивнул. Разумеется, тот «человечек», который «сольет» информацию, в этот момент совсем не захочет видеть рядом с собой совершенно посторонних ему людей.

– Так что… сначала в Назрань заскочим, а там по ситуации.

Алексей откинулся на сиденье и принялся бездумно глядеть на знакомую дорогу. Что и говорить, поездка не обещала быть легкой, хоть и считалась совершенно рядовой для оперативника РУБОПа.

В этой республике, вплотную граничащей с Чечней, бандиты, уголовники и боевики чувствовали себя вполне непринужденно, особенно после неудачной для России Первой чеченской кампании.

Президент Ингушетии то ли не хотел менять ситуацию, то ли не мог. По ментальности, языку и наличию оружия у населения Ингушетия совсем не отличалась от Чечни, кроме того факта, что на ее территории не было войны.

Вокруг любых боевых действий всегда вертится огромное количество людей, которые самым непосредственным образом связаны со стрельбой и убийствами. В Назрани спокойно отдыхали боевики, делали свои золотые дела поставщики продовольствия и оружия, фальшивомонетчики, здесь же можно было «выйти» на крупных торговцев нелегальным бензином или местных «авторитетов», занимающихся похищением людей. Приезд трех вооруженных человек в эту криминальную кухню России мог быть совсем незаметен и совершенно не вызвать какого-либо интереса, если только они не «засветятся» в непредвиденной случайности. Зернов был опытнейшим оперативником, и поэтому можно было всерьез рассчитывать, что они благополучно «сделают» свои дела и вернутся обратно.

В Назрани, маленьком кавказском провинциальном городке, внезапно ставшим столицей республики, было, как всегда, жарко, пыльно, грязно и тесно. Водители машин в редких случаях соблюдали правила дорожного движения, стремясь проскочить первым и обогнать всех, совершенно не обращая внимания ни на сплошную разделительную линию, ни на сигналы светофора. Редкие «гаишники» никого не останавливали.

На «шестерке», конечно, были ингушские номера, и поэтому Зернов нагло «подрезал» зазевавшиеся машины, втискиваясь без сигнала между ними, и пару раз проехал на красный. За ними увязалась белая, полностью тонированная «девятка», все время пытавшаяся обогнать «оперов». Видимо, Зернов серьезно задел честь и достоинство водителя «девятки», когда сделал того на светофоре. Во время очередной остановки на перекрестке Сафар опустил стекло со стороны пассажира («девятка» в это время замерла справа от него, и ее водитель нервно ударял ногой по педали «газа», заставляя дрожать машину от вибрации двигателя) и равнодушно, не поворачивая головы, задумчиво почесал себе небритую щеку коротким стволом «Кедра».

Намек был правильно понят (расследовать стрельбу в городе и искать виновных никто бы и не подумал, уровень криминала в республике был «выше крыши», в крайнем случае провели бы формальные мероприятия, и все – оружие носил каждый уважающий себя ингушский мужчина), и на ближайшем повороте «девятка» отвалила в сторону.

Зернов остановил машину на оживленной улице (недалеко был «круг» с развилкой на Осетию и Чечню) и обернулся к собровцам:

– Я пошел… вон тот дом из красного кирпича. За меня не волнуйтесь, если долго не будет. За пять минут поговорить не получится. Рацию поставлю на «тональник» и возьму «ствол». (Тональным вызовом на рации пользовались как пейджером. Набирался номер нужной рации, и японский приборчик начинал издавать резкие, хорошо слышимые сигналы. Это означало, что на связь вызывается именно та рация, чей код набрали как телефонный номер. При этом можно было абсолютно выключить звук и не напрягать внимания, ожидая, когда в эфире прозвучит твой позывной. В те времена, когда сотовые телефоны были только у полевых командиров, больших начальников и у иностранцев, такие свойства «умной» рации были по достоинству оценены оперативниками, и начальник Управления, который «выбивал» финансирование в Москве, в очередной раз вспоминался добрым словом.)

Зернов проверил, легко ли выдергивается пистолет (в конце девяностых рынок уже успевал за потребностями военных, купить можно было все, что угодно, особенно на вещевых базарах Грозного и Моздока. Поэтому Боря приобрел наплечную кобуру, из которой пистолет не выхватывался по прямой, как обычно, а «выламывался» удобным движением кисти вниз. Такой способ позволял сэкономить доли секунды, что могло в огневом контакте сберечь жизнь).

Затем вздохнул, убрал пистолет обратно, закурил сигарету и не спеша вылез из машины. Покрутившись возле дома, «опер» выбросил «бычок» и, не оглядываясь, вошел в деревянную высокую калитку.

Алексей устроился поудобнее, так, чтобы ему было видна улица в зеркальце заднего обзора, слегка откинул спинку сиденья и принялся равнодушно ждать. Сафар протянул руку и со своей стороны утопил вниз все кнопки на дверях, которые открывали замки. Молча то же самое сделал и Алексей. Они были уже опытные бойцы, десятки раз участвовали в захватах и знали, что обычно водитель во время стоянки машины никогда не закрывает дверцы, если сам находится в салоне. Сколько раз они пользовались этим… обычно на легковой автомобиль «работали» трое собровцев, если позволяла ситуация. Первый на прикрытии, второй открывает заднюю дверь и блокирует водителя или пассажира на переднем сиденье, удерживая того в удушающем захвате, а третий уже надевает задержанному наручники и вытаскивает вон.

В таком «спокойном» городке, как Назрань, в 1999 году могло произойти все, что угодно, поэтому собровцы, внешне совершенно расслабленные, внимательно наблюдали за ситуацией на оживленной улице (улицу они умели «читать», но только на предмет возможной засады и готовящейся к захвату группы, в этом они разбирались) и в любую секунду готовы были применить оружие на поражение.

Они изредка перебрасывались ничего не значащими словами и постоянно оглядывались. Было тепло, светило солнце и в воздухе висела мельчайшая пыль, поднятая проезжавшими машинами. (Эта же пыль, смешанная с водой, зимой и осенью покрывала всю почву, создавая ощущение вечного, не просыхающего болота.)

Состояние улиц было отвратительное, чувствовалось, что администрации города нет до них никакого дела, и Назрань была непозволительно грязна для столицы республики. Мимо них медленно текла пестрая, не слишком разнообразная людская толпа. Вот по тротуару идут девушки в красивых платках и платьях или юбках ниже колен, симпатичные и веселые. Вот компания молодых людей с короткими мусульманскими бородками на худощавых лицах. Они идут, громко разговаривая между собой и не на кого не обращая внимания. У одного из них, крайнего справа, Алексей заметил характерную выпуклость пистолета под летней рубашкой. Еще один из этой компании, очевидно, немного поумнее остальных, несмотря на теплый день набросил на плечи пиджак, чтобы его оружия не было видно.

Сафар обернулся к Алексею, и тот понимающе кивнул.

– Наверное, уже повоевали, сволочи, – негромко проговорил Чижов и уперся ненавидящим взглядом в спину того, кто был в пиджаке. – Уверенно носят оружие, знают, что за них есть кому заступиться… боевики скорей всего.

– Наверное, – пожал плечами Сафар. – Отсюда до Чечни километров сорок по трассе, и они заезжают сюда свободно, они сейчас герои, которые отстояли свою республику от гяуров… а может, это и ингуши.

– Может быть, – пробормотал сквозь зубы Алексей.

(Оба собровца, как уже пожившие на Кавказе долгое время люди и изъездившие его вдоль и поперек, могли, конечно, отличить язык одной крупной кавказской национальности от другой и назвать место рождения человека, но вот различить родственные языки (например, ингушский и чеченский) для них было сложно.)

Алексей и Сафар фиксировали любое событие в пределах видимости, которое заслуживало их внимания. Они отслеживали все машины, которые останавливались недалеко от них, и все группы мужчин среднего возраста, проходящих мимо или находящихся на незначительном расстоянии. Все это делалось автоматически и с должным прилежанием. Формально они находились на российской территории в мирной республике, и сами они были граждане России, но вот попасть в плен (год назад двух «оперов» Управления в аналогичной ситуации захватили в этом же городе) к своим соотечественникам им совсем не хотелось. Или быть расстрелянными прямо в «шестерке».

Вот идет пожилая семейная пара. Старик, даже в теплый день, одет в старые, еще пятидесятых годов, галифе и запыленные хромовые сапоги, важно вышагивает впереди пожилой женщины с тростью в руках. На голове у него невысокая папаха, а голова женщины повязана платком. В руках она тащит тяжелый вместительный черный пластиковый пакет с надписью «БМВ» и еле поспевает за своим мужем. Она одета в темное длинное платье, и видно, что устала. Вот старик внезапно принимает решение перейти улицу как раз перед машиной оперативников. Он медленно перешагивает через невысокий бордюр и вступает на проезжую часть. По сторонам он не глядит. Тут же все движение на улице замирает. Только что несущиеся машины затормаживают с визгом колес прямо перед пешеходом, но старый ингуш даже не поворачивает головы. Не оглядывается он и на свою жену. Он медленно, шаркая ногами в высоких сапогах, наконец-то переходит улицу. Женщина с застывшим от усталости лицом идет вслед за ним, тоже не обращая ни на кого внимания. Никто из водителей не сигналил и ни одна дверца не открылась, чтобы посоветовать старику побыстрее шевелить своими «булками». Пробка образовалась изрядная, дед переходил улицу как раз там, где не было светофора, но он шел, как по тропинке, ведущей к своему дому.

Алексей усмехнулся. Вот оно, уважение к старшему. Но это на Кавказе… А что было бы в России?

Сафару он ничего не сказал. В СОБРе споры и даже размышления на тему «лица кавказской национальности и их отношение к русским или наоборот» никогда не возникали, просто хотя бы потому, что офицерам приходилось постоянно вместе рисковать жизнью независимо от национальности. Вот и сейчас кабардинец и русский, два разных человека, выросшие и воспитанные в семьях, которые отличались друг от друга во всем, кроме понятий о честности и порядочности, знали, что в случае опасности они могут рассчитывать друг на друга. Они знали это оба, поэтому проводили глазами старика, пока он не скрылся за поворотом переулка, подумали об одном и том же и оба промолчали.

Через долгий томительный час (Алексей вздрогнул) в рации резко запищал «тональник» вызова. Сафар схватил ее и поднес к своим губам:

– Слушаю, я Второй.

– Я Первый… – отозвался Зернов. – Как там у вас?

– Нормально… ты как?

– Придется еще ждать.

Если на лицах собровцев отразилась сдерживаемая досада, то в голосе Сафара она никак не чувствовалась:

– Ладно… тогда мы за водой сходим, здесь я кафе недалеко вижу.

– Давайте… и аккуратнее там.

– На связи, если что.

Зернов отключился.

– Чего они там рассусоливают? – пробормотал Алексей. – Давно бы уже все решили.

– Может, ждут кого-то…

Алексей вздохнул. Оперативная работа полна неожиданностей и случайностей, все предусмотреть невозможно, и это ожидание может затянуться на долгое время. А может, встречи не будет, и они приедут сюда еще завтра. Всего-то два часа в дороге… ерунда для оперативных машин…

– Я за водой, – проговорил Сафар и вылез из машины. Алексей последовал за ним. Оставлять своего напарника одного было нежелательно.

Они закрыли машину, перешли на другую сторону улицы и зашли в темное тесноватое кафе, в котором пахло шашлыком. В маленьком зале, в котором стояло всего пять столиков, застланных обыкновенной цветастой клеенкой, никого не было.

Алексей оглянулся, потянул носом и подумал о еде.

– Слушай, давай что-нибудь съедим, а? – проговорил он. – Неизвестно, сколько еще ждать. Может, до вечера.

Эта невеселая перспектива тоже была понятна Сафару, он знал, что об обеде им придется позаботиться самим.

– Ну, давай, – после короткого раздумья кивнул он и отодвинул стул.

К ним уже вышла полноватая темноволосая женщина с аккуратно повязанной косынкой на голове.

Алексей глянул на Сафара.

– Добрый день, – поздоровался кабардинец.

Официантка посмотрела на него, пытаясь понять по выговору, кто он по национальности, и улыбнулась:

– Здравствуйте… что будете кушать? Как обычно, мужчинам требуется мясо? Шашлык…

«Ингушка или чеченка», – подумал Алексей, услышав ее мелодичный акцент с характерным ударением на первом слоге. Он решил, что разговаривать с ней будет Сафар. Он не хотел, чтобы в нем узнали русского. На всякий случай.

Сафар вопросительно посмотрел на своего товарища. Алексей поморщился. Вряд ли в этом заведении делают хороший шашлык… рядом трасса, все рассчитано на то, что люди не будут долго задерживаться…

– Что на первое? – спросил Сафар, зная вкусы своего напарника. Чижов всегда старался есть что-нибудь жидко-горячее, в то время как он сам не упускал возможности уничтожить хорошую порцию шашлыка, даже невзирая на отсутствие хлеба.

– Есть солянка.

– Вот ему солянку. А мне шашлык. И две бутылки лимонада принесите.

Женщина кивнула головой и ушла в подсобное помещение.

Алексей поудобнее поправил «Кедр» под курткой и закурил.

Они только осмотрели принесенную им еду и склонились над тарелками, как дверь в кафе резко распахнулась.

Алексей поднял голову.

На крыльце громко заговорили несколько человек, послышался грубый смех, топот ног, и тот, который открыл дверь, посторонился, чтобы пропустить в кафе четырех своих приятелей.

В маленьком зале сразу стало тесно.

Первым вошел седоватый мужчина среднего роста, в светлой рубашке и темных брюках. Он остановился на середине помещения, упер руки в бока, внимательно посмотрел на сидевших собровцев и громко проговорил:

– Салам алейкум!

– Ва-алейкум ассалам! – ответил ему Сафар. Алексей повторил эту фразу и отвернулся. Он успел поймать особый сосредоточенный взгляд этого человека.

(Обычное кавказское приветствие было вежливой традицией в подобном случае, как и русское «всем доброго здоровья!» при входе в место, где находятся единоверцы. Разумеется, никому и в голову не придет здороваться при входе в ресторан в крупном мегаполисе, но на Кавказе, в маленьких городках, этот обычай еще сохранился.)

Алексей выругался про себя. Не надо было им оставаться. Вошедшие были пьяны, это сразу бросалось в глаза. Теперь просто так не уйдешь… Наверняка потащат за свой стол, будут угощать, полезут с ненужными вопросами. После секундного размышления Алексей встряхнулся и решил на это наплевать. Люди везде люди, и вряд ли собравшиеся здесь будут затевать серьезный скандал. Собровцы вооружены, так что в случае чего смогут оказать сопротивление. Никто свою грудь под пули подставлять просто так не будет… ладно, посмотрим… может, и обойдется.

Приняв такое решение, Алексей успокоился и принялся неторопливо работать ложкой. Он только слегка развернулся на стуле в сторону шумных гостей, чтобы в случае опасности заметить их любое движение хотя бы боковым зрением.

Пока вновь прибывшие шумно рассаживались и одновременно громко разговаривали с хозяйкой кафе, делая заказ, ребята успели быстро поесть и только собрались вставать, прихватив с собой лимонад, как кто-то из гостей протянул руку и бесцеремонно, не спрашивая разрешения, потащил к себе за спинку стул из-за их столика.

Сафар, даже не осознавая, что делает, протянул руку и поставил легкий стул обратно. Вставать и уходить он передумал. Алексей изумленно глянул на друга и тяжело вздохнул.

Ингуш уже осмысленно посмотрел на кабардинца, удивился и разозлился. Ему невозможно было отступить, а извиниться и облечь свою просьбу в вежливую форму даже не пришло в голову. Он, чувствуя, что уже обратил на себя внимание своих товарищей, снова вторично протянул руку к стулу.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.